Оккупация по- русски.
В школе, в которую я поступил через полтора года после окончания Войны - в 47 году, учились одни мальчишки. В то время все школы были либо мужскими - мальчишечьими, либо женскими- девчоночьими. Мальчишки, по крайней мере ,- младшие классы ,- все, как на подбор, стриженные, похожие друг на друга. А я был не стриженным. Один, на всю школу, ибо школа была семилетка. Произошло это исключительно по маминой инициативе.
Во время Войны мама забрала меня и сестру из эвакуации в действующую армию.Мама служила с первых дней Войны медфельдшером, а отец,- начальником артмастерской зенитного дивизиона. Я и сестра остались с бабушкой. Бабушка не вынесла тягот войны,- сначала голод в блокадном Ленинграде, потом голод в эвакуации в Сталинири, нынешнем Цхенвале, куда мы каким-то чудом уехали из блокадного Ленинграда,- и умерла, оставив нас нашим родственникам, которые тоже чудом оказались рядом, тоже в Грузии, тоже в эвакуации. Как мама смогла проехать через всю страну в военное время к нам в Грузию уже в начале 44 года, как ей удалось провезти через всю воюющую страну, а потом сохранить нас в действующей армии и не отдать в детский дом,- не знаю. Отец что-то говорил о том, что маму специально перевели в другую часть, а его судили офицерским судом за нарушение дисциплины. И было за что: два ребенка в действующей армии никак не соответствовали требованиям Уставов. Но ведь Мир не без добрых людей: и судили отца формально, а на деле помогали, подкармливали нас, и маму перевели формально, а она находила время, чтобы отпроситься и навестить нас. Так я и сестра прошли с боями от Любани, что под Ленинградом, до эстонского города Тарту. А раз бои,- значит бомбежки, обстрелы. Вот меня где-то и кантузило. Мама сумела доказать в школе, что меня стричь нельзя, чтобы голову не напекло и чтобы моя кантузия не «разыгралась». Как меня кантузило, я не помню и даже сначала думал, что мама все это придумала, ибо была она очень деловая . Только с возрастом стал чувствовать, что нервы у меня никудышные, «водит» иногда. Видимо, блокада, эвакуация, голод, бомбежки, артобстрелы , одним словом,- война сделали свое дело. Не зря мама берегла мою голову. Всякое могло случиться с шаловливым мальчишкой. Но мне все было нипочем, а вот отец поседел и от войны, и от забот о нас. А ведь был совсем еще молодым. Нынче двадцатипятилетнй балбес еще считается ребенком. А он в двадцать пять уже всю войну прошел, да двоим детям не позволил сгинуть в её жерле. Война ведь никого не жалела. Губила всех подряд.
Вот я в шкулу и пошел уже в Ленинграде не стриженным, а с длинными волосами, да еще и в коротеньких штанишках и чулках на резиночках. Отличался, значит, от других. За длинные волосы, за короткие штанишки, да за папку с нотами, которую я таскал во вторую, - в музыкальную школу, меня часто дразнили «гогочкой». Но дразнили беззлобно. Мне все равно не нравилось ходить с папкой, стучать на рояле гаммы, да и мои локоны мне не очень - то нравились. Это теперь всем подавай что-нибудь «прикольное», чтобы отличаться от других. А в то время щеголять нарядами не получалось. Может быть, нарядов не было, может быть, просто не до этого было. Интереснее было погонять мяч во дворе, поиграть в «красных и белых», в лапту, в прятки, благо двор был заставлен штабелями с дровами. Играли всем двором, а дружил я с Ахметом из нашего двора, который ходил в другую школу, и Сашкой Малевичем из нашего класса. Ходили всегда втроем и величали нас Ахметка, Ржева и Малява. Прозвища эти никем специально не придумывались, а создавались как-то автоматически из соображений простоты запоминания. В качестве основы иногда использовалось имя, иногда фамилия, иногда какое-нибудь характерное свойство мальчишки. По прозвищу было проще запомнить «свой», или «не свой». Иногда прозвища бывали обидными, например, был мальчишка с косинкой в одном глазу. Его прозвали, естественно, «косым». На своих он не обижался, а чужакам не спускал, давал хорошую затрещину. Так мы жили душа в душу до восьмого класса. А в восьмой класс уже пошли в другие школы, поскольку школы перестали быть мужскими и женскими. Меня перевели в бывшую женскую школу, и я забыл своих закадычных друзей, а они, соответственно, забыли меня. Как так могло получиться,- не могу понять. Видимо, молодость не ценит дружбу. С Сашкой мы встретились уже в институте, учились на одном курсе. Но уже той, закадычной дворовой дружбы не получилось,- у меня были свои друзья, у него свои. После окончания института разъехались по разным городам, но потом, правда, оба вернулись в Ленинград, перезванивались. А свела нас троих судьба неожиданно и случайно аж через шестьдесят лет , уже в новом тясячелетии. Кто - то меня окликнул на улице,
- Ржева, ты ?
