На краю... Глава 3 Первая жертва

Юрий Каргин
В предыдущей главе говорилось, что спустя всего две недели после начала Первой мировой войны, 1 августа 1914 г. постановлением Самарского губернатора Николая Протасьева за №12945 в городе Балаково закрыли газету «Заволжье», признанную «вредной для государственного порядка и общественного спокойствия». Причина столь жёстких действий указана в том же документе:
«Принимая во внимание, что в №51 от 27 июля 1914 г. в связи с целым рядом статей в предшествующих номерах вся деятельность газеты направлена к явному возбуждению населения против правительства, как, например, выражение: “Мы слышали слова о единении с народом. Но до сих пор не было ещё сделано ни одного шага. Напротив, на каждом шагу мы видим проявление исключительно бюрократических приёмов“».
Напомню, что полиция, заряженная на истовую защиту царского режима, взяла газету на заметку с самого первого номера:
«Помощнику начальника Самарского губернского жандармского управления в Николаевском и Ставропольском уездах.
Доношу Вашему Высокоблагородию, что в г. Балакове с 1 сего мая издается первая здесь газета под названием «Заволжье», редактором-издателем которой состоит секретарь Балаковской хлебной биржи Василий Никитич Добролюбов. Добролюбов поддерживает близкое знакомство с бывшим ветеринарным врачом М.Н. Карнеевым, с врачом Лазарем Берковым Иоффе и другими видными лицами, принимавшими в 1905–1908 гг. участие (указанные в донесении лица принимали активное участие в политических демонстрациях и митингах, которые проходили в Балакове в 1906–1908 гг. и подозревались в революционной деятельности – Ю.К.)
Унтер-офицер Иван Шерстянкин».
«Помощнику моему в Николаевском и Ставропольском уездах.
Выписав вместе с сим в управление газету «Заволжье», издающуюся в г. Балакове, предлагаю вам следить за помещением в ней тенденциозных статей, выясняя авторов этих статей, и докладывать мне в каждом отдельном случае.
Полковник Познанский», – таким официальным диалогом открывалось надзорное дело, заведённое самарской полицией в первые же дни существования газеты.
А в постановлении о закрытии «Заволжья» была определена и мера наказания для редактора-издателя, потомственного почётного гражданина, секретаря попечительского совета Балаковского коммерческого училища и комитета местной хлебной биржи Василия Никитича Добролюбова: три месяца содержания в тюрьме. Однако под арестом он пробыл всего три дня. Во-первых, за него заступились богатые учредители-хлеботорговцы, а во-вторых, следствие выяснило, что слишком вольные публикации позволял себе негласный редактор газеты Пётр Кадиксов, который писал под псевдонимами «Заонегин» и «П.В.» На это указали два других сотрудника редакции – Александр Долгов и Алексей Яковлев, взятые под арест вместе с Добролюбовым. Таким способом они отвели удар не только от Добролюбова, но и от себя, ведь каждый из них лояльностью к государственной власти не отличался.
28-летний Александр Андреевич Долгов, казак станицы Кагальницкой Области войска Донского, хоть и отрицал свою принадлежность к какой-либо партии, но придерживался революционных взглядов. За участие в стачечном движении 1905 г., по приговору Саратовского суда, он отсидел полгода в тюрьме г. Вольска, а затем, перебравшись в Петербург, сотрудничал с демократическими периодическими изданиями: журналами «Новое слово» и «Жизнь для всех» и газетой «Саратовский листок». В начале 1914 г., когда Долгов работал фельдшером при строительной бригаде Дворцового моста в Санкт-Петербурге, его пригласил в Балаково Добролюбов, который приезжал в российскую столицу по делам в составе балаковской депутации. Работая в «Заволжье», Долгов писал под псевдонимом «В. Милич» или «В.М.» Получалось, он – автор антивоенной (читай, антиправительственной) заметки «В чужом пиру похмелье» (см. 2-ю главу). Однако при допросе Долгов заявил: «С самого начала газеты у меня были несогласия с составом редакции личного и принципиального характера».
Кроме того, он утверждал, что собирался уходить из газеты накануне её закрытия, чтобы вернуться на родину и отправиться добровольцем на фронт в составе казачьего полка. И того, и другого жандармам оказалось достаточно, чтобы не привлекать Долгова к ответственности.
23-летний приказчик Алексей Григорьевич Яковлев, уроженец села Матвеевки, которое находилось недалеко от Балакова, тоже отрицал свою принадлежность к какой-либо политической организации, но признавался, что тяготел к левым партиям. На допросе он рассказал, что в 1913 г., на съезде приказчиков, который проходил в Москве и куда он ездил как делегат от общества балаковских приказчиков, его познакомили с депутатом Государственной Думы, членом социал-демократической фракции  Романом Малиновским (как выяснилось впоследствии, агентом царской охранки). Малиновский предложил Яковлеву создать в Балакове марксистский кружок. По возвращении в Балаково тот рассказал об этой встрече своим товарищам, и некоторые из них заинтересовались и едва не создали большевистскую организацию. Однако кто-то (уж не Малиновский ли?) донёс в полицию, и её, ещё не родившуюся, разогнали. Делалось ещё несколько попыток создать подпольный марксистский кружок, но ничего не получилось: по словам Яковлева, подходящего организатора не нашлось. Тем не менее, допрашиваемый «сдал» полиции всех, кто попадал под категорию «неблагонадёжный элемент». Но самую полную характеристику он дал всё тому же Кадиксову.
