Старик, лет восьмидесяти сидел на скамейке и спокойно дремал, пригретый весенним солнцем. Конюх Томас, здоровенный верзила, заметив мой взгляд, объяснил ясно и просто: - Это мой отец, сэр Патрик, недавно привёз к себе, старый, трудно ему жить одному. Едва уговорил, не хотел расставаться со своим домом, и не расстался бы, да ноги совсем отказали, кое-как передвигается.-
Я, учась в университете, имел страсть собирать старинные сказания, песни, поговорки, и тут же попросил конюха познакомить меня со своим отцом, в надежде, что он расскажет мне, что-либо из старого фольклора.
Конюх Томас, выслушав меня, молча и невозмутимо, кивнул одобрительно головой, и, повесив седло на большой железный крюк, вбитый в стену, направился к отцу.
- Это, сэр Патрик, он студент, хочет поговорить с тобой, отец. Я думаю, прожив такую долгую жизнь, как ты, тебе найдётся, что сказать молодому человеку. Может, переберётесь в дом, как твои ноги, отец? –
Старик посмотрел на меня, и я был поражён такому умному, живому и весёлому взгляду: - Нет, сынок, я хочу посидеть на солнышке, занимайся своими делами, если что сэр Патрик поможет мне добраться до дома, - и он, улыбнувшись, кивнул мне на скамью приглашая сесть.
Узнав, что интересует меня, старик задумался, потом сказал: - Я расскажу Вам одну историю, происшедшую со мной. Вы молоды, и может быть, послушав, извлечете из моего рассказа какую-то пользу для себя.-
* * *
Меня зовут Джордж Холл, и всю жизнь я прожил в деревне. Вырастил со своей женой Бертой сына Томаса и дочь Элизабет. Похоронил жену на шестом десятке лет, сын Томас устроился на работу конюхом, вот и работает здесь до сих пор, у господина Морриса, уже много лет, дочь вышла замуж, но неудачно – муж оказался отпетым негодяем, пройдохой и авантюристом. Бедная Элизабет...
Так вот, хочу я рассказать Вам странную историю, которая произошла лет пятнадцать назад, со мной.
Я в то время жил один в деревне, была весна, вот такое же время, как сейчас. Сидел я вечером дома, занимался штопкой хомута, как в дверь постучали. Открыв дверь, я увидел старичка, уж не могу сказать каких лет, вроде много лет, а он бодрый. Одет неважно, но видно, что не бродяга и жулик, а вполне порядочный человек. Пригласил его я в дом, предложил поесть, он не отказался. Была у меня большая старая чашка, поставил её перед ним с похлёбкой, спрашиваю: - Куда идёшь? Далеко ли тебе идти-то?-
Он отвечает, так загадочно улыбнувшись: - Я бы и сам хотел знать долго ли мне идти и куда приведёт меня этот путь...-
Удивился я, но думаю, мало ли чего в жизни случается, у каждого своя судьба, своя дорога, своё горе. Переночевал старичок у меня, утром опять покормил я его похлёбкой, а он на прощание посмотрел на мою старую чашку, да и говорит: - Будет эта чашка у тебя всегда с похлёбкой, если ты после моего ухода, пришедшему к тебе человеку скажешь «Да».-
Подивился я таким словам, впал в раздумье, старичок видно знающий. Потом отвлёкся от этих мыслей, занялся работой. А тут опять стук в дверь, и заходит сосед мой, Уильям Бен, который недавно женился на вдове кузнеца.
Славный парень был Уильям, что и говорить! С раннего утра до позднего вечера трудился он на земле. Молчаливый такой, стеснительный, но добрый и честный малый. Сел он на стул, мнёт шляпу в руках, не знает, как начать разговор. Я потихоньку его про то спрашиваю, про это, и он разговорился.
