Невзрачная бабочка, цыганская моль*, собрала на рейде Ванкувера шесть океанских пароходов. В дальневосточных портах тучи ночных мотыльков буквально атаковали наши суда. Теплыми майскими вечерами «цыгане» летели на свет и набивались в каждую щель, в каждый очкур*, во все шхеры*. Они затаились, надеясь пересечь Тихий океан, и точили зубы, чтобы сожрать всю флору Британской Колумбии, а если повезет, то и фауну тоже.
Канадские власти сильно обеспокоились и, подстрекаемые «зелеными», упекли наш теплоход на карантинную стоянку у острова Гамбьер.
Команде предстояло обследовать все закоулки судна, ликвидировать крылатых диверсантов и получить разрешение на швартовку в гавани Ванкувера.
На собрании экипажа объявили аврал и каждому моряку назначили свой участок досмотра.
Капитан говорил коротко:
- Работаем от зари, до темна! Через три дня ожидаем «зеленых» с проверкой. Чтобы все было чисто! В противном случае нас завернут домой.
- На флоте бабочек не ловят, - засмеялся помполит Левин.
Затем он встал, надул щеки и сказал:
- Товарищи моряки! Советский народ оказал нам высокое доверие представлять интересы Родины на просторах Мирового океана. И мы эти интересы представим! Во избежание дальнейших траблов* нужно…
- Борис Масеич, ты говори больше по-русски, - поморщился капитан.
- …нужно скатить забортной водой главную палубу от клотика* до киля, - продолжал комиссар, - и от форштевня до ахтерпика*! Чтобы не было…
- ...мучительно больно за бесцельно прожитые годы, - радостно подсказал комсорг Епишев с галерки.
- Правильно, Епишев, – одобрительно улыбнулся комиссар, - как завещал нам классик советской литературы!
Некоторые сомневались, что автор этих слов был классиком литературы, но вежливо промолчали.
- Я кончил! – сказал первый помощник.
На этом собрание завершилось и народ потянулся за сигаретами. Большую работу следует начинать с большого перекура.
На доске объявлений старпом приклеил увеличенный рисунок зловредной моли. Букашка напоминала полураскрытый зонтик средних размеров. Рядом, на обглоданных листьях, ухмылялась пушистая гусеница. Плакат нам вручили «зеленые». Текст был на английском языке.
- Чего там написано? – спросил Епишев у комиссара.
- Не проходите мимо! – серьезно ответил Левин.
В прошлой жизни Борис Моисеевич был электриком. Пять лет он бился над сложной загадкой - каким образом извилистая синусоида электрического тока движется по прямым проводам. Проблему он не решил и, по совету тестя, инструктора парткома, переквалифицировался в комиссары.
- У нас кухарка может управлять государством, - часто говорил Левин и приписывал этот афоризм своему родственнику.
Для Бориса Моисеевича тесть был проводником идей Партии. Что такое проводники Левин знал из опыта электрика. О полупроводниках и диэлектриках он имел весьма смутное представление.
***
Годом ранее Левин выписал и получил в СМТО чудо техники - стереофонический проигрыватель «Вега». Музыкальный аппарат он решил установить в своей каюте, чтобы прослушивать фонограммы вождя мировой революции.
Токарь Лалетин выточил из бронзы фигурные пилоны для звуковых колонок. Стерео-динамики разнесли на два метра и закрепили на подволок*. Радиослужба, в лице второго радиста, выполнила монтаж проводов, а сэм*, Женя Стрельников, обеспечил электропитание.
Наконец, все было готово и Борис Моисеевич торжественно установил пластинку на резиновый диск «вертушки».
- Ключ на старт! – скомандовал он, словно запускал в космос «Буран»*, - мощность на максимум. Первый – пуск!
