Дорога к солнцу. Книга первая. Случайный гений

      Издательский дом «БЭТ»
      Израиль, 2014, - 290 с.

      Редактор Нина Рождественская
      Художник Василий Рождественский

      ISBN - 978 - 965 -7467- 626
    All rights reserved
 ©  Leonid Lukov, 2014
 ©  Vasili Rojdestvenskii, cover and illustrations, 2014
   
             
      ДОРОГА К СОЛНЦУ

           В полёте к солнцу – цели вековые
           Для тех, кто крепок разумом и смел,
           Но час придёт и крылья восковые
           Растают, предопределив предел.
   
 
       Книга первая
      СЛУЧАЙНЫЙ ГЕНИЙ

           В плену любви, где мысль во власти чувства,
           У двери, приоткрытой в мир искусства,
           В коллизии дерзаний и сомнений    
           И появляется случайный гений.             
 
      
АННОТАЦИЯ

Заголовок романа «Дорога к солнцу» представляет собой метафорическое название путей развития творческого потенциала личности. Роман состоит из двух книг, первая, настоящая,  называется «Случайный гений», а вторая – «Синдром фрейлины».
Человеческая личность, с её неизведанными возможностями, была и остаётся одним из самых загадочных явлений бытия. В исключительных случаях, стечение обстоятельств создаёт благоприятную среду для реализации её способностей, и она является миру в облике гения. Но внимание автора романа сосредоточено на щедро одарённом «случайном гение», для которого подобные условия не сложились.

События и имена персонажей романа вымышлены, возможные совпадения случайны. 


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПОРТРЕТЫ РЕМБРАНДТА
   
            Белое и красное с молодости с нами,
            Белое – в учении, красное – в любви,
            Белое и красное, как вода и пламя, -
            Трезвая рассудочность и огонь в крови.


ГЛАВА 1. СОКРОВИЩНИЦА ИСКУССТВА

                Графиня, помню, Вы рукой коснулись
                Своих кудрей, что пенятся над лбом,
                Вы мне тогда так грустно улыбнулись
                И сделали меня своим рабом.

Валентина Ивановна Заклунская, научная сотрудница Эрмитажа, возвращалась с совещания, где обсуждался план лекционных мероприятий на следующий квартал. Рабочий день близился к концу. Она привычно удлинила свой путь к рабочему месту, чтобы зайти в залы голландской живописи. Для неё, кандидата искусствоведения, это была область профессиональной специализации. Но сегодня в выставочные залы её влекло не только подсознательное стремление соприкоснуться с пленительным миром великих художников, но и должностные обязанности. Она была ответственна за обеспечение провинциальных музеев копиями подведомственных ей картин. 
В Рембрандтовском зале было всего три человека. Справа от входа на стуле сидела пожилая смотрительница. Вторым был художник лет двадцати восьми, писавший копию портрета старика-еврея. А третий, долговязый молодой человек, разглядывал портрет старушки. Заклунская задержалась возле смотрительницы.
- Как поживаете, Дарья Тимофеевна?
- Спасибо, Валечка. Бог миловал. Да вот, всё за тем парнем наблюдаю. Ходит сюда по несколько раз в неделю. Подозрительно.
- Я тоже его здесь видела, - вспомнила Валентина Ивановна. - Попытаюсь поговорить с ним.
Она направилась к художнику.
- Здравствуй, Алексей! Работа подвигается?
- Привет, Валентина, - художник опустил кисть на палитру, - пару дней и копия готова. Ещё какое-то время на лакировку. Не знаю только, делать ли кракелюр?
- Разумеется, - Заклунская внимательно разглядывала холст на мольберте, - как же без него. Для провинциальных заказчиков – это чуть ли не главное достоинство копии.
- А для непровинциальных? – иронически усмехнулся художник.
- Для них важнее душа картины. С Рембрандтом это всегда очень непросто. Всё-таки покажи мне работу прежде, чем лакировать.
- Покажу.
Валентина Ивановна направилась было к выходу, но, изменив направление, подошла к молодому человеку и некоторое время делала вид, что разглядывает картину. Рядом с ней стоял по-юношески угловатый парень лет двадцати в потёртом сером костюме. Только большие выразительные глаза на худом лице выделялись, как достопримечательность его неприметного облика.
- Всё-таки Рембрандт – это Рембрандт, – заметила она как бы про себя и неуверенно глянула на юношу.
Начинать разговор с незнакомым мужчиной было неприятно.
- Конечно, Валентина Ивановна, - несмело улыбнулся парень.
- Что?! Вы меня знаете?
- На прошлой неделе вы у нас в Политехническом институте читали лекцию о голландском искусстве. Было очень интересно.
- Спасибо. А как зовут вас?
- Аркадий, студент четвёртого курса.
- Очень приятно. Вы, как я понимаю, испытываете к Рембрандту особый интерес?
- Конечно. Но разве это бросается в глаза?
- Я заметила, и служба охраны тоже, - она кивнула головой в сторону Дарьи Тимофеевны. – Вы часто посещаете зал Рембрандта и подолгу стоите у портретов еврейских стариков.
- Наверно, я не один такой.
- Разумеется, - она помедлила, не сводя с парня испытующего взгляда. - Был ещё один молодой человек, который подолгу разглядывал эти портреты. Его звали Михаил Юрьевич Лермонтов.
- Да?! - удивился Аркадий. – Чем же они его привлекали?
- Это можно объяснить достоинствами картин Рембрандта: глубина психологических характеристик, философское звучание образов, искусство передачи коллизий посредством игры светотени.
- Но вы, Валентина Ивановна, как будто не очень-то доверяете подобным объяснениям?
- Разумеется. Они не отвечают на вопрос, почему именно Лермонтова так привлекали эти портреты. У меня есть некоторые предположения. Но вот вы, например, что в них находите?
- Я? – смутился Аркадий. – Мне не приходилось формулировать свои чувства в словах. Но вы на лекции говорили, что Рембрандт видел в лицах еврейских стариков воплощение своих представлений об идеальном человеке.
- Мне интересно, какие мысли они вызывают лично у вас, - не удовлетворилась она.
 - Наверно, -  напрягся он, - они прожили жизнь по правилам.
- По каким правилам?
 - Не отступились от своей веры, почитали престарелых родителей, вырастили хороших детей. И поэтому, в конце жизни в их глазах нет ни раскаяния, ни горечи. А, кроме того…
Он умолк, не окончив фразы, и Заклунская некоторое время молча ждала продолжения. Она вдруг с удивлением обнаружила, что ей, профессиональному искусствоведу, необычайно интересно беседовать с этим дилетантом, который говорит не то и не так, как написано в специальной литературе. И ещё у неё возникло чисто интуитивное ощущение, что она ему нравится.
- Так что же, Аркадий, кроме того?
- Наверно, Валентина Ивановна, это не столь важно. Но…дело в том, что тот портрет, с которого сейчас делают копию, очень похож на фотографию моего деда.
- Так и у вас тоже с ним сходство. А кто ваш дед? Он жив?
- Мой дед - Яков Соломонович Высоцкий из Бобруйска. Немцы не могли оставить в живых человека с таким именем.
Установилась длительная пауза.
- Да, это объясняет ваш особый интерес к еврейским портретам Рембрандта, - заключила она. - А я, говоря о Лермонтове, имела в виду нечто другое.
- Что вы имели в виду, Валентина Ивановна? - ему, очевидно, было приятно без конца произносить её имя отчество.
- Внимание Лермонтова к этим портретам соответствует его общему интересу к еврейской теме. Он написал стихи «Еврейская элегия», «Еврейская мелодия», филосемитскую пьесу «Испанцы». Похоже, он, как и сам Рембрандт, пытался понять загадку еврейского исторического феномена.
Валентина Ивановна беспокойно взглянула на ручные часики.
- Извините. К сожалению, мне нужно быть на рабочем месте.
Но она почему-то медлила с уходом.
- Может быть, Аркадий, познакомить вас с Алексеем? С ним можно поговорить о Рембрандте. Пойдёмте.
Он послушно последовал за ней.
- Я думал, Валентина, ты уже  ушла, – удивился художник, когда они приблизились.
- Почти ушла, - уточнила она. – Мне только хочется познакомить тебя с молодым человеком. Он знаток Рембрандта. Тебе это будет полезно. Всего хорошего.
Она поспешила к выходу. Аркадий невольно смотрел ей вслед. Облегающая юбка светло-кофейного цвета, матово-жёлтая кофточка на хрупких плечах и светлые волосы создавали изящную цветовую гамму пленительной женственности, усиленной девичьей стройностью фигуры. У выхода она задержалась.
- Дарья Тимофеевна, этого парня вы можете не опасаться.
- Спасибо, Валечка.
Валентина Ивановна ушла, и художник протянул Аркадию руку.
- Алексей.
- Аркадий.
- Вы давно знакомы с Валентиной?
- Недавно. Она в нашем институте читает курс лекций по западноевропейской живописи.
- Это её специальность, - объяснил Алексей.
- А она имеет какое-то отношение к вашей работе?
- Ещё какое! – художник начал подбирать колер. - Через неё идут заказы от провинциальных музеев на копии эрмитажных картин. Она выбирает художников-исполнителей. Вот и я сподобился.
- Начальница, значит!
- Да, причём, очень жёсткая. Попробуйте сдать ей оконченную работу. Мне послезавтра как раз это и предстоит. Обязательно скажет, что в копии нехватает души.
К ним подошла смотрительница.
- Молодые люди, музей закрывается.
- Уходим, - успокоил её Алексей и обернулся к Аркадию. – Так вы – знаток Рембрандта?
- Это Валентина Ивановна пошутила.
- Знаешь, что? – художник начал укладывать свой реквизит в картонную коробку. – Это ничего, что я перешёл на ты?
- Конечно. Так лучше.
- Аркадий, приходи сюда послезавтра. Поможешь мне сдать Валентине работу. Только пораньше.
- Приду. Сразу после лекций.

Аркадий возвращался в студенческое общежитие под впечатлением от неожиданного знакомства с людьми искусства. Они работали в самом Эрмитаже. Небожители. Он, к сожалению, к этому кругу не принадлежал. Его отец работал заведующим кабинетом физики в техникуме. По образованию он был военным инженером, служил в сапёрных войсках и вышел из войны с обожжённым лицом и значительно ослабленным зрением. Мать окончила техникум лёгкой промышленности и работала мастером на швейной фабрике. В семье с тремя детьми их заработков хватало лишь на самое необходимое. 
В провинциальном Бобруйске, где вырос Аркадий, в его окружении не было людей, связанных с искусством. Да и суровая послевоенная действительность не располагала к особой заботе о развитии природных дарований подрастающего поколения. В аттестате зрелости Аркадия превалировали пятёрки, и он решил ехать в Ленинград, чтобы поступать в Кораблестроительный институт. Отец не возражал. Но в приёмной комиссии этого вуза отказались принять его документы. Евреев туда не брали. Уже умер Сталин. В прошлом остался расстрел еврейской национальной интеллигенции, входившей в состав Еврейского антифашистского комитета. Были прекращены печально знаменитые кампании против врачей-вредителей, безродных космополитов и еврейских буржуазных националистов. Однако страной продолжали править, в сущности, те же люди. Они сохранили антисемитский характер внутренней политики, но осуществляли её, в основном, с помощью секретных инструкций, которые направлялись в вездесущие Первые отделы предприятий и организаций. Аркадий сделал попытку подать свои документы в Ленинградский политехнический институт. Там их приняли. Так, успешно сдав вступительные экзамены, он стал студентом.
Одно из самых сильных впечатлений Аркадия, пережитых в Ленинграде, было вызвано Эрмитажем. Крупнейшая сокровищница мирового искусства ошеломила провинциального юношу обилием  экспозиций и их всеобъемлющим, воистину планетарным масштабом. Со временем первые впечатления трансформировались в понимание, что существует малоизвестная ему гигантская мировая культура, а Эрмитаж – открытая дверь в неё. И самое ценное, что он может получить в Ленинграде за свои пять студенческих лет – это, во-первых,  инженерный диплом, а, во-вторых, знания о мировом искусстве. Но на практике такая система приоритетов нарушалась, выдвигая Эрмитаж на первое место. Аркадий стал ездить туда почти каждый день. И результаты не замедлили сказаться. Лишь ценой невероятных усилий ему удалось сдать экзамены за первый семестр. Тогда он установил для себя жёсткое правило – Эрмитажу были выделены только три дня в неделю, включая воскресенье.
Он решил планомерно изучать музей, начиная с Египетских и Древнегреческих экспозиций. Но вскоре, уступая влечению и миновав промежуточные отделы, сосредоточился на итальянском Высоком Возрождении и, уже оттуда, двинулся в испанские, голландские и французские залы. Обилие зрительных образов требовало исторических и искусствоведческих объяснений, и он находил их в библиотеках и в многочисленных лекционных курсах, организуемых сотрудниками Эрмитажа на предприятиях, в вузах и в самом музее.
 Эта сокровищница искусств существенно повлияла на представление Аркадия о месте России в мировой цивилизации. Она казалась совсем ещё молодой страной, чей культурный ресурс, вопреки крикливой шовинистической пропаганде, был весьма поверхностным. Но положение было небезнадёжным потому, что у неё был Эрмитаж.

Через день Аркадий приехал в музей в четыре часа. В зале Рембрандта ещё были посетители. Художник стоял на прежнем месте за мольбертом.
- Добрый день, Алексей. Как дела?
- А, это ты, - мрачное лицо художника несколько посветлело. –
Привет. Сегодня сделал попытку сдать свою работу.
- И какой результат?
- Какой я и предвидел. Валентина упёрлась и всё тут. Никого, говорит, эта копия не тронет.
 - Так что теперь делать? – участливо поинтересовался Аркадий.
- Дала мне срок до конца дня, чтобы уточнить копию. Вот я и ломаю голову. Что тут ещё уточнять? Ты глянь свежим глазом.
Аркадий молча разглядывал полотно на мольберте.
- Мне кажется, Алексей, копия очень точная.
- Вот-вот. Скажи, пожалуйста, об этом Валентине.
- Ты думаешь, я для неё авторитет? – усомнился Аркадий. - А если я немного покритикую, ты не обидишься?
- Какой там, - с досадой отозвался художник, - не до обид мне сейчас. Работу бы сдать.
- Конечно, копия хороша, но подолгу стоять перед ней, как перед оригиналом, я не стал бы.
- Почему?
- Всё дело в глазах. В них должны быть умиротворение и мудрость. В оригинале зрачки шире, а радужные оболочки светлее. Эти нюансы создают смысловое содержание взгляда.
- Что? Ты считаешь, стоит внести изменения?
- Наверно. Но это очень тонкая работа. Не стану отвлекать.
Аркадий ушёл, а художник занялся корректировкой копии. Когда работа была окончена, Алексей огляделся. Аркадия не было видно, и он направился к выходу. Вскоре он вернулся с Валентиной Ивановной. Они остановились у мольберта.
- Вот это уже настоящий Рембрандт! - воскликнула она. - Как тебе удалось?
- Секрет фирмы, - усмехнулся художник.
- Чудесно, Алексей! Поздравляю!
В это время у соседней картины появился Аркадий, и она жестом пригласила его подойти поближе.
- Добрый день, Валентина Ивановна!
- Здравствуйте, - она протянула ему руку. – Вы очень кстати. Можно поэксплуатировать вас в качестве эксперта?
- Какой я эксперт?
- Полно, молодой человек, не скромничайте. Взгляните сюда. Вам нравится это полотно?
Он подошёл к мольберту. Было интересно, как Алексей реализовал его рекомендации.
- Прекрасная работа, Валентина Ивановна.
- Как вы думаете, Аркадий, любитель живописи в какой-нибудь Пензе будет подолгу стоять у такой копии?
- Я бы стоял.
- Чудесно, – она взглянула на часы. – Я пойду. К нам сейчас должен подойти замдиректора.
- Но, Валентина, что мне делать? – забеспокоился художник.
- Так лакируй, делай кракелюр. А вы, Аркадий…. Скоро у меня в вашем институте очередная лекция. Там и увидимся.
- Буду очень рад, - нашёлся он.
Валентина Ивановна ушла, и Алексей протянул Аркадию руку.
- Ну, спасибо, дорогой. Выручил.
- Да не за что.
- Слушай, Аркадий, давай по-настоящему познакомимся, что ли.
Как твоё полное имя?
- Высоцкий Аркадий Ефимович.
- Из тех самых Высоцких?
- Из каких тех? – насторожился Аркадий.
- Ты же знаешь, у которых чай - Высоцкого, сахар - Бродского, а Россия – Троцкого.
- Да, я из тех. Тебя это волнует?
- Вовсе нет. У меня ближайший друг Ромка Бродский. Теперь только Троцкого не хватает. А я Алексей в кубе – Алексеев Алексей Алексеевич. Я даже матери претензии высказал.
- А мне кажется, вполне благозвучное сочетание.
- Всё равно уже ничего не изменишь, - смирился художник.
- Да и не стоит. А что дальше будет с этой копией?
- Выполню несколько заключительных операций и сдам комиссии. Потом получу гонорар и устрою вечеринку.
- По поводу окончания работы?
- Да. Это почти обязательно. Кстати, Аркадий, приглашаю. Ты здесь лицо небезучастное.
- Спасибо.
- Не спасибо, а приходи. Я и Валентину приглашу.
- Что?
- А, - засмеялся Алексей, - заинтересовался? Я заметил, как ты на неё смотрел. Она баба хоть куда. И к тому же, свободная.
- Что значит, свободная?
- В разводе она. Уже года четыре.
- А тебе она нравится?
- Она не может не нравиться. Но у меня, Аркадий, есть девушка.
Мне ведь уже двадцать восемь. Пора и о женитьбе подумать.
- Сколько же лет Валентине Ивановне?
- Около тридцати трёх.
- Даже не верится, - удивился Аркадий. – Я думал лет двадцать восемь. И стройная, как девчонка.
- Да уж, - согласился Алексей, - у неё ведь детей не было. Ну, так что, придёшь на вечеринку? Давай я запишу тебе свой адрес, - он достал из нагрудного кармана листок и через минуту протянул его Аркадию. – Это будет во вторую субботу, начало в семь вечера.
Аркадий возвращался в студенческое общежитие с мыслями о Валентине Ивановне. Она улыбнулась ему на прощанье. И сказала, скоро увидимся. Неужели она принимает его всерьёз?! А ведь на вечеринке у Алексея они окажутся в одной компании. Какая же она красивая! И с ней так интересно беседовать об искусстве.
В общежитии Аркадий столкнулся с однокурсником Игорем Ромашкиным. Он слыл бабником и вызывал зависть товарищей своим умением непринуждённо общаться с девушками.
- Привет, Аркадий, - от Игоря пахло одеколоном, - будь другом,
одолжи пятёрку. Иду с девушкой в кино, а в кармане ветер.
- Я одолжу, но при одном условии.
- Какое ещё условие? - горделиво поднял подбородок Игорь.
- Мне нужен совет по женскому вопросу.
- Ничего себе! - удивился товарищ. - А ребята говорят, Аркадий тихоня, только и знает по музеям шастать. Так, какой тебе совет?
- Если нравится девушка, что делать, чтобы с ней сблизиться?
- Приставай с разговорами. Приглашай в кино.
- Нет, Игорёк. Не тот случай.
- Тогда подари ей цветы, если деньги есть. Дело верное.
- Цветы? А какие? Розы?
- Да нет. Начинать с роз даже неприлично. Да и не найдёшь их в мае. Нарциссы или флоксы.
- Спасибо, Игорёк, вот тебе пятёрка.

Наступил день, когда Аркадий, тщательно отутюжив свой единственный костюм, отправился в институтский конференц-зал, где должна была выступать Валентина Ивановна. Он пришёл пораньше и выбрал себе место в третьем ряду. Сесть в первом не решился. У него на коленях лежал букет цветов, обёрнутый газетой.
Валентина Ивановна появилась на сцене вместе с институтским администратором. Она рассказывала о фламандском портретисте Ван Дейке, показывая слайды его картин, хранящихся в крупнейших галереях мира. Аркадий любил такие лекции. Они закладывали основы его знаний о мировой культуре. Но эта лекция отличалась тем, что не одна только живопись была объектом его внимания. Он любовался Валентиной Ивановной. На сцене она выглядела ещё красивей и значительней. Но вот лекция закончилась. Администратор поблагодарил лектора. Слушатели начали расходиться. Валентина Ивановна уложила слайды в сумку, спустилась со сцены и пошла к выходу. Зал уже почти опустел. Аркадий, сдерживая волнение, ждал её в проходе между рядами.
- Здравствуйте, Валентина Ивановна!
Для неё это было неожиданностью. Она остановилась.
- Аркадий? - она не могла не заметить его волнения и от этого её
улыбка стала ещё ярче. – А я уже решила, что вы не пришли.
- Что вы, Валентина Ивановна! Я в восторге от вашей лекции. В связи с этим хочу вручить вам цветы, - эту фразу он вызубрил загодя, но сейчас она показалась ему какой-то слишком формальной.
- Цветы?! Аркадий! Спасибо вам! – они пошли к выходу.
- Валентина Ивановна, вы каким транспортом сюда приехали?
- Девятым трамваем.
- Можно, я провожу вас до остановки?
- Буду очень рада.
- Тогда давайте мне вашу сумку.
Какое-то время они шли молча. Он должен был поддерживать разговор. Но о чём?
- Как дела у Алексея?
- Похоже, всё в порядке. Завтра он сдаст нам копию.
- Но, наверно, у него есть и постоянная работа? – предположил Аркадий.
- Да. Он преподаёт рисование в школе, ведёт кружок в клубе.
- Мне кажется, для художника это не предел мечтаний?
- Разумеется. Он должен участвовать в выставках, продавать свои картины музеям. На такой уровень Алексей ещё не вышел.
- Почему? Он ещё молод?
- Может быть, и поэтому, - она помедлила. – Он хорошо владеет кистью. Но ему чего-то недостаёт. Хотя, последнюю копию сделал блестяще. Я даже не ожидала.
Они подошли к трамвайной остановке.
- Когда, Валентина Ивановна, вы у нас будете в следующий раз?
- Я вам сейчас дам нашу лекционную программку, - она взяла у него свою сумку и достала оттуда листок. – Здесь всё есть.
- Спасибо.
- А когда, Аркадий, мы продолжим дискуссию о Рембрандте?
- Обычно я хожу в Эрмитаж во вторник, четверг и воскресенье. Но вот-вот начнутся экзамены. Боюсь, пока мне будет не до музеев.
Подошёл девятый номер.
- До свидания, - она протянула ему руку.
- Валентина Ивановна, я был очень рад видеть вас.
- И я была рада, - она уже стояла на ступенях трамвая.


ГЛАВА 2. ВЕЧЕРИНКА

                А я и белым днём, и ночью чёрной
                О вас мечтаю и в стихах и в прозе,
                Вы словно на вершине горной
                Божественный цветок, подобный розе.

Май подходил к концу. Требовалось полное напряжение сил, чтобы к экзаменам сдать все зачёты и курсовые проекты. Времени на Эрмитаж не оставалось. Но от вечеринки у Алексея Аркадий не отказался. Это было единственное развлечение, которое он решил себе позволить. Перед вечеринкой он купил на рынке букетик розовых флоксов. Игорь дал ему хороший совет. На Валентину Ивановну цветы как будто произвели впечатление.
Алексей жил на острове Голодай Василеостровского района. В половине седьмого Аркадий сошёл на конечной остановке автобуса и спросил у прохожего, как найти нужный адрес.
- За мостиком, - указал тот, - Лютеранское кладбище, а далее жилые дома. Это кратчайший путь.
Аркадий шёл через кладбище и с интересом разглядывал скульптурные изваяния, склепы и каменные крытые беседки. Это были надгробия крупных российских сановников немецкого происхождения, начиная с екатерининских времён. Потом он вышел на мощёную булыжником улицу и нашёл нужный адрес. Но, прежде чем войти в подъезд, сунул завернутый в газету букет в один из кустов, росших во дворе дома. Дарить Валентине Ивановне цветы в присутствии участников вечеринки он не решался.
Алексей с матерью занимали комнату в коммунальной квартире на третьем этаже. Вся компания, включая Валентину Ивановну, уже собралась. Хозяин открыл ему дверь и стал знакомить с гостями. Среди них были Зина, начинающая художница лет двадцати трёх, сверстник Алексея скульптор Ромка Бродский и художник-декоратор Драматического театра им. Пушкина (в прошлом Александринский театр; А. Б.) Дмитрий Тихонович Кутасов, представительный мужчина лет сорока двух. Позже он познакомился и с Натальей Петровной, матерью Алексея.
У окна на мольберте находилась большая живописная картина. После знакомства с новым гостем, присутствующие направились к ней. Валентина Ивановна и Аркадий оказались у них за спиной.
- Когда я знакомила вас с Алексеем, трудно было предположить, что вы так быстро станете друзьями, - удивилась она вполголоса.
- Нас связывает общий интерес к Рембрандту, - нашёлся он.
- Тогда понятно. Ваши суждения об этом художнике и на меня произвели впечатление.
- Валентина Ивановна, вы делаете мне комплимент?
- Вовсе нет. Вы говорили, что рембрандтовские старики прожили жизнь, не нарушая правил.
- А что, в этих словах есть глубокий смысл?
- Не знаю. Но они мне запомнились и побуждают к самоанализу.
- К анализу своих собственных отклонений от правил?
- Похоже на то.
- Мне кажется, Валентина Ивановна, у некоторых людей есть свойство, компенсирующее любые нарушения правил.
- И какое же это фантастическое свойство? – засмеялась она.
- Оно называется «красота».
- Может быть, это слишком глубокая мысль, чтобы сразу  понять.
- Я говорю о вас, Валентина Ивановна.
- Что?! – её лицо начало постепенно заливаться краской. – Нет, дорогой Аркадий. Нарушать правила нельзя никому, ни мне, ни вам.
Валентина Ивановна больше не смотрела на него. Она присоединилась к остальным участникам вечеринки, стоящим у картины. И вскоре раздался голос Натальи Петровны.
- К столу, пожалуйста, дорогие гости.
Все направились к столу. Валентина Ивановна села рядом с Кутасовым, а Аркадий оказался по соседству с Алексеем. Хозяин открыл бутылку водки и наполнил рюмки. Дмитрий Тихонович встал.
- Наш друг Алёша, - начал он, - сделал прекрасную копию портрета Рембрандта. Это требует высочайшей квалификации и далеко не всем удаётся. Давайте поздравим его с успехом!
Выпили. Кутасов галантно ухаживал за соседкой, накладывал ей закуски, подливал в её фужер клюквенный напиток. Алексей ещё раз разлил водку. С тостом встал Ромка.
- Давайте выпьем за то, чтобы новая картина Алексея была принята на выставку и получила заслуженное признание!
С лица Валентины Ивановны исчезла улыбка, но свою рюмку она выпила. Аркадий участвовал в застолье, хотя на душе у него была тоска. Как хорошо начинался этот вечер. Но он произнёс пошлость, и она ему этого не простит. У этой прекрасной женщины изысканный вкус. Для неё подобные комплименты – дурной тон. Между тем, Алексей открыл вторую бутылку, наполнил рюмки и встал.
- За моих замечательных гостей!
После третьей рюмки уже почти никто не закусывал. Алексей включил проигрыватель и поставил танго: «Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…». Дмитрий Тихонович пригласил свою соседку на танец. Вслед за ним вышли Ромка и Зина. Аркадию невмоготу было смотреть на массивную руку Кутасова, лежащую на талии Валентины Ивановны. Он подошёл к холсту на мольберте и стал его разглядывать. Хозяин к нему присоединился.
- Как, Алексей, называется твоя картина?
- «Пискаревское кладбище». Слышал про такое?
- Конечно. Там похоронены ленинградцы - жертвы блокады.
- И как тебе эта моя картина?
- Мне кажется, очень достоверно.
- Хочу показать её в Русском музее на выставке ко дню начала войны, - поделился Алексей своими планами.
- Наверно, туда попасть непросто?
- Ещё бы. Но это зависит от Валентины. Она член худсовета.
- А что, Алексей, она говорит о твоей картине?
- Всё больше отмалчивается. Очень капризная баба. Обязательно к чему-нибудь придерётся.
- А Дмитрий Тихонович тоже авторитет?
- Ещё какой! Он тоже член худсовета. Между прочим, из дворян, как и Валентина. Потомственная русская интеллигенция.
- Он как будто к Валентине Ивановне неравнодушен? – Аркадий постарался придать своему голосу бесстрастную интонацию.
- Не исключено. Я предупредил его, что Валентина будет на вечеринке. Может, он ради неё и пришёл. Видишь ли, мне этот человек очень нужен.
Умолк проигрыватель. Алексей поспешил сменить пластинку и снова вернулся к картине.
- У меня, Аркадий, мыслишка есть. Ты ведь понимаешь Валентину лучше меня.
- С чего ты взял?
- Вот же с копией Рембрандта ты сразу понял, чего ей нужно.
- Ну и что?
- Может, ты и с этой картиной мне поможешь. Какие тут зрачки, или радужные оболочки нужно исправить, чтобы ей понравилось?
- Но, Алексей, это же не портрет!
- Понимаю. И всё же подумай, может, посоветуешь чего.
- Я подумаю, - нехотя пообещал Аркадий.
- А когда мы можем встретиться?
- Сейчас у меня сессия. А третьего июня я буду в Эрмитаже. В зале Рембрандта и встретимся часа в четыре.
Они вернулись к компании. Грампластинка кончилась, и Ромка взял гитару. Гости уселись в кружок и запели Городницкого: «Всё перекаты, да перекаты…». Следующим был Визбор: «Ты у меня одна, словно в ночи луна…». Потом Валентина Ивановна взглянула на часы и встала. Было начало двенадцатого.
- Ребята, мне пора.
Алексей сразу же засуетился: «Давайте на посошок». Гости вернулись к столу. Хозяин быстро разлил остатки из второй бутылки. Аркадию пить не хотелось, но после того, как Валентина Ивановна безропотно опустошила свою рюмку, отказываться было неудобно.
- Валентина, я провожу тебя, - Дмитрий Тихонович встал.
- Нет уж, Димочка, - живо откликнулась она, - отдохни сегодня. Нам с Аркадием по пути.
Её слова поразили Аркадия. Всё, что он слышал о женской непредсказуемости, было небезосновательно? В течение почти всего вечера Валентина Ивановна не удостоила его даже взглядом, а, оказывается, она хочет, чтобы именно он её провожал! Может, он и не совершал никаких ошибок? Наверно, так и нужно, говорить любимой женщине, какая она красивая. Эти мысли, усиленные винными парами, вдохновляли Аркадия. Он попрощался со всеми за руку и вместе с Валентиной Ивановной вышел из дома.
На улице было темно и сыро. И он стал декламировать Пушкина.
- И не пуская тьму ночную
  На голубые небеса,
  Одна заря сменить другую
  Спешит, дав ночи полчаса.
Где же эти светлые пушкинские ночи?
- Темно из-за очень густой облачности, - объяснила Валентина Ивановна. – Ночью обещали дождь.
Проходя мимо куста, он пропустил её вперёд и быстрым движением достал газетный свёрток с флоксами. Потом освободил цветы от обёртки и, держа их в левой руке за спиной, зашагал рядом с ней. Улица была пустынной.
- Валентина Ивановна, я хочу подарить вам цветы.
- Ох, спасибо, Аркадий,  – она остановилась и приняла букетик обеими руками. – Обожаю флоксы. Но откуда вы их взяли?
- Из темноты и сырости. 
- Так вы волшебник?
- Конечно. Если хотите, я сделаю ещё что-нибудь.
- Очень хочу.
- Тогда, пожалуйста, закройте глаза и считайте до десяти.
Она зажмурилась, и он дотронулся губами до её щеки.
- Но разве, Аркадий, это волшебство? - они пошли дальше. – Я надеялась, вы достанете из сырости ещё один букет цветов.
- Когда-нибудь я так и сделаю.
- Но постойте, Аркадий, куда мы идём?
- К автобусной остановке. Через кладбище.
- Правда? Я что-то давно не гуляла по кладбищу в полночь.
Они остановились. Начинало накрапывать.
- Валентина Ивановна, это самый короткий путь. Мы можем прийти на автобусную остановку до сильного дождя. 
- Так, может быть, я зря испугалась, - заколебалась она, - Здесь ведь уже давным-давно никого не хоронят.
Они вошли на центральную аллею кладбища. В верхушках старых деревьев шумел ветер. С обеих сторон высились грандиозные надгробия сановников прошлой эпохи. Как вдруг Валентина Ивановна заметила впереди, слева, колеблющийся свет.
- Аркадий, что это? – она невольно взяла его под руку.
- Здесь у некоторых могил есть крытые беседки, - спокойно объяснил он. - Чем не пристанище для алкашей.
- Вы думаете, это они?
- Конечно. А кто ещё? На улице дождь, а там сухо и милиции нет. Зажгли свечу и пируют.
Они продолжали движение и, чем ближе становился свет, тем громче звучали пьяные выкрики. Наконец, они поравнялись с источником света, и до них явственно донеслись слова: «А я сейчас проверю, кто это там базарит!». Затем послышался хруст веток. Кто-то ломился сквозь кладбищенские заросли в их сторону.
- Валентина Ивановна, - он взял её за руку, - давайте от греха подальше встанем в сторонку.
Аркадий увлёк её за дерево, росшее рядом с массивным монументом. Там он остановился и обнял одной рукой прижавшуюся к нему женщину, не без удивления отметив, что сейчас это совсем не выглядит, как наглость. Через промежуток между деревом и надгробием можно было наблюдать за аллеей. Начинался моросящий
дождь.
Вскоре на аллею выскочил мужчина и, оглядевшись, крикнул: «Эй, кто тут?». Через пару секунд вслед за ним появился второй.
- Ну, что, Василий?
- Да не видать никого. Попрятались, что ли?
- Какой там, попрятались! Померещилось тебе. Ещё поллитровку раздавим - хор Пятницкого услышишь.
- Да пошёл ты ….
Они переругивались, и Аркадий вдруг понял, что перед ним раскрывается уникальный шанс, которого, наверно, больше никогда не будет.
- Валентина Ивановна, вы мне очень нравитесь, - прошептал он, наклонившись к её уху.
- Почему? – она, похоже, была не в состоянии оценить адекватность своего вопроса.
- Вы очень красивая.
- Ну и что?
- Я люблю вас, Валентина Ивановна. Вы слышите?
- Нет.
В это время моросящий дождь перешёл в ливень. Мужчины, стоявшие у края кладбищенской аллеи, бросились в своё укрытие.
- Валентина Ивановна, пойдёмте, - Аркадий вывел её за руку на аллею, и они побежали.
Когда они подбегали к выходу из кладбища, дождь прекратился.
Впереди был мостик через речку Чёрную. На его середине она остановилась. Отсюда была видна освещённая улица с автобусной остановкой.
- Как же я перепугалась! - призналась она, переводя дыхание.
- Успокойтесь, пожалуйста. Всё уже позади.
- Нет, вы послушайте, как стучит моё сердце, - она прижала ладонь его руки к своему промокшему платью под левой грудью.
Он ощущал гулкие удары её сердца, но ещё большее впечатление производило лёгкое касание ребра ладони к её груди.
- Аркадий, там, на кладбище, вы что-то мне говорили? Я с перепугу ничего не помню.
- Я сказал, что вы очень красивая.
- И это всё?
- Нет, не всё.
- А! – как бы догадалась она, - поняла. Вам очень понравилась моя лекция о Ван Дейке.
- Конечно, прекрасная лекция.
- Спасибо, Аркадий. Можно поцеловать вас в знак благодарности за столь лестный отзыв?
Она дотронулась губами до его щеки, но тут же отстранилась.
- Вы видите, подошёл наш автобус.
- А я и не заметил.
В салоне автобуса было лишь несколько пассажиров. Они сели рядом и некоторое время молчали. Но он считал себя обязанным поддерживать разговор.
- Валентина Ивановна, интересно было бы узнать ваше мнение о новой картине Алексея.
- Увы, ничего хорошего сказать не могу.
- А он на вас рассчитывает. Вы как будто друзья.
- Я знаю. Но, что делать? Не могу же я проталкивать на выставку совершенно бездарное произведение? 
- Вы так категоричны?
- Судите сами, Аркадий. Он добросовестно написал с натуры Пискаревское кладбище. Но для этого есть фотография.
Они сошли у Невского проспекта и продолжили путь пешком. Напротив памятника Екатерине Второй она остановилась.
- Мой дом совсем близко.
- Я провожу вас.
- Нет, Аркадий, поторопитесь на девятый трамвай. А то, не ровен час, разведут Литейный мост.
Он взял её за плечи. Хотел поцеловать.
- Пожалуйста, не нужно, - её прямой взгляд выражал абсолютный запрет.
Он отступил.
- Когда мы увидимся?
- У вас, Аркадий, есть программка моих лекций?
- Конечно. Следующая лекция после каникул, в сентябре.
- Тогда и встретимся.
Он помедлил. Значит, никакого продолжения этого волшебного вечера не предвидится? Она поиграла с ним, как кошка с мышкой, и всё. Даже не подала на прощанье руки. Но…. Прежде всего, достоинство.
- Благодарю вас за приятный вечер, - произнёс Аркадий с напускным весёлым безразличием. – Всего хорошего.
Он круто повернулся на каблуке, как учили на военной кафедре во время строевой подготовки, и зашагал к Литейному проспекту, чувствуя на своём затылке её удивлённый взгляд. Всё правильно. Только, наверно, зря он так картинно развернулся. Это мальчишество могло быть воспринято, как проявление обиды.

На следующее утро Аркадий с головой окунулся в подготовку к экзамену. А вспоминая о вчерашней вечеринке, старался думать о новой картине Алексея. Так легче было отделаться от мыслей о Валентине Ивановне.
Третьего июня он успешно сдал экзамен и к четырём часам приехал в Эрмитаж. В зале Рембрандта было немало посетителей.
Алексей задерживался. Аркадий подошёл к смотрительнице.
- Здравствуйте. Вы меня помните?
- Как не помнить, милок. Вы  частенько в наш зал заглядываете.
- А Валентина Ивановна бывает?
- Последнее время каженный день заходит.
В это время в зал вошёл Алексей, и Аркадий пошёл ему навстречу. Они присели на узком, обтянутом кожей топчане, стоящем посреди зала. Художник со сдержанным интересом поглядывал на своего молодого товарища.
- С экзаменом всё в порядке?
- Конечно.
- При такой занятости тебе, чай, не до моей картины было?
- Ты ошибаешься. Она всё время стояла перед моими глазами.
- Неужели?! И что же?
- Видишь ли, Алексей, ты очень точно изобразил пейзаж. Но это же не просто природа. Это реквием по погибшим.
- Ты заговорил, как Валентина. Она обожает подобные тирады.
- Подожди, Алёша. Не в этом дело. Она, кстати, говорила, что ты великолепно владеешь кистью.
- Странно. Она так холодна ко мне. Но я действительно могу, если понимаю, что требуется.
- Мне кажется, Алексей, я вижу твою картину. У кладбищенских берёз траурный ореол.
- Как это? Где ты такое видел?
- Здесь, Алёша, речь идёт о человеческих чувствах. Вспомни краски траура. Они обступают берёзы. Радостная зелень деревьев постепенно переходит в мрачную, тяжёлую тьму.
- А пирамиды братских могил?
- От них исходит сияние.
- Какое сияние?
- Пойми, Алексей, я не профессионал. Посмотри русские иконы. Как иконописцы озаряют сиянием лики святых? Что-то подобное. Сияние раздвигает тьму и возносится к голубому небу.
- Нет, Аркадий, уточни, пожалуйста. Как ты представляешь себе грань между сиянием и темнотой? Как чёткую сплошную линию?
- Конечно, нет. Это промежуток, заполненный светлыми и тёмными полями. Иногда полуострова света прорываются глубоко в темноту. Между ними тяжёлая борьба.
- А мемориальный монумент?
- Он расположен за сиянием и частично освещён им. Его черты расплывчаты. Наверно, придётся отказаться от чётких линий.
Аркадий умолк, а художник смотрел на него, поглощённый мыслями о картине.
- А какими ты видишь могилы лейтенантов?
- Мне кажется, Алексей, каждая из них окутана нежным, светло
голубым светом. Но он не поднимается высоко. Судьбы лейтенантов не успели состояться. 
- И это всё?
- Наверно. Хотя, нет. У крайней могилы лейтенанта стоит хрупкая девушка с белыми цветами в руке, лицом к зрителю.
- Зина подойдёт?
- Конечно. Только детально не прописывай. И краски светлые.
Снова наступила длительная пауза.
- Всё понял. Попробую писать. Хотя очень трудно переделывать. Я потратил на эту картину массу времени.
- Сочувствую, Алёша. Но в таком виде у неё никаких шансов.
- А ты приедешь посмотреть?
- Десятого у меня очередной экзамен. После него могу приехать.
- Ладно, - подытожил Алексей, - начну работу. Сейчас же куплю в Елисеевском магазине чёрный кофе, чтобы спать поменьше. Но, если мне понадобиться связаться с тобой?
- Я дам тебе телефон вахтёрши общежития, - Аркадий достал карандаш и написал номер на старом трамвайном билете. – Шестого и восьмого числа в четыре часа я буду возле неё.
- Спасибо.
Они попрощались, и Аркадий направился к картине Рембрандта. Это был тот самый портрет, с которого Алексей писал копию. Аркадий достаточно давно не видел его, чтобы ощутить некоторую свежесть восприятия. Нет, не только взгляд старика был объектом внимания великого художника. Тщательно выписанные морщины на лбу и у рта тоже важны. Они были летописью страданий, без которых выражение лица не обрело бы такой значимости.
- Аркадий? Вы?
Он сразу узнал её голос. Ему понадобилось усилие воли, чтобы придать бесстрастность своему лицу.
- Добрый день, Валентина Ивановна.
- Здравствуйте. Что случилось? Вы пренебрегли экзаменами, чтобы вновь увидеть любимого Рембрандта?
- Нет. Сегодня я сдал один экзамен и устроил себе отдых.
- Может, подождёте меня на набережной, напротив Эрмитажа?
- Валентина Ивановна, вы назначаете мне свидание?
- Разумеется, - устоять против её улыбки было невозможно.
Он отправился на набережную, и вскоре она пришла, весёлая и энергичная.   
- Так у вас, Аркадий, сегодня день отдыха?
- Да. И я начал его с Эрмитажа.
- А что в кинотеатрах?
- «Баллада о солдате» Чухрая. Наверно, вы уже видели.
- Нет, Аркадий, я тысячу лет не была в кино.
- Этот пробел легко заполнить. Здесь рядом «Баррикада».
До начала сеанса оставалось полчаса. Аркадий купил билеты и угостил свою спутницу мороженым. После фильма они пошли по Невскому проспекту. У памятника Екатерине Второй он остановился.
- Может, Аркадий, дойдём до моего дома. Это очень близко.   
- Конечно.
Она жила в переулке, недалеко от Александринского театра. Её дом был частью архитектурного ансамбля исторического центра Петербурга.
- Я живу здесь, - она остановилась у подъезда красивого, трёхэтажного здания.
- Валентина Ивановна, десятого я сдаю следующий экзамен.
- И у вас будет вечер отдыха? - отозвалась она не без озорства.
- Не в этом дело. На десятое число Алексей пригласил меня посмотреть его новую картину.
- Ту, что мы уже видели?
- Да. Но он намерен её значительно улучшить.
- Сомневаюсь, - она покачала головой.
- Но вы же помните, что произошло с копией портрета Рембрандта. Разве исключено, что это может повториться? Я приглашаю вас поехать вместе со мной.
- Чтобы опять пройти через кладбище? – засмеялась она  и протянула ему руку. – До свидания.
Он взял её нежную ладонь и вдруг, неожиданно для самого себя, дотронулся до неё губами. И сразу же отпустил. Но она не уходила, продолжая смотреть на него с каким-то грустным удивлением.
- А когда мы должны быть у Алексея?
- К семи часам.
- Заходите за мной в шесть. Встретимся на этом месте.
- Спасибо, Валентина Ивановна.


ГЛАВА 3. ЧЁРНЫЙ ПИСТОЛЕТ

                Мой час настал. Губами осторожно
                Я прикасаюсь к царственной руке,
                А сердце бьётся нежно и тревожно,
                Как слово в поэтической строке.

Аркадий снова погрузился в работу. Читал, конспектировал, повторял и выполнял упражнения. Восьмого июня позвонил Алексей.
- Как дела с картиной? – поинтересовался Аркадий.
- Неплохо. Работа пошла очень быстро. Только девушка у меня не лицом к зрителю, а вполоборота.
- Тебе виднее.
- Я, Аркадий, звоню на всякий случай. Может, ещё какие соображения будут?
- Есть одна мысль. Мне кажется, над лейтенантскими могилами цветовые оттенки сияния разные. У каждого был свой характер. Задумчивый голубой, влюбчивый розовый, озорной оранжевый…
Некоторое время трубка молчала.
- Мне, Аркадий, эта идея нравится. Что ещё?
- Десятого я приеду к тебе с Валентиной. Она сразу скажет, пойдёт картина на выставку, или нет.
- Но что она о картине знает?
- Только то, что ты вносишь изменения и надеешься на успех.
- Спасибо. Приезжайте. Я вас жду.
Аркадий положил трубку и пошёл к лестнице, ведущей на его этаж. Навстречу ему, насвистывая, спускался Игорь Ромашкин.
- Привет, Аркаша! Мне тебя сам Бог послал.
- Чтобы попросить взаймы?
- Само собой. Ты умеешь растягивать стипендию на месяц. А у меня она проваливается сквозь пальцы за первых две недели.
- Сколько?
- Пятёрку бы. Может тебе совет требуется? По женской части.
- Пошли, Игорёк. А насчёт совета…. Слышал я, ты cо своей девушкой вечером гуляешь в парке Лесотехнической академии.
- Это да. Парк большой, красивый и недалеко.
- Но место как будто не самое безопасное?
- Что есть, то есть. Еще на втором курсе с меня там новую куртку снять пытались.
- А у меня, Игорёк, ещё хуже. Приходится ночью провожать девушку домой через кладбище.
- Ну, ты растёшь! – восхитился Игорь. – Даже завидно. Мне через кладбище не приходилось.
Они вошли в комнату Аркадия, Игорь получил пятёрку, но уходить не торопился.
- А когда тебе через кладбище идти?
- Десятого июня.
- Могу презентовать на вечер одну штуку. Безопасность полная.
- Игорёк, что ты несёшь? Какую штуку?
- Пойдём, покажу.
Озадаченный Аркадий последовал за ним и ждал в коридоре, пока Игорь сходил в свою комнату и вернулся, держа руку в кармане.
- Вот, - он протягивал товарищу черный, блестящий пистолет.
- Ты что! - отшатнулся Аркадий, – за ношение оружия без разрешения можно получить трояк, и институт до свидания.
- Да не тушуйся, - поморщился Игорь. - Какое к чёрту оружие?!
Аркадий нерешительно взял пистолет.
- Так он деревянный?! А выглядит, как настоящий!
- Веришь, Аркашка, в том же парке встретили меня как-то три амбала. Стой, говорят, чувак, приехали. И один мою девчонку лапает. Ну, я и достал эту штуку. Так не успел глазом моргнуть, а их уже нет.
- Даже спусковой крючок имеется! – удивился Аркадий.
- Знакомый столяр сделал во время каникул, - объяснил Игорь. - Мы его отполировали и покрыли чёрным лаком. А спусковой крючок я сам приладил. Зря что ли мы инженерное образование получаем.
- Значит, Игорёк, я возьму его на один вечер?
- Само собой. Только, никому ни слова. С ним можно грабить. 

Десятого июня в шесть вечера Аркадий уже стоял у подъезда дома Валентины Ивановны. Вскоре она вышла, очаровательная и приветливая. В дороге они разговаривали на отвлечённые темы. Проходя через мостик перед кладбищем, она сдержанно улыбнулась. Неделю назад на этом месте они целовались.
Алексей встретил их очень радушно. Предложил чаю. На его осунувшемся лице под глазами выделялись тёмные круги. Он заметно волновался. Валентина Ивановна от чая отказалась.
- Нет, Алексей, давай без длинных предисловий. Показывай.
Холст находился на мольберте у окна. Алексей снял с него покрывало и отступил в сторону. Валентина Ивановна остановилась перед картиной, а Аркадий чуть поодаль. Несомненным правом выносить приговор обладала только она.
Аркадия сразу же приятно поразило пространственное соотношение цветовых пятен картины и согласованность их красочного содержания. Алексей действительно был мастером. Он сумел слить идеи Аркадия со своим вкусом профессионального художника, и получилось…. Нет, пусть об этом скажет Валентина Ивановна. А она не сводила с картины напряжённого взгляда и молчала. Прошла минута, и теперь уже Аркадий, как и Алексей, и замершая у двери Наталья Петровна, смотрели на неё.
- Алексей, - наконец, нарушила она тишину, - у тебя водка есть?
- Есть. Сейчас мама накроет на стол.
- Нет. Налей мне прямо сейчас, грамм пятьдесят. И Аркадию.
Эти слова звучали, как приказ. Алексей принёс на блюдце две полных рюмки и ломтики чёрного хлеба. Валентина Ивановна взяла водку и кивком головы предложила Аркадию сделать то же.
- Я хочу выпить, - она подняла рюмку и обернулась к присутствующим, - за талантливого русского художника Алексеева. Он написал чудесную картину.
Она опустошила рюмку и взяла хлеб. Аркадий последовал её примеру. У Натальи Петровны по щекам потекли слёзы.
- Мама, что же ты стоишь? – засуетился Алексей. - Накрывай на стол. – И тут же переключился на картину: - Валентина, я ещё не закончил. Нужно более детально прописать фигуру девушки.
- Не советую, - возразила она. - Эта фигура и должна быть обобщённой, написанной несколькими светлыми мазками.
Наталья Петровна пригласила к столу.
- Как же это тебе удалось? – удивилась Валентина Ивановна. - За такое короткое время?!
- Да он, почитай, всю неделю спит часа по два в сутки, - пожаловалась Наталья Петровна.
- Могу поделиться опытом, - засмеялся Алексей. – Я пил смесь водки с чёрным кофе. Сон, как рукой снимает. Можете попробовать.
Они попробовали кофейно-водочный коктейль и стали обсуждать детали представления картины на выставку. В десять часов гости попрощались и вышли на улицу.
Была торжественная белая ночь. Они пошли по пустынному тротуару, делясь впечатлениями, произведёнными картиной Алексея. У кладбищенской ограды Валентина Ивановна остановилась.
- Опять через кладбище?!
- Но светло же почти как днём, - возразил Аркадий.
- И вы совсем не боитесь?
- Нет. Я гарантирую, ничего не случится.
- Правда?! А мне что-то не по себе.
Они вышли на центральную кладбищенскую аллею. Но через несколько минут она остановилась.
- Смотрите, Аркадий, опять свет. В том же месте.
- Вижу. Видимо, там постоянное место сборища алкашей.
- А вы говорили, ничего не случится!
- Конечно. Нас это не касается.
- Ох, если бы так.
Они молча продолжили путь, и вскоре стали слышны голоса, доносившиеся со стороны источника света. Потом метрах в двадцати перед ними из зарослей выскочила тёмная мужская фигура, а за ней вторая и третья. Они полностью перекрывали аллею.
- Иди сюда, милай, - пробасил один из них.
- Да-да, - загоготал второй, - мы дамочку твою малость потрогаем. Добром нужно делиться.
- Аркадий, побежали, - дрожащая Валентина Ивановна судорожно прижималась к нему.
- Нет, Валечка, - он сам удивился этому неожиданному обращению, - никуда бежать мы не будем. Пошли.
Она, в полном смятении, сделала вместе с ним ещё несколько шагов. Уже были хорошо различимы ухмыляющиеся лица трёх мужчин, преграждавших им дорогу. И тут Аркадий выхватил пистолет.
- Руки за голову!
- Да ты что, мужик! - пробормотал крайний левый, в то время как у двух других руки невольно потянулись вверх.
- Делай, что приказано, сука! Ещё одно слово и получишь пулю!
 Приказ был выполнен.
- На колени!
Двое опустились на землю, а всё тот же, строптивый, колебался.
- Тебе, падла, особое приглашение требуется?! - Аркадий направил на него ствол.
- Так мы же пошутили, - он тоже опустился на колени.
- Если хотите жить, мужики, не дёргайтесь! 
Аркадий взял под руку обмершую Валентину Ивановну и повёл её, огибая стоящих на коленях мужчин. Они быстрым шагом направились к выходу из кладбища. Уже на мостике она остановилась и подняла к нему испуганное лицо.
- Аркадий, откуда у вас оружие?
- Это деревянная игрушка. Посмотрите сами.
- Да, действительно, - удивилась она, - но они же могли догадаться. Это взрослые мужчины, возможно, участники войны.
- Тем более. Они-то знают возможности человека с пистолетом.
- А где вы научились так разговаривать? Я думала, вы сосунок, только что от мамы.
- Я вырос в послевоенном Бобруйске. В нашем дворе были и фронтовики, и уголовники, и просто шпана.
Подошёл автобус. До самой конечной остановки они почти не разговаривали. Он проводил её до подъезда.
- Валентина Ивановна, вы не жалеете, что поддались на мои уговоры съездить к  Алексею?
- Не жалею. Его картина - настоящее открытие. А остальное …. Это был огромный риск. Не нужно было идти через кладбище.
- Простите. Я хотел показать, что всегда смогу защитить вас.
- Зачем?! – она мерила его пристальным взглядом.
- Я люблю вас!
На её лице промелькнуло какое-то неожиданное выражение. Аркадий не мог до конца понять его смысл. Но это была улыбка взрослой женщины, хорошо знающей, как ей быть.   
- Аркадий, мне хочется угостить вас чаем. До разведения Литейного моста ещё часа полтора.
- Я с удовольствием.
Они поднялись на второй этаж. В квартире было тихо.
- Здесь, кроме меня, живут ещё две женщины, - объяснила она. - Но они уехали в деревню к родственникам сажать картошку.
Войдя в свою комнату, она предложила Аркадию пока отдохнуть на диване, а сама, набросив халат, ушла на кухню. Вскоре на столе появился чайная посуда, чайник, вазочки с вареньем.
- Пока, Валентина Ивановна, вы готовили чай, я разглядывал фотографии на стене. Это ваш отец? Вы похожи на него.
- Да. Он погиб под Кёнигсбергом. Мама умерла здесь, во время блокады. А кто ваши родители?
- Они в Бобруйске. Отец инвалид войны второй группы. Мама работает мастером на фабрике.
- Так вы сразу после экзаменов поедете домой?
- Нет. В нашем институте есть военная кафедра. После четвёртого курса нас направляют на военную стажировку.
Чаепитие закончилось. Валентина Ивановна собрала посуду и ушла на кухню. Аркадий стал листать альбом архитектурных шедевров Флоренции, лежавший на тумбочке у дивана. Скрипнула дверь. Он оглянулся. Она стояла у входа и, улыбаясь, смотрела на него. Потом выключила свет. Мистическая аура белой ночи, проникая через окно, заполнила комнату. Она подошла к нему.
- Валентина Ивановна….
- Но почему же Ивановна?
- Значит, просто Валентина?
- Нет. Как ты назвал меня там, на кладбище, когда я хотела бежать? – её переход на «ты» казался очень естественным.
- Я сказал: «Валечка, никуда бежать мы не будем».
- Почему ты вдруг осмелился так меня назвать?
- Наверно, потому, что мысленно уже давно так тебя называю.
- Как?
- Валечка.
- Ох, Аркадий, ты совсем заморочил мне голову, - она обвила руками его шею.
Он не раз слышал от товарищей, когда и как мужчина должен раздевать женщину. И читал, и видел в кино. Но не столько эти знания, сколько властный мужской инстинкт возобладал над его сознанием. Его пальцы лихорадочно расстёгивали пуговицы её блузки.  А потом они нащупали и разомкнули застёжку бюстгальтера.
- Аркадий, что ты делаешь? – в её шёпоте было искреннее сожаление вместе с полной неспособностью к сопротивлению.

Он вернулся в общежитие утром. Позволил себе поспать часа два и взялся за учебники. Следующий экзамен был шестнадцатого июня. Вечером он зашёл к Игорю Ромашкину.
- Игорёк, возвращаю с благодарностью, - Аркадий протянул ему деревянный пистолет.
- А он тебе пригодился?
- Конечно.
- Ты провожал девушку через кладбище, и на вас напали?!
- В общем, да.
- А сколько их было?
- Трое.
- И они побежали? Ну, расскажи же!
- Нет. Я приказал им поднять руки и встать на колени.
- А что было потом?
- Суп с котом, - засмеялся Аркадий.
- Ничего себе! - воодушевился Игорь. - Значит, она тебе дала?
- С чего ты взял, Игорёк?
- А как же? Девушка увидела, какой ты смелый, и её сердце дрогнуло. Ребята сказали, ты не ночевал в общежитии.
- Хоть бы и так.
- А вот здесь, Аркашка, тебе без моего совета не обойтись.
- Ты опять хочешь попросить взаймы?
- Причём тут деньги? Я только хотел предупредить. Теперь она потащит тебя в ЗАГС. Сгоришь, как рождественская свеча.
- Ох, Игорёк, только бы предложила.
- Неужели такая красивая? – усомнился Игорь.
- Очень.
- Ну, раз такое дело, - улыбка сползла с лица Игоря, - тогда….
- Что тогда?
 - Оставь пистолет себе. Это подарок. Потом будете, глядя на него, вспоминать молодость.
- С чего это ты, Игорёк? Он же тебе самому нужен.
- Я напишу другу, он мне ещё один сделает.
- Спасибо. Я тронут.

Шестнадцатого июня, после экзамена, Аркадий отгладил свой костюм и, несмотря на угрожающе тающий бюджет, купил флоксы. Он ждал Валентину Ивановну на набережной Невы прямо напротив Эрмитажа. Рабочий день закончился. Солнце клонилось к закату. Мелкая рябь на поверхности могучей реки, Петропавловская крепость и ростральные колонны создавали величественный пейзажный ансамбль, побуждающий к размышлениям.
- Аркадий! 
Он обернулся. Она, вызывающе женственная, улыбалась.
- Привет, Валечка! Вот флоксы.
- Спасибо! Обожаю цветы,  - они пошли к Невскому проспекту. -  А у меня сюрприз, билеты в Большой драматический на «Варвары».
- На Товстоногова не так просто достать билеты, - заметил он.
- Для работников Эрмитажа проще. Но я редко этим пользуюсь.
- Почему?
- Как тебе объяснить? Одинокая женщина моего возраста в общественном месте привлекает внимание. Это не по правилам.
- А как по правилам?
- Нужно быть с мужчиной.
- Значит, Валечка, я твой мужчина?
- Не обольщайся, мой милый. Мы всё равно нарушители правил.
- Каких же, Валечка?
- Нам не простят различий в возрасте. И ещё кое-что найдут.
Аркадий промолчал. Насчёт «кое-что», он догадывался. Они подошли к памятнику Екатерине Второй.
- Зайдём ко мне, - решила она. - Перекусим и поедем в театр.
Дома она сварила кофе, приготовила бутерброды с колбасой и они наскоро перекусили за кухонным столиком.
- Как дела у Алексея? – поинтересовался Аркадий.
- Его картина уже допущена к экспозиции. Двадцатого в Русском музее откроется выставка, посвящённая началу войны. Придёшь?
- Хотелось бы, но двадцать первого у меня экзамен.
Они отправились в театр и с увлечением смотрели спектакль. В антракте вышли в фойе. Аркадий не мог не заметить взглядов, которые задерживали на Валентине Ивановне мужчины. В этом мире зрелых и сильных людей он чувствовал себя неуверенно. Неужели такая женщина принадлежит ему? Принадлежит?! Нет, не следует заблуждаться на этот счёт. Она независимая и непредсказуемая. Ещё недавно даже не подала ему руки на прощанье.
После спектакля он проводил её до самого подъезда дома. Перед входной дверью остановился.
- Спокойной ночи, Валечка.
- Что это значит? – она смотрела с недоумением.
- Только то, что я тебя очень люблю.
- Что?! – она, казалось, всё поняла, взяла его за руку и ласково улыбнулась. – Пойдём со мной, дурачок. Я тебя тоже очень люблю.
Аркадий погружался в несказанное счастье обладания любимой женщиной. А потом, лежа с ней рядом, смотрел на её лицо, освещённое мистическим сиянием белой ночи.
- Валечка, ты спишь?
- Нет, - она отвечала, не открывая глаз.
- Можно тебя кое о чём спросить?
- Попытайся.
- Молодой человек рядом с тобой на фотографии, на стене, это твой бывший муж?
- Какое это имеет значение?
- Никакого.
Он молчал, и она стала рассказывать сама.
- Да, муж. Мы развелись четыре года тому назад.
- Почему?
Она сдвинула одеяло и села на постели.
- Тяжело вспоминать, но если хочешь. В начале брака  муж настоял, чтоб я сделала аборт. Сказал, что обзаводиться детьми ещё рано. Но аборт сделал меня бездетной, и он из-за этого меня бросил.
- Какая чудовищная несправедливость!
- Да, мой хороший. Я обиделась сразу на весь мир. А потом появился ты, чистый, влюблённый мальчик. Но такая разница в возрасте! И к тому же, я ничего о тебе не знаю.
- А ты спроси, Валечка. Что ты хотела бы узнать?
- Ты женился бы на мне?
Он впервые так явственно видел обнажённый женский торс в живом воплощении. Белая ночь участвовала в этой фантастической мистерии, обволакивая её тело загадочным, белым светом. Какой могущественный потенциал любви и счастья заключался в этом импровизированном представлении!
- Валечка, мы можем хоть завтра с утра отправиться в ЗАГС.
- Не спеши, Аркадий. Ты знаешь, сколько мне будет через семнадцать лет? Пятьдесят. А тебе только тридцать восемь.
Некоторое время они молчали, подавленные её словами.
- Господи, как легко было одёрнуть Алексея, или Кутасова, - тихо
пожаловалась она. -  А с тобой заодно моя душа. Против вас двоих я бессильна.
Значит, Алексей и Дмитрий Тихонович добивались её любви?! Конечно! Об этом давно можно было догадаться. Быть с ней рядом и не влюбиться в неё просто невозможно.
- Аркадий, поцелуй меня.
Её слова подводили итог их неожиданному объяснению. Любовь отворила резную калитку и приглашала их в свой цветущий сад.
Утром, прощаясь, они договорились двадцатого встретиться у Русского музея в пять часов, чтобы отправиться на выставку картин, посвящённую годовщине начала войны.

