Деньги обращались в ничто раньше, чем их успевали печатать. Зарплату рабочим и служащим выдавали дважды в день, и они в обеденный перерыв стремились её потратить до того, как полученные купюры станут бесполезной бумагой. Пачки рейхсмарок, ничем не обеспеченные, стоившие дешевле, чем затраты на их печать, служили игрушками детям. А на границах с вновь возникшими из ниоткуда государствами – Польшей и Чехословакией, чуть ли не каждый день вспыхивали перестрелки. Существующую границу не желал признавать никто – ни вчерашние провинции развалившихся империй, ставшие самостоятельными государствами, ни обглоданная со всех сторон, истерзанная и опутанная репарациями побеждённая в Первой мировой Германия. Горе побеждённым!
Ольга открыла последнюю банку сардин. Хлеб закончился ещё вчера, и больше съестных припасов в доме не было. За дешёвую меблированную комнату тоже было не плачено уже месяц. Работы тоже не было и не предвиделось – её и немцам-то не хватало, что уж говорить о двух русских эмигрантках?! Пока был жив дядюшка – Ольге иногда перепадали от него небольшие суммы, но пару недель назад дядя внезапно скончался, а его супруга, ныне вдова сразу дала понять Ольге, что больше не даст ей ни пфеннига. Дядя был братом матери Ольги. Родители сгинули в кровавой неразберихе Великой Русской Смуты. А Ольга с подругой Марией после долгих мытарств и скитаний оказалась в Берлине.
А ведь было же когда-то! И белоснежные дачи на берегу сверкающего озера в окрестностях Петербурга, где шёлковые коты лежали на атласных подстриженных лужайках, а в тенистых садах бродили кисейные барышни, нежные кружевные тени на белой вязаной скатерти, густой янтарный чай в чашках кузнецовского фарфора, клубничное варенье, которое варила Матрёшенька и сама Матрёшенька, и игры в серсо, и…
Из воспоминаний выдернул голос Марии:
- Что теперь делать будем?
- Не знаю. – честно ответила Ольга.
- У нас что – действительно больше ничего нет?
- Ничего. И продать тоже больше нечего. Я мамино колечко продала. И эта твоя фрау Кюгель…
- Она сказала, что больше не будет давать нам деньги. Самим не хватает. Мария задумалась.
- Давай есть. – сказала Ольга.
Сардины были съедены в один присест.
- Я вспомнила. – Мария облизала перепачканную в масле вилку.
- Что?
-Помнишь, на похоронах твоего дяди был этот, ну… - Мария пощёлкала пальцами в воздухе, словно подзывая выскочившую из памяти фамилию, - такой, надутый, с бородкой…
- Помню. Я его видела несколько раз у дяди. Фамилию запамятовала.
Мария хихикнула.
- Я тоже.
- Он, кажется, дядин друг. Был?
- Вот. А что если нам попросить денег у него? – предложила Мария.
- Ты что?!А как отдавать? – замахала руками Ольга.
- Ну, или пусть составит нам протекцию. Поможет приискать место.
- Да. Но мы не знаем, ни как его зовут, ни где живёт.
- А ты у тётки спроси.
- Да мне боязно к ней идти. Опять решит ещё, что я пришла денег просить.
- А всё-таки попробуй. Попытка не пытка. А голод не тётка.
- А если тётка не знает?
- А если бы да кабы… - начала сердиться Мария, - Ты что – хочешь с голоду здесь помирать?
Вернулась Ольга только к вечеру. Довольная и в хорошем настроении. На настойчивые расспросы Марии рассказала, что тётка вначале не хотела её пускать, но узнав о цели визита, неожиданно смягчилась и дала адрес дядиного друга. Звали того Клаус фон Готлиб. И жил он довольно далеко – в пригороде Берлина, куда Ольге пришлось добираться пешком. На её счастье герр Клаус оказался дома и даже любезно согласился принять её. Мало того! Ольге был оказан поистине королевский приём! Её усадили за стол с хозяевами, накормили обедом, а далее начались и вовсе чудеса! Герр Клаус был потрясён рассказом Ольги и немедленно выказал желание поучаствовать в судьбе обеих девушек. Речь шла даже не о рекомендациях и протекции в поисках места работы. Нет! Герр Клаус предлагал им нечто более масштабное и прибыльное! Во-первых: герр Клаус вызвал своего бухгалтера, или управляющего – Ольга так и не поняла – и велел тому погасить долги девушек. Во-вторых: он сказал, что готов предоставить им жильё в своём доме. А дом у него большой, сказала Ольга.
