Замок сломался. На входной двери. Прикрыл, заклинил на сложенный вчетверо листок бумаги, попытался уснуть.
Страшно!!! Придет – не знаю, кто – и сделает, не знаю, что. Украдет. Куртку украдет, паспорт и кошелек из шкафа. Там тысяч шесть должно быть. Остаток. А еда?! Сожрет. И вино выпьет в шкафу. Нет, выпьет-то на кухне. А возьмет в шкафу. Супостат.
А я? Со мной-то что будет?! Прирежет. Однозначно. Они всегда так делают. Лежу, привыкаю к неизбежности и тут – как заточкой под ребро: у меня же шпика копченного кусок в холодильнике, хлеба полбуханки. И сыр, сыр с плесенью в холодильнике! Почти на пятьсот рублей одного сыра. Накупил старый дурак, я же не знал, что так все обернется. Пропали деньги…
Встал, накинул рубашку, вскипятил чайник, ел сыр. Рублей на триста съел. Потом сала рублей на сто пятьдесят. Хлеб не в счет, так, рублей на пятнадцать, больше не смог. Кофе выпил. Две ложки на кружку. Сахару три положил. Сладко, но терпеть можно. Не пропадать же добру.
Убрал остатки в холодильник, деньги перепрятал. Лег.
Не спится чего-то. Мысли всякие. Супостат этот тоже. Не идет зараза. Я так готовился, обожрался, можно сказать, а он не идет. Сходил, дверь проверил – на месте бумажка. Опять лег.
А сна нет. Да какой тут сон. Лежу в родной постели, как Карацупа в засаде. Какой тут сон, когда ждешь его паразита, а он ни в какую. Не идет и все тут.
Лежу, думаю. Хороший замок у меня был. Другие собаку заводят, сигнализацию ставят. А у меня – только замок и я сам. На кого еще надеяться? Никого не впускал чужого. Хороший замок. Весь в меня. Я тоже никого ни в жизнь, ни в квартиру. Мой дом – моя крепость. Зачем мне лишние проблемы? То есть я так всегда был уверен, что никого. Лежу, думаю. Книжку дали почитать, обхохочешься. Потом полистаешь еще, чего-то грустно делается. Нет, я не верю, конечно, чего там пишут. Но, ежели на полсекундочки только поверить и представить – с ума от страха сойдешь. То есть двинешься одномоментно.
Они ведь, писатели эти, что выдумали. Дескать, ходишь всю жизнь по острию ножа. Ну, это правда, тут я согласен. Но дальше-то что: с одной, дескать, стороны лезвия – темная пропасть, с другой – светлое царство. И постоянно, вроде как, по этому лезвию не походишь: либо туда, либо сюда свалишься. Это у них метафора такая. А с другой стороны, кого к себе впустим в гости в этой жизни, к тому и после смерти пойдем. Тоже они говорят. Мол, жил всю жизнь с бесами, в ад и отправишься. Это, если сильно схематично. Я-то с бесами не жил, я даже неженатый, меня не касается. Но, как вспомню метафору ихнюю, вдруг, думаю, правда, тогда – кранты. Я же и Его не впускал. Значится, к Нему меня не повезут потом кони привередливые. Значится, сразу в подвальный этаж и угля побольше.
А что значит, я Его не впускал? Я же не возражал. В принципе. Но с Ним же как: либо все, либо ничего. Замок этот – его же снять надобно. И фигурально, и так. Снять и выкинуть. И с себя тоже все замки: снять и выкинуть. И деньги не прятать, и сыр с салом не жрать втихушку в час ночи. Супостатом никого не считать, особливо знакомых и родных. Много менять надо. То есть все. А, если не менять, то Он не придет. Это значит, и меня к Нему потом близко не пропустят. Вот и думай. С Ним помирать хорошо. А жить – кошмар сплошной и никакого удовольствия. Себя зажать, рот, главное, заклеить, зашить наглухо, законопатить. Чтоб не то что выражений каких не допускать, чтоб, главное, злых слов не говорить. Зубы все ядовитые свои вырвать с корнями. Мысли злые вырвать тоже и не допускать больше. Место это продезинфицировать в организме, где мысли злые рождаются. Или ампутировать начисто, чтобы с гарантией. Вон, как кота – чик и все, тенор. Хриплым, дворовым голосом не орет, гармонию не нарушает. Теперь, как Басков. Полюбить родственников – это ни хухры-мухры, это не дети стран Азии, Африки и Латинской Америки, как на собраниях раньше говорили. Дети далеко, их хоть кто полюбит. Ты родственников полюби попробуй. После этого, если получится, тебе вообще все подвластно.
А, если только языком а-ла-ла, хоть и в нужном направлении, то это не пройдет. Ему замполиты не нужны. Он сам себе замполит. Ему дела нужны. А, главное, в жизнь свою Его впустить раз и навсегда.
Лежу, думаю. Эко меня с сыра плесневелого разобрало. А сам понимаю, частью головы, что ерничество мое Ему как раз и не нужно. Оно как раз меня от Него и уводит. И не в сыре дело. А даже, если и в сыре. Тогда сыр этот мне надобно каждый день по полкило съедать. Может, тогда мало-помалу жизнь на лад пойдет.
Задремал я помаленьку. И снился мне мой новый замок. Только почему-то не на двери. То на губах висит, то руки вяжет кандалами. Ключ искал, искал, а он в нагрудном кармане рубашки, как раз над сердцем. Никак не мог во сне вытащить его из кармана: зацепился, верно, за что-то. Кое-как вытянул. С открыванием вообще замучился. Пока не вспомнил, как терпеливо меня папа мой учил к каждому механизму подходить, как мама мне рубашки порванные зашивала и ни разу не отругала, как любили меня они со всеми моими ошибками и неудобствами. Как только вспомнил, взгрустнулось, конечно, а замок, возьми и откройся. Сам. А, когда рассердился во сне на других людей, защелкнуло замок, да так, что губы свело, и руки заныли. Проснулся от боли в запястьях. Вот, чудо-техника. Хорошо, что только сон.
Проснулся я окончательно. Взбодрился маленько, потянулся. Не беда. Заменю замок, еще круче поставлю. Все это сны и усталость моя. А, когда в ванной руки мыл, глянул, а на запястьях синяки – от наручников остались. И губы болят – вытянул их ночной замок. Вот и думай, как дальше жить.