Когда они вошли в Русский музей, выставочный зал был полон.
- За этим порогом ты для меня Валентина Ивановна? – предположил Аркадий.
- Разумеется. Так будет лучше.
У картины «Пискаревское кладбище» толпились посетители. Неподалёку стоял Алексей с усталым, но довольным лицом.
- Спасибо, что пришли, - он с энтузиазмом пожимал им руки.
- Поздравляю, Алёша! – улыбнулась Валентина Ивановна. - Я вижу, публика тебя не обделяет вниманием.
- Да. Народ здесь с самого открытия.
Вскоре Валентина Ивановна оставила их. Ей было необходимо встретиться с членами худсовета.
- Посмотри холст повнимательней, - попросил Алексей. - Ты ещё не видел его в этом освещении.
Они подошли к картине. Она действительно выглядела и ярче, и значительней, чем в квартире Алексея.
- В этой работе многие решения подсказаны тобой, - напомнил Алексей. - Твои советы приносят мне удачу. Может, подскажешь, что делать дальше.
- Ты имеешь в виду сюжет новой картины?
В этот момент вернулась Валентина Ивановна.
- Я переговорила с некоторыми членами худсовета, - сообщила она. - В общем, Алексей, готовь банкет.
- Уже приготовил. Приглашаю.
- Как? Сегодня?
- Да. Поедем прямо отсюда. В шесть часов будет микроавтобус.
- Кого ты ещё пригласил?
- Дмитрия Тихоновича, Ларису Черникову, Толю Федченко, Зину.
- Лариса занимается книжной иллюстрацией, - вспомнила Валентина Ивановна. - А Федченко? Да это же разнузданная богема.
- А я сам кто? Толя мой друг.
- Извини, Алёша, это не моё дело. А Аркадий будет?
- Куда же он денется? – засмеялся Алексей. 
- Правда, Аркадий? – забеспокоилась она. -  У вас же завтра экзамен.
- Если вы хотите, Валентина Ивановна, я поеду.


ГЛАВА 4. ЯБЛОНЕВЫЙ ЦВЕТ

                А я, как птица, в небесах витаю,
                В непостижимой сини высоты,
                И как игрушка сахарная таю
                Перед явленьем женской красоты.

Большинство участников вечеринки Аркадий знал. Незнакомыми были только художница Лариса Черникова, симпатичная шатенка двадцати четырёх лет в скромном ситцевом платье, и ровесник хозяина, художник Толя Федченко. Последний, знакомясь с Аркадием, скорчил гримасу, потом надул щёки и хлопнул по ним ладонями, издавая характерный звук. Валентина Ивановна назвала его разнузданной богемой? Похоже. Мир не без чудаков.
Усилиями Натальи Петровны и Зины, невесты Алексея, к приходу гостей стол был уже накрыт. Гости шумно усаживались. Дмитрий Тихонович и Федченко не без успеха постарались сесть рядом с Валентиной Ивановной. И оба наперебой ухаживали за ней, наливая ей водку и подавая закуски. Затем последовали тосты. После третьей рюмки Алексей включил проигрыватель. Кутасов пошёл с Валентиной Ивановной танцевать, зазевавшийся Федченко пригласил Ларису, а Зина помогала хозяйке в обслуживании стола.
К Аркадию подошёл Алексей и предложил покурить. Аркадий не курил, но в компании от сигареты не отказывался. Они остановились у распахнутого окна.
- Я подумываю о новой работе, - Алексей затянулся сигаретой.
- Ты говорил мне об этом на выставке, - напомнил Аркадий.
- Да. Я каждый раз вспоминаю, что ты дважды давал мне ценнейшие советы. Понимаешь, если бы удалось повторить успех «Пискаревского кладбища»….
- Что бы было тогда?
- Я получил бы преподавательскую работу в вузе, хорошо оплачиваемые заказы, квартиру, творческие командировки.
Аркадий стоял рядом, вглядываясь в едва подёрнутое сумерками пространство за окном.
- Могу предложить тему. Напиши женский портрет.
- Чей? – напрягся Алексей.
- Любимой женщины. Валентины. Ты же любишь её.
- Это было когда-то, - признался художник, - и давно прошло.
- Нет, Алёша. Такое не проходит.
- Но в чём соль? – уклонился от спора Алексей.
- Мне кажется, написать гениальный холст можно только под влиянием очень сильных чувств.
- Но любимых женщин писали тысячи, а в пантеон гениев попали единицы. Нужна ещё какая-то яркая идея и особая архитектоника.
-  Конечно. Но я чётко представляю и то, и другое.
- Неужели?! – обрадовался Алексей. – А если конкретнее?
- Идея – это женская красота, как средоточие смысла жизни. И ей подчинена композиция картины.
- Не очень понятно.
- Представь себе, Алексей, мироздание в виде расположенных по периферии небоскрёбов, заводов, поездов, лесов. А в центре цветущий яблоневый сад, к которому сходятся периферийные объекты. И в этом саду, между цветами, прекрасное женское лицо.
- Лицо Валентины?
- Конечно. Оно доминирует и приковывает внимание зрителей. Необходимо только правильно соразмерить компоненты картины.
- Пожалуйста, Аркадий, подробней про женское лицо.
- Оно окружено яблоневым цветом, который соревнуется в красоте с лицом, но проигрывает ему. А само лицо написано такими же красками, но чуть более яркими.
- А шея, плечи, грудь?
- Они или скрыты за листьями и цветами, или сливаются с ними.
- Начинаю понимать, - отметил художник. - Но это не реализм?
- Наверно. Такую философско-художественную идею вне авангарда раскрыть невозможно.
- Знаешь, Аркадий, я этот сюжет словно предчувствовал. В мае ездил на этюды, писал цветущие яблони.
Проигрыватель умолк, и Алексей поспешил сменить пластинку. Этим воспользовалась Валентина Ивановна, заняв его место у раскрытого окна. Она казалась заметно охмелевшей.
- Аркашенька, я хочу быть с тобой. Ты не танцуешь со мной и за столом далеко от меня.
- Мне тоже плохо без тебя.
- Смотри, к нам идёт этот Федченко. Я не буду с ним танцевать. Аркадий, сделай что-нибудь!
- Валечка, - улыбнулся подошедший Федченко, - разрешите пригласить вас на танго!
Она продолжала смотреть в окно, делая вид, что не слышала. Федченко дотронулся до её спины и повторил приглашение.
- Нет, Анатолий, извините, я не могу. Голова кружится.
- Я поддержу вас, пойдёмте же, - он потянул её за руку.
- Нет, нет, я не буду, не могу! - она попыталась вырваться.
- Вы же видите, она не хочет, - робко вступился за неё Аркадий.
- А ты, Абрамчик, помалкивай! – Федченко смотрел на Аркадия сузившимися глазами, не отпуская Валентину Ивановну, - и не суй свой крючковатый нос в чужие дела.
- Это ты помалкивай! И отпусти сейчас же Валентину Ивановну!
Он, наконец, отпустил её и схватил за грудки Аркадия. Федченко был пьян. Кроме трёх рюмок, выпитых вместе со всеми, он, как заметил Аркадий, несколько раз утолял жажду и в промежутках между тостами. Видимо, богемная жизнь не каждый день баловала его таким застольем.
- Везде вы, пархатые, лезете, - прошипел он, прижимая Аркадия к стенке. – Житья от вас нет.
Все присутствующие уже смотрели на них. И в голове Аркадия молнией пронеслась мысль, что вот сейчас их разнимут, и в памяти Валентины Ивановны он так и останется прижатым к стенке, униженным и жалким.
Аркадия вполне можно было считать благополучным парнем, воспитанным заботливыми родителями и школой. Но некоторая, негласная часть его воспитания была получена во дворе его дома. Её жемчужиной, несомненно, был удар в солнечное сплетение, именуемый в простонародье «ударом под дыхало». О его преимуществах был хорошо осведомлён каждый послевоенный бобруйский мальчишка. Он позволял кратковременно вывести противника из строя, без телесных повреждений и синяков, и насладиться видом его страданий. Им и воспользовался Аркадий в этот критический момент. В результате, Федченко отступил на пару шагов, раскрыл рот, согнулся и схватился обеими руками за живот.
Первыми к пострадавшему подоспели Дмитрий Тихонович и Лариса. Они помогли ему добраться до дивана. Но тут у Федченко началась рвота. Желудок, переполненный спиртным и наспех набитый закусками, протестовал против удара и согбенной позы хозяина, выталкивая обратно своё содержимое.
- Ведите его в ванную, - предложила Наталья Петровна.
- Я ухожу, - заявила Валентина Ивановна, как только виновника происшествия увели из комнаты. - Аркадий, вы меня проводите?
- Валентина, прости меня! - взмолился Алексей. - Кто же мог предвидеть, что так получится?
- Нужно понимать, кого можно приглашать в приличную компанию, - резко возразила она. – До свидания.
- До свидания, - повторил Аркадий и вышел вслед за ней.

Часы показывали начало девятого. Вечер был лишь слегка затемнён надвигающейся тенью белой ночи. Валентина Ивановна взяла Аркадия под руку. Обсуждать события вечеринки не хотелось.
- У тебя завтра экзамен, - вспомнила она. - Когда ты его сдашь?
- Часам к одиннадцати.
- Позвони мне, пожалуйста, на работу сразу после экзамена. Я буду переживать, - она достала из сумочки листок бумаги, записала номер своего телефона и передала ему. – А когда следующий?
- Это последний экзамен в семестре. После него с первого июля начнётся военная стажировка.
- Выходит, с двадцать второго по тридцатое июня ты свободен?
- Конечно.
- И что ты собираешься делать в это время?
- Я ещё не решил.
 Они благополучно добрались до автобусной остановки и сели в автобус. Ввиду позднего времени пассажиров было немного. Валентина Ивановна сразу же задремала. У Невского проспекта они вышли, и Аркадий проводил её до дома.
- Спокойной ночи, Валечка.
- Нет, Аркадий, я понимаю, у тебя на носу экзамен. Но разве полчаса что-то решают? Проводи меня до конца, пожалуйста.
Он повиновался. Войдя в свою комнату, она остановилась.
- А теперь, Аркашенька, уложи меня спать, - попросила она, не включая свет. - Я выбилась из сил. Могу я на тебя положиться?
- Конечно.
Он освободил её от верхней одежды. Белая ночь освещала комнату колдовским молочным свечением.
- Ну, вот, теперь пойдём в постельку.
- Не пойду, - капризно топнула она ногой. – Сними с меня всё.
- Как прикажете, ваше величество.
Это занятие не заняло много времени.
- Аркаш, я тебе нравлюсь? – поинтересовалась она не без хмельного озорства, когда он завершил работу.
- Очень.
- А за что?
- Ты очень красивая.
- Но ты же меня не видел. Глянь со стороны, может, я уродина.
Он отступил на несколько шагов.
- Ты царица, Валечка. Рембрандтовской Саскии рядом с тобой просто нечего делать. Будь я художником, я бы без конца писал тебя.
- Таких предложений было немало. Только я не соглашалась.
- И нет ни одного живописного портрета?
- Увы.
И тут Аркадий вспомнил, что для будущей картины «Яблоневый цвет» Алексею придётся написать с натуры её лицо.
- Валечка, пообещай, что не будешь отказываться от позирования для портрета. Это же совсем невинная вещь.
- Я подумаю. А ты не забыл, что обещал уложить меня спать? Разложи диван, возьми в шкафу постельное бельё.

На следующий день в одиннадцать он позвонил ей на работу.
- Заклунная у телефона.
- Валечка, как спалось?
- Спасибо, Аркадий. Голова побаливает. И угрызения совести мучают. Я вела себя ужасно. Но как твой экзамен?
- Получил пятёрку.
- Поздравляю. А я с утра ходила в профком, узнать, есть ли у них путёвки в дом отдыха. В июне они обычно в избытке.
- О чём ты, Валечка?
- У тебя девять свободных дней. Хочешь провести их со мной?
- Был бы счастлив.
- Так вот, есть две горящие путёвки в Сестрорецкий дом отдыха. Бесплатные. Если согласен, я их возьму.
- Что от меня требуется?
- Собери вещи и приезжай ко мне. Утром отправимся в Сестрорецк. Только оформи все необходимые документы. Вернёмся мы тридцатого июня, и ты сразу же поедешь на военную стажировку.
- Понятно. Я только возьму с военной кафедры предписание.
- И ещё, Аркаш, звонил Алексей, извинялся за вчерашнее. Но, самое потрясающее, он предложил написать мой портрет.
- Почему потрясающее?
- Вчера ты уговаривал меня не отказываться от позирования для портрета. И вот сегодня такое предложение. Мистика, не иначе.
- Случайное совпадение, Валечка. Но ты согласилась?
- Я обещала подумать.
Аркадий был счастлив. Она его любит! И они вместе проживут целых девять дней! Такое ему не могло даже присниться.

Валентина Ивановна имела некоторый опыт. Она привезла с собой большую коробку шоколадных конфет из Елисеевского магазина и, вручив её директрисе дома отдыха, попросила поселить их с Аркадием в одной комнате. Уверяла, что они уже подали заявление о регистрации брака, но не успели довести дело до конца. Согласно административным правилам, это было недопустимо. Но директриса, поколебавшись, сделала для них исключение.
Они получили небольшую комнату, предназначенную для супружеской пары. Из окна, расположенного рядом с балконной дверью, открывался вид на лес и далее на Финский залив.
После ужина к ним постучали. Вошёл мужчина лет тридцати пяти, интеллигентного вида.
- Меня зовут Семён Сергеевич, - представился он. – Мы с женой занимаем соседнюю комнату. Приглашаем вас в гости.
- Спасибо, - поблагодарил Аркадий. – Пойдём в гости, Валечка?
- Пойдём.
Соседи работали на ленинградском заводе «Светлана». Жене Семёна Сергеевича, Ольге, было двадцать три года. У них разница в возрасте была такая же, как и у Валентины Ивановны с Аркадием, но старшим был муж, и это казалось приемлемым. На столе стояли бутылка портвейна и блюдце с печеньем и конфетами. Они выпивали и непринуждённо беседовали.
- Вы ещё не записывались в баню? – поинтересовалась Ольга.
- Разве нужно записываться? – удивилась Валентина Ивановна.
- В ближней деревне крестьяне топят для отдыхающих баню по-чёрному, - объяснила соседка. - Туда запускают по четыре человека на час. Наша группа неполная. Могу вас записать.
- Разумеется, запишите. Спасибо.
- А мы с Аркадием сходим на Финский залив, - предложил Семён Сергеевич, - проверим, можно ли купаться.
Соседи произвели приятное впечатление. Попрощавшись с ними, Аркадий и Валентина Ивановна вернулись в свою комнату. Он распахнул окно, а она подошла сзади и обняла его за плечи.
- Аркаш, здесь тоже белая ночь. Я раньше была к ней равнодушна. А сейчас она вызывает у меня чувство какой-то тревоги.
- Почему?
- Не знаю. Ты помнишь, что было позавчера?
- Конечно. Мне эта ночь врезалась в память. Она окутывала твоё обнажённое тело каким-то матовым, полупрозрачным пледом, - последнее предложение он произнёс с напускной патетикой.
- У тебя, Аркадий, воображение настоящего художника.
- Меня действительно волнует эта картина. Если её перенести на холст, у зрителей от восхищения перехватит дыхание.
У него мелькнула мысль, что такую картину с его подачи может написать Алексей. Он назвал бы её «Белая ночь».
- А ты не хочешь повторить то, что было позавчера? – у неё было напряжённое лицо и какой-то странный, неуверенный взгляд. 
- Хочу, - Аркадий не до конца понимал её состояние, но ему казалось, что она ждёт от него именно такого ответа.
Он начал её раздевать. Потом смотрел на неё, обнажённую и фантастически красивую в магическом ночном сиянии. Это видение вызывало эйфорию.
- Валечка, ты настоящая богиня! - он подхватил её на руки и опустил на широкую кровать.
Через некоторое время, отдав дань любовным объятиям, он лежал на спине, а она, опершись на локоть, не сводила с него глаз.
- Как хорошо, Аркадий, что нам никуда не нужно спешить. Ни на экзамен, ни на работу. Теперь я могу часами тебя разглядывать.
- А что во мне есть такого, чтобы долго разглядывать?
- Я сделала открытие. Ты, оказывается, рыжий.
- Нет, Валечка, я шатен. Чуть-чуть рыжеватый, не более.
- Но у тебя глаза рыжие.
- Какая же ты выдумщица! Я был о тебе лучшего мнения.
- Ну, хорошо, не рыжие, а слегка рыжеватые. Но ты знаешь, как это забавно, когда волосы и глаза одного цвета? Это даже смешно.
- Ты ко мне придираешься.
- Напротив. Рыжие мужчины считаются очень темпераментными.
- Ты хочешь сказать, я, как мужчина, ничего?
- Аркашка, ты лучше всех!
- Подлизываешься?
- Нет. Ты лучше всех, потому что я тебя люблю.
- А как насчёт физических данных?
- Они, Аркашенька, перед любовью отступают на десятый план. Но, если хочешь, ты вполне нормальный парень. И плюс к тому мы с тобой в одинаковой фазе.
- В какой ещё фазе?!
- Максимальная половая активность у мужчин наступает после двадцати лет, а у женщин – после тридцати. Выходит, мы оба по максимуму.
- То-то при виде тебя мне всегда хочется заняться любовью.
- Даже в зале Рембрандта?
- Да.
- И на вечеринке?
- Конечно.
- А когда мы с тобой на кладбище прятались за деревом?
- Нет. Тогда я мечтал о поцелуе. Ты была для меня божеством.
- Была?
- Ты для меня всегда божество.
- Аркашка, ты вечно пытаешься заморочить мне голову. Давай спать, - она положила голову ему на грудь, а ладони на его плечи.

На следующий день в половине десятого Валентина Ивановна с соседкой отправилась в деревенскую баню по-чёрному. В такой бане нет дымохода, и её топят, выпуская дым через входную дверь. Потом она рассказывала, что во время мытья дым ест глаза, слизистую оболочку носа и гортани, но зато после бани возникает удивительное ощущение лёгкости и чистоты тела.
После обеда появился фотограф, лет сорока пяти, с добрыми, прищуренными глазами. Отдыхающие охотно фотографировались на фоне дома отдыха.
- А цветные фото можно? – осведомилась Валентина Ивановна.
- Безусловно, но это стоит в два раза дороже.
- Тогда сделайте нам цветную фотографию.
- Попробую. Но я не просто фотограф, - он достал из сумки другой аппарат, – я фотохудожник. Вы кем друг другу приходитесь?
- Муж и жена, - сообщил Аркадий, а Валентина Ивановна недовольно поджала губы, мол, кому какое дело до их личной жизни.
Фотограф окинул клиентов испытующим взглядом.
- Нет, вы не супруги, - возразил он. - Вы влюблённые, которые друг в друге души не чают. Такими я хочу вас показать на снимке. Только давайте выберем романтический фон.
Они остановились на аллее парка, прилегающего к дому отдыха.
- А теперь встаньте вполоборота ко мне, - предложил фотограф, - и забудьте обо всём на свете. В мире только вы двое. Понимаете?
Он дал им минуту на освоение позы и щёлкнул фотоаппаратом.
- Через два дня я принесу небольшие снимки, - пообещал фотограф. - И если они вам понравятся, можете заказать их в большом формате. Они будут выглядеть, как живописный портрет.
В обещанный срок фотограф принёс фотографии. Они разглядывали их, сидя на скамейке, пока он работал с клиентами.
- Аркаша, ты только погляди, как ты на меня тут смотришь!
- Как? Ну, скажи, как?
- Восторженно. А ты и вправду так в меня влюблён?
- С чего бы это! Ты на себя посмотри!
- А что я? Я, как положено.
- Ты вся состоишь из сомнений, и это видно на снимке.
- Аркаш, не морочь голову. Будем заказывать увеличенный формат, или нет?
- Конечно, Валечка. Замечательный снимок.
Подошёл фотограф.
- Так что вы решили, молодые люди?
- Извините, - отозвалась Валентина Ивановна, - мы даже не познакомились. Я Валентина,  мой муж – Аркадий. А как вас зовут?
- Матвей Аронович, - представился фотограф.
- Очень приятно. Нам понравился ваш снимок. Мы хотим заказать его в размерах А-2 и А-4 по две штуки каждого формата.
- Завтра к концу дня принесу, - пообещал Матвей Аронович. – Этот снимок передаёт и чувства и судьбы. С вашего разрешения, я покажу его на выставке художественной фотографии.
- Можно, - согласилась Валентина Ивановна. – А что означают ваши слова о судьбах? Вы можете заглянуть в будущее?
- По-моему, могу, но слишком велика ответственность.
- И всё-таки, Матвей Аронович. Я вас очень прошу, - она обворожительно улыбнулась, - хотя бы пару слов о нашем будущем.
- М-да. Разве что пару слов, - не устоял он. – Очевидно, любовь между очень разными людьми связана с некоторыми проблемами.
- Почему?
- Это вызов обществу. Оно будет противиться.
- А что значит, «между очень разными людьми»?
- Разными по возрасту, национальности, социальному статусу.
Валентина Ивановна нахмурилась. 
- Я тоже хочу кое о чём спросить Матвея Ароновича, - вступил в разговор Аркадий. - Вы можете делать ночные снимки?
- Могу. У меня есть устройство с хорошей вспышкой.
- Но вспышка уничтожит естественные ночные краски, - возразил Аркадий, - и ничего не оставит от очарования белой ночи.
Лицо Валентины Ивановны вдруг стало неудержимо краснеть.
- А кто вы по профессии? – поинтересовался фотограф.
- Валентина – искусствовед. И я тоже причастен к искусству. 
- Замечательно! Для ночных снимков без вспышки нужна немецкая, сверхчувствительная цветная плёнка. Я купил её на всякий случай. В условиях белой ночи может получиться что-то вроде картины Куинджи «Ночь над Днепром».
- Прекрасно. Когда принесёте портреты, мы ещё обсудим это.


ГЛАВА 5. СИЯНИЕ БЕЛОЙ НОЧИ

                Преодолей тревожные сомненья,   
                В мои глаза открыто посмотри,   
                Мы будем целоваться до зари    
                И погружаться в омут наважденья.      

Фотограф ушёл, а они остались на скамейке.
- Аркадий, ты думаешь, я не поняла, к чему ты клонишь? – возмутилась Валентина Ивановна.
- Но я ничего определённого не сказал, - оправдывался он.
- Не сказал, но подумал. Мог бы со мной посоветоваться.
- Валечка, эта мысль возникла у меня только в ходе разговора.
- Ну вот, выходи за такого замуж, - обиженно заключила она. - А он на следующий день начнёт показывать гостям свою голую жену.
- Валечка, с обнажённым женским телом связывали свое представление о красоте художники и скульпторы всех времён и народов. Пракситель, Тициан, Рубенс, Мане. Если твою редкую красоту в сиянии белой ночи можно как-то зафиксировать….
- И думать не смей!
- Не буду. Прости, пожалуйста. У меня есть идея. Давай возьмём в буфете бутылку «Советского шампанского» и вечером выпьем с соседями. А то они нас угощали, а мы их нет.
Они купили вино и пригласили соседей. Ольга вспоминала весёлые истории о своём недавнем участии в соревнованиях по стрельбе. Она рассказала анекдот, как два мастера стрелкового спорта, стоя у монумента Пушкину, удивлялись, почему памятник поставили Александру Сергеевичу, ведь Дантес стрелял лучше. Аркадий засмеялся, а Валентина Ивановна тяжело вздохнула.
Когда гости ушли, она прибрала стол, погасила свет и открыла дверь на балкон. Комната наполнилась свежестью и покоем июньской ночи. Она стояла у балконной двери и смотрела на тёмный массив леса, простирающийся до Финского залива.
- Аркадий, я тебе надоела?
Он поднялся со стула и встал за её спиной.
- Валечка, откуда такие странные мысли?
- У меня тяжёлый характер? Я всё время капризничаю.
- Когда ты капризничаешь, я люблю тебя ещё сильней.
- А ты говоришь правду? – она повернулась к нему лицом.
- Люблю! – он прикоснулся губами к её щеке.
- Ты очень хочешь сфотографировать меня в ночном сиянии?
- Конечно. Но твои желания для меня важнее.
- Ох, Аркашка, никто мне ничего подобного не говорил. Ты только объясни, зачем тебе это фотографирование.
- Валечка, красота должна жить вечно.
- Я согласна, - она перешла почти на шёпот.
- На что ты согласна?
- На фотографирование.
- Валечка, ты самая прекрасная женщина на свете! - он подхватил её на руки и, целуя, стал кружиться по комнате.
- Но, Аркадий, это должно остаться тайной. Только ты и я.
- А как же Матвей Аронович?
- Мы выкупим фотоплёнку. И больше никогда его не увидим.
На следующий день после обеда Валентина Ивановна и Аркадий прогуливались в прилегающем парке, поглядывая на площадку перед зданием дома отдыха. Появившегося фотографа сразу же окружили отдыхающие. Минут через сорок он остался один, и они подошли. Поздоровались. Матвей Аронович достал из сумки фотографии, обёрнутые плотной бумагой.
- Вот, молодые люди, ваш заказ.
Валентина Ивановна торопливо развернула обёртку, и они оба склонились над крупноформатными снимками.
- Чудесно, - она подняла на фотографа улыбающееся лицо, - не знаю даже, какой формат лучше, четвёртый или второй.
- А как насчёт ночных снимков? – напомнил Матвей Аронович.
- Так я отнесу портреты в комнату, - заторопилась Валентина Ивановна, словно не слыша его вопрос.
Она ушла, а Аркадий с фотографом присели на скамейку.
- Матвей Аронович, мы решили попробовать.
- Вы имеете в виду ночные снимки?
- Конечно. Но скажите, пожалуйста, среди экспонатов фотовыставок встречается обнажённая женская натура?
- Безусловно. Но только на выставках в Вильнюсе и Риге. А у нас
цензура такие работы не пропускает.
- А как вы сами относитесь к таким фотоработам?
- Замечательно отношусь. Это очень яркое искусство.
- Значит, между нами полное взаимопонимание.
- Минуточку, Аркадий, я догадываюсь. Речь идёт о вашей жене?
- Вы не ошиблись.
- М-да! Это будет великолепный снимок. Валентина - красавица.
- Конечно. Но решиться на съёмку ей было нелегко. И своё решение она обусловила некоторыми требованиями.
- Какими же?
- Об этих снимках никто не должен знать.
- Безусловно. Но…. Их нельзя показывать на фотовыставке?
- Да. Более того, мы намерены выкупить у вас негатив.
Наступила длительная пауза. Аркадий не исключал, что фотограф откажется.
- Придётся согласиться, - решил он, наконец, -  Я только хотел бы сохранить с вами контакт. Возможно, позже вы передумаете.
Они решили провести съёмку завтра в половине первого ночи. Валентина Ивановна встретила это известие как будто спокойно. Но по мере приближения назначенного срока стала заметно нервничать. Аркадий опасался, как бы она вдруг не отказалась.
- Аркадий, дай мне, пожалуйста, немного водки для храбрости, - неожиданно попросила она перед съёмкой.
Он достал чекушку, привезённую с собой из Ленинграда, и налил ей грамм пятьдесят. Она выпила.
- Ну, как, Валечка?
- Так лучше. Но пора готовиться. Разденусь и накину халат.
Вскоре появился фотограф.
- Как вы добрались, Матвей Аронович? Автобусы же не ходят.
- Я приехал на такси и попросил водителя подождать меня.
- А сторож?
- Он мой хороший знакомый. Я сказал, что отдыхающие заказали съёмку в своей комнате после вечеринки. Такое иногда бывает. Но пора начинать. Валентина, вы готовы?
- Готова, - она испуганно взглянула на Аркадия.
- Тогда распахните дверь на балкон. Будет больше света. Я фотографирую с балкона через окно, а вы, Валентина, встаньте у кровати. Она должна быть расстелена. И распустите волосы.
Она сбросила халат и рассыпала волосы по плечам.
- Пожалуйста, чуть правее, - продолжал инструктировать фотограф. - Вы в горячечном бреду встали с постели и с надеждой смотрите на белую ночь в ожидании мистического чуда. Понимаете?
Он снял первый кадр.
- Валентина, будьте свободней. Поднимите голову, подайтесь грудью вперёд и чуть расставьте ноги, - он сделал ещё один снимок.
- Чего-то не хватает, - бормотал фотограф. – Протяните руки вперёд. Вы обращаетесь к белой ночи со страстной мольбой. Так. Замечательно! - он снял несколько кадров. – Всё, съёмка окончена.
Аркадий помог ей надеть халат. Между тем, Матвей Аронович уложил в сумку свой фотоаппарат.
- Спокойной ночи, молодые люди. Меня ждёт таксист.
Аркадий проводил его в коридор.
- Когда будет результат?
- Я приду завтра, то есть, уже сегодня, в четыре часа дня.
Аркадий вернулся в комнату. Она сидела, держа в руке стакан.
- Аркаш, тебе налить?
- А ты, значит, уже? – он с удивлением отметил, что в чекушке осталось совсем мало водки. - Валечка, сколько же ты выпила?
- Грамм сто пятьдесят.
- Ого! Тогда, пора спать, - он довёл её до постели. - Ложись.
Затем Аркадий убрал со стола чекушку и стал раздеваться.
- Иди сюда, малыш, - она, сбросив халат, сидела на постели.
Он лёг рядом.
- Что же ты, мой мальчик, не торопишься меня обнять? - она засмеялась и, ухватив его руку, прижала к своей пылающей груди. – Иди ко мне. Я буду тебя любить.
Аркадий даже не подозревал, что занятия любовью могут сопровождаться столь замысловатой импровизацией женских движений. А когда всё кончилось, раздался её  развязный голос.
- Ох, Аркадий, как же ты меня отчихвостил. Настоящий жеребец. Интересно, сколько платят проститутке за такой труд?
- Валечка, что ты такое говоришь?
- А что я сказала?  – она обдала его винным перегаром. - Сначала я, голая, крутилась перед двумя мужиками. Расставляла ноги, выпячивала грудь. Всё, что прикажут. А потом, как и положено, попала в постель. И ты хочешь сказать, что мне не заплатят?
- Валечка, успокойся, пожалуйста. Давай спать. Уже поздно.
- Нет, Аркашка, не заговаривай мне зубы. Это ты во всём виноват, - в её голосе уже чувствовались слёзы. – Кто же я теперь, любимая женщина, или проститутка?!
Она вдруг разрыдалась.
- Не волнуйся, моя хорошая. Я тебя очень люблю.
Она постепенно утихла и заснула, положив голову ему на грудь. Выждав несколько минут, он осторожно подсунул подушку под её голову и вскоре тоже уснул.
 
Его разбудил шум в коридоре. Было уже светло. Он встал, оделся и умылся. Приближалось время завтрака. Валентина Ивановна спала, и Аркадий решил не будить её. В коридоре он столкнулся с соседями, идущими на завтрак.
- На сегодня обещали жаркий день, - сообщил Семён Сергеевич. – Мы собираемся на Финский залив. Заходите к нам в одиннадцать.
Когда он вернулся, она лежала в постели с открытыми глазами.
- Вставай, Валечка. Я принёс тебе на подносе завтрак. 
- Ох, Аркадий, - поморщилась она, - голова трещит.
Валентина Ивановна отправилась в душ. Потом, с хмурым лицом, завтракала, а он с беспокойством поглядывал на неё. В одиннадцать часов они с соседями отправились на Финский залив. Вода ещё была холодной, но после купания можно было быстро согреться на солнце. Они загорали, сидя на гранитном выступе, в то время как Ольга и Семён Сергеевич плескались у кромки прибоя.
- Я вчера выпила лишнего? – она избегала прямого взгляда.
- Наверно, Валечка, после такого стресса это и неплохо.
- Понимаешь, Аркадий, фотограф требовал, чтоб я держалась свободней. Тогда я представила себя проституткой. И всё сразу получилось. А потом я выпила и долго не могла выйти из образа.
- Понятно.
- Я вела себя ужасно?!
- Нет. Но съёмка оказалась для тебя тяжёлым стрессом. Я даже пожалел, что мы всё это затеяли.

В четыре часа они сидели на скамейке перед домом отдыха в ожидании Матвея Ароновича. Первой его заметила Валентина Ивановна. У него на плече висела обычная сумка, а в руках был трубчатый свёрток, обернутый газетой.
- Добрый день, молодые люди!
- Здравствуйте! – Аркадий поздоровался с фотографом за руку, а она лишь кивнула головой, а затем прикрыла глаза и замерла в ожидании. – Видите, Матвей Аронович, как Валентина волнуется?
- Ничего удивительного. И я волновался, когда печатал снимки.
- А сколько кадров вы сделали?
- Пять. И все напечатал в обычном малом формате. А самый лучший в форматах А-4 и А-1, как для выставки.
- Самый лучший – это последний? – предположил Аркадий.
- Да. Так что? Будем смотреть?
- Нет! – испугалась Валентина Ивановна, провожая взглядом идущую мимо них компанию отдыхающих. – Пойдёмте в помещение.
В их комнате Матвей Аронович разложил фотографии на столе.
- Прекрасно получилось! – восторженно отметил Аркадий.
- Великолепно! – поддержал его фотограф. - Фотоплёнка не подвела. Я вам сейчас покажу самый большой лист.
Он развернул трубчатый свёрток.
- По-моему, Валентина здесь превзошла саму себя, - продолжал фотограф. - Её фигура кажется невесомой. Она, с простёртыми в ночь руками, как будто парит над предметной обыденностью.
- Уважаемый Матвей Аронович, - Аркадий грустно покачал головой, - если б вы только знали, как нелегко ей это далось!
Фотограф с удивлением взглянул на собеседников и вернулся к фотографии.
- Обратите внимание на выражение лица на фотографии! – призвал он. - На глаза! В них можно вглядываться часами.
- А я, прежде всего, смотрела на изображение белой ночи, - призналась Валентина Ивановна. - Думала, это самое трудное.
- Так и есть, - подтвердил фотограф. – На фотографии она чуть ярче, чем в реальности. И её воздействие на зрителя сильнее. Это результат манипуляций при печатании.
- Вы что-то говорили о глазах? - напомнил Аркадий.
- Да. Я представлял, что они должны выражать некую несбыточную мечту о прекрасном, таком же мистическом, как и сама белая ночь. Но Валентина нашла своё решение. Она вводит в картину подсознательный мотив всевластной женственности.
Наступила пауза. Они снова всматривались в фотокартину.
- Но общая идея этой съёмки, безусловно, ваша, Аркадий, – отметил фотограф. – У вас чутьё гениального художника.
- Чтобы воодушевиться такой красотой, Матвей Аронович, необязательно быть художником.
- Очевидно. А вот внизу моя авторская подпись «М. Резник». И плёнку я вам принёс, как договаривались.
- Давайте расплатимся, - предложила Валентина Ивановна.
- Не торопитесь. Это моя самая лучшая работа. Для меня её ценность не определяется деньгами.
- Что вы хотите этим сказать? – насторожилась она.
- Я не возьму с вас денег.
- Нет, Матвей Аронович, мы так не можем.
- Тогда заплатите только за материалы, - уступил он. - И подарите мне фотографию формата А-4 с номером телефона на обратной стороне. Я буду поздравлять вас с праздниками, и спрашивать, не готовы ли вы представить эту работу на выставку.
Валентина Ивановна неуверенно взглянула на Аркадия.
- Хорошо, - согласилась она. – В любом случае, мы не относимся к вам только, как к фотографу?
- Спасибо! – обрадовался Матвей Аронович. – Валентина, вы даже не представляете, какие замечательные фотоработы мы можем сделать с вашим участием. На всякий случай, запишите, мой адрес.
Она достала из дамской сумочки маленькую записную книжку и под его диктовку сделала запись. Когда фотограф ушёл, они продолжали разглядывать снимки.
- Мне кажется, Валечка, ты могла бы от щедрот своих подарить и мне один экземпляр.
- Разумеется. Есть два снимка формата А-4, возьми один.
- Подпиши, пожалуйста, - он протянул ей снимок
И она подписала: «Единственному, любимому! 27 июня 1961 г.».
- Спасибо! – Аркадий внимательно изучал снимок. – Фотограф прав. В твоё изображение можно вглядываться часами. И трактовать его будут по-разному, в зависимости от личности зрителя.
- Не будут, мой милый. Зрителей не будет.
- Конечно, - Аркадий сделал короткую паузу. – А, в общем, поздравляю! Наконец-то, всё это закончилось. Теперь ты можешь расслабиться и по-настоящему отдохнуть.
- Ты ошибаешься, - у неё было очень серьёзное лицо. – Процесс продолжается, а фотосъёмка было лишь его небольшой частью.
- Какой процесс?!
- Никакой. Нам пора идти на ужин.
- Валечка! Я, значит, ничего не понимаю?
- К сожалению.
- Но разве я безнадёжен? – он перегородил ей дорогу к двери.
- Нет. Но давай дождёмся вечера. Задёрнем шторы и будем откровенничать. А сейчас пошли ужинать.
Возвращаясь из столовой, Аркадий остановился у буфета.
- Мне кажется, нужно купить шампанского?
- Может, хватит. Знаешь, как утром болела голова с похмелья.
- Но от шампанского, Валечка, она никогда не болит.
- Аркаш, я тебя не понимаю. Зачем нам шампанское?
- Вечером ты обещала мне кое-что объяснить. А спиртное способствует откровенности.
- Так вот оно что! Тогда покупай. У тебя есть деньги?
- Есть. Я уже неделю не расходую их на питание.
После столовой они прогуливались в парке, наблюдая, как сгущаются зыбкие июньские сумерки. Им навстречу попались соседи.
- Вы в кино не собираетесь? – поинтересовалась Ольга.
- А что там сегодня?
- «Два Фёдора» Хуциева. В главной роли Шукшин.
Они сходили в кино и в половине десятого вернулись к себе. Валентина Ивановна вышла на балкон. Аркадий принёс два стакана с шампанским.
- Спасибо, - она взяла стакан и слегка пригубила его.
- Валечка, с чего же процесс начался?
Она не торопилась с ответом, и он ждал.
- Аркадий, помнишь вечер, когда ты подрался с Федченко?
- Конечно. Когда мы пришли домой, ты попросила раздеть тебя.
- Ты помнишь самое главное. Дело в том, что после развода я была, словно замороженная. А ты меня отогрел. И я поняла, что страстно хочу быть женщиной. Отсюда и возник процесс.
- Какой процесс?
- Процесс возвращения в женское естество. У его начала были свои маяки – опьянение и  раздевание в ауре белой ночи.
Она умолкла и  выпила немного шампанского.
- И эти маяки продолжали будоражить твоё сознание?
- Разумеется. Я стремилась к повторению ситуации, и она повторилась уже здесь. Мы были под хмельком после визита к соседям, и ты восхищался красотой моего тела в сиянии белой ночи.
- А тебя, Валечка, идея красоты разве не вдохновляла?
- Нет. Даже в ночном фотографировании главным было повторение ситуации. И ты уже знаешь, какое я нашла продолжение.
- Стала вживаться в образ проститутки?
- Да. Это позволяло мне утвердиться в моём новом осознании своей женской сущности.
- Ничего не понимаю, - пробормотал Аркадий.
- А что же здесь непонятного? Разве ты не заметил, что в постели я стала совсем не такой, как до этого?
- Что?! – Аркадий опустошил свой стакан, и она сделала то же самое. – Да, Валечка, ты стала другой. Совершенно потрясающей. Этого невозможно было не заметить. Но что это означает?
- Я снова стала женщиной. Такой, какой и была бы, если б не шок, вызванный разводом. Процесс возрождения завершился.
- Поздравляю, - он поцеловал её в щеку. – Очень рад за тебя.
- А за самого себя? Я тебе, такая, понравилась?
- Конечно. Я просто не могу прийти в себя после этой ночи.
- А меня мучает страх. Вдруг это чудесное возрождение больше не повторится. Вдруг это было лишь мимолётное видение счастья.
- Нет, - запротестовал он, - я всё понял. Твоё возрождение обязательно нужно повторить.
- Сейчас? – она смотрела на него снизу вверх неестественно расширенными глазами. – Одна неудача, и всё исчезнет.
- Иди сюда, - он ввёл её за руку в комнату, оставив балконную дверь открытой. – Смотри! Та же обстановка. И белая ночь, и голова кружится от шампанского. И я с тобой.
- Правда?! Похоже.
Она, с застывшим лицом, как сомнамбула, смотрела прямо перед собой, в то время как он освобождал её от одежды. И в его напряжённом мозгу одна мысль лихорадочно обгоняла другую. Что он должен сделать, чтобы помочь ей? Его единственная роль - быть самим собой и бесконечно любить эту сказочно прекрасную женщину, попавшую в его объятия по необъяснимой прихоти судьбы.
Потом они лежали рядом, молча переживая мучительно сладостное хождение по пылающим угольям любви, которое только что завершилось. Она наклонилась над ним.
- Аркадий!
- Что? 
- Аркадий! Я хочу сказать…. Знаешь…. Ты не сделал ни одной ошибки, ни одного неверного жеста, ни одного фальшивого слова….

Они покинули дом отдыха тридцатого июня. На следующий день, утром, Аркадий уезжал на военную стажировку. Его поезд отходил с Варшавского вокзала. Он занёс чемодан в вагон и вышел попрощаться с Валентиной Ивановной.
- Когда же ты вернёшься?
- После стажировки заеду на несколько дней в Бобруйск, к родителям.  А вернусь в середине сентября.
Объявили отправление поезда, и Валентина Ивановна прижалась губами к его лицу. Аркадий уже на ходу вскочил на подножку вагона. В купе его ждал Игорь.
- Аркаш, это её ты провожал ночью через кладбище?
- Её.
- Хороша! Но она вроде постарше тебя лет на восемь?
- Конечно. А ты, Игорёк, женился бы на такой?
- На такой красавице? Само собой.

Аркадий прибыл в воинскую часть, расквартированную в городе Гусеве Калининградской области. Он стажировался в должности помощника командира взвода разведки. Его подразделение совершало марш-броски с ночёвками в степи или в перелесках. К концу августа он загорел и обветрился.
В первых числах сентября Аркадий на неделю приехал в родной Бобруйск, и родители отметили, что сын заметно возмужал. Их заботила его дальнейшая судьба.
- Следующий год выпускной, - говорил отец, - что-нибудь известно о будущем месте работы?
- Пока ничего. А что ты мне посоветуешь?
- Главное, Аркадий, попасть на крупный машиностроительный завод. Только там можно стать настоящим инженером.
- А как дела на личном фронте? – поинтересовалась мама.
Аркадий помолчал. Наверно, родителям нужно было всё рассказать. Это были его самые близкие люди.
- Сейчас, мама, я тебе кое-что покажу, - он достал фотографию, где они с Валентиной Ивановной стояли на аллее парка.
- Она значительно старше тебя? – сразу заметила мама.
- Да. Ей тридцать три.
- Ох, Аркаша, у неё, наверно, уже большие дети?
- Нет, мама, она бездетная, - он понимал, насколько шокирующе звучат его слова, но решил довести разговор до конца.
- Русская?
- Да.
- А кем она работает?
- Искусствовед с кандидатской степенью, работает в Эрмитаже.
Наступила тяжёлая пауза. Отец стал протирать свои очки.
- Ты с ней дружишь, - констатировал он, - но ты же не собираешься на ней жениться?
- Я готов жениться, папа.
- Тебе нужна хорошая, еврейская девушка твоего возраста, или моложе, - в голосе матери слышались слёзы.
- Жена не должна быть настолько старше, - добавил отец. – И на бездетной нельзя жениться. 
- Но я её очень люблю. Уверен, она вам сразу понравится.
- Ну, что делать, - вздохнул отец, - раз любишь, люби. Но жениться не торопись. Ещё успеешь.
Когда они провожали его на поезд, мама заплакала.

Аркадий вернулся в Ленинград к концу второй недели сентября. В субботу он купил астры и поехал в Эрмитаж. Вошёл в знакомый Рембрандтовский зал. Дарья Тимофеевна сидела на стуле у входа. Он остановился перед любимым портретом старика и минут двадцать вглядывался в его черты.
- Аркадий! – это тихое обращение прервало его размышления.
- Валечка!
- Ты приехал и даже не позвонил?!
- Я хотел встретиться с тобой  вот так, неожиданно и с цветами.
- Спасибо.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЛАДОЖСКОЕ ОЗЕРО

                Не существует Осени, она
                Цветной мираж, раскрасивший пространство,   
                Она всего лишь пышное убранство   
                Красавицы по имени Весна.


ГЛАВА 6. НЕЖНАЯ КАРЕЛЬСКАЯ АУРА

                Передо мной весь мир, как на ладони,
                В росистой розовой попоне
                В лучах восхода, и ещё цветы
                В плену у предрассветной дремоты.

В понедельник в общежитии к Аркадию зашёл Игорь Ромашкин.
- Ты бывал на Карельском перешейке? – поинтересовался он после приветствий.
- Конечно. В июне отдыхал в Сестрорецке, в доме отдыха.
- Это что, - хмыкнул Игорь. – Я говорю о лесе. Разноцветье, гранитные валуны, рябина. Красотища! В турпоход бы сходить.
- А как же лекции?
- Брось, Аркадий. Из института нас не выгонят. Ты со своей красавицей ещё не распрощался?
- Нет.
- Вот и пригласи её в турпоход. И я буду с девушкой.
- Вчетвером?
- Нет. Самая хорошая группа – восемь человек. Может у твоей подруги есть подходящие знакомые?
- Наверно. Я узнаю. Только расскажи подробней.
- Чего рассказывать? Едем с Финляндского вокзала до Сосново. Потом пешком километров двадцать пять до Ладожского озера.
- А когда выходить?
- Не позже воскресенья. Это самое красивое время осени.
Во вторник, по окончании рабочего дня, Аркадий ждал Валентину Ивановну у выхода из Эрмитажа. Об этом свидании они не договаривались. И увидев его, она насторожилась.
- Что-нибудь случилось?
- Нет, Валечка, но есть интересная идея. Ты можешь взять отпуск по частям? Неделю сейчас, а остальное потом?
- Разумеется. У меня от отпуска остались ещё две недели.
- Есть предложение в воскресенье отправиться в турпоход.
- Не знаю, - заколебалась она.
- А ты ходила в турпоходы?
- Нет. Но у меня немало знакомых, которые бредят этим.
- Я их знаю?
- Некоторых знаешь. Ромка Бродский, Лариса Черникова. Это люди свободных профессий. У них и с отпуском нет проблем.
- А ты сама?
- Нужно подумать. Мне после дома отдыха всё время хочется снова куда-нибудь с тобой съездить.
- Значит, ты согласна?
- Хорошо.  А сейчас давай поужинаем в кафе и зайдём ко мне.
- Конечно. Только потолкуй насчёт похода с Ромкой, Ларисой и ещё с кем-нибудь. Я завтра часа в четыре позвоню тебе.
На следующий день Аркадий связался с Валентиной Ивановной, а потом разыскал Игоря.
- Есть новости? – оживился товарищ.
- Да. Оказывается, туристов долго искать не приходиться.
-  Что за люди?
- Молодые. Один архитектор и гитарист, второй – журналист, и две девушки – книжный иллюстратор и промышленный дизайнер.
- Ничего себе! Тогда, Аркадий, давай-ка в пятницу с ними встретимся. Познакомимся и насчёт экипировки разберёмся.
В четверг утром Аркадий позвонил Валентине Ивановне на работу, а в пятницу они все собрались в семь часов вечера на набережной напротив Эрмитажа. Познакомились. Игорь рассказал о предстоящем маршруте. Его выбрали старостой, и он со знанием дела согласовал, кому что нужно взять с собой.
На кафедре физкультуры, при которой действовала секция спортивного туризма, Игорь получил для своих друзей штормовки, кеды и рюкзаки. В субботу вечером Аркадий привёз эти вещи к Валентине Ивановне и помог ей уложить рюкзак.
Утром в семь тридцать на Финляндском вокзале они сели в полупустую воскресную электричку Ленинград-Приозёрск. До станции Сосново было полтора часа езды, и староста предложил каждому вкратце рассказать о себе.
 Первой начала Ира Журкина. Она окончила Высшее художественно-промышленное училище им. Мухиной. Работала в конструкторском бюро мебели, увлекалась скульптурой из корней деревьев. Следующим был Иван Хорьков, темнолицый, крупный парень с быстрыми, прищуренными глазами. После окончания пединститута им. Герцена он уже третий год работал в газете «Ленинградская правда». Аркадий только не понял, каким образом он избежал армии. В его институте не было военной кафедры, и выпускники проходили срочную военную службу. А Хорьков не только не служил, но и попал на престижную журналистскую работу. Потом рассказывала о себе Катя Прошкина, молоденькая медсестра, дружившая с Игорем. Она увлекалась прыжками с парашютом, а прошлой зимой стала кандидатом в мастера спорта по лыжам.
Когда очередь дошла до Аркадия, он сообщил, что учится в Политехническом институте. У многих членов этой интеллигентной компании, помимо профессии, были какие-то интересные увлечения. А что мог сказать о себе он?
- Ещё Аркадий увлекается искусством, - пришла ему на помощь Валентина Ивановна, - и свободное время проводит в Эрмитаже.
- А вы сами? – улыбнулся Хорьков.
- Я искусствовед. Работаю в Эрмитаже. На этой почве мы и познакомились с Аркадием.
- Валентина кандидат искусствоведения, - добавил Ромка, - и член худсовета Русского музея.
Товарищи смотрели на неё с восхищением. И Аркадию было ясно, что дело не только в её учёной степени и должности. Кажется, понимала это и она. Для неё мужское обожание было привычной средой обитания. Наверно, поэтому она и поторопилась сообщить о своём знакомстве с Аркадием, чтобы упредить нежелательную активность соискателей её внимания. А в подобных соискателях недостатка не было. Хорьков уже на первой встрече, у Эрмитажа, не сводил с неё глаз. Может, ради неё он и в поход собрался.
На станции Сосново вышли в девять, и Игорь объяснил задачу.
- Идём на восток к Ладожскому озеру. Максимум, пять часов ходьбы, плюс час на привалы и час на обед. К озеру должны выйти в шестнадцать и до наступления темноты разбить лагерь.
Они тронулись в путь. Через час Игорь объявил десятиминутный привал, и Валентина Ивановна в изнеможении опустилась на землю. Она совсем не была готова к подобным походам. Аркадий поспешил помочь ей. Он переложил в свой рюкзак процентов восемьдесят её груза, и вторая часть перехода далась ей несколько легче. Но к концу третьего часа она всё равно еле волокла ноги. К счастью, Игорь объявил обеденный перерыв. Они остановились у лесного ручья. Развели костёр, приготовили чай, достали бутерброды. Затем двинулись дальше и в четыре часа дня вышли к Ладожскому озеру.
Староста отклонил предложение разбить лагерь у самого берега. От старшекурсников он слышал, что по озеру на катерах шляется питерский криминал, и палатки не должны быть видны оттуда. Он выбрал сухое место в лиственном редколесье, на берегу небольшого ручья метрах в семидесяти от озера.  Но, прежде чем разбивать лагерь, Игорь распределил обязанности. Ромку он послал в деревню, расположенную в пяти километрах, чтобы купить рыбу и заказать на завтра баньку. Валентине и Кате поручил готовить ужин. А остальные занялись установкой палаток.
Четыре двухместных палатки расположили полукругом. Перед ними тщательно расчистили от валежника и листьев место для костра, установили рогатины с перекладиной для подвешивания котелков. Из старых досок, выброшенных волной на берег озера, соорудили некое подобие стола с расположенными вокруг него лавочками. Наконец, работы были закончены, и туристы спустились к ручью, чтобы вымыть руки. И тут увидели Ромку, несущего связку из четырёх лещей. Это вызвало всеобщее ликование: «Ура! У нас будет уха!»
- А как баня? – осведомился Игорь.
- Завтра после обеда можно париться, - пообещал Ромка.
К восьми часам вечера был готов ужин. Игорь укрепил на столе парафиновую свечу, зажёг её и накрыл пол-литровой бутылкой со срезанным дном. Такой светильник не гас на ветру. Потом разлили по металлическим мискам уху и достали две бутылки водки.
- Валечка, тебе нравится? – поинтересовался Аркадий.
- Я в восторге!
После ужина расположились у костра и пели песни под аккомпанемент ромкиной гитары. В одиннадцатом часу Игорь предложил каждому достать из кружки скрученную в трубочку бумажку. Две бумажки со словом «дежурный» достались Ире Журкиной и Ивану Хорькову. Завтра им надлежало готовить завтрак, обед и ужин.

Аркадий проснулся в шесть утра. Стараясь не шуметь, выбрался из палатки и направился к ручью. Там уже умывалась Лариса.
- Доброе утро. Я думал, это только мне в такую рань не спится.
- Привет, Аркадий. Я встала, чтобы не пропустить зарю.
Она скрылась в своей палатке и вскоре вышла с большой полотняной сумкой через плечо.
- Пошла рисовать зарю? – полюбопытствовал он.
- Да. Я вчера и местечко живописное присмотрела.
- Ларис, возьми меня с собой.
- Ладно, если будешь хорошо себя вести, - засмеялась она. – Только пусть меня потом никто не таскает за волосы.
- А что это значит? – не понял Аркадий.
-  У нас в псковской деревне за волосы таскают разлучницу.
- Гарантирую, Лариса,  - они пошли к берегу озера. – А что в здешней заре такого, чтобы к ней тащиться за тридевять земель?
- Как что? Здесь солнце всходит прямо из воды и на него можно смотреть сквозь краски осеннего леса. А ещё эта заря карельская.
- Какая-то особенная?
-  Да. Она приглушённая, размытая. Этот уголок земли влажный и тёплый. Зимой редко бывает ниже минус десять. Здесь у перспективы особый, матово-нежный цвет.
- Спасибо, Лариса.
- Пожалуйста. А вот и моё место.
Она указала на крупный гранитный валун. Он достигал метров шесть в высоту и имел пологий северо-западный склон. А юго-восточная сторона  была почти отвесной, и от неё до берега озера тянулась лесная просека сорокаметровой длины. В эту импровизированную аллею, открывавшую вид на озеро, протягивали жёлто-красные листья и осины, и берёзы, и дуб.
- Прекрасное место! – восхитился Аркадий.
- Это точно, - согласилась она, - вчера ходила на берег за досками для нашего стола, увидела и просто опешила.
- Итак, Лариса, - он взглянул на часы, - у тебя до завтрака часа полтора. Поработай, а я полюбуюсь зарёй.
Она взобралась на валун по северо-западному склону, достала из сумки рисовальные принадлежности. А Аркадий присел на небольшом гранитном выступе и смотрел на неё снизу вверх. С распущенными волосами, в окружении лиственного многоцветья, Лариса казалась очень красивой. Она почти сливалась с этим радужным миром. Если бы не её красный свитер…. Одежда должна быть пастельных тонов. Или вообще без одежды.
Аркадий вдруг понял, что побуждало его увязаться за Ларисой, расспрашивать об особенностях карельской зари и наблюдать за ней на вершине валуна. На этой гранитной глыбе должна быть Валентина Ивановна, обнажённая, в освещении восходящего солнца. Она могла бы слиться с природой, но не как неприметная составляющая, а как её апофеоз.
Мысли столь активно атаковали его сознание, что он даже закрыл лицо руками. В его воображении возникала новая фотокартина. Он назовёт её «Возрождение». Потому что утренняя заря – это всегда возрождение, а героиня картины переживает то же самое. Долгое время счастье обходило её стороной. И вот, наконец, судьба повернулась к ней лицом, освещённым улыбкой любви и радужных надежд. В этом и состоит духовное содержание той роли, которую ей предстоит сыграть. А осень? Да, конечно, героиня тоже переживает осень. Она зрелая женщина, но логика возрождения соответствует именно такому возрасту. Эти две осени, природная и человеческая, только подчёркивают очарование друг дружки.
Стрелка часов показывала восемь. Аркадий встал.
- Лариса, нам пора.
Она быстро свернула свой реквизит и спустилась с валуна.
- А в альбом заглянуть можно? – полюбопытствовал он.
- Нет. Я суеверная. Неоконченную работу нельзя показывать.
В лагерь возвращались молча. Аркадий был захвачен новой идеей. Он вернётся и сразу же всё расскажет Валентине Ивановне. И она была первой, кого они увидели в лагере. Она, смущенная, стояла перед своей палаткой, а Хорьков протягивал ей букет ярких, осенних кленовых листьев. Но вот она заметила Аркадия с Ларисой и бросилась в свою палатку.
- Ох, - усмехнулась Лариса, - боюсь я за свои волосы.
Аркадий направился к палатке Валентины Ивановны.
- Тук-тук-тук, - громко произнёс он, - можно войти?
Ему не ответили, и он заглянул внутрь. Она лежала лицом вниз, обхватив голову руками.
- Доброе утро, Валечка!
- Иди к своей Ларисе, - она даже не подняла головы.
- Валечка, пока Лариса рисовала зарю, у меня возникла идея новой фотоработы с твоим участием. Посильнее «Белой ночи» будет. Я хотел рассказать тебе об этом.
Она не ответила, и Аркадий попятился из палатки. Вскоре Ира Журкина объявила завтрак. Он сел за стол, положил рядом свой головной убор, занимая место для Валентины Ивановны, и поставил напротив этого места миску с ухой. Она появилась с опозданием. После некоторых колебаний заняла место рядом с Аркадием и покосилась на него.
- Так ты говоришь, новая фоторабота?
- Конечно, Валечка. Я тебе расскажу.
После завтрака она скрылась в своей палатке, а он в ожидании присел на корягу. Возле него задержалась Лариса.
- Как дела, Аркадий? Гроза пронеслась?
- Всё в порядке. А ты опять к гранитному валуну?
- Нет. Там я рисую зарю.  А сейчас побреду берегом на север.
- Одна?
- Присоединяйся, если хочешь.
- К сожалению, Ларочка, ….
Аркадий подошёл к палаткам.
- Тук-тук-тук, Валентина Ивановна, я вас жду.
Она вышла, и они направились к озеру.
- Я назвал новую картину «Возрождение», - начал Аркадий.
- Почему? Ведь осень ассоциируется с угасанием, - она втягивалась в обсуждение, забывая о размолвке.
- Я, Валечка, только начинаю прорабатывать идею. В этом спектакле две актрисы – ты и природа. Природа играет роль Осени яркими красками леса, а её возрождение – утренняя заря.
- А что играю я?
- Постараюсь объяснить. У тебя была трудная жизнь, счастье прошло стороной. И вдруг судьба оборачивается к тебе с улыбкой любви и надежд. Ты на пороге возрождения.
- Хорошо, Аркадий. Внутренняя подоплёка моего возрождения понятна. Но как его сыграть?
- А вот здесь ты и сможешь развернуть свои дарования. Поза, пластика, выражение лица.
Они подошли к валуну.
- Эта гранитная глыба, Валечка, и является твоей сценой.
- Ты чётко представляешь себе картину?
- Как будто. Ты взбираешься на камень, поднимаешься на носки и простираешь руки к восходящему солнцу. И ваши возрождения, твоё и природы, сливаются воедино.
Она молча смотрела на валун, пытаясь зафиксировать в сознании выстроенные им образы.
- Давай поднимемся наверх, - предложил он.
На вершине валуна была почти плоская площадка около двух квадратных метров. К ней так близко подступали ветви деревьев, что их можно было коснуться руками.
- Чудесный вид на озеро! - восхитилась Валентина Ивановна. – А где должен находиться Матвей Аронович?
- Мне кажется, на том дубе.
- Не смеши меня, Аркаш. Как ты заставишь залезть туда пожилого фотографа? Не говоря уже о том, что его вообще здесь нет.
- Мы телеграммой пригласим его приехать. А чтобы он взобрался на дуб, соорудим лестницу.