Динамики хрюкнули и оглушительно взвыли утробным голосом: «П-а-рт-и-я-а-а-а н-а-ши-ы-ы народы сплоти-ы-л-а-а-а в мощный един-ы-ы-й ку-ул-а-а-к трудов-о-о-й, партия – наша надежда и сила, партия – наш р-у-л-е-в-о-о-о-й…»
Звук безобразно плавал, уродуя идеологически выдержанное произведение.
Борис Моисеевич поспешно дернул лапку звукоснимателя. Последовал звук рвущегося полотна и все стихло. Комиссар вытер ладонью вспотевший лоб и достал из цветного конверта другую пластинку.
Алла Пугачева запела еще громче, но двумя октавами ниже. Звук напоминал трубный рев потревоженного слона: «Старинные часы-ы-ы еще ид-у-у-т, старинные часы-ы-ы…»
Новенький аппарат (муха не сидела) решительно отказывался петь человеческим голосом.
- Все, копец! – чуть не заплакал помполит, - всучили брак, сволочи. Пугачеву я им не прощу!
- Заводской брак, - сказал электромех, - тащите его в мастерскую. Может быть начальник радиостанции отремонтирует? За небольшое вознаграждение.
Женя ткнул в меня пальцем.
- Тут без осциллографа не обойтись, а он у меня сам в ремонте - куражился я, - прецизионная техника все-таки. Дорого будет стоить…
- Мужики, сделайте! – взмолился убитый горем Масеич, - начальник, веду в кабак! В первом порту!
- Железно?
- Слово члена партии!
- Нас с сэмом?
- Yes!
Я взял аппарат под мышку и понес в радиорубку знакомить его с осциллографом.
Причина неисправности оказалась тривиальной – нужно было вынуть фетровую шайбу из-под диска «вертушки», которую на заводе предусмотрительно вложили для транспортировки изделия.
- Плохо быть балбесом! – сказал Женя Стрельников.
Через три дня я вернул патефон первому помощнику.
- Когерентная флуктуация токов в планарных транзисторах, - просто и доходчиво объяснил я комиссару болезнь музыкального устройства.
Прошел год, но обещанного приглашения в ресторан мы так и не дождались. На мои деликатные намеки Борис Масеич каждый раз придумывал изящные отговорки. Потом в стране началась компания по борьбе с пьянством и алкоголизмом и тема сама собой умерла.
- Наверное, среди комиссаров встречаются приличные люди, - сказал я Стрельникову.
- Встречаются, но редко, - ответил он, - реже, чем монашки в борделе.
***
Три дня мы боролись с бабочками. Живых не было. Пленных не брали. «От зари до темна» моряки сантиметр за сантиметром обследовали судно и находили моль в самых неожиданных местах: на мачтах и в рундуках, в румпельной и в машине, в плафонах освещения и даже в своих чемоданах. Трофеи немедленно кремировали в ассенизаторной печи.
На четвертый день приехали «зеленые». Три худых парня и две девушки. Гринписовцы облазили все судно, нашли пару дохлых «цыганок» и один кокон, похожий на ватный тампон.
- У них опыт, - сказал токарь Лалетин, - а опыт не пропьешь!
Нам дали еще неделю карантина. Через три дня бесплодной охоты комиссар прилюдно заявил на пяти углах*:
- Презентую штоф «Смирновской» тому, кто доставит мне трех бабочек и хотя бы одну гусеницу!
- Железно? – спросил я, вспомнив ресторан и «вертушку».
- Слово коммуниста!
***
Ко мне зашел токарь Лалетин. Мы были знакомы с древних времен. Суда в то время передвигались силою пара, а Валера Лалетин называл себя кочегаром дальнего плавания.
- Начальник, «цыганками» не богат? – спросил Валера.
- Трошки для сэбэ мае, - шутливо ответил я, - есть одна, в хорошем состоянии.
Бабочку я обнаружил в недрах факсимильного аппарата «Иней». Она проникла туда неведомым образом и уснула от ядовитых испарений электрохимической бумаги.
