Всегда ли виновата католическая церковь? Ч. 6

Лана Шмелс
(Начало http://www.proza.ru/2014/03/11/965)
(Предыдущая часть http://www.proza.ru/2014/04/05/1338)


    Теперь перейдем к разбору той части письма, в которой Гизе, как бы извиняясь за Коперника, сожалеет о том, что в книге не упоминается имя Ретика.
    Признаюсь, когда я впервые прочла это письмо, я сама испытала разочарование и двойное чувство неловкости: было неловко ЗА Коперника, который отказал в благодарности Ретику на страницах своей книги; было неловко ПЕРЕД Ретиком за то, что Коперник так несправедливо с ним обошелся. Но разочарование длилось недолго, факты быстро улеглись в определенную последовательность и надобность в сожалении отпала.
    Гизе переживал напрасно. Ретик и не думал обижаться на Коперника, т.к. либо знал наверняка, либо должен был догадаться о том, кто и для чего внес изменения в книгу.
 


    Известно, что в последние годы жизни Коперник почти полностью отошел от служебных дел. Его единственным, главным и важным занятием стала работа над книгой. После того, как готовая рукопись была передана Ретику, переживания, связанные с ней, остались. Коперник знал, что многим книга не понравится, и был готов к активным возмущениям, которые непременно должны были последовать после ее выхода в свет. Однако неожиданно неприятности заявили о себе значительно раньше. Почти год книга «пролежала на полке», потому что Ретик не смог сдать ее в набор.
    Коперник и Ретик не ссорились. Ну и как вы думаете, неужели после того, как они расстались во Фромборке, они прекратили всякое общение друг с другом? Неужели за довольно длительный период разлуки они ни разу даже не написали друг другу? Неужели Коперник ни разу не поинтересовался, почему задерживается публикация? Возможно ли такое, если все мысли Коперника были заняты его книгой, это  ведь было главное детище его жизни. Неужели Копернику не было интересно обсудить с Ретиком добавленное к книге письмо к папе? Ведь Ретик все-таки был главным организатором по подготовке и сдачи в печать его труда. А сам Ретик, неужели он не счел нужным прояснить ситуацию, он ведь добровольно взял на себя ответственность за издание книги?
    Наверняка ученые обменивались информацией, и это должно было продолжаться до тех пор, пока Коперник не заболел, а это случилось совсем незадолго до выхода его книги.
    Да, в то время на обмен письмами уходило много времени, но он все же осуществлялся. Так что Ретик должен был быть в курсе того, что отношение Коперника к своей теории не изменилось.



    Но если даже мы остановимся на очень сомнительном варианте, т.е. предположим, что всякие отношения между Коперником и Ретиком были прерваны сразу же, как только они расстались, все равно, бесспорно, что Ретик должен был прийти к правильным выводам.
    Зная характер Коперника и его отношение к своему открытию, а также о проблеме лютеран, успев испытать на себе неприятности из-за попытки опубликовать новую теорию, он должен был понимать всю серьезность сложившейся ситуации и просто обязан был хотя бы допустить предположение об истинной причине исчезновения его статей из книги.



    Могла ли правда остаться скрытой от Ретика?
    Ретик мог, или скорее, должен был узнать правду и от Осиандера. План подлога был задуман до того, как книгу начали печатать (и это можно убедительно обосновать). В то время Коперник был в полном здравии. Никто не мог тогда предположить, что Коперник не доживет до издания своей книги. А значит, надо было подготовиться к неизбежному протесту или даже скандалу с его стороны.
    Понятно, что первым делом Коперник должен был бы обратиться к Ретику, а тот уже к Осиандеру. Неприятный разговор был неизбежен! Тема выяснения отношений слишком серьезная, можно даже сказать, опасная! Согласитесь, что в сложившейся ситуации для Осиандера было бы разумнее поговорить с Ретиком до того, как это сделает Коперник. Реакция Ретика все же была очень важна для лютеран, а потому стоило использовать шанс и еще раз попытаться хоть немного на него повлиять. Поговорить надо было только после того, как уже невозможно было бы помешать завершению печатания уже измененной Осиандером книги, но до того, как Коперник получил бы свой экземпляр.



