По следам красноармейца Сухова

Стас Литвинов
    Обязательные формальности  “открытия” границы по приходу из иранского порта Ноушехр в порт СССР Красноводск заканчивались. Старший таможенник укладывал в свою папку заполненные таможенные документы и пустые бланки манифеста  о грузе, поскольку на борту оный отсутствовал. Офицер, командир пограничного наряда, ещё раз проверив в “паспортах моряков” поставленные  собственноручно штампы с датой прихода, передал их помполиту. Формальности по приходу были закончены и командир наряда КПП, забрав от трапа своих солдат, вместе с таможенниками покинул судно. Дежурный портнадзора заканчивал оформление выхода в море из порта. Я собирался без малейшей задержки покинуть причал.

    Была середина июля 1977 года, когда теплоход “Повенец” Беломорско – Онежского пароходства, завершив свой рейс Западная Европа – Иран сдачей груза в порту Ноушехр, пришёл для открытия границы в Красноводск, где к нам, северянам, власти относились  дружелюбнее нежели в Баку. Неспешное течение здешней жизни среди, казалось, нескончаемой жары не располагало к суетности. Было невозможно представить себе,  как этот вечный покой может что-то нарушить.

    Но пройдёт всего  13 лет и от нынешнего спокойствия ничего не останется. Туркменистан станет независимым государством, а заново родившееся национальное самосознание народов этого региона будет подсказывать, мол, русские только и делали, что всегда угнетали Среднюю Азию. Бывший член ЦК КПСС, первый секретарь компартии Туркменистана и просто коммунист Сапармурат Ниязов получит скромный титул “Туркменбаши”, что означает“Отец всех туркмен”. Кстати, любовь туркменского народа к своему новоявленному “Отцу” пойдёт ещё дальше. На заводе “Красное Сормово“ будет спущен на воду грузовой теплоход, на борту которого, ещё при жизни “Отца”, будет начертано его название “Turkmenbashi Saparmurat Niyazov”.  Ещё не произойдут кровавые события в киргизском городе Ош и в самом Баку. Ещё будут ностальгически звучать слова студенческой песни 30-х годов :

“Окончен курс и по глухим селеньям
  Мы разойдёмся в разные края.
  Ты уедешь к северным оленям,
  В жаркий Туркестан уеду я...” 

    Мир перевернётся. Исчезнет с географической карты русское название города - "Красноводск", а появится его новое имя - “Туркменбаши”.  Внуки же тех, песенных учителей, врачей, инженеров, кто несли свет знаний и добра, ныне гонимые, будут разными путями, в том числе и на попутных грузовых  судах добираться до ближайшего порта России.  Но это всё будет позже, а пока спокойное течение здешней жизни казалось вечным и мы намеревались, без задержки, следовать на север в “свои воды“.

    За прошедшие три недели путешествия по Каспийскому морю и стоянок в портах, экипаж вдоволь насытился солнцем и здешней жарой.  Вот потому, даже не ступив на причал в порту Красноводска мы снялись со швартовых и пошли заливом на выход в море. Буи, ограждающие канал и выглядевшие неряшливо из-за выгоревшей от жгучего солнца краски, оставались за кормой, удерживая нас в границах фарватера.

    Уже надвигался на судно проход в Красноводской косе, когда в ходовой рубке появился радист и, протягивая мне журнал “Входящие рдо”, негромко произнёс:

- Сюрприз для нас, Станислав Антонович. 

    Открытая  страница своим текстом ломала все наши планы:
“Повенец  км  Литвинову  Следуйте портопункт Куули-Маяк широта...долгота... погрузку  соль 2000 тонн  назначением  Берген Норвегия тчк Трюма должны быть побелены известью тчк ЧГДР“

    Да, распоряжение действительно было неожиданным. На какое-то время во мне возникло чувство протеста, ибо был силён настрой на безостановочное движение из района, где мы устали находиться, но чувство дисциплины взяло верх:

- Штурман! Вот координаты. Где это место?

    Портопункт находился в 40-а милях севернее выхода из Красноводской косы на этом же, восточном, побережье Туркмении. Распоряжение получено и надо срочно готовиться к погрузке соли.

- Старпома прошу в рубку! – объявляю по общесудовой трансляции.

