Это длилось годами. Мне было всего 28, а выглядел я на все 40. Девушки шарахались от меня, как от прокаженного, друзья из университета уже давно позаводили семьи и жили своей жизнью, новых у меня так и не появилось, даже родители не особо охотно разговаривали со мной по телефону, а иногда и вовсе не брали трубку. Я несколько раз хотел покончить с собой, но слишком боялся: боялся боли, остаться инвалидом и того, что будет "после". Я не спивался и не употреблял наркотики, я просто принял свою жизнь и мечтал умереть от быстрой безболезненной хвори.
Однажды мне пришлось проехаться в общественном транспорте домой с работы. Машина была в сервисе, поэтому я пошёл на трамвайную остановку, слушая по пути какую-то грустную мелодию, отлично подходившую к атмосфере того серого дня и моей серой жизни. Зайдя в подъехавший трамвай я заметил хиленького парнишу с пачкой сегодняшних газет. Он стоял в самом начале вагона и что-то говорил пассажирам.
"Очередной бездельник, который лениться пойти на нормальную работу", - подумалось мне, но я тут же себя одёрнул. Надо же, каким жестоким я стал за эти годы.
Во время моих самокопаний мальчик успел заплакать и сквозь слёзы он что-то быстро бормотал, чего я не мог услышать, потому что именно в этот момент в наушниках играло что-то мне незнакомое и тяжёлое. Я вынул наушник и постарался разобрать лепетание парня: " Я несчастный человек! Да, это правда! Когда я говорю то кому-то, то всё считают, что это какая-то чушь. Я больше не могу так жить. Жить в одиночестве и бедности. Никто не покупает у меня эти газеты", - гримасу плача на лице у юнца заменила гримаса злости и разочарования. Люди в вагоне сидели и смотрели в окна, он проходил мимо них и никто как-будто бы его даже не слышал. Я не знаю, что на меня нашло, но я молча подошёл к нему и сунул столько денег, что этого хватило бы купить три таких пачки газет. Это были все деньги из моего кошелька. Парень удивленно взглянул на меня, а я забрал эти злосчастные газеты и вышел на остановке. Меня трясло... Я понимал, что этот мальчик раза в два меня младше, а его жизнь уже предрешена - у него нет будущего. Оставшуюся дорогу к дому я шёл пешком и думал, думал, ругал себя за все свои идиотские стенания и сопли, за свои мысли о самоубийстве, о своей слабости. Только сейчас до меня дошло, что я могу жить так, как захочу, что мне не надо унижаться перед черствыми горожанами и умолять их купить газетку. Я всё понял в этот вечер. Это было моим рождением нанового, потому что всё время до этого я был мёртв.