    Возможно, кто-то посчитает, что после того, как Коперник серьезно заболел, надобность в таком разговоре могла отпасть. Но это не так. Осиандер должен был учесть предположение, что ученые общались, и Ретику было известно настроение Коперника. Это значит, что Ретик догадался бы о том, кто на самом деле стоит за анонимным обращением к читателю и другими изменениями в книге. Вопиющая несправедливость по отношению к великому ученому могла заставить его активно вступить в защиту Коперника и его открытия. Так что поговорить с Ретиком надо было обязательно. Кстати, учитывая безнадежное состояние Коперника, можно было надеяться на то, что Ретик будет более сговорчив. Посмотрим почему.



    Ретик не желал вреда ни Копернику, ни лютеранской церкви. Ему были дороги обе противоборствующие стороны. Ретик категорически отказался предавать Коперника. Но после смерти астронома ситуация все-таки менялась.
    Стоило ли Ретику поднимать бунт против своей церкви, пытаясь доказать, что имеющееся обращение к читателю помещено в книгу помимо воли автора, тем более что сам автор уже не мог этого подтвердить? Полной гарантии, что Ретик добьется успеха, быть не могло, так стоило ли нагнетать страсти во вред своей церкви?
    Пожалуй, в сложившейся ситуации Ретику разумнее было сохранить молчание. Именно в этом и надо было убедить Ретика до того, как он, обуреваемый эмоциями, возможно, мог бы начать говорить «лишнее». Как известно, именно так Ретик и поступил – никаких громких заявлений протеста о подлоге не последовало.
    Молчание Ретика, отнюдь не означает, что он не догадался о совершении подлога. Скорее всего, Ретик, напротив, очень хорошо разобрался в происходящем.
    Так что, когда Ретик читал письмо Гизе, он должен был испытывать не чувство обиды на Коперника, а скорее наоборот, чувство вины перед ним, за то, что взяв на себя обязательство по изданию книги, он исполнил свое обещание лишь отчасти. Главное – суть великого открытия, было «украдено», и Ретик не смог этого предотвратить, а значит, он сильно подвел гениального астронома!



    Итак, Ретик, скорее всего, знал о том, кто убрал его статьи из книги, и значит, он не мог обижаться за это на Коперника. Остается уточнить еще одну самую важную деталь.
    В письме к папе Коперник перечисляет авторитетных людей, которые признавали выдвигаемую им теорию верной. В этом списке нет имени Ретика.
    Как вы думаете, если бы Коперник в числе сторонников гелиоцентризма назвал профессора ведущего протестантского университета, разве это не было бы еще большим подтверждением верности его теории? И разве тот факт, что этот ученый был именно лютеранином, т.е. являлся представителем именно той церкви, глава которой и бросил обвинение, создав серьезную проблему теории Коперника, не придал бы этому подтверждению еще большей весомости?
    Согласитесь, что Копернику ну просто обязательно надо было сослаться на талантливого ученого - лютеранина. Ему это было очень на руку.
    Однако Ретик в письме упомянут не был. По-видимому, именно за это Гизе и извинялся. Пытаясь оправдать Коперника, Гизе вежливо сослался на его рассеянность. Однако, как известно, на момент отправки письма Коперник не страдал никакой такой особой рассеянностью, чтобы умудриться не вспомнить Ретика, оказавшего ему неоценимую помощь в работе над книгой.



