– Менестрели живут от рассвета до рассвета, без особо яркой цели, просто для того, чтобы нести людям что-то. Мораль, добро, песни. Они истаптывают башмаки, собирая сказания различных земель, чтобы потом воспеть их в своих балладах, – рассказывала она.
Она и она. Среднего роста, светло-русая, вполне обычная девчушка с двумя косичками и глазами карими, серьёзными-серьёзными; на коленях у неё лежит гитара. Руки тонкие, запястья хрупкие-хрупкие, а пальцы чуть кривоватые, такие, которые часто встречаются у музыкантов.
– Что вижу – то пою, да? – усмехается усатый стражник, отставляя кружку с элем и поворачиваясь.
– Именно так, – легко подтверждает девушка. – Особенно обо мне. Я доношу истории из своей жизни. Так легче, если хочешь, чтобы тебя поняли.
– А спой, музыкантишка! – пышная цветочница складывает руки под грудью. – Спой, а мы подумаем, стоит ли чего выносить из твоих песенных бредней.
Она улыбается уголками губ – рассеянно так, укладывает гитару поудобнее, обнимая её, словно ребёнка, и вдыхает.
Она любит петь – другие не становятся менестрелями.
Она любит жить.
– Жила привычно, спокойно
Над горем просто смеялась,
Но вот явился разбойник –
Обманчивый месяц август.
Дождем меня поливал он,
Да только не было толку.
И вот вонзил он коварно
Мне в сердце любви иголку.
«– Ария, Ария, кто это? Какой он красивый, Ария, боже, мне кажется, я сейчас с ума сойду!
– Ноирин, успокойся, а? Не по зубам тебе этот красавчик. Это же граф Винтийский, его усадьба стоит на окраине деревни. Подбирай цветы и идём, нам ещё к Лиэлле зайти.
– Ария, погоди!»
– Ну что поделать, опять – опять учиться страдать,
Я так хотела понять – за что мне это?
Кого любимым назвать? Скорей бы имя узнать,
Я так хотела понять – за что мне это?
«– Ария, Винтийский, а как дальше?..
– Господи, ну что за девчонка несносная. Почему ты никак меня послушать не хочешь? Неужели я тебе когда-то зла желала, Ноирин? Забудь уже о нём, всё равно это бесперспективно совсем. Ну, темноволосый. Ну, черты лица красивые, аристократические, да. Но ведь на этом свет клином не сошёлся, да и к тому же, кто знает, что у них там, у графов этих…
– Ария!
– Августин он. Августин».
– В одно проклятое утро
На сердце треснула пропасть –
От птицы дикой и мудрой
Внезапно узнала новость,
Что в пору мне удавиться,
Растечься душою в слякоть –
Мой граф надумал жениться,
А мне остается плакать.
«– А я слышала, что такая будет церемония масштабная, что они весь зал ледяными скульптурами уставят!
– А я думаю, что букет у них будет такой, что его даже невеста не поднимет!
– Эх, девчонки, хорошо быть аристократкой – тебе и балы, и платья, и букеты, и графы всякие-разные!
– А жалко. Я слышала, что эта девица – стерва ещё та, так что, думаю, он с ней конкретно попал.
– Кто попал?
– Винтийский женится, Ноирин, слышала новость? У него невеста из другой страны, худощавая такая баронесса с хитрыми глазищами. Ноирин?.. Рин?!.
Ария ткнула глупую девчонку носом куда-то в свой воротник.
– А я говорила. Только реветь не надо».
– Ну что поделать, опять – я научилась не спать
Минуты в часе считать до редкой встречи.
«– Ноирин, слышала последние новости? У Мари новый ухажёр, она говорит, что они собираются пожениться, а мы с девчонками делаем ставки, столько он с ней протянет. Я думаю, что три дня, а Сара считает, что неделю. Ты как думаешь?
Ноирин не слушает. Она перебирает струны гитары, хотя совсем-совсем не умеет играть. Она даже не знает, зачем ей эта гитара, и таверна ей эта зачем, когда хочется забиться в угол и ни с кем не разговаривать.
Но она не такая.
Всё проходит.
А гитара отзывается как-то звонко».
– Душа пылает огнем, все мысли только о нем
Но слышу ночью и днем пустые речи.
«– Вы играете на гитаре?
– Нет, совсем не играю, граф. Я не умею.
– Это несложно. Если хотите, я могу научить Вас.
– Зачем?
– Просто. Я люблю гитару. Я думаю, будет прекрасно, если ещё хоть один человек будет любить её так же, как и я.
Ноирин сидит, не поднимая глаз.
Если она будет любить Вас так же, как я, мне будет совсем не больно.
– Тогда… научите. Пожалуйста».
– Был граф свободен и весел,
Но все невеста украла.
Теперь для графа не тесен
Мирок домашний скандала.
Я тихо плачу от боли,
Кляня семейных вампиров –
Мой граф лишается воли,
Мой граф лишается мира.
«Глаза тусклые. Губы – плотно сжатая горизонтальная полоска. Кожа – серовато-серая, синеватая даже, мешки под глазами и резкие черты лица, ещё более обострившиеся, чем прежде.
– Вы в порядке, граф?
– Конечно, девочка, всё хорошо.
– Я не верю. Сыграете?
– Я больше не буду играть на гитаре. Никогда.
И весь мир мгновенно ушёл из-под ног».
– Все так печально, мой граф, забудь о шелесте трав
Загубит смелый твой нрав кольцо невесты
Душа решает сама – свобода или тюрьма,
Ты выбрал свой каземат и срок ареста.
«– Погоди, Ноирин, ты что, не шутишь?! Ты действительно была приглашена на графскую свадьбу?!
Шероховатая бумага приглашения мягко ложится в руки знакомки. Текст, написанный чернилами, слишком уж понятен.
– И ты действительно проигнорировала приглашение?!
Ноирин только роняет голову на руки.
– А что я там… не видела?».
– Ее оружие – ревность,
Больней хлыста ее слезы,
Хоть мягко стелет про верность,
Орет не хуже стервозы.
Вы с ней всегда неразлучны,
Клянетесь в любви до смерти,
Но червем быть подкаблучным
Вам так не к лицу, поверьте.
«Она видела её – красивую, степенную светловолосую графиню Винтийскую в шикарных платьях, утончённую и манерную.
Она видела его – высокого, статного темноволосого графа Винтийского, осунувшегося, с усталым лицом, но бесконечно серьёзного и прекрасного в своей серьёзности.
Она видела их.
И ей с её гитарой совсем не было места в том, другом, высоком мире, в который теперь безвозвратно ушёл граф, который тепло улыбался и разрешал называть его по имени.
Кажется, именно тогда Ноирин поняла, почему он сказал, что больше никогда не будет играть на гитаре».
– Все так непросто, мой граф, не знаю, будешь ли прав,
Огромный мир променяв на плен без срока.
Со мной ты можешь не быть, меня ты можешь убить,
Но не старайся забыть моих уроков.
Менестрель заканчивает проигрыш резкой, высокой нотой.
Минуту все сидят молча, опустошённые, растерянные – а ведь… жизнь. А ведь не застрахован никто.
А ведь смотреть, как на твоих глазах медленно гибнет безумно дорогой человек – больно. И ты, не в силах спасти его, просто пытаешься остаться с ним.
– А как зовут тебя, менестрель? – спрашивает седовласый старичок.
– У меня нет имени, – она улыбается. – Зовите меня… Август.
А тот, который действительно_августовский_человек, пряча улыбку за тканью плаща, думает, что он всё-таки рано сдался.