После обеда девушки собрались в баню. Валентина Ивановна подошла к Аркадию.
- Аркаш, телеграмму фотографу нужно отправить прямо сейчас. Мы же здесь только до конца недели. Пока он соберётся.
- У тебя есть адрес?
- Есть. В рюкзаке моя сумочка, а там блокнот с адресами.
- Но, Валечка, если сейчас идти на почту, мы пропустим баню.
- Ну и что? Фоторабота важнее.
- Ого! С каких пор ты так влюблена в художественную фотографию?! Ладно. Согласен. Я только предупрежу Игоря.
Вместе со всеми они отправились в деревню, но у бани отделились от группы и пошли дальше. Впереди слева находилось деревянное строение с вывеской «Сельмаг». На его ступенях сидели три парня. Из магазина вышла старушка и пошла им навстречу.
- Пожалуйста, где здесь почта? - обратился к ней Аркадий
- Вон поворот направо, к посёлку, - показала она. - Почта там.
- А вы не скажете, когда приходит автобус из Сосново?
- На почте вам скажут.
- А, может, они знают? – Аркадий кивнул на парней у сельмага.
- Чаво они знают? - покачала головой старушка. – Последние портки пропивши.
Аркадий и Валентина Ивановна двинулись дальше. Найти почту в посёлке не представляло труда. Но пока они выясняли расписание движения автобуса и ждали возвращения почтовой служащей с затянувшегося обеда, прошло часа два. Наконец, составили текст телеграммы: «Сестрорецк Заречная двенадцать квартира семь зпт Финляндский вокзал семь тридцать среду Сосново зпт одиннадцатый автобус посёлка Лесопромышленный зпт встретим зпт уникальная фотосъёмка тчк Валентина зпт Аркадий».
Они пошли обратно и в половине пятого поравнялись с баней.
- Давай заглянем, - предложил Аркадий. - Может нам повезёт.
 В бане никого не было, но в баке оставалась горячая вода. И камень яростно зашипел, когда Аркадий плеснул на него воды.
- Значит, Валечка, помоемся. Я только за холодной водой схожу.
Он с двумя вёдрами направился к колодцу, расположенному недалеко от избы. Перед ней цвели астры. Когда Аркадий подошёл поближе, вышла хозяйка, крестьянка лет сорока пяти.
- Здравствуйте, - приветствовал он её. - Мы немного опоздали в
баню. Нас двое.
- Да мне что, - улыбнулась хозяйка, - парьтесь на здоровье. Только, говорят, в истопленную баню нельзя ходить больше трёх раз.
- Наш заход как раз третий, - успокоил её  Аркадий. – А почему нельзя больше трёх?
- Четвёртый для банного. Он больно серчает, если кто займёт евонну очередь. Да и третий заход не любит. Его ублажить надобно.
- Как ублажить?
- Вот я тебе, милай, дам краюху чёрного хлеба, да густо-густо солью посыплю. Как  будете уходить, положите её на полок.
- А можно узнать ваше имя отчество? – поинтересовался он.
- Пелагея Никитична я.
- А меня зовут Аркадий. Я всё сделаю, как вы сказали.
Они помылись и вышли из бани в половине шестого, оставив на полке краюху посоленного хлеба. До лагеря было около часа ходьбы.
- Успеем ли с фотоработой? – забеспокоилась Валентина Ивановна.
- Давай прикинем. В среду встретим фотографа и обсудим с ним замысел, в четверг фотосъёмка. В субботу мы, очевидно, снимемся с
лагеря. А пятница – это наш резервный день. 
- А как, Аркадий, нас сейчас встретят в лагере?
- Наверно, ехидными ухмылками. Мы же нарушители правил.


ГЛАВА 7. КЛАССНАЯ ХУДОЖНИЦА

                Где начинается река Влечение,         
                Чьё столь стремительно течение?
                В привязанности с радостной улыбкой,
                В мечтательности с талиею гибкой,
                В непредсказуемом стечении.

Вначале казалось, что их позднее возвращение в лагерь ни у кого не вызвало интереса. Аркадий подошёл к старосте.
- Игорь, назначь нас с Валентиной дежурными на завтра. В среду и четверг у нас будет гость, и мы должны быть свободными.
- Идёт. Я положу в стакан только пустые бумажки, а вы скажете, что вам достались с надписью «дежурный».
- Спасибо, Игорёк.
- А кто ваш гость, если не секрет?
- Он фотохудожник. Хочет сфотографировать Валентину на природе. Только об этом не стоит всем рассказывать.
- Само собой. А можно его попросить и нас сфотографировать?
- Наверно. Скажем товарищам, что он обычный фотограф, приехал в посёлок обслуживать население.
Когда все собрались на ужин, Иван Хорьков стал раскладывать по мискам кашу и, дойдя до Аркадия, ухмыльнулся.
- Как помылись в баньке?
В этом не было бы ничего особенного, если б не установилась вдруг полная тишина, сопровождаемая сдержанными улыбками.
- К сожалению, - Аркадий сделал вид, что не заметил подтекста, - мне с банькой не повезло. Мы вернулись из посёлка в половине пятого, а там мылась хозяйка. Валентину она впустила. А я надеялся помыться после них, но, оказалось, нельзя. Это четвёртый заход.
- Что за диковина? – насмешливо буркнул Хорьков.
- Четвёртый заход для банного, - объяснила Лариса.
- Какого банного? – не понял Ромка.
- Что-то вроде домового.
Последующий разговор целиком переключился на тему «четвёртого захода». Аркадий в нём уже не участвовал. Слова Ларисы придали его объяснению полную правдоподобность. На них с Валентиной Ивановной никто уже не смотрел. А под конец ужина староста провёл жеребьёвку, и им «выпало» на завтра дежурить.
После ужина все потянулись к костру. Ромка достал гитару. Начали петь песни. Но Валентина Ивановна у костра не засиделась.
- Аркадий, надо разузнать насчёт дежурства.
Они подошли к столу. Ира Журкина и Иван Хорьков после ужина мыли посуду. Валентина Ивановна с Ирой согласовала, что на завтрак нужно сварить картошку и подать её с постным маслом и колбасой, а на обед уху с картошкой и крупой. Для ухи Ромка снова принёс трёх крупных лещей. А на ужин  запланировали перловую кашу с рыбными консервами. И во всех случаях чай. Необходимые продукты собрали на столе. Функции Ивана и Иры на этом заканчивались, и они присоединились к товарищам у костра.
- У меня глаза слипаются, - пожаловалась Валентина Ивановна.
- Понятно, - посочувствовал Аркадий. - Ложись, Валечка. Утром встанем пораньше и всё успеем.
- Спасибо, мой милый.
Она ушла, и Аркадий решил, что будить её в несусветную рань он не станет. Но, чтобы не задержать завтрак, придётся почистить картошку с вечера. Вскоре к нему подошла Лариса.
- Вот бы мне такой напарник на дежурство попался, - улыбнулась она. – Всё делает сам.
- Боюсь, Лариса, утром мы не успеем.
- Могу помочь. Всё равно у костра неинтересно. Нужно петь туристские песни, а их никто, кроме нас с Ромкой, не знает.
- Не откажусь, Ларочка. С картошкой я ещё справлюсь, а вот лещей обрабатывать не приходилось.
Она со знанием дела принялась потрошить рыбу.
- Спасибо, Лариса, за банного. Без тебя мне бы не поверили.
- А ты считаешь, тебе поверили?
- Как будто да.
- Может, кто и поверил, - допустила она, - но только не я.
- Почему?
- Сегодня понедельник, а русские крестьяне моются в субботу.
- Значит, ты мне не поверила, но, тем не менее, поддержала?
- Может, я влюбилась в тебя!
- Что-то не верится, Ларочка. При виде меня ты не краснеешь, не ковыряешь носком туфли песок, не кладёшь в рот палец.
- Но я испытываю к тебе симпатию.
- Очень приятно. И я к тебе. Но всё же?
- Аркадий, ты знаешь, что Зина, невеста Алексея, моя подруга?
- Допустим.
- Она рассказывала мне, как ты помогал Алексею.
- Что конкретно она тебе говорила?
- Так, кое-что. Но я поняла то, чего не поняла Зина и даже сам Алексей. Без твоей помощи он ничего выдающегося не написал бы.
- Ты, Ларочка, большая фантазёрка.
- Вовсе нет. Я уверена, Валентина, если и не понимает, то чувствует, что ты гений. Поэтому она и выбрала тебя, в то время как у её ног половина Питера. И Алёшка сохнул по ней несколько лет.
- Лариса, - он выдержал многозначительную паузу, - мне бы очень хотелось сохранить наши с тобой дружеские отношения…
- а это возможно, - подхватила она, - если я буду вести себя в рамках приличий. Я понятливая?
- Очень. По понятливости ты превосходишь всех.
- Ты так говоришь потому, что я единственная поняла твою роль в творчестве Алексея?
- Потому, что ты не станешь делиться, с кем попало, своими фантазиями.
- В этом, Аркадий, можешь не сомневаться. Но наши дружеские отношения допускают обращение к тебе за помощью?
- Конечно. Буду рад.
- Даже если речь идёт о помощи, какую ты оказал Алексею?
- Мне кажется, Ларочка, я поспешил, назвав тебя понятливой.
- Ладно. Больше не буду. Но я нарисовала углем осеннюю зарю. С натуры. Хочешь посмотреть?
- Подожди, это тот рисунок, который утром ты мне не показала?
- Я боялась, что наш разговор может закончиться как-то не так.
- А сейчас не боишься?
- Нет. Мы с Ирой и Ромкой распили чекушку. Сегодня же банный день. Вот я и осмелела.
- Понятно. Тащи свой рисунок.
Она принесла уже знакомый Аркадию альбом. И он при свете свечи несколько минут вглядывался в смутные изображения облаков, нависающих над озером.
- Мне кажется, Лариса, это надо смотреть при свете дня.
- Когда?
- Я буду работать здесь с шести утра.
- Один?
- Да. Приноси. В половине седьмого уже хорошо видно.
- Спасибо, Аркадий. Можно, я тебя поцелую? Потом, на трезвую голову, у меня не хватит смелости.
И, не дождавшись ответа, она дотронулась губами до его щеки. Наверно, Валентина Ивановна этого ему не простила бы. Ну так что? Теперь он должен уклоняться от женских поцелуев?

На следующий день Аркадий встал в шесть утра. Умылся у ручья и принялся разжигать костёр. Потом он загрузил два котелка очищенной картошкой, и в это время появилась Лариса. Пока он устанавливал котелки над костром и ходил к ручью за водой, она умылась и вышла из палатки со своим альбомом.
- Присаживайся, Лариса. Я сейчас. Только схожу за дровами.
Аркадий принёс охапку валежника и сосредоточился на её графике. Часы показывали шесть сорок.
- Ты прекрасно рисуешь, - заключил он. – Я сомневался, что зарю и осень можно изображать только углем. А у тебя получилось.
- Понравилось?
- Конечно. Как это ты говорила? Размытая, нежно-матовая карельская аура? Ты, Ларочка, классная художница.
- Но я всё же окончила институт Репина. И не была троечницей.
- Чем же ты недовольна?
- Аркадий, таких, как я, множество. Эту работу можно экспонировать на выставке графики. Но как ты думаешь, сколько времени задержится у неё зритель? В том-то и дело.
- Если ты хочешь задеть зрителя, найди в своей душе то, что очень любишь, и нарисуй.
- Я знаю. Нас этому учили.
- Подожди, Лариса. Кто твои родители?
- Папа погиб в сорок четвёртом. Мне было семь лет. Он служил под Ленинградом и иногда приносил солдатские пайки. Иначе мы бы умерли от голода. А мама скончалась в позапрошлом году.
- Ты их любила?
- Аркадий, разве может быть иначе?
- Вот и нарисуй их, Ларочка.
- Что?
- Пусть их лица едва заметно проступают сквозь воды озера и осенние облака. Озеро – твоя мать, а небо – отец. Ты понимаешь?
- Нет, - в её серых глазах светилось почти детское удивление.
- Возьми  за основу этот же рисунок. Но лица родителей зритель должен заметить, только вглядевшись в картину. А его подсознание, я уверен, откликнется сразу.
- Ничего подобного я никогда не видела!
- Значит, это будет новый художественный приём, - он взглянул на часы. – Наше время истекло. Потом мы ещё поговорим.
- Спасибо.
Она медлила с уходом, и Аркадий отправился к ручью за водой. Когда он вернулся, Ларисы не было. Из своей палатки вышел Ромка.
- Привет, Аркадий. Как погода?
- Дождь вроде не ожидается.
- Везёт нам, - заключил Ромка. – Хочу до завтрака порыбачить. Мне бы только удилище подходящее вырубить. Где у тебя топор?
Минут через пятнадцать вышла Валентина Ивановна.
- Что ж ты, Аркадий, меня не разбудил?
- Рука не поднялась. Но раз ты встала, займись столом. Нарежь хлеба, расставь посуду. Достань соль, чай, масло.
Когда всё уже было готово к завтраку, она подошла к нему.
- Аркаш, завтра приедет фотограф, а у нас ничего не готово.
- А что должно быть готово?
- Как что? Лестница. Без неё же никакие съёмки не состоятся.
- Наверно, - согласился он. – Давай спросим у Ларисы.
- Опять Лариса!
- Валечка! Перестань, пожалуйста. Пойдём к ней вместе.
Лариса сидела у палатки в ожидании завтрака. Они подошли.
- Ларис, ты как будто искала вдоль берега красивые пейзажи?
- Точно. Вчера ходила километра четыре на север.
- Тебе случайно не попадались жерди? Много же всякой древесины волна выбрасывает на берег.
- Где-то я их видела. Сейчас вспомню. Да. В двух километрах отсюда к озеру выходит лесная просека. Там жерди были.
- Спасибо, Лариса.
Они вернулись к столу.
- Аркадий, может, объяснишь, зачем тебе жерди?
- Две жердины, Валечка, – это почти лестница. Остаётся только прибить к ним перекладины.
После завтрака они убирали посуду. Подошла Лариса с полотняной сумкой на плече.
- Могу показать, где лежат жерди, - предложила она.
- Иди, Аркадий, - недовольно буркнула Валентина Ивановна.
Он взял топор и вместе с Ларисой пошёл к озеру.
- Зачем вам эти жерди? – поинтересовалась она.
- Я хочу сделать лестницу и с неё сфотографировать твой гранитный валун с видом на озеро. Получаться шикарные снимки.
Какое-то время они шли молча.
- А я, Аркадий, после нашего вечернего разговора, не могла уснуть. Картина с лицами моих родителей не выходит из головы.
- Ты уже её себе представляешь?
- Я прикинула два варианта. В одном лица видны сквозь полупрозрачные поверхности воды и облаков, а во втором – они формируются этими поверхностями. Что лучше?
- Мне кажется, Ларочка, второй вариант. 
- Но это рисунок большого формата, а у меня нет такой бумаги.
- Очень жаль, - посочувствовал он.
- Аркадий, я всю ночь мысленно с тобой советовалась. Такое ощущение, что без контакта между нами всё исчезнет.
- Не преувеличивай, Ларочка. А что касается контакта, я всегда готов тебе помочь.
Она остановилась у просеки. Из неё тянулись две линии жердей.
- Вот это место.
- Значит, когда прорубали просеку, брёвна катили к озеру по этим жердям, чтобы сплавить в нужное место - догадался Аркадий.
Он выбрал жерди метров по восемь. Взвалил одну на плечо.
- Тяжеловато.
- Сейчас, Аркадий. Ты возьми за толстый конец, а я за тонкий.
Они попробовали. Лариса уверяла, что ей совсем не трудно. Так они и понесли жердь к валуну. Потом вернулись за второй. И сделали ещё одну ходку за тонкими жердями, из которых он намеревался вырубить перекладины для лестницы.
- Всё, Ларочка. Спасибо за помощь. Теперь я вернусь к своему дежурству, а ты можешь заняться рисованием.
Аркадий возвратился в лагерь около одиннадцати. У Валентины Ивановны никаких проблем с подготовкой обеда не было, и, по её предложению, он отправился в деревню за гвоздями для лестницы. Но уже в деревне ему вдруг пришла в голову мысль попросить Матвея Ароновича прихватить с собой пару листов ватманской бумаги для Ларисы. Он направился на почту в посёлок и, проходя мимо магазина, не без удивления увидел Ивана Хорькова в обществе трёх деревенских парней. Они выпивали.
Почтовая служащая оказалась на месте, и отправка телеграммы не заняла много времени. Аркадий вернулся в деревню, купил гвозди. В половине второго он уже был в лагере. А после обеда Валентина Ивановна отпустила его делать лестницу, взяв на себя все работы по приготовлению ужина. И к шести часам вечера лестница была готова.

После ужина староста провёл жеребьёвку и дежурными на следующий день стали он сам и Катя. Игорь подошёл к Аркадию.
- Ты говорил, завтра приезжает фотограф?
- Конечно. К двенадцати пойду встречать его с автобуса.
- А  по дороге можешь зайти к хозяйке бани?
- Опять сделать заказ? На прежних условиях?
- Не совсем. После вашего позднего возвращения из бани, Катя всё намекает, что хорошо бы организовать её ещё разок. Мы закажем баню на пятницу для двух пар – ты с Валентиной и я с Катей.
- Понятно. Так и сделаем.
На следующий день после завтрака Аркадий с Валентиной Ивановной отправились к гранитному валуну.
- Этой ночью я всё пыталась представить себя в состоянии возрождения, - призналась она. -  Съёмка ведь на носу.
- И как тебе это удалось?
- Никак. Я вообще не уверена, что смогу убедительно сыграть.
- Но в «Белой ночи» у тебя же всё получилось?
- Там было случайное стечение обстоятельств. А сейчас мы осознанно создаём какое-то новое фотосценическое искусство.
- Что за трудности, Валечка? Ты должна вживаться в образ женщины с трудной судьбой. Разве твой жизненный опыт не способствует такому подходу?
- Похоже, с этим всё в порядке, - согласилась она.
- И вдруг, - продолжил он, - судьба поворачивается к тебе с улыбкой любви и надежды. Для тебя наступает момент встречи со счастьем. Этот момент и станет содержанием новой фотоработы.
- Вот здесь, Аркадий, и возникает проблема. На театральной сцене актриса всегда имеет дело с партнёром во плоти. А у меня улыбающаяся судьба – это же виртуальный персонаж.
- Понятно, Валечка. Нужно подумать. У нас ещё есть время. 
- Но даже если я вживусь в роль, моя игра, всё равно не станет убедительной. Зрителю тоже нехватает этой воображаемой судьбы.
Они остановились перед гранитным валуном.
- Аркадий, а где лестница?
- Вот. Очень тяжёлая. Мы поднимем её вдвоём с фотографом.
- А ты уверен, что он приедет? Подумай, зачем ему тратить деньги и время, без каких-либо гарантий на вознаграждение.
- А зачем тебе не спать ночью, вживаясь в роль, перегружаться на дежурстве, чтобы я мог подготовить лестницу, рисковать репутацией в случае, если тебя потом узнают в фотокартине?
- Действительно, - удивилась она, - зачем?
- Затем, что бескорыстная увлечённость стояла за всеми великими свершениями. Фотограф приедет. Он фанатик своего искусства.
- А мы кто?
- Наверно, Валечка, мы тоже становимся фанатиками.

Аркадий вышел встречать фотографа пораньше. По дороге он думал о предстоящей фотосъёмке. Валентина Ивановна была права. В драматургии будущей картины чего-то мучительно нехватало. Он просто обязан найти этот недостающий компонент.
Впереди показалась деревня. Он вошёл в первый крестьянский двор и постучал в дверь избы. Ему открыла хозяйка.
- Здравствуйте, Пелагея Никитична. Вы меня помните?
- Кажись, помню. Вы Аркадий. Может, зайдёте в избу?
- Спасибо. У меня времени немного. Я зашёл, чтобы снова заказать у вас баню. На пятницу.
- Как и прошлый раз?
- Не совсем, Пелагея Никитична. Нас будет четверо.
- Если четверо, то по два рубля с человека маловато. Да и болею я. Радикулит замучил.
- Мы вам поможем, - пообещал Аркадий.
- Тогда другое дело. Наносите воды в баки, наколите дров и десять рублёв на всех. Так пойдёт?
- Конечно, Пелагея Никитична. Спасибо.
Аркадий уже хотел уйти, но его остановил вид цветущих перед избой астр. И вдруг он понял, какого компонента недостаёт в драматургии будущей фотокартины.
- Красивые у вас астры, Пелагея Никитична. Может, продадите?
- Да я сажала их не на продажу. Просто люблю цветы.
- Всё равно они недели через три погибнут от холодов.
- А сколько вам нужно?
- В Ленинграде на рынке они по пятнадцать копеек штука. Я взял бы на три рубля. Такую убыль даже не заметите.
Пелагея Никитична принесла нож, и Аркадий срезал двадцать  разноцветных астр. Получился яркий букет. Он расплатился, спрятал цветы за кустиком у калитки и пошёл в посёлок встречать фотографа.
Автобус из Сосново опоздал минут на пятнадцать. Его пассажирами, в основном, были местные жители, ездившие в Ленинград за продуктами. Фотограф вышел последним. У него на левом плече висела сумка с фотоаппаратами, а в правой он держал баул, из которого торчал рулон, завернутый в газетную бумагу.
- Матвей Аронович, - Аркадий с энтузиазмом жал руку гостя, – очень рад вашему приезду. Давайте ваш баул. А что это за рулон?
- Два ватманских листа, которые вы просили привезти.
Они пошли к деревне, продолжая разговор.
- Из телеграммы, Аркадий, характер съёмок был неясен. Вот я и взял три фотоаппарата, несколько фотоплёнок, «вспышку», фонарик.
- Речь идёт о фотографировании на фоне озера в полусвете утренней зари. Мы назвали будущую фотоработу «Возрождение».
- Замечательно. А в чём идея?
Аркадий стал рассказывать о новой фотоработе. Проходя мимо дома Пелагеи Никитичны, он забрал оставленный там букет астр, и их беседа продолжилась. Фотографа интересовали все подробности, включая и проблемы, мешающие Валентине Ивановне сыграть роль. А когда Аркадий сообщил, что нашёл новый компонент драматургии, облегчающий задачу актрисы, он задумался.
- По-моему, Аркадий, не следует сообщать ей о вашей находке. Пусть это будет для неё сюрпризом.
- Согласен, Матвей Аронович. Съёмку проведём завтра утром, когда все ещё спят. Но нас в лагере восемь человек. Вы можете сфотографировать желающих за обычную оплату?
- Безусловно. Немного подзаработаю, хоть дорогу окуплю.


ГЛАВА 8. ОСЕННЕЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ

                И в красочном многообразии
                Являются из форм и содержаний
                В причудливом наборе сочетаний
                Таланта дивные фантазии.

Они пришли в лагерь в начале второго. Валентина Ивановна радостно приветствовала Матвея Ароновича. Его познакомили с Игорем и Катей. Народ к обеду ещё не собрался и гостю предложили пока отдохнуть в палатке. Но он предпочёл осмотреть место съёмки.
- Валентина, пожалуйста, взберитесь на камень, - попросил фотограф, когда они подошли к гранитному валуну. 
Затем он выбрал дерево, и они с Аркадием приставили к нему тяжёлую лестницу. Матвей Аронович взобрался на самый её верх и оттуда осмотрел зону фотографирования.
- Валентина, пожалуйста, повернитесь лицом к озеру и протяните руки к горизонту.
Некоторое время фотограф молча оценивал положение.
- Выше подбородок, - попросил он, - и немного выше руки, чтобы они не загораживали грудь. Запомните эту позу.
Он спустился вниз и предложил Аркадию залезть на лестницу, чтобы уточнить особенности использования нового компонента драматургии. Потом они обсудили результаты первой репетиции.
- Итак, Валентина, - подытожил фотограф, – я должен видеть вас в профиль. Только преодолейте скованность. Встаньте на носки и представьте себя взлетающей. Вы переживаете возрождение.
- А как с освещённостью? – обеспокоился Аркадий.
- Пока неясно, - признался фотограф. – У меня нет опыта фотографирования утренней зари. А какая она здесь?
- За лёгкой облачной пеленой красное солнце.
- Тогда… - фотограф помедлил, – можно фотографировать и со стороны озера, то есть анфас. Заря вне кадра, но красные блики создадут эффект её присутствия. Будет замечательный снимок.
- А драматургия та же? – справилась Валентина Ивановна.
- Безусловно. У нас нет другой драматургии.
- Нам пора на обед, - напомнил Аркадий. -  А завтра мы поднимаемся в половине шестого, чтобы не опоздать к заре.
 За обеденным столом Игорь сделал объявление.
- Товарищи, сегодня у нас за столом гость, профессиональный фотограф, которого мы ещё в Ленинграде попросили подъехать к нам в лагерь. Он может сфотографировать всех желающих.
Улучив момент, Аркадий наклонился к Матвею Ароновичу.
- Прямо напротив вас Лариса, которой вы привезли ватман.
Сразу после обеда фотограф подошёл к ней.
- Простите, вы Лариса?
- Да.
- У меня для вас есть два листа ватманской бумаги. Пойдёмте.
Она, удивлённая, последовала за ним. Матвей Аронович вынес из палатки Аркадия фотоаппарат, рулон и небольшой листок бумаги.
- Вот ваш ватман, - он протянул ей рулон. - А на этом листке нужно записать всех, кто будет фотографироваться, с указанием их адресов и номера снимка. Вы поможете мне?
- С удовольствием. Но как вы узнали, что мне нужна бумага?
- Без телепатии здесь не обошлось, – усмехнулся он.
Матвей Аронович начал фотографировать туристов, сначала всю группу, потом поодиночке и попарно. Лариса делала соответствующие записи на листке. После фотографирования она подошла к Аркадию.
- Ты единственный знал, что мне нужны большие листы бумаги. Спасибо. Я тебя люблю. Завтра же утром пойду рисовать на ватмане.
- Завтра, Ларочка, не получится. Ты с Ромкой будешь дежурить по лагерю. Все остальные уже отдежурили.
- Как жаль! Тогда послезавтра.

Аркадий и Игорь пригласили гостя на ночлег в свою палатку. В пять утра Аркадий встал, умылся и разбудил фотографа. Потом приоткрыл полог палатки Валентины Ивановны.
- Валечка!
- Встаю, - сразу же отозвалась она.
- Оденься так, чтобы легко было снять одежду, - посоветовал он.
- Знаю. А ты с чего вырядился? Откуда такой яркий свитер?
- Да я одел первое, что попалось под руку. Это свитер Игоря.
Пока она умывалась, Аркадий положил астры в сумку с фотоаппаратурой.
- А зачем, Матвей Аронович, вы берёте с собой ещё и баул? – полюбопытствовал он.
- Там плед и пол-литра водки. Вы знаете, Аркадий, какая температура воздуха сейчас? Градусов двенадцать. Должны же мы как-то уберечь нашу актрису от простуды.
Они покинули лагерь и вышли к гранитному валуну. Горизонт над озером слегка окрасился в бледно-розовый цвет.
- С лестницы я сфотографирую три варианта, - объяснил Матвей Аронович. – Первый – перед самым восходом. Второй – когда солнце только покажется. А третий – когда оно оторвётся от воды. Потом зайду со стороны озера и сниму четвёртый вариант.
- Я поняла.
- Тогда, Валентина, раздевайтесь, заворачивайтесь в это, - фотограф протянул ей плед, - и суньте ноги в расшнурованные кеды. 
Она отошла за дерево и вскоре вернулась, завёрнутая в плед. Её губы дрожали, лицо побледнело.
- Ты так продрогла? – встревожился Аркадий.
- И продрогла, и волнуется перед съёмкой, - ответил за неё Матвей Аронович. – Сейчас мы вам поможем, - он достал бутылку и открыл её перочинным ножиком. – Пейте. Грамм сто.
Она послушно принялась пить водку прямо из горлышка. Потом, морщась от сивушного привкуса, вернула фотографу бутылку. Прошло несколько минут. Её щёки порозовели, и исчезла дрожь. Между тем, горизонт заметно прояснился.   
- Начнём, - решил Матвей Аронович. – Поднимайтесь на валун, а потом по моему сигналу отбросьте кеды и плед назад.
Она направилась к камню, а фотограф одобрительно кивнул Аркадию, после чего тот достал из сумки букет астр и побежал лесом к озеру. Сам же Матвей Аронович выбрал нужный фотоаппарат и взобрался на верхнюю перекладину лестницы.
- Давайте, Валентина, сделаем первую попытку, - он прильнул к фотоаппарату, а она, отбросив назад плед и кеды, приняла позу.
- Не вижу полёта, - заметил фотограф, - после чего она встала на носки и потянулась вверх и вперёд.
- А где улыбка? У вас должно быть выражение восторга. И правой рукой не закрывайте грудь. Так. Отдохните немного и сами, без моих команд, начинайте представление. Буду снимать.
Фотограф прильнул к аппарату и, когда она, встав на носки, потянулась к заре, он энергично махнул правой рукой. Это был сигнал Аркадию, который в своём ярком свитере выбежал на просеку и протянул к Валентине руку с цветами. Он играл роль той самой улыбающейся судьбы, которую ей так трудно было представить. От неожиданности она даже оглянулась на фотографа. У неё было удивлённое и радостное лицо! Матвей Аронович щёлкнул аппаратом и дважды повторил съёмку со вспышкой и с подсветкой фонариком.   
- Всё, Валентина, спасибо. У вас минута на отдых.
Она быстро подобрала кеды и плед и вернулась на своё место на валуне. А фотограф спустился вниз, чтобы взять другой фотоаппарат. Когда из воды показался край солнечного шара, он снова взобрался на лестницу. Можно было делать второй снимок.
- Потренируемся, Валентина. Повторите, пожалуйста, позу.
Матвей Аронович не мог не заметить, насколько свободнее и увереннее теперь она играет свою роль. Её восхитительное тело, казалось, вот-вот воспарит ввысь.
- Замечательно, Валентина. Отдохните и, уже без моей команды, начинайте своё возрождение.
Она начала, но в её фигуре чувствовалось какое-то напряжение. Она искала глазами Аркадия, и фотограф, поняв это, сделал ему знак рукой. Аркадий появился, протянул ей цветы. И сразу же на её лице вспыхнула радостная улыбка. Она вошла в роль. Её игра завораживала. Щёлкнул фотоаппарат. Этот вариант производил сильное впечатление и вполне мог оказаться основным. Матвей Аронович спустился вниз, взял с собой сразу два фотоаппарата, устройство для вспышки, фонарик, и, вернувшись на лестницу, сделал ещё пять снимков – двумя аппаратами, со вспышкой, без неё и с подсветкой фонариком.
Потом солнце приподнялось над водной гладью, и он снял третий вариант. Никаких замечаний к позе Валентины Ивановны у него уже не было. В её игре возникло множество новых нюансов, усиливающих её пленительную женственность. Она гениально играла пробуждение к новой жизни, ассоциирующееся с прекрасной утренней зарёй. Она парила в осеннем воздухе, вызывая у фотографа и Аркадия неподдельное восхищение.
Запечатлев третий вариант, Матвей Аронович, как и было условлено, спустился с лестницы и сфотографировал Валентину Ивановну анфас, снизу, со стороны озера. Программа была выполнена. Но фотограф никак не мог оторвать глаз от её фигуры, облитой красным отсветом восходящего солнца. К нему подошёл Аркадий.
- Давайте сделаем ещё один вариант.
- Какой, Матвей Аронович?
- Я хочу сфотографировать вас вместе с Валентиной. По-моему, это будет настоящий шедевр. Разденьтесь, поднимитесь на валун и встаньте рядом с ней.
- Боюсь, Матвей Аронович, она не согласится.
- Но я же буду фотографировать с лестницы, со спины. Здесь даже эротики самый минимум. Скажите ей, если снимки не понравятся, мы их уничтожим вместе с плёнкой.
Они вместе пошли к валуну. Фотограф, прихватив вспышку, направился к лестнице, а Аркадий замедлил движение, обдумывая предстоящий трудный разговор с Валентиной Ивановной. И вдруг он замер. Метрах в двадцати из-за дерева за ними наблюдала Лариса. Поняв, что Аркадий её заметил, она перестала прятаться и, как-то по-детски, побежала к лагерю. Было двадцать минут седьмого. Интересно, давно ли она здесь?
- Что-то случилось? – забеспокоился Матвей Аронович.
- Всё в порядке, - Аркадий поднялся на валун, где стояла Валентина Ивановна, закутавшаяся в плед, и вручил ей букет цветов.
- Валечка, Матвей Аронович хочет сфотографировать нас вместе. Но я тоже должен раздеться.
- Аркаш, не нравится мне это!
- Но снимок только со спины. Если не понравится, уничтожим фотографии и плёнку.
- Ты так считаешь? - она всё ещё сомневалась.
Аркадий, преодолевая смущение, разделся. Она отбросила назад плед и кеды. Они взялись за руки. Перед ними висело красное солнце, приподнявшееся над озером.
- Мы просто будем стоять?
- Мне кажется, Валечка, это и есть самая лучшая поза. Только возьми цветы в свободную руку.
- Но это же не возрождение?!
- Я тоже так думаю. Это мужчина, женщина и солнце.
- Ох, Аркадий, какие завораживающие слова!
- Мы готовы, - крикнул Аркадий. – Снимайте!
Фотограф щёлкнул аппаратом. И повторил съёмку со вспышкой.
- Всё, ребята, - он стал спускаться по лестнице.
- Аркаш, я совершенно выбилась из сил! – она, казалось, была в полном изнеможении.
- Сейчас, Валечка, всего минуту.
Он бросился вниз, лихорадочно натянул одежду и обувь, и стал подниматься на валун, по пути подбирая её кеды и плед. Она продолжала стоять на камне, полусогнувшись, нагая, неловкая и опустошённая. Казалось невероятным, что это та самая сказочная красавица, которая только что парила в пространстве, излучая неотразимое очарование. Он обернул её пледом и поднял на руки.
- У Матвея Ароновича осталась водка, - напомнила она.
Фотограф уже ждал их внизу.
- Валентине плохо? – забеспокоился он.
- Она мобилизовала все силы, чтобы сыграть роль, - Аркадий ещё держал её на руках. - Это реакция на пережитое напряжение.
- Я могу чем-нибудь помочь?
- Конечно. Давайте сюда вашу водку.
Матвей Аронович достал недопитую бутылку. Аркадий опустил Валентину Ивановну на землю, и она отпила несколько глотков.
- Вот, Валечка, твоя одежда.
Она оделась, обвила руками шею Аркадия и положила голову ему на грудь. По её лицу текли слёзы.
- Я подожду вас в лагере, - Матвей Аронович пошёл к палаткам.
- Валечка, почему ты плачешь?
- Милый мой, даже во время съёмки между нами было огромное пространство. Мы никогда не преодолеем его.
- Глупенькая. Тебе достаточно поманить меня пальцем, и я приползу, радостно виляя хвостом.
- Нет, Аркашка, это тебе только кажется.
- Успокойся, Валечка. Сейчас заберёшься в палатку и отоспишься, как следует.
- А ты что будешь делать?
- Провожу Матвея Ароновича на автобус, а потом помогу хозяйке подготовить нам баньку. Только никому ни слова. Это секрет.
- Спасибо. Это чудесно, - она кулаками размазывала слёзы по лицу. - А ты можешь снова взять меня на руки?
- Конечно, моя хорошая. Я отнесу тебя в лагерь.
Уложив Валентину Ивановну спать, Аркадий направился к столу. Ромка собирал валежник для костра, а Лариса чистила картошку. У неё было зарёванное лицо.
- Ларочка, - начал осторожно Аркадий, - в девять мы с фотографом пойдём к автобусу. Мы успеем  позавтракать?
- Постараюсь, - она бросила на него мимолётный взгляд. – Я позову вас в половине девятого.
Потом он подошёл к Ромке.
- Ром, я провожу фотографа на автобус. Валентина, наверно, простудилась. У неё жар. Пожалуйста, не будите её. Но оставьте для неё завтрак, чтобы могла поесть, когда встанет.
- Я всё сделаю, - пообещал Ромка.
К девяти Аркадий с гостем позавтракали и вышли из лагеря.
- У Валентины, очевидно, был нервный срыв? – предположил Матвей Аронович.
- Конечно. Ночь перед съёмкой она глаз не сомкнула. Вживалась в образ. И во время съёмок выложилась без остатка.
- М-да. Она очень талантлива. И в нужный момент способна максимально мобилизовать все свои силы, чтобы сыграть роль.
- Когда же, Матвей Аронович, мы увидим первые фотографии?
- Могу показать их уже в ближайшее воскресенье.
- Спасибо. Мы будем вас ждать у Валентины часам к двум.

Аркадий посадил фотографа на автобус и отправился к Пелагее Никитичне. Он начал с того, что наполнил банный бак для горячей воды. Потом вместе с подошедшим Игорем они накололи дров и к часу вернулись в лагерь. Валентина Ивановна лежала в палатке с открытыми глазами.
- Как самочувствие, Валечка?
- Ничего. Я выспалась.
- Ты завтракала?
- Ромка мне приносил еду часов в десять.
- Мне кажется, Валечка, можно погулять. Погода отличная.
Через несколько минут она вышла, и они направились в лес.
- Аркаш, извини, что я  так раскапризничалась. Тебе пришлось возиться со мной.
- Я делал это с удовольствием.
- Спасибо. А как Матвей Аронович?
- Он обещал в воскресенье к двум привезти нам фотографии.

После ужина Игорь попросил всех задержаться за столом.
- В субботу, - начал он, - мы уходим. Нам остались завтрак, обед и ужин завтра, и завтрак послезавтра. По одному приготовлению еды на каждую пару. Кто и когда хочет дежурить?
- Мы подежурим завтра утром, - вызвался Аркадий.
- А обед сварим мы с Катей, - решил Игорь.
-  Мы с Ромкой можем сделать ужин, - предложила Лариса.
- Тогда, Иван и Ира приготовят завтрак послезавтра, - подытожил староста. – Вы согласны?
- Да, - подтвердил Хорьков.
- У нас остались деньги, - продолжил Игорь. - Можно купить две бутылки водки для прощального ужина, а также восемь банок консервов и две буханки хлеба, чтобы перекусить в субботу по дороге на станцию. Другие предложения есть?
Других предложений не было, и большинство отправились к костру петь песни. Валентина Ивановна и Аркадий задержались.
- Почему, Аркадий, ты напросился готовить завтрак?
- Чтоб не оказаться дежурными в наше банное время.
- Выходит, мне завтра придётся вставать в шесть утра?
- Нет, Валечка. Только с вечера почистим картошку, выпотрошим рыбу, и тогда утром я легко справлюсь сам.
Они так и сделали. Утром Аркадий встал в шесть и отправился умываться к ручью. Лариса уже была там.
- Значит, Лариса, у тебя для работы на ватмане лишь два дня?
- Да. Сегодня и завтра.
- Надеешься как-то справиться?
- Постараюсь. Но главное, я уже представляю картину и в подробностях, и в целом.

Пятничный день выдался солнечным. Аркадий и Валентина Ивановна добрались до бани в половине третьего. Он принёс из колодца два ведра холодной воды и закрыл предбанник засовом изнутри. После мытья, в половине четвёртого, они отдыхали на лавочке у входа в баню. Вскоре показались их друзья.
- Как попарились? – поинтересовался Игорь.
- Лучше не бывает.
- А мы ходили в магазин, - сообщил Игорь, - но он закрыт. Говорят, откроется в четыре. Купите, пожалуйста, две бутылки водки, пару буханок хлеба и восемь банок рыбных консервов. Вот деньги. 
- Конечно, купим.
- А на обратном пути половину груза можете переложить в мой рюкзак, - предложил Игорь. – Я не буду запирать предбанник изнутри. 
Аркадий и Валентина Ивановна направились в магазин. В четыре часа подошла продавщица. Они купили всё необходимое и, выходя из магазина, столкнулись с Иваном Хорьковым в обществе трёх местных парней.
- Не нравятся мне эти люди, - нахмурилась Валентина Ивановна.
- Какое нам дело, Валечка. Мы их никогда больше не увидим.
Но тревога не покидала её. Метров через сто она оглянулась.
- Аркаш, вроде кто-то за нами идёт.
- Господи, Валечка, кому мы здесь нужны?
Но она не успокаивалась и через пару минут снова оглянулась.
- Смотри, опять. За нами следят.
Он осмотрелся и ничего не заметил.
- Перестань, Валечка! Пошли.
- Аркаш, я не сумасшедшая. И интуиция у меня есть.
Добравшись до бани, они переложили половину покупок в рюкзак Игоря. Аркадий постучал в дверь.
- Игорь, мы всё купили. Можешь запереть предбанник.
- А запирать-то здесь от кого? – удивился Игорь.
Они побрели к лагерю. Но вскоре Аркадий остановился.
- Значит, Валечка, у тебя интуиция?
- О чём ты? – не поняла она.
- Давай здесь на травке немного отдохнём.
Он опустился на траву за кустиком у обочины дороги. Она в недоумении села рядом. Прошло несколько минут.
- Отличная у тебя интуиция, Валечка, - Аркадий внимательно смотрел в сторону деревни. - Вот и они.
- Да! - только и вырвалось у неё.
По дороге шли трое парней, которых они видели у магазина в обществе Хорькова. Парни миновали калитку и пошли к бане огородами, где хозяйка не могла их видеть из окна избы. Аркадий вскочил на ноги.
- Валечка, подожди меня здесь.
- Аркаш, их же трое!
- У меня кое-что есть, - он достал из кармана чёрный пистолет.
- А я и не знала, что он у тебя.
- Игорь просил взять. Он уже бывал в этих местах.
- Не торопись, Аркадий, может, они идут своей дорогой.
Он выждал ещё с полминуты и, увидев, что парни входят в баню, помчался к ним. Валентина Ивановна бросилась следом. Когда Аркадий добежал до бани, Игоря уже выволокли на улицу. Один держал его за волосы, а второй норовил ударить ногой в живот.
- Руки вверх, сволочи! – заорал Аркадий, направляя на них пистолет. – Пристрелю, как собак! На милицию нападать вздумали!
Оба парня оторопело смотрели на Аркадия, в то время как их руки невольно потянулись вверх.
- Товарищ лейтенант, - крикнул Аркадий, - тащи сюда третьего.
Игорь, едва пришедший в себя после резкого изменения ситуации, бросился в предбанник, мигом натянул трусы и вытащил из бани третьего, державшегося руками за голову, поскольку Катя ударила его шайкой по голове. Первые двое уже сидели на земле, скрестив на затылке пальцы. Третьего усадили рядом. После этого Игорь позволил себе надеть брюки и свитер.   
- Будем составлять протокол? – осведомился Аркадий.
- Обязательно. Нападение на работников милиции, попытка изнасилования. Как минимум, на пятёрку тянет. И свидетели есть, - Игорь бросил взгляд на испуганную Валентину.
- Нет, начальник, - крикнул один из задержанных, - ты, сперва, удостоверение покажи!
- Мы из Сосновской милиции, приехали на рыбалку, - усмехнулся Игорь. - На хрена нам здесь  удостоверения? Рыбам показывать? Но если хочешь... Катя, давай на почту и вызывай милицейскую машину.
- Нет, начальник, не надо машину.
- Как тебя зовут? - осведомился Игорь.
- Васька я.
- Ты у них пахан?
- Вроде того.
- А кто они.
- Этот Колян, а тот Жеха.
- Ну, колись, - Игорь вовсю разыгрывал кинематографического следователя. - За чистосердечное признание многое прощается.
- Да тут и колоться нечего. Послал нас этот, Иван его зовут.
- Какой Иван, - насторожился Аркадий.
- Да ты видел его, как из магазина выходил, - напомнил Василий. – Он здесь с неделю, как появился. Из леспромхоза, что ли.
- Ну-ну, и что вам сказал Иван? – потребовал Игорь.
- Подите, говорит, в крайнюю баню и вытащите на улицу еврейчика. Он там с бабой парится. А я вам пол-литра поставлю.
- Просто вытащить и всё?
- Ну да, говорит, вытащите его голого, чтобы перед бабой евонной опозорить. Вот мы и решили, почему не помочь хорошему человеку. А что вы милиция, мы и сном-духом не знали. И насиловать никого не собирались.
- А факты говорят другое, - мотнул головой Игорь. - Колян ударил меня ногой, а Жеха пытался изнасиловать Катю. Да и у тебя, Василий, рыльце в пушку.
- Так ты нас на первый раз прости. Вреда мы не сделали.
- Это уж мне решать, - напыжился Игорь, - казнить вас или миловать. Только ты мне, Василий, вот что скажи. Иван-то этот на подставу вас послал, что ли? Посмеяться над вами хотел?
- Нет, начальник. Он на бабу ентую глаз положил. Вот и пытался хахаля от неё отвадить.
- Так что, сержант, будем делать? – обернулся Игорь к Аркадию.
- Не знаю, товарищ лейтенант. Мы вроде на рыбалку приехали.
- Вот и я, начальник, говорю, - подхватил Василий, - отпусти нас по первому разу и отдыхай себе.
Игорь задумался. Задержанные не сводили с него глаз.
- Но если и отпущу, - решил он, наконец, - то не просто так. Я не забыл, как ты, сука, меня за волосы тащил. Значит, должок за тобой.
- Какой должок, начальник?
- Тот самый, что Иван этот виноват не меньше вашего. Вот и пусть он сегодня домой вернётся с фонарями на обложке. Ты понял?
- Понять-то я понял. А вдруг он нас засудит! Мы ж его не знаем.
- Дурак ты, Василий, а не лечишься. Ты возьми в толк, что не станет он вам дело шить, потому как при любом разбирательстве сам под суд попадёт. А это дело, как не крути, на пяток годков тянет.
Василий переглянулся со своими подельниками.
- Думай, Василий, - поторопил Игорь, - а если нет, я вас завтра же отправлю в Сосново. Посидите в обезьяннике для начала.
- Не надо обезьянника, начальник. Мы согласны.


ГЛАВА 9. РАЗМОЛВКА

                Ты стала светом моего окошка,
                Я называл тебя своим кумиром,
                Но между нами пробежала кошка,
                Разбив сосуд с любовным эликсиром.

Вскоре они вчетвером уже шли к своему лагерю.
- Как вообще Хорьков попал в нашу группу? – возмутилась Катя.
- Может быть, - смутилась Валентина Ивановна, - это моя вина.
- Гнида он, - не успокаивалась Катя.
- Само собой, - поддержал её Игорь, - только скандал нам ни к чему. Сделаем вид, что ничего не слышали и не видели.
Несколько минут они шли молча.
- А что такое обезьянник? – полюбопытствовала Валентина Ивановна.
- Да, такие слова в Эрмитаже не услышишь, - засмеялся Игорь. – Это металлическая клетка в милиции, куда помещают задержанных.
- Почему они, услышав про обезьянник, сразу согласились?
- Там, Валентина, могут так избить человека, что он больше двух недель не протянет. Без всякого суда и следствия.
В лагерь они вернулись около шести. Дежурные Лариса и Ромка хлопотали у костра. Валентина Ивановна направилась к ним.
- Ромка, ты что-то знаешь о Хорькове?
- Кое-что.
Она вызвала из палатки Аркадия и Игоря.
- Ребята, Ромка знаком с Хорьковым.
- Ну, рассказывай, - потребовал Игорь.
- Иван иногда бывает на наших тусовках, - начал Ромка. – Я слышал, он пытается писать о творческой интеллигенции.
- А кто его родители?
- О! Его отец третий секретарь Охтенского райкома партии.
- Поэтому он и в армии не служил? - предположил Аркадий.
- Формально, служил. Как корреспондент по вопросам армейского быта при «Ленинградской правде», - уточнил Ромка. -  Говорят, он метит в инструкторы райкома партии.
- Парень просто спятил от любви, - заключил Игорь.

Иван появился около семи. У него под левым глазом был синяк, а на травмированной нижней губе запеклась кровь. Опустив голову, он быстро пересёк территорию лагеря и скрылся в своей палатке.
- Мне даже жаль его, - призналась Валентина Ивановна, сидевшая с товарищами у костра.
- Неужели?! – удивился Аркадий. – Я бы понял, если б он подрался со мной. А то ведь за пол-литра нанял подонков.
- Но у него были благородные мотивы, - не согласилась она.
- Так пойди, утешь! Несчастный нуждается в твоём сострадании.
Валентина Ивановна обиженно поджала губы и пошла в свою палатку. Аркадий никогда так с ней не разговаривал. Ну и пусть. Нашла, кого жалеть. Он направился к столу.
- Лариса, для моих рук найдётся какая-нибудь работа?
- Найдётся. Ромка собирает валежник для прощального костра, а мне нужна вода для чая. Принеси, пожалуйста.
Он принёс два котелка с водой и повесил их над костром.
- Теперь расставь на столе посуду, - попросила Лариса. 
- А как твой рисунок? – Аркадий начал расставлять посуду.
- Хорошо, что спросил. Я обязательно должна показать его тебе.
- Когда же, Ларочка? Сегодня уже темно. Может, завтра утром?
- Нет. Утром у меня последняя возможность порисовать с натуры. Я, пожалуй, даже откажусь от завтрака. Как-нибудь потом.

Иван Хорьков на прощальном ужине отсутствовал, и староста громко спросил, в чём дело. Ромка, живший с Иваном в одной палатке, объяснил, что его сосед немного приболел. Ужин прошёл весело. Пили водку, ели уху и пели песни. Валентина Ивановна и Аркадий за весь вечер так и не обменялись ни одним словом.
Утром Иван не вышел на дежурство. Его добровольно заменил Аркадий. В половине девятого все собрались к завтраку, не было только Ларисы и Хорькова. И тут Ромка сообщил, что Иван рано утром собрал свой рюкзак и ушёл. Он сказал, что неважно себя чувствует и поэтому решил добраться до Сосново на автобусе.
Лариса появилась в половине десятого, когда палатки уже были свёрнуты и рюкзаки уложены. Она торопливо глотала оставленный ей завтрак, в то время как остальные занимались уборкой лагеря. 
Переход к станции Сосново с опустевшими рюкзаками показался относительно лёгким. Один только Ромка с трудом тащил свой рюкзак, набитый корнями, собранными Ирой Журкиной. На станцию пришли за час до подхода электрички. После скучного ожидания, наконец, сели в полупустой вагон и через полтора часа прибыли на Финляндский вокзал. Уже смеркалось.
- Завтра в два часа приедет фотограф, - напомнила Валентина Ивановна, когда, прощаясь с друзьями,  Аркадий протянул руку и ей.
Он не мог не заметить, с каким трудом она произнесла эти слова. Со вчерашней размолвки они не разговаривали. Наверно, в её напоминании содержалась крупица надежды. Но Аркадий ничего не ответил. Пусть любит своего Ивана, раз он её так растрогал.   
На выходе из вокзала Аркадий задержался, чтобы купить газету. Когда он подошёл к своей трамвайной остановке на Литейном проспекте, Лариса уже была там.
- Мы, наверно, едем в одном направлении? – предположил он.
- Я живу на Втором Муринском проспекте, - уточнила Лариса.
- Так тебе нужен девятый трамвай?
- Как и тебе. Там же недалеко ваши студенческие общежития.
Подошла девятка, как всегда, переполненная. Они втиснулись в тамбур и ехали, стоя рядом и обмениваясь редкими фразами. И сошли они на одной и той же остановке.
- Мне отсюда налево метров триста ходьбы, - объяснила Лариса.
- А мне направо. До свидания.
- Аркадий, - она заметно волновалась, - а как же мой рисунок?
- Но, Лариса, уже поздно. Я должен вернуться в общежитие.
- Почему должен? Тебя там кто-нибудь ждёт?
- В общем, нет, - нехотя признался он, - но…
- Аркадий, мне нужна твоя помощь. Без неё я не закончу работу.
- Что ты предлагаешь, Ларочка?
- Пойдём ко мне.
- Прямо сейчас?!
- А что тебя смущает? У меня и поужинаешь, и душ примешь.
Он колебался. В его планы совсем не входило такое сближение с Ларисой. Но её предложения казались очень заманчивыми.
- Аркадий, без тебя этой картины и вовсе не было бы, - продолжила она. - А сейчас с ней связаны все мои надежды. Ты же не бросишь меня в такой ситуации?
- Конечно. Быстренько посмотрим, и я вернусь в общежитие.
- Спасибо, - она облегчённо вздохнула.
Лариса жила на третьем этаже четырёхэтажного дома. Она отперла дверь и пропустила в квартиру гостя. Аркадий осмотрелся. Это была отдельная двухкомнатная квартира.
- Ты тут одна, что ли? – удивился он.
- Перед войной нас здесь было пятеро, а осталась одна я.
- Прости, Ларочка.
- Ничего. Давай сделаем так. Я готовлю ужин, а ты прими душ. Ванная там. Вот тебе полотенце.
Она ушла на кухню, а он разделся, залез в ванную и открыл воду. И в этот момент услышал её голос.
- Аркадий, я тебе тут на дверную ручку халат повесила.
Когда он вылез из ванной, его одежды на месте не было. Пришлось надеть Ларисин халат, хотя он был тесноват. Он прошёл на кухню. Лариса хлопотала у газовой плиты, а у двери стоял оцинкованный таз с его одеждой.
- Извини, Аркадий, я замочила твоё бельё. Не надевать же его, нестиранное, на чистое тело. Простирну, а потом высушим утюгом.
- Спасибо, Ларочка. У меня и в мыслях не было, так загружать тебя.
- Ладно. Считай, что мы ещё в турпоходе, а я дежурная. Садись, - она указала на кухонный столик, - для двоих здесь места хватит.
- Но, если мы в турпоходе, я займусь ужином, а ты прими душ.
- Давай попробуем, - она смерила его неуверенным взглядом. – Тогда присмотри за кастрюлей и зажарь яичницу с колбасой.
- Не беспокойся. Я справлюсь.
Через полчаса она вернулась, и вместе они быстро завершили приготовление ужина. Лариса принесла початую бутылку водки. Выпили грамм по пятьдесят и с аппетитом поужинали. Аркадий невольно наслаждался домашним уютом.
- Спасибо, Лариса. Вкусный ужин, - он встал из-за стола. – Теперь я мог бы посмотреть рисунок.
- Ладно. В гостиной на столе лежит рулон. Разворачивай и смотри. А я приберу на кухне и простирну замоченное бельё.
Аркадий пошёл смотреть рисунок. Лариса присоединилась к нему минут через сорок. Она тоже была в банном халате, надетом на голое тело. Во всяком случае, так ему казалось. И мысль об этом будоражила его воображение в течение всего последующего разговора.
- Вот видишь, - заметил Аркадий, - мы сошли с трамвая в половине восьмого и собирались сразу же посмотреть рисунок. А сейчас уже половина десятого.
- Хочется ведь и душ принять, и поужинать, - смутилась она, - чтобы потом ничто не отвлекало.
- Но ты ещё и стирку затеяла.
- Я надеялась задобрить тебя, как рецензента, - улыбнулась она.
- Ты уже так меня задобрила, что я должен петь твоему рисунку одни только дифирамбы.
- А если б не задобрила?
- И в этом случае я бы пел дифирамбы. Талантливый рисунок. Действительно, лица лишь слегка проступают на воде и облачном небе. Они стали частью пейзажа.
- Но?
- Что значит «но»?
- Но в картине есть такие-то недостатки, - засмеялась она.
- Ах, вот ты о чём. Наверно, недостатки есть. Я вглядывался в этот пейзаж и испытывал какое-то неудовлетворение.
Лицо Ларисы помрачнело, и он поспешил её успокоить. 
- Это, Ларочка, лишь смутные ощущения. Но такой рисунок нужно смотреть в дневном свете.
- Тогда оставайся у меня, и мы посмотрим его завтра утром.
- Что?! Нет. Я должен вернуться в общежитие.
- Зачем? Я постелю тебе на диване и уйду спать в другую комнату. Зато вернёшься в общежитие без всяких угрызений совести.
- Каких угрызений?
- А ты, Аркадий, не чувствуешь, что эта работа твоё творческое дитя? Она же написана по твоему замыслу. Интересно, что испытывал Алексей в подобной ситуации?
- Лариса, я постараюсь тебе помочь. Но я лишь консультант.
- Ладно. А чем вызвано твоё неудовлетворение?
- Тебе, Ларочка, конечно, эти лица очень близки. Но важно, чтобы подобные чувства испытывали и зрители. Можно посмотреть фотографии твоих родителей?
- Пожалуйста. Вот они на стене.
Он подошёл к указанному месту. С фотографии смотрел подтянутый мужчина с внимательными, добрыми глазами. Он был в военной гимнастёрке с командирскими кубиками в петлицах. А рядом спокойная женщина с волосами, собранными в узел на затылке.
- А фотографий времён блокады у тебя нет?
- Нет. Но маму я помню. Худую, с непослушными волосами.
- А глаза?
- Ты прав. Совсем не такие, как на снимке, полные отчаяния.
Он отошёл от фотографий. Наступила долгая пауза.
- Хочешь, Аркадий, я включу телевизор? Сейчас там фильм.
- После душа и сытного ужина ещё и кино? – усмехнулся он.
- Точно.
Без четверти одиннадцать Лариса разложила в гостиной складной диван и застелила его.
- Аркадий, спокойной ночи. Я пошла спать.
- Значит, ты всё же  хочешь, чтоб я посмотрел рисунок утром? 
- Очень хочу.
Лариса ушла, и он прямо в халате, другой одежды у него не было, лёг в постель. Но заснуть не удавалось. События последних дней непрерывной кинолентой проносились в его сознании. И среди них размолвка с Валентиной Ивановной вытесняла всё остальное. Как это произошло? И почему так странно развиваются события? Как будто сама судьба поспешно предлагает ему замену. Лариса, конечно, больше ему подходит. Она моложе и с ней спокойнее. На неё не заглядывается весь мир. Но можно ли кем-то заменить Валентину Ивановну? 
До его слуха донеслись лёгкие шаги босых ног, и у дивана смутно прорисовалась фигура Ларисы.
- Извини, Аркадий, не могу уснуть. Можно, я присяду на краюшке дивана?
- Конечно.
Она опустилась на диван, и он в темноте нащупал её руку.
- Лариса, иди ко мне.…

Когда утренний свет просочился в гостиную сквозь задёрнутые шторы, они ещё спали. Аркадий проснулся первым. Он осторожно освободился от её руки и отправился в ванную. Потом вернулся, раздвинул шторы и сосредоточился на рисунке, оставленном на столе с вечера. Минут через двадцать Лариса проснулась.
- Доброе утро, Аркадий! Я и не заметила, когда ты встал.
- Как всегда, в шесть. Как спалось?
- Как в сказке.
Она ушла в ванную, затем вернулась и встала рядом.
- Так что тебе видно при дневном свете?
- Я, кажется, кое-что понял.
Она не отрывала от него внимательных глаз.
- А если, Ларочка, в изображении мужского лица, чуть ниже подбородка, будут заметны петлицы с командирскими кубиками?
- Согласна. Сразу ясно, что это павший воин. А мама?
- Ты ведь нарисовала довоенную маму. А её лицо  должно быть страдающим,  исхудавшим, пусть даже некрасивым.
- Ты прав.
- И название картины должно помочь зрителю. Например: «Памяти родителей, погибших во время блокады».
- Согласна. Аркадий, каждое твоё слово, как открытие. Мне хочется броситься к тебе на шею с поцелуями.
- Причём тут поцелуи, Ларочка?
- Не знаю. Это как-то связано. А почему ты не художник? У тебя же дар. Хочешь, я научу тебя рисовать.
- Лариса, я тебя лю…. Впрочем, давай не будем.
- Почему не будем? Ты хотел сказать: «Лариса, я тебя люблю»?
- Хотел, ну и что?
- Ладно, давай не будем. Пойду-ка я, займусь хозяйством.
Она ушла и через минуту принесла его высохшую одежду и утюг, а сама отправилась на кухню готовить завтрак. Аркадий погладил выстиранную рубашку и переоделся. Потом за маленьким кухонным столиком они завтракали.
- Странно, что такая девушка, как ты, ещё не замужем.
- А какая я девушка? - засияла она.
- Симпатичная, с квартирой. И претенденты, наверно, есть.
- Есть, только мне хочется замуж по любви. За тебя я пошла бы.
- Ты же меня совсем не знаешь.
- Знаю. Ты добрый и очень талантливый.
- Спасибо, Ларочка.
Завтрак закончился. Аркадий поблагодарил хозяйку. Она проводила его к выходу.
- Наверно, ты покажешь свою графику на Октябрьской выставке?
- Ох, Аркадий, кто бы только меня туда пропустил?
- Но твой рисунок вполне заслуживает. Алексея же пропускают.
- У него влиятельные друзья. И он их всё время поит. А что я? Ну ладно, Аркадий. Когда увидимся?
- Даже не знаю. А с тобой как-нибудь можно связаться?
- Позвони мне в издательство. Сейчас дам свой телефон.
Аркадий попрощался с Ларисой и направился к общежитию. Дул холодный, сырой ветер. Он застегнул полы штормовки и вдруг остановился, поражённый неожиданной мыслью. Вот оно, решение, которое заставит зрителя застыть у рисунка Ларисы. Он достал из кармана штормовки её записку. Она работала в издательстве во вторник и пятницу с восьми до четырнадцати часов. Значит, он позвонит ей во вторник.

В этот же день Аркадий поехал к Валентине Ивановне на встречу с Матвеем Ароновичем. Добравшись до памятника Екатерине Второй, он сел на одну из скамеек прилегающего ландшафтного ансамбля. Минут через пятнадцать показался фотограф.
- Матвей Аронович, здравствуйте.
- Аркадий?! Очень рад вас видеть.
- Присядьте, пожалуйста. Вы привезли нам последние снимки?
- Да, - фотограф опустился на скамейку. - Но, когда я их распечатывал, меня не покидало ощущение, что в этом комплекте осенних фоторабот нехватает ещё одной.
- Какой именно?
- Я бы назвал её «Осеннее прощание». Представьте, Аркадий, хмурая осень, в море садится солнце, а на берегу обнажённая девушка машет рукой одинокому парусу.
- Впечатляет.
- А вы не могли бы, – продолжал фотограф, - для этой фотоработы подготовить специальную режиссуру? 
- Я попытаюсь. Хотя, не знаю даже с чего начать.
Аркадий задумался. Обычно, подобные идеи возникали у него как-то сами собой, без особых усилий. Но сейчас никаких подходящих мыслей не было. Наверно, прошло ещё слишком мало времени.
- Как завершился ваш турпоход? – поинтересовался фотограф. 
- К сожалению, не очень. Мы с Валентиной поссорились.
- М-да. Это плохо. Я постараюсь вас помирить.   
- Хорошо бы, Матвей Аронович. Однако нам пора.
Они направились к дому Валентины Ивановны. Но мысли о фотоработе «Осеннее прощание» не покидали Аркадия. И вдруг он остановился.
- Матвей Аронович, не торопитесь мирить нас с Валентиной.
- Почему? – искренне удивился фотограф.
- Я, кажется, нашёл идею режиссуры для «Осеннего прощания». Она будет строиться на моей ссоре с Валентиной.
- Не смею возражать, Аркадий. Эту часть работы обеспечиваете
вы. Только объясните, как же мне сейчас у Валентины себя вести?
- Вам придётся поддерживать разговор, потому что я буду отмалчиваться. А перед уходом спросите про магазин фототоваров. Я вызовусь показать вам его, чтобы не оставаться с ней наедине.


