Чёрное раскинувшееся над головой небо - оно словно бы облито всё большой жирной кляксой, но то там, то сям из неё проступают серебристые точки звёзд. Я чувствую, нет, я вижу, как они улыбаются. Они улыбаются и манят меня в нескончаемые просторы Вселенной. Туда, где гигантская чечевица Млечного Пути кажется соринкой в неведомом Оке… Что-то мне мешает сидеть. Да – именно сидеть, я только что заметил, что мои ноги в домашних шлёпанцах болтаются в воздухе. Хотя… какой же тут воздух? Тьма кромешная - вырви глаз! Но то, на чём я сижу, – оно желтоват -розоватое, и, главное, я понял, отчего мне так неудобно! Дело в том, что то, на чём я сижу, жутко острое, прямо-таки как лезвие бритвы. И почему оно ещё не порезало меня там… где там? Ну вы ж понимаете, чем я сижу?! Я шарю рукой, и костяшки пальцев, ударяясь, извлекают звуки, которые я нахожу довольно мелодичными. Я поворачиваю глаза, бросаю взгляд, и что же я вижу? О господи… Огромные желтовато-розоватые губы растянуты в приветственной улыбке. ”Привет, братишка, как сидится, удобно вполне или как?“ Огромный хрустальный месяц с чубом, подобным чубу запорожского казака, висит в огромном чёрном макрокосме. И на нижнем его рожке, у самого конца, сижу я, раскачиваясь вместе с ним. Первое... о чём я испугался – ну вот, сейчас я потеряю свои любимые тапки! Шарь потом по всей Галактике – днём с огнём не сыщешь! Хотя, когда он теперь будет-то – этот самый день.
– Эй ты! Хрустальненький! Ну притормози малость, родимый, как гость тебя прошу.
А он всё лыбится себе и лыбится и качается всё сильнее и сильнее. Вдруг мимо какой-то луч с шипением и свистом в другую сторону, второй, наискосок – третий; понимаю что дождик-то метеоритный, но ведь и спрятаться-то совсем негде. А месяц раскачивается всё с большей амплитудой, не слететь бы, а тож куда? И метеоритом по затылку тоже получать не охота. Надо что-то придумать. Охватываю взглядом всё вокруг и вижу: далеко внизу, покрытая белёсой периной тумана, крутится себе с заданной скоростью старушка Земля – собственной персоной. Увижу ли ещё когда её вблизи? И тут – вжжжик!!! И горячий метеорит врезался в нижний рожок хрустального месяца в нескольких сантиметрах от меня, точнее от того места, которым я, так сказать, сидел. Ну, слава богу, хоть чуть, а промазал! Но вот дальше… по хрустальной поверхности со скрежетом и лязгом пробежала трещина, я чуть подвинулся от греха и… Зажав в руке рогатый хрусталёк, полетел прямиком к Земле, к приближающемуся с гигантской скоростью атмосферному покрывалу. Интересно, по этому же пути спускался, завершая свой неудачный полёт, Спейс Шатл Колумбия?..