Я сначал даже не понял, к кому это относится. Около меня стоял рослый улыбающийся, седой здоровяк, совсем чужой и незнакомый мне человек со знакомым акцентом. Неужели Ахмет?
- Ахметка, ты? Во здорово! Откуда? Где был? Что делаешь?
Мы присели на скамейку и Ахмет поведал мне о своей жизни, а я ему о своей. Потом, естественно, вспомнили про Маляву- Сашку, договорились встретиться.
Встретились в субботу у меня на работе. Так лучше, - никому не мешаем, времени, сколько хочешь, никого нет. Разговор, естественно вертелся, в основном , о времени, которое мы провели вместе, - до 14 лет. А когда все воспоминания иссякли, когда мы уже точно знали, у кого сколько внуков, сколько детей, какая у кого пенсия, разговор автоматически, «перескочив» через полсотни лет, увяз в современности. Да и было в чем увязнуть. Вся страна обсуждала украинские события, присоединение Крыма, российский спецназ, который защищал Севастополь и вообще политику и нашу, и Европы, и США. Вот тут и выяснилось , что наши понимания событий совершенно расходятся. У Ахмета , оказывается, были родственники на Украине, в Крыму, которые занимались там какой-то торговлей и постоянно жаловались ему на русских, называя их оккупантами. Судя по всему, они были из репрессированных татар и страшно боялись повторения репрессий. А у Сашки тоже были родственники на Украине, причем из ветеранов Войны, которые жаловались ему на то, что какие-то «молодцы» посрывали у них ордена, георгиевские ленточки и чуть не побили. Старики, естественно были страшно возмущены, поскольку ордена получили , защищая Украину от бендеровских молодчиков.
Я ничего не мог понять, т.к. слово «оккупант», применительно к русскому человеку, я услышал лишь второй раз. Впервые я столкнулся с тем, что меня назвали оккупантом в Эстонии в 62 г. До того момента я совершенно искренне считал оккупантами только фашистов. Я был на преддипломной геофизической практике недалеко от городка Раквере. Моим первым впечатлением об Эстонии было удивление. Я попал просто в «заграницу». Покосившиеся избы, к грустному виду которых я привык , работая на уборке картошки в колхозах, или просто катаясь по пригородам Ленинграда на велосипеде, бедненькие магазины, грязноватые столовки , плохие дороги,- все куда-то исчезло. Я ездил на том же велосипеде по отличным дорогам. Правда они были не асфальтовыми, а гравийными, но очень ровными и ухоженными. Там, в Раквере я купил себе первые джинсы. Правда, материал был, судя по всему, не настоящий джинсовый, а какой-то другой, но покрой, цвет,- все было на высшем уровне, о чем в Ленинграде я даже не смел и мечтать. Мы быстро перезнакомились с местными, поскольку работа состояла в измерениях на маршрутах и приходилось часто проходить мимо разных хуторов, поселений. Конечно, иногда с нами говорили не очень дружелюбно, но после первых слов «тере- тере», что означает на эстонском что-то вроде нашего «привет», начинали улыбаться, а после «палун пима я лейба» (пожалуйста, молока и хлеба), либо продавали немного еды, либо извинялись, но уже на русском, чтобы нас не обидеть, дескать, извините, нет лишнего молока и хлеба. Может быть, действительно не было,- хутор, все-таки, а может быть, просто не хотели разговаривать с русскими, но не грубили. А вот , если мы начинали сразу спрашивать по- русски, дескать « продайте молочка»,- могли грубо сказать тоже по- русски «не понимаем». Но это на хуторах, а в поселке, в котором мы жили, все были приветливыми. Эти дружеские отношения, естественно, приводили к разговорам о том, о сем, в основном, конечно, о том , что мы делаем , зачем. Сельский человек ведь не может знать, что такое геофизика, геология. Во время одного из таких разговоров я и столкнулся с этим словом «оккупанты». Мне было удивительно, что в Эстонии такие хорошие дороги, магазины, дома, было интересно, как это все у них так хорошо получается, а вот у нас нет. Живем ведь в одной стране. Совершенно без всяких дурных намерений я задал этот вопрос одному местному, уже не молодому человеку- трактористу.
-До оккупации было еще лучше,- сказал он, причмокнув слегка.
-Да,- протянул я,- у нас тоже до войны с немцами было лучше.
-У нас было лучше до вашей оккупации,- уточнил тракторист.