У вдовы, оказывается, приличный участок земли имеется, но только заброшенный. Как кузнец заболел, так и не до земли этой было. Сдавала она участок в аренду, да тоже без толку, бросили его арендаторы и уехали. Тут насмелился Уильям, видя хорошее расположение моё к нему, и просит:
- Хочу участок этот сейчас весной разработать, да фасоль посадить, вот с деньгами туго: год прошлый неурожайный был, да и лошадь купить пришлось осенью, вместо старого Пегого... Вот я и пришёл к Вам, попросить денег в долг, посоветовали мне соседи, говорят, иди к Джорджу Холлу, у него деньги имеются, может, одолжит... Я бы рассчитался с Вами сполна, осенью, когда фасоль продам. Век буду благодарен, если одолжите, помогу во всём, не сомневайтесь, всё, что попросите, сделаю, сами знаете, работы не боюсь...-
Слушаю я Уильяма, а сам думаю, а ведь и правда, старичок непростой видать был, знал много... Деньги то у меня действительно были, на чёрный день копил, складывал много лет, как один остался. Мало ли что, думаю случится, ведь и дети и внуки у меня, вдруг им помочь придётся.
Тут и рискнул я, поверил старичку, и сказал Уильяму на его просьбу «Да, есть кое-какие деньги у меня, возьми, на хорошее дело не одолжить, большой грех.-
Уильям даже прослезился, а я впихнул ему деньги в руки и так мне легко на душе стало. Ушёл сосед, а я хожу, напеваю себе весело, посвистываю, будто не я свои деньги отдал, а мне привалило богатство.
Старик посмотрел на солнце, прищурившись, тихо засмеялся, и продолжил рассказ.
Наступила осень. И однажды, смотрю в окно, Томас, сын мой, едет. Я всегда радовался приезду сына, любил и почитал меня он всю жизнь, и сейчас не перестаёт заботиться обо мне. Заходит, значит, Томас, и вижу я, что расстроен он очень. А расстраиваться в ту пору ему было из-за чего.
Стал он работать в усадьбе господина Морриса, и вскоре женился на горничной Морисов, Кэт. Поначалу жизнь его семейная вроде неплохая была, родились две девочки. Сын мой всё работой занят с утра до позднего вечера в конюшне, а люди поговаривать стали, мол, Томас, смотри за женой, много свободы ей даёшь, как бы ни случилось чего. Томас от этих слов отмахивается, не придаёт значения, а оказывается, непросто люди предупреждали-то его. И в один прекрасный день, сбежала Кэт от него с каким-то проходимцем, и остался он один с двумя малыми ребятишками, а про жену не слышно ничего, как в воду канула.
Ну, так вот, сидит за столом Томас и очень расстроенное у него лицо. Я спрашиваю, что, как?
Он отвечает, что, мол, всё хорошо, женщины все помогают, кто дочкам платье сошьет, кто принесёт булочек. Присматривает за ними пока тётка Кэт, всячески при этом оскорбляя свою негодную племянницу. Подыскали женщину ему, но он не решается жениться, хотя даже если Кэт вернётся, понятное дело жизни совместной и них не получится.
И спрашиваю я про дочь свою, Элизабет, давно весточки от неё не было, как она там, знаю, муж непутёвый, мучается с ним, бедняжка.
У Томаса лицо омрачилось пуще прежнего, и говорит он мне, что приехал именно из-за беды, которая случилась с Элизабет.
Муж её, отъявленный мошенник и авантюрист, наделал долгов и скрылся. Теперь Элизабет выгоняют из дома и забирают его за долги. Она с тремя детьми окажется на улице, без средств к существованию. Старшего её сына, четырнадцати лет, господин Моррис соглашается взять помощником в конюшню, а Элизабет с девочками младшими надо как-то устраивать, они остаются под открытым небом. Вот, отец я и приехал, чтобы попросить у Вас денег, которые Вы откладывали на чёрный день.
Я так и остолбенел – ведь все эти деньги то я отдал Уильяму. Медленно опустился на стул и не слышу и не вижу ничего.
