Я часто бывал у него дома. Они приехали из Ленинграда, жили вдвоем с мамой. Она была такая же спокойная, красивая женщина с перламутровыми глазами. Поощряла нашу дружбу, давала мне почитать интересные книги. Вместе с ее сыном мы пришли на станцию юных техников и натуралистов (СЮТН), стали заниматься в радиокружке. Там мы изучали работу ламповых приемников и передатчиков, сами мастерили небольшие приемники.
Однажды, руководитель кружка объявил нам:
- Так, ребята, нам нужно сделать несколько десятков детекторных приемников. Мы будем помогать радиофицировать поселки и деревни, в которых нет электричества.
Почти все члены кружка с удовольствием включились в эту работу. Она была несложной: кристаллический детектор, сопротивление и конденсатор, гнезда для подключения антенны и наушников – все это можно было уместить в коробочку, величиной не более спичечной. Такой приемник не требовал питания, достаточно было одной, более иль менее протяженной антенны.
Наконец настал день, когда можно было ехать. Это было в начале марта, погода стояла холодная, за зиму нападавший толстый слой снега только еще начинал подтаивать. Из Новосибирска выехали поездом, во второй половине дня. Высадились на каком-то безлюдном полустанке – одно маленькое здание, и в нем – один дежурный в железнодорожной форме. Он объяснил нам, что до нужного поселка лучше всего добираться по железнодорожным путям, ибо санный путь ведет в другое село, и нам придется идти чуть ли не по кругу. Затем он отвел руководителя в сторонку и еще о чем-то настойчиво предупредил.
И мы пошли по путям. Время уже было позднее, на небе – ни луны, ни звезд, полная темнота, под ногами с трудом различаем шпалы. Примерно через час впереди появился свет, руководитель громко приказал нам:
- Навстречу идет поезд, всем сойти с рельсов на обочину! Никуда не двигаться, пока он не пройдет!
Но сойти оказалось непросто – слева и справа от путей были наметены огромные сугробы, мы шли между ними, как в туннеле. Ребята постарше стали быстро карабкаться наверх, но у меня это не получилось: на этом участке стенки сугроба были слишком высокими и почти отвесными. Проделать в нем ход тоже не удавалось – наружный слой снега подтаял и замерз, превратившись в толстую корку льда. С трудом нашел небольшое углубление и вжался в него спиной. И тут подошел поезд, товарный. Мимо с грохотом покатились огромные колеса, с бортов вагонов свисали какие-то острые железяки и проносились буквально над моей головой. И длился этот кошмар довольно долго. Наконец, прогрохотал последний вагон, и я вздохнул с облегчением. Руководитель проверил, все ли на месте и мы двинулись дальше.
В село пришли поздно, но нас там встретили и разместили на ночлег в хорошо натопленной школе. Даже ужин организовали: дали парного молока целую флягу – пей, сколько хочешь, и крынку мёда – тоже всем хватило. Очень не хватало хлеба, но у селян его просто не было – продуктовых карточек они не получали.
С утра принялись за работу. Главная сложность – натянуть антенну на достаточно большой высоте. Но материал для стоек у крестьян, как правило, был (жерди, колья и пр.), а лазить по крышам домов и сараев многие из нас умели и неплохо. Все приемники, которые мы привезли с собой, были установлены.
Никогда не забуду картинку: пожилой бородатый мужчина, прижав к уху наушник, начал слушать передачу широковещательной станции. Подержав немного наушник, он опустил руку и недоверчиво посмотрел на нас, тех ребят, которые работали у него во дворе. Потом опять поднес наушник к уху и в полном изумлении воскликнул:
- Говорит ведь! Ты посмотри, говорит ведь!
Он еще много раз повторял эту фразу, как будто пытался убедить людей в чем-то невероятном.
Селяне тепло провожали нас, а мы радовались тому, что сделали хорошее дело - все приемники , сделанные нашими руками, работали и радовали людей
Весна и 1946 года были солнечными, без дождей. Нас, детвору, это радовало. Подсохли школьные спортивные площадки, занятия по физкультуре стали на свежем воздухе.
Однако, хорошая погода для нас, стала плохой для сельского хозяйства. Страну поразила засуха. Пострадали Поволжье, Центральный Черноземный район, Северный Кавказ, Украина, Молдова. Зерна собрали в 2,2 раза меньше, чем в 1940-м году. Намечаемая отмена хлебных карточек не состоялась.
Очень трудно было пропитаться, особенно таким семьям, как наша. Государство, еще не оправившееся от последствий войны, делало все возможное, чтобы помочь людям. Для детей дошкольного возраста было введено бесплатное одноразовое питание. Его выдавали в специальных столовых, на вынос, родителям или старшим детям, по талонам. У нас эта обязанность легла на меня.