    Знакомлю его с новой задачей: срочно организовать побелку трюмов гашёной известью, запас которой имеем на борту для подобных случаев. Команду извещаем о смене наших планов, что груз на Запад возьмём здесь, на Каспии, и это избавит нас в дальнейшем от каких-либо возможных промежуточных рейсов. Весь экипаж, кроме капитана и повара, расписан по трюмам на случай работ аврального характера при подготовке их к грузовым операциям. Помощники капитана каждый готовит свой трюм. Берег тянется по правому борту невысокими и однообразными песчаными холмами в общем направлении север-юг.  Жгучее солнце быстро высушивает нанесённый на борта и днище трюмов раствор и они приобретают непривычную белизну, под которой исчезает вся ржавчина,  ранее обильно  их покрывавшая.

    Подходим в район назначенных нам координат. Тот же самый однообразно ровный берег, песчаные холмы и несколько маленьких убогих домиков. Около них врыты в песок два огромных резервуара, окрашенных серебрином, как в известном и любимом кинофильме “Белое солнце пустыни”. В одном из подобных баков прятал от Абдуллы его жён красноармеец Сухов. От берега отходит эстакада, на которой установлен транспортёр. По его ленте  соль подаётся в трюма. Эстакада установлена на вбитые в грунт сваи и всё сооружение выглядит, мягко говоря, ненадёжно.  Место погрузки абсолютно не защищено от волнения, что сопряжено с необходимостью внимательно следить за погодой, особенно в осенне-зимнее время.

    Причал занят судном Каспийского пароходства, которое заканчивает погрузку. Встаём на якорь в полумиле (около 1 км) от причала на 10-ти метровой глубине. Прозрачная вода, а поскольку солнце светит со спины, то мне  видно песчаное дно, отдельные крупные камни и наша якорная цепь. Она лежит на грунте полукругом и я вижу свой якорь, который лапами зарылся в грунт.

    Ночь проходит спокойно. С севера наползает лёгкий туман, который приносит влагу. Палуба, люки трюмов и надстройка обильно покрываются крупными каплями воды, которая исчезает на глазах после восхода солнца. Вновь наступает жара. В середине дня каспаровское судно покидает причал, проходит рядом с нами и ложится на свой курс.
 
    Мы выбираем якорь и направляемся к эстакаде. Штиль. На расстоянии длины своего корпуса отдаём левый якорь и, вытравив смычку цепи, разворачиваемся на месте на 180 градусов. Нужно, чтобы якорь остался в створе причала. Закончив разворот, начинаем движение задним ходом и травим якорь-цепь. Наша задача встать на швартовы к эстакаде, но быть готовыми при ухудшении погоды незамедлительно сняться с якоря и уйти в море. Подаём швартовы, выбираем слабину цепи и судно стоит на нужном месте.
 
- Судно ошвартовано, всем спасибо, машине отбой, от мест отойти! – звучит последняя команда.

    Мы уже предупреждены о недопущении на борт посторонних лиц  и старпом провёл инструктаж  с командой на эту тему. Устанавливается трап-сходня. Нас встречает начальник эстакады и он же представитель грузоотправителя. Всё в одном лице, которому второй штурман вручает нотис о готовности судна к погрузке и карго-план. У трапа незаметно скапливается группа ребятишек, которые держат в руках кувшины, кастрюли, вёдра. Слава Богу, никто не предпринимает попыток подняться на борт и лишь просят налить воды в свои ёмкости. Вахтенный у трапа приносит несколько вёдер с водой и разливает её в протянутую ребятишками посуду. Вроде бы человеколюбие торжествует, но начальник причала охлаждает пыл благодетелей. Он поясняет нам, что огромные ёмкости на берегу служат для хранения воды,  которую доставляют сюда танкерами и местный люд получает её по талонам. Если же у нас закончится пресная вода, то получить её  здесь не сможем, а помощи ждать не от кого. “Решайте сами, как вам быть” – посоветовал он и мы прекратили свою благотворительную акцию, что не вызвало особого недовольства со стороны аборигенов. Одновременно ограничили и экипаж в бесконтрольном пользовании пресной водой.

    Груз доставляется к приёмнику транспортёра автомашинами из района соледобычи, расположенной среди солончаков в 7-ми километрах севернее посёлка Куули-Маяк. Солончаки же тянутся на север более 50-ти км вплоть до известного каждому залива Кара-Богаз Гол. Соль подвозится только в светлое время суток и  понадобится не менее пяти дней, чтобы получить полный груз. Нам посоветовали купаться и загорать на  берегу, не удаляясь далеко от судна. Также рекомендовали не углубляться в пески далее ста метров от берега – там могут встречаться ядовитые змеи. Полученные инструкции особо не угнетали, поскольку окружающая нас бытовая убогость не влекла для более близкого знакомства с ней. Началась неспешная погрузка. Не буду касаться технологического процесса приёмки груза, а остановлюсь на бытовой стороне нашей жизни в этом чуждом и непонятном для нас краю.