    В связи с отсутствием упоминания имени Ретика, в комментариях очень часто используют выражение «по понятным причинам», по-видимому, подразумевая, что Коперник не упомянул Ретика из-за его принадлежности к лютеранам: мол, Коперник мог подумать, что папе будет неприятно хвалебное упоминание о представителе недружественной конфессии. Но почему это могло ему не понравиться?
    Папа знал и о теории Коперника, и о страстях, разгоревшихся вокруг нее, он наверняка знал и о двухгодичном пребывании Ретика на подвластной католикам территории, однако никаких претензий в связи с этим папа не высказывал. Как было отмечено выше, католиков устраивало то, что лютеранин активно защищал теорию Коперника, и папа, конечно, тоже это понимал. Тогда с какой стати надо было скрывать Ретика от папы? У Коперника явно не было для этого причин.
    Кстати, многие задаются вопросом, а почему католики столько времени спокойно сносили пребывание лютеранина Ретика на своей территории, он ведь задержался у Коперника на два года (вместо планированных двух месяцев)?
    Ответ: именно потому, что католиков очень устраивала его позиция в отношении к теории Коперника.



    И еще, из биографии Коперника видно, что он был довольно-таки бесстрашным и порядочным человеком. Об этом хорошо свидетельствует и история его участия в войне с Орденской Пруссией, и его категорический отказ прервать дружеские отношения со Скультети, когда против того было выдвинуто обвинение в ереси. Т.ч. очень трудно подозревать Коперника в том, что он отказал в благодарности Ретику в угоду мелочной трусости перед папой.
    Мне кажется вполне допустимой версия, согласно которой, Коперник все же упомянул о Ретике в своем письме к папе. Давайте вспомним две статьи, написанные Ретиком для книги «О вращении...». Уже говорилось о том, что они были очень важны и по замыслу Коперника должны были быть помещены в книгу. Но эти статьи наглядно демонстрировали причастность Ретика к работе над книгой, и значит, имя Ретика уже было «привязано» к ней, тогда почему не страдающий провалами памяти Коперник не должен был упомянуть о нем и в письме?
    Должен был! Обязательно!



    Почему же в письме - обращении к папе, которое было помещено в изданной книге, имя Ретика отсутствует?
    Думаю, что и об этом должен был «позаботиться» Осиандер. Если он подменил обращение к читателю, убрал две статьи, то он обязательно должен был убрать и имя Ретика из письма, чтобы уж никаких его следов в книге не было (о том, почему это было важно, будет понятно дальше).
    Изъятие из письма только имени Ретика и его статуса нисколько не искажало сути письма. Так что если кто-то из католиков и был знаком с текстом оригинала, он не стал бы придавать этому особого значения и тем более высказывать какой-то протест.
    Мне кажется, что Гизе догадался об этом, но он дипломатично предпочел просто извиниться перед Ретиком, а не вдаваться в лишние разборки, которые Ретику, как лютеранину, должны были быть очень неприятны.
    Что касается Ретика, то он и сам, зная характер Коперника и подробности интриг, должен был сделать правильный вывод.
    Очень хочется верить, что между Ретиком и Осеандером все же состоялся доверительный разговор, и Осеандер, набравшись храбрости, на правах друга напрямую поведал Ретику всю правду и об этом. Только представьте, что должен был испытать от этого признания несчастный Ретик, что должно было твориться у него в душе от осознания своей причастности, пусть косвенной, ко всей этой вопиющей несправедливости, обрушившейся на великого ученого. Ну, о какой обиде на Коперника может идти речь? Чувство вины и страдания – вот что должен был испытывать Ретик при всяком воспоминании о великом астрономе!



 


    Многие задаются вопросом, когда именно было принято решение совершить подлог. Большинство считает, что это произошло уже после того, как стало ясно, что Коперник безнадежно болен. Однако можно довольно убедительно обосновать версию, что все было решено еще до того, как Ретик вернулся с рукописью Коперника в Виттенберг. Но мне кажется, что отвлекаться на очень пространственные объяснения по этому поводу не стоит, вполне достаточно ограничиться всего одной, но важной составляющей этого большого вопроса.
    Попробуем понять, а на что могли рассчитывать организаторы подлога, ведь Коперник в то время был абсолютно здоров, и ничто не указывало на то, что он может не дожить до издания своей книги, а значит, он, бесспорно, выразил бы свой протест.

(Продолжение следует http://www.proza.ru/2014/08/14/13)