Я ничего сначала не понял по сути, но сообразил, что поднял какую-то не ту тему, замолчал, а вскоре совсем забыл об этом разговоре. Впоследствии я иногда наезжал в Эстонию, в основном, за покупками. Привозили отличные мясные, молочные продукты, покупали свитера, кофты, плащи, которые у нас в Ленинграде, да и во всей России, тогда еще - CCCР, были в дефиците. Приехал однажды со своими друзьями в Тарту, чтобы посетить дом известного эстонского писателя Оскара Лутса. Во время Войны в Тарту стояла зенитная часть, в которой служили наши родители, и мы с сестрой жили в этом доме. Сам Оскар Лутс к этому времени умер, в его доме был организован музей, в котором нас встретила его жена Валентина Ивановна. Их сын, оказывается, ушел с немцами и жил в это время в Швеции. Мы мирно побеседовали. Я , конечно, уже ничего не помнил, но Валентина Ивановна нашла в книге отзывов и показала мне мои каракули, которыми я вывел свое имя в пятилетнем возрасте. Мы оставили свои отзывы и уехали. Проехали по всей Эстонии и ни разу не слышали слово «оккупант».
Прошло много лет . На дворе 2014 год. И вот я снова услышал это слово , но уже в связи с событиями в Крыму.
- Как же так,- спросил я Ахмета, рассказав ему свою историю,- эстонцы, жившие в республике, которая находилась в составе СССР, жили значительно лучше, чем мы- русские, которые жили в такой же республике, которая также входила в состав СССР. Если мы оккупанты,- то как может быть так , чтобы оккупант жил хуже оккупированного? Нам тогда объясняли, что надо трудиться, строить коммунизм в нашей стране, а , оказывается, что коммунизм мы строили в других республиках! Получается так, ибо в Эстонии появились и заводы, которые производили лучшие в стране радиоприемники «Эстония», и новые университеты, и современные морские порты, которых раньше не было. Эстония до «оккупации» была сугубо аграрной страной, а «оккупанты» построили заводы, порты, дороги. Когда фашисты оккупировали СССР все было понятно, они открыто возвестили, что являются высшей расой, что все остальные расы должны на них работать, а по сему и заставляли людей на оккупированных территориях жить впроголодь, ютиться в хибарах, а сами при этом «жировали». Оккупанты должны эксплуатировать народ, а не создавать такие условия, чтобы этот народ жил лучше оккупантов. Может быть, я что-то не понимаю?
В моем кабинете оказалась Малая Советская Энциклопедия. Нашли в энциклопедии определение слова «оккупация». Оказывается,- это «временное занятие территории (или части её) какого-либо государства вооруженными силами другого государства. Оккупация фактически влечет за собой временную замену прежней власти новыми властями (оккупационными), которые обязаны поддерживать порядок в занятых районах и уважать действующие в них законы». Получается, что формально тракторист был прав. СССР действительно ввели свои войска в Эстонию в 1939 г. Но вот по существу он был не прав, ибо «оккупанты» не только спасли страну от фашизма, который нарушал все международные нормы, но уже после войны развили промышленность, образование, культуру. К тому же в «вертикале власти» республики находились эстонцы, а не русские. Однако, эстонцы видели, что родственный им народ Финляндии живет значительно лучше их. Понятно, что , если бы они сравнивали уровень своей жизни с уровнем жизни в России, у них не было бы оснований для недовольства. Но ведь каждый хочет жить «как лучше». А до уровня жизни в Финляндии нам всем далеко. Почему далеко ,- это отдельный и длинный разговор. А вот то, что «оккупация по-русски»,- это такое же необъяснимое понятие, как сама Россия, которую «умом не понять»,- это очевидно.
Ахмет упорно продолжал настаивать на том, что русские оккупировали Крым. Я упорно твердил, что , если руководствоваться определением оккупации, найденном в Энциклопедии,- то действия России, в данном случае, никак оккупацией назвать нельзя, ибо ни о каком «временном занятии территории» речи нет, ни о какой « прежней власти» речи нет. Территорию Крыма никто не занимает, власть никто не трогает. Более того, судя по всему, Россия будет вкладывать солидные деньги в развитие Крыма, также, как ранее СССР вкладывал в развитие Эстонии. Какая же это оккупация?
Но у Ахмета был «за пазухой» «сногсшибательный» аргумент:
- татары, - коренное население Крыма, они никогда не поддержат оккупацию,- сказал он.
Тут уж я отыгрался «по полной», вспомнив все, что когда-то читал из истории Руси:
- коренным населением Крыма могут считаться только скифы, да и то только потому, что более ранние племена там не оставили следов, а до татар там были и половцы, и сарматы, и греки, и даже генуэзцы, с которыми постоянно воевали киевские князья. И эти князья никак не могли считаться украинцами, ибо такого народа, или племени в то время просто еще не было. Уже значительно позже, - после нашествия монголов на Русь,- в Приднепровье стали собираться остатки прежнего населения, беглый люд из России, Польши, Венгрии, Турции, называвший себя запорожцами, и селившийся в Запорожской Сечи. Но и запорожцы не стремились появляться в Крыму, опасаясь защитников Крымского ханства, образованного по велению Золотой Орды. Когда этот разноплеменный народ стал называться украинцами, я не знал, в чем и честно признался своим друзьям.