ГЛАВА 10. ОСЕННЕЕ ПРОЩАНИЕ

                В плаще дождей тоскующая осень,   
                Раскрыв над миром свой свинцовый зонт, 
                С просветом неба память прошлых вёсен,
                Уносит за далёкий горизонт.

В дверь Валентины Ивановны позвонил фотограф. Она открыла.
- Рада вас видеть, Матвей Аронович.
- Привет, Валентина. Я не один.
Вслед за ним вошёл Аркадий.
- Добрый день, - холодно произнёс он.
- Здравствуйте. Проходите в комнату.
Вскоре фотограф раскладывал на столе привезённые снимки.
- Я напечатал по одной фотографии с каждого кадра плёнки? – объяснял он. - Вот снимки «Возрождения». Выберите самый лучший.
Они сосредоточенно разглядывали фотографии.
- Может быть, вот эта, где солнце уже над водой? – указала она.
- И мой выбор такой же, - поддержал её Аркадий.
- А это виды анфас снизу, - показал Матвей Аронович. - Я назвал картину «Красное солнце». Валентина здесь настоящая Богиня.
Они без труда выбрали лучший вариант.
- И, наконец, третья группа, - фотограф разложил на столе ещё несколько снимков. - Вы назвали картину «Мужчина, женщина и солнце», но, по-моему, лучше «Адам и Ева».
Новое название понравилось и Аркадию, и Валентине Ивановне. Они единодушно выбрали лучшую фотографию. Вслед за этим Матвей Аронович достал из портфеля бутылку вина и букетик роз.
- Эти цветы, Валентина, вам. Вы гениально сыграли свои роли.
Она улыбнулась, принесла бокалы и печенье. Фотограф открыл бутылку.
- Выпьем за успех наших осенних фоторабот! – предложил он.
Выпили. Молча закусывали печеньем. Матвей Аронович с беспокойством поглядывал на своих неулыбчивых собеседников. Ему надлежало поддерживать атмосферу мнимого дружелюбия. 
- Теперь выбранные варианты я напечатаю в выставочном формате и передам вам вместе с плёнкой, - пообещал он. – Но за ними приезжайте ко мне.
- Мы к вам в Сестрорецк?! – удивилась она.
- А разве это несправедливо? Сегодня я к вам, а в следующее воскресенье вы ко мне.
 - Справедливо, Матвей Аронович. А к какому времени?
- Давайте решим. Когда я вернулся из вашего турлагеря, сразу подумал, что у нас на Финском заливе нужно снимать закат. Вы слышите, как это звучит – «осенний закат»?
- Вы говорите о новой фотоработе? – оживилась она.
- Безусловно. Солнце опускается в залив, а на берегу девушка машет рукой одинокому парусу.
- Осеннее расставание? – уточнила Валентина Ивановна.
- Да. И снимать его нужно, пока не исчезли краски осени.
- А где вы возьмёте одинокий парус?
- Это, Валентина, не проблема. У нас есть яхт-клуб. И место для съёмки я выбрал. Берег с лиственным лесом. Как вам идея?
- Ничего не могу обещать, - она вскользь глянула на Аркадия. – Но я подумаю, раз уж всё равно ехать в Сестрорецк.
- В пятнадцать двадцать есть поезд до Выборга, - сообщил фотограф. - Для съёмок заката это как раз то, что нужно. Садитесь во второй вагон. Я вас встречу. А вы, Аркадий, приедете?
- Наверно. Хочу взглянуть на выставочные варианты фоторабот.
- А что касается съёмок?
- Идея прекрасная, - уклонился он от прямого ответа.
Они выпили ещё по бокалу вина. Потом Матвей Аронович встал.
- Мне пора. До свидания. Я вас буду ждать. Только подскажите, пожалуйста, где тут поблизости магазин фототоваров?
- Я вам покажу, - поспешил откликнуться Аркадий. 
Он последовал за фотографом и только у двери остановился, чтобы сказать «до свидания», даже не назвав её имени. Это было сухое, безучастное прощание. И он заметил, как помрачнело её лицо.
- Вы так холодно попрощались, - поделился впечатлениями фотограф уже на улице. - Боюсь, на новую съёмку она не согласится.
- Матвей Аронович, вы её не знаете. Она теперь ночами не будет спать, вживаясь в новую роль.
- М-да. По-вашему, съёмка всё же состоится?
- Уверен. Договаривайтесь с яхт-клубом. Но хорошо бы ещё организовать баньку после съёмок? Как антипростудное средство.
- Безусловно, я всё сделаю, - пообещал фотограф.
Аркадий вернулся в общежитие и решил пока в Эрмитаж не ездить, чтобы избежать случайной встречи с Валентиной Ивановной. Всё должно выглядеть, как настоящая размолвка. А может, так и есть? Он же ничего не знает о её чувствах и намерениях.

Во вторник Аркадий позвонил Ларисе на работу.
- Я и не надеялась, что ты так скоро обо мне вспомнишь, - обрадовалась она. – Может, зайдешь вечером?
- Спасибо, Ларочка. Как твоя картина?
- Ох, Аркадий, я внесла изменения в мамино лицо, и петлицы с командирскими кубиками нарисовала. Всё получилось.
- А я хочу ещё кое-что предложить. Мне кажется, человеческое восприятие опирается на вековые стереотипы. В твоей картине они должны присутствовать и ориентировать зрительские чувства.
- Аркадий, я слушаю. Даже не дышу. О чём ты?
- Внеси в рисунок старый деревенский погост. С церквушкой. Где-то в стороне, вдали, приглушённо. От него должна исходить едва слышная мелодия вечности и судьбы.
Он ждал ответа, но телефонная трубка молчала.
- Лариса, ты меня слышишь?
- Да. Потрясающе. Только как реализовать?
- Можно расположить погост на выступающей части левого берега, вдалеке, почти тающий в утренней дымке.
- Я, пожалуй, нарисую это на втором листе. Только, пожалуйста, позвони в пятницу. Без тебя я попаду в какой-нибудь тупик.
- Позвоню, Ларочка. Желаю удачи.
Аркадий положил трубку и медленно побрёл в свою комнату. Его обуревали смешанные чувства. Зачем он понапрасну тревожит хорошую девушку? Чтобы развлечься? Нет. Он, кажется, не может оторваться от её картины. Нужно только помочь ей довести работу до конца. И на этом их отношения закончатся.
Он позвонил ей в пятницу.
- Привет, Лариса. Как самочувствие?
- Спасибо. Работала три дня. Уже есть, на что посмотреть.
- Но ты не разочарована?
- Наоборот. Погост придал картине философское звучание. Но и остальное нельзя не менять. Очень прошу, загляни сегодня вечером.
- Ларочка…
- Ну, пожалуйста, только на минутку!
- Договорились. На полчаса, не более.
Вскоре она открывала ему дверь. Он вошёл в гостиную и сразу направился к мольберту. С минуту молча разглядывал новую работу.
- Я, конечно, представлял себе, что это такое, - поделился он впечатлениями. - Но совсем другое дело, когда видишь воочию.
- Но ты же чувствуешь какой-то диссонанс?
- Как будто да.
- А в чём дело?
- Наверно, Ларочка, - он сделал паузу, - ощущение судьбы и вечности несовместимо с чёткой перспективой. Сделай горизонт бесконечно далёким, неясным, призрачным. Ты согласна?
- Кто, я? – она как-то странно улыбалась. - Да. Теперь всё встанет на свои места. Но как ты догадался?
- Всего лишь взглянул со стороны свежим взглядом.
- Ладно, пошли ужинать. Для такого гостя я кое-что приготовила.
Они оправились на кухню. Она поставила на кухонный столик бутылку портвейна, шпроты в масле и яичницу с колбасой.
- В институте им. Репина, - вспомнила она, наполняя стаканы, - профессор говорил, что я понимаю душу графического изображения.
- Так и есть. Ты талантливая художница.
- А я не уверена. Вот если бы ты был моим наставником.
- Всегда рад тебе помочь. Мы же друзья.
После ужина она включила телевизор, и они посмотрели фильм. Потом он собрался уходить.
- Останься, - попросила она. – Я постелю тебе на диване.
- Зачем, Лариса?
- Ты же сам сказал, что мы друзья. А утром ещё раз посмотришь картину. Может, заметишь что-то новое.
- Ну, если так…
Она постелила ему на диване и отправилась в другую комнату. А он погасил свет, лег в постель, но мысль о том, что она может прийти, не давала уснуть. И она пришла.

В воскресенье Аркадий поехал на Финляндский вокзал. С утра моросил холодный дождь. До отхода поезда на Выборг оставалось пять минут. Он вошёл во второй вагон и не сразу заметил Валентину Ивановну. В купе, где она сидела, были незанятые места. Аркадий поздоровался, и она беззвучно кивнула в ответ. Он занял место напротив. Поезд тронулся.
Валентина Ивановна погрузилась в чтение книги. Это облегчало положение, не нужно было поддерживать разговор. Аркадий смотрел в окно, лишь изредка скользя взглядом по её лицу. Потом он задремал и проснулся перед самым Сестрорецком.
Погода, между тем, несколько улучшилась. Прекратился дождь. На перроне их ждал Матвей Аронович. Он повёл гостей к себе домой и показал выставочные экземпляры фотографий.
- Мы создали замечательную Осеннюю серию картин, - подытожил он не без патетики, - но её нужно завершить фотоработой «Осеннее прощание». Она очень соответствует осенней тематике.
- Я больше не снимаюсь, - тихо сообщила Валентина Ивановна.
- Очень жаль, - вздохнул фотограф, бросая на Аркадия укоризненный взгляд. - А я ведь готовился к съёмкам.
- Что значит, готовились? – не понял Аркадий.
- Я договорился с яхтсменом. К шести часам он обеспечит одинокий парус в заливе. И место съёмки подобрал. Хотите посмотреть? Поезд на Ленинград будет только в двадцать часов. 
- Далеко ли это? – Валентина Ивановна виновато улыбнулась.
- В двух километрах от дома отдыха. Так что? Поехали?
- Всё равно нужно коротать время до поезда, - согласилась она.
Матвей Аронович взял с собой зонт и две сумки. Они вышли на улицу. До дома отдыха добрались автобусом, а дальше пошли на север вдоль берега. Было уже семнадцать тридцать. Северное солнце из-под тяжёлых сырых облаков лишь изредка бросало прямые лучи на воды Финского залива. Слегка накрапывало.
- Вот это место.
Фотограф остановился на поляне, окружённой лиственным лесом. У берёзы он раскрыл зонт и под ним поставил свои сумки.
- А вы, Валентина, должны стоять на том каменном возвышении, смотреть в море и махать рукой.
Она встала на невысокий гранитный выступ и осмотрелась. Справа росли две осины с жёлто-красными листьями и рябина в вызывающе ярком убранстве.
- А откуда вы собирались снимать?
- Из-под берёзы, где мои сумки. Я должен включить в кадр далёкий парус и вас в окружении осенних листьев. Чуть повернитесь в мою сторону, чтобы видны были грудь и лицо.
Она выполнила его указание.
- А какое выражение лица, Матвей Аронович?
- Давайте послушаем нашего режиссёра. Это по его части.
Аркадия позвали, и он подошёл поближе.
- Объясните, пожалуйста, - обратился к нему фотограф, - в какой образ вживаться актрисе в картине «Осеннее прощание»?
- Какой актрисе? – это звучало почти издевательски.
- У нас она только одна, - смутился Матвей Аронович.
- Ах, да. Я бы сказал ей так: «Почтенная Валентина Ивановна! Вам могло показаться, что жизнь повернулась к вам своей светлой стороной, что вам открылись сокровища настоящей любви. Но это иллюзии. Никакой любви в действительности не было и не будет».
Фотограф, заметив, как мрачнеет её лицо, смотрел на Аркадия почти со страхом. А тот продолжал.
- К вам, почтенная Валентина Ивановна, сейчас приходит осознание полной бесперспективности ваших надежд, потому что никаких шансов на счастье у вас уже нет.
- Читайте подобные сентенции своей Ларисе, - неожиданно возмутилась она.
Аркадий только пожал плечами и отошёл к сумкам фотографа.
- Матвей Аронович, почему он так со мной разговаривает? «Почтенная Валентина Ивановна» - это же он намекает на мой возраст! А как понять «шансов на счастье у вас уже нет»?
- Валентина, я не вмешиваюсь в ваши отношения, но возмущён до глубины души. Я не дам вас в обиду. Подождите минутку.
Фотограф пошёл к своим вещам, достал чекушку и откупорил её.
- Матвей Аронович, скажите ей, что она должна сниматься назло мне, - вполголоса  посоветовал Аркадий.
Фотограф ничего не ответил и поспешил к Валентине Ивановне.
- Вот, - он протянул ей чекушку, - выпейте. Это успокаивает.
Несколько секунд она колебалась, потом взяла бутылку и отпила из горлышка грамм пятьдесят.
- Но почему Аркадий так изменился? – она возвратила бутылку.
- Потому, Валечка, что все успехи нашей работы он приписывает себе. Он не понимает, что без вашей гениальной игры мы бы ничего не достигли. Вы можете доказать ему, что он горько ошибается.
- Как доказать?
- Сыграйте «Осеннее прощание». У вас прекрасно получится и без его помощи. Вы одарённая актриса.
Начинал моросить мелкий, иглистый дождь. Вечернее солнце окрашивало в розовый цвет участок неба уже у самой воды. И в это время в заливе показалась яхта.
- Смотрите, Валентина!
Она не сводила глаз с паруса.
- А что я должна сыграть?
- Прощание со счастьем, грусть, безнадёжность.
- Матвей Аронович, я сыграю.
- Что?! – несколько секунд он молчал, поражённый её решением. - Тогда, Валечка,  пожалуйста, под дерево. Там суше. Раздевайтесь и складывайте одежду под свой зонтик.
Он бросился к сумкам и принёс плед. Она уже раздевалась.
- Укутайтесь в плед и выходите на гранитный выступ. И не забудьте носовой платок, чтобы помахать парусу.
Матвей Аронович отошёл к берёзе, достал фотоаппарат и начал настраивать его для съёмки. Аркадий держал над ним зонт, чтобы влага не попала на объектив. Вскоре Валентина Ивановна, укутанная в плед, уже стояла на каменном выступе.
- Валентина, порепетируем. Отбросьте плед вправо, чтобы он не
попал в кадр. И примите позу.
Аркадий не мог оторвать от неё глаз. Явление прекрасного, обнажённого женского тела на фоне поздней осени, под холодным моросящим дождём, само по себе, поражало. Её кожа покрылось сыпью дождевой росы, а по лицу текли крупные капли, похожие на слезы. Может, это и были слёзы?
- Ниже подбородок, - попросил фотограф. - Так. Руку с платком немного опустите. Это не приветствие, а прощание. И расслабьтесь. Безнадёжность – это безволие. Правая рука как плеть. Чуть-чуть согнуты колени. И не сдерживайте обид. Плачьте. Это так естественно. А парус как раз на месте. Теперь повторите позу сами, без моего сигнала. Буду снимать.
Он сфотографировал и достал второй аппарат. Предвечерний свет создавал проблемы с выбором чувствительности плёнки. Матвей Аронович снял второй вариант. Потом позвал Аркадия.
- В моей сумке фонарик. Пожалуйста, подсветите её с близкого расстояния, оставаясь вне кадра.
Он сделал ещё один снимок.
- Всё, Валентина. Спасибо.
Фотограф начал укладывать фотоаппараты в сумку, а Аркадий бросился к Валентине Ивановне. Она продолжала  беспомощно стоять на камне, прикрывая руками грудь и живот.
- Валечка, я люблю тебя, - он стал целовать её мокрые щёки, а она заплакала. – Успокойся, моя хорошая. Ты прекрасно сыграла роль. Теперь нужно поскорее одеться.
Он подхватил её на руки и донёс до одежды. Потом подобрал плед. Он был сырой, но всё же им можно было обтереть мокрое тело. Аркадий держал над нею зонт, а она дрожащими от холода руками натягивала на себя одежду. Подошёл фотограф и протянул недопитую четвертушку водки. Она уже была в юбке и свитере.
- Валечка, немного водки. Для согрева.
Она отпила несколько глотков.
- Друзья мои, - улыбнулся фотограф, - вас ждёт баня. Отсюда до деревни всего два километра.
Когда они добрались до бани, было уже без двадцати семь. Матвей Аронович оставил их, пообещав через час вернуться на такси. Валентину Ивановну била мелкая дрожь. Она опустилась на лавку предбанника и не торопилась снимать одежду. Аркадий раздел её и завёл в баню. Потом разделся сам. На стене предбанника висела старая, холщовая женская рубаха, и он соорудил себе из неё некое подобие фартука.
Раскалённый камень яростно шипел, когда Аркадий плескал на него воду из ковшика. Потом он выбрал кудрявый берёзовый веник.
- Ложись, Валечка.               
Она всё ещё демонстрировала замедленную реакцию, и он помог ей вытянуться на полке. Начал парить лёгкими ударами веника, с удовлетворением наблюдая, как она возвращается к нормальному состоянию.
Когда Матвей Аронович осторожно постучал в дверь, они, уже одетые, отдыхали на лавке предбанника. На такси он довёз их до железнодорожной станции. До подхода поезда Выборг-Ленинград оставалось десять минут.
- Здесь выставочные экземпляры «Возрождение», «Адам и Ева» и «Красное солнце», - указал фотограф на большую упаковку. - А это вам в честь завершения съёмок, - он вручил ей астры и  шампанское.
- Спасибо, Матвей Аронович, - она передала все эти вещи Аркадию. – Когда мы увидим «Осеннее прощание» в виде фотографии?
- В следующее воскресенье, часа в два.
Прозвучало объявление о прибытии поезда на Ленинград, время стоянки пять минут.
- До свидания, - фотограф пожал ей руку, - и простите, пожалуйста, нас за жёсткую режиссуру.
- Что вы сказали? Жёсткая режиссура?
Несколько секунд она пристально смотрела на Аркадия и вдруг дала ему звонкую пощёчину. Потом решительно повернулась и вошла в вагон подошедшего поезда. Несколько свидетелей этого происшествия с любопытством наблюдали за Аркадием.
- Такие вот подарочки, - пробормотал он, обескураженно глядя на Матвея Ароновича. – Теперь придётся замаливать грехи.
- Аркадий, вы с Валентиной замечательная пара, - восхитился фотограф. - Я уверен, у вас никогда не дойдёт дело до разрыва.
Аркадий поспешил в вагон. Валентина Ивановна сидела в купе, где рядом с ней было два свободных места.
- Валечка, давай наши вещи поставим у стенки.
Она с готовность подвинулась. Аркадий сложил вещи и сел между ними и ею. Вскоре она задремала, доверчиво положив голову ему на плечо. Так они доехали до Ленинграда. Потом Аркадий проводил Валентину Ивановну до дома. Не мог же он заставлять её саму тащить все эти вещи. Он занёс их прямо в её комнату и остановился у двери в полной готовности попрощаться и уйти. Но она внесла ясность в дальнейшее развитие событий.
- Аркадий, какой ты нерасторопный! Разувайся, снимай плащ и помогай мне. Не могу же я всё делать одна.
Он повиновался. Освободил от обёртки бутылку шампанского и поставил её на стол. Потом занялся астрами. Вытащил из буфета хрустальную вазу, поместил в неё цветы.
Вскоре Валентина Ивановна принесла ужин и удивилась, увидев на столе вино и цветы.
- У нас сегодня праздник?!
Она принесла бокалы, и он наполнил их шампанским. Они пили вино и разговаривали. О том, что в осеннем закате, несмотря на дождь, есть своя прелесть, что на берегу Финского залива банный пар несколько жёстче, чем на Ладожском озере, и что Матвей Аронович на редкость заботливый человек. Потом, уже в постели, она вспомнила одну из загадок минувшего дня.
- Аркаш, а почему ты в бане мылся в фартуке?
- Я хотел подчеркнуть своё уважение к тебе. После такой режиссуры боялся ещё раз хоть чем-то тебя обидеть.


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

КОЛДОВСКОЕ ОЗЕРО

             Откуда мчатся волны Колдовства,
             Реки, что за пределом естества?
             Из шёпотов осенней лунной ночи,
             Из недомолвок странных, многоточий
             И взглядов, заменяющих слова.


ГЛАВА 11. ЦЕНТР МИРОЗДАНИЯ

                Над гордыми вершинами побед,
                Над сумраком неверья и сомненья
                Одна лишь женщина венец творенья,
                А остальное суета сует.

В среду Валентина Ивановна встретила Аркадия новостью.
- В субботу Алексей хочет показать нам свою новую картину.
- А как она называется?
- «Центр мироздания». Если поехать к нему сразу после работы, наша субботняя программа не пострадает. Ещё куда-нибудь успеем.
Они сходили в кино и вернулись на её квартиру. Их роман разгорался с новой силой. Но утром, возвращаясь в общежитие, Аркадий вспомнил о Ларисе. Предстоящий визит к Алексею для неё мог оказаться судьбоносным. Дождавшись пятницы, он позвонил ей.
- Доброе утро, Лариса. Как поживаешь?
- Привет. Закончила рисунок. Может, посмотришь?
- Пока нет. Но у меня важная информация. Завтра мы с Валентиной пойдём к Алексею смотреть его новую картину.
- С Валентиной? – повторила она с горечью. – Видимо, Алексей хочет с её помощью попасть на октябрьскую выставку. 
- Конечно. Но у тебя тоже есть такой шанс.
- Аркадий, ты шутишь?
- Нет. Покажи Валентине свой новый рисунок завтра у Алексея.   
- Как ты это себе представляешь? Валентина Ивановна, ах, ах, ах, помогите и мне попасть на выставку. Я вам скажу спасибо.
- Нет, Ларочка. Пусть сначала она посмотрит картину Алексея. А потом он должен попросить её взглянуть и на твой рисунок.
- Аркадий, подумай, с какой стати он станет хлопотать за меня?
- Но его невеста - твоя подруга. Разве она тебе не поможет?   
- Подруга? – заколебалась Лариса. – Ладно. Я попробую.

В субботу Аркадий и Валентина Ивановна поехали к Алексею. Почти одновременно с ними к нему пришли Зина и Лариса Черникова. Хозяева очень обрадовались гостям. Наталья Петровна поставила на стол яблочный пирог.
- Может, выпьете чаю? – предложила она.
- Нет, - решила Валентина Ивановна, - давайте начнём с дела.
Алексей, заметно волнуясь, направился к холсту, находящемуся на мольберте. Снял с него покрывало. Подошла Валентина Ивановна, а Аркадий, Зина и Лариса остановились за ней. 
Такой эту картину Аркадий себе и представлял. Расположенные по периферии дома, заводские трубы, поезда и линии электропередач сходились в центре к цветущему яблоневому саду, где между
цветом проступало прекрасное женское лицо. Оно доминировало над всем остальным, приковывая внимание зрителя.
- Может, кто-нибудь выскажется? - Валентина Ивановна обернулась к присутствующим. – Вот вы, Аркадий?
- Я?! – вначале смутился он. – Мне, в общем, понравилась цветовая гамма картины. И её структура соответствует названию. Впечатляющая женская красота, как основа мироздания….
- Стоп! - прервала его Валентина Ивановна. – Женская красота, как основа мироздания? А что у нас считается основой мироздания?
- Коммунистическая партия, - неуверенно произнесла Зина, в то время как лица остальных выражали недоумение.
- Разумеется, Зиночка! - обрадовалась Валентина Ивановна. - КПСС ни с кем не станет делить эту роль в социалистическом мироздании. Этот холст - идеологический вызов партии.
- Валентина, ты шутишь? – растерялся Алексей.
- Увы, Алёшенька. В нашем худсовете стойкие бойцы идеологического фронта! Наперёд знаю все их слова. Безыдейщина! Подмена великих идеалов коммунизма! Буржуазный индивидуализм!
Воцарилась гнетущая тишина.
- Валечка, - раздался горестный голос Натальи Петровны, - ведь работал-то три месяца, не разгибая спины. Ночами почти не спал.
- А если изменить название? – робко предположил Алексей.
- Но у холста очень чёткая структура, - поморщилась Валентина Ивановна, - женское лицо в центре мироздания. Куда тут денешься?
Аркадий с болезненным чувством наблюдал за дискуссией. Это он втравил Алексея в заведомо безнадёжное дело. Вот так злокозненные евреи и провоцируют доверчивых русских людей на идеологические диверсии. Оказывается, он, зацикленный на Эрмитаже, понятия не имел об окружающем мире. Однако же, каким чудом в подобной среде всё ещё продолжает существовать сам Эрмитаж, это святилище подлинного вкуса и неподдельных человеческих чувств?! И вдруг из глубин его мозга всплыла мысль, заставившая мгновенно прервать безрадостные рассуждения.
- Валечка! Мне кажется, ты зря отвергаешь предложение автора.
Он открыто обращался к ней на ты и называл её Валечкой!! Это не могло не смутить присутствующих. Алексей загадочно улыбнулся, у Зиночки расширились зрачки, а Лариса потупила глаза.
- Почему? – смущённая Валентина Ивановна силилась преодолеть возникшую неловкость.
- Он прав. Измените название. Назовите её «Мир прекрасен!».
Все смотрели на Аркадия. Особенно поразила его Лариса. Её глаза сияли, давая ему знать, что она всё поняла и восхищается им. И у Аркадия мелькнула мысль, что, даже при наличии любимой красавицы-жены, у человека должна быть любовница, та, которая одна лишь и понимает его по-настоящему.
А Валентина Ивановна ещё не поняла. Она остановила на нём долгий взгляд, пытаясь вникнуть в его слова, и, вдруг, улыбнулась.
- Молодец, Аркашенька! «Мир прекрасен» - это чудесно!
В наступившей тишине присутствующие вновь испытывали неловкость, не меньшую, чем после его недавнего обращения к ней.
- Ничего не понимаю! – пробормотал Алексей.
- Сейчас объясню, - Валентина Ивановна повернулась к холсту. - Новое название переключает внимание зрителя на периферию. Именно там изображён этот прекрасный мир. Только сделай его социалистическим, снабди красными флагами, звёздами, лозунгами.
- А женское лицо?!
- Оно становится выразителем социалистического мира. Художник заставляет зрителя переносить на этот мир свои симпатии, вызванные очарованием женского лица.
- Валентина, - Алексей никак не мог поверить в неожиданную метаморфозу картины, - ты изложишь эти аргументы худсовету?
- Разумеется. Твой холст - тонкое искусство. Он пропагандирует социалистические ценности. А таких художников власть не забывает.
- Так что мне теперь делать?
- Внеси социалистическую атрибутику, измени название, а я уже завтра согласую дату представления картины отборочной комиссии.
- Спасибо, Валечка, - мать Алексея дотронулась до плеча гостьи, - вы наша спасительница. Пожалуйста, к столу. И вы Аркадий.
- Благодарю, Наталья Петровна. К сожалению, время не позволяет. Может, в другой раз?
- Валентина, ты это серьёзно? – возмутился Алексей. – Да я вас с Аркадием просто не выпущу. Это будет как-то не по-русски.
- Ну, хорошо, - сдалась она. – Но, пожалуйста, Алёша, учти, времени совсем нет.
На стол водрузили бутылку водки, поставили кильку в томате, кабачковую икру. Алексей наполнил рюмки и поднял свою.
- За Валентину и Аркадия! Дай Бог, чтобы у нас всегда были такие друзья!
Выпили и закусили. Алексей снова наполнил рюмки.
- Теперь тост за Валентиной, - решил он.
- Выпьем за талант, - она обвела взглядом присутствующих. - Это вторая чудесная картина Алексея. Удачи ему!
Наскоро закусив, Валентина Ивановна вышла из-за стола.
- К сожалению, друзья, нам нужно идти.
Зина наклонилась к Алексею, что-то шепча ему на ухо.
- Валентина, пожалуйста, не сочти за наглость, - Алексей тоже встал. - Посмотри ещё одну картину. В полглаза. Только взгляни.
- Ты нам не всё показал? – удивилась она. – В тебе проснулся творческий гений?
Алексей торопливо вышел из-за стола и прислонил к мольберту крупную картину, обрамлённую багетом. До этого она стояла на полу у стены.
- Так ты ещё и график? - Валентина Ивановна вглядывалась в изображение. – Чудесно, Алёша! Участие в выставке гарантирую.
- Валентина, - смутился Алексей, - это не моя картина.
- Как, не твоя?! Ты попросил посмотреть ещё одну твою работу!
- Я не говорил, что она моя.
- Отличная графика. А кто автор? Это что, секрет?
- Нет, только автор этот очень скромный, - нашёлся Алексей, - даже застенчивый. Это наша добрая знакомая Ларочка Черникова.
Все обернулись к Ларисе. Она выглядела крайне смущённой. Лицо Валентины Ивановны мгновенно помрачнело, но уже через пару секунд стало почти безучастным.
- Поздравляю, Лариса. Ну, друзья мои, мне пора идти.
- Так ты, Валентина, считаешь, Лариса может представить свой рисунок отборочной комиссии? – попытался подытожить Алексей.
- Разумеется.
- Тогда, Валечка, - засуетилась Зина, -  выпьем на посошок.
От третьей рюмки отбиться не удалось. Её выпили стоя. Потом хозяева вместе с гостями вышли на лестничную площадку.
- Я тебе очень благодарен, - Алексей пожимал руку Аркадия.
- Поздравляю! Твою картину ждёт несомненный успех.
- И я тебя поздравляю, Аркадий!
- А меня-то с чем?
- С тем, что именно ты провожаешь Валентину домой.            

Был сырой и холодный октябрьский вечер. Часы показывали половину девятого. Они пошли к автобусной остановке, оживлённо обмениваясь впечатлениями.
- Твоё предложение переименовать картину Алексея меня просто восхитило, - призналась Валентина Ивановна.
- А меня восхитил твой авторитет. Твои оценки принимаются беспрекословно. И я смотрю на тебя снизу вверх, как на королеву.
- Поэтому ты публично и обратился ко мне на ты?
- Прости меня, пожалуйста, Валечка. Я нарушил правила?
- А как ты думаешь?
- Но ты потом тоже позволила себе что-то подобное.
- Я тоже нарушила. И за это нас ждёт наказание.
- Какое наказание, Валечка?
- Пока в виде сплетен. Она де распутничает с молоденькими парнями. И по национальному вопросу проедутся.
- Это тоже нарушение правил?
- Ещё какое! Знаешь, что мне вчера сказала Настя, соседка?  Я, говорит, понимаю, что хахаль нужен. Но зачем с жидами связалась?
- А какие у неё претензии к евреям?
- Она не может им простить смерти своего мужа. Он, говорит, погиб за Родину, а они живут и жируют на костях погибших.
- Но это же несправедливо. Евреи понесли огромные потери. И отец мой прошёл всю войну.
- Ты думаешь, ей нужны факты? Евреи в блокадном Ленинграде умирали точно так же, как и русские. Антисемитизм – это религия.
- Но Настя - простолюдинка. А у людей искусства разве тоже?
- Увы, Аркадий. Нет, настоящие русские интеллигенты есть. Но сколько их?
Подошёл автобус. Они сели в него и до самого конца почти не разговаривали. Уже войдя в свою комнату, она остановилась у двери и не спешила включать свет.
- Аркадий, ты обратил внимание, какой тост произнёс Алексей?
- Конечно. Наши имена звучали вместе, как на свадьбе.
- А я специально громко сказала: «Молодец, Аркашенька!».
- Зачем?!
- Мне показалось, что мои чувства важнее всяких правил.
- Ты хочешь вместе со мной полететь к солнцу?
- Да, мой милый!

В воскресенье Матвей Аронович привёз фотографии «Осеннего прощания». Он выложил на стол три отснятых варианта в малом формате и предложил им сделать выбор.
- Вот он, - сразу определил Аркадий.
- Безусловно, - поддержал его фотограф, - я тоже этот выбрал. Валентина, вы согласны?
Она подняла сумрачное лицо.
- Глаза б мои не глядели, - она встала и вышла из комнаты.
- Никак не может забыть режиссуру, - пожал плечами Аркадий.
- Очевидно, так работать нельзя, - заключил фотограф.
- А мне кажется, Матвей Аронович, никакое актёрское вживание в образ не может дать подобного результата.
Вернулась Валентина Ивановна. Она принесла уже початую бутылку шампанского, бокалы и печенье.
- Валентина, - оживился фотограф, - я осмелился по своему выбору напечатать выставочный экземпляр «Прощания». Взгляните.
Он развязал упаковку, на которую они вначале не обратили внимания, и положил на стол крупноразмерную фотографию. Валентина Ивановна сосредоточилась на ней.
- Ради такого искусства ничего не жалко, - это были её мысли вслух, и двое мужчин облегчённо вздохнули. - Матвей Аронович, пожалуйста, за стол? Обмоем нашу Осеннюю серию фотокартин.
Они выпили.
- Знаете, как приятно видеть вас в мире и согласии, - признался фотограф. – А раз так, возможно, мы решим ещё одно дело.
- Какое? – насторожилась Валентина Ивановна.
- Через неделю истекает срок подачи фоторабот на выставку.
- Вы имеете в виду нашу Осеннюю серию?
Он не ответил. Её решение казалось заведомо отрицательным.
- Искусство не существует без зрителей, - тихо заметил Аркадий.
- Нет, Аркадий, ты объясни, - потребовала она, - что стоит за твоей философской сентенцией?
- Мне кажется, Валечка, «Адама и Еву» можно показать. Со спины тебя никто не узнает.
- Так я и сама мучаюсь, что наших работ не видит публика. 
- А про «Белую ночь» мы уже совсем забыли? – вспомнил фотограф. - Может, посмотрим?
Валентина Ивановна достала фотографию в багете и поставила её на тумбочку, прислонив к стене.
- У меня такое ощущение, будто это эрмитажная картина, - признался Аркадий, – а не фотография конкретной личности.
- Ты думаешь, меня могут не узнать?
- Вполне, Валечка. Здесь ведь доминирующим является не лицо, а тело. А кто его видел?
- А я уже не узнаю вас в «Белой ночи», - признался фотограф. – Она выражает мимолётные чувства, которые вы испытывали в тот момент. И, кстати, теперь даже в Ленинграде цензура пропускает на выставку обнажённую натуру.
- Не уговаривайте меня, я и сама всё время об этом думаю.
Аркадий снова разлил шампанское. Валентина Ивановна опустошила свой бокал.
- Похоже, нужно решаться, - рассудила она. – Нельзя создавать такие произведения и никому их не показывать. Давайте рискнём.

Приближался ноябрь. Картины Алексея «Мир прекрасен!» и Ларисы «Памяти родителей, погибших во время блокады» были допущены на выставку. Она открывалась в Русском музее четвёртого ноября. А начало работы фотовыставки в Таврическом дворце было назначено на второе ноября. Но посетить фотовыставку Валентина Ивановна долго не решалась.
Четвёртого ноября Аркадий приехал в Русский музей после лекций. Разыскал картину Алексея. Сам художник стоял неподалёку.
- Привет, Алексей! Как дела?
- Нормально. Я тебя вспоминал. Неужели, думаю, не приедет! Но как ты находишь мою работу после корректировки?
- Ты превратил её в настоящую социалистическую Мекку. Флаги, звёзды, гербы! И даже портрет Ленина на здании!
- По-твоему, картина стала хуже?
- Как будто нет. Алексей, а где графика Ларисы?
- В следующем зале.
- Я только взгляну на неё и вернусь, - пообещал Аркадий.
Выставочный день близился к концу. В зале графики было лишь несколько посетителей. Аркадий остановился перед ларисиной работой. А она незаметно подошла и взяла его за руку.
- Ларочка?! Поздравляю!
- Спасибо. Ещё недавно я не могла даже мечтать об этом.
- Как прошёл день?
- Ох, Аркадий, столько внимания к моей скромной персоне. Репортёры, искусствоведы, известные художники.
- Рад за тебя. Я здесь на минутку. Сегодня мы ещё увидимся.
- Надеюсь. Нам нужно встретиться.
- Конечно, Ларочка. Пока.
Аркадий поторопился к Алексею. Он успел вовремя. Валентина Ивановна появилась через минуту.
- Привет, Аркадий! Ты давно здесь?
- Нет, Валентина Ивановна. Я только что пришёл.
- Ну почему же Валентина Ивановна? – улыбнулся Алексей. – Валечка! – И, глядя на своих смущённых друзей, добавил. - Нас ждёт микроавтобус. Едем ко мне на вечеринку.
- В общем, Алексей, повод для пирушки есть, - согласилась она. - Я только что из жюри. Твоё место пока между первым и вторым.
- А Лариса Черникова? – поинтересовался Алексей.
- Так она тоже кандидат в призёры.

На вечеринке у Алексея двое гостей были Аркадию незнакомы – профессор Покровский, зам. председателя худсовета, лет сорока пяти, и Марина из секретариата Русского музея, миловидная двадцатипятилетняя блондинка в модном джинсовом костюме. Они всё время держались вместе. Покровскому почтительно предоставили право первого тоста.
- На выставке я сопровождал третьего секретаря горкома, - начал он. - Я сказал ему, что пришло время воздействовать на массы через их природные инстинкты, как это делает Алексеев в своей картине. Пусть молодёжь приобщается к ценностям социализма, созерцая прекрасные женские лица. За твоё будущее, Алексей!
Сервировка стола включала коньяк, шоколадные конфеты и докторскую колбасу из Елисеевского магазина. Алексею такой набор был не по карману. Но он делал карьеру и знал, что для этого нужно.
Кутасов, сидевший рядом с Валентиной Ивановной, активно за ней ухаживал. Она много пила, смеялась, танцевала, и не только с ним. А на Аркадия в течение вечера даже не взглянула. Но и Аркадий не был обделён вниманием. Наталья Петровна и Зина его опекали, подливали коньяк, подкладывали закуски. Зина даже пригласила на танго. По окончании танца он с Алексеем вышел на лестничную площадку покурить.
- Ты уже ездил на фотовыставку? – поинтересовался Алексей.
- Нет.
-  А я побывал в Таврическом дворце в первый же день.
- Там есть на что посмотреть?
- Ещё бы. Один только фотохудожник Резник чего стоит. О его снимке обнажённого женского тела сейчас говорит весь Ленинград.
- Надо будет съездить, - безучастно отреагировал Аркадий, но, поскольку собеседник не сводил с него пристального взгляда, он спросил: - Ты хочешь мне что-то сказать?
- Да. В фотоработе Резника я не мог не узнать Валентину. Она же позировала мне. Помню каждую чёрточку её лица.
- Это, Алексей, случайное сходство. Но если ты начнёшь всем рассказывать о своём предположении, для неё это будет ударом.
- От меня никто ничего не услышит, - заверил художник после короткой паузы. – Можешь на меня положиться.

Следующий день был выходной, и они решили, наконец, поехать на фотовыставку. Валентина Ивановна надела свитер со стоячим воротником, прикрывавшим подбородок, и шляпку, надвинутую на лоб. Плюс большие, тёмные очки.
У фотографий «Белая ночь» и «Адам и Ева» толпилась публика. Убедившись, что на них никто не смотрит, Валентина Ивановна почувствовала себя свободней.
- Ну как, Аркадий, тебе «Белая ночь»?
- Прекрасно! Теперь я вижу в ней то, чего раньше не замечал.
- А конкретнее?
- Мне кажется, Валечка, оконная рама, попавшая в кадр, создаёт у зрителя иллюзию подглядывания за интимной сценкой.
- Правда?! Похоже.
- А вдохновенное выражение твоего лица и экспрессивная поза, - продолжал он, - вызывают ощущение устремлённости к духовному совершенству, извечно присущей человеческой природе.
Кто-то сзади активно пробивался в первые ряды зрителей. Аркадий недовольно оглянулся и увлёк свою спутницу в сторону. Мужчина и женщина, находившиеся за ними, продвинулись в первый ряд, и Валентина Ивановна сразу узнала их. Перед ними были Семён Сергеевич и Ольга, их недавние соседи по дому отдыха.
- Это и есть та работа, о которой все говорят? – осведомился он.
- Она самая. А тебе, Сеня, она никого не напоминает?
- Кого она может напоминать?
- Нашу соседку по дому отдыха. Ты помнишь, как её звали?
- Валентина, что ли?
- Да. Думаю, это она.
- В лице какое-то сходство есть, - признал Семён Сергеевич.
- Да я, Сеня, вовсе и не по лицу сужу. Говорю тебе, она это.
- Не по лицу? – удивился он.
- Помнишь, мы с ней ходили в баню? Я видела её без одежды.
- Ну и что? С чего это ты её так запомнила?
- Её нельзя не запомнить. Больно хороша. Вот как на картине.
- Подожди, Оля, а на соседней фотографии тоже она?
Они направились к картине «Адам и Ева». Аркадий с Валентиной Ивановной постарались встать за ними. Некоторое время Ольга всматривалась в очертания женской фигуры, показанной со спины.
- Никаких сомнений, Сеня. Те же плечи, бёдра, талия.
Валентина Ивановна поспешила отойти в сторону.
- Какой кошмар, Аркадий! Зачем только я разрешила Матвею Ароновичу выставлять «Белую ночь»?
- Но что тебе угрожает?
- А ты не понимаешь?
- Нет. Это же образ возвышенной женской красоты, а не какая-нибудь порнография.
Они спешно покинули фотовыставку. К вечеру она успокоилась.
- Я уже не жалею, что разрешила экспонировать фотографии, - призналась она.
- А я испугался, что ты теперь от любой съёмки откажешься.
- Нет, Аркадий. Всё-таки это настоящее искусство.

 
ГЛАВА 12. ПЕРВЫЕ УСПЕХИ

                Судьба совсем не потакает гениям,
                Её не вдохновляют их страдания,
                Она им,  в общем, платит за творения,
                Но не сполна, и не без опоздания.

В среду Валентина Ивановна и Аркадий встретились у Эрмитажа по окончании рабочего дня. Никаких особых планов на этот вечер у них не было. Они вышли на Невский проспект и повернули в сторону Московского вокзала.
- Наверно, уже известны результаты выставки картин в Русском Музее? - предположил Аркадий.
- Известны. О ком ты хочешь узнать? Об Алексее?
- Конечно.
- Ему дали второе место. Всё-таки это не реализм. Советский художник должен писать простые лица и мозолистые руки рабочих и крестьян. Но и второе место многое даёт. А кто ещё тебя интересует?
Он хотел спросить о Ларисе, но не решился.
- Про Ларису знаешь? Ей присудили третье место в номинации «Графика».
- По заслугам?
- Нет. Она претендовала на золото. Но уж очень молода. И никаких покровителей. Хотя для неё и третье место - огромный успех.
Начиная с этого момента, Лариса не выходила у него из головы. На выставке он обещал ей встречу в конце дня, но обещание не сдержал. Так нельзя. Нужно хотя бы поздравить её. В пятницу он ей позвонил.
- Привет, Лариса!
- Аркадий? Очень рада тебя слышать.
- Поздравляю с успехом. Я знаю, ты призёр выставки. Я думал, мы увидимся на вечеринке у Алексея. Но тебя там не было.
- Я устраиваю свою вечеринку и приглашаю тебя. Придёшь?
- А когда это будет?
- Сегодня в восемь часов.
- Конечно. Мне очень хочется тебя поздравить.
Это решение Аркадий принял в последнюю минуту. Он ещё раз, всего один раз, зайдёт к ней. Нужно будет купить конфеты.
Лариса открыла ему сразу, как будто стояла у двери в ожидании звонка. Она приняла конфеты и поцеловала его в щеку.
- Раздевайся и проходи.
Он снял плащ, переобулся в тапочки и вошёл в гостиную. На столе, покрытом белой скатертью, стояла бутылка шампанского, два бокала и два столовых прибора. Лариса принесла несколько холодных закусок и пригласила Аркадия к столу.
- Мне кажется, лучше подождать гостей, - предложил он.
- Аркадий, я никогда не любила шумных застолий.
- Ты хочешь сказать….
- Да. Сегодня у меня один единственный гость. Ты разочарован?
- Нет, но есть же у тебя друзья, чтобы отметить свой успех?
- Зина говорит, я должна пригласить всех, кто поможет мне стать известной художницей. Вот я и пригласила главного.
- Спасибо, я тронут, но….
- Аркадий, давай выпьем. Открой, пожалуйста, шампанское.
Он откупорил бутылку, наполнил бокалы.
- Ты хочешь меня поздравить?
- Конечно, Ларочка. Я очень рад за тебя. Валентина сказала, третье место для молодой художницы - огромный успех.
Они опустошили бокалы.
- Аркадий, попробуй салат. И холодец. Я всё делала сама.
- Ты молодец, Лариса.
- А тебе известно, что мне на выставке дали ещё и приз за новаторство в изобразительном искусстве. На членов жюри произвели впечатление лица на поверхности озера и облаков.
- За это тоже нужно выпить.
Они пили вино и увлечённо беседовали. Бутылка шампанского постепенно пустела и тем сильнее кружилась голова.
- Аркадий, приз за новаторство, по существу, твой. Двести рублей. Моя совесть успокоится, если ты их заберёшь.
- Нет, Лар, давай исключим эту тему. Где появляются деньги, уже никакой дружбы быть не может.
- Как же тебя отблагодарить? Хочешь, я нарисую твой портрет?
- Ты это серьёзно?
- Вполне.
- Я подумаю, Ларочка. А какие у тебя творческие планы?
- Ищу тему для новой картины. Может, сходим в турпоход? Ты со мной и Игорь с Катей. В лесные дебри. И чтобы было озеро.
- Колдовское озеро?
- Точно. Дебри и озеро - лучшие места для колдовской нечисти.
Аркадий взглянул на часы и нехотя поднялся.
- Извини, Лариса, уже одиннадцатый час.
- Ты в такой вечер хочешь оставить меня одну?! Кстати, сейчас по телевидению очень смешной фильм.

Утром после чая она проводила его на лестничную площадку.
- Аркадий, пятничный вечер у тебя свободен?
- Чаще всего, да. А что?
- Можем в следующую пятницу начать твой портрет.
- Спасибо, - он всё же оставлял за собой право не прийти.

Через десять дней после открытия фотовыставки Матвей Аронович возвратил «Белую ночь» и «Адама и Еву». Был воскресный день. Валентина Ивановна купила бутылку сухого грузинского вина и приготовила несколько холодных закусок. Он пришёл в двенадцать.
- Вот сейчас Матвей Аронович нам всё и расскажет, - предположила она, когда они удобно расположились за столом.
- Но вы же сами видели, сколько зрителей было у наших работ?
- Конечно, - подтвердил Аркадий. – Нам положено первое место.
- Если б я был не Резник, а Иванов, - засмеялся фотограф, - а на моей фотографии был Хрущёв, нам бы дали первое место. А за одно только внимание публики нас удостоили третьего.
- А кто занял первые места? – полюбопытствовал Аркадий.
- Первое место дали снимку «На трудовой вахте». Сталевары Ижорского завода у мартеновской печи. А второе - «Самый дорогой праздник». Рабочие Кировского завода в праздничной колонне в день Октябрьской революции. Качество фотографий на высшем уровне.
- Вы огорчены? – посочувствовала Валентина Ивановна.
- Нет. По-моему, результат неплохой. Мне дали сто пятьдесят рублей и предложили стать фотокором журнала «Звезда».
Валентина Ивановна по праву хозяйки наполнила вином бокалы и произнесла тост за первое публичное признание их совместного творчества. Гости с энтузиазмом поддержали её.
- А какие у вас ближайшие планы? – поинтересовался Аркадий.
- Я уже говорил, следующая выставка в Вильнюсе к Новому году. Мы можем выставить «Белую ночь» и всю Осеннюю серию.
- Я, Матвей Аронович, спрашиваю о планах новых фоторабот.
- Замечательный вопрос, Аркадий. Давайте вместе подумаем. Может, опять организуете вылазку на природу? Смотрите, сколько новых фоторабот дал нам ваш турпоход на Ладожское озеро!
Наступила непродолжительная пауза. Гости занялись холодными закусками.
- Когда я была студенткой, - вспомнила Валентина Ивановна, - мы как-то отмечали Новый год в Охотничьем замке Павла Первого, под Гатчиной. Замок очень красивый, а вокруг вековые леса.
- Мы отметим там Новый год, - загорелся Аркадий, – и сделаем фотоработу «Снежная королева»! Матвей Аронович, вы  поедете?
- С огромным удовольствием. Мы с вами способны создавать шедевры. Только придумайте увлекательный фотосюжет.
- Но вы же собираетесь на новогоднюю выставку в Вильнюс, - нахмурилась Валентина Ивановна.
- Одно другому не мешает. Я отвезу туда свои работы и к Новому году вернусь в ваше распоряжение.
- Прекрасно! – обрадовался Аркадий. – В ближайшее время я съезжу в замок и постараюсь всё разузнать.
- Тогда возьмите призовые деньги за последнюю фотовыставку, - предложил фотограф. - Забронируйте в замке спальные места. И придётся тратиться на продукты, на дорогу, на зимнее снаряжение.
Валентина Ивановна смотрела на него с удивлением.
- Матвей Аронович, - её лицо приняло строгий вид, - я полагаю, призовые деньги всецело ваши.
- Нет, мы создавали фотоработы втроём. Используйте их для организации съёмок в Охотничьем замке, - фотограф положил на стол конверт. – А что останется, разделим на троих.
Его собеседники переглянулись.
- Наверно, вы правы, - согласился Аркадий, - с деньгами надёжнее. Потом я составлю подробный отчёт об их расходовании.
- Отчёта нам только нехватало, - усмехнулся Матвей Аронович.

На пятницу Лариса пригласила Аркадия позировать для портрета. Их роман продолжал развиваться, хотя расставаться с Валентиной Ивановной он совсем не хочет. Но каждый визит к Ларисе, продиктованный самыми невинными побуждениями, заканчивался постелью. Проще всего было бы не пойти к ней. Но это была кажущаяся простота. Чтобы как-то отвлечься от нелёгких мыслей, он зашёл к Игорю.
- Привет, Аркадий, - обрадовался товарищ, - ты сутками отсутствуешь. Даже поговорить о походе на Ладожское озеро до сих пор не пришлось.
- А чего тут говорить? Поход был на все сто. Есть даже пожелание сходить ещё разок.
- Это пожелание Валентины?
- Нет, Игорёк. Это предложение Ларисы. Помнишь её?
- Помню. А с Валентиной ты уже не дружишь?
- Дружу. Но новый поход - это инициатива Ларисы. Она мечтает отправиться в нехоженую лесную глушь к сказочному озеру.
- В каком составе?
- Она со мной и ты с Катей.
- Ну вот, Аркаш, теперь ясно. Зря морочить девчонке голову нехорошо. Но знаешь, что говорят мужики? Если баба хочет, отказывать не моги. Пусть даже не больно любишь.
- Игорёк, я так понял, ты меня особо не осуждаешь?
- Ещё бы я осуждал.
- Так что насчёт похода?
- Есть один маршрут. Прошлогодние пятикурсники оставили мне
дорожную схему с пометками. Нехоженая глушь и сказочное озеро. 
- Где это?
- На Карельском перешейке. В тридцать девятом году финны ушли, русские заселили побережье, а внутри леса и озёра.
- А как туда добираться?
- От Сосново на запад по лесным просекам километров тридцать, а дальше семь километров без дорог по компасу. Лесная глушь, бурелом, больше четырёх километров в час не сделаешь.
- Ты сказал, там озеро?
- Да. Метров сто семьдесят в длину и сто в ширину. Говорят, рыбное. Но конец ноября, ночные заморозки. Придётся брать спальные мешки. И продукты. Там же никаких магазинов.
- А на сколько дней?
- С пятницы до понедельника. Два дня в дороге и два там. Только, вчетвером – это маловато. Ещё хотя бы одну пару. Может, пригласить Иру Журкину? И Ромку. Он и до рыбалки охоч.
- Нет, Игорёк. Они знакомые Валентины. Не простит мне она, если узнает.
- Давай других поищем.

Аркадий шёл к Ларисе, и в его голове многократно повторялись слова Игоря: «Если баба хочет, отказывать не моги. Пусть даже не больно любишь». В них была какая-то сермяжная, вековая мудрость. Только вторая фраза казалась сомнительной. Что же тогда влечёт его к ней, если не любовь?
Лариса не скрывала своей радости. Замкнула вокруг его шеи руки и дважды поцеловала в щеку. Похоже, у неё не было уверенности, что он придёт. Она сразу же предложила ему поужинать. Они сидели за маленьким кухонным столом, и Аркадий поймал себя на мысли, что начинает чувствовать себя здесь, как дома.
- Ларис, помнишь разговор о Колдовском озере? Я нашёл его.
- Кого, его?
- Озеро.
- Иллюстрации к детской книжке?
- Нет, Ларочка. Озеро находится километрах в сорока от Сосново. Мы с Игорем собираемся сходить туда. Пойдёшь с нами?
- Аркаш, ты потрясающий парень! Я тебя очень люблю!
- В смысле, люблю, но врать не позволю? Я серьёзно говорю.
- А мне всё ещё не верится. Когда же нужно выходить?
- В следующую пятницу. Дня на четыре. У тебя спальник есть?
- Нет. Никогда не ходила в такие холода.
- Игорь достанет. Но он сказал, надо ещё хотя бы двух человек.
- А если Ромку и Иру Журкину? Кстати, Ира хочет показать нам свою скульптуру из корней. К ней и Алексей с Зиной придут. В воскресенье в семь вечера. Передай Игорю её приглашение.
- Передам, - пообещал Аркадий. - Только Ромка и Ира для нового похода не годятся.
- Почему?
- Поход негласный, - он отвёл глаза. - Иначе я не пойду. Видишь,
я непотрясающий парень. И к Ире я приду не один, а с Валентиной.
Он даже испытал облегчение, объяснив ей положение вещей. Теперь она заплачет, или обругает его. И поделом. Вот их отношения и закончатся. Но ничего подобного не произошло.
- Да, - согласилась она, - ты непотрясающий парень. Но у Ромки роман с замужней женщиной, и им тоже гласность ни к чему.
Этой темы больше не касались. После ужина Лариса усадила его на стул на фоне настенного ковра и начала писать портрет. Это продолжалось около часа.
- Всё, Аркадий, первый сеанс закончен.
- Спасибо!
Он встал и направился в прихожую, где висела его верхняя одежда. Лариса поторопилась за ним.
- Не уходи, - она взяла его за руку, и он сразу же уступил.
Утром, прощаясь, Аркадий чувствовал себя виноватым. Эта безропотная любовь, готовая на всё и ничего не требующая взамен, трогала. Он привлёк её к себе и поцеловал. За этим поцелуем стояло искреннее чувство. И она ответила удивлённым взглядом.
Днём на занятиях он подошёл к Игорю.
- Привет. Вас с Катей приглашают на вечеринку к Ире Журкиной. Там, наверно, мы и найдём недостающую пару для похода к озеру.
- Ты хочешь сказать, решение окончательное? К озеру идём?
- Конечно, Игорь. Можешь даже на завтра составить список продуктов, необходимых для похода.

В воскресенье Аркадий и Валентина Ивановна посетили выставку отечественного фарфора. Потом зашли в кафе на Невском.
- Нас сегодня пригласили к Ире Журкиной, - вспомнила она. - Но у меня что-то нет особого желания.
- Нет, Валечка, давай сходим. Там будут наши туристы, придёт талантливая молодёжь.
- Какая молодёжь?   
- Я имею в виду Алексея и Ларису, призёров выставки.
- Эти двое, Аркадий, для меня загадка. Откуда такой талант? Пусть, Ларису я мало знаю. Но Алексей? Был квалифицированный ремесленник, не более. И вдруг на тебе.
- А в том, что их работы талантливые, ты не ошибаешься?
- Нет. Распознаю за версту. У меня шестое чувство.
- Значит, Валечка, идём к Ире?
- Уговорил. Только Ромка сказал, нужно что-нибудь купить. Я, пожалуй, возьму в кондитерской пирожки с творогом, штук двадцать.
- А я принесу пол-литра водки, - решил Аркадий.

Ира жила в отдельной двухкомнатной квартире в самом конце Лиговского проспекта. Её родители уехали в дом отдыха, и она воспользовалась этим, чтобы показать друзьям свою скульптуру. У неё собрались все участники недавнего похода, за исключением Хорькова. А, кроме того, пришли Алексей с Зиной и ещё двое. Вскоре Аркадий познакомился с ними. Дима Скуматов, молодой инженер, работал с Ирой в одном бюро. А Маша Егорова, крупная, двадцатипятилетняя блондинка, была художником-оформителем в книжном издательстве.
Валентина Ивановна сразу же попала под опеку Иры и Алексея. Они медленно двигались вдоль стены гостиной, где Дима установил временный стеллаж для размещения экспонатов. Ира рассказывала гостье об особенностях материала и методах его обработки и почтительно умолкала в ожидании авторитетного замечания. Лариса и Катя занялись сервировкой стола, а Аркадий с Ромкой расположились на диване.
- Ром, как ты отнесёшься к идее нового турпохода?
- В общем, положительно. А когда?
- В конце ноября. Погода, правда, не сахар.
- В прошлом году, Аркадий, мы ходили на Волхов в декабре. В этом есть своя прелесть. А куда вы собрались?    
- На Карельский перешеек. Лесная глушь и озеро.
- О! – обрадовался Ромка, - с вами захотят пойти многие.
- Нет. Мы не афишируем это мероприятие.
- Почему?
- Понимаешь, Ром, Игорь с Катей будут вместе в одной палатке.
Во второй я на таких же условиях. А в третьей - ты с кем-то.
- Я могу пригласить Машу? – оживился Ромка.
- Конечно. О её участии в походе никто не узнает. Это важно?
- Думаю, да. Маша замужем. Сейчас они с мужем в ссоре, но не исключено, что помирятся. А ты идешь с Валентиной?
- Нет, Рома. И я совсем не заинтересован, чтобы она узнала.
- Хорошо, что предупредил. Сейчас переговорю с Машей.
А хозяйка уже приглашала гостей к столу. На нём стояли три бутылки водки. На обширном блюде высились пирожки с творогом. Ира приготовила салат оливье и сварила картошку. Лариса купила колбасу, которую нарезали и подали в двух блюдцах. А Маша принесла целую кастрюлю холодца.
- Друзья, - обратилась Ира к гостям, - прошу эту встречу считать
продолжением похода. Передаю власть в надёжные руки старосты.
- А я предлагаю, - продолжил Игорь, - считать, что мы сейчас на привале. И прошу туристку Валентину поделиться впечатлениями от ириной скульптуры.
Валентина Ивановна сидела между Алексеем и Димой. Последний не сводил с неё глаз и с энтузиазмом за ней ухаживал. Алексей наблюдал за ним со скептической улыбкой. В своё время он уже прошёл через это испытание. Валентина Ивановна встала.
- То, что нам показала Ира, - начала она хорошо поставленным голосом, - относительно новый вид творчества. Я бы сказала, это попытка заманить в мастерскую скульптора саму природу. И у этой природы, в изображении Иры, озорное и доброе лицо. Оно смотрит на нас глазами фольклорных персонажей - лешего, кикиморы, кощея бессмертного, русалки. Ирочке нужно ещё много работать. Но уже сейчас её произведения вызвали бы немалый интерес публики, если бы оказались на выставке. А такие выставки обязательно появятся в недалёком будущем. Давайте выпьем за творческий порыв и будущие успехи нашей чудесной хозяйки!
Она подняла рюмку, и к ней потянулся целый лес рук. Потом последовали другие тосты. Но Валентина Ивановна оставалась в центре внимания, была непосредственной и общительной. От её опасения оказаться инородным элементом молодёжной тусовки не осталось и следа. Потом Ира включила проигрыватель. Начались танцы. Дима сразу же пригласил свою соседку. Он, уже захмелевший, что-то говорил ей, а она в ответ смеялась.
Всё это время Аркадий не упускал из виду Ларису. А когда их взгляды встречались, оба старались, чтобы окружающие ничего не заметили. К нему подошёл Ромка.
- Аркадий, Маша в восторге от предстоящего похода.
- Прекрасно! Скажи об этом Игорю. Он даст вам список необходимых для похода продуктов.
Ромка направился к Игорю, и Аркадий осмотрелся. Валентина Ивановна упивалась мужским вниманием. А Лариса стояла спиной к
публике, разглядывая лешего из коллекции Иры. Он подошёл к ней.
- Лариса, всё решено. С нами Ромка и Маша.
- И теперь для похода уже нет никаких препятствий?
- Конечно. А ты, Ларочка,  никак не связываешь эту выставку со своим воображаемым Колдовским озером?
- Пока нет.
- Но это та же самая нечисть, которая обитает на берегу Колдовского озера. На закате осеннего дня голые деревья протягивают к воде свои крючковатые корни…
- и в них, - подхватила она, - проступают лики леших и кикимор…
- которые ждут ночи, - продолжил он, - чтобы устроить шабаш.
- Тот самый художественный приём?! – оживилась она. - Образы проступают в лике природы. Теперь я уже не усну. Аркадий, ты всё же потрясающий парень. Несмотря ни на что.
- А ты… ты потрясающая девушка. 
- Я?! Пожалуйста, не забудь эти слова, когда придём на озеро.
К ним приблизился Игорь с листком бумаги в руках.
- Здесь, Лариса, всё, что нужно взять с собой. Палатка есть?
- Есть. Спальника у меня нет.
- Спальник за мной. Встретимся на Финляндском вокзале в пятницу. Поезд Ленинград - Приозёрск, в семь тридцать, второй вагон.