Мать, перед уходом на работу, оставляла мне набор кастрюлек, и я шел пешком в эту столовую получать две порции обеда – на Риту и Таню. Летом я брал их с собой: маленькую Таню сажал себе на шею, придерживал ее одной рукой, а во второй нес сумку с кастрюльками, Рита держалась за нее или за рукав моей одежды. Ходить было далеко, на Красный проспект, это километра полтора. Но, молодые босые ноги не знали усталости. По деревенской привычке летом я всегда ходил босиком, впрочем летней обуви у меня практически не было. Однако, если в деревне по тропинкам и грунтовым дорогам ходить было вполне безопасно и даже приятно, то здесь, в городе, приходилось смотреть на дорогу в оба глаза, и запоминать места, где можно повредить ноги.
Полученные в столовой порции мать старалась растянуть для питания сестренок на целый день, добавляя что-нибудь из своего. А мы с ней питались довольно скромно, в основном – картошка и хлеб, которого, кстати, всегда не хватало..
Детям школьного возраста выдавались бесплатно все учебники и тетради. Тем, чьи отцы погибли на фронте, выдавали также бесплатно зимнюю одежду и обувь, обычно – к началу занятий.
И в школу, и в столовую детского питания мне приходилось ходить мимо большой обувной мастерской, которая располагалась через дорогу- напротив цирка Шапито. В ней работали расконвоированные военнопленные, в основном румыны. Их много попало в плен под Сталинградом, где было разгромлено не менее двух румынских армий.
Как то я остановился возле открытой двери этой мастерской. Мне было интересно наблюдать, как черноволосый усатый мужчина, ловко орудуя нехитрыми инструментами, чинил обувь. Он обратил на меня внимание и пригласил войти, посадил на табурет. Продолжая работать, спрашивал, сколько мне лет, в каком классе учусь, есть ли у меня братья и сестры. Узнав, что мой отец погиб, посочувствовал и рассказал, что дома у него жена и двое сыновей, один такой же, как я. Он очень хочет с ними встретиться, но не знает, когда вернется домой. Мне льстило то, что он разговаривал со мной, как со взрослым. Очень не хватало общения с отцом. Я завидовал далекому румынскому сверстнику – он надеялся когда-нибудь увидеть своего отца, я же – никогда.
Работали в Новосибирске и другие военнопленные. Так, немцы участвовали в строительстве оперного театра и делали это неплохо. Здание этого театра по своей архитектуре и размерам считался третьим в Советском Союзе. Удивило меня то, что оказывается военнопленных кормили лучше, чем своих: хлеба им выдавали по килограмму на человека, тогда как рабочий получал всего 600 граммов в день.
Наступил 1947 год Моя учеба в 6-м классе шла хорошо. В этой школе была большая библиотека и я стал ее постоянным и довольно жадным читателем. К сожалению времени для чтения оставалось мало: после учебы – работа по дому, походы в столовую, в магазин – за хлебом, надзор за сестренками и прочее. Свободное время начиналось тогда, когда мать и девочки ложились спать. Но после этого мать не разрешала включать свет – ведь все четверо находились в одной комнате. Тогда я нашел «хитрый» способ: ставил под кровать электробатарею, подсоединял к ней маленькую лампочку, и, когда все засыпали, укрывался с головой одеялом и там включал «индивидуальное» освещение, а книжка уже заранее была положена под подушку. Иногда мать просыпалась и, если я не успевал замаскироваться под спящего, то получал взбучку. Но, как только она вновь засыпала, я продолжал свои путешествия по другим странам, в другие времена.
Наибольший интерес у меня вызывали рыцарские и приключенческие романы, а затем возникла многолетняя любовь к научной фантастике. Исчерпав возможности библиотеки, я, как и многие мои сверстники, стал доставать книги на обмен. Если у меня оказывалась хотя бы одна интересная книга, я мог давать ее почитать своим товарищам, и получать от них взамен то, что было у них. Таким образом я доставал большую часть интересных для меня книг.
В конце года, 14 декабря, были отменены, наконец, хлебные карточки. В этот день, с раннего утра, возле продуктовых магазинов собрались громадные очереди. Все опасались, что хлеба не хватит, можно остаться голодным. Но, когда началась свободная продажа, хлеб стали регулярно подвозить. Видимо власти предвидели эту ситуацию и заранее подготовили запасы продуктов. Постепенно очереди стали уменьшаться и, наконец, совсем исчезли.
Отмена карточек не означала, что все будут есть столько, сколько захотят. У большинства людей для этого просто не хватало денег. Мне, всей нашей семье, и многим из тех, которых я знал, еще долгое время не хватало хлеба