А Томас, думая, что я жалею деньги, уговаривает меня, мол деньги он вернёт, заработает и частями расплатится со мной, только сейчас надо сестру спасти от верной гибели. Она, несчастная, уходом мужа сломлена, а тут ещё и кредиторы. Беда одна не приходит, как говорится.
А я сижу и не знаю, что сыну сказать, где взять деньги. И скажите мне, что в жизни нашей, обыкновенной, чудеса не случаются!
Значит, сижу я и не слышу и не вижу, что вокруг происходит: как заскрипели колёса, остановилась повозка около дома, мелькнула в окне сутулая фигура соседа Уильяма. Зашёл он в дом, поздоровался со мной, сыном Томасом, подошёл к столу, за которым мы сидели, и обращается ко мне со словами благодарности, и кладёт на стол деньги, что брал в долг.
Я молчу, в себя не могу ещё придти после того, что случилось. Томас тоже сидит, молчит, не понимает, что к чему. Он по лошадиным делам, большой мастер, с одного взгляда видит, что лошади надо, лучший конюх в графстве, тут спора нет, а на другие дела он туговат, сразу суть дела не доходит до него. А Уильям, тем временем, идёт к повозке, и появляется опять в доме с мешком, полным фасоли. Ставит его у дверей и опять слова благодарности произносит.
Тут я опомнился от удара неожиданного и слёзы полились из моих глаз.
Томас взял деньги и устроил Элизабет с девочками, а сына её пристроил работать к себе на конюшню.
С тех пор сосед Уильям часто стал заходить ко мне, помогать по хозяйству или просто поговорить. И каждую осень привозил мне, несмотря на мой протест, большой мешок фасоли. Сварив из неё похлебку, я обязательно наливал её в старую чашку, ел и вспоминал слова старичка: «Чашка эта всегда будет полной, если ты скажешь – Да...»
Так прошло более десяти лет. Стал я слабеть, сын приезжал, настаивал, чтобы я поехал к нему. Он женился на хорошей женщине, которая относилась к его дочерям, как к родным, а я всё не решался покинуть родной дом.
Однажды утром, сварил я фасоль и взял в руки старую чашку, в которую всегда наливал похлёбку. Она вся потрескалась уже, а мне дорога была из-за предсказания старичка, и выпала чашка у меня из неловких, нечувствительных от старости рук, упала на пол и разбилась. Огорчился я так, что не мог есть. Вышел на улицу и встретил соседку, спешащую мимо меня в сторону дома Уильяма.
- Не к Уильяму ли ты направилась, может попросишь его зайти ко мне?-
Говорю ей я, а она мне в ответ:
- Разве ты не знаешь, что Уильям умер ночью, вот я и спешу помочь его жене, да утешить её в горе.-
Тут я и понял, почему разбилась утром старая чашка – некому больше будет привезти мне фасоль.
Ноги мои совсем ослабли, и Томас увёз меня к себе. Жена его действительно оказалась работящей и доброй женщиной, встретила меня как родного отца, и вижу я у них только любовь и ласку.
К скамейке подошла женщина, опрятно одетая, с милым добрым лицом: - Отец, смотрю, сидите Вы долго, устали, небось, давайте помогу Вам добраться до дома. Хоть и близко, а тяжко будет идти одному.-
- Пойдём, доченька, А Вам, сэр Патрик, - обратился ко мне старик, -
Желаю успехов в учении, трудолюбия и упорства, чтобы выучиться и помогать таким неграмотным людям, как я. Стремление к учёбе было у меня всю жизнь, да не пришлось выучиться, такая, знать судьба, а уважение к учёным людям я имею всю жизнь. Спаси Вас Господь и сохрани, - произнёс старик, кряхтя, встал со скамейки, опираясь на палку. Женщина взяла его под руку, и они медленно пошли к дому.
- Если ты скажешь «Да», - подумал я, сидя на скамейке уже один. – Как трудно сказать иногда «Да», трудно, но возможно. И всё-таки лучше сказать «Да».-