    Мир, где мы теперь обитаем, сузился до окружности радиусом 100 метров в центре которого был наш теплоход. Экипаж всё своё свободное время проводил на импровизированном пляже не далее 50-ти метров от судна, купаясь и загорая. Доступ посторонних лиц на борт запрещён и с наступлением темноты трап поднимается на борт. Включается вся палубная иллюминация и вахта бдительно следит за обстановкой вокруг теплохода.

    Отношения с немногочисленными местными жителями нас не беспокоили, если не считать пару непонятных типов с пустыми глазами, смотрящими куда-то в неведомое. Они часами сидели недалеко от трапа, тупо глядя в пустоту. Тогда мы ещё не знали, что это и есть наркоманы, потому как такое явление в то время ещё было нам неведомо. А пока только мальчишки, прыгая в воду с противоположной стороны эстакады, иногда в виде шутки пугали нас, внезапно размахивая перед тобой пойманной змейкой. Надо сказать, что эти, видимо, не ядовитые змеи поначалу настораживали нас своим количеством. Прогуливаясь по песку вдоль воды, ты вынужден, помимо своей воли, постоянно смотреть под ноги из-за опасения наступить на такое непривычное для нас пресмыкающееся. 

    Врытые в песок огромные ёмкости, со спирально обвивающими их прутковыми металлическими лестницами, живо напоминали кадры, ранее упомянутого фильма, когда смертельно раненный Абдулла, держась за поручень и стреляя из своего маузера, сползает вниз. Поднимаясь на очередной бархан и видя перед собой картину бесконечных песчаных холмов, простирающихся до самого горизонта, ты ощущаешь себя человеком из другого мира. Это по такому же песку тогда шёл себе и шёл, отслуживший положенный срок красноармеец Сухов, сочиняя в уме письма своей законной супруге “Катерине Матвевне”, проживавшей в уютном домике среди зелени сада  в далёкой России. Видимо, вон у того бархана он увидел торчащую из песка голову Саида, которого коварный Джавдет закопал собственноручно. А вот здесь, у глинобитной стены покосившегося домика  стояла лавочка, на которой сидели три тощих, невозмутимых аксакала и до сих пор слышится бессмертная фраза одного из этих меланхоликов: - “Давно здесь сидим.“  Не покидают тебя герои любимого фильма. Нам, жителям севера России, очень трудно существовать в этом  враждебном пространстве без единой травинки. И оживает в  сознании мысль, что где-то там далеко-далеко отсюда есть понятная и милая сердцу “страна муравия”, как назвал её Твардовский. 

    Однажды мы с помполитом пошли прогуляться по береговому песку в южном направлении. Я рассказал ему, что недавно, отойдя чуть дальше от берега, встретился, возможно, с вараном. Размером, как показалось, не менее полуметра  он не испугался человека, а принял вызывающую стойку и поднял хвост, глядя на меня. Я не стал выяснять с ним отношения, ибо рядом не оказалось даже простого камня, при помощи которого мог бы показать варану своё превосходство. В таких обстоятельствах мне пришлось, периодически оглядываясь, с достоинством  удалиться.   

    Занятые разговором, мы  дошли до небольшого мыса, где одиноко стояло невысокое засохшее дерево. Увлекшись беседой, подошли к нему почти вплотную. Подняв взгляд от собственных ног мгновенно остановились, поражённые увиденным. На засохших ветвях дерева висели метровые змеи, видимо, греясь на солнце. Их было много и дрожь прошла по телу от увиденной картины. На этом наша прогулка и закончилась. Мы вернулись к судну, с опаской ступая по песку, и в дальнейшем не пытались покидать свою сто метровую зону.

    Недалеко от берега среди песков за оградкой из металлических прутков находилась одинокая могила. На кресте из ржавых труб не было никакой таблички. Нам сказали, что здесь, якобы, захоронен какой-то утопший моряк с рыболовецкого судна. Насколько это верно неизвестно, но явно видно, что за могилой ухаживают. Это делают моряки, которые заходят сюда за грузом, о чём свидетельствовали плоские камни с названиями судов. Мы не остались в стороне и боцман заново окрасил оградку. Положили и камень, как память от нашего теплохода. Пусть спит спокойно неизвестный,  кем бы он ни был.