* * *
Шумел камыш, деревья – не гнулись! По той простой причине, что их не было… Туман лёгкой газовой вуалью расстилался над болотом. О чём-то своём, чертовски важном с их стороны, квакали лягушки. Меня и моих коллег раздвинул острый нос рыбацкой лодки. В ней сидел огромный небритый дядька со вздыбленными космами, рядом псина, которую, видимо, тоже не расчёсывали несколько лет. А сколько там было блох! Великий боже… Мужик степенно расчехлил какой-то длинный предмет, оказавшийся фирменным винчестером, зарядил оба ствола и стал ждать, приняв боевую позу. Мой сосед, недозрелый ещё камыш, едва различимо прошелестел: ”Видать, уточку убивать будет? Как вы считаете? “Я поклонился, как от порыва ветра, направо-налево и налево-направо...” Ндаа… я полагаю, что ваше предположение, построенное на тщательном анализе статистических наблюдений, является абсолютной истиной”. Зелёный камышонок посмотрел на меня с нескрываемым уважением. А как же ещё? Когда он ещё только высовывал из-под воды свою любопытную махру, я уже своим великолепным тёмно-коричневым венчиком раскачивался в полутора метрах над стальной волнующейся от ветра рябью. Жирный, нажравшийся за лето головастиков селезень с зелёной головой, шумно махая крыльями, взмыл в небо над рассеявшимся комками туманом. Мозги пережравшей на дармовщинку птицы заплыли тем же самым жиром, и оттого он полностью потерял природную осторожность, возомнив себя эдаким царём природы, а зря… С первого же выстрела, который громоподобно прокатился по болоту, цель была поражена. Кудлатый пёс мигом сиганул из лодки, и через 5 минут трофей был доставлен амбалу-охотнику, который от избытка чувств приложился к заветному спиртику, припасённому в походной фляжке. “Маша, как же я по тебе соскучился… сейчас вот… оно… приеду… уточку сваришь…девочка моя. Токма бы цветочков, ан нет здесь ведь“.
Беспокойный взгляд обшарил вновь уснувшее болото. О! Вот это годится! И огромные лопатоподобные ладони стали рвать вокруг КАМЫШ!!! Вы когда-нибудь чувствовали, как вас разрывают пополам в районе пояса, нет? А жаль! То есть, извините, я хотел сказать, что если бы это имело место быть, то тогда вы бы меня поняли… Туман сокрыл вновь застывшее спящее болото с заметно поредевшими камышовыми зарослями.
* * *
Эй, сынок, ты что, давай-ка вставай поскорее. Проспишь, тебе же в школу уже бежать. Мама… какое милое и доброе лицо! Прямо лучится теплотой и светом. Я быстро вскакиваю с постели и судорожно трясу головой, чтобы побыстрее прогнать обрывки сна. Надо бы побыстрее. Хоть и бежать до школы ровным счётом пять минут мимо жёлтого здания прикорнувшего во дворе ателье, но всё-таки! Лучше не опаздывать, а то училка так врежет по доброте душевной, что мало не покажется. Я кидаю в портфель книжки, тетрадки и проклятый дневник. Мама говорит, что бутербродики мне уже собраны. Но что это? Мама кивает в дальний угол комнаты, я оборачиваюсь, а там! Хрустальный рог с отбитыми острыми краями валяется в крошке стекла и сияет желто-розовым цветом. Я остолбенел… Только какие-то смутные воспоминания начинают проникать в моё сознание, как мама говорит: “Cына, милый, а это-то откуда?" Я смотрю туда, куда направлен её указующий перст, и что же я там вижу? Огромная фарфоровая ваза, а в ней… бесподобный в своей красоте букет натурального камыша. Я уставился, не в силах отвести взгляд, и вдруг, я готов в том побожиться, самый крупный, самый красивый венчик кивнул мне и даже подмигнул… Я всё вспомнил! Сразу одним махом! В мельчайших деталях! “Мама, я вспомнил, сейчас я тебе всё расскажу“, - но… развернувшись туда, где только что стояла моя родная мама, я вижу только лёгкий след растаявшей дымки! СТОП! Какая мама? Какая школа?? Я же тридцать пять лет как её закончил! Мама уже больше 10 лет живёт под Бостоном в провинциальном американском городе Провиденс. А я – в Израиле двадцать лет, убелённый сединами папаша двух взрослых сыновей! Да, но как же так, я оборачиваюсь и… не вижу ни куска горного хрусталя, пережившего метеоритную атаку, ни шикарного букета болотного камыша в вазе из китайского фарфора…
-Эй, коллега, давай просыпайся скорее, - Давид трясёт меня за плечо так, как всем известную грушу!
- Ну давай скорее – операционка загнулась и копии файлов не читаются. Давай скорее!
Моим удивлённым глазам подмигнули огоньки регистров центрального процессора, принявшие на долю секунды контуры отбитого хрустального рожка , а затем мохнатого камышиного венчика…