- У меня еще две, - сказал Валера, - и гусеница в наличии. Предъявим Масеичу? Помполит божился «Смирновку» выставить.
- Дождешься, когда рак на горе свиснет!
Лалетин открыл спичечный коробок. В нем оказались две бабочки и пушистая гусеница с разноцветными точками на спинке.
- Где взял? – спросил я.
- Одну нашел, другую ребята одолжили. Гусеницу сам сварганил по фотографии. Из подручного материала, - скромно ответил Валера.
- Ух ты, – восхищенно сказал я, - а ля натурель!
- Немного силикона и ворс из коврика, - пояснил довольный токарь, - смотрится лучше настоящей!
- Хорошо бы, заставить ее двигаться.
- Может быть, тонкую леску принайтуем*?
- Заметно будет. Впрочем, есть идея.
Вдвоем мы детально разработали план операции, которая должна была начаться после захода солнца.
***
Вечером, когда утомленное солнце скрылось за холмами острова Гамбьер, Лалетин постучал в дверь каюты первого помощника.
- Есть, Борис Моисеевич! – нарочито громко сказал он, - три бабочки и гусеница впридачу!
Согласно диспозиции, я подслушивал разговор за углом, возле открытой двери. Заранее был обследован электрощит и найден выключатель освещения каюты помполита.
- Ну, показывай свои трофеи, герой, - услышал я бодрый голос комиссара, - что у тебя с рукой?
- Бандитская пуля, - пошутил токарь, - рикошетом задела.
Перед операцией мы туго забинтовали Валере указательный палец, вложив в повязку кусочек магнита. В гусеницу была вставлена железная шпилька.
Я нажал язычок выключателя и шагнул в каюту помполита.
- Да будет свет, сказал электрик, а сам обрезал провода! – услышал я недовольный голос комиссара. - Автомат опять вырубило. Третий раз за день!
- Глядите, Борис Моисеевич, она живая! Смотрите, шеволится, шеволится!
Как и было задумано, в полумраке комиссар с Лалетиным подошли к открытому иллюминатору. В коробочке из свинцовой фольги ползала пушистая гусеница, а в уголке приклеился белый ватный кокон. Валера забинтованным пальцем осторожно водил по дну коробки и хищная тварь повторяла все движения замаскированного магнита. Три бледных мотылька лежали отдельно, в помятом спичечном коробке.
- Я готов получить приз, – с достоинством сказал Лалетин и поставил свой трофей на край иллюминатора.
Помполит не сразу нашелся, что сказать, но начал издалека:
- В то время, когда весь советский народ, на заре перестройки…
- Слово коммуниста давали, – хмуро перебил я, - а это - святое. Такими словами не бросаются!
- За базар надо отвечать, - всерьез и по блатному дожимал его Лалетин.
И первый помощник не устоял. Он ушел в спальню и, вернувшись, сунул токарю квадратную бутыль «Смирновки».
- Спасибо за службу! – сказал он, чуть не плача.
- Служу Советскому союзу! – отчеканил Лалетин и направился к выходу.
- С прошлого года храню напиток, - с сожалением сказал мне комиссар.
- Я обычно приканчиваю вчерашний.
Неловким движением я задел свинцовую коробку и она упала за борт.
***
Словарь.
Gypsy Moth –буквальный перевод - «цыганская моль», непарный шелкопряд.
Очкуры, шхеры – всякие потаенные узкие места.
Траблы – здесь помполит вольно употребил английское слово Trouble – проблема, неприятность.
Клотик – самая верхняя часть мачты.
… от форштевня до ахтерпика – комиссар щеголяет морскими словечками, слабо представляя, что это такое.
Подволок – потолок на судне.
Сэм – старший электромеханик. Обычно, так зовут любого электромеханика.
«Буран» - советский шаттл, совершивший единственный полет на орбиту земли без экипажа.
Пять углов – обычно, на судне это курилка, где народ собирается посудачить. Аналог колодца в деревне.
Принайтовать – привязать.