- Нам нужно собрать вещи и ждать – завтра за нами приедут. – добавила Ольга.
- А чем нам заниматься-то придётся? Неужели в содержанки пойдём? А по мне – так я и в содержанки готова. Лишь бы не с голоду умирать. Помнишь, как мы в 19-м году? – сказала Мария.
**********
Обещанный автомобиль прибыл за девушками ровно в полдень. Вещей у подруг особых не было – всё уместилось в два небольших узла, с которыми они и устроились на мягких кожаных подушках сверкающего «Хорха».
В особняке герра Клауса девушкам отвели отдельные комнаты на верхнем этаже. Комнатки были небольшие, но светлые и хорошо обставленные. Ольге её комната напомнила ту, что была у неё когда-то в их смоленском имении. Бесшумно появившаяся горничная сказала, что поможет ей устроиться на новом месте и проводит девушку к хозяину. Герр Клаус ждёт в кабинете.
Кабинет оказался по совместительству и библиотекой. Это была просторная, но полутёмная комната, заставленная высокими книжными шкафами и тяжёлой довоенной мебелью. Почти весь центр её занимал внушительных размеров письменный стол с массивным письменным прибором. Всё было тяжёлое, массивное, добротное и богатое. Девушек усадили в холодные кожаные кресла. Герр Клаус появился откуда-то из-за книжных шкафов. На нём была домашняя стёганая куртка с блестящими отворотами, мягкие брюки и вышитые восточные туфли с загнутыми носками. Он галантно подошёл к ручке каждой из девушек, потом коротко расспросил их о том, как они жили, посокрушался о смерти Ольгиного дяди.
« На что же он живёт?» - мельком подумала Ольга, - «Присутственные часы, а он дома. Наверное, фамильное состояние. Таким никакая инфляция не страшна!»
Между тем герр Клаус продолжал говорить. Он говорил об ужасных бедствиях, обрушившихся и на Россию, и на Германию, о горе и страданиях многих людей в разных странах, о потрясениях, обрушившихся на старушку-Европу. О поражении в войне. О революции. Девушки переглянулись. Ни та, ни другая так и не поняли пока – куда он клонит.
- Политический, что ли? – украдкой шепнула Мария подруге. Ольга только пожала плечами. На политического герр Клаус как-то слабо походил. Да и вообще – насмотрелись в своё время обе девушки на революционные массы.
- Нашему возлюбленному Фатерлянду выпало ужасное унижение. – продолжал вещать герр Клаус, - Поражение в войне принесло неисчислимые бедствия и нужду некогда процветающей державе. Все, кому небезразлична судьба Германии жаждут реванша и национального возрождения.
Точно – политический! – подумала Мария.
- Однако возрождение невозможно без идеи. И дать такую идею – наша задача. Я, собственно – торговец идеями, если так можно выразиться. И мне нужны помощники.
- Но чем… - начала было Ольга.
- Терпение, дитя моё. Я расскажу вам всё. Скажите, вы слышали о спиритизме? В самих сеансах участвовать приходилось?
- Один раз. – честно призналась Мария, - в 17-м году, сразу после отречения Государя.
Ответ герра Клауса вполне удовлетворил. А Ольга почувствовала себя совсем сбитой с панталыку - что общего может быть между политикой и спиритическими сеансами. В их семье подобных вещей не одобряли. Над охватившей в начале ХХ века Россию лихорадочной модой на оккультизм, эзотерику и прочую мистику отец откровенно потешался. Но Ольга решила пока ничего не говорить, а выслушать до конца. Герр Клаус тем временем продолжил. И речь пошла именно о тайных обществах медиумов, которые собирались в доме у герра Клауса. Одна из таких встреч была назначена на сегодня и девушек настоятельно приглашали принять в ней участие.
«Ничего не понимаю! – подумала Ольга, - Политика, спиритизм, тайное общество. Причём здесь это всё?! А может – этот герр Клаус просто ловкий проходимец?»