ГЛАВА 13. НА СЕВЕРНОМ ПЛЕНЭРЕ

                Нам осень отворяет двери
                Во храм на северном пленэре,
                Где, опьяняемая чувством,
                Любовь венчается с Искусством.
               
В пятницу с утра моросил дождь. Участники похода, сутулясь, вскакивали во второй вагон. Поезд тронулся и в девять прибыл на станцию Сосново. Товарищи с мрачными лицами вышли на перрон. В свинцовом небе не было даже намёка на просвет.
- Погоды ждать не приходится, - заключил Игорь. - Идём на запад по лесным просекам. Километров тридцать. До пяти часов должны выйти к двум большим гранитным валунам у ручья.
- А если до пяти не выйдем? – предположил Аркадий.
- Обязаны. Далее семь километров без дороги по девственному лесу. Нужна хоть какая-то видимость, чтоб найти озеро.
Все поняли и прониклись. Игорь пошёл первым, задавая темп движения. Делали пятнадцатиминутные привалы через каждые два часа ходьбы. Ко второму привалу Лариса выбилась из сил, и Аркадий начал перекладывать содержимое её рюкзака в свой. Часть её груза вызвались забрать Игорь, Ромка, а также Маша, которая прекрасно переносила трудности перехода. К двум гранитным валунам у ручья вышли на двадцать минут раньше заданного срока. Дождь утих, и у закатного горизонта в облаках наметилось просветление.
- Бог нас пожалел, - заметила по этому поводу Катя.
А дальше шли без дороги. То и дело попадались поваленные вековые деревья и залитые водой низины, которые приходилось обходить. Но главная проблема состояла в том, что лес не позволял ориентироваться по компасу на отдалённые вехи. В результате возрастала ошибка в выборе направления движения.
В половине седьмого они подошли к оврагу, пересекающему маршрут под острым углом. В нём темнела вода. Игорь остановился.
- Озеро должно быть где-то здесь, - предположил он. – Мы вполне могли промахнуться.
- Что ты предлагаешь? – забеспокоился Ромка.
- Пока не знаю. Но дальше идти опасно.
Неуверенность Игоря производила гнетущее впечатление. Он всегда выглядел таким знающим и решительным. Надвигающаяся ночь не сулила ничего хорошего.
- Есть одна мысль, - подал голос Аркадий.
Он освободился от ноши и спустился в овраг. Все ждали в напряжённом молчании. Вскоре он вернулся и стал надевать рюкзак.
- Ты что-то выяснил? - не выдержал Ромка.
- Озеро там, - Аркадий показал на северо-восток. – Вода в овраге течёт в ту сторону.
- Вроде того, - сразу же воспрянул Игорь. – Пошли!
Группа послушной цепочкой двинулась за ним вдоль оврага. Лариса шла рядом с Аркадием.
- Аркаш, я ничего не поняла, - призналась она. - Куда мы идём?
- Всё очень просто, Ларочка. Озеро должно быть самым низким местом в окрестностях. Все воды текут к нему.
- Это так просто?! – удивилась она не без иронии в голосе.
Они медленно двигались по краю оврага. Местность была неровная, и быстро сгущались сумерки. Так прошло минут двадцать – время вполне достаточное для  появления сомнений в правильности маршрута. И вдруг лес расступился.
- Это южная оконечность озера! – Игорь смотрел вниз, где тускло блестела водная гладь. – Мы прошли метров триста южнее.
- Игорёк, какой же ты молодец! – на нём повисла Катя, и в следующее мгновение к ней присоединились Лариса и Маша, обнимая его и издавая радостные восклицания.
- Тише, девчонки, - смутился Игорь, - тайга шума не любит.
- Разве это тайга? – удивилась Маша.
- Почти. Законы те же.
- Какие законы?
- Суровые. И первый – не обнаруживай себя без надобности.
А Лариса в их разговоре уже не участвовала. Она хмурилась, вглядываясь в молчаливого Аркадия, стоявшего в стороне.
- Устроим пятиминутный привал и подумаем, - решил Игорь.
Никто не возражал. Несмотря на усталость, царило хорошее настроение. Озеро найдено, и нет необходимости безнадёжно блуждать в мокром, ночном лесу. Можно будет отдохнуть, утолить голод, погреться у костра. Они присели на ствол поваленного дерева.   
- Почему бы нам тут не поставить палатки? - предложил Ромка. 
- Что-то не лежит душа, - признался Игорь.
- Почему? – удивилась Маша.
- Здесь нас легко обнаружат любые ходоки из Сосново.
- Ну и что?
- Ходоки-то могут быть самые разные, вплоть до уголовников.
- Ты считаешь, именно из Сосново? – поинтересовался Аркадий.
- А откуда ещё? Это ближайший населённый пункт. И озеро кое-кому знакомо, раз оно рыбное.
- Да какие там ходоки, – усомнился Ромка.
- Может и никаких, - согласился Игорь, - да только с нами можно делать всё, что угодно. Всё наше оружие – мой туристский топорик да твой охотничий нож. А у нас женщины. 
- Я сейчас проверю ручей, - Аркадий встал.
- Давай, - поддержал его Игорь. – На моей схеме у южного края озера нет никаких ручьев. Может это временный дождевой поток?
Аркадий скрылся в овраге. Его не было минут двадцать. Ночь постепенно вступала в свои права, и Игорь с беспокойством поглядывал на часы. А Лариса ждала стоя, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Фигура Аркадия показалась с той стороны, откуда они сюда пришли. Лариса пошла ему навстречу.
- Аркадий, я должна была пойти с тобой вместе.
- Всё в порядке, Ларочка. Только ноги промочил.
Они вместе подошли к группе.
- Что-нибудь прояснилось? – напрягся Игорь.
- Конечно. Здесь, в устье ручья, ширина метров двадцать и глубоко. А метров шестьдесят выше – брод с каменистым дном.
- Не зря ты, Аркадий, стажировался во взводе разведки, - засмеялся Игорь, надевая рюкзак. – Пошли.
Они поднялись вверх по ручью и спустились к броду.
- Я перенесу всех, - решил Аркадий. – Ноги всё равно мокрые.
- Почему только ты? - возмутилась Лариса. - Это несправедливо!
- Несправедливо, - признал староста, - но, с практической точки зрения, решение самое правильное.
Аркадий закачал выше колен штанины и, не снимая кед, перенёс на спине Игоря, который сразу же пошёл искать место для лагеря. Таким же образом он переправил девушек, рюкзаки и, последним, Ромку. Они выбрались на высокий берег, и Аркадий достал запасные носки и ботинки. А Ромка вытащил из рюкзака бутылку водки и дал ему отпить грамм сто в целях профилактики против простуды.
 
Для лагеря Игорь выбрал каменистую поляну, расположенную примерно в семидесяти метрах от озера и в сорока метрах от ручья. Ограда из маститых, старых елей надёжно скрывала её от посторонних глаз. Ромка сразу же занялся костром. Он был необходим и для просушки мокрой одежды, и для освещения работ по установке палаток, и для приготовления пищи. Вокруг было много сырого валежника, который не хотел гореть. Поэтому Ромка начал с того, что нарезал бересты, которую достаточно было протереть от влаги, чтобы она стала воспламеняемой.
В начале одиннадцатого они уже сидели у горящего костра. Общими усилиями удалось подтащить две обломанных бурей верхушки деревьев. После обработки топориком они превратились в некое подобие стола и скамьи. Над пламенем висели котелки с ужином, а вблизи на длинной перекладине сушились штормовки, кеды и носки. Поодаль, на краю поляны, жались к елям три палатки.
- В перечне продуктов я не указывал водку, - отметил староста. – Но, может, кто-то взял по собственной инициативе?
- Пусть поднимут руки, - засмеялся Ромка и поднял свою, а вслед за ним то же самое сделали все остальные, включая Игоря.
- Ну, раз так, - подытожил староста, – на водке можно не экономить. Но зато завтра не будет ни насморков, ни ангин.
Он разлил первую бутылку по шести кружкам и поздравил всех с успешным завершением трудного перехода. После первого тоста почти не разговаривали. Набросились на варёную картошку с колбасой. Затем Игорь открыл вторую бутылку. Но на этот раз он опорожнил её только наполовину.
- Товарищи, - Ромка встал, - Маша первый раз участвует в турпоходе. Сегодня у неё праздник посвящения в туристки.
Это сообщение вызвало оживление. Но они были слишком измотаны, чтобы устраивать церемонию посвящения. Да и погода была неподходящая. Маше предоставили слово.
- А я думала, - она, краснощёкая, просто сияла здоровьем, - турпоход - это что-то вроде пикника на даче. Но мне всё равно понравилось. С такими ребятами я пошла бы в разведку.
За Машу выпили, и Игорь разлил водку в третий раз. Но Аркадий категорически отказался, объяснив, что свою порцию он уже принял после переправы через ручей.
В половине двенадцатого староста объявил отбой. Можно было расходиться по палаткам. Аркадий предполагал встать в шесть часов и задержался, чтобы взять у Игоря бинокль на утро. Когда он пришёл в свою палатку, Лариса в одежде лежала поверх спальника.
- Лар, ты спишь?
- Нет, - она встала. – Не умею пользоваться спальным мешком.
- Сейчас, Ларочка, - он раскрыл молнию спальника. – Раздевайся. В спальнике тепло. Тем более, сейчас же не морозы.
- Аркаш, я совсем опьянела, - она продолжала стоять рядом.
Он помог ей снять верхнюю одежду.
- Теперь полезай в норку.
Она неохотно залезла в спальный мешок.
- Аркаш, здесь скучно, - пожаловалась она уже из спальника.
- Если хочешь, один спальник постелем, а вторым укроемся.
Эта идея Ларисе понравилась, и она стала помогать ему.
- Аркаш, я поняла, как писать твой портрет, - не умолкала она, уже устроившись в новой постели. - Знаешь, как нас учили? Портретист должен  разобраться, какой у человека характер.
- И ты разобралась?
- Угу. Сегодня ты один догадался, где озеро. А все бросились выражать свои восторги Игорю, как будто это он нашёл дорогу.
- Думаешь, в этом виноват мой характер?
- Видимо. Или судьба. У тебя и с холстами Алексея то же самое.
- Но, Лариса, характер и судьба – это же что-то, неизменное?
- А я думаю, мы можем их изменить. Ты только представь, что моей картине на выставке дают первое место.
- Уверен, Ларочка, так и будет.
- Я не об этом, Аркадий. Я о том, что в правом нижнем углу этого холста будет написано: «Аркадий Высоцкий и Лариса Черникова». Или ещё лучше: «Аркадий и Лариса Высоцкие».
- Тебе нравится моя фамилия?
- Очень. Лариса Александровна Высоцкая! Слышишь, как звучит! 
- Конечно. Звучит.
- Но главное, что я становлюсь твоей кистью, а ты моим мозгом. И судьба, вынужденная уступить, стелет перед нами красную, ковровую дорожку. Мне хочется написать такую картину. 
-  А как бы ты её назвала?
- «Счастье».
- Впечатляет. Но, Лариса Александровна, несмотря ни на что, нужно хоть немножко поспать.
- А сердце моё совсем не хочет спать.
- Сейчас, Ларочка, мы им займёмся. Но после этого сразу спать.
- Ладно. Только утром обязательно разбуди. Я должна работать.

В шесть утра земля была покрыта белым инеем. Ещё было темно. Аркадий достал из рюкзака туалетные принадлежности и, прихватив два пустых котелка, пошёл к ручью умываться. Вернувшись, он повесил над кострищем котелки с водой. С вечера Игорь присыпал горящие угли тонким слоем земли, и под ним жар частично сохранился. Поэтому особых трудностей с разжиганием костра не было. Аркадий собрал две охапки валежника и принёс ещё один котелок воды. Больше свободной тары не было. В семь часов он начал тормошить за плечо Ларису.
- Ларочка, пора вставать.
Она повернулась на другой бок и натянула на голову спальник.
- Лариса Александровна, солнце вот-вот появится над озером.
- Ну, Аркадий, – бормотала она, - ещё хоть полчасика.
- Нельзя. Колдовское озеро просыпается только раз в сутки.
Она, наконец, легла на спину и стала кулаками тереть глаза.
- Ларис, у тебя есть минут двадцать, чтобы умыться, попить чаю и добежать до озера.
Он вышел из палатки. Вскоре появилась и она, с полотенцем, мылом и зубной щёткой. Аркадий сопровождал её, держа в руках два котелка с кипятком и две походные кружки. Остановившись у ручья, Лариса покосилась на поставленные рядом котелки и кружки.
- Вся эта роскошь для меня?
- Конечно. Можешь устроить себе что-то вроде бани.
- Спасибо. Тогда оставь меня, но далеко не уходи.
Минут через двадцать, наскоро попив чаю с бутербродами, они поспешили к озеру. Лариса взяла с собой пластмассовый футляр с бумагой и рисовальными принадлежностями. Озеро лежало внизу во всей своей предрассветной красе, величественное и загадочное. От этого волшебного зрелища трудно было оторвать глаза.
-  Ларис, ты видишь!
- Да. Что-то очень значительное.
- А что именно? Откуда это впечатление грандиозности?
- Не знаю. А ты, Аркадий, понимаешь, в чём дело?
- Пока нет, одни только чувства. Но очень сильные.
Они находились у южной оконечности озера, а солнце всходило справа, позволяя наблюдать за движением теней на водной глади.
- Видишь, Ларочка, какие тени?
- Да, настоящее колдовство!
- Теперь ты понимаешь, как  это будет выглядеть на картине?
- Нет, но я полна предчувствий.
- Лариса, это же тени кикимор и леших. Солнце застало их врасплох. Они сейчас опомнятся и начнут уползать в лес.
- Действительно! Они самые. Господи, ну и рожи! Какие недовольные!  Да это те же самые уроды, которых мы видели у Иры!
- Наверно, они жили в этих корнях и придали им свою форму.
- Но, Аркадий, нам хорошо бы сместиться чуть вправо.
- Это можно. Побежали. Быстрее, пока тени ещё не исчезли.
Они рванули вправо и в густом ельнике у ручья остановились.
- Ну, как, Лариса?
- Здесь идеальная точка зрения. Мы видим их сверху и сбоку.
- А ты поняла, откуда исходят эти тени?
- Пока нет.
- Кажется, их отбрасывают крючковатые корни, которые выходят к воде. Понимаешь? Сами по себе корни ещё ни о чём не говорят. Но их тени уже полностью похожи на лесную нечисть.
- Точно. А я ошибочно считала, что эти лики проступают в самих корнях. Тени правдоподобней. Но тут есть один трудный момент.
- Какой?
- Аркадий, над темой «Колдовского озера» работали Васнецов и Архипов. Хотя у нас, вроде, есть отличие. Наша лесная нечисть в лучах восхода переживает последние минуты. Такого нет ни у кого.
- Значит, Лариса, ты воплощаешь жизнеутверждающие идеи социализма. Свет побеждает тьму, – засмеялся Аркадий.
- Точно. Что-то подобное Валентина говорила у картины Алексея «Мир прекрасен». А ты думаешь, здесь это тоже применимо?
- Конечно. Нарисуй солнце в форме кремлёвской звезды, а леших в виде пузатых буржуев в клетчатых штанах с подтяжками.
- Не буду. Но теперь картина передо мной, как на ладони. Мы раскопали целый клад образов, - она коснулась губами его щеки и закрыла глаза. – Я тебя люблю.
- Ларочка, подождём до вечера.
- Придется, - вздохнула она.
 - У тебя до завтрака часа полтора. Можешь рисовать. Здесь тебя не видно. Я вернусь в лагерь, а потом приду за тобой.
Прежде чем уйти, Аркадий достал бинокль и внимательно осмотрел озеро. Его внимание привлек низкий северный берег.
- Лар, посмотри в бинокль. Там, у самой воды, кое-что есть.
- Вижу, - подтвердила она. - Два плота из брёвен, кострище со стойками и перекладиной для котелков.
Он оставил Ларисе бинокль и вернулся в лагерь. Рассказал старосте о своих наблюдениях.
-  Я думаю, сегодня сюда придут ловить рыбу, - заключил Игорь.
- Почему сегодня?
- Потому что сухой, солнечный день. В ноябре это бывает не так
часто. Утром выйдут из Сосново и к трём-четырём будут здесь.
- Это, если пешком, - уточнил Аркадий.
- А как иначе?! Ты же видел, на просеках лесной подрост не даст даже на мотоцикле проехать.
- Как думаешь, Игорь, они нас обнаружат?
- Нет. Чтобы добраться до нас, нужно форсировать ручей с востока, или речушку с запада. А у них для этого не будет времени.
- Почему?
- А ты, прикинь. Придут в четыре, часа два на рыбалку. Потом поставят палатку, разведут костёр, поужинают и лягут спать, чтобы с утренней зарёй двинуться обратно.
За завтраком Игорь познакомил всех с возникшим положением.
- На всякий случай, примем меры, - решил он. - Приготовим сейчас и обед и ужин. А после двух часов костёр не разводить, из лагеря не отлучаться и сильно не шуметь.
- А что мне делать? - забеспокоилась после завтрака Лариса.
- Чего бы ты хотела?
- Абрис я сделала. Теперь хочу на восточном берегу зарисовать корневища. Я видела в бинокль, там есть интересные места.
Аркадий взглянул на часы. Была половина десятого
- Наверно, Ларочка, мы можем потратить на это часа полтора. А потом придётся вместе со всеми готовить обед и ужин.
Они спустились к ручью, и он, разувшись, перенёс её через брод. Дальше двигались у самой кромки воды, не поднимаясь на высокий берег. Поверхность озера то и дело нарушалась всплесками. В нём действительно было много рыбы. Вскоре они подошли к месту, где из крутого берега торчали корневища сосны, ещё сохраняющей вертикальное положение на краю осыпи.
- Мне кажется, Ларочка, это как раз то, что тебе нужно!
- Точно. Но как я буду рисовать? Здесь же не на что опереться.
- Предлагаю свою спину, - он засмеялся и присел на корточки.
Лариса развернула на его спине лист, подложила под него картон и минут двадцать рисовала с натуры. На склонах восточного берега она зарисовала несколько таких мест. До северной оконечности озера они не дошли, чтобы не оставлять следы на песке вблизи лагеря незнакомцев.
Они вернулись в лагерь в четверть двенадцатого и сразу же включились в работу под хмурыми взглядами товарищей, недовольных их долгим отсутствием. Аркадий носил воду из ручья и собирал валежник. Лариса чистила картошку и следила за супом, кипевшим над костром. После обеда они вызвались мыть посуду.
Обед закончился в половине второго. Ромка сгрёб образовавшийся жар и присыпал его землёй. Игорь предложил всем поспать после обеда. Но Ларису это не устраивало.
- Аркадий, мне нужно рисовать. Завтра уже может быть дождь.
- А что рисовать, тебе ясно?
- Но ты же сам сформировал концепцию. Теперь только работать и работать.
- Ты можешь продолжать на том месте, где начала до завтрака?
- Как раз там мне и нужно.
- Сейчас посоветуемся со старостой, - он переговорил с Игорем и вернулся. – Иди, только возьми бинокль. Я тебя провожу.
Лариса расположилась на высоком берегу озера в поросли ельника, а он вернулся в лагерь. Там никого не было видно. Очевидно, после обеда товарищи отдыхали. Аркадий забрался в свою палатку, развернул спальник и прилёг. Последнюю ночь он спал не более шести часов, да и то в обнимку с Ларисой. Назвать это сном можно было очень условно. Он уснул, а как только проснулся, с тревогой взглянул на часы. Была уже половина четвёртого. У кострища Ромка прилаживал леску к осиновому удилищу. Остальные, наверно, ещё спали. Аркадий поспешил к Ларисе. Она склонилась над ватманским листом. Если в её воображении образы будущей картины уже сформировались, она могла рисовать без перерыва весь день. Он помнил это по Ладожскому озеру.
- Как дела, Лариса?
- Периодически гляжу в бинокль. Никого нет.
- А рисунок? О, Лариса Александровна, прекрасно! Ну, не буду мешать. Дай-ка мне бинокль.
Он бегло осмотрел северный берег. Никаких изменений там не произошло. И вдруг ….
- Опаньки! Вот наши гости дорогие и пожаловали!
- Я вижу, Аркадий. Без подробностей, но вижу.
- Ларочка, бегом к старосте. И больше никому ни слова.
Вскоре появился Игорь.
- Ну что там?!
- Твой прогноз сбывается, - Аркадий не отрывался от бинокля. – Пришли в четыре, немного отдохнули и взялись за дело.
- Какое дело?
- Стаскивают плоты в воду.
- А сколько их!
- Трое. У одного ружьё. Мне кажется, это наши знакомые, - Аркадий протянул товарищу бинокль.
- Не хрена себе! – поразился Игорь. – Да это же пьяницы из ладожской деревни, Васька, Колян и Жеха. Вот, значит, за счёт чего они живут, не работая. И на водку хватает.
- Я тоже их узнал, - подтвердил Аркадий. – Смотри внимательно, у них должна быть рыбацкая сеть. Не удочкой же они ловят.
- Само собой.
Игорь видел, как пришельцы частично стащили в воду плоты и направились в прибрежную берёзовую рощицу. Оттуда они вернулись с тяжёлой рыбацкой сетью, двумя внушительными колами и длинными шестами. Затем они развели по воде плоты метров на тридцать друг от друга, развернули сеть и закрепили её на плотах. Концы длинных канатов, связанные с нижними краями сети, привязали к вбитым на берегу колам. И оба плота, управляемые Васькой и Коляном с помощью шестов, поплыли к центру озера. А Жеха остался на берегу, следя за тем, чтобы канаты беспрепятственно расправлялись и уходили в воду вслед за плотами. Рыбаки отплыли от берега метров на шестьдесят, а затем отсоединили от плотов и бросили в воду нижние концы сети. В результате, её нижний край с укреплёнными на нём грузиками опустился в глубину, а верхний, снабжённый поплавками, остался на поверхности озера.
- Нужно сообщить нашим, - предложила Лариса. – Им будет интересно поучаствовать в этом приключении.
- Хорошо, - согласился Игорь, - зови.
Лариса сходила в лагерь, и вскоре Катя и Маша получили возможность понаблюдать за новоявленными рыбаками. Последним взял бинокль Ромка. Васька и Колян уже плыли к берегу. По мере их приближения, Жеха вытаскивал из воды канаты и наматывал их на колы. Когда плоты уткнулись в берег, он всё ещё продолжал свою работу, пока нижние концы сети не показались из воды. В пространстве между берегом и поплавками сети бурлила рыба. Жеха помог своим товарищам сначала втащить на песок края плотов, а потом все вместе они вытаскивали на берег сеть с уловом.
- Килограмм пятьдесят рыбы, - прикинул Ромка.
Стрелка часов приближалась к шести. Рыбаки сложили улов в три полиэтиленовых мешка и перенесли их ближе к кострищу. Потом они развесили на деревьях сеть для просушки, поставили палатку, разожгли костёр и начали готовить ужин. Лёгкий северный ветер доносил до наблюдателей запах дыма.
- Нам тоже пора ужинать, - решил Игорь.
Они вернулись в лагерь. Разгребли костёр и на сохранившийся жар поставили котелки с едой.
- А что дальше? – полюбопытствовала Маша.
- Они уйдут, и мы воспользуемся их сетью, - пообещал Игорь.
- И сделаем рыбный обед? 
- Обед, ужин, завтрак и домой возьмём, сколько унесём.
- Я так люблю рыбу, - включилась в разговор Катя, - что осталась бы ещё на денёк, пусть даже мне на работе влепят выговор.
- А может, девчонки, задержимся на день? - воодушевился Игорь. -  Мы с Аркадием без проблем.
- Я тоже могу остаться, - присоединилась к ним Лариса.
- А я сказала маме, что вернусь в понедельник или вторник, - сообщила Маша. – Меня так Ромка информировал. Так что и я могу.
Они все вместе ещё раз сходили с биноклем посмотреть на рыбаков. На северном берегу всё ещё ярко горел костёр. Северный ветер усиливался, обещая заморозки. В этот вечер рано ложились спать. Предполагая встать раньше всех, Аркадий взял у Игоря бинокль. Вернувшись в палатку, он закрыл полог и включил фонарик.
- Как тебе, Лариса, вся эта рыбная история?
- Почти никак. Все мои мысли теперь только о новой картине. И ещё кое о чём, – она обвила руками его шею.
- Подожди, Лар, я постелю постель. А ты пока можешь раздеться.  Давай сюда штормовку и свитер. Я положу их под голову.
Он стелил постель и замешкался, сооружая изголовье. Потом поднял голову и замер. Она стояла перед ним совсем без одежды.
- Лариса…
- Люблю, - она прижалась губами к его лицу. 
Они и заснули лицом к лицу, не размыкая рук. Проснулся он от её шёпота.
- Аркадий!
- Что, Ларочка?
- Ничего. Я сказала очень тихо. Совсем не хотела тебя будить.
Аркадий включил фонарик. Была половина шестого. Он осторожно выбрался из постели, подгоняемый холодом, поспешно оделся, нащупал свои туалетные принадлежности и вышел из палатки. Белый иней осветлял ночной воздух. От кострища метнулся небольшой зверёк. Аркадий взял пустые котелки и спустился к ручью. Мёрзлые листья хрустели под ногами. У берега образовались пластины ледяной слюды. Он умылся обжигающе холодной водой и вернулся с полными котелками.
Когда светлеющий восточный горизонт предсказал скорый восход солнца, Аркадий с биноклем отправился к озеру. На северном берегу уже не было ни палатки, ни рыбаков. Он надрал бересты и собрал валежник. Берёзовая кора весёлым пламенем откликнулась на огонёк спички. Через двадцать минут он разбудил Ларису. Она открыла глаза и ещё глубже спряталась в спальник.
- Ларочка, поторопись. Пока два котелка с горячей водой твои. Но минут через десять таких возможностей уже не будет.
Она осознала, и через несколько минут он проводил её до ручья. Они вернулись с полными котелками, повесили их над костром, и Лариса начала готовить завтрак. Вскоре весь лагерь был на ногах.
В ходе краткого обсуждения решили заняться рыбалкой сразу после завтрака. Но сначала нужно было наладить надёжную переправу через ручей. Для этой цели на обмелевший без дождей брод втащили четыре крупных камня, взятые из прибрежной осыпи.
В девять часов они вчетвером, Игорь, Аркадий, Ромка и Маша, отправились к северному берегу озера. Игорь пообещал Кате и Ларисе, что они тоже поучаствуют в рыбной ловле. Первой и главной задачей было найти тайник, в котором пришельцы спрятали сеть. Её нашли в берёзовой роще в полиэтиленовом мешке, спрятанном под вывернутыми корнями упавшего дерева. Неподалёку стояли шесты, прислонённые к берёзе, и лежали два больших кола.
Они в точности повторили все операции, которые выполняли их предшественники во время рыбной ловли. К одиннадцати часам на берег вытащили огромный улов. Никто не знал, что с ним делать. В конце концов, решили часть рыбы перенести в лагерь, а остальную выпустили назад в озеро с тем, чтобы завтра вечером повторить рыбалку и  взять с собой столько, сколько можно унести. Аркадий сходил за рюкзаками, и вчетвером они принесли в лагерь килограмм двадцать пять рыбы. Было уже двенадцать часов дня. 
Вскоре над костром висели несколько котелков с рыбными блюдами. В самом большом варилась уха из окуней, с крупой и картошкой. А в двух других тушили лещей. За обедом царило приподнятое настроение. Рыба казалась необычайно вкусной.
- Теперь можно и вечеринку организовать! - предложила Маша.
После мрачного опыта семейной жизни, полной скандалов, она искренне радовалась неожиданно вернувшейся молодости и свободе, заражая всех своим энтузиазмом.
- Логично, - поддержал её Ромка, - не нести же водку домой.
Это неожиданное волеизъявление подытожил Игорь.
- Тогда готовьте закуску для вечеринки сразу после обеда, чтобы
к четырём погасить костёр. Мы же не знаем, может, ещё какие-нибудь
рыбаки придут. Погода-то держится.   
- А мы с Ларисой пока вернём назад сеть, - предложил Аркадий.
В два часа, сразу после обеда, они вдвоём отправились на северный край озера. На этот раз шли по высокому берегу, лесом.
- Что, Ларочка, ты ещё не успела сделать для новой картины? – поинтересовался он. 
- Нужно подумать. Да, вот. Хорошо бы завтра утром ещё зарисовать корневища вместе с их тенями.
Они сняли с ветвей подсохшую сеть, упаковали её в полиэтиленовый мешок и спрятали в берёзовой роще. Аркадий вернул на старое место шесты и колья и придирчиво оглядел местность. Ничего как будто не выдавало их недавнюю рыбалку на этом берегу. Можно было возвращаться в лагерь.
- Давай вернёмся назад по западному берегу, – предложила она. 
- Нет, Ларочка, это невозможно. Там речка, впадающая в озеро. Но в четыре часа закончатся приготовления к вечеринке, и мы до сумерек  пройдёмся по западному берегу со стороны нашего лагеря.


ГЛАВА 14. ЛЮБОВНОЕ ПОСЛАНИЕ
   
                В Любви загадки философских таинств,
                И есть свои шифрованные коды,
                Где комплекс судьбоносных равенств
                Поверен гением Природы.
               
Они вернулись в лагерь и приняли участие в подготовке к вечеринке. За неимением муки, Маша предложила размочить в воде хлеб и хлебной кашицей обмазывать лещей, перед тем как жарить их в котелках с минимальным количеством масла. Кроме этого, сварили котелок ухи и котелок перловой каши. В четыре часа Ромка сгрёб жар костра и присыпал его землёй. Аркадий подошёл к старосте.
- Игорёк, пока светло, мы с Ларисой посмотрим западный берег.
- Да, пожалуйста, - пожал плечами Игорь, - только ведь неизвестно, какие рыбаки могут прийти сюда.
- Не беспокойся. Мы пойдём лесом, нас не заметят.
- Само собой, только так, - согласился товарищ.
Они побрели вдоль берега. Среди унылых голых деревьев ярким пятном выделялась рябина.
- Тебе, Лариса, нравится такой лес?
- В лесу мне всегда хорошо, даже в таком. А сейчас тем более.
- Почему?
- Потому, что я чувствую себя счастливой. Где-то мне доводилось читать, что человеческое счастье длится очень недолго. А остальная жизнь – ожидание его, или воспоминания о нём.
- Наверно, Лариса, это написано о счастье любви. Но человек может быть счастлив и в творчестве. О каком счастье ты хочешь написать свой холст?
- В моей картине они неразделимы. Мы влюблены и идём по ковровой дорожке, символизирующей наши творческие успехи. 
- А какие у нас лица?
- Улыбающиеся. Обращённые вперёд.
- Мне кажется, Ларочка, это сказка не для взрослых. Вроде того, что они всю жизнь любили друг друга и умерли в один день.
- Почему?
- Реальное счастье всегда включает зачатки будущей трагедии.
- И это можно как-то передать в картине?
- Наверно. Например, оба персонажа картины улыбаются. Но парень смотрит в толпу на красивую даму с букетом цветов. И между ними уже возник многообещающий разговор глаз.
- Я знаю эту даму, - отозвалась она упавшим голосом. - Она и в самом деле очень красивая. Рядом с ней у меня никаких шансов.
- Зря ты так, Ларочка. Мы обсуждаем будущую картину вне связи с личными историями. Это художественное обобщение.
- Нет, я согласна, не существует счастья только в радужных красках. Но разрабатывать эту тему мне всё равно уже не хочется.
Они дошли до речушки и остановились. Её ширина в устье составляла около тридцати метров. Течение почти незаметное.
- Вот куда озёрная рыба ходит на нерест, - заметил Аркадий.
- Ох, смотри! – Лариса схватила его за рукав штормовки.
На противоположном берегу речки стоял огромный лось. Он вытянул в их направлении голову и втягивал ноздрями воздух. Потом повернулся и, не спеша, скрылся в лесу.
- Красавец! Значит, Ларочка, не зря мы сюда пришли.
Они вернулись в лагерь в половине шестого. Через час староста решил, что никаких незваных гостей уже не будет. Ромка принялся разжигать костёр, Аркадий пошёл собирать валежник, а Игорь поставил на импровизированный стол две бутылки водки. Девушки начали расставлять посуду и резать хлеб. Все были охвачены весёлой атмосферой предстоящей пирушки.
В половине восьмого произнесли первый тост, выпили и закусили ухой, активно обсуждая её достоинства. Потом налили по второй и разложили по мискам жареных лещей. Они местами немного подгорели. Но всё равно, никто и никогда не ел такой бесподобной вкуснятины. Аркадий следил, чтобы не оставались пустыми миска и стакан Ларисы, подавал ей хлеб и всячески старался развлечь её. Но удавалось это с трудом. Выражение подавленности, возникшее при обсуждении картины «Счастье», не сходило с её лица. И только к концу вечера, не без влияния спиртного, она начала принимать участие во всеобщем веселье.
Часов в десять вечеринка закончилась. Её участники стали расходиться по палаткам. Игорь и Аркадий оставались последними.
- Утром я видел у кострища ласку, - сообщил Аркадий. – Если оставшуюся рыбу не спрятать в палатки, она утащит.
- Само собой, - согласился Игорь. - Позаботься об этом, а я пока займусь костром.
Он стал присыпать жар землёй, а Аркадий разнёс по палаткам рыбу и котелки с едой. Потом пошёл к себе, зажёг фонарик и повесил его на опорном шесте палатки. Лариса лежала в своём спальнике. Ни её штормовки, ни свитера не было видно.
- Ларис, ты не разделась? Так же не отдохнёшь по-настоящему.
- Мне лень.
- Я тебе помогу.
Аркадий расстегнул её спальный мешок. Она нехотя встала, и он помог ей снять верхнюю одежду.
- Ты будешь спать в своём спальнике?
- Я никому не хочу навязываться, - она продолжала стоять в одной рубашке, ёжась от холода.
- Ларочка, разве я давал тебе повод так говорить?
Он развернул спальники, свой – в качестве матраца, а Ларисин - как одеяло, и, подняв её на руки, уложил в постель.
- Лар, ты на меня сердишься?
- Я тебя люблю!

Утром всё вокруг белело от инея. Чтобы умыться в ручье, пришлось крушить тонкую полоску прибрежного льда. Аркадий поставил на костёр три котелка с водой, два для Ларисы, а третий на чай. И, как только восток порозовел, пошёл её будить. Он открыл полог, чтобы впустить в палатку свет, и присел на корточки. Лариса сладко спала. Её щёки слегка румянились от морозца, а выражение лица было кротким и доверчивым, как у ребёнка. Аркадий поймал себя на мысли, что не может оторвать от неё глаз. Он встал на колени и поцеловал её розовую щеку. И она сразу же открыла глаза.
- Ох, Аркадий, мне снился такой сон! Якобы ты просил моей руки, - она засмеялась.
- И что ты ответила?
- Ничего. Я даже во сне понимала, что это сон.
Он проводил её к ручью. Потом они позавтракали вчерашней рыбой и чаем. Уже показалось солнце. Лариса взяла рисовальные принадлежности, и они пошли по берегу.
- Здесь ты уже зарисовала всё, что нужно? – справился Аркадий.
- Нет, на северном берегу я видела корни дуба. Тянутся прямо к воде точно, как я и представляю в картине. Пойдём туда.
Они остановились напротив огромного старого дуба. Лариса принялась рисовать, разложив бумагу на жёстком листе картона, который она держала в левой руке. Аркадий из-за спины наблюдал за её работой. Сначала она бегло нанесла на лист взаимоположение солнца, леса и берега. Потом, сделав несколько набросков теней, обратилась к нему.
- Аркадий, пожалуйста, исковеркай как-нибудь прибрежную плоскость в зоне теней.
Он, присев на корточки, начал работать. Влажный песок был очень плотным, и пальцы входили в него с большим трудом. Всё же ему удалось сформировать выступающий овал лица с рытвинами в зонах предполагаемых глаз и рта. Лариса быстро работала карандашом. Солнце поднималось, и тени становились  короче.
- Пошли по западному берегу до речки, - предложила она.
- Опоздаем на завтрак.
- Ну и что. Мы же перекусили. Зато посмотрим лосиный берег.
Они пошли вдоль озера лесом. У речки Лариса остановилась.
- Лось стоял на этом месте. Вот он и любовное письмо оставил.
- Такое неприглядное? – перед ними был свежий лосиный помёт.
- Это для тебя неприглядное, - возразила она, - а придёт лосиха и прочтёт его на языке запахов. И если ей понравится, она побежит искать этого лося, чтобы выйти за него замуж.
- Я бы на месте лося придумал что-нибудь другое.
- Например?
Аркадий огляделся. Сквозь унылый частокол голых деревьев просвечивалось красное зарево рябины.
- Сейчас покажу, только повернись лицом к озеру и закрой глаза.
- Ладно.
- Вот, Лариса, - он протягивал ей букет гроздьев рябины.
- Это лесное, любовное послание? 
- Конечно, Ларочка. И если оно тебе нравится, ты должна отреагировать так же, как и лосиха.
- Я понимаю, - с неожиданной серьёзностью ответила она.
Они вернулись в лагерь с большим опозданием. Товарищи встретили их недовольными взглядами.
- Я, в конце концов, уже забеспокоился, - ворчал Игорь.
- Мы видели лося, - попыталась разрядить обстановку Лариса.
Она не ошиблась. Это сообщение вызвало всеобщий интерес, а Игорь перешёл на вполне доброжелательный тон.
- Сейчас мы должны приготовить не только обед, но и ужин, - объяснил он. - После обеда начнём рыбалку, и к четырём закончим.
- Значит, завтра уходим?
- Само собой.
Всё так и получилось. Они пообедали пораньше и в начале второго занялись рыбалкой. Она удалась на славу. Рыбу перенесли в лагерь, а сеть спрятали в тайник без предварительной просушки.
- Теперь, - обратился Игорь к товарищам, - до наступления темноты укладываем рюкзаки, чтобы утром быстро собраться.
У Аркадия с Ларисой было около двадцати килограмм рыбы. Ей он оставил килограмм шесть, а остальное загрузил в свой рюкзак. К семи часам все рюкзаки были уложены. Игорь в последний раз сходил к озеру посмотреть, нет ли пришельцев. Никого не было, и Ромка начал разжигать костёр. На перекладину над огнём повесили котелки с ужином. Это был их последний вечер у костра.
- У нас ещё две бутылки, - сообщил староста, – но на прощальном ужине можем выпить только одну.
Игорь разливал с особой тщательностью. Одну бутылку на шестерых. Примерно по восемьдесят три грамма на человека. В атмосфере всеобщего молчания.
- У каждого из нас перед выпивкой есть право на прощальный тост, - сообщил он. – Кто начнёт?  Давай, Аркадий.
- Я хочу поблагодарить природу, -  начал Аркадий, - за подаренные нам три дня прекрасной погоды.
- Она меняется, - заметил Ромка. – Завтра будет дождь.
- Ну, это, как правило, - ухмыльнулся Игорь, - как в дорогу, так обязательно дождь. Ладно. Ромка, твой тост.
- Мне, - отозвался Ромка, - хотелось бы поблагодарить озеро за рыбные подарки. Я впервые возвращаюсь домой с таким уловом.
- А я, вообще, от похода в восторге, - заулыбалась Маша. – И не уходила бы. Я всех вас люблю и выпью за ваше здоровье.
Наступила пауза. Игорь остановил взгляд на Кате, и она тоже нехотя произнесла тост.
- Пью за то, чтобы не краснеть, объясняя главврачу, что мне неожиданно стало плохо, и поэтому я прогуляла день.
Теперь все ждали тоста от Ларисы, а она медлила.
- Предлагаю, - заговорила она, наконец, -  ввести новые географические названия. Это озеро – Колдовское, ручей – Нечаянный, а речка – Письмецо.
Товарищи с интересом смотрели на взволнованную Ларису, слушали её порывистую речь и переводили взгляды на сидящего рядом Аркадия. У этих двоих, встававших ни свет, ни заря, и опаздывавших к завтраку, была какая-то своя, особая жизнь.
- Почему речка Письмецо? – полюбопытствовала Маша.
- Потому что на её берегу лось оставил своей подружке письмецо, написанное на языке запахов. Она прочтёт его и подумает, не принять ли ей предложение лося выйти за него замуж.
- Вообще-то, время гона у лосей в сентябре-октябре, - уточнил Игорь. – Тогда молодые лоси устраивают турниры, а их победители женятся на лосихах. А матёрые лоси в турнирах не участвуют. Они действительно оставляют письмецо.
- Игорь, твоя очередь произносить тост, - напомнила Маша.
- Я пью за то, чтобы сюда вернуться, – он поднял руку с кружкой.
- Подождите, - воскликнула Лариса, - так прощальные кружки туристы не поднимают. Нужно чокнуться над костром.
- Не слышал такого! – удивился Ромка. – Хотя, интересно.
Предложение Ларисы всем понравилось. Они, с кружками в руках, стали выходить из-за стола, чтобы подойти к костру. Аркадий хотел последовать за ними, но Лариса удержала его, тут же вылила содержимое своей кружки на землю и зачерпнула в неё немного воды из котелка. И не успел он раскрыть от удивления рот, как она то же самое проделала и с его кружкой. Это был момент, когда товарищи, выходящие из-за стола, находились к ним спиной.
- Аркадий, - она прижала палец к губам, - я потом всё объясню.
Они вместе со всеми сдвинули свои кружки над пламенем костра, выпили и вернулись за стол. Ужин окончился в девять часов. Спать было ещё рано, и Лариса предложила Аркадию прогуляться.
Они взяли с собой фонарик и пошли высоким берегом ручья.
- Ларис, ты хотела мне что-то объяснить про вылитую водку.
- Нет, давай сначала про твоё любовное, рябиновое послание.
- Какая здесь связь? – удивился он.
- А ты сам посуди. Сначала мы увидели лося, потом ты попросил моей руки и поцеловал в щеку.
- Я попросил твоей руки?!
- Да, это было во сне, но было же. Далее мы нашли лосиное любовное послание, а потом ты передал мне своё рябиновое послание и попросил ответить так же, как это сделала бы лосиха.
- Ну и что?
- Аркадий, в этой цепи событий есть убедительная логика?
- Извини, Ларочка, наверно, я безнадёжный тупица.
- Нет, мой милый, - она впервые назвала его так, - ты не тупица. Но нужно понимать, зачем лосям эти игры.
- Чтобы зачать маленького лосёнка, - догадался он.
- Точно. Для этого и придумана любовная игра. И у лосей, и у людей. Когда лосиха читает письмецо и потом разыскивает его отправителя, она хорошо сознаёт конечную цель.
- Ларочка, что ты хочешь этим сказать?
- Если мне твоё рябиновое послание понравилось, сегодня ночью конечная цель будет достигнута.
Аркадий прислонился к стволу старой осины и привлёк её к себе.
- А оно тебе понравилось?
- Очень!
Она прижалась к нему грудью и снизу вверх заглядывала в его глаза. И он стал целовать её расплывчатые в осенней ночи черты, с упоением, не сдерживаясь и не думая о последствиях.
- Лар, ты совершенно невозможная выдумщица. Но зачем тебе понадобилось выливать водку?
- А как же? Это старинная традиция. Молодожёнам на свадьбе спиртное не позволяют даже пригубить.
- И для этого ты предложила всем чокнуться над костром?
- Да. Нужно было отвлечь их внимание, чтобы не видели, как я выливаю на землю водку.

Утром, в половине шестого, Аркадий выбрался из постели, стараясь не разбудить Ларису, и вышел из палатки. Дул сырой, западный ветер. Он разворошил присыпанные землёй угли костра и сложил на них пирамиду валежника. Потом умылся и повесил над костром котелки с водой. В начале седьмого он разбудил Ларисой, проводил её к ручью и стал будить товарищей.
Они вышли из лагеря в восемь и к половине десятого добрались
до просеки. Самый трудный участок пути по лесному бездорожью был позади. И тут пошёл дождь со снегом. Это был первый день декабря. Вечером, в начале шестого, уставшие и мокрые, они пришли на станцию Сосново и полчаса спустя сели на ленинградский поезд.
- А вот теперь мы можем распить нашу последнюю бутылку, - решил Игорь, когда они  расположились в одном купе. – У кого она?
- У меня, - призналась Лариса. – Только лучше выпить её на вечеринке. Приглашаю всех к себе на воскресенье к семи вечера.
Приглашение восторженно приняли. Только Аркадий промолчал.
- Ларисе нужно помочь, - решил Ромка. – Я куплю бутылку вина.
- За мной пол-литра водки, - присоединился к нему Игорь.
- Я могу сварить холодец, - поддержала их Маша.
- А пирожки с капустой можно? - предложила Катя. – Всё равно мне придётся их печь для сотрудницы. Она отмечает рождение первенца. Представляете, родила в сорокалетнем возрасте.
- Так поздно?! – удивился Ромка.
- Она считалась бездетной. Сильно застудилась в блокаду.
- И под сорок вдруг забеременела? – заинтересовалась Лариса.
- Не вдруг, - возразила Катя. – Она давно мечтала родить. Муж тоже очень хотел ребёнка. И ей посоветовали обратиться к одному старому еврею, профессору. Он уже пенсионер.
- И это помогло?
- Он рекомендовал ей усыновить малыша из детдома. Она усыновила и вскоре забеременела. Это называется медицинский гипноз. Нужно, чтоб женщина поверила в свою возможность быть матерью.
Воцарилось молчание. Аркадий не мог не заметить, какое впечатление произвёл катин рассказ на Ларису. Но обсуждать его уже было некогда. Поезд подходил к Финляндскому вокзалу.

Вечером, в начале одиннадцатого, Аркадий сидел за кухонным столиком ларисиной квартиры. Рыба из обоих рюкзаков была загружена в холодильник. Они уже успели принять душ и облачиться в халаты. Лариса наскоро простирала его одежду и повесила её сушить. И теперь завершалась последняя операция многотрудного уходящего дня – на газовой плите варилась уха.
- Как мало нужно человеку, чтобы почувствовать себя счастливым, - заметил Аркадий.
- Ты хочешь сказать, что как раз этого малого на столе и нет?
- Нет, что ты, Ларочка.
- Ладно. Походную водку мы не тронем, но у меня есть портвейн.
 Она принесла бутылку. Поставила на стол тарелки с ухой.
- Аркадий, ты придёшь на мою воскресную вечеринку?
- Не знаю. Я пропустил много лекций.
- Ну вот, - нахмурилась она, - обрюхатил бабу и в кусты.
- Что?! Разве это можно знать в такие сроки?
- Нельзя, но речь совсем о другом. Я беременна твоими идеями. Портрет нужно заканчивать, потом «Колдовское озеро» и «Счастье».
- Прибедняешься, Ларочка. Я у тебя всего лишь советник.
- Главный советник, - уточнила она. – Я буду работать, не разгибая спины, но может не получиться. Приходи в пятницу.
- Я постараюсь.
Она убрала пустые тарелки и достала из холодильника торт.
- Лариса, почему-то тебя очень взволновал катин рассказ о медицинском гипнозе.
- Это был рассказ обо мне.
- Почему?
- Потому. В конце блокады Ленинграда я как-то поставила ведро на саночки, пошла к реке за водой и упала в голодный обморок. И пролежала в сугробе часа полтора, пока мама меня искала.
- Это не осталось без последствий?
- Да. Женские органы не выдерживают переохлаждения. В институте мы с однокурсником собирались пожениться. Но я рассказала ему, что, видимо, не смогу иметь детей. И свадьба расстроилась.
- А на «Колдовском озере»…
- Ты же помнишь, - прервала она его, - странная череда событий показалась мне Божьим знамением.
- Медицинский гипноз, о котором говорила Катя?
- Точно. Я так поверила в возможность забеременеть, что даже закопала бутылку с запиской. Под елью, сразу за нашей палаткой.
- Что за записка?
- Там несколько слов: «1.12.1961 здесь был зачат маленький Аркадий. Мама Лариса Черникова. Папа Аркадий Высоцкий».   
- Даже не знаю, Ларочка, что сказать.
- Ничего не говори. Днём по дороге к Сосново я и сама посмеялась над собой. Надо же было так заморочить себе голову!
Её рассказ произвёл на Аркадия сильное впечатление. Он молча опустошил свою рюмку портвейна и положил в блюдце часть торта. 
- Аркаш, ты ведь любишь меня, – это было почти утверждение.
- Ты в этом уверена?
- Вчера мы целовались у Нечаянного ручья. А потом была ночь, полная любви. Так не притворяются. Ты меня любишь?
- Люблю.
- И перспектива ребёнка тебя не испугала. Хотя я говорила об этом прямым текстом. Если я рожу, ты на мне женишься?
- Конечно. Ребёнка я не брошу.
- И будешь сохнуть по Валентине? Из-за неё ты и ко мне на вечеринку не придёшь? Я знаю.
Она поставила на газовую плиту чайник, открыла банку варенья. Потом наполнила чашки чаем. Он был слишком горячий, и Аркадий помешивал его ложечкой, пытаясь хоть какой-то занятостью сгладить неловкость установившегося молчания.
- Ларочка, ты прекрасная девушка. Талантливая и красивая.
- Перестань, Аркадий. Ты мешаешь мне думать.
- О чём?
- Я кое-что придумала. Почему бы тебе не прийти ко мне на вечеринку вместе с Валентиной? А я буду со своим женихом.
- С каким ещё женихом?!
- Это вариант на случай, если я не выйду замуж по любви.
- И кто он?
- Сергей Иванович Ларин, начальник Отдела учебников в нашем издательстве. Не сводит с меня глаз.
- Какой-нибудь старикан?
- Нет. Всего тридцать два года. Жена погибла в автокатастрофе.
- Но зачем приходить с Валентиной?
- Затем, что мы с тобой станем тайными любовниками.
- Ну, фантазёрка! Как художественный вымысел для создания картины, это я ещё понимаю.
- Какой картины?
- Под названием «Тайные любовники».
Лариса отодвинула чашку с недопитым чаем.
- Как, Аркадий, ты её себе представляешь? 
- Вполне отчётливо. Мы с тобой рядом за праздничным столом. Но с другой стороны у тебя твой жених, и ты с ним мило беседуешь. А у меня с другой стороны моя дама, и мы с ней тоже разговариваем.
- А в чём соль?
- В том, что видит зритель под столом. А там наши ноги сплетаются. Для удобства ты даже сбросила одну туфлю.
- Потрясающе, - у неё заблестели глаза. – Но, Аркадий, тайными любовниками становятся не ради забавы. Это борьба за счастье, горькая и унизительная. И всё это должно быть на моём лице.
- Наверно, Ларочка!
- А ты… ты так легко рождаешь новые сюжеты?
- А ты с такой лёгкостью придаёшь им глубокий смысл?
- Это не одно и то же, - она подошла, глядя на него зачарованными глазами. – Ты знаешь, что я испытываю, когда ты потрясаешь меня своей очередной художественной идеей?
Он встал, и она сразу же обняла его.
- Аркаш, я люблю тебя. Я хочу раствориться в тебе. Ты гениальный художник. А я одна единственная это понимаю.

Утром они завтракали остатками вчерашней ухи.
- А что делать с твоей рыбой? – справилась Лариса.
- Всё это твоё. Я только хотел бы угостить своих товарищей. Подбери мне к пятнице пару хороших лещей.
- Ладно.

Аркадий вернулся в общежитие и поспешил на лекции. Это была среда, день свиданий с Валентиной Ивановной. Он не мог не думать о ней, возвращаясь домой после лекций. У Валентины Ивановны был решительный характер. Она едва ли простит ему этот турпоход. И дело даже не в том. Он не сможет смотреть ей в глаза.
Но уже в четверг Аркадий не выдержал. В конце концов, у него никогда даже мыслей не было расставаться с ней. Дождавшись окончания лекций, он поехал в Эрмитаж. Сдерживая волнение, вошёл в зал Рембрандта, остановился напротив любимого портрета. И через некоторое время, вдруг ощутив необъяснимое беспокойство, обернулся. Она стояла напротив и смотрела на него любопытным, холодным взглядом, как будто разглядывала экспонат.
- Валечка, - пробормотал Аркадий в растерянности.
На её лице не дрогнул ни один мускул. Она ещё несколько секунд, как бы по инерции, продолжала стоять, потом решительно направилась к выходу. Неужели он когда-то прикасался к этой несравненной красоте? Преодолев шок, Аркадий бросился вдогонку и успел встать у выхода, перегородив ей дорогу.
- Валечка!
- Я на работе, - выражение её лица не изменилось. - Мне неко-
гда. Освободи проход.
Он невольно отступил перед её холодной непреклонностью. Она пошла дальше, а Аркадий поплёлся в раздевалку, получил своё пальто и вышел на улицу. Редкие снежинки кружились в воздухе и таяли на мокром тротуаре. У гранитного парапета набережной он остановился. Нужно было прийти в себя и всё, как следует, взвесить. У него был ещё один шанс. Минут через сорок окончится рабочий день, и её можно будет встретить на выходе из Эрмитажа.
Как только она вышла из музея, Аркадий зашагал рядом.
- Валечка, пожалуйста, выслушай меня.
- Нам не о чём говорить.
- Почему? Говорить разрешают даже приговорённым к казни.
Валентина Ивановна взглянула на него с иронической улыбкой, но и это уже было огромным достижением. По сути, она негласно выражала готовность выслушать его.
- Я участвовал в очень суровом, почти зимнем походе в лесную глушь, - торопливо заговорил он. - Мне хотелось испытать себя.
- Но можно было позвонить!
- Такой возможности у меня не было.
- А позвать в поход Ларису возможность была?
- У неё, Валечка, в этом походе был свой, особый интерес.
- Какой же, если не секрет?
- После домашней выставки Иры Журкиной она загорелась желанием написать картину про кощеев, кикимор и леших. И этот поход позволял ей сделать необходимые этюды.
- У меня другие сведения. Она ходила с тобой и ради тебя.
- У неё, Валечка, есть жених. Кстати, она приглашает нас с тобой на вечеринку в воскресенье. Там и познакомишься с ним.
- Ты-то откуда о нём знаешь?
- От неё, конечно. Между прочим, в походе мы ловили в озере рыбу, и я привёз тебе пару шикарных лещей. Тащил в такую даль. А ты со мной даже разговаривать не хочешь.
Они как раз приблизились к кинотеатру «Баррикада», и Аркадий повернул голову в его сторону.
- Что там идёт? «Дама с собачкой».
- Вообще-то, такие фильмы надо смотреть, - заметила она.
- Конечно, Валечка. Подожди меня здесь минутку.
Он поспешил к кинотеатру. У входа стояли люди. Около кассы никого не было. Аркадий обратился к кассирше.
- Мне нужно два билета на ближайший сеанс.
- Вы шутите, молодой человек? Билеты с утра распроданы.
- Но у вас же есть бронь? Вот деньги без сдачи. Любимая девушка впервые согласилась пойти со мной в кино.
- Что же с вами делать? - кассирша, после некоторых колебаний, забрала деньги и выложила два билета, - я отдаю вам свои.
Аркадий возвращался к Валентине Ивановне и шарил в своём кармане. Там оставался рубль. Значит, на обратный трамвай деньги есть. А то, что он в одночасье лишился двадцати процентов своей стипендии, сожалений не вызывало. Лишь бы она его простила.
- Валечка, мне фантастически повезло купить билеты с рук.
- Аркадий, ты так быстро ушёл за билетами, я даже не успела возразить. Я не собиралась в кино. У меня дома неотложные дела.
- Но ты же сказала, что такой фильм нужно посмотреть!
- Ну, хорошо, - сжалилась она. – Давай сходим.
После сеанса Аркадий проводил её до Александринского театра и остановился. Он и не рассчитывал так легко загладить свою вину.
- Валечка, у меня, наверно, есть шанс заслужить твоё прощение.
- О прощении поговорим после знакомства с ларисиным женихом, - решила она. – А что ты там говорил о шикарных лещах?
- Я принесу их в субботу. С ними связана почти детективная история. Помнишь парней, которые напали на Игоря и Катю в бане?
- Разумеется.
- Так вот, они ловили рыбу в лесном озере, возле которого был наш лагерь. И мы потом воспользовались их рыболовной сетью.
- Как интересно!
У неё было очень знакомое выражение лица. То самое, с которым она когда-то впервые приглашала его к себе домой на чай.
 - Может, Аркадий, выпьем чаю? И ты расскажешь эту историю.
- С удовольствием.
Некоторое время спустя они лежали рядом у неё на диване.
- Ты считаешь, что меня победил? – полюбопытствовала она.
- Нет, Валечка. Просто мне чудом удалось сдаться тебе в плен.


ГЛАВА 15. ФРЕЙЛИНА ИМПЕРАТРИЦЫ

                Судьба их самой изощрённой пытке
                Подвергла тем, что наградив в избытке
                Дарами гениальности и воли,
                Послала выполнять вторые роли.

В пятницу утром Аркадий возвращался в общежитие, находясь во власти впечатлений от общения с Валентиной Ивановной. Наверно, с Ларисой ему встречаться не следует. Не нужно морочить ей голову несбыточными надеждами. Она прекрасная девушка, и есть человек, который её любит. Чем раньше прервётся эта связь, тем лучше будет для них обоих.
Но по мере приближения лекционных занятий к концу, он всё чаще вспоминал, что обещал сегодня вечером зайти к ней. Ах, да, он же должен привезти Валентине Ивановне лещей, а они у Ларисы. Это соображение сразу принесло облегчение. Значит, он сегодня всё же зайдёт к ней. За лещами. Ненадолго.
Лариса встретила его тихой, радостной улыбкой.
- Раздевайся, Аркадий. Проходи. Как у тебя дела?
- Спасибо. Всё в порядке.
- В воскресенье придёшь на вечеринку?
- Конечно. С Валентиной. Познакомь её с Сергеем Ивановичем.
- Ладно.
- А как у тебя дела?
- Третий день пишу «Колдовское озеро». Попросила у Иры всех её кощеев, кикимор и леших. Сразу стало легче работать.
- Посмотрим?
- Давай сначала поужинаем.
Она поставила на кухонный столик тарелки с лещом, обжаренным в муке на постном масле.
- Ларис, ты прекрасная кулинарка. Лещи будут и на вечеринке?
- Да. Мне Ира обещала помочь. Она придёт со своим парнем. 
- А что мы с Валентиной должны принести?
- У нас водки маловато, а сладкого нет совсем.
Они поужинали и вернулись в гостиную. Остановились возле окна у мольберта.
- Видишь, Аркадий, в конце концов, я выбрала формат А-1.
- Ты далеко продвинулась, - он пристально разглядывал
рисунок. – Работа уже смотрится. И облики лесной нечисти впечатляют. Правда, глаза у них не очень выразительные.
- Эту проблему я пока не решила, - призналась она.
- А пусть их глазами будут камешки, - предложил он. –  Например, у кощея один глаз в виде матового кругляша, а второй – чёрный гранитный осколок.  Возможности безграничные.
- Спасибо. Я так и сделаю. Что ты ещё предложишь?
Он продолжал внимательно изучать холст.
- Помнишь, Лариса, как мы на рассвете впервые увидели озеро?
- Да. Величественный был вид.
- А ты не чувствуешь диссонанса между этим величием и скоморошной лесной нечистью?
- Точно! – обрадовалась она. – Фольклорные фигурки леших и кощеев у могучего озера – это похоже на ёрничанье. 
- Это потому, что мы тогда не поняли истоки своих впечатлений.
- Теперь ты их понимаешь?
- Мне кажется, Ларочка, они те же, что были и на Ладожском озере. Это ощущение природы, как своей великой и вечной Родины.
- Тогда это вовсе не Колдовское озеро? Это Россия?
- Наверно.
- И тогда лешие, кощеи и кикиморы – это её враги? Они злобно тянутся к воде, но им мешает восходящее солнце. И чем выше оно, тем ниже их шансы дотянуться до озера.
- Прекрасно, Ларочка!
- Но такая картина и называется по-другому? – она стояла лицом к нему, не опуская возбуждённых глаз.
- Наверно. Возьми из Экклезиаста: «И да восходит солнце».
- И ей не нужна социалистическая атрибутика, без которой не мог обойтись Алексей?
- Конечно, Ларочка. Твоя картина безотносительна к власти, царской, советской, или какой-то другой. В её основе чувство вечной связи человека со своей Родиной и её природой.
- Теперь всё становится на свои места. Мне больше не нужно скрадывать величие озера. И персонажи станут крупнее и злее.
- Лариса, ты ловишь мысль на лету и талантливо развиваешь её.
- А я… я люблю тебя! Каждый раз, когда ты даришь мне свои потрясающие идеи, я впадаю в транс.
- Лариса….
От её гипнотической улыбки невозможно было оторвать глаз. И эта улыбка, как и последующее горячечное погружение в таинство любовной близости, оставляли странное ощущение какой-то психологической запредельности.   
- Значит, Ларочка, теперь ты перепишешь картину заново? – поинтересовался он, когда затухающие эмоции позволили им вернуться в русло рационального мышления.
- Придётся. Хотя я потеряю массу времени.
- И при такой занятости ты взялась за организацию вечеринки?
- У меня просто не было других средств сохранить связь с тобой.
- Лар! – он сжал её руку, - разве на мне свет сошёлся клином?
- Не сошёлся. В мужчинах недостатка нет. И Сергей Иванович, и Ромка. Но у моей души неуправляемая избирательность.
- Ты говоришь, Ромка? А какие у вас отношения теперь?
- Мы друзья. Он всегда готов мне помочь.