«При разговоре Кадиксов сказал, что уехал он из Санкт-Петербурга вследствие нездоровья и потому, что ему, как бывшему ссыльному, трудно проявляться в социал-демократической работе, - рассказывал на допросе Алексей Яковлев. - Работал он в «Нашей рабочей газете» сотрудником. Кроме того, добавил, что работа в такой газете, как «Заволжье», его не удовлетворяет совершенно и что он только мечтает о настоящей партийной работе. Проникнут он страшно антипатриотичным духом, и по поводу войны высказывался, что, по её окончании, в России, Германии и Австрии несомненно произойдут революции, которые совершат полный переворот государственного правления. Всё время он говорил против войны и предсказывал наше поражение. Благодаря тому, что в Балакове очень трудно найти подходящего фактического редактора, Кадиксов постепенно забрал в свои руки всё издательское дело и дал газете окраску такую, какую хотел сам. Сначала он был большевик, потом перекочевал к ликвидаторам, а в настоящее время, по-видимому, вновь стал большевиком».
За столь откровенные показания полиция отплатила Долгову и Яковлеву свободой.
Надо сказать, что во время обыска ни у кого из обвиняемых не нашли ничего предосудительного, и доказательств их причастности к каким-либо антиправительственным кружкам или организациям у полиции не было. Поэтому показания Долгова и Яковлева стали главной доказательной базой. На их основании Кадиксову продлили арест ещё на месяц для более тщательного расследования. Впрочем, от него ничего добиться не удалось: он отмалчивался, – и полицейским пришлось собирать информацию самим.
Оказалось, что Пётр Васильевич Кадиксов родился 20 июня 1874 г. в с. Никольском-Пяте Сердобского уезда Саратовской губернии в семье священника. Выпускник Вольского духовного училища (1891 г.), он учился в Саратовской духовной семинарии, откуда ушёл недоучившись. В 1896 г. Кадиксов работал корректором в газете «Саратовский дневник». В том же году его обвинили в политической неблагонадёжности и в том, что он, на своей квартире, даёт приют членам революционных организаций. При отсутствии явных доказательств, власть только и смогла лишить его на один год возможности жить в столицах, столичных губерниях и университетских городах и учредить за ним гласный надзор полиции.
Однако это Кадиксова не остановило. Живя в Саратове, он водил знакомство со Степаном Балмашевым, который 2 апреля 1902 г. убил министра внутренних дел Сипягина. Переехав в Нижний Новгород, он стал активным членом Нижегородской Окружной организации Российской социал-демократической рабочей партии и был за это арестован в 1908 г. Как он избежал наказания (а жандармы хотели выслать его «в одну из отдалённых местностей Европейской России»), неизвестно, только спустя 4 года Кадиксов – уже в Петербурге, где сначала издаёт газету социал-демократического направления «Живое дело», которая просуществовала всего несколько месяцев, а затем примыкает к редакции рабочей газеты «Луч».
Вот такой «портрет» неофициального редактора «Заволжья» был составлен в полиции. Но почему-то из её поля зрения выпал тот факт, что в 1906 г. Кадиксов издавал в Саратове газету «Рабочий», которая рассылалась подписчикам прекратившей своё существование газеты «Волна». Не смогла полиция выяснить и то, по чьей рекомендации отыскал столь заметную в полицейских кругах фигуру редактор-издатель «Заволжья» Добролюбов.
Кроме указанной четвёрки, в поле зрения полиции в ходе расследования, которое растянулось почти на год, попало ещё несколько балаковцев.
Среди них – ветеринарный врач Михаил Корнеев (чаще писалось Карнеев), который находился под негласным надзором полиции во времена первой русской революции. Он тоже был сотрудником «Заволжья», но, судя по показаниям Долгова, «к войне относился в достаточной мере патриотично» и ушёл добровольцем на фронт «с видимой охотой».
Проверяли и тех, кто финансировал издание газеты: купцов Ивана Мамина и Ивана Кобзаря. Но, по данным жандармов, они серьёзного влияния на редакционную политику не оказывали:
«…негласно выяснено, что названные Мамин и Кобзарь газету «Заволжье» субсидировали деньгами и действительно устраивали совещания с Добролюбовым, но совещания были только по поводу некоторых резких статей, от выпуска которых в газете они всегда удерживали Добролюбова.
Субсидирование газеты Маминым, а также и состава редакции, кроме сего видно из того, что когда Долгов содержался под стражей в Самарской губернской тюрьме, он по телеграфу обращался к Мамину с просьбой о высылке ему 25 руб.»
При этом в архиве сохранилась докладная записка окружного инспектора по учебной части А. Круглова в Министерство торговли и промышленности, которое было куратором Балаковского коммерческого училища, где он удивлялся, «как уцелел г. Мамин, удивляюсь, ведь у него происходили редакционные собрания частенько, а в его присутствии почти всегда».
А о том, какое наказание понёс Кадиксов, архивы пока умалчивают. Известно лишь, что полиция обратилась к Самарскому губернатору о высылке его из губернии.
До революции печатное слово в Балакове так больше и не зазвучало. Новая газета появилась в городе лишь в 1918 году. Это были «Известия Балаковского Совета рабочих и крестьянских депутатов».