Эта мысль немедленно породила желание бежать. Но куда? Куда ей идти? Ни жилья, ни родных. Мария – единственный близкий человек, её связь с прежней жизнью. И Мария готова принять правила игры, которую ей предлагают. А может – и мне тоже? Хуже уже не будет.
- Я буду давать вам книги. – сказал Герр Клаус, - Моя библиотека в вашем распоряжении.
**************
В отличие от подруги Ольге на спиритических сеансах никогда бывать не приходилось. Собравшихся было немного – всего пять человек, да ещё сам герр Клаус и Ольга с Марией. Сеанс проводили в том же кабинете-библиотеке, где хозяин накануне беседовал с девушками. Ольга украдкой с интересом рассматривала гостей. Двое мужчин были явно военными, хоть и пришли в гражданском платье, третий – молодой парень в студенческой тужурке и две женщины – то ли мать и дочь, то ли тётя с племянницей. Девушка была ровесницей Ольги с Марией, или чуть постарше. Одета она была в простое тёмное платье без украшений, добротное, сшитое, наверняка ещё до войны. У неё было узкое чистое лицо с правильными немного резкими чертами, серые холодные глаза и длинные тёмно-русые волосы, свободно распущенные по плечам почти до пояса. Дама была одета в строгий костюм и белую блузку. Длинный узкий нос оседлало старомодное пенсне. И волосы её были туго стянуты в узел, а голову покрывала шляпка с вуалькой. Шляпку за весь вечер она так и не сняла. Даже вуаль не откинула. Герр Клаус представил гостям сначала Ольгу с Марией, потом по очереди представил девушкам всех гостей. Военных звали фон Тилен и Клаус Бек (так они отрекомендовались), студент назвался Карлом Штрюмпфелем «изучаю химию» - как он сказал, даму звали Клара Зюсс, а девушку Хельга. И она была медиумом.
- Я думаю – сегодня у меня получится. – сказала Хельга, обращаясь к хозяину дома, - Я чувствую, что они хотят говорить со мной.
Герр Клаус удовлетворённо кивнул.
- Что наши люди в Мюнхене? – вопрос хозяина относился к военным.
- Там объявился некий австриец, бывший ефрейтор. Выступает по пивным. Крикун. Но народ его слушает. – ответил Бек.
- Откуда он взялся – никто толком не знает, - подхватил фон Тилен, - Старые члены движения всерьёз его не воспринимают, но этот Шикельгрубер быстро завоевал себе союзников.
- Его фамилия Шикельгрубер? – переспросил герр Клаус.
- Да. Он австриец. Из Линца, кажется. – ответил фон Тилен.
- Ну что ж. – кивнул герр Клаус, - Пожалуй, начнём, господа.
Спиритический сеанс совершенно не был похож на тот, на котором Мария присутствовала у себя дома, в Петербурге вскоре после отречения царя Николая Второго в феврале 1917. Столоверчением на этом сеансе никто не занимался. Вместо этого на середину библиотеки вытащили и поставили рядом со столом трёхногую медную курительницу, куда положили угли из камина, а герр Клаус насыпал на них какой-то сероватый порошок из мешочка. Потом откуда-то явился бубен наподобие шаманского в который принялась бить Хельга. Сначала она кружилась в каком-то сложном танце, потом рухнула в кресло и заговорила на каком-то непонятном языке. Ольге казалось, что она смотрит какой-то странный спектакль. Что это театр, а она – одновременно и зритель, и участница действа, сюжет которого ей неизвестен. Тем временем Хельга заговорила по-немецки, хотя голос её звучал странно – он был низким, сиплым, словно задушенным. И смысл сказанного всё время ускользал от Ольги. Что-то, сколь она смогла уразуметь, говорилось там о древних арийцах. Да, об арийцах. Но как это всё было связано с поражением Германии в войне и прочей политикой – девушка так и не поняла.
Тем временем сеанс закончился. Снова говорили о политике, о каком-то «Движении», о Мюнхене, о странном австрийце с зубодробительной фамилией Шикельгрубер. Герр Клаус почему-то очень им заинтересовался. Мария тоже участвовала в разговоре, а про Ольгу, кажется, все забыли. От нечего делать девушка принялась изучать корешки книг в шкафах. Те, что были ближе всего, почти все были посвящены эзотерике, магии и прочей мистике. Попадались среди них и книги на русском. Одну из них, на корешке которой значилось «Елена Блаватская» - Ольга и вытянула.