Утром Аркадий вернулся в общежитие с авоськой, в которой лежали завёрнутые в газету два крупных леща. Чтобы сохранить их до вечера, он повесил авоську за окном, прикрепив к форточке. В перерыве между лекциями к нему подошёл Игорь.
- Аркадий, вчера я заходил, мне сказали, ты дома не ночуешь.
- Случается иногда. А в чём дело?
- Мне пора возвращать на кафедру физкультуры спальники.
- Послушай, Игорёк, ты мог бы повременить до начала января?
- Неужели опять турпоход?!
- Есть одна идея. Можно встретить Новый год в Охотничьем замке под Гатчиной. Спальники там пригодятся.
- Ничего себе! Ты неутомим. А к Ларисе на вечеринку придёшь?
- Конечно. Вместе с Валентиной.
- Аркадий, как ты умудряешься лавировать между двумя бабами? Если бы Катя узнала, что у меня есть другая женщина….
- Да не такой уж я бабник. Лариса согласна на всё. А сказать ей «нет» у меня духу не хватает.
- Ох, Аркадий! Только ли потому, что духу не хватает?
- Конечно, не только. Ты прав.
- И Валентину не бросишь, - рассудил Игорь. - Таких не бросают.
- Ну вот, Игорёк, хоть ты меня понимаешь.
- Понимать-то я понимаю, но нам учиться осталось полгода. Лариса молодая, у неё квартира. Если женишься, останешься в Ленинграде. А нет, пошлют к чёрту на кулички.
- А ты на Кате женишься?
- Да. В мае у нас свадьба.
- Но не только же ради того, чтобы остаться в Ленинграде?
- Само собой. Катя лыжница, парашютистка, много читает. Очень интересная девчонка. Я такой ещё не встречал.
- Поздравляю!
- Спасибо, Аркадий. А Охотничий замок Кате понравится. Туда можно будет взять лыжи.
- Договорились, Игорёк. Встретимся на вечеринке.

К семи часам вечера Аркадий приехал к Валентине Ивановне. Она с интересом разглядывала лещей, потом одного положила в миску для размораживания, а второго сунула в холодильник.
- Куда-нибудь сходим? – предложил он.
- Что-то не хочется. Давай поужинаем, посмотрим телевизор.
- Наверно, Валечка, мне лучше вернуться к себе, - он всё ещё не мог избавиться от неуверенности, вызванной чувством своей вины. - А завтра я заеду, чтобы вместе пойти на вечеринку.
- Никуда ты не вернёшься, - заявила она приказным тоном не без раздражения. – Понятно?
- Понятно, Валечка.
- Я тебя целую неделю не видела. Думала, Бог знает что. Хоть один вечер побудем вместе.
- Конечно, Валечка.
Валентина Ивановна принесла ужин. Они ели, почти не разговаривая. Потом она унесла на кухню посуду, а когда вернулась, Аркадий стоял у окна, глядя на улицу. Она подошла и положила руку ему на плечо. За окном шёл густой снег.
- Эта зима очень снежная, - заметила она. – Я на работе слышала, уже можно ходить на лыжах.
- И Игорь о том же. Я как-то обмолвился об Охотничьем замке, и ему идея понравилась. Там, говорит, можно ходить на лыжах.
- Но, Аркадий, друзья в Охотничьем замке не очень-то соответствуют нашим творческим планам.
- Почему? Можно встретить Новый год в весёлой компании. А потом они уедут, и мы займёмся фотосъёмкой.
- Выходит, мы едем в замок тридцать первого декабря? 
- Конечно, Валечка. Через неделю побываю в Охотничьем замке. Всё заранее разузнаю. Согласна?
- Разумеется. А ты на меня не обиделся?
- За что же это?!
- Я в такой грубой форме приказала тебе остаться.
- Мне это даже понравилось, - он привлёк её к себе.
- Правда? А почему?
- Это значит, ты считаешь меня чем-то своим.
- Ну, Аркаш, - засмеялась она, - ты такой забавный парень.

Они пришли на вечеринку к Ларисе несколько раньше. Дверь открыла хозяйка. На ней было красивое платье, вызывающе обнажавшее колени. В таком наряде Аркадий её ещё не видел.
- Здравствуйте, Валентина Ивановна, - приветствовала она гостью. - Входите. Раздевайтесь.
И тут в прихожую заглянули Ира Журкина и Дима Скуматов.
- Аркадий, что ты принёс? – осведомилась Ира.
- Продукты для вечеринки.
- Тогда иди сюда.
Он пошёл за Ирой, а Дима бросился к Валентине Ивановне, чтобы помочь ей снять пальто. Она сразу почувствовала себя уверенной. Это была привычная атмосфера мужского обожания. Раздевшись, она последовала за хозяйкой в гостиную.
- Вам, Валентина Ивановна, здесь все знакомы, кроме одного человека, - Лариса остановилась напротив мужчины в возрасте за тридцать. – Сергей Иванович Ларин, мой коллега по издательству.
- Очень приятно, - мужчина подал руку.
- Валентина.
- Просто Валентина?
- Да, - подтвердила она, - в этой среде отчество только мешает.
- Тогда и я просто Сергей. Можно?
- Разумеется. Вы с Ларисой работаете в одном отделе?
- Нет. Она в Отделе художественной литературы, а я возглавляю Отдел учебников. Но Ларочка иногда иллюстрирует и наши книги, в частности буквари. Она очень способная.
Они опустились на диван, а Лариса ушла на кухню.
- Вы занимаетесь фотографией? – Валентина Ивановна указала  на фотоаппарат, лежащий рядом с собеседником.
- Это подарок в день рождения, - объяснил Сергей Иванович. – Я ещё не умею им пользоваться. Лариса сказала, среди гостей есть любитель, который нас сфотографирует.
Вскоре подошли Ромка с Машей, Игорь с Катей и Лариса при-
гласила гостей за стол. Сначала она усадила Валентину Ивановну и Аркадия. Справа от них расположились Дима и Ира, причём Дима соседствовал с Валентиной Ивановной. А слева от них сели Лариса и Сергей Иванович так, что Аркадий и Лариса оказались рядом. Это соседство поначалу насторожило Валентину Ивановну, но вскоре она успокоилась, поскольку Лариса в основном была занята общением с Сергеем Ивановичем. На противоположной стороне стола устроились Ромка с Машей и Игорь с Катей.
- С этого момента, - провозгласила Лариса, - бразды правления передаются нашему старосте.
На столе стояли три бутылки водки, и она показала, какую из них принесла из похода. Игорь тщательно разлил её в десять рюмок и провозгласил тост за Колдовское озеро. Выпили и принялись за холодные закуски. Затем поднялась Маша.
- Это было трудное испытание, - начала она. – После перехода мы едва шевелили ногами. Но нет ничего прекраснее такого общения с природой. А какие там были люди! За них давайте и выпьем.
Маше аплодировали. Под этот второй тост Игорь снова разлил по пятьдесят грамм водки, а Ира принесла большую кастрюлю ухи. Но главным оказался третий тост, к которому подали жареных лещей. После этого гости хотели выйти из-за стола, чтобы потанцевать. Но Лариса остановила их.
- Товарищи, пожалуйста, задержитесь на минутку! Ромка нас сфотографирует. Только, Игорь, Маша и Катя, перейдите на нашу сторону и встаньте за нами.
После того, как все заняли свои места, Ромка сделал пару снимков с разными выдержками, стоя во весь рост и направляя фотообъектив несколько вниз. Потом присел на корточки и стал настраивать фотоаппарат. Эта позиция показалась Аркадию странной. И вдруг он ощутил на своей левой ноге ногу Ларисы. Она, сбросив туфлю и повернув стопу, пыталась ею обхватить его лодыжку, одновременно что-то объясняя Сергею Ивановичу. Оправившись от первого шока, Аркадий подвинул свою ногу в сторону Ларисы, чтобы облегчить её положение. Одновременно он переносил часть жареного леща из общей миски в тарелку Валентины Ивановны, отвлекая её внимание. Ромка щёлкнул фотоаппаратом. Из этой позиции он сделал ещё один снимок.
- Всё, ребята, теперь ждите фотографий, - подытожил Ромка.
Лариса сразу же освободила ногу Аркадия, и он с облегчением вытер со лба холодный пот. Операция «фотографирование» была закончена. Хозяйка с помощью Сергея Ивановича отодвинула стол к стене и включила проигрыватель. Захмелевший Дима пригласил Валентину Ивановну танцевать. За ними последовали Сергей Иванович с Ларисой. К Аркадию подошли Игорь и Катя.
- Пойдём на лестницу, проветримся, что ли.
Они вышли из квартиры.
- Ты, Аркадий, организуешь лыжный поход? – улыбнулась Катя.
- Хотелось бы. Но идея в самом начале обсуждения.
- А лыжи у вас есть?
- Пока нет, хотя Валентина уже решила их купить.
- Валентина?! – засмеялась она, очевидно, вспомнив о Ларисе. – Но, если покупать, то заодно и ботинки, и их крепление, и остальное.
- Кать, ты поможешь ей?
- Могу. А какой маршрут?
- Речь идёт об Охотничьем замке под Гатчиной.
- Игорь мне говорил. Вроде, останавливаемся в замке, а оттуда на лыжах совершаем вылазки в лес?
- Конечно. В субботу я съезжу туда и всё разузнаю.
В это время на лестничную площадку вышла Маша.
- А я думаю, куда исчезли главные организаторы походов? - обрадовалась она. – Ребята, вы опять решили свалить на природу?
- Об этом поговори с Аркадием, - посоветовал Игорь.
Он с Катей вернулся в квартиру, а Маша осталась. Румяная, с крупными формами, она почти осязаемо излучала женственность.
- Аркадий, ты можешь ответить?
- А тебе хочется снова в поход?
- Очень. Но с тобой, - она положила ладонь на его руку, опирающуюся на парапет лестничной площадки.
- Ты же совсем недавно ходила со мной в поход, - напомнил он, не торопясь высвобождать руку.
- Нет, Аркадий. С тобой ходила Лариса, а я только ей завидовала. А сегодня ты пришёл с Валентиной, и я снова завидую.
- Машенька, ты привлекательная девушка. Тебе не составляет труда завлечь любого парня. Зачем же выбирать такие неблагодарные цели? Ты же знаешь, я несвободен.
- Понимаешь, Аркадий, - она отпустила его руку, и её лицо стало совершенно серьёзным, - у меня есть некоторый жизненный опыт.
- Тем более. Опыт учит трезво оценивать реальность.
И не успев окончить фразу, Аркадий ужаснулся. Неужели он читает ей мораль?! Но Маша  не заметила его смятения.
- Опыт научил меня другому, - возразила она. - Я начинала жизнь с расчётливости. Это не приносит счастья.
- А что приносит?
- Аркадий, помнишь, вы рассказывали про лосиное письмецо?
- Конечно. Ну и что?
- Лосиха, очевидно, находит много таких писем, но выбирает только одно. Я тоже прочитываю множество подобных посланий, хотя у людей они выглядят несколько иначе.
- Как же, Маша, они выглядят у людей?
- Они закодированы природой в чертах мужского лица. Глаза, подбородок, нос, лоб, улыбка. По ним женщина находит того, кого любит её душа. И только с ним она может быть счастливой.
- Даже если она будет у него третья?
- Это не препятствие, Аркадий! Какое мне дело, кто у тебя был до меня. Так ты пойдёшь со мной в новый поход?
- Нет, Машенька.
- Я для тебя Машенька? И ты сказал, что я привлекательная?
- Так и есть. Но завтра, выпив огуречного рассола, ты откажешься от того, что говорила сегодня.
- Напротив. Я буду благодарна своему нынешнему опьянению. Иначе я бы не решилась.
- Маша, пойдём в квартиру. Будем веселиться, как все.
- С условием, - улыбнулась она, – лишь один скромный поцелуй.
Аркадий дотронулся губами до её щеки, и мощная волна возбуждения прокатилась по его телу. Машин потенциал он явно недооценивал.
- Маш, а как ты относишься к лыжам?
- Обожаю. Зимой почти каждое воскресенье на лыжне. А что?
- Это я так, к сведению.
Они вернулись в квартиру. Валентина Ивановна, очевидно, даже не заметила его отсутствия. Она с Ларисой стояла перед мольбертом с изображением Колдовского озера, а за их спиной Дима, Ира, Сергей Иванович, Ромка. И только Игорь с Катей скользили по гостиной под
негромкую мелодию танго. Аркадий подошёл к мольберту.
- Теперь я понимаю ваши восторги по поводу Колдовского озера,
- говорила Валентина Ивановна, глядя на рисунок.
- А как вы относитесь к этой работе в целом? – робко поинтересовалась Лариса.
- Я не разочарована. Та же рука, что получила признание на выставке. И трудолюбие твоё мне известно. Разумеется, в картине есть недостатки, но работа же ещё не окончена.
- Спасибо, Валентина Ивановна. Для меня каждое ваше слово на вес золота. Пожалуйста, какие недостатки вы имеете в виду?
- Ну, если хочешь. Есть некоторый диссонанс между торжественным величием озера и потешным характером леших и кикимор. Их не так легко совместить.
- Согласна. Что-нибудь ещё?
- Ещё подумай, кто они, эти лешие. Носители добра, зла, или просто забавные фольклорные персонажи? И что для тебя само озеро? Бог, Родина или безучастная природа?
- Валентина Ивановна, я вам бесконечно благодарна!
- Полно, милочка. Какая я Валентина Ивановна? Мы с тобой две туристки, Лариса да Валентина. Что староста прикажет, то и сделаем, - она улыбнулась, глядя на подошедших Игоря и Катю.
- А староста подумывает, - подхватил её мысль Игорь, - не продолжить ли застолье. У нас ещё осталась бутылка вина.
Гости двинулись к столу, и перед Аркадием возникла Маша.
- Это мой телефон на работе, - она протянула ему листок бумаги. - На всякий случай. Я буду ждать.

После вечеринки Аркадий провожал Валентину Ивановну домой.
- Игорь и Катя уже решили встречать Новый год с нами в Охотничьем замке, - сообщил он.
- Я знаю. Она подходила ко мне. Мы в воскресенье вместе едем
в Гостиный двор покупать лыжное снаряжение.
- А кого, Валечка, ещё, по-твоему, стоит пригласить?
- Может быть, Ларису с Сергеем Ивановичем. И Ромку с Машей.
Они сели на трамвай и заняли свободные места, расположенные не по соседству. Условий для беседы не было, и Аркадий погрузился в размышления. Мысль сразу же вернула его к Ларисе. Она, значит, тщательно продумала расположение гостей за столом и хорошо проинструктировала Ромку. И момент для съёмки был выбран очень удачно. Подвыпившие гости ничего не заметили. Но зачем ей понадобился снимок их сплетённых под столом ног? Если ему предназначалось, как бы случайно, попасть к Валентине Ивановне?! Тогда она сразу же разорвёт отношения с Аркадием, и он, как подгнившее яблоко, сам упадёт к ногам Ларисы? Нет, Ларочка на это неспособна. Хотя…. Любовь толкает людей и не на такое.
Трамвай приближался к Невскому проспекту. Аркадий встал. В пятницу он будет у Ларисы и всё узнает. Эта мысль подытожила его дорожные размышления. Уже не было колебаний, встречаться с ней или нет. Он пойдёт к ней, и не только затем, чтобы что-то выяснить. Лариса была необходима ему сама по себе. Теперь его чувства чётко вписывались в негеометрические законы любовного треугольника.

В пятницу вечером он пришёл к Ларисе. Она была в халате, с углем в руке. Её лицо ещё хранило следы сосредоточенности.
- Привет! - Аркадий снял пальто. - Я оторвал тебя от работы?
- Почему же оторвал? Я ждала тебя.
- А что у тебя на мольберте? – он последовал за ней в гостиную.
- Окончательная версия «Колдовского озера». После замечаний Валентины у меня рассеялись последние сомнения.
- Что же такого она сказала?
- По сути, то же, что и ты. Но теперь я тебя понимаю. Валентина не только красивая. У неё безошибочный вкус.
- Ты, Ларочка, единственная меня понимаешь. А теперь ещё и в этом. Твоё место в моей душе самое почётное.
- Но это не трон? На троне только Валентина?
- Наверно. Она императрица.
- А я кто? Уборщица, или подавальщица?
- Нет, Ларочка. Ты фрейлина. Между прочим, тебе не кажется, что это яркий сюжет для картины.
- Какой картины? – насторожилась она.
- Под названием «Фрейлина императрицы». Императрица сидит на роскошном троне, перед ней царедворцы, а за ней фрейлины.
- И среди них я?
- Конечно. А молодой генерал, целующий монаршую руку, косится на тебя взглядом, как и остальные придворные.
- И как я выгляжу в роли фрейлины?
- Ты грациозна, с величественным лицом, осенённым мыслью. Придворные, в глубине души, признают в тебе особу королевской крови, понимая однако, что императрицей ты никогда не станешь.
- Аркадий, осознаёшь ли ты всю психологическую глубины этого образа? Я буду бредить этой картиной, - она с гипнотической улыбкой на устах подошла к нему вплотную. - Гениальная идея!
И он, не в силах оторвать глаз от ларисиного лица, начал расстёгивать её халат. Потом отнёс её на диван.
Через некоторое время, приподнявшись на локте, Аркадий поцеловал её, обессиленную, лежащую рядом с закрытыми глазами.
- Ларочка, я от тебя без ума!
- И ты меня не осуждаешь?
- Напротив.
- В самом деле? А я в таком состоянии совсем теряю самоконтроль. И очень боюсь, что ты принимаешь это за порок.
Она поднялась с дивана,  набросила халат и пошла в ванную.
Минут через тридцать они ужинали за её кухонным столом. И, смакуя жареного леща, Аркадий вспомнил о недавней вечеринке.
- А для чего Ромка фотографировал наши ноги под столом?
- Совсем забыла, - спохватилась Лариса. – Я сейчас.
Она поспешила в гостиную и вернулась с пачкой фотографий. Аркадий принялся их просматривать. На двух снимках, напечатанных в значительном количестве экземпляров, был виден стол с гостями, позирующими фотографу. Очевидно, их предполагалось раздать друзьям. Но на других фотографиях были запечатлены и лица участников вечеринки, и их ноги под столом. На них Аркадий выглядел сознательным участником двойной любовной игры. Он специально подвинул влево ногу для контакта с ногой Ларисы и одновременно активно ухаживал за Валентиной Ивановной.
- Лариса, у кого ещё есть эти снимки?
- Ни у кого. Я сразу забрала у Ромки фотоаппарат. А потом в фотоателье мне проявили плёнку и напечатали фотографии.
- Зачем тебе это понадобилось, Ларочка? Не ради забавы же.
- Точно не для забавы, - подтвердила она. - На меня огромное впечатление произвёл замысел «Тайных любовников». И я решила как-то закрепить его в памяти, чтобы впоследствии к нему вернуться.
- Только для этого?
- Да. В фотоателье мне напечатали этот снимок также в формате А-3. Пойдём в гостиную, покажу.
Вскоре они разглядывали большую фотографию.
- Видишь, Аркадий, снимок превзошёл все мои ожидания. Это же готовая компоновка будущей картины «Тайные любовники». Остаётся только поработать над главным.
- Что ты считаешь главным?
- Лица любовников. Они должны передавать драматизм ситуации. В моём представлении их выражения уже сложились. Но всё равно, я очень рассчитываю на твою помощь.
- Но разве, Ларочка, такой сложный сюжет для графики?
- Ох, Аркадий, не наступай на больную мозоль. Я понимаю, здесь нужны масляные краски.
- Так что же делать?
- Работать. Закончу «Колдовское озеро» и начну писать маслом каждый день с утра до вечера, пока в руке не появится уверенность. Краски мне нужны не только для «Тайных любовников».
- А для чего ещё?
- Есть ещё картины «Счастье» и «Фрейлина императрицы».
- «Счастье»? Помню. Но ты же не могла заснять её на фото?
- Я сделала карандашные наброски. Хочешь посмотреть?
Она достала из книжного шкафа несколько листов.
- У тебя, значит, целый портфель замыслов новых картин? Лариса, ты, наверно, единственная из всех нас долетишь до солнца.
- Как это?
- Объясню в другой раз, - он сложил лежащие на столе листы в
стопку и отодвинул их к краю стола. – А сейчас мне пора. Завтра я должен встать в шесть часов утра и кое-куда съездить.
- Не отпущу, - она подошла к его стулу и положила руку ему на плечо. – Я тебя давно не видела.
Он усадил её к себе на колени.
- Чего бы ты хотела, Ларочка?
- Останься до утра. И, раз уж мы тайные любовники, могли бы встречаться чаще. Например, во вторник и пятницу.



ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

ОХОТНИЧИЙ ЗАМОК

             И нет Зимы, Весна, полна надежды,
             На время обнажая нежный стан,
             Меняет свой осенний сарафан
             На свадебные, белые одежды.

      

ГЛАВА 16. ПРЕДНОВОГОДНИЕ НАДЕЖДЫ

                Любовь прядёт причудливую нить
                И вяжет новогодние надежды,
                И, облачив их в снежные одежды,
                Стремится сердцу разум подчинить.

Рано утром прямо от Ларисы Аркадий отправился на Витебский вокзал и в семь двадцать сел на электричку, идущую до Луги через Гатчину. Примерно через час он сошёл в Гатчине и, расспрашивая прохожих, добрался до автобусной стации. В расписании движения автобусов, висевшем на стене, Охотничий замок не значился. Несколько пассажиров, у которых он пытался выяснить этот вопрос, ничего о замке не знали. И тогда он пошёл к диспетчеру.
- Так это же не населённый пункт, - недовольно буркнул диспетчер. – С какой стати он будет в расписании?
- Как же туда добраться?
- Маршрут до деревни Дерюгино проходит в двух километрах от замка, - наконец, утешил диспетчер. – У развилки лесных дорог есть остановка по требованию. Спросите у водителя автобуса.
- А сколько времени туда ехать?
- Часа полтора, если не помешают снежные заносы.
Аркадий поблагодарил диспетчера и пошёл искать указанный автобус. Около одиннадцати часов он добрался до цели. То, что перед ним был замок, а не какое-то здание общего назначения, не вызывало сомнений. И такие прилагательные, как романтический и королевский, сами собой пристраивались к названию этого сооружения. Замок был небольшой, но очень красивый, с башенками, арочными окнами и балкончиками. А вокруг вековой лес.
Светило редкое для этого времени года северное солнце. Мороз не превышал пяти градусов. Немолодой человек в полушубке и валенках чистил от снега дорожку, ведущую к входу в замок.
- Мне бы поговорить с начальством, - обратился к нему Аркадий.
- А зачем?
- Мы с друзьями хотим приехать сюда из Питера на Новый год.
- Об этом можно говорить со мной. Я егерь Гатчинского охотничьего хозяйства. Если у вас есть охотничий билет, можете остановиться здесь на ночлег.
- Как вас зовут?
- Андрей Денисович. А вас?
-  Аркадий. Но охотничьего билета у меня нет.
- Ясно, - подытожил егерь, - пошли в замок.
Его приглашение подавало надежду. Они вошли в зал. Очень высокий потолок, справа камин. Наверно, здесь царевич Павел со своей свитой пировал после удачной охоты.
В левом ближнем углу зала находился старенький письменный стол, явно детище последнего времени. На нём стояли телефон, чернильница, электроплитка и пепельница. К нему и направился егерь. Он поставил на электроплиту чайник с местами облупившейся эмалью и достал из выдвижного ящика два стакана.
- Андрей Денисович, может, ради знакомства выпьем? – Аркадий извлёк из дорожной сумки пол-литровку и поставил на стол.
- Можно, - степенно согласился егерь. – А я в камине, в чугунке сварил лосятину. Могу угостить
Вскоре они сидели за столом. Выпили по первой, стали закусывать лосятиной с хлебом.
- Так вы хотите с компанией отметить здесь Новый год?
- Конечно, Андрей Денисович.
- А что за народ?
- Молодёжь. Художники, скульпторы, медики, студенты.
Аркадий снова налил водку в стаканы.
- Вы будете здесь не одни, - предупредил егерь.
Они опустошили стаканы.
- Значит, Андрей Денисович, на Новый год у вас тут весело?
- А как же. Молодёжь. Пьют водку, песни поют, танцуют. И так всю ночь. А потом спят, тут же в зале, на полу. Некоторые ещё на одну ночь остаются. Но второго января утром уезжают все.
- Дорого ли это стоит?
- Как сказать, Аркадий. Беру я по пятёрке с носа. Больше для порядку. Хотя, забот хватает.
- А какое у вас водоснабжение?
- Тут до речки метров пятьдесят.
- И со второго января в замке уже никого нет?
- Какой там! - усмехнулся егерь. - Приезжает начальство. Новый год они встречают дома, а сюда едут покуражиться.
- Что за начальство?
- Партийное, иногда из райисполкома, или воинской части. Приезжают на вездеходах. Водка и закуска – ящиками. Но начинается всё с охоты. Нужно добыть лося, или медведя.
- По лицензии?
- Как бы не так. Им никакая лицензия не нужна. Я ещё и на зверя
должен их навести. Потом пьют водку и жарят свежатину.
- Прямо здесь, в зале?
- Если большой мороз, то здесь. Но, как правило, на свежем воздухе. Есть тут поляна, километра три вверх по речке. Там и стол, и чурбаны для сидений, и кострище.
- А где, Андрей Денисович, они ночуют?
- На втором этаже есть две комнаты для начальства. А народ попроще - здесь. Я им даю раскладушки и спальники.
- Выпьем ещё, Андрей Денисович? - Аркадий взялся за бутылку.
- Ну, разве что, один разок.
Аркадий разлил грамм по пятьдесят.
- Андрей Денисович, хотелось бы снять у вас на неделю отдельную комнату. Нас восемь человек, а потом шестеро уедут, но прибудет фотограф с дорогой фотоаппаратурой.
- А что он будет фотографировать?
- Замок, лес. Он фотограф-художник. Его работы показывают на выставках. Может и вас сфотографировать на фоне замка.
- Но у меня только две комнаты для начальства, и я не могу их сдать кому-то другому.
- Андрей Денисович, давайте выпьем.
Они выпили и стали доедать остатки лосятины.
- Наверно, у вас есть ещё помещения? - предположил Аркадий.
- Да. Две кладовки для инвентаря.
- Ну вот, - Аркадий положил на стол пятидесятирублёвую купюру, - освободите одну из них. И всё. Нам много не нужно.
- Так вы говорите, на неделю? – заколебался егерь. - Пойдёмте, посмотрим.
Они поднялись по винтовой лестнице на второй этаж. Егерь открыл ключом дверь, и они вошли внутрь. Это была комната площадью около пятнадцати квадратных метров. В ней имелись окно, дверь, выходящая на балкон, расположенный на задней стороне замка, и отопительная печь. У ободранных стен были складированы раскладушки, лыжи, валенки, спальные мешки, овчинные тулупы.
- Прекрасно, Андрей Денисович. Нужно только освободить её и вымыть пол. И оставьте нам, пожалуйста, три раскладушки, три стула и хоть какой-нибудь столик.
- Можно. Я ещё и печку протоплю, - пообещал егерь.
Они спустились в зал. Была уже половина первого.
- Как я могу отсюда уехать? - осведомился Аркадий.
- Через полчаса автобус на Гатчину. Остановку вы знаете.
- Андрей Денисович, а есть ли поблизости деревня, чтобы заказать баню на первое января?
- Есть. Дерюгино. Пять километров вниз по речке. Я там живу.
- Спасибо. И ещё вопрос, не могли бы вы тридцать первого декабря продать нам килограмма четыре лосятины на шашлыки?
- Постараюсь, Аркадий. Приезжайте. Только не забудьте взять паспорта. Это требование районной милиции.
Они пожали друг другу руки, и Аркадий отправился на автобусную остановку. К вечеру он вернулся в Ленинград и прямо с вокзала поехал к Валентине Ивановне.
- Аркадий! – обрадовалась она. - Ты  был в Охотничьем замке?
- Только что оттуда.
- Ну, как?
- Прекрасно, Валечка. Замок очень красивый. И нас там ждёт
комната, деревенская банька, и даже лосятина для шашлыков.
- Чудесно, Аркадий. Сейчас поужинаем.
Она принесла котлеты с капустой. Потом был долгий, вечерний чай, располагающий к беседе.
- Аркадий, ты уже решил, что мы будем там фотографировать?
- Тебя, обнажённую, в заснеженном лесу у замка.
- Но, для нашей статической драматургии этого маловато. 
- А что, Валечка, если ты сыграешь роль снежной девушки?
- Кого?!
- Ты, наверно, что-то слышала о йети? Якобы существует такая параллельная ветвь человеческого рода – снежные люди. 
- Разумеется. Но в чём ты видишь драматизм ситуации?
- Йети относятся к людям с огромным интересом и опаской. И вот снежная девушка выходит из лесных дебрей к замку.
- С любопытством и страхом?
- Наверно. Ты можешь представить выражение её лица?
- Не уверена. Слишком мало я о них знаю.
- Предположительно, у ети очень развита интуиция, даже телепатия, и они способны понимать человеческие чувства.
- Ну и что, Аркаш?
- Вот, представь, что твоя героиня вдруг замечает на балконе замка парня и девушку, которые целуются. Как она отреагирует?
- Может быть, догадается, что это любовь, - напряглась Валентина Ивановна. – И тогда она разволнуется, забудет об осторожности и выйдет из укрытия.
- Прекрасно, Валечка! Это уже основа для поиска образа.

Следующий день был воскресным. Утром Аркадий и Валентина Ивановна завтракали в её комнате.
- Сегодня в одиннадцать ко мне приедет Катя, - сообщила она. – Пойдём покупать лыжное снаряжение.
- А можно, Валечка, без меня?
- Но мы и тебе будем покупать ботинки, брюки, рукавицы, лыжи.
- Валечка, семестр кончается, а у меня хвостов не счесть. Для покупок достаточно знать мои размеры: размер одежды – пятидесятый, рост – четвертый, обувь – сорок второй. 
- Что с тобой поделаешь, - смирилась она.

Всё воскресенье и последующий день Аркадий готовился к сдаче зачётов. Вечером в понедельник к нему зашёл Игорь.
- Так что, - усмехнулся он, пожимая руку товарищу, - будем на Новый год жарить лосятину?
- Откуда ты знаешь?
- Катя рассказала. А ей Валентина. Я так понял, Новый год в Охотничьем замке дело решёное?
- Вполне, Игорёк. Готовь список, кому чего брать с собой.
- Группа в восемь человек?
- Наверно. Но их надо подобрать. Между прочим, Маша опытная лыжница. Её с Ромкой можно и пригласить. Кажется, она согласится.
- Я тоже так думаю, - засмеялся Игорь.
- Почему ты смеёшься? – нахмурился Аркадий.
- Катя говорит, Маша на тебя глаз положила.
- Не заметил. И если она пойдёт, то не со мной, а с Ромкой.
- Тогда, - подытожил Игорь, - формируй группу и на следующее воскресенье назначим сбор с лыжами. Лучше всего у входа в парк Лесотехнической академии, часов в одиннадцать.
На следующий день Аркадий продолжал готовиться к зачётам, а в перерывах возвращался к разговору с Игорем. Для формирования группы у него было четыре дня. Из внутреннего кармана пиджака он извлёк помятый листок. На нём неровным почерком было написано «Маша Егорова» и номер телефона. Эту записку на вечеринке сунула ему Маша. Было начало одиннадцатого. Он оделся и пошёл к телефону-автомату. Дозвониться удалось довольно быстро.
- Маша, это ты?
- Я. А с кем я разговариваю? Аркадий?! Очень рада.
- Привет, Маша. Приглашаю тебя встретить Новый год в лесу.
- С тобой хоть на Северном полюсе.
- В нашей группе восемь человек. Это Игорь с Катей, я с Валентиной, ты с Ромкой и ещё двое.
Наступила пауза. Он терпеливо ждал.
- Я с Ромкой? – уточнила она упавшим голосом.
- Конечно. Там очень красивое место. Будем жарить лосятину, попаримся в деревенской бане. Надеюсь, не соскучишься.
- Но я не с тобой?
- Со мной и с друзьями. Буду рад, если ты присоединишься к нам. Иначе я бы и не звонил.
- В самом деле? Хорошо. Я поеду.
- Тогда, Машенька, передай приглашение Ромке. А в воскресенье с лыжами и рюкзаками приезжайте на сбор у парка Лесотехнической академии, в одиннадцать. Там всё и согласуем.

Аркадий вернулся к своим занятиям. В шесть вечера он отправился в бытовую комнату, чтобы погладить костюм и рубашку. Это был вторник, который, наряду с пятницей, Лариса включила в календарь их свиданий. Конечно, соблюдать этот распорядок было необязательно. Но он шёл к ней потому, что очень хотел этого.
Лариса встретила его не без удивления. Она, похоже, не очень-то надеялась, что её робкое пожелание встречаться и по вторникам исполнится. Между тем, Аркадий снял пальто, прошёл в гостиную и остановился у стола. На нём лежало несколько листов различного размера и среди них фотография формата А-3.
- Можно посмотреть?
- Пожалуйста.
- «Тайные любовники»?! – удивился Аркадий. – Можно подумать, это фото так и осталось на столе со времени нашей встречи.
- Так и есть. Мне нужно работать над «Колдовским озером», а я никак не могла оторваться от этого снимка. И очень ждала тебя.
- Так вот он, я. Пользуйся.
- Не премину, - усмехнулась она, - но сначала я тебя накормлю. 
Она разогрела и поставила на стол рыбу с картошкой.
- Ты ешь, а я уже поужинала. Просто посижу с тобой за столом.
- Спасибо, Ларочка. Какие новости?
- Сегодня звонил Ромка. Интересовался, буду ли я отмечать Новый год в лесу под Гатчиной вместе с вами.
- Ларис, я просто не успел тебе сказать, - смутился он. – Приглашаю к нам присоединиться.
- Я буду с тобой?
- Конечно. Но и с Сергеем Ивановичем. Ты же сама придумала этот наш новый статус.
- А ты будешь с Валентиной?
- Лар, у тебя такой тон, будто это новость, в то время как ты даже картину об этом собираешься написать.
- Я пойду, мой милый. С Сергеем Ивановичем. Но мне это непонятно. И картину «Тайные любовники» до конца не могу постичь.
- Давай после ужина её посмотрим.
Они вернулись в гостиную и расположились за столом.
- Я силилась представить её, как картину, - она взяла со стола фотографию, - но характеры никак не складываются.   
- Наверно, Лариса, ты видишь в тайном любовнике развратника. А он искренне любит обеих женщин и страдает от этого. Столкновение с моралью только усиливает его любовь.
- А тайная любовница?
- Мне кажется, она не хочет обманывать своего легального партнёра, достойного человека, но не может с собой справиться.
- Аркадий, есть ещё одна фигура.
- Да. Легальная партнёрша тайного любовника, красавица и умница. Она даже мысли не допускает, что её избранник ведёт двойную игру. Значит, она тоже невинная жертва этой драмы.
- Аркаш, ты даже не смотришь на фотографию!
- Но тебя же интересует картина, а не фотография.
- Потрясающая картина!
- Конечно. Она полна напряжённости и драматизма. И такое ощущение, что вот-вот произойдёт взрыв.
- Но, Аркаш, в каждой драме должны быть ангелы и злодеи.
- Не согласен. Здесь нет плохих людей. Все они счастливы, как влюблённые, и несчастны, потому что у них нет  будущего.
Она поднялась и подошла к нему.
- Аркадий, у меня тоже ощущение неизбежности взрыва. И чем он ближе, тем сильнее я тебя люблю. А твои слова мне кажутся Божьим откровением. Точно по ним я и напишу картину.
- Разве ты их запомнила?
- Слово в слово: «Здесь нет плохих людей. Все они счастливы, как влюблённые, и несчастны, потому что у них нет будущего». 
- Прекрасно, - он вздрогнул, увидев на её лице такую знакомую, гипнотическую улыбку.


ГЛАВА 17. ЛЮБОВНЫЙ МНОГОУГОЛЬНИК 

                И чудятся мне сладостные речи
                В неповторимый миг, что Богом дан,
                Трепещущей рукой я оголяю плечи,
                И страстно обнимаю нежный стан.

В среду вечером Аркадий пошёл к Валентине Ивановне. Она рассказала, что в воскресенье купила лыжное снаряжение и попросила Катю установить на лыжи жёсткое крепление в мастерской её спортивного общества. 
- И когда всё это будет готово? – справился он.
- Она обещала до конца недели. Время же ещё есть.
- Конечно, Валечка, но Игорь назначил общий сбор на ближайшее воскресенье.
- А в воскресенье в два часа ко мне зайдёт Матвей Аронович. Он должен взять экспонаты для Вильнюсской выставки.
- Мне кажется, Валечка, мы везде успеваем, потому что наш сбор назначен на одиннадцать. А с Матвеем Ароновичем хорошо бы обсудить предстоящие съёмки в Охотничьем замке.
 Валентина Ивановна занялась приготовлением чая. Потом, уже сидя за столом, она вернулась к теме новогодней поездки.
- Раз назначен сбор, группа уже скомплектована?
- Конечно. Ромка с Машей, Игорь с Катей и мы с тобой, - он сделал короткую паузу. – Ну и ещё Лариса со своим женихом.
Валентина Ивановна долила в свою чашку заварку и, положив сахара, стала помешивать чай ложечкой.
- Ты, Аркадий, напрасно подозреваешь меня в антипатии к Ларисе. Эта девочка не без искры Божией. Ей надо помогать. И жених её произвёл на меня самое благоприятное впечатление.
И в этот момент в голове Аркадия мелькнула мысль, что Ларису он сможет использовать в режиссуре фотосъёмок в Охотничьем замке. До сих пор результаты актёрской игры Валентины Ивановны в значительной степени обеспечивались искусно организованными обстоятельствами. На это придётся рассчитывать и сейчас.

В пятницу часов в девять Аркадий позвонил Ларисе на работу и пригласил её с Сергеем Ивановичем на предварительный сбор. Потом он разыскал Игоря.
- Игорёк, группа сформирована. В воскресенье встречаемся.
- И кто же входит в группу?
- Кроме нас, Маша с Ромкой и Лариса с Сергеем Ивановичем.
- Валентина и Лариса в одном походе? Рисковый ты парень!
- Всё в порядке, Игорёк.

В воскресенье Аркадий и Валентина Ивановна приехали на сбор порознь. Он помогал Игорю привезти недостающие спальники, штормовки и рюкзаки. Катя привезла с собой два лыжных комплекта для Аркадия и Валентины Ивановны. Они тут же принялись их надевать. Затем Игорь предложил пройти пару кругов по лыжне парка, чтобы проверить снаряжение. Цепочку лыжников возглавила Катя. Эти два круга дались Валентине Ивановне с трудом. Аркадий шёл за ней следом. К финишу они пришли с большим опозданием.
- Катя даст вам несколько полезных советов, - предложил Игорь.
- Я рекомендую, - сразу же начала она, - надевать сначала хлопчатобумажные носки, а уже  поверх их шерстяные. И, чтобы избежать потёртостей и обморожений, ботинки не должна жать.
Ещё она объяснила, что вязаная шапочка для головы лучше тёплой ушанки,  штормовка поверх свитера лучше полушубка, брюки должны быть вверху и внизу на резинках, а рукавицы предпочтительней перчаток.
Потом Аркадий рассказал, как добираться до Охотничьего замка.
- А когда мы возвращаемся? – осведомился Сергей Иванович.
- Мне кажется, лучше второго января, - предположил Аркадий, - а первого посидим у костра, походим на лыжах, сходим в баню. 
- Я и рассчитывал на отъезд второго числа, - Игорь раздал список продуктов, которые нужно было взять с собой. – И по пятёрке на оплату бани, комнаты в замке и покупку лосятины для шашлыков.
Они договорились встретиться в электричке, отходящей с Витебского вокзала тридцать первого декабря в семь двадцать.
Аркадий посадил Валентину Ивановну на трамвай и пообещал, что только занесёт в общежитие свои лыжи и сразу же поедет к ней, чтобы в два часа встретиться с Матвеем Ароновичем. Он так и сделал, но выехал пораньше и уже в половине второго был у памятника Екатерине Второй. Фотограф по дороге к Валентине Ивановне обязательно должен был проходить мимо этого места. Когда Аркадий его увидел, было без четверти два.
- Матвей Аронович!
Фотограф оглянулся и пошёл навстречу Аркадию.
- Вы идёте к Валентине? – справился он.
- Конечно. Но не торопитесь. Хотелось бы поговорить. Вы сейчас уедете в Вильнюс, а потом прибудете прямо на съёмку. И для обсуждения драматургии и режиссуры времени практически не будет.
- Припоминаю, - усмехнулся фотограф, - как мы по дороге к Валентине обсуждали предстоящую съёмку «Осеннего прощания». Боже мой, какая там была рискованная режиссура!
- Зато, Матвей Аронович, какой результат!
- М-да. Это одна из лучших наших работ. Но и сейчас вы ждали меня, чтобы без участия Валентины обсудить фотосъёмку?
- Конечно.
- И опять собираетесь рисковать отношениями с ней?
- Я просто не знаю, как ещё можно добиться такого эффекта.
- Но, Аркадий, уже два часа. Поторопитесь, пожалуйста.
- Постараюсь. Значит, так, во время съёмки в ночном лесу Валентина вдруг увидит, что я на балконе Охотничьего замка целуюсь с девушкой, к которой она меня всегда ревновала.
- Аркадий, она вам этого не простит. Но в чём суть?
- В том, Матвей Аронович, что в этот момент вы должны фотографировать. Такое выражение её лица потом уже нельзя будет повторить никакой искусной игрой.
Валентина Ивановна открыла им дверь и облегчённо вздохнула.
- Я уже забеспокоилась. Вы никогда так не опаздывали.
- Извините. Мы с Аркадием заговорились. Давно не виделись.
- Присаживайтесь, Матвей Аронович, я угощу вас обедом.
- Спасибо. А пока вы накрываете на стол, мы упакуем картины.
Их было шесть: «Влюблённые», «Белая ночь», «Возрождение», «Адам и Ева», «Красное солнце» и «Осеннее прощание». Фотограф с Аркадием обложили каждую картину картоном, сложили их вместе и обернули полиэтиленовой плёнкой, превратив в единую упаковку. Потом они обедали, продолжая беседовать.
- Когда я должен быть в замке? – справился Матвей Аронович.
- Лучше первого января. Второго и третьего фотосъёмка может осложниться из-за приезда на охоту местного начальства.
- Договорились. Я беру в Вильнюс всю аппаратуру, чтобы по дороге к вам не заезжать домой. Кстати, я готовился к зимним ночным съёмкам, экспериментировал с цветной плёнкой.
- И что получилось?
- Я выбрал плёнку и выдержку для условий заснеженного леса при лунном свете. Но всё же с применением подсветки фонариком.
- А если луны не будет?
- Молитесь, Аркадий, чтобы она была. А сюжет у вас уже есть?
- Пусть лучше расскажет Валентина.
- Аркадий поручил мне сыграть роль ети, - засмеялась она. - Так,
называется племя снежных людей.
- Да-да, я слышал о них, - заверил Матвей Аронович.
- Так вот, любопытство гонит девушку ети из лесных дебрей к людям. И она со страхом смотрит из леса на освещённые окна замка.
- В «Белой ночи», - напомнил Аркадий, -  зритель наблюдает за нашей героиней через оконную раму. И это создаёт у него ощущение запретного подглядывания, придаёт зрелищу особую пикантность.
- Неужели? – удивился фотограф.
- Да. А у нас, - продолжал Аркадий, - в кадр попадёт случайный охотник, который из-за куста любуется снежной красавицей. Зритель заражается его любопытством и вместе с ним наблюдает за ети.
- Замечательно! - одобрил фотограф.
- А кто охотник? – поинтересовалась Валентина Ивановна.
- Могу я попробовать, - предложил Аркадий.
Между тем, Валентина Ивановна собрала опустевшую посуду и пошла на кухню. Собеседники воспользовались её отсутствием.
- Аркадий, вы же в это время собирались на балконе замка целоваться с другой девушкой?
- Да, но Валентина пусть думает, что я в роли охотника. Тогда моё появление на балконе станет для неё неожиданностью. И она испытает целую гамму чувств. А вы зафиксируете их на плёнке. Потом мы выберем самое подходящее выражение её лица.
- Но на роли охотника и девушки на балконе придётся привлекать ещё двух человек? - насторожился фотограф.
- Мы едем встречать Новый год с друзьями. Выбор у меня есть.
- М-да, Аркадий, ваша статическая драматургия значительно усложняется. И неизмеримо возрастает опасность ошибок и неудач.
- Конечно, Матвей Аронович, но и возможности расширяются.
Валентина Ивановна вернулась с чаем, и разговор продолжился.
- Хотелось бы посмотреть на наши картины на вильнюсской фотовыставке, - вздохнула она, - послушать, что говорят посетители.
- Я бы тоже не отказался, - поддержал её Аркадий. – Но, увы.

Утром тридцать первого декабря вся группа без опозданий явилась к электричке. На автобусной станции в Гатчине их внимание привлекла  молодёжь с лыжами, рюкзаками и гитарой. Они сели в один и тот же автобус. В дороге общительная Маша с ними познакомилась. Это были студенты-филологи из института им. Герцена, которые тоже ехали в Охотничий замок встречать Новый год. Без четверти одиннадцать они сошли с автобуса. До замка было два километра плохо укатанной снежной дороги с заметным санным следом. Аркадий встал на лыжи.
- Разыщу начальство, - объяснил он, - а вы не торопитесь.
- Мне тоже хочется покататься на лыжах, - Маша встала на лыжи
и пошла вслед за ним.
Метров через пятьдесят он замедлил ход, Маша догнала его, и дальше они пошли вместе. Перед замком стояла бурая кобылка, запряженная в сани. Они сняли лыжи и вошли в здание. В зале егерь топил камин.
- С наступающим Новым годом, Андрей Денисович!
- С Новым годом, Аркадий! – они обменялись рукопожатием.
- Нас восемь человек. Они сейчас будут здесь.
- Тогда пойдёмте в вашу комнату, - предложил егерь. - Дрова я туда занёс, а вот протопить не успел.
Он достал два ключа, соединённых кольцом.
- Ваш ключ, который длиннее, - объяснил егерь.
По винтовой лестнице они поднялись на второй этаж.
- Андрей Денисович, если помните, вы обещали продать нам лосятину на шашлыки, - напомнил Аркадий.
- Помню. Только на  лося с тех пор не было охоты. А на медведя была, аккурат вчера. Приехало начальство и потребовало медведя. Была у меня на примете одна берлога. Хорошо ещё, не самка.
- И у вас есть медвежатина?
- Как не быть?
- Ну что, Машенька, возьмём? – посоветовался Аркадий
- Возьмём. Килограмма четыре, если не очень дорого.
- По два рубля за кило пойдёт? – предложил егерь.
- Пойдёт.
Наконец, они добрались до нужной двери, и егерь отпер её. В комнате был убран инвентарь и вымыт пол. Справа, у печи лежала вязанка дров, а слева в углу находился рукомойник и рядом с ним два оцинкованных ведра. У окна стоял небольшой столик с тремя стульями. Вдоль стен располагались три раскладушки.
- Как договаривались, - подытожил егерь, показывая комнату.
- Спасибо, Андрей Денисович. Маша, позови, пожалуйста, наших. Они, наверняка, уже подошли.
Она ушла, и Аркадий продолжил разговор.
- Андрей Денисович, вы говорили, тут есть поляна, где начальство пирует после охоты. Мы можем там встретить Новый год?
- А что ей станется? Встречайте. Там и деревянные мостки на речке, чтоб воду брать. Только прорубь сделайте. 
- Как туда добраться?
- Вверх по речке километра три, без дороги.
- И ещё, Андрей Денисович. У кого в Дерюгино можно заказать баню на завтра к полудню?
- На завтра? – он помедлил. – Я на сегодня заказавши баньку Матрёне. Для охотников на медведя. Как пойдёте, третья изба. Ейный мужик и сын с войны не вернувшись. Больно нуждается. Она вам рублёв за восемь и истопит.
Когда егерь уходил, по винтовой лестнице уже поднимались остальные члены группы. Они вошли в комнату, сняли рюкзаки, поставили к печке лыжи и расположились, где кто смог.
- Давайте решим, что будем делать, – предложил староста.
- Комнату нужно топить, - подсказал Аркадий, - здесь же спать придётся. Дрова есть.
- Это мы с удовольствием, - Ромка со знанием дела окинул взглядом печь, выдвинул вьюшку и стал класть в топку дрова.
- Сейчас егерь принесёт медвежатину, - эти слова Аркадия были встречены ликованием. – Мясо нужно нарезать, залить его соусом в котелке и оставить до вечера. И здесь же подготовим другие блюда.
- А варить будем на поляне? – справился Игорь.
- Конечно. Перенесём в котелках на поляну, и сварим на костре.
- Кто будет стряпать?            
Вызвались трое – Валентина Ивановна, Катя и Лариса.
- Достаточно, - решил Игорь. – С вами остаётся Ромка. Он протопит печь, и мясо для шашлыков нарежет.
- И принесёт с речки воды, - добавил Аркадий.
- А мы пойдём готовить поляну к празднику, - решил Игорь.
В этот момент вошёл егерь с мясом, завёрнутым в газету. Он положил его на стол, и все сгрудились, чтобы посмотреть на медвежатину. Это было довольно жирное филе. Игорь расплатился с егерем, и тот ушёл, пожелав им весело отметить Новый год.
- К поляне идти вверх по речке, - проинформировал Аркадий Игоря. – Придётся протаптывать лыжню. Возьмите топор. Там на речке у мостков нужно сделать прорубь для забора воды.
- А ты с нами разве не пойдёшь?
- Сейчас, Игорёк, пока светло, мне лучше сходить в деревню, заказать на завтра баньку. Отсюда пять километров.
- Ну да, ты прав, - согласился староста.
Они вчетвером, Аркадий, Игорь, Маша и Сергей Иванович, спустились вниз. Зал звенел голосами студентов. Любопытная Маша зашла к ним посмотреть, в то время как остальные вышли на улицу и  остановились в ожидании её.
- Что там? – полюбопытствовал Игорь, когда появилась Маша.
- Наряжают ёлку, - улыбнулась она. – Так я иду с Аркадием в деревню?
- Зачем?! – удивился староста.
- А помнишь, Игорь, - не растерялась она, - чему ты нас учил на Колдовском озере?
- Я вас учил?! Чему же?
- В безлюдном лесу далеко отпускать одного человека нельзя.
- Здорово, Маша! - восхитился Игорь. – Идите.  Попутного ветра. Мы с Сергеем Ивановичем поляну как-нибудь и сами подготовим.
Во время этого диалога Аркадий с напускным безразличием смотрел куда-то в сторону. Но когда Игорь и Сергей Иванович двинулись к поляне, он обернулся к своей неожиданной спутнице.
- Так что? Пошли в деревню?
- А, может, Аркадий, я зря к тебе навязалась? – смутилась она.
- Что ты, Машенька. Вдвоём веселее. Но почему ты с рюкзаком?
- Там бутерброды и консервы. В деревне можем перекусить.
Было около двенадцати часов. Стояла прекрасная погода – лёгкий мороз и солнце. Дорога, слегка примятая редким транспортом, благоприятствовала скольжению лыж. И весь этот лыжный переход рядом с румяной, улыбающейся девушкой, казался приятной прогулкой. Перед самой деревней им встретились два райкомовских газика. У одного из них на крыше были укреплено три небольших ёлки.
- Наверно, это и есть те самые охотники на медведя, - предположил Аркадий, – которым егерь сегодня баньку заказывал.
В деревне они повернули к третьей избе и у калитки сняли лыжи. Постучали в дверь. Им открыла пожилая крестьянка. И Аркадий вспомнил, что ему говорил о ней егерь.
- Здравствуйте. Вы Матрёна?
- Да.
- А по батюшке?
- Тимофеевна.
- С Новым годом, Матрёна Тимофеевна! Я Аркадий, а это Маша.
- Так заходите в избу, раз пришедши, - пригласила крестьянка. – Чего на морозе стоять-то.
Миновав холодные сени, они вошли в комнату, которая и была единственным жилым помещением в избе. Большая русская печь, полати, икона Богоматери в красном углу, стол под холщовой скатертью и три лавки - две у стола, а третья под боковым окном. Да ещё посудный шкафчик грубой ручной работы у дверной стены. Гости расположились на лавке под окном.
- Андрей Денисович посоветовал нам обратиться к вам, - начал Аркадий. - Не могли бы вы истопить нам баньку завтра к обеду?
- А Андрей говорил, сколько это стоит?
- Рублей восемь.
- Так вас двое?
- Нет, Матрёна Тимофеевна, нас восемь человек.
- Ого! - удивилась она, - придётся бак наливать доверху. Сегодня топила баню для охотников, так наливала только наполовину. Их было четверо. Да и тесновата моя банька для восьмерых.
- Мы, Матрёна Тимофеевна, будем мыться в два захода.
- Ой, не знаю! – засомневалась она.
- А если десять рублей? – Аркадий встал.
- Я согласная. Только половину вперёд. А завтра с двенадцати часов можете париться.
- Договорились, - Аркадий протянул ей пятёрку. – Мы можем посмотреть вашу баню?
- Посмотрите. Как выйдете из избы, направо. Я уж не пойду, немного простывши. А дверь там незапертая.
Они вышли из избы и добрались до бани. Вошли в предбанник. Маша приоткрыла дверь в парилку, и оттуда пахнуло теплом.
- Ого, Аркадий, да в этой бане хоть сейчас можно мыться!
- Наверно. Но холодная вода едва ли осталась.
Она заглянула в бак, стоявший в дальнем правом углу.
- Вода там есть. Нам бы хватило.
- А горячая?
Маша взяла ковшик, подставила его под краник бака горячей воды и открыла вентиль. В ковшик ударила струя.
- Смотри, Аркадий! – она закрыла вентиль и плеснула воду на калёный камень. Тот отозвался яростным шипением и волной пара.
- Ух, какая жара! – он выскочил в предбанник.
Маша вышла за ним.
- Нам выпал счастливый случай! – она стояла прямо перед ним.
- Какой случай, Маша?
- Есть возможность попариться.
- А если придёт хозяйка?
- Она же сама сказала, что не придёт.
- Подожди, Машенька…
- Аркаш, ты меня боишься?!
- Ну, ты даёшь, Маша! Надо же такое придумать!
- Тогда помоги мне раздеться, - она повернулась к нему спиной, и он помог ей снять штормовку. - Теперь свитер….
Через минуту, уже без одежды, они шагнули в парилку. Прямо в  объятия друг друга.
 
Некоторое время спустя Аркадий и Маша сидели на ступеньке ниже верхнего полка. Она положила ладонь на его плечо.
- Маш, ты знаешь, который час?
- Примерно, полвторого. Ты проголодался? Сейчас перекусим.
Она принесла рюкзак и поставила его рядом с ним. Он сунул туда руку.
- Водка?! Ты предвидела, что мы будем в подобной ситуации?
- Я мечтала об этом.
- Значит, Машенька, давай простимся со старым годом.
Он налил в банный ковшик грамм семьдесят и протянул ей. Потом такую же дозу выпил сам. Они открыли перочинным ножиком банку с треской, съели её и взялись за бутерброды.
- Теперь, Аркадий, наконец-то, попаримся, - пообещала она. – Я принесу веник, а ты гони пар.


ГЛАВА 18. ДЕД МОРОЗ И СНЕГУРОЧКА

                Любовь рукою царской щедро дарит
                Очарований урожай богатый
                Лишь только тем, кто разгадает
                Любовный код замысловатый.

Они возвращались в замок уже в четвёртом часу.
- Сейчас начнётся, - пожаловался Аркадий. - Где пропадали, да почему так долго, да мы уже собрались вас искать. А кое-кто со мной
перестанет разговаривать.
- Может, как-нибудь обойдётся, - попыталась утешить его Маша.
Он ничего не ответил, и они продолжали молча скользить по снежной дороге.
- Аркадий, - вдруг оживилась она, - знаешь, что я видела в зале замка? Студенты наряжали ёлку. Тебе это ни о чём не говорит?
- Пока нет.
- Подумай, Аркадий! Я говорю о новогодней ёлке.
- У нас на поляне?! – он остановился.
- А где же ещё?
- Подожди. Если мы вернёмся с ёлкой в руках, нам всё простят?!
- И сразу всё забудут! Особенно, если ёлка будет с игрушками.
 Он не сводил с неё глаз. Крепкая, весёлая, кровь с молоком.
- Маша, можно тебя поцеловать?
- Наконец-то, - вздохнула она. – Получается, чтобы понравиться тебе, я обязательно должна что-то придумать?
- Нет, ты и так симпатичная. Но где мы возьмём ёлку?
- Студенты же где-то взяли.
- Попросим у егеря, - решил Аркадий. - Он здесь царь и Бог.
Они добрались до замка и направились в зал. В его центре красовалась ёлка, метра три в высоту, с настоящими ёлочными игрушками. Егерь сидел за своим столом и просматривал паспорта новоприбывшей молодёжной группы. Аркадий подошёл к нему.
- Как дела? – поинтересовался егерь, не прекращая работы.
- Спасибо, Андрей Денисович. О бане с Матрёной мы договорились. У нас ещё вопрос насчёт ёлки.
- Вам нужна ёлка?
- Очень нужна, Андрей Денисович.
- Подождите немного.
Минут через десять они с егерем поднялись на второй этаж. Проходя мимо снятой ими комнаты, Маша попыталась приоткрыть её дверь. Но она была заперта. Это означало, что все их товарищи уже на поляне. Между тем, егерь открыл склад и вытащил оттуда ёлку.
- Мои вчерашние охотники заказали три ёлки, - объяснил он. -  Но я, на всякий случай, срубил пять. Они выбрали себе три. А из двух оставшихся одну купили студенты, а эта ваша.
- За неё надо заплатить?
- Я хочу, чтобы потом она осталась на поляне. Для начальства. Они мне заплатят. Только её нужно хорошо установить, нагрести и обтоптать снег у комля, полить его водой.
- Сделаем. А игрушек, случайно, у вас нет?
- Есть. Студенты кажный год привозят, - он вынес из кладовки полмешка игрушек. – Что останется, принесите обратно.
- Огромное вам спасибо, Андрей Денисович!
Они уносили со склада ёлку и игрушки. Но перед винтовой лестницей Маша вдруг остановилась.
- Андрей Денисович, а костюмы деда Мороза и Снегурочки?
- Что ж вы сразу не сказали? – упрекнул их егерь. – Как-то артисты из Питера встречали здесь Новый год. Привезли костюмы и просили их сохранить, да так больше и не приехали. Сейчас достану.
Поблагодарив егеря, Аркадий и Маша направились к поляне. Они шли по уже проложенной лыжне. Метров за тридцать до поляны, прячась за густыми елями, они облачились в новогодние наряды, оставили на лыжне ёлку с игрушками и пошли на лыжах прямо к костру. Взгляд Аркадия сразу же наткнулся на сумрачное, бледное лицо Ларисы с большими серыми глазами. И у него мелькнула мысль, что если бы сейчас среди лесов и снегов они остались одни, он бы ни на секунду не почувствовал себя ущемлённым. Её было достаточно, чтобы заполнить всю его душу. Аркадий улыбнулся ей, но Лариса никак не отреагировала. А Валентина Ивановна продолжала на столе мыть посуду, даже не повернув головы в их сторону. Остальные же побросали свои занятия и удивлённо смотрели на них.
- Дорогие друзья! – Аркадий поднял руку, - мы со Снегурочкой, пожертвовав обедом, сходили на приём к Главному Деду Морозу. И он приказал истопить баньку, которая откроется для вас завтра пополудни. Это первый подарок. Почему я не слышу аплодисментов?
Последовали короткие и не очень дружные хлопки в ладоши.
- Ещё подарков! –  потребовал Игорь.
- Второй подарок Деда Мороза – это настоящая новогодняя ёлка! Крибле, крабле, бунс! Снегурочка, тащи её сюда за хвост.
Маша рванула на лыжах назад и через минуту воткнула в снег перед публикой ёлку.
- Без игрушек? – разочарованно спросил Ромка.
- Третий подарок – это мешок игрушек! Крибле, крабле, бунс!
Маша снова помчалась в лес и вернулась с игрушками. И пока товарищи спорили, что им теперь делать с ёлкой, Аркадий снял лыжи и подошёл к Валентине Ивановне.
- Валечка, мы проголодались, как волки.
- Пусть тебя Маша кормит, - она даже не глянула в его сторону.
- На эту ёлку, Валечка, у меня ушло часа полтора. Но я не жа-
лею. Она позволяет нам сделать потрясающую фотоработу!
- Какую работу? – она недоверчиво покосилась в его сторону.
- Представляешь, на поляне костёр, украшенная ёлка, и вокруг неё хоровод наших друзей. А ети смотрит на них из леса зачарованными глазами. Главное, ты будешь сниматься анфас.
- Впечатляет, - призналась она. - А у замка снимать не будем?
- Конечно, будем. Но эта картина, назовём её «Новогодняя ёлка», будет не менее значимой.
- Аркадий, там, в котелках над костром, вам оставили суп с медвежьим мясом и котлеты с картошкой. Я сейчас принесу.
- Спасибо, Валечка. Только Машу тоже нужно накормить. У нас с тобой к ёлке особый интерес, а она-то за что голодала?
- Не беспокойся, Аркаш, я её сейчас позову.
Он поднял голову и заметил смеющееся лицо Кати. Эта ситуация её явно забавляла.