Еще одна история про оккупантов заставила нас окончательно решить, что понятие «оккупация» , как и многи другие понятия , весьма относительно. Где- то в 70-х годах мне довелось бывать на Гавайских островах, и я с удивлением узнал, что местные аборигены очень не любят, когда их называют гавайцами. Они все себя считают американцами. А ведь США действительно не просто оккупировали Гавайские острова в конце 19-го века, а объявили их своей колонией , истребив значительную часть местного населения. Почему же гавайцы не проявляют недовольства своим положеннием? Все объясняется очень просто : гавайцы хорошо живут и давно забыли о том, что они гавайцы, вспоминая о своих национальных традициях только в специальной деревне- музее , где сохраняются живые картины древнего быта полинезийцев- гавайцев. Им и в голову не приходит называть своих колонизаторов - американцев оккупантами. Кто бы им построил Университет? Кто бы помог Гавайским островам стать одним из лучших курортов Мира?
Если бы татары в Крыму могли жить так, как живут, например, северные коррейцы, которых тоже «как бы оккупировали» американцы,- они бы, наверное, не считали русских оккупантами и поняли, что переселение крымских татар было одной из многочисленных несправедливостей , которые перенес весь советский народ- победитель. В числе этих несправедливостей были и явные преступления большевистской власти, например, чудовищное по своему цинизму заключение в ГУЛАГ военнопленных, вернувшихся из Германии после войны, и , практическое, уничтожение в спецприемниках ветеранов войны, изувеченных героев, потерявших и семьи, и здоровье. Несправедливое переселение татар ничем не отличалось по своей несправедливости от переселения немцев Поволжья, или переселения чеченцев и многого , многого другого, что происходило во время Войны и о чем нельзя вспоминать без содрогания. Татары попали «под горячую руку» большевистской власти, которая сгубила не один миллион безвинных людей. Кокое отношение к этим событиям имеют нынешние русские?
Нам остается только низко склонять головы перед всеми несправедливо репрессированными людьми, и только так вспоминать об этом, а не для того, чтобы укорять друг друга в том, в чем мы не виновны.
Какие мы- русские оккупанты в Крыму? Какое для нас значение имеют политические споры? Политика всегда была грязным делом. Нам нечего делить ни с крымскими татарами, ни с украинцами. Вряд ли они что-то выиграют , присоединившись к России, которая живет только за счет природных ресурсов, половина средств от продажи которых « уплывает» в карманы чиновников и миллиардеров. Но, наверное, лучше жить со своими,пусть бедными, но своими, чем с бендеровскими молодчиками, которые , судя по всему, даже не понимают, какую заразу они вырыли из могилы фашизма.
А, может быть, нам вместе удастся обуздать и бендеровцев, и вороватую «элиту»? Дай то Бог!
Ахмет почесал затылок: - и действительно, где они, а где мы? Что это нас понесло спорить?
Саша поддакнул: -что у нас других тем нет? Лучше про Леньку-вора вспомним, с которым играли в лапту . Он был настоящим вором, но у своих , в своем доме никогда не воровал, а сейчас....? Вот об этом надо думать, чтобы мы у себя в стране навели порядок, а украинцы,- чтобы у себя навели порядок. И будем мы жить бок о бок, как добрые соседи. А то, «оккупанты», «кто не скаче,- тот москаль» ! Назвать «колорадами» ветеранов войны и тех, кто из уважения и благодарности к ним носит георгиевские ленточки!....... . А кто от монголов спас всю Европу, а кто от фашизма спас весь Мир, а кто на себе испытал большевизм , а потом нашел в себе силы от него избавиться? «Оккупанты»!? Хотел бы я так жить, как живут те, кого мы оккупировали.
Мы еще долго вспоминали наш общий двор, наше общее детство, решив, что эти ценности стоят значительно больше, чем наши разные мнения в оценке украинских событий. Конечно, мы сочувствуем и переживаем за наших друзей и родных на Украине, но они сами должны договориться и не слушать политиков. А нам не стоит делать этим политикам подарка своими спорами. Политики, вместо того, чтобы объединять людей, делают все для того, чтобы людей разъединять, натравливать друг на друга, устраивать конфликты, войны и получать с этой деятельности свои дивиденды. И будут они это делать до тех пор , пока люди сами не возьмут свою судьбу в свои руки.
Вот такая она, оказывается, оккупация по- русски.
Санкт-Петербург , май 2014 г.