    Ежедневно жаркий день заканчивался приходящим с севера прохладным туманом с большим количеством влаги. Эта резкая смена температур привела к тому, что старший механик простудился и у него поднялась температура. Через два-три дня мы закончим погрузку, а тут возникла неожиданная проблема. Обратился к начальнику причала с просьбой вызвать скорую помощь, но таковой в посёлке не было и он предложил на любой, освободившейся от груза, машине проехать в поселковую больничку. Вызвал старпома с помполитом и наказал срочно взять стармеха и ехать в местную больницу, где постараться получить медицинскую помощь или консультацию. Они быстро собрались и уехали. Через час вернулись и с ними приехала медсестра из больницы. Она рекомендует оставить больного в стационаре, хотя бы на время стоянки судна, но наш больной умоляет:

- Станислав Антонович, только не отправляйте меня в больницу.
Старпом кивает головой, мол, это не больничка, а что-то убогое. Пробую успокоить:
- ”Дед", да я же тебя не оставлю здесь, но пусть хоть пару дней за тобой посмотрят специалисты.
 
    Увещевания не помогают и медсестра соглашается проконсультировать старпома по нужным медикаментам, а наша Татьяна, повар, вызывается делать необходимые уколы. На шестой день погрузка, наконец, закончена. Ожидаем грузовые документы. Старший механик практически здоров и это радует. Закрыты трюма и готовимся к отходу. Несколько наших моряков гоняют мяч на пляже, а рядом с ними, на разложенном полотенце, загорает повар Таня. Она светловолосая,  приятно пухленькая,  белотелая и на это постоянно обращают внимание южные мужчины. Пробуем работу тифона подачей короткого гудка. Услышав сигнал, “футболисты” бросают гонять мяч и направляются к судну.  Выхожу на крыло мостика. Сверху мне виден наш бывший пляж, загорающая в одиночестве Татьяна и  группка наших моряков, идущих по эстакаде к трапу. Тут я внезапно обращаю внимание на двух мужчин, лежащих за ближайшим песчаным барханом и явно наблюдающих за Таней. Рядом с  ними два мотоцикла и мне вдруг приходит мысль, что имеется реальная возможность схватить женщину, зажав ей рот, погрузить на мотоцикл и исчезнуть в каком-нибудь кишлаке, где тебя никогда не найдут. Быстро беру микрофон, развернув в сторону берега громкоговоритель:
 
- Татьяна! Немедленно на борт!
 
    Она испуганно вскакивает, видит, что осталась в одиночестве, хватает своё полотенце и бежит догонять наших ребят, которые невольно остановились от громкой команды. Потом, конечно, посмеивались над ситуацией, но ведь всякое могло случиться в этом Богом забытом месте.

    Но вот уже все документы на груз доставлены на борт. Привычной процедуры получения разрешения на выход не будет и все ждут моей команды стоять по местам.  Доклад старпома о полной готовности к отходу и я прощаюсь с начальником причала, который поможет нам отдать швартовы. Без сожаления покидаем это неуютное место и только памятный камень, положенный боцманом на одинокую могилу от нашего “Повенца” (надолго ли?), будет напоминать о русском судне, когда-то бравшем здесь груз.

- Отдать все швартовы!
 
Быстро,  с удовольствием работает команда, выбирая и сматывая на вьюшки швартовные концы.

- Вира якорь! Машина, воду на обмыв цепи! 

    Заработал брашпиль и судно двинулось вперёд, вбирая в себя якорную цепь. Мы снимаемся с якоря, с приятным чувством легкости покидая место нашей стоянки.
По мере прогрева двигателей увеличиваем обороты и, соответственно, свою скорость. Привычные звуки ожившего судна поднимают настроение и остаются позади утомительно однообразные дни прошедшей погрузки. Легли на свой курс, которым через 2 дня пройдём Астраханский приёмный буй, где когда-то стоял плавмаяк, после чего повернём на вход в Волго-Каспийский канал. Идём полным ходом. Управление рулём переведено на автомат. Начали наводить по судну привычную чистоту, после прошедших достаточно длинных стоянок. Судовая жизнь сразу входит в свой обычный упорядоченный  ритм, когда каждый день расписан по минутам и от этой  размеренности в твою душу входит спокойствие. Штилевое море. Солнце опускается за горизонт и включенные ходовые огни ожидают прихода тёмной южной ночи, когда над головой раскинется звёздный шатёр необыкновенной красоты. Мы уходим в открытое море. Вот уже только водный простор окружает наш теплоход, который заявляет о своём присутствии в нём приглушённым гулом двигателей. Впереди у нас долгий путь и пусть удача не отвернётся от нас.