Мысль о фотосъёмке «Новогодней ёлки», только что возникшая, как средство примирения с Валентиной Ивановной, вдруг обрела черты увлекательного творческого замысла. Он внимательно оглядел поляну. Ёлку следует установить рядом с костром так, чтобы в фотокадр вошли и хоровод вокруг неё, и часть костра. А ети, находящаяся в лесу, должна быть хорошо освещена костром, но невидна участникам хоровода. Значит, её нужно поставить почти напротив костра в прогалине между елями. Пока Валентина Ивановна звала Машу и подавала обед, Аркадий подошёл к старосте, который вместе с Сергеем Ивановичем заготавливал дрова.
- Игорёк, егерь дал нам ёлку и игрушки бесплатно, но при условии, что она послужит и начальству, которое приедет после нас.
- Разве ж мы против? – удивился Игорь.
- Он просил расположить ёлку поближе к костру, но так, чтобы
она не мешала им жарить лосятину.
- Он точно указал, где её ставить?
- Конечно. Пойдём, покажу.
Они с ёлкой остановились метрах в трёх от костра.
- Вот здесь, - показал Аркадий. – Вокруг её комля нужно нагрести снега, утоптать его и полить водой.
Аркадий вернулся к столу, где уже сидела Маша. Ромка с Сергеем Ивановичем установили ёлку, и девушки стали развешивать на ней игрушки. Маша торопливо проглотила обед и встала.
- Спасибо, Валентина. Можно, я поучаствую в украшении ёлки? 
- Разумеется, милочка. Иди. Я с посудой сама управлюсь.
Маша ушла, а Валентина Ивановна села рядом с Аркадием.
- Ты показал, где ставить ёлку уже с учётом фотосъёмки?
- Конечно.
- А где я буду находиться?
- В прогалине между елями. Она хорошо освещается костром.
- Выходит, я, обнажённая, встану там, когда все остальные будут водить хоровод вокруг ёлки? Почти рядом. А если меня увидят?
- Фотограф отвлечёт их. Они будут смотреть в фотообъектив.
- Но мне нужно переодеваться очень быстро. И не только ради скрытности. Мороз же. И снег глубокий.
- Что-нибудь придумаем, Валечка. Я попрошу у егеря широкие лыжи, валенки и тулуп. Чтобы их одеть, или снять, нужны секунды.
- А как объяснить людям, зачем здесь валенки и широкие лыжи?
- Они нам нужны для поиска валежника. Я, пожалуй, схожу в замок прямо сейчас. Ты не возражаешь?
- Если нужно для дела…. Но ты опять пойдёшь с Машей?
Её слова подтолкнули Аркадия к определённому решению. Ему очень не хотелось использовать на съёмках Ларису в качестве объекта ревности Валентины Ивановны. Это могло помешать продвижению ларисиных картин на выставки. Но, кажется, теперь можно заменить Ларису Машей. Валентина Ивановна уже питает к ней ревность.
- Валечка, мне же придётся тащить сюда две пары тяжёлых лыж и валенок. Давай сходим вместе?
- Я, Аркаш, не помощница. Сюда на лыжах дошла с трудом.
- Тогда я сейчас спрошу, кто согласится мне помочь.
Валентина Ивановна видела, как Аркадий переговорил с Игорем, потом направился к девушкам, украшавшим ёлку. И Маша сразу же пошла за ним. В действительности, Аркадий вовсе и не спрашивал, кто из девушек готов ему помочь. Он прямо пригласил Машу, и она с энтузиазмом откликнулась. Они встали на лыжи и скрылись в лесу. 
Добравшись до замка, они зашли в свою комнату. 
- Я, Машенька, сейчас пойду к егерю.
- А я?
- А ты, пока есть время, очисти балкон от снега.
- Зачем?
- Чтобы можно было там целоваться. Мы здесь будем ночевать.
- Обязательно очищу! - засмеялась она.
Аркадий спустился в зал. Егерь всё ещё сидел за своим столом.
- Андрей Денисович, вам небольшой подарок, - он поставил на стол бутылку водки, - и приглашение на новогодние шашлыки.
- Спасибо, -  егерь взял бутылку. – Вам ещё чего-нибудь надо?
- Да, Андрей Денисович. Из-за глубокого снега трудно искать валежник для костра. Нам бы две пары широких лыж и валенок?
- Запросто.
- И еще пару тулупов дня на два. У нас две девушки простудились. Мы бы одели их потеплее.
- Есть овчинные тулупы, - обнадёжил егерь. – Когда мороз ниже пятнадцати, без тулупа на охоту не пойдёшь.
Аркадий вернулся в комнату, нагруженный лыжами и одеждой.
Тулупы он завернул в свой спальник, а пару валенок уложил в рюкзак. Маша тем временем чистила балкон от снега, используя в качестве скребка дровяное полено. Он вышел на балкон.
- Прекрасно, Маша. Теперь здесь можно целоваться.
Она сразу же решила проверить такую возможность, и Аркадий отметил про себя, что это неплохая репетиция предстоящих съёмок. Но предметное осязание машиных форм невольно уводило за рамки искусства в головокружительную ауру реальности. 
- Подожди, Машенька, - он не без усилия прервал это пленительное занятие, – нас ведь ждут. Поехали.
Как только они пришли на поляну, Игорь и Ромка переобулись в валенки и на широких лыжах ушли в лес. Они вернулись с толстыми ветками валежника. Аркадий подошёл к Валентине Ивановне.
- Видишь, Валечка, для чего нам валенки и широкие лыжи.
- Чудесно, Аркаш. А тулуп удалось достать?
- Даже два. Я положил их в спальник. А у тебя как дела?
- Если ты о съёмках «Новогодней ёлки», то ведь ети всё та же. Любопытство, превозмогающее страх. В этот образ я и вживаюсь.
Вскоре Игорь позвал всех к костру.
- Сейчас четверть восьмого, - отметил он. - Вернёмся в замок. Желающие могут часа два-три поспать. Но к одиннадцати все должны быть здесь. Только оставим дежурного, из добровольцев.
- Я могу подежурить, - Аркадий поднял руку.
Он сразу же заметил устремлённый на него вопрошающий взгляд Маши и отрицательно покачал головой. После «банной» истории ей не следовало демонстративно оставаться с ним. Это уже было бы слишком. Потом к нему подошла Валентина Ивановна.
- Аркаш, я останусь с тобой.
- Нет, Валечка. Лучше поспи. К съёмкам ты должна сиять. 
Поляна опустела. Аркадий подбросил в костёр несколько поленьев и принялся рубить толстые ветки, только что принесённые Игорем и Ромкой. Потом повесил над костром котелок с чаем. Прошло минут сорок. Он наполнил кружку чаем и устроился у костра. Как вдруг со стороны лыжни на фоне леса прорисовались очертания человеческой фигуры. Вскоре он с изумлением узнал в ней Ларису.
- Ларочка, ты не боишься ходить на лыжах одна в ночном лесу?!
- А иначе до тебя не добраться, - она смущённо опустила голову.
– Когда все легли спать, я сказала, что посмотрю на ёлку в зале.
- Лар, я налью тебе чаю. Присаживайся. Рад, что ты здесь.
- Это я и хотела узнать. Мне показалось, я тебе уже не нужна.
- Почему?
- Валентина почти твоя жена, а тайная любовница - Маша.
- Нет, Ларочка. У меня к тебе разговор. Зайди завтра  к Матрёне, у которой мы заказали баню. Её муж и сын погибли на фронте. С ней связана идея новой картины. Мне кажется, ты сможешь её написать.
- Зайду, - пообещала она. – Но, наверно, не с пустыми руками?
- Угости её медвежатиной. Она далеко не каждый день ест мясо.
- Угощу. Но эту идею нужно обсудить. Ты придёшь во вторник?
- Конечно, но не в ближайший, а через неделю.
Они пили чай и вслушивались в звуки ночного леса.
- Аркадий…
- Ты хочешь мне что-то сказать? Иди ко мне.
Она подошла, и он усадил её к себе на колени.
 - Аркадий, я тебя очень люблю. Я испугалась, что мы больше не будем встречаться, и стала вспоминать все твои подарки.
- Подожди, Ларочка, какие подарки?
- Это сюжеты новых картин. Среди них была одна, ты упомянул её вскользь. Но осталось впечатление, очень сильное и странное.
- О чём ты?
- Помнишь, ты говорил, что только у меня есть шансы долететь до солнца? С тех пор мне снится, будто мы с друзьями летим к солнцу, всё выше и выше. А потом они начинают падать вниз.
- Кто начинает падать?
- Более или менее отчётливо помню Алексея.
- А Валентина?
- Я не хотела тебе говорить. Она поднимается очень высоко, но вдруг снижается и продолжает полёт. А потом тоже падает.
- А Игорь?
- Примерно, как и Валентина. Только он падает позже неё.
- А я, Ларочка?
- Ты не снижаешься и не падаешь. Но ты улетаешь от меня куда-то очень далеко. И от этого я во сне начинаю плакать.
- И что это значит?
- У меня, Аркадий, такое ощущение, что это и есть главная картина моей жизни. Я назову её «Дорога к солнцу».
Наступила пауза. Они оба не отрывали глаз от костра.
- Не знаю, что и сказать, Ларочка. Мне кажется, это пророчество.
- Ладно, давай дождёмся нашей следующей встречи, - её бледное лицо оживилось улыбкой.
- Лариса, признайся, что побудило тебя прийти сюда? Интерес к новой картине «Дорога к солнцу», или проблемы наших отношений?
- Наши отношения и творчество так переплелись, - она подняла доверчивые глаза. – Где кончается одно и начинается другое?
Минут через десять она решила вернуться в замок.
- Если я надолго задержусь, Сергей Иванович будет переживать.
- Сергей Иванович?
- Да, Аркадий. Помнишь, мы обсуждали картину «Тайные любовники»? Ты говорил, что этот достойный человек жертва обстоятельств. Мне совсем не хочется причинять ему боль.
Он проводил её до места, откуда замок уже был виден. Ему
очень хотелось что-то сказать ей, но это было совсем непросто.
- Лариса, я… я люблю тебя.
- Что?! - она засмеялась и направила свои лыжи к замку.


ГЛАВ 19. ПО ЛОСИНЫМ ЗАКОНАМ

           И есть законы бытия, чьей власти нет предела,
           Их вечно можно открывать, используя для дела,
           Но не пытайтесь их менять, не стоит делать лишнего,
           Не посягайте, господа на помыслы Всевышнего.

Аркадий поспешно вернулся на поляну. Часы показывали начало десятого. Впереди было ещё почти два часа дежурства. Чтобы скоротать время, он снова принялся рубить толстые ветки, собранные товарищами. Потом подбросил их в костёр и просмотрел котелки, стоявшие на хорошо утоптанной площадке в метре от костра. В одном была перловая каша, в другом лежали котлеты. Из них можно было соорудить неплохой ужин. Но тут его внимание переключилось на лыжню. К нему снова кто-то спешил в гости. Кто бы это мог быть? Маша? Валентина Ивановна? Нет, таким красивым рисунком лыжного хода отличался только один член их группы. 
- Добрый вечер! – Катя весело подкатила к костру. - Ты тут не умираешь от скуки?
- Умираю, Катюша. Очень рад гостям.
- То-то и оно, - засмеялась она, - у трёх нянек дитя плачет.
- Почему у трёх? В известной пословице нянек семь.
- Нет, пока у трёх. По числу твоих любовниц.
- Фантазёрка ты, Катя! Хочешь, я угощу тебя ужином?
- Не откажусь, но сначала дело, - она достала из рюкзака пару длинных, самодельных шампуров. – Нужно подготовить опоры для шампуров с шашлыками. А то к Новому году можем не успеть.
- Сделаем.
Он вырубил из валежника четыре толстых, невысоких рогатины, вбил их в оттаявшую землю у края костра и положил на них шампуры. Она внимательно наблюдала за его работой.
- Вот, Катя, эти твои шампуры и будут опорами для шампуров с шашлыками. Нагребём под них жар из костра и будем жарить.
- Спасибо. Так ты хотел угостить меня ужином?
- Конечно, Катюша. Котлеты с перловой кашей. Не побрезгуешь?
- С чего бы это мне брезговать? У меня тоже кое-что есть, - она достала из рюкзака водку. - Можно попрощаться со старым годом.
Из ведра с посудой Аркадий достал пару кружек, и Катя налила в них грамм по пятьдесят.
- За что выпьем? – в её голосе мелькнула нотка волнения.
- За тебя! – не задумываясь, предложил он.
- Почему за меня?
- Как почему? Вот же никто другой не позаботился вовремя об опорах для шампуров. Практичная ты.
- Всего лишь, практичная?
- Не только. Ты невеста моего друга. Для меня, как сестра.
- Что?! – нахмурилась она. - Ну, давай выпьем.
Они выпили. Катя с мрачным лицом жевала ужин. Он не мог не заметить вдруг произошедшую в ней перемену.
- Прости, Кать, я сказал что-нибудь не так?
- Ты сказал, я как сестра?! Ты что, не видишь во мне женщину?
- Почему не вижу, Катюша? Ты стройная, уверенная, весёлая.
- И всё?!
- Нет, конечно. Ты симпатичная.
- А красивая у нас только Валентина? - её лицо смягчилось.
- Ну, что ты, Катя! Ты тоже красивая. Очень красивая!
- Замолчи,- засмеялась она, - а то я упаду в обморок. - Давай лучше ещё раз выпьем.
Они снова выпили грамм по пятьдесят. Но уже не было закуски.
- У нас есть полкотелка чая, - предложил он. – Очень крепкий. 
- Пойдёт, - согласилась она.
Он установил котелок над огнём и вернулся за стол.
- Аркаш, ты сказал, что я красивая? А я могла бы быть в числе твоих пассий? Ну, теоретически.
- Каких пассий, Кать?!
- Смотри, какой скромник! Но я-то всё вижу. Когда вы вернулись из деревни, Маша светилась, как полная луна. У неё же всё на лице написано. Вы что, уже опробовали деревенскую баню?
- Мне кажется, Катюша, ты что-то про меня придумываешь.
- Это я-то придумываю?! И про Ларису тоже?
- А что про Ларису? – насторожился он.
- Ну как же. Была, как в воду опущенная. А тут, смотрю, идёт на лыжах из леса и сияет, как новый гривенник. Она ведь у тебя побывала. Аркаш, неужели вы с ней здесь, прямо в снегу…?
- Ты прекрасная выдумщица, Катя. Даже слушать интересно.
- Да, я выдумщица. Но вот чего в толк не возьму. Ты пасёшь трёх тёлок, а они даже не подерутся. Уж на что Валентина самолюбивая, а бросилась подавать тебе обед, когда вы с Машей вернулись.
Закипел чай. Аркадий налил его в две пол-литровых кружки, поставил на стол початую пачку сахара и хлеб.
- Вот, Катюша, крепкий чай с сахаром. Можно с хлебом.
- Спасибо. Но ты так и не ответил. Могу я войти в коллектив?
- Какой коллектив?
- Ну как, какой! У тебя сейчас три девушки, а я буду четвёртой.
- Катюш! – он прервал чаепитие. – Ты надо мной смеёшься?
- Ты мне всегда нравился, - она отвела глаза. - Но как увидела сияющую Ларису, меня словно кто-то толкнул. Вот же он, мой лось!
- Какой лось, Катя? Ты  так сильно опьянела?
- Есть немного. А лось тот самый, с Колдовского озера. Он оставил письмецо, лосиха его прочла, оно ей понравилось, и она идёт к нему. И какое ей дело, любят ли его другие лосихи?
- Боже мой, Катя, почему эти лоси вам так запомнились?!
- Потому, что мы такие же. А всё, что придумали люди, только мешает счастью.
- Но ты не станешь четвёртой. У тебя особые обстоятельства.
- Я тоже так считала раньше, - покачала она головой. -  А теперь вижу, что у Ларисы, Маши и Валентины тоже есть свои особые обстоятельства. Но ради любви они закрывают на них глаза.
- Нет, Катя. Между нами неодолимый барьер. Игорь – мой друг.
- Ну и что?! Так даже интересней! Ты не читаешь детективов?
- Допустим, читаю. Но я не могу причинить вред Игорю.
- Ты, Аркадий, ничего не понимаешь. Любовь важнее дружбы. Это знает каждая деревенская баба. А Игорю от этого только польза.
- Как это понимать?
- Я не собираюсь его бросать. Он мне подходит, и в мае мы поженимся. А ты моя последняя девичья вольность. Я её потешу и покорно впрягусь в семейную жизнь.
- Может, Катюша, нам промыть мозги? Плесни ещё немного, а я порысачу насчёт закуски.
Он нашёл замёрзшие котлеты, нанизал их на палочки, и они, сидя на корточках у костра, разогревали их на огне.
- Значит, Катя, любовь и замужество – это разные вещи?
- Очень разные. Любовь от природы. А замужество изобрели люди. Я совсем не уверена, что твои любовницы пойдут за тебя замуж, хотя и влюблены. Разве что Лариса, не от мира сего.
- Подожди. Давай всё же выпьем, - предложил он.
Они опорожнили кружки и закусывали горячими котлетами, отщипывая от них по кусочку.
- А меня, Катюша, ты, значит, любишь?
- Из-за этого я и пришла сюда. Шампуры – это только повод.
- Что?!
- Знаешь, Аркадий, когда вы с Машей вернулись из бани, я чуть не заревела. Это мне нужно было быть на её месте. И тогда я кое-что придумала. Ты видел, рядом с нашей комнатой есть ещё одна.
- Это склад. Мы с егерем туда заходили.
- А ты заметил, наш ключ связан кольцом с другим ключом?
- И этот другой подходит к складу? – догадался Аркадий.
- В том-то и дело. Я обнаружила это всего пару часов назад. Егеря на месте не было, и я туда заглянула.
- Какая смелая! Но там же холодина?
- Нет. Наша печка выступает в помещение склада, и в нём так же тепло, как и у нас. А, кроме того, на складе есть спальные мешки.
- Ну и что?! – от возбуждения он встал.
- Мы встретимся там ночью. Все разбредутся, кто к студентам, кто спать, кто походить на лыжах. Наше отсутствие не заметят.
- Подожди, Катя…
- Аркадий, - она подошла совсем близко. – Постучи в дверь склада ровно в три часа ночи: тук-тук и тук-тук.
- А сейчас сколько? – он, отступив на шаг, взглянул на часы. – Начало одиннадцатого. Через полчаса сюда начнут возвращаться.
- Тогда мне пора. Проводи меня, пожалуйста.
- Конечно.
Они пошли на лыжах и километра через два остановились.
- Дальше не провожай. Аркадий, я жду тебя ровно в три часа.
Она направилась к замку, а он никак не мог оторвать удивлённых глаз от её размашистых, красивых движений.

Вернувшись к костру, Аркадий начал выгребать из него жар на участок между опорами шашлычных шампуров. Вскоре на краю поляны показались товарищи. До Нового года оставалось чуть больше часа. Игорь активно взялся за подготовку.
- Валентина, ты ответственна за шашлыки. Катя, Маша и Лариса накрывайте на стол. Ромка вам помогает. Аркадий поддерживает костёр, а мы с Сергеем Ивановичем пойдём в лес за валежником.
Ближе к двенадцати все собрались за столом. Сергей Иванович включил свой транзисторный приёмник. С поздравительной речью к согражданам обращался руководитель партии и правительства Никита Сергеевич Хрущёв. В это время Валентина Ивановна с Аркадием стали раздавать каждому по шампуру с готовыми шашлыками. А она принесла ещё и острый соус, которым можно было полить их перед употреблением. Потом Игорь открыл бутылку водки и разлил её по кружкам. Но вот удары кремлёвских курантов стали отсчитывать последние секунды уходящего года. Все поднялись, сдвинули над столом кружки, и Аркадий почувствовал себя средоточием внимания всех присутствующих женщин. На него были устремлены четыре пары сияющих глаз. Каждая стремилась не только чокнуться с ним, но и, по возможности, удлинить этот процесс. Они уже не прятали нежных улыбок и влюблённых глаз. Аркадий озабоченно покосился на мужчин. Но никто из них ничего особенного не заметил. Всё объяснялось торжественностью момента. И только едва заметная ирония на катином лице свидетельствовала, что она, единственная, видит и понимает происходящее таким, каким оно есть на самом деле.
Наконец, звуковой сигнал возвестил о наступлении Нового 1962 года. Под мелодию советского гимна товарищи поздравляли друг друга с Новым годом, пили водку и начинали закусывать. Шашлыки всем понравились. Они хорошо прожарились, и медвежатина была очень вкусной. Потом Игорь разлил вторую бутылку и пиршество продолжалось. По радио транслировался концерт из кремлёвского зала. Когда зазвучал вальс «Осенний сон», к Валентине Ивановне подошёл Ромка и пригласил её на танец. И не успел Аркадий глазом моргнуть, как его рука оказалась в мягкой, тёплой ладони Маши.
- Аркадий, пошли танцевать!
Она потянула его к себе, и он успел поймать расстроенный взгляд Кати. Маша снова опережала её. Вальсировать на утоптанном снегу было невозможно. Но винные пары и близость молодой, влюблённой женщины с лихвой компенсировали отсутствие паркета.
- Как тебе моё поведение? – улыбнулась Маша.
- О чём ты?
- Я изо всех сил делаю вид, будто мы с тобой едва знакомы.
- И поэтому, Машенька, ты первой позвала меня на танец?
- Мой кавалер пригласил Валентину, а я, ему в отместку, тебя.
- Тогда всё прекрасно.
- За исключением отсутствия балкона, где можно целоваться.
- Подожди, Машенька, балкон мы организуем.
После танца они пошли к костру, где уже собралось несколько человек. А Валентина Ивановна с Ромкой до костра не дошла. По дороге её пригласил на следующий танец Игорь. Она, как всегда на вечеринках, явно не страдала от недостатка ухажёров. И у Аркадия мелькнула неуверенная мысль, что он столь обласкан женским вниманием только из-за её красоты. Её избранник в глазах других женщин должен был быть выдающейся личностью. И его любовь к ним поднимала их женскую значимость до уровня его подруги-красавицы. Вот какая логика руководила его поклонницами, хотя сами они объясняли своё влечение к нему «лосиными» законами. Но, возможно, они просто не разобрались в истоках своих чувств? Мысли Аркадия были прерваны женскими голосами.
- Ром, тащи гитару! - кричала Маша. – Петь будем!
- Да-да, Ромка, - поддержала её Лариса, - мы тебя ждём!
- А чаем напоите? – он уже направился за гитарой.
- Чаем? – Катя заглянула в котелки. – У нас вода кончилась.
- Принесём, - вызвался Аркадий. - Маша, ты мне поможешь?
- Помогу! - её простодушное лицо заискрилось радостью.
Маша взяла два пустых котелка. Они направились к речке, и Аркадий снова заметить огорчённое лицо Кати. Соперница, уже в который раз, оставляла её с носом. И поделом. Пусть не думает, что он бросится наставлять рога своему лучшему другу. Он ей ничего не обещал. А что касается Маши, они должны вернуться на поляну, как можно позже. Чтобы их долгое отсутствие заметила Валентина Ивановна. Предстоящим фотосъёмкам это только пойдёт на пользу.
Как только поляна скрылась из виду, Маша остановилась.
- Это ты так выполняешь обещание организовать здесь балкон?
- Конечно.
- Я считаю, мы уже на балконе, - она прижалась губами к его щеке. – А иначе, для чего мы сюда пришли?
- Я точно не помню, Машенька. Кажется, нас послали за водой.
Когда они вернулись, у костра пели под гитару «Лыжи у печки стоят…». С их появлением песня прервалась. Валентина Ивановна с напускным безразличием смотрела куда-то в сторону.
- Что-нибудь случилось? – забеспокоился Игорь.
- Да, - подтвердил Аркадий. - Уже у самой поляны я поскользнулся и разлил воду. Пришлось идти к речке вторично.
- Сейчас будет чай, - Маша подвешивала котелки над костром.
- Давай, - одобрил Игорь, - а пока выпьем по третьей.
Они вернулись к столу. Выпили, а чаёвничать пошли к костру. В начале второго часа ночи Валентина Ивановна у костра задремала.
- Валечка, я провожу тебя в замок. Завтра у нас ответственный день. Ты должна хорошо выспаться.
- А они здесь ещё долго будут веселиться?
- Наверно, часов до трёх. Им завтра не нужно участвовать в съёмках. Я бы тоже ушёл, но кто-то должен потом заниматься посудой и продуктами. Просто так их здесь не оставишь.
- Ты прав, - она встала.
Аркадий предупредил Игоря, затем положил в свой рюкзак пару валенок, взял с собой пару широких лыж, и они с Валентиной Ивановной пошли к замку.
- А зачем ты берёшь широкие лыжи и валенки? - удивилась она.
- Для фотографа. Ему придётся завтра добираться до поляны.
В комнате было тепло. Аркадий уговорил Валентину Ивановну частично раздеться. Он поставил ей раскладушку в дальнем правом углу, чтобы товарищи, укладываясь спать, её не беспокоили. Потом помог ей залезть в спальник и положил под голову тулуп. Широкие лыжи Аркадий вынес на балкон, а свой спальник, свернутый в рулон вместе со вторым тулупом, и валенки оставил у стены возле дверного косяка, чтобы ночью их легко было найти.
Когда он вернулся на поляну, многие уже собирались идти в замок. Он предложил в ближайшем ельнике утоптать снег, сложить там продукты и посуду, а потом лапником накрыть и присыпать снегом. Так они и сделали.
Наконец, все встали на лыжи и без десяти три вернулись в замок. У входа в него стояли на лыжах студенты. Сергей Иванович с Ларисой отправились в комнату, а остальные пошли в зал к ёлке.
- Игорь, я немного перепила, - пожаловалась Катя, - пойду, похожу на лыжах, проветрюсь на свежем воздухе.
- Только далеко не уходи, - попросил он.
Она ушла, а Аркадий присел на корточки перед горящим камином. К нему подошла заметно выпившая студентка.
- А почему здесь в зале я вас днём не видела?
- Егерь поселил нас наверху, - объяснил Аркадий.
- Так вы, наверное, начальство? – предположила студентка.
- Такое же, как и вы.
- Все разошлись, - посетовала она, - и выпить не с кем. Хотите?
- Можно.
Она пошла к праздничному столу и, вернувшись к камину с двумя стаканами, присела возле него на корточки. В это время товарищи Аркадия направились к выходу, и Игорь подмигнул ему.
Стрелки часов показывали ровно три. Выждав ещё минут пять, Аркадий покинул зал. По винтовой лестнице поднялся на второй этаж. За дверью их комнаты слышался негромкий говор. Но он сделал ещё несколько шагов и остановился перед складом. Неужели за этой дверью Катя с замиранием сердца ждёт его? Или она сейчас лежит в своём спальнике рядом с Игорем и посмеивается, представляя, как он стучится в складскую дверь? Его рука сама собой поднялась и едва слышно подала сигнал: тук-тук и ещё раз тук-тук.
Дверь открылась, Катя буквально втащила его в комнату и заперла дверь. 
- Тебя так долго не было! Я не знала, что и подумать.
- Прости, пожалуйста, Катюша. Раньше было нельзя.
Его глаза постепенно адаптировались к ночному свету, проникавшему через окно. Были хорошо различимы обстановка склада и сама Катя, одетая в овчинный тулуп и валенки, видимо, взятые из складской наличности. Она подняла заплаканное лицо. По всем правилам жанра ему надлежало целовать её мокрые щёки. Но он никак не мог преодолеть скованность. Эта весёлая и независимая девушка всё ещё была табуированным лакомством, на которое можно было смотреть, но ни в коем случае не трогать руками.
- Катюш, почему ты так одета? – пробормотал он, пытаясь как-то сгладить возникшую неловкость. - Здесь же тепло.
- Да это я надела валенки вместо тапочек, на босу ногу.
- А тулуп?
- И тулуп, - на её лице появилась неуверенная улыбка.
- Разве тебе не жарко? - он одной рукой осторожно приоткрыл полу тулупа, а другой хотел взяться за вторую полу, но она открылась сама, и его рука скользнула по упругой девичьей груди. Никакой одежды больше на ней не было.
- Катюша!!
И вдруг исчезли и скованность, и неловкость, и непреодолимые табу. Он целовал её прекрасную, юную грудь, эти неповторимые, майские цветы природы, красивее которых на всём белом свете ничего не существует. Потом решительно подхватил её на руки.
- Я постелила за стеллажом, - прошептала она, касаясь горячей щекой его лица.
Аркадий миновал стеллаж и вместе со своей прекрасной ношей опустился на постель….
Через некоторое время они лежали рядом на спальных мешках, приходя в себя после пережитой бури эмоций.
- Аркадий, - она придвинулась, коснувшись грудью его плеча, - неужели мы больше не будем встречаться?
- Но ты же сама так планировала. Потешишь свой последний, девичий каприз и покорно впряжёшься в семейную жизнь.
- Но я и не подозревала, что любовь может быть такой умопомрачительной.
- Почему?
- Не знаю. Такого счастья я не испытывала ни с кем.
- Мне кажется, Катюша, я здесь ни при чём. Это обстановка такая романтическая. Новогодняя ночь, старинный замок.
- Ты хочешь сказать, никаких встреч больше не будет?
Наступила длительная пауза. Она повернулась на спину, не теряя контакта с его рукой.
- Теперь я, наконец, поняла, - заключила она, - почему лосиха выбирает для любви только одного, вполне определённого лося.
- Опять лоси? – усмехнулся Аркадий.
- А ты не смейся. Это природа.
- Так почему она так выбирает?
- Потому, что на всём свете есть только один единственный лось, способный дать ей ни с чем несравнимое счастье любви.
- Ты думаешь, у людей то же самое?
- Не сомневаюсь. Так что я добровольно от тебя не откажусь.
- Катюша…
- Нет, Аркадий, мне наперёд известно, что ты скажешь. А я не согласна. И обязательно что-нибудь придумаю. Вот увидишь.
- Катя, - он приподнялся, вглядываясь в её черты, – да ты совсем не такая беззаботная девчонка, какой кажешься.
- А какая я?
- Самая настоящая лосиха.
- Я бы очень хотела ею быть…
Они втягивались в новый круг любовной близости. Потом он взглянул на часы.
- Уже половина пятого. Пора возвращаться.
- Иди. Скажи, что я пошла со студентами на лыжах в деревню. Я скоро приду. Ключи положу на дверной косяк нашей комнаты.
Аркадий вышел со склада со своими лыжами и на цыпочках подошёл к комнате. За дверью была тишина. Он вошёл и с минуту стоял, адаптируя зрение. Его вещи находились на прежнем месте. Захватив их и оставив у стены лыжи, он направился к свободному участку пола у левой стены, чтобы устроиться на ночлег. Разулся, положил валенки и тулуп в изголовье, залез в спальник и вдруг услышал приглушённый голос соседа. Это был Игорь.
- Аркадий, ты Катю не видел?
- Видел, около часа тому назад. Она со студентами пошла на лыжах в деревню.
Она появилась минут через двадцать. Зашла в комнату и растеряно остановилась у двери.
- Катя, - тихо позвал Игорь, - иди сюда. Твой спальник здесь.
Она осторожно пробралась к нему.
- Ну как, - поинтересовался он, - проветрилась?
- Даже чересчур. Ходили в деревню. Десять километров. Никакого хмеля в голове не осталось. Засну, как убитая.
Она забралась в свой спальник, и вскоре установилась тишина. Но Аркадий долго не мог уснуть. События последних суток яркими вспышками памяти будоражили его воображение. Ослепительная женственность машиных форм, творческая устремлённость Ларисы, страстная непосредственность Кати! Лишь в прошлом году перед ним вдруг открылся этот головокружительный мир женской любви. И он оказался совершенно не готовым к столь активному и, казалось, ничем неоправданному женскому вниманию. Любить сразу четырёх женщин?! Это противоречило всем мыслимым правилам. С Машей они больше никогда не встретятся. С Ларисой он сохранит отношения чисто творческой дружбы. А Катя…. Куда же она его завела! Ну вот, ему только нехватало перекладывать на женщину вину за свои собственные пороки.
Утром Валентина Ивановна будила Аркадия.
- Просыпайся же, - приговаривала она, смеясь и тормоша его за плечо. – А ещё говорил, что жаворонок. Встаю, мол, в шесть утра.
- Доброе утро, Валечка! - он, наконец, продрал глаза. – Ты давно встала?
- Разумеется. Я же рано легла. Но мне всю ночь снилась ети.
- И как она выглядит?
- Метра два ростом. Волосатая, но грудь и живот без волос.
- Так это была женщина?
- Девушка, - уточнила она.   
- А взгляд? Он отличается от того, который мы придумали?
- Не уверена. Глаза у неё гипнотизирующие, но в них есть и любопытство, и настороженность.
- Теперь тебе легче будет её сыграть. А где народ?
- Ушли на поляну. Меня оставили присматривать за печкой да вас будить. Катю ещё нужно поднимать. Такая же засоня. А уже половина десятого. Надо позавтракать и успеть в баню к двенадцати.
Аркадий встал и начал скатывать свой спальник.
- Валечка, буди Катю и иди с ней на поляну. А я встречу Матвея
Ароновича. Вместе с ним мы и придём. Только оставьте нам завтрак.
- Аркаш, а как мне быть с баней? Я же не могу со всеми. Меня потом будут узнавать в наших фотоработах.
- Скажи Игорю, что ты должна встретить фотографа. А я  организую тебе баню после съёмок.


ГЛАВА 20. СНЕЖНАЯ ДЕВУШКА

                Эта девушка снежного племени,
                Мезозойского праотечества,      
                Прилетела на крыльях времени               
                Заглянуть в глаза человечества.
 
Фотограф сошёл с автобуса с объемистым рюкзаком в руках. Аркадий подошёл к нему на лыжах.
- Матвей Аронович, с Новым годом! Как добрались?
- Спасибо, Аркадий! Всё в порядке. С Новым годом!
- Давайте ваш рюкзак. О, какой увесистый! Фотоаппаратура?
- В основном.
- Занесём её в комнату, - решил Аркадий.
Перед замком стояла запряжённая в сани лошадёнка. Аркадий заглянул в зал. Андрей Денисович сидел за письменным столом.
- Матвей Аронович, я познакомлю вас с егерем. Нам понадобиться его помощь. Вы не могли бы его сфотографировать?
- Безусловно, если это для нас важно.
Они подошли к егерю, и Аркадий представил ему фотографа.
- Если хотите подзаработать, тут найдётся много желающих сфотографироваться, - заметил егерь, пожимая руку фотографа.
- Вечером мы заняты, - прикинул Матвей Аронович, - а днём, если будет время…
- Будет, - заверил Аркадий, - с двух до пяти. И вы, Андрей Денисович, сможете сфотографироваться. Бесплатно, конечно.
- Спасибо. Тогда я студентам так и скажу, с двух до пяти.
- А до какого часа вы здесь сегодня? – осведомился Аркадий.
- До одиннадцати вечера, если всё будет в порядке.
- Может, по дороге домой подбросите в деревню  двух наших?
- Подброшу, - согласился егерь.
Они поднялись в комнату.
- Матвей Аронович, - Аркадий открыл балконную дверь, - идите сюда. На этом балконе я должен целоваться с девушкой, к которой Валентина меня ревнует. А вы все будете внизу.
Фотограф внимательно осмотрел предстоящее место съёмки.
- Валентина будет находиться справа, в ельнике, - решил он, а я и охотник левее. Жаль, что отсюда нельзя оценить вид на замок.
- Сейчас оценим, Матвей Аронович. Только наденьте валенки.
Фотограф переобулся в валенки, взял широкие лыжи и, прихватив с собой небольшой фотоаппарат, вышел с Аркадием на улицу. Они остановились перед фасадом замка.
- Здесь, Матвей Аронович, вы разыграете перед Валентиной начало съёмок. Но съёмкам будут мешать посторонние, и вы примете решение фотографировать с другой стороны.
Они зашли с обратной стороны замка. Фотограф уточнил позиции участников съёмки, и вместе с Аркадием утоптал снег в густом ельнике, где Валентина Ивановна сможет раздеваться. Теперь можно было идти к костру.
Ко времени их появления на поляне, все женщины, кроме Валентины Ивановны, ушли в баню. Ромка и Игорь знали фотографа ещё по походу на Ладожское озеро. Его встретили, как старого знакомого. Договорились, что он сфотографирует их на фоне замка. Аркадий предложил также сделать вечерние снимки у костра и ёлки. Потом мужчины собрались в баню. Аркадий подошёл к Игорю.
- Игорёк, я тоже не прочь попариться, но видишь, у меня гость.
- Чем могу помочь?
- Оставьте немного воды. Может, после обеда я всё же помоюсь.
- Обязательно.
 Игорь с Сергеем Ивановичем и Ромкой ушли, и Валентина Ивановна принесла своим друзьям запоздалый завтрак.
- Аркадий, расскажи о «Новогодней ёлке»? – попросила она.
- Конечно. Сегодня вечером, Матвей Аронович, можем сделать ещё одну фотоработу. Мы назвали её «Новогодняя ёлка».
Он познакомил фотографа со своим замыслом. После завтрака они смоделировали ситуацию. Аркадий расставил участников фотоработы по предполагаемым местам. Матвей Аронович осмотрел зону съёмки через небольшой фотоаппарат.
- Я отойду подальше, - решил он, – а вы, Валентина, пожалуйста, чуть ближе к поляне. Так. Аркадий, займите место самого удалённого участника хоровода. Теперь пометим наши позиции.
Место расположения фотографа обозначили углями, взятыми из костра, а позицию Валентины Ивановны - прутиками валежника.
- А здесь, в ельнике, Валечка, ты сможешь раздеваться.
Аркадий сошёл с лыж, тщательно утоптал снег в еловой рощице и от неё протоптал узкую тропинку до съёмочной позиции. Потом они продолжили обсуждать различные аспекты предстоящей съёмки.
В половине второго из бани вернулись девушки. Они принялись готовить обед. А Матвей Аронович поспешил в замок фотографировать студентов. Валентина Ивановна пошла с ним, и Аркадий наказал ей принести на обратном пути овчинный тулуп.
Около трёх часов из бани вернулись мужчины. Они пообедали и вместе с девушками пошли к замку фотографироваться. Аркадий остался дежурным.
К половине седьмого все вернулись на поляну. Для большинства это был последний вечер у костра. И его нужно было отметить, как следует. Аркадий подошёл к Ромке, который жарил шашлыки.   
- Ром, хочу попросить у тебя помощи.
- Пожалуйста, всегда готов.
- Фотограф надеется сделать снимок замка с участием Валентины, - объяснил Аркадий. - Я ему помогаю, но этого недостаточно. 
- А чем я могу помочь?
- Он снимает Валентину в роли ети. А ты мог бы сыграть роль случайного охотника, подглядывающего за снежной красавицей.
- Ети? Валентина будет обнажённой?! – догадался Ромка.
- Да. Поэтому и требуется порядочный, неболтливый человек.
- Аркадий, можешь на меня положиться.
- Спасибо, Рома, но это не всё. В фотоработе есть ещё одна женская роль. Может, пригласим Машу?
- Давай поговорим с ней. Маша, можно тебя на минутку?
Она подошла к костру.
- Маш, фотограф хочет снять ночной замок, - объяснил Аркадий. - А на балконе в это время должна быть девушка. Ты сможешь?
- На балконе? С удовольствием.
- Спасибо, Машенька. 
К восьми вечера приготовления были закончены, и все уселись за стол. Игорь разлил грамм по пятьдесят водки в каждую кружку. Вечеринка началась. После третьего тоста Матвей Аронович предложил сфотографироваться у ёлки. Это вызвало энтузиазм. Товарищи направились к ёлке, а Валентина Ивановна надела тулуп, валенки и на широких лыжах пошла в лес.
- Что с Валентиной? – удивился Игорь.
- Она с утра жалуется на озноб, - объяснил Аркадий. – Вот я и попросил у егеря тулуп для неё.
- Но почему она пошла в лес?
-  Мы, Игорёк, тоже время от времени туда бегаем. 
Между тем, фотограф отошёл к месту, помеченному углем.
- Возьмитесь за руки и двигайтесь по кругу вокруг ёлки, - скомандовал он. - Пойте «В лесу родилась ёлочка», улыбайтесь и смотрите в объектив. Стоп. Сейчас настрою фотоаппарат.
В этот момент Аркадий встал на лыжи и тоже ушёл в лес. А Валентина Ивановна наблюдала за фотографом со своей съёмочной позиции. Когда он подал ей условный знак, она перешла на утоптанную площадку, сняла брюки и свитер, распустила волосы. И в это время за порослью ельника послышался шум, треск сломанных веток, хруст снега. Там явно кто-то был. Но все товарищи сейчас стояли вокруг ёлки. Кто же тогда находился за ельником? Неужели ети?! Эта, казалось бы, невероятная мысль в голове Валентины Ивановны продолжала обрастать аргументами. Не зря же пишут об их телепатических способностях. Она узнала о предстоящей съёмке и пришла посмотреть?! Валентина Ивановна спешно накинула тулуп, сунула ноги в валенки и выбежала на позицию съёмки.
- Начинаем! - Матвей Аронович с фотоаппаратом замер.
Хоровод вокруг ёлки пришёл в движение, а Валентина Ивановна, со страхом косясь на заросли, отбросила назад шубу и валенки.
- Смотрите в объектив, - призывал фотограф, - и улыбайтесь.
Он тянул время, давая ей возможность войти в роль. Наконец, фотоаппарат щёлкнул. Фотограф присел на корточки и сделал второй снимок, а, затем, сместившись вправо, снял ещё два кадра.
- Оставайтесь на месте, - Матвей Аронович поднял руку, давая знать Валентине Ивановне, что съёмка окончена, и одновременно удерживая у ёлки остальных, чтобы они не помешали ей одеться.
Она ринулась назад, схватила шубу и валенки, выскочила на утоптанную площадку и, не сводя глаз с зарослей, лихорадочно натянула свитер и брюки. И вдруг пришло спасение. Справа, глубоко проваливаясь в снег на своих узких лыжах, приближался Аркадий. 
- Валечка, ты как?
- Она там, - Валентина Ивановна показала в сторону зарослей.
- Кто она?!
- Снежная де-де-девушка, - она дрожала от холода и волнения.
- Успокойся, пожалуйста, - он помог ей надеть и застегнуть шубу. 
- Аркадий, говорю тебе, за мной кто-то наблюдал из зарослей. Кто это может быть, если не ети? Я чуть не померла со страху.
- Валечка, мы с тобой ещё поговорим об этом. Пошли на поляну. Для тебя сейчас самое главное – согреться.
Он проводил её до костра, принёс кружку горячего чая.
- Аркадий, я читала, у снежных людей очень развита телепатия. Ети заранее знала о нашей работе. И сон мой не был случайным. Она придёт на съёмки и к замку.
- Я тоже кое-что читал, - поддержал он тему. – Ети никогда не нападают на людей. У них нет к нам вражды. Тебе ничто не угрожает.
К ним подошёл фотограф.
- Валентина, как вы себя чувствуете?
- Спасибо, Матвей Аронович. А фотосъёмка удалась?
- Надеюсь. Ваша поза, мимика, глаза выражали ощущение опасности, даже страха. Как вам удаётся так правдоподобно играть?! 
- Матвей Аронович, мой страх был настоящим потому, что за мной кто-то подглядывал из зарослей ельника.
- Вы шутите, - улыбнулся он. – Все были у ёлки. А я думаю, не отказаться ли нам от съёмок у замка. Вы можете простудиться.
- Нет, - засмеялась она, - ни от чего мы отказываться не будем.
- Тогда, Валентина, нам пора в замок. Уже четверть десятого.
Прежде чем покинуть поляну, Аркадий подошёл к Ромке.
- Ром, я прошу тебя уйти в замок вместе с Машей первыми. Не
хорошо, если мы впятером покинем поляну одновременно.
- А что я скажу старосте?
- Придумай что-нибудь. Скажи, что Маше нужно срочно переодеться. Что вы скоро вернётесь.
Ромка поговорил со старостой, потом они с Машей встали на лыжи и ушли. Аркадий выждал минут десять.
- Игорёк, фотограф хочет вернуться в замок. Он человек немолодой, устал, замёрз.
- Ну и что?  Какие проблемы?
- Мы с Валентиной должны устроить его на ночлег.
- Аркадий, - возмутился Игорь, - вечер только начинается. Мы собираемся гулять до часу. А нас остаётся всего четверо.
- Не беспокойся, Игорёк. Мы ненадолго.
После этого они втроём двинулись в путь. В замок пришли в четверть одиннадцатого. Ромка и Маша ждали их в комнате. Аркадий зашёл к егерю.
- Добрый вечер, Андрей Денисович! Вы фотографировались?
- Да. Мне обещали прислать снимки.
- Андрей Денисович, мы хотим сфотографировать замок. Но поскольку он охотничий, в кадр должен попасть хоть один охотник. А для этого нужно ружьё. Помогите нам.
- Я, Аркадий, имею право выдать ружьё только члену общества.
- Андрей Денисович, нам нужно ружьё для вида, пусть неисправное, без затвора. Всего на часок.
- Без затвора? Такое у меня есть.
Они поднялись на второй этаж, и егерь вынес со склада старую, некомплектную берданку.  Аркадий вернулся в комнату.
- Матвей Аронович, уже половина одиннадцатого, - отметил он. - Возьмите лыжи и вместе с Валентиной осмотрите замок с фасада. Я минут через пять подойду. Только оставьте мне фонарик.
Фотограф взял сумку с фотоаппаратами, и они с Валентиной Ивановной вышли из комнаты. А Аркадий достал из своего спальника тулуп и протянул его Ромке.
- Вот, Рома, надень, и ружьё возьми. Теперь ты охотник.
Затем они вышли на балкон.
- Ром, твоё место за той елью слева. Спрячься за ней. И подними воротник, чтобы Валентина тебя не узнала на выходе.
- А какая роль у меня? - улыбнулась Маша, когда Ромка вышел.
- Мы будем целоваться. Пусть все думают, что такая у нас роль.
- Эта фотосъёмка начинает мне нравиться, - засмеялась она.
- Мне тоже, но сначала нужно кое-что подготовить.
На балконе Аркадий поставил Машу на нужное место, включил фонарик и укрепил его у балконного парапета.
- Что дальше? - полюбопытствовала она.
- Очистим от изморози глазок в окошке и понаблюдаем за событиями. Фотограф посигналит нам, когда начнёт съёмку.
Между тем, Матвей Аронович с Валентиной Ивановной вышли на улицу. Перед замком стояли несколько студентов. О том, чтобы снимать в их присутствии обнажённую натуру, не могло быть и речи.
- М-да, - скептически заметил фотограф, - полная луна – это замечательно. Но что делать с посторонними?
- И на втором этаже нет света, - огорчилась она. – В романтическом замке должно светиться одно таинственное окно.
- Если не возражаете, Валентина, посмотрим на замок сзади. Оттуда он неплохо выглядит. Днём я там фотографировал студентов.
Они вышли на заднюю сторону замка. Там никого не было, и на втором этаже светилось окно.
- Я даже вижу место, - воодушевился Матвей Аронович, - откуда ети может разглядывать замок.
Они подошли к молодому ельнику.
- Утоптанный снег!  – удивилась она. – Странно!
- Ничего странного. Я здесь днём фотографировал студентов. Сейчас темновато, но у меня есть фонарик. Встаньте, пожалуйста, сюда. Освещённое окно вам видно?
- Да, если чуть-чуть наклониться вправо.
- Замечательно! – фотограф достал из сумки фонарик, включил его и закрепил в снегу так, чтобы он освещал её лицо. – Оставайтесь здесь. А я выберу свою позицию.
Он направился к своему месту и задержался возле  Ромки.
- Роман, смотрите на Валентину так, будто вы тайно и с огромным любопытством подглядываете за ней.
- Почти так и есть на самом деле, - усмехнулся Ромка.
Матвей Аронович занял свою позицию и осмотрел местность через фотоаппарат. Замок с освещённым окном и балконом, спина Ромки с ружьём и сама актриса прекрасно вписывались в кадр.
- Валентина, начнём съёмку, - решил он.
- Без Аркадия? – заколебалась она.
- Но у нас идеальные условия. И пока никто не мешает, начнём.
- Хорошо, сейчас подготовлюсь, а вы просигнальте мне рукой.
Она отошла на утоптанную площадку, переоделась и вернулась на позицию съёмки в валенках на босу ногу и тулупе, накинутом на голое тело. Матвей Аронович прильнул к фотоаппарату, потом поднял руку и, резко опустив её, крикнул: «Начинаем!». Валентина Ивановна сразу же отбросила назад валенки и шубу, но фотограф не торопился, давая ей возможность войти в роль. Он сделал первый снимок, не дожидаясь выхода Аркадия на балкон. Но вот приоткрылась балконная дверь, показался Аркадий и фотограф успел зафиксировать приятное недоумение на лице ети. Затем, пока на балкон выходила Маша и начинала целоваться с Аркадием, он успел сделать ещё четыре снимка, фиксирующих последовательное изменение выражений лица снежной девушки, включая последнее, крайне возмущённое. Она, не дожидаясь сигнала об окончании съёмок, бросилась назад, успела натянуть свитер и брюки, сунула ноги в валенки и заплакала, опустившись на тулуп, лежащий на снегу. К ней бросился фотограф.
- Валечка, вы же простудитесь! - он поднял её, плачущую, и накинул ей на плечи тулуп.
- Матвей Аронович, - она всхлипывала и дрожала всем телом, - почему Аркадий так себя ведёт?!
- Успокойтесь, Валечка. Я вам сейчас дам перцовки.
Он достал бутылку и открыл её. Она принялась пить крупными глотками. За этим занятием её и застал Аркадий. Как только прервалась съёмка, они с Машей спешно вернулись в комнату, он схватил свой рюкзак и помчался к Валентине Ивановне.
- Валечка, - он отнял у неё бутылку. – Пойдём, тебя ждёт банька.
- Никуда я с тобой не пойду, предатель! – она снова заплакала.
- Ты несправедлива. В этой картине такая режиссура….
- Знаю я твою режиссуру. Ты начал шуры-муры с Машей, как только мы сюда приехали.
- Валечка, нас ждёт егерь. Он отвезёт нас в баню.
Аркадий подхватил её на руки и понёс к саням.
- Я не хочу тебя видеть, - она продолжала хлестать его по лицу, перемежая пьяные выкрики со всхлипываниями.
Так они вышли к фасаду замка. Егерь уже ждал их.
- Валечка, ты накажешь меня, как только захочешь. Но сейчас, пожалуйста, помолчи. Неудобно перед егерем. Видишь, он нас ждёт.
Очевидно, эта реальность оказала на неё какое-то воздействие. Она замолчала, и Аркадий благополучно опустил её на сани.
- Спасибо, Андрей Денисович, что подождали нас.
- Так что? Поехали?
- Конечно.
- А что вы фотографировали? – поинтересовался егерь.
- Мы снимали «Новогоднюю ночь»  с обратной стороны замка. А девушка была одета в фату. Она замёрзла. Как бы не простудилась. Вот, если попарится, может, простуда отступит.
- Да, - согласился егерь, - после парилки простуды не останется.
Он привёз их в деревню и высадил напротив матрёниной бани.
- Пошли, Валечка, - Аркадий взял её за руку и повёл в баню.
Предбанник встретил их запахом мокрых веников и темнотой. Над вешалкой для одежды находились спички и керосиновая лампа. Аркадий видел их там ещё вчера во время посещения бани с Машей. Он зажёг лампу. Валентина Ивановна опустилась на лавку.
- Валечка, ты можешь раздеваться.
Но она и пальцем не шевельнула. Её недавняя нервная вспышка сменилась безучастной пассивностью. Он снял с неё одежду, разделся сам и, соорудив себе фартук из висевшего на стене домотканого льняного полотенца, повёл её в парилку. Там на стене имелся жестяной кронштейн, на котором Аркадий укрепил лампу. В бане было тепло, но главный вопрос состоял в том, не остыл ли калильный камень. Он набрал в ковшик горячей воды, плеснул её на камень и вздохнул с облегчением. Наверно, пар не был достаточно сухим. Но париться было можно.
Аркадий принёс из предбанника берёзовый веник, нагнал пару и, принялся обрабатывать веником спину Валентины Ивановны. Она так и не обрела привычную активность, но позволила ему выполнить все банные операции и последующее одевание в предбаннике.
Они пошли к замку, и по дороге он попытался объясниться.
- У меня такое впечатление, Валечка, что ты меня не простила.
- Предательство не прощается.
- Но это была всего лишь режиссура.
- Какая режиссура?
- Я целовался с Машей только для того, чтобы вызвать твою реакцию, необходимую для этой роли.
- Но почему меня не предупредили? Я же не подопытный кролик.
- Валечка, как ты не можешь понять?! Если тебя предупредить, никакого эффекта не будет.
- Всё равно, - упорствовала она, - это не режиссура. Я видела Машино лицо. Не зря же я занималась портретной живописью.
Перед замком прогуливался фотограф. Он бросился к ним.
- Как себя чувствует Валентина? Удалось ли попариться?
- Конечно, Матвей Аронович.
- И у Валентины никакой простуды?!
- Вы же видите. Нет даже насморка.
- А я переживал. Завтра дома напечатаю эти снимки и повезу в Вильнюс для внеконкурсного показа. Если Валентина разрешит.
- Не возражаю, - согласилась она.
- Значит, Матвей Аронович, начало зимней серии фоторабот положено, - подытожил Аркадий.
- Безусловно. Но у нас только две зимних работы. Маловато.


ГЛАВА 21. В НЕРАВНЫХ УСЛОВИЯХ

                А пешка, наконец, вступила в спор,
                И, сделав ход ферзю наперекор,
                Туда, куда, казалось бы, нельзя,
                Переиграла всё-таки ферзя.

Утром в половине восьмого Игорь принялся будить товарищей.
- Подъём, ребята! Нужно позавтракать и собраться к отъезду.
В начале десятого все уже были на поляне за столом.
- Последняя, - староста поднял бутылку. - Выпьем на посошок!
- Не торопитесь, - Маша встала, - Отдайте её мне. Я приглашаю всех к себе на вечеринку в воскресенье. Там мы её и разопьём.
Она смотрела на Аркадия, и он вспомнил, почему Лариса после Колдовского озера взялась за организацию у себя вечеринки. Она хотела таким образом сохранить связь с ним. А, между тем, машино предложение встретило всеобщее одобрение. И только Лариса безучастно наблюдала за столь знакомой ей ситуацией.
После завтрака начали укладывать рюкзаки. Оставшиеся продукты передавали Валентине Ивановне. Маша как бы случайно оказалась рядом с Аркадием.
- Аркаш, возьми, пожалуйста, - она протянула ему бумажку, свёрнутую в трубочку. – Это мой адрес. Жду тебя в субботу вечером. 
В одиннадцать они вернулись в замок, а оттуда отправились на автобусную остановку. Туда же шли и студенты. Перед фасадом замка находился райкомовский джип. Двое стоящих рядом подтянутых мужчин наблюдали за отъезжающей молодёжью. Аркадий не выпускал из поля зрения Ларису. Она была бледнее обычного, с тёмными кругами у глаз. Воспользовавшись моментом, когда Ромка, Игорь и Сергей Иванович окружили Валентину Ивановну, остававшуюся центром внимания, он подошёл к Ларисе.
- Ларочка, как ты себя чувствуешь?
- Спасибо. Вечером меня почему-то стошнило. Из-за медвежатины, что ли? И ночью плохо спала.
- Ты заходила к хозяйке бани?
- Да. У меня масса впечатлений. Всё время с тобой мысленно беседую по этому поводу. Мы должны встретиться. 
- Конечно, Ларочка. Через неделю во вторник я приду.
Ему хотелось её поцеловать, но к ним уже направлялся Сергей Иванович. Он развязал свой рюкзак и достал варежки.
- Надень, Лариса. Мороз небольшой, а руки всё равно стынут.
Аркадий отступил на несколько шагов. К нему подошла Катя.
- Ты попрощался со всеми, кроме меня.
- Счастливой дороги, Катюша.
- Спасибо. А на вечеринку к Маше придёшь?
- Постараюсь.
- Тогда до свидания. Там и увидимся.
Показался автобус. Все сгрудились у дороги. И только Маша не
торопилась. Она направилась к ним, чтобы попрощаться. Но Валентина Ивановна демонстративно повернулась и пошла к замку, бросив Аркадию: «Ты меня догонишь».
- Валентина меня игнорирует, - грустно улыбнулась Маша. – До свидания, Аркадий. Я всё же надеюсь, вы с ней будете на вечеринке. А в субботу вечером приходи обязательно. Жду.
 Подошёл автобус, и вскоре на дороге никого не осталось. Аркадий догнал Валентина Ивановну.
- Может быть, и нам нужно было уехать, - засомневалась она. 
Их обогнал второй джип. Он остановился перед замком и из него вышел упитанный, вальяжный мужчина лет сорока пяти в дублёном полушубке, а вслед за ним - пожилой, суетливый мужичок в потёртом полупальто. К ним подбежал человек из первого джипа.
- Фёдор Иванович, ваша комната в порядке. И к охоте всё готово.
- Добро, Саша. Перекусим с дороги и начнём, - взгляд Фёдора Ивановича невольно наткнулся на Валентину Ивановну. – А это кто?
- Молодёжь отмечала здесь Новый год, - объяснил Саша. – Большинство уехали автобусом в Гатчину, а эти почему-то остались.
- Шикарный бабец! – Фёдор Иванович не отрывал от неё глаз. – Саша, наведи-ка справки у егеря.
- Сделаем, Фёдор Иванович.
У входа в замок Аркадий столкнулся с егерем.
- Здравствуйте, Андрей Денисович. Надо бы сдать вам ружьё и всё остальное. Как соберётесь на склад, постучите в нашу дверь.
- Не беспокойтесь, Аркадий. Вот начальство встречу и зайду.
- А что за начальство?
- Тот, что в дублёном полушубке, Фёдор Иванович, - второй секретарь райкома, а в полупальто – председатель Гатчинского районного общества охотников. Заказали охоту на лося.
Они вернулись в комнату. Аркадий растопил печку, а Валентина Ивановна занялась сортировкой продуктов.
- Аркаш, а как теперь готовить пищу? Будем ходить на поляну?
- Нет. На поляне охотники. Я попрошу у егеря электроплитку.
- Хорошо, с этим ясно. А что делать в свободное время?
- Ты, Валечка, в своей жизни часто бывала в зимнем лесу?
- Почти не бывала.
- Вот видишь. Сходим на лыжах в лес.
- И всё?
- Как будто тебе мало! Погрузимся в природу, оглянемся на свою жизнь, переоценим ценности.
- И всё-таки, Аркадий?
- Фотограф говорил, двух отснятых картин для зимней серии недостаточно. Здесь все условия, чтобы подумать о продолжении.
Она прервала работу и опустила на пол котелок с продуктами. Он продолжал сидеть на корточках перед открытой дверцей печки.
- Аркадий, а ты мог бы, навскидку, предложить сюжет следующей зимней фотоработы?
- И тогда ты меня, наконец, простишь?
- Моментально.
- Наша тема - женская красота, - он помедлил. - Но мы должны показать её в каком-то неожиданном, ярком ракурсе.
- Разумеется, новые идеи не возникают так сразу, - она продолжила свою работу.
- Нет, почему же, Валечка? Кажется, я её вижу.
- Кого, её?
- Новую фотоработу. Представь себе, зимний лес, на снегу окровавленная лосиха, а рядом беспомощный лосёнок. И охотник уже направил на него ружьё. Тебе приходилось видеть лосят?
- Был случай. Прочла в газете, что в нашем зоопарке родился лосёнок. Я поехала посмотреть. Очень трогательное существо.
- И что бы ты сделала в подобной ситуации?
- Бросилась бы его спасать.
- Прекрасно. Значит, ты, обнажённая, бросаешься на колени и расставляешь руки, чтобы заслонить лосёнка. И потрясённый охотник опускает ружьё. Фотокартина называется «Богиня - Заступница».
- Аркаш, я всё тебе прощаю.
- И сейчас и впредь?
- Я тебя люблю…
В этот момент в дверь постучали.
- Это егерь, - догадался Аркадий. – Войдите!
Андрей Денисович приоткрыл дверь.
- Я на складе, - сообщил он, - можете сдать одежду и инвентарь.
- Зайдите к нам, пожалуйста, - попросила Валентина Ивановна.
- Времени у меня немного, - он вошёл, - пора начинать охоту.
- Андрей Денисович, бывали ли у вас случаи, когда охотник убивает лосиху, а лосёнок остаётся?
- Это браконьерство, - объяснил егерь. – На отстрел самок лицензию не дают. Но был случай, я лосёнка неделю в сарае держал.
- Андрей Денисович, если, не дай Бог, такое случится, вы могли бы прислать мне телеграмму?
- Зачем вам это?
- Мы приедем и снимем  фотокартину в защиту лосей. И вы в накладе не останетесь. Только сообщите мне сразу же, пока тушу лосихи ещё не разделали. Я запишу вам свой адрес.
Андрей Денисович взял её записку и ушёл на склад. Аркадий с одеждой и инвентарём отправился вслед за ним. Но широкие лыжи и валенки он пока оставил у себя. Егерь торопился. Выдав Аркадию электроплитку, он запер склад и направился к винтовой лестнице. Но, сделав несколько шагов, остановился.
- Аркадий, я хочу вас предупредить.
- О чём? 
- Фёдор Иванович на вашу бабу глаз положил. Его помощник приходил выспрашивать про неё.   
- Ну и что, Андрей Денисович?
- Вроде ничего. Да только он, когда пьяный, не знает удержу. А они после охоты напьются. Я не первый раз с ними охочусь. 
- Он потребует Валентину к себе?
- Сначала пригласит отведать жареной лосятины. Но только не соглашайтесь. Скажите, что приболели, или что другое.
- Спасибо, Андрей Денисович. А сколько дней они будут здесь? 
- Дня два. Сегодня охота, а завтра их жёны с детьми приедут лосятиной лакомиться. Я не зря просил вас оставить на поляне ёлку.
Аркадий вернулся и поставил на столик электроплитку.
- Вот, Валечка, можешь варить обед.
- А потом в лес? - в её голосе уже не было и намёка на скуку.
- Конечно.
Он взял ведро и вышел на улицу. У входа в замок стояли трое мужчин с охотничьими ружьями. Очевидно, они ждали выхода Фёдора Ивановича и егеря. Аркадий пошёл к речке. Слова Андрея Денисовича не выходили из головы. Значит, охотников четверо, не считая егеря. Трое из них молодые, рослые мужчины. Столкновение с ними ничего хорошего не сулило ему не только из-за их численного превосходства. Это была партийная власть. Им не составит большого труда, в случае чего, представить его зачинщиком драки со всеми вытекающими отсюда последствиями – отстранением от защиты диплома, арестом. Из этой ситуации не было достойного выхода.
Когда Аркадий возвращался с водой, все охотники уже были в сборе. Фёдор Иванович окинул его цепким взглядом и что-то сказал своим спутникам. Они обернулись к Аркадию и засмеялись.
К половине второго Аркадий и Валентина Ивановна пообедали и собрались на прогулку. Обули валенки, взяли широкие лыжи. Отойдя от замка  километра два, они встали на лыжи и повернули в лес.
- У меня такое впечатление, Валечка, что мы и не видели леса.
- Разумеется, - согласилась она, – нас занимали съёмки, новогодний праздник, баня. Не до леса было. А куда мы идём?
- Никуда. 
- Давай подыщем место для съёмок «Богини-заступницы».
Вскоре показалась поляна, и Валентина Ивановна остановилась.
- Я бы, Валечка, не стал снимать здесь. Голые лиственные деревья довольно тоскливый фон для такого представления.
Они двинулись дальше.
- Вот, Аркадий, - воскликнула она, – подходящая поляна.
- Да. Ели - настоящие красавицы. И от дороги метров шестьсот.
- А при чём тут дорога?
- Ну, как же, Валечка. Сюда придётся доставить лосёнка и тушу
лосихи. Нужно пометить место, где мы свернули в лес.
- Хорошо. А ты мог бы расставить здесь участников съёмки?
- Давай попробуем. Лосиху положим у тех деревьев, а лосёнок и
ты будете рядом, чуть правее.
- Почему именно здесь?
- Потому что жизненная драма на фоне величественных, старых елей обретает философское звучание. А я в роли охотника встану в молодом осиннике. Персонаж преступный и фон убогий.
- А где фотограф?
- Примерно вон там, чтобы тебя снимать анфас, а меня почти со спины. Давай встанем на наши места.
Они заняли свои позиции.
- Вот, Валечка, окружающая природа, которую ты можешь иметь в виду, вживаясь в роль Богини-Заступницы.
- А ты будешь строить козни в виде какой-то тайной режиссуры?
- Нет. Всё будет зависеть только от твоей игры.
Она сосредоточилась и некоторое время стояла неподвижно. Потом опустилась на колени, расставила руки и попыталась войти в роль. Минуту спустя он подошёл и прикоснулся губами к её щеке.
- Как это понимать, Аркаш?
- Мне кажется, эта работа затмит все остальные.
- Даже «Белую Ночь»?
- Конечно. Здесь твоя красота и доброта роли сливаются воедино! Но как тебе удалось так быстро войти в образ?!
- Догадайся! – в ней было что-то трогательное и волнующее.
- Ты защищала своего собственного ребёнка? – догадался он.
- Да, – на её глазах показались слёзы. – Я и не подозревала, что моё несостоявшееся материнство вдруг так вырвется наружу.
- Валечка, твоя Богиня-Заступница покорит мир.
Они возвращались по своим лыжным следам. На опушке леса у дороги остановились.
- Аркадий, подними меня повыше, я завяжу свой носовой платок на осине. Эта метка потом поможет нам найти поляну.
Они вернулись около пяти. Перед замком по-прежнему стояли джипы. В комнате было тепло. Валентина Ивановна легла на раскладушку и задремала. Аркадий вынул из двери ключи и, подойдя к складу, отпер его. Вошёл внутрь, окинул взглядом складской инвентарь. Под окном лежал моток верёвки. Вот, что ему может пригодиться. Он достал перочинный ножик и отрезал кусок длиною метров восемь. Потом запер склад, а отрезок верёвки отнёс на свой балкон.
В половине седьмого Валентина Ивановна принялась готовить ужин. Аркадий  затопил печь. Они поужинали и перед сном отправились на лыжную прогулку. У краёв дороги снег не был плотно укатан, обеспечивая устойчивость лыж при прекрасном скольжении. Эта прогулка доставляла истинное удовольствие.
Они вернулись в начале десятого и вскоре услышали за дверью
шаги и голоса. Значит, засветло охотники завершили охоту, потом пировали и вот сейчас вернулись в замок.
- Подожди, Валечка, не торопись снимать ботинки и свитер.
- Почему? – удивилась она, - в комнате же тепло.
- У нас, возможно, будут гости. Ты слышишь, райкомовские охотники вернулись после пирушки на поляне.
- С чего ты взял, что они придут к нам?
- Меня егерь предупредил. Это не обязательно, но вероятно.
- А что он сказал?
- Он рекомендовал не открывать им дверь.
- Аркаш, я начинаю понимать. Тебе опять придётся меня защищать? - она даже улыбнулась. - Как на кладбище?
- Ты не боишься?
- Нет. Ты потрогаешь их за это место, - она показала на солнечное сплетение, - и им станет плохо. Как когда-то Федченко.
- Нет, Валечка, это не Федченко. У них огромный опыт превращения в лагерную пыль каждого, кто попытается их потрогать.
- Что же нам делать?
- Может, ещё ничего и не будет. Но, на всякий случай, собери в наши рюкзаки одежду, посуду и туалетные принадлежности.
Она сразу же начала работу, а Аркадий достал из рюкзака моток шпагата, оставленный ему Ромкой, и вышел на балкон. Прежде всего, он шпагатом закрепил крышку котелка с кашей и мясом.  Потом привязал к ограде балкона верёвку, взятую со склада. И в этот момент Валентина Ивановна приоткрыла балконную дверь.
- Аркаш, к нам стучатся.
- Иду. А ты пока на балконе покидай в мой рюкзак продукты.
Он подошёл к двери. Стук повторился.
- Кто там?
- Это ваши соседи. Откройте, пожалуйста.
- Прошу извинить, мы уже разделись. А в чём дело?
- Фёдор Иванович хочет угостить вас свежей лосятиной. Вы знаете, кто он такой? Фёдор Иванович - хозяин Гатчинского района.
- Передайте ему нашу благодарность. К сожалению, мы не сможем принять приглашение. У моей жены температура. 
- Ты не понял, парень, - раздался другой, хриплый голос, - по-русски так не поступают. Тебя приглашает сам Фёдор Иванович.
- Но я же объяснил вам, - Аркадий повысил тон, - человек болен.
За дверью вполголоса переговаривались. Потом голоса утихли.
- Похоже, пронесло! – заключила Валентина Ивановна.
- Нет, Валечка. Егерь говорил, этот человек без удержу.
Аркадий перенёс на балкон лыжи и ещё остававшийся в комнате рюкзак. Минут через десять в их дверь громко застучали кулаком.
- Открывайте! – это был уже знакомый хриплый голос.
- Валечка, одевайся, - тихо сказал Аркадий и обернулся к двери.
– Кто там? В чём дело?
- Открывай дверь, или мы её выломаем.
- Успокойтесь, мужики, я открою. Но дайте десять минут, чтобы одеться. Не пойдём же мы к хозяину района в трусах.
- Это уже разговор, - решил за дверью хриплый голос, - но десять минут и ни минуты больше.
Валентина Ивановна смотрела на Аркадия с тревожным ожиданием. Он спешно скатал спальники в рулон и перевязал его шпагатом. В следующую минуту они уже были на балконе.
- Валечка, перелезай через ограждение и спускайся по верёвке.
- Я не умею, Аркаш.
- Не бойся. Здесь всего метров шесть. Держись за верёвку руками, зажимай её ногами и медленно скользи вниз.
Аркадий с напряжением следил за ней и облегченно вздохнул, когда её ноги коснулись земли. Затем он сбросил вниз рюкзаки, рулон со спальниками, лыжи и вернулся в комнату. В ней оставались широкие лыжи, валенки и  электроплитка – всё то, что нужно было вернуть егерю. Он вынул из дверного замка ключ и положил его рядом с электроплиткой. До окончания заданного срока оставалось четыре минуты. Аркадий вышел на балкон и спустился по верёвке.
- Что дальше, Аркаш?
- Становимся на лыжи и на дорогу.
Они побежали к автобусной остановке. За развилкой дорог, где их от замка уже не было видно, Аркадий остановился и прикрепил к рюкзаку спальники, которые приходилось тащить в руке. 
- Бежим, как зайцы? – заметила она не без иронии.
- А ты, Валечка, представляешь лицо Фёдора Ивановича, которого красотка из Питера оставила с носом? Мне кажется, в этом столкновении выиграли мы. 
- И в результате выигрыша оказались в морозном лесу, не зная даже, где приклонить голову на ночь?
- Ты ошибаешься, - не согласился он. - Такое местечко есть.
На дороге едва заметно заколебалось освещение.
- Валечка, немедленно в лес!
Они круто свернули влево и встали за деревьями.
- В чём дело, Аркаш?
- Взбешённый шеф приказал подчинённым найти нас. Вот они и поехали к деревне. Больше тут некуда податься.
Мимо них проехал джип. До деревни оставалось километра два. Они продолжили свой путь. Но им пришлось ещё раз спешно сворачивать в лес, когда джип возвращался в замок.
- Что-то я не вижу обещанного отеля Астория, - заметила она, когда они вошли в деревню.
Миновав третью избу, Аркадий остановился.
- Ну, как, Валечка, узнаёшь нашу Асторию?
- Так это же баня, в которой мы вчера парились!
- Конечно. В ней и переночуем. Там, наверняка, ещё тепло.
- А что скажет хозяйка?
- Ничего. В её окнах темно. Уже двенадцатый час.
Они вошли в предбанник. Бревенчатые стены, проложенные мхом, надёжно хранили тепло. Аркадий зажёг керосиновую лампу.
- Нужно поставить в печь наши котелки с готовой едой, - решил он. - К завтраку они отогреются.
- Аркаш, где же мы будем спать?
- Здесь, в предбаннике. Можно бы и в парилке, но там сыро.
Валентина Ивановна расстелила на полу спальники и пристроила в изголовья рюкзаки. Из парилки через приоткрытую дверь шёл тёплый воздух. Они разулись, частично разделись и, погасив лампу, забрались каждый в свой спальный мешок.
- Аркаш, неужели весь этот кошмар уже позади?
- Ты меня удивляешь, Валечка. Я думал, в тебе ни капли страха.
- Я просто не подавала виду. А что будет завтра?
- Выспимся, позавтракаем и покинем наш гостеприимный отель.
- И вернёмся в замок?
- Не думаю, Валечка, что туда стоит возвращаться. До какого числа у тебя отпуск?
- До девятого января. А сегодня только второе. Ох, Аркаш, чудесная идея! - от возбуждения она даже расстегнула свой спальник и села. - Давай отсюда поедем в Вильнюс, на фотовыставку.
- Ты это серьёзно?
- Разумеется. Завтра будем в Ленинграде, а послезавтра махнём в Вильнюс на три дня и седьмого вечером назад. Согласен?
- Конечно, Валечка! У меня нет слов! Увидим наши последние работы – «Новогоднюю ёлку» и «Снежную девушку». Значит, завтра здесь же сядем на автобус до Гатчины.
На следующий день в двенадцать сорок Аркадий и Валентина Ивановна сели на автобус и добрались до Гатчины. Прежде чем уехать в Ленинград, они с местной почты связались с Охотничьим замком. Егерь оказался на месте.
- Здравствуйте, Андрей Денисович, это Аркадий. Как поживаете?
- Я-то ничего, а как вы?
- Мы живы-здоровы. Звоним из Гатчины. Уезжаем в Питер. Хочу поблагодарить вас за предупреждение. Всё точно так и произошло.
- Я знаю. Вот только за вас беспокоился.
- Андрей Денисович, весь инвентарь мы оставили в комнате.
- Да о том не тревожьтесь. Жаль, что так рано уезжаете.
- Мы на вас не в обиде. Вот поговорите с Валентиной.
- Андрей Денисович, - начала она, - я лично прослежу, чтобы фотограф в ближайшее время выслал вам фотографии. Не забудьте мне телеграфировать, если появится лосёнок. Мы вас отблагодарим.
- Не забуду.
Они вернулись в Ленинград и на следующий день вечером сели на поезд Ленинград – Вильнюс.



ЧАСТЬ ПЯТАЯ

НАКАНУНЕ

       Остановись, Мгновенье, ты прекрасно!
       Но просьбы и надежды – всё напрасно,
       Оно уже, засунув ногу в стремя,
       Сидит в седле, а конь зовётся Время.


ГЛАВА 22. ЛЕТОПИСЬ ЛЮБВИ

                Любовь не исчезает в никуда,
                Она с тобой навечно остаётся,
                Она ещё, быть может, отзовётся
                Извечными своими Нет и Да.

В столицу Литвы Аркадий и Валентина Ивановна прибыли в семь утра. В кассе предварительной продажи купили обратные билеты на послезавтра. Потом позавтракали в вокзальном буфете. К этой поездке они совсем не были готовы. Не знали даже, как связаться с Матвеем Ароновичем, и где проходит фотовыставка. Впрочем, последнее удалось выяснить в справочном бюро. Всесоюзная выставка художественной фотографии проводилась в Доме искусств на площади Гедиминаса. Когда они прибыли туда, до открытия выставочного зала оставалось около получаса.
- Давай познакомимся с культурной жизнью города, - предложил Аркадий, показывая на рекламную тумбу, обклеенную афишами.
Возле тумбы стоял мужчина лет сорока, интеллигентного вида, с аккуратно подстриженной растительностью на лице. Он внимательно разглядывал театральную афишу. При приближении молодых людей мужчина бросил на них мимолётный взгляд, и уже не мог его отвести.
Валентина Ивановна поёжилась. Очень красивые люди, и мужчины и женщины, избежавшие комплекса Нарцисса, со временем приспосабливаются к назойливому вниманию окружающих, как к тяжкому, но неизбежному бремени судьбы. Но она была не одна, и Аркадий ответным взглядом внёс коррективы в представления незнакомца о границах дозволенного. Мужчина вернулся к созерцанию театральной афиши, но вскоре снова обернулся к ним.
- Прошу извинить, - произнёс он подчёркнуто вежливым тоном, - я не мог не узнать вас.
- Ошибаетесь, - сухо возразил Аркадий. – Вы, в принципе, не можете знать нас. Мы иногородние.
- Но вы знакомы с фотохудожником Резником? 
Они дружно подняли на незнакомца удивлённые глаза.
- Так вы знаете Матвея Ароновича?
- Знаю. И его самого, и его прекрасные работы с вашим участием.  Давайте познакомимся. Юрий Степанович, - он пожал руки Аркадию и Валентине Ивановне.
- Следовательно, вы уже посетили выставку? – уточнила она.
- Посетил? – усмехнулся новый знакомый. – Я член жюри. А работы Резника очень значительные. Поэтому я вас обоих и узнал.
- Обоих?! – не понял Аркадий. – И меня тоже?
- Да. Вы участник фоторабот «Влюблённые» и «Снежная  девушка».
- А вы, значит, видный деятель искусств, раз попали в состав жюри? - предположил Аркадий.
- Я режиссёр Вильнюсского русского драматического театра, - скромно сообщил Юрий Степанович, – и большой любитель художественной фотографии. А то, что экспонирует Резник, даже нечто большее. Я бы назвал его фото-сценическим искусством.
- Любопытное определение, - отметила Валентина Ивановна.
- В ваших работах «Белая ночь», «Осеннее прощание» и «Снежная девушка», - продолжал режиссёр, - актёрское мастерство запредельно. Что это, гениальная игра или уникальная режиссура?
- В «Снежной девушке?! – удивилась она.
- Я что-то перепутал? – смутился Юрий Степанович.
- Нет, - успокоил его Аркадий. – Дело в том, что «Снежную девушку» мы ещё не видели. Матвей Аронович повёз её на выставку прямо из фотолаборатории.
- Мы только что приехали и не знаем, где Резник остановился, - пожаловалась Валентина Ивановна. - Нам бы с ним встретиться. 
Режиссёр молча смотрел на них, собираясь с мыслями.
- Матвей Аронович придёт на выставку не раньше десяти, - рассудил он. - А до этого я могу показать вам Старый город. Он находится под охраной Юнеско. Там есть, на что посмотреть.
- Спасибо. Мы с удовольствием.
Они направились к правому краю площади, пересекли сквер и вышли на старинную улочку, носящую имя М. Горького.
- Это Вильнюсский университет, - начал Юрий Степанович.
- Очень похоже на монастырь, - удивилась Валентина Ивановна.
- Потому что шестнадцатый век. Монастырская архитектура.
Они дошли до конца улочки, повернули направо, и Юрий Степанович остановился перед небольшим православным храмом.
- Знаменитая церковь! – заинтриговал он гостей.
Они подошли к паперти и прочли укреплённую на фасаде табличку. Оказалось, в этом храме Пётр Первый крестил Ганнибала, прадеда Пушкина. Продолжая экскурсию, Юрий Степанович через некоторое время попросил своих спутников подождать, а сам зашёл в небольшой магазинчик сувениров. Вскоре он вернулся и протянул Валентине Ивановне солнцезащитные очки с заметно увеличенными размерами стёкол.
- Это вам от меня подарок.
- С какой стати, Юрий Степанович? – заколебалась она. 
- Не отказывайтесь, пожалуйста. Траты мои копеечные, но без этих очков я не советую вам входить в выставочный зал. Вас сразу же узнают. Ваше лицо на фотокартинах многие уже видели.
- Спасибо, Юрий Степанович! - она не без смущения взяла очки. 
На этой прогулке им ещё не раз приходилось останавливаться перед великолепными костёлами и историческими зданиями с укреплёнными на них охранными табличками. Они возвращались к Дому искусств, покорённые очарованием Старого города.
В начале одиннадцатого Аркадий и Валентина Ивановна, вместе со своим доброжелательным гидом, вошли в выставочный зал Дома искусств. Они сразу же увидели Матвея Ароновича. Он просматривал журнал отзывов, лежащий на небольшом столике недалеко от входа. Они поспешили к нему.
- Вы где-нибудь остановились? – справился фотограф после радостных взаимных приветствий.
- Нет. Мы прямо с вокзала.
- М-да, нужно как-то решить вопрос с гостиницей.
- Я загляну к администратору фотовыставки, - вызвался Юрий Степанович. - Не исключено, что у него осталась гостиничная бронь. Только напишите мне ваши полные имена.
Вскоре режиссёр ушёл, и они, наконец, перешли к главному.
- Как дела, Матвей Аронович?
- По-моему, неплохо, - уклонился он от конкретного ответа. - Все наши работы прошли цензуру. Даже две последние официально включены в экспозицию, хотя я и опоздал с их представлением.
- Я имел в виду реакцию публики, - уточнил Аркадий.
- А вы пройдите в зал, - предложил фотограф. – Хотя, сейчас рабочее время и будничный день. Основной посетитель появится после семнадцати часов.
- Наши экспонаты, случайно, не там? – Валентина Ивановна указала на скопление посетителей в конце зала, слева.
- Вы угадали.
- Выходит, Матвей Аронович, они пользуются успехом?
- Безусловно. Несмотря на то, что литовскую публику обнажённой натурой не удивишь.
- А что о нас пишут в журнале отзывов?
- Что мы впервые в фотографии не копируем реальность, а сами её создаём. Что это новый вид искусства на грани фотографии и театральной сцены. Что нас просто не с кем сравнить.
- Но вы, Матвей Аронович, чем-то же недовольны. Я чувствую.
- Когда я думаю, что отзывы  сплошь партийной прессы не считаются с мнением публики и что моя фамилия вызывает отторжение доброй половины рецензентов, мой оптимизм исчезает.
- Но Юрий Степанович вас поддерживает? 
- Очевидно. Он сразу сказал мне, что вы гениальная актриса.
В этот момент к ним вернулся режиссёр.
- К сожалению, бронь фотовыставки уже не действует, - сообщил он. - Но я достал два гостиничных места через республиканское Министерство культуры. Вот вам официальное направление.
- Разрешите, - Матвей Аронович заглянул в бумагу. – Замечательно. И я в этой гостинице.
- Юрий Степанович, - Валентина Ивановна протянула ему руку, - огромное спасибо. Что бы мы без вас делали!
- Без меня ничего делать и не нужно, - ответил он с напускной серьёзностью. – К сожалению, я должен уйти. У меня сегодня премьера «Горе от ума». Приходите. Три билета вам я забронирую.
Режиссёр ушёл, и они направились смотреть экспонаты. Матвей Аронович постарался оставить своих друзей вдвоём, задержавшись у какой-то крупной фотографии. Уж слишком тесно фотоработы были связаны с их личными отношениями. Экспозиция фотографа Резника М. А., г. Сестрорецк, начиналась картиной «Влюблённые». Валентина Ивановна остановилась перед ней.
- Аркаш, а ты и вправду так на меня тогда смотрел?
- Как так?
- С восхищением, восторженно.
- Я и сейчас такой же.
- Но ты уже не пристаёшь ко мне с предложениями руки.
- Только потому, что не хочу надоедать.
- Не уверена, - она с сомнением покачала головой.
- Вот ты действительно не изменилась, - контратаковал он. - Абсолютно та же недоверчивая мимика.
Они прошли дальше и остановились напротив «Белой ночи». И тут Аркадий обратил внимание на двух посетителей, которые не сводили с Валентины Ивановны пристальных взглядов.
- Валечка, ты забыла совет Юрия Степановича!
- Какой совет? - она обернулась к Аркадию, наткнулась на любопытные взгляды и достала затемнённые очки.
- Ну и как? – полюбопытствовал он, когда, надев очки, она снова сосредоточилась на фотографии. - Сейчас, в новой обстановке, ты не разочарована в «Белой ночи»?
- Разумеется, нет. Даже не верится, что я могла так сыграть?!
- А ты обратила внимание, как Юрий Степанович объяснил твою работу? Гениальная игра, или уникальная режиссура. Он даже мысли не допускает, что может быть ещё один фактор.
- Какой фактор?
- Третий. Это чувства, вызванные твоей собственной личной жизнью, а вовсе не актёрской задачей.
- Но, Аркадий, он всё-таки прав. Третий фактор и есть плод твоей уникальной режиссуры.
- Ты так считаешь?
- Аркаш, какое это было чудесное время. Жаль только, что в Охотничьем замке от него почти ничего не осталось. Эти твои амурные делишки с Машей….
- Ты несправедлива, Валечка. Я просто готовил её к игре.
- Разумеется. Готовил. Давай не будем.
Они начали просмотр Осенней серии: «Возрождение», «Красное солнце», «Адам и Ева». Потом «Осеннее прощание».
- Юрий Степанович, сказал, что здесь твоя игра запредельна, - напомнил Аркадий.
- Как я тогда переживала! - вздохнула она. - Испытать такие чувства путём вживания в роль невозможно. 
Наконец, они подошли к двум последним картинам, которых ещё не видели. Она напряжённо вглядывалась в «Новогоднюю ёлку».
- А здесь, похоже, никакой особой режиссуры не было, - вспомнила Валентина Ивановна. - Ети явилась ко мне во сне, а потом пришла на съёмку. Это и определило мою игру.
- Конечно, не было, - иронически согласился Аркадий, - если не считать, что это я в зарослях шумел, ломал ветки, хрустел снегом.
- Правда?! – удивилась она. – А я ничего не знала. Но тогда выходит, что и здесь действовал третий фактор.
Они подошли к «Снежной девушке». Эта картина была самой сложной по сюжету, режиссуре, организации. От неё Аркадий многого ждал. Но знакомство с нею началось необычно.
- А это кто? – возмутилась Валентина Ивановна, указав на охотника. – Почему я о нём не знала?
- Он, Валечка, предопределяет реакцию зрителя, как оконная рама в «Белой ночи». Зритель как бы сопереживает с ним чувства, вызванные видом экзотической снежной красавицы.
- Ты пригласил чужого человека посмотреть на голую женщину?!
- Подожди, Валечка. Нам нужны были ещё двое, и я выбрал Ромку и Машу. Он не болтун. А Маша из другой тусовки. Ей просто некому сплетничать о тебе. И они обещали хранить тайну.
- Выходит, Ромка знал, что ты будешь на балконе с Машей целоваться?! - её возмущение вдруг сменилось виноватой улыбкой.
- Конечно. Я с ними заранее договорился. 
- Получается, что я зря подозревала тебя в шашнях с Машей?! Я же не знала, что Ромка участвовал. Теперь всё ясно. Не мог же ты при нём амурничать с его девушкой. Хочешь, я тебя поцелую?
- Нет, Валечка. Так не пойдёт. Я требую полной сатисфакции.
- Ты её получишь. Но, Аркадий, обрати внимание, эти картины - летопись нашей любви.
- Согласен. Впрочем, подожди, где же наш фотограф? 
- А я его вижу, - она отошла и вернулась с ним. – Матвей Аронович, что вы думаете о «Снежной девушке»?
- Я выбрал её из шести отснятых кадров. Здесь ети уже догадалась, что видит любовь мужчины и женщины. Она возбуждена. На эту фотоработу написано много восторженных отзывов в журнале.
Теперь они втроём рассматривали «Снежную девушку».
- Тут, Аркадий, твой третий фактор просто творит чудеса!
- Наконец-то, - вздохнул он, - меня оценили. Напомните ей, Матвей Аронович, как она хлестала меня по щекам за эту работу.
- Очевидно, Валентина это делала любя, - тактично предположил фотограф. – А что означает третий фактор?
- Он, Матвей Аронович, так называет режиссёрский приём, которым доводит меня до исступления.
- Друзья мои, - фотограф взглянул на часы, - уже двенадцатый час. Поехали в гостиницу. Устроитесь, отдохнёте с дороги. А вечером вернёмся сюда. Тогда и увидите массового зрителя.
- Но мы приглашены в театр, – напомнила Валентина Ивановна.
- Тогда поедем в театр, - решил Матвей Аронович. – Юрий Степанович член жюри. Контакты с ним нам только на пользу.

Гостиница располагалась в новом городском районе Лаздинай. Этот градостроительный проект был отмечен всесоюзной премией. Общая планировка жилого массива и ландшафтная архитектура радовали глаз своей красотой и целесообразностью. В фойе гостиницы Валентина Ивановна забрала у Аркадия паспорт и направилась к дежурному администратору.
- Добрый день. У нас направление от Министерства культуры.
- Здравствуйте, - женщина-администратор взяла направление. – Заклунская и Высоцкий? Пожалуйста, паспорта. Какой вам номер?
- Разумеется, двухместный.
- Я не могу дать вам двухместный, - она просматривала их паспорта. – Для этого вы должны быть мужем и женой.
- Мы и есть супруги, - Валентина Ивановна взяла свой паспорт, вложила в него двадцать рублей и вернула дежурной. - Мы распишемся, как только вернёмся домой.
- Но я не имею права.
Паспорт с деньгами продолжал лежать перед администратором, и это обнадёживало. Валентина Ивановна снова взяла его, добавила ещё десять рублей и вернула на прежнее место.
- Мы всего на три дня, - продолжила она. – И разве ради любви нельзя сделать исключение?
- Ради любви? – дежурная улыбнулась, и её рука потянулась к паспортам. – Я сильно рискую.
Через несколько минут Валентина Ивановна вернулась к своим спутникам с ключом в руках.
- Пойдёмте. Двадцать третий номер на втором этаже.
- А у Аркадия? – поинтересовался Матвей Аронович.
- Нам дали номер на двоих. У них нет одноместных номеров.
Аркадий усмехнулся. Нечто подобное он уже видел в Сестрорецком доме отдыха. А тактичный Матвей Аронович сделал вид, что ничего необычного не произошло.
- Моя комната седьмая, - сообщил он. – Если не возражаете, я зайду за вами часа через два. Здесь в буфете можем пообедать. 
Они приняли душ, пообедали вместе с фотографом и к восьми часам приехали в Русский драматический театр. В театральной кассе им выдали три билета, и кассирша заявила, что они уже оплачены.
- Пани, одну минутку! – позвала она, когда они отошли от кассы.
Удивлённая Валентина Ивановна вернулась.
- У меня для вас письмо, - кассирша протянула ей конверт. 
Валентина Ивановна вскрыла его. Там лежала записка:
«Дорогая Валентина Ивановна! Очень прошу Вас, по окончании спектакля не торопитесь уходить из театра. Буду рад пригласить Вас в ресторан. Для этого есть хорошие поводы, включая и мою театральную премьеру, и Ваш приезд в Вильнюс, и успех Ваших работ на фотовыставке. Нам есть, о чём поговорить.
С уважением, Юрий Степанович».
Она сунула письмо в сумочку и поспешила к своим спутникам.
- Что ей было нужно? – полюбопытствовал Аркадий.
- Она спросила, где я купила свои австрийские сапожки.
В фойе Аркадий встал в очередь за мороженым. Валентина Ивановна воспользовалась этим, чтобы показать фотографу записку.
- Что мне делать, Матвей Аронович?
- Решайте сами. Но, если мы пойдём в ресторан все вместе, я расспрошу Юрия Степановича, какой оценки нам ждать от жюри.
- Чудесно. Так и сделаем. Только не говорите Аркадию, что у него появился соперник. Наши отношения едва стали налаживаться.
По окончании спектакля публика двинулась к выходу. Но Валентина Ивановна не торопилась.
- Ты собралась здесь ночевать? – поинтересовался Аркадий.
- Разумеется. А ты со мной не останешься?
Аркадий с недоумением взглянул на неё, потом на Матвея Ароновича, который тоже никуда не спешил, и опустился на стул.
- Смотри, Аркаш, к нам идёт хозяин. Мы должны поздравить его с удачной премьерой и поблагодарить за билеты.
- Добрый вечер! – приветствовал их режиссёр. – Вы не скучали?
- Нет, Юрий Степанович. Чудесная премьера. Поздравляю! - она протянула ему руку. -  Ничуть не хуже, чем в нашей Александринке.
- Замечательный спектакль, - поддержал её фотограф.
- Спасибо, - режиссёр заметно колебался. - Как вы смотрите на моё предложение провести вечер за общим столом?
- С благодарностью, - улыбнулась Валентина Ивановна.
- Дорогой Юрий Степанович, - вступил в разговор фотограф, - и мы собирались этим вечером в ресторан. Так что приглашаем вас.
- Вот как? - засмеялся режиссёр. – Потом разберёмся, кто кого приглашает. Пойдёмте. Я заказал столик в ресторане «Нерис».
Они вышли из театра и сели в автомобиль Москвич Юрия Степановича. Ресторан находился в центральной части города в переулке между улицей Ленина и набережной реки Нерис. Официант разместил их за столиком, откуда открывался вид на эстраду. Там играл небольшой джаз-оркестр. Они углубились в изучение меню.
- Хотелось бы познакомиться с национальной кухней, - заметила Валентина Ивановна.
- Вот одно из таких блюд, - показал ей режиссёр, - мясной фарш, запечённый в картофеле с тестом. Но высшим литовским деликатесом считается копчёный угорь.
- А где он в меню?
- О, Валентина Ивановна, согласно национальной традиции, угря не указывают в меню. 
Минут через пятнадцать на их столике стоял графин с водкой «Кристалини», четыреста грамм, бутылка грузинского «Саперави» и несколько закусок, включая мясо, запечённое в картофеле. Копчёного угря не было, но он был обещан.
- Мои гости из России всегда предпочитают начинать с водки. Если позволите, - режиссёр разлил в рюмки грамм по пятьдесят. – Выпьем за ваш успех на выставке. Для вас это сейчас самое главное.
Этот тост сразу настроил всех на серьёзный лад. Его не комментировали. Выпили и некоторое время молча закусывали.
- Очевидно, Юрий Степанович, - осторожно заметил фотограф, - члены жюри уже определились со своими предпочтениями.
- Да, - согласился режиссёр. – Но есть ещё ряд факторов.
- Каких? – попыталась уточнить Валентина Ивановна.
- Позиция Министерства культуры, республиканские власти, отстаивающие деятелей литовского искусства, и пресса. Этот конгломерат влияний и определит распределение призовых мест.
- Вы могли бы его спрогнозировать? – улыбнулась она.
Это был главный вопрос, интересовавших гостей. И задавать его было трудно. Но она чувствовала, что ей можно.
- Смею вас заверить, Валентина Ивановна, - отозвался режиссёр, - ваши работы произвели на меня огромное впечатление.
- Но на первое место они претендовать не могут? – предположил Матвей Аронович.
- Почему? Они заслуживают высшей оценки. Но вы видели фото вильнюсского мастера Стажиса «Литовская весна»?
- Великолепная фотография, - отозвался Матвей Аронович.
- А о чём она? – полюбопытствовала Валентина Ивановна.
- Это вид на Красноармейский мост. По краям бронзовые красноармейцы, в центре пара влюблённых, а за мостом костёл Святого Креста. Предположительно, она займёт первой место.
- Безусловно, - согласился фотограф. - Костёл – образ прошлого, красноармейцы – настоящее, а влюблённые – это символ счастливой социалистической Литвы.
- Не будем кривить душой, она уступает вашим работам по экспрессии и новизне, - признался режиссёр. - Но она устроит всех.
- А что светит нам? – Валентина Ивановна уже опасалась, что подобные вопросы начинают режиссёру надоедать.
- Надеюсь, второе место вы получите. Плюс приз за творческую новизну. Я буду за это бороться.
Прогноз Юрия Степановича произвёл впечатление.
- Но, дорогие гости, не будем забывать о столе, - призвал он.
Они выпили «Саперави». Потом на эстраде заиграли танго. Режиссёр пригласил Валентину Ивановну.
- У вас актёрское образование? – поинтересовался он.
- Нет, Юрий Степанович, - засмеялась она, - я искусствовед.
- В «Снежной девушке» вы демонстрируете гениальные актёрские способности. Вот бы такую актрису мне. На вашу игру приезжали бы смотреть из других городов.
- Вы шутите?
- Нет, Валентина Ивановна. Переходите в мой театр. Я и квартиру вам выбью, и первые роли дам.
- Юрий Степанович, вы переоцениваете мои способности. Всё дело здесь в режиссуре.
- И кто же этот гениальный режиссёр?
- Аркадий. Он и сюжеты фотокартин разрабатывает. Поговорите с ним. Вам будет интересно.
- Этот юноша? Почти мальчик? Такой женщине, как вы, нужен зрелый, опытный, сильный мужчина.
- Юрий Степанович, он гений, хотя сам этого и не осознаёт.
Они вернулись к столу. Наконец, официант принёс угря, и режиссёр наполнил рюмки водкой.
- Меня интересует ваша режиссура, - обратился он к Аркадию. – Вы не признаёте Станиславского?
- Признаю. Но вживание в роль по Станиславскому не вызывает таких сильных чувств, какие бывают в реальной жизни.
Они выпили водку и cтали лакомиться копчёным угрём.
- То есть, актёр на сцене должен не играть роль, а  жить своей реальной жизнью?
- Конечно.
- Но, Аркадий, как этого достигнуть?
- В этом, Юрий Степанович, и состоит искусство режиссуры.   
Матвей Аронович и Валентина Ивановна внимательно слушали их дискуссию.
- Насколько я понимаю, - заключил режиссёр, - вам, Валентина Ивановна, во время съёмок приходится несладко.
- Разумеется. Его режиссура доводит меня до нервного срыва.
- И вы позволяете так с собой обращаться?
- Я возмущаюсь и протестую. Но потом, когда вижу конечный результат, всё ему прощаю. Это потрясающее искусство. И я каждый раз искренне удивляюсь, как мне удалось так сыграть.
Джаз-оркестр снова исполнял танго. К Валентине Ивановне подошёл элегантный мужчина.
- Вы позволите пригласить вас?
Она, нехотя, поднялась. Трое мужчин остались за столиком.
- Хотел бы я познакомиться с методами вашей работы, - признался режиссёр.
- М-да. Как вы это себе представляете? – удивился фотограф.
- Вы, Матвей Аронович, когда первый раз показывали мне свою экспозицию, говорили, что зимняя серия картин у вас только начата. 
- Очевидно, говорил. Я уже не помню.
- Здесь, в Вильнюсе, её можно продолжить. Зима в разгаре. Или у вас нет с собой фотоаппаратуры?
- Аппаратура есть. У нас, Юрий Степанович, нет подходящего замысла. С этим не так просто. Мы не снимаем, что попало.
- Но у вас есть Аркадий. Валентина Ивановна уверяет, что он гений. И я готов помогать вам, чем только смогу.
- Юрий Степанович, - смутился Аркадий, - дайте нам хоть какую-нибудь зацепочку.
- Давайте подумаем. Вы снимали в Охотничьем замке? И у нас есть замок, в Тракае, под Вильнюсом. На сколько дней вы приехали?
- На три дня, включая сегодняшний.
- Времени немного, - признал режиссёр, - но можно попробовать.
Завтра поезжайте в Тракай, осмотрите замок. Я дам вам свою машину. Если возникнет идея, послезавтра организуем съёмки.
- Спасибо, Юрий Степанович. Но, пожалуйста, не рассказывайте об этом Валентине Ивановне. А то никакая режиссура не получится.
Когда Юрий Степанович в очередной раз пригласил Валентину Ивановну танцевать, Матвей Аронович подозвал официанта.
- Можно счёт? Мы ещё посидим, но заплатить я хочу сейчас.


ГЛАВА 23. ПРИВИДЕНИЕ ТРАКАЙСКОГО ЗАМКА
 
                По замку бродит призрачная тень
                Невинной жертвы в бдении бессонном,
                Как память о злодействе неотмщённом,
                Случившемся в давно минувший день.

Они уходили в начале первого. Юрий Степанович огорчился, узнав, что счёт уже оплачен. Он довёз гостей до гостиницы и пообещал завтра прислать за ними машину в десять утра.
- И вот, Аркадий, - добавил он, - вам моя визитка. Звоните, как только возникнет потребность. 
- А зачем нам машина? – не поняла Валентина Ивановна.
- Юрий Степанович хочет показать нам живописные места в окрестностях Вильнюса, - объяснил Аркадий.
Они попрощались с фотографом и поднялись на второй этаж. У своей комнаты она становилась.
- Аркадий, ты всё помнишь?
- Помню.
Он ответил, не задумываясь. Но что она имела в виду? Какие-нибудь мелочи. О новом творческом замысле ей же ничего не известно. Они вошли в комнату. Аркадий потянулся к включателю света, но Валентина Ивановна успела схватить его за рукав.
- Аркаш, ты же сказал, что помнишь? – она стояла у двери с улыбкой, едва различимой в темноте.
Так вот оно что. В прошлом так всегда и начиналось. Она останавливалась у двери в темноте, и он начинал её раздевать. Ну да. Первый шаг к примирению она сделала, когда договорилась о выделении им общего номера. А следующий шаг за ним.
- Я всё помню, Валечка.
- Хорошо, - прошептала она.

На следующий день в девять утра Матвей Аронович пригласил их на завтрак. А к десяти подъехал автомобиль, и они отправились в Тракай. Их Москвич остановился напротив Тракайского замка. Водитель Донатас, актёр Русского драматического театра, которого Юрий Степанович попросил опекать гостей, сделал некоторые пояснения.
- Замок расположен на острове озера Гальве. Туда можно попасть по деревянному мосту.
- Вы, Донатас, пойдёте с нами?
- Нет. На территории замка вы можете примкнуть к какой-нибудь туристской группе. А я через два часа буду здесь вас ждать.
Они прошли по мосту и присоединились к московским туристам, остановившимся перед центральным  входом в замок. Их сопровождала элегантная девушка-экскурсовод.
- Мы с вами находимся у входа в Тракайский замок, - начала она. – Его строительство было закончено в 1409 году при князе Витовте. Замок сочетал в себе функции военной крепости и  дворца Великих князей литовских. Сейчас в нём исторический музей.
Она ещё некоторое время излагала сведения по истории и архитектуре. Затем группа вошла в замок и остановилась во внутреннем дворе. Слева располагалась длинная, трёхэтажная часть замкового комплекса с балконной галереей на втором этаже. Экскурсовод рассказывала о функциональном назначении отдельных строений. Далее предстоял осмотр внутренних помещений. Но прежде чем продолжить экскурсию, она ответила на вопросы туристов.
- В каждом старинном замке должны быть привидения, - заметила интеллигентная дама средних лет.
- У нас они тоже есть, - заверила девушка. - Люди из охраны рассказывают, что в разное время видели здесь привидение.
- И есть какая-то легенда? – полюбопытствовал пожилой турист.
- Есть. Князь Витовт отвоевал у Москвы Смоленск и привёз оттуда красивую пленницу. Он её очень любил, и княгиня решила погубить девушку. Однажды её нашли мёртвой со следами верёвки на шее. Привидения – это всегда жертвы насильственной смерти.
- А когда привидение появляется?
- Когда о нём публично вспоминают, - объяснила экскурсовод. - Его видели во время съёмок здесь фильма о князе Витовте и во время конференции историков, посвящённой той эпохе.
История Тракайского привидения произвела впечатление на Валентину Ивановну. Она взяла Аркадия под руку.
- Может быть, нам сделать фотоработу на эту тему?
- Конечно, Валечка, материал интересный. Давай посоветуемся с фотографом. Матвей Аронович, вот Валентина предлагает снять фотокартину «Привидение Тракайского замка».
Туристическая группа направилась осматривать внутренние помещения замка. Они пошли вместе со всеми, продолжая обсуждать идею новой фотоработы.
- А я даже пытаюсь её представить, - признался фотограф. – Привидение бежит по балконной галерее, а я снимаю его анфас.
- А что должно выражать моё лицо?
- Мне кажется, Валечка, привидение живёт в реалиях своего времени. Смоленская пленница догадывается, что её хотят убить. Отсюда и выражение лица.
- Оно должно быть как-то одето? – предположил фотограф.
- Наверно, прозрачная шифоновая накидка. Какая ещё может быть одежда у привидения?
Они побывали в помещениях и выходили из них на балконную галерею. Матвей Аронович даже выбрал у левой оконечности галереи позиции, свою и Валентины Ивановны. Они позволяли не только сфотографировать привидение, но и включить в кадр значительную часть замка c двумя башнями и заснеженным участком внутреннего двора. В час дня их ждал  Донатас.
- Вас в гостиницу? – справился он, когда они въехали в Вильнюс.
- Нет. Сначала к Юрию Степановичу, - решил Аркадий.
Режиссёр был очень приветлив, поцеловал руку Валентины Ивановны, пригласил гостей в свой кабинет. Вскоре они с чашками кофе в руках беседовали за его столом.
- Вам понравился замок? – поинтересовался хозяин.
- Конечно, - подтвердил Аркадий, - и даже более того. Мы хотели бы сделать фотоработу «Привидение Тракайского замка».
- Очень интересно. Потребуется какой-нибудь реквизит?
- Полупрозрачная шифоновая накидка. И кое-что по мелочи.
- Отлично. Давайте сходим на склад. Несколько лет тому назад мы использовали подобную накидку.
Все поднялись из-за стола.
- Наверно, нет необходимости идти всем вместе, - остановил Аркадий своих друзей.
- Я тоже так считаю, - поддержал его режиссёр.
Они вдвоём вышли из кабинета.
- Я догадался, - усмехнулся Юрий Степанович, - Валентина Ивановна не должна слышать наш разговор?
- Конечно.
Аркадий рассказал ему о своём замысле и попросил выделить актрису для участия в съёмках. Потом они нашли на складе шифоновую накидку. Но, прежде чем вернуться в кабинет, Юрий Степанович попросил секретаршу вызвать актрису Монику Бучене.
Они вернулись в кабинет. Валентина Ивановна примерила накидку. Она спускалась почти до пола и даже при медленной ходьбе отклонялась назад движением воздуха. Было решено начать съёмку завтра в восемь вечера. Юрий Степанович обещал сам отвезти их в Тракай. Он заверил, что никаких проблем с доступом в помещения замка не будет, поскольку тамошний администратор его добрый знакомый. Их беседа была прервана сообщением секретарши, что актриса ждёт в приёмной. Юрий Степанович извинился и вместе с Аркадием вышел из кабинета.
- Моника, - обратился режиссер к элегантной блондинке лет двадцати пяти, находившейся в приёмной. – Завтра вам предстоит сыграть небольшую роль в Тракайском замке. Познакомьтесь. Молодого человека зовут Аркадий. Он введёт вас в курс дела.
Юрий Степанович вернулся в кабинет, а Аркадий и Моника отправились в фойе театра, где можно было побеседовать. Там он и познакомил её с замыслом съёмки и особенностями её роли.
- Я чувствую себя очень неуверенно, - призналась Моника, внимательно выслушав его. – У нас принято месяцами готовиться к новому спектаклю, а вы предлагаете мне выступать уже завтра.
- Конечно, это нелегко. Но с другой стороны,  роль очень небольшая, и выступление не перед зрителями.
- Нет, - покачала она головой. – Вы сказали, нас будет снимать известный фотохудожник Резник? Значит, фоторабота попадёт и в экспозиции, и в фотоальбомы. Это требует ответственного подхода.
- Наверно, - вынужден был согласиться Аркадий.
Наступила непродолжительная пауза. Моника обдумывала сложившееся положение. Он ждал.
- Я поговорю с Юрием Степановичем, - решила она. – Но потом хотелось бы с вами ещё раз встретиться. Вы где остановились?
- Гостиница в Лаздинае.
- Иезус! - приятно удивилась она, - там работает моя школьная подруга. Могу вечером зайти к вам. Когда будет удобнее?
- После восьми вечера.
- Мне это подходит, - согласилась она.
Аркадий взглянул на часы. Беседа с Моникой заняла около получаса. Он попрощался и вернулся в кабинет режиссёра.

Вечером Аркадий и Валентина Ивановна отправились в Дом искусств. Это был единственный вечер, который они могли посвятить фотовыставке. Чрезвычайное внимание публики к их картинам было несомненным. Они с интересом вслушивались в реплики и суждения посетителей. Но Валентина Ивановна не могла полностью предаться этому приятному занятию. Она думала о предстоящих съёмках. Для вживания в роль у неё было совсем мало времени.
В семь вечера они вернулись в гостиницу. Поужинали в буфете.
 - Аркадий, мы никогда ещё не работали в таком темпе, - пожаловалась она. - Сегодня возник замысел, а завтра уже съёмка. И никакого третьего фактора. Как я сыграю эту роль, ума не приложу?
- Понимаю, Валечка. Но ты уж как-нибудь постарайся.
- Хорошо.  Я сосредоточусь, но ты меня не отвлекай.
- Договорились. Я оставлю тебя одну. Пойду к фотографу.
Он вышел в фойе. Часы показывали восемь. Если придёт Моника, хорошо бы её чем-нибудь угостить. Он купил в гостиничном буфете пирожные, шоколадные конфеты и, немного поколебавшись, добавил к ним бутылку вина. По его просьбе, буфетчица завернула покупки в плотную оберточную бумагу, и с этим свёртком Аркадий расположился в фойе на диване. Стал просматривать старые журналы, лежащие рядом на столике.
Долго ждать ему не пришлось. Моника появилась в половине девятого. Они поздоровались. Но она не приняла его предложение расположиться в фойе на диване и направилась к администратору.
- Мы можем побеседовать в более подходящем месте, - она, вернувшись от администратора, показывала ему ключ. – Я же говорила, здесь работает моя школьная подруга. Пойдёмте.
Аркадий последовал за ней. Вскоре они оказались в уютном одноместном гостиничном номере. Он развернул свою упаковку и расставил на столике бутылку, пирожные, конфеты.
- Мне кажется, Моника, это улучшат климат нашей беседы.
- О, да, - заулыбалась она. – Питерские актёры всегда очень галантные. Они у нас бывают. А вы гениальный режиссёр?! Так мне говорил Юрий Степанович.
- Спасибо, Моника, – не стал разубеждать её Аркадий.   
Он принёс из ванной комнаты ещё один стакан в дополнение к уже стоявшему на столе, и открыл вино.
- Выпьем за знакомство. Вино сближает людей.
Они выпили. Моника развернула шоколадную конфету.
- Так вы советовались с Юрием Степановичем? – попытался Аркадий перейти к делу.
- О, да. Он рассказал о вашей системе работы с актёрами. И просил меня попытаться понять особенности новой режиссуры.
- Наверно, Моника, он не случайно поручил это именно вам?
- Надеюсь. Он говорит, что я очень способная. Но главные роли пока не даёт. Считает, мне ещё нужно работать над русским языком.
- А мне кажется, у вас прекрасный язык. Литовский акцент только придаёт ему особый шарм.
- Спасибо, - обрадовалась она. – Юрий Степанович собирается поставить «Отелло», и, если в Тракае я хорошо сыграю, роль Дездемоны будет моей. Но вы мне помогите.
- Постараюсь, - заверил Аркадий. 
- Я была на фотовыставке. Впечатление огромное. У вас актриса играет великолепно. Может, в ваших руках и я так смогу?
- Конечно, сможете. С чего бы нам только начать?
- Я знаю с чего, - улыбнулась Моника. - По вашему методу чувства актрисы должны быть настоящими, а не придуманными. Так?
- Вы всё поняли правильно.
- Тогда налейте ещё немножко вина. У меня есть предложение.
Аркадий поспешил выполнить её просьбу. Они выпили.
- Итак, Моника, я слушаю?
- Мне нужно срочно в вас влюбиться. Тогда в Тракае я буду испытывать самые настоящие чувства, - она с такой  серьёзностью подбирала слова, что заподозрить шутку было невозможно.
- Но, Моника, это же нереально. Нельзя полюбить человека лишь за пару часов общения.
- Почему за пару часов? Я думаю о вас весь день. И вы мне симпатичны. Если б вы мне ещё немножко подыграли…. 
- Я с удовольствием.
- Тогда поцелуйте меня, если это вам ненеприятно.
- Ну, что вы, Моника, вы красивая девушка, - он подошёл к ней, уже вставшей со стула, и прикоснулся губами к её щеке.
- О, Аркадий, если б я так целовалась на сцене, меня давно бы уволили. Вы видели скульптуру Родена «Поцелуй»?  В поцелуе участвуют и губы, и руки, и всё тело.
Эту работу великого французского мастера Аркадий знал по слайдам Эрмитажного курса «Великие скульпторы». Он привлёк Монику за плечи и несколько раз поцеловал нежную кожу её лица. Но, поскольку она высоко подняла подбородок, ему пришлось губами проделать путь до границы запретной зоны, обозначенной кружевной каймой бюстгальтера. Волнующий запах тонких духов дурманил голову, но переход границ исходно не входил в его намерения.
- Ешчо немношко, - произнесла она с очаровательным прибалтийским акцентом.
И когда он, следуя её просьбе, всё-таки вторгся в запретную зону, она схватила его за руку и потащила к застеленной  кровати.
- Пойдёмте, Аркадий! Там будет удобней.
Через некоторое время он встал с тесной одноместной кровати и
направился в ванную, в то время как она продолжала лежать на спине с закрытыми глазами. Аркадий принял душ, оделся и, присев на краешек постели, взял её за руку.
- Теперь, дорогая Моника, ты в меня влюблена?
- Бесповоротно. И роль в Тракае я сыграю, как следует.
- Значит, всё дело только в роли?
- Нет, - она села, демонстрируя свои несравненные прелести. - Ты не только великий режиссёр, но и отличный любовник. Я уже мечтаю о следующей нашей встрече.
- Мы увидимся завтра, в Тракае на фотосессии, - он встал.
- Ты уходишь?
- К сожалению, Моника. Уже половина одиннадцатого.
- Тогда до свидания. Только поцелуй меня на прощанье.
 
На следующий день Юрий Степанович к восьми вечера подъехал с гостями к Тракайскому замку. Они зашли к администратору и в его сопровождении направились дальше. На внутреннем дворе замка остановились.
- Нам нужно попасть в ту комнату с высоким окном на втором этаже, - показал фотограф, – и оттуда выйти на балконную галерею.
Они поднялись на второй этаж и пошли по длинному коридору, куда слева и справа выходили массивные двери закрытых помещений. Наконец, администратор остановился, отпер ключом одну из дверей и впустил гостей в комнату, а затем открыл и выход из неё на балкон.
- Спасибо, Альгердас, - поблагодарил режиссёр.
- Пожалуйста. Когда будете уходить, зайдите ко мне.
Администратор ушёл, и гости принялись готовиться к съёмке. Матвей Аронович и Аркадий прошли в конец галереи и попросили Валентину Ивановну встать метрах в пятнадцати от них. Фотограф выбрал аппарат с подходящей фотоплёнкой, настроил его и передал Аркадию. Тот, осмотрев зону съёмки, ободрительно кивнул головой.
- Валентина, переодевайтесь, выходите на галерею и идите в мою сторону, - попросил фотограф. - Я сделаю снимок в момент, когда вы достигнете места, на котором сейчас стоите. Пометьте его.
- Хорошо, - она обвязала носовым платком стойку парапета.
- Матвей Аронович, я помогу ей, - решил Аркадий.
Он оставил фотографа и с Валентиной Ивановной вернулся в комнату. Там их ждал Юрий Степанович.
- Похоже, мне осталось переодеться и выйти на съёмку, - она заметно волновалась.
- Тогда не буду мешать, - режиссёр повернулся к выходу.
Она дождалась, пока он выйдет из комнаты.
- Всё, Аркаш. Оставь меня. Я переодеваюсь и выхожу.
- Исчезаю, - он поцеловал её. – Помнишь, Валечка, экскурсовод говорила, привидение появляется, когда о нём публично вспоминают.
- Так это же, Аркадий, байки для туристов.
- Да?! Наверно. Значит, я зря беспокоюсь. Удачи тебе.
Оставшись одна, Валентина Ивановна быстро разделась, набросила шифоновую накидку и, услышав лёгкий скрип, обернулась. Входная дверь была открыта. Похоже, это из-за сквозняка. Она захлопнула дверь и, всё более входя в образ, остановилась перед выходом на галерею. Однако уже знакомый лёгкий скрип заставил её обернуться. Дверь в коридор снова была отворена настежь. Это начинало раздражать. Она направилась к двери и вдруг застыла от ужаса. В коридоре стояла девушка с распущенными светлыми волосами. На ней была полотняная ночная сорочка до самого пола. А мертвенно белое лицо смотрело на Валентину Ивановну горящим, пронизывающим взглядом. Но, самое страшное, на её шее ярко выделялся иссиня-тёмный след от верёвки. Вот она, смоленская пленница князя. Появилась, как только о ней стали вспоминать!
Валентина Ивановна начала пятиться к галерее. Когда её пальцы судорожно нащупали за спиной дверную ручку, смоленская пленница уже была в середине комнаты. За длинной сорочкой не было видно её ступней, и передвигалась она не шагами, а как будто медленно и плавно плыла над полом. Валентина Ивановна рванула балконную дверь, выскочила на галерею и, не оглядываясь, побежала в сторону фотографа. Но тут её взгляд наткнулся на носовой платок, повязанный на парапете галереи. Она перешла на быстрый шаг и, поравнявшись с платком, оглянулась.
- Потрясающе! - выдохнул Аркадий, в то время как Матвей Аронович снял первый кадр.
Валентина Ивановна сделала ещё несколько шагов, позволяя фотографу дважды повторить снимок. Но тут силы оставили её, и она опустилась на припорошенный снегом пол галереи. Аркадий подбежал к ней, набросил на неё своё пальто, подхватил на руки.
- Валечка, что с тобой?!
- Т-т-там она!
- Кто она?
- Смоленская п-п-пленница, - мелкая дрожь мешала ей говорить.
- Валечка, тебе нужно согреться, - он быстрым шагом преодолел
расстояние до комнаты и с Валентиной Ивановной на руках ввалился в неё через распахнутую балконную дверь.
В комнате никого не было. Дверь в коридор была плотно закрыта. Аркадий опустил свою дрожащую ношу на стул и стал торопливо одевать её. Минут через пять в балконную дверь постучал фотограф.
- Как Валентина? – он расстегнул сумку и достал бутылку перцовки. – Нужно выпить хоть немножко, чтобы не простудиться.
На Валентину Ивановну его появление всегда действовало благотворно. Она доверчиво потянулась за бутылкой и стала пить крупными, звучными глотками. В этот момент раздался негромкий стук в дверь со стороны коридора. Неуверенными шагами вошёл Юрий Степанович. С его появлением Валентина Ивановна оторвалась от бутылки и протянула её фотографу. Её внешний вид оставлял желать лучшего. Растрёпанные волосы, расширенные от сильного стресса глаза на бледном лице и неунимающаяся дрожь.
- Удалась ли съёмка? – поинтересовался режиссёр.
- Пока нет фотографий, ничего сказать нельзя, - уклонился от прямого ответа фотограф. – Но, я надеюсь, всё получилось.
- А как Валентина Ивановна перенесла холод?
- Приходим в себя, - улыбнулся Аркадий, надевая на неё пальто.
- Тогда, - режиссёр, очевидно, колебался, - я хотел бы вас кое с кем познакомить, - он приоткрыл дверь и выглянул в коридор. – Моника, зайдите, пожалуйста.
В комнату вошла элегантная девушка в дублёном полушубке и красивых сапожках. Её лицо было загримировано белилами, но глаза светились дружелюбием. Валентина Ивановна схватила Аркадия обеими рукам за предплечье и отступила на полшага назад.
- Представляю вам Монику Бучене, - произнёс режиссёр вежливым голосом, - актрису нашего театра, участвовавшую в съёмках в роли смоленской пленницы князя Витовта.
Установилась напряжённая тишина. Страх, промелькнувший в глазах Аркадия и фотографа, вызвал у режиссёра недоумение. Глаза Валентины Ивановны расширились ещё больше и потемнели.
- Аркадий, это опять твоя режиссура?!
- Валечка, ты же знаешь…
- Ничего я не знаю! А ты… ты, - она ударила его по щеке, – ты думаешь, со мной можно обращаться, как с какой-то вещью?!
Она хлестала его по лицу, а он, поймав её руки, с усилием опустил их вниз. Тогда она уткнулась лицом в его грудь и заплакала. В этой ситуации Матвей Аронович поспешил к двери и, раскрыв её, придержал, позволяя режиссёру и Монике тоже покинуть комнату.
- Извините, - смутился режиссёр, - я и не подозревал, что мои слова вызовут такую реакцию.
- Вы не виноваты, - успокоил его фотограф. – Это естественная разрядка после стресса. У неё очень тонкая душевная организация.
Вскоре Аркадий пригласил всех вернуться в комнату.
- Какие у вас планы? – осведомился Юрий Степанович.
- Сегодня мы уезжаем. Наш поезд в двадцать три часа.
- Тогда поспешим, – призвал режиссёр. – Сейчас двадцать один час. Едем в гостиницу, вы выписываетесь, и я везу вас на вокзал.
- Спасибо, Юрий Степанович. С вашей помощью мы успеем.
За пятнадцать минут до отхода поезда Аркадий и Валентина Ивановна в сопровождении фотографа, режиссёра и Моники вышли на перрон Вильнюсского вокзала.
- Договоримся так, - предложил Юрий Степанович, - завтра с утра в фотолаборатории театра мы напечатаем эти снимки. Потом зайдём в багетную мастерскую и оттуда на фотовыставку. Я попробую добиться разрешения на внеконкурсное экспонирование.
- Неужели есть такой шанс? – усомнился фотограф.
- Я надеюсь на поддержку литовских коллег. И я телеграфирую вам, Валентина Ивановна, о своём впечатлении от этой фотоработы.
- Буду вам очень признательна, Юрий Степанович.
Режиссёр достал сигареты и предложил их желающим. Валентина Ивановна предложение приняла. Они закурили.
- А мы прогуляемся по перрону, - пригласила Моника Аркадия.
Они медленно пошли вдоль поезда.
- Ну как, Моника, не зря ли ты в меня влюблялась?
- Совсем не зря. Эта любовь сделала Валентину моей соперницей. Только поэтому мне и удалось в Тракае так смотреть на неё, что она чуть не упала со страху.
- Значит, твои чувства были настоящие?
- Самые настоящие. Но Юрий Степанович этого не знает. Когда вы выписывались из гостиницы, а мы с ним ждали вас в машине, он сказал, что потрясён моей игрой, что он меня недооценивал.
- Значит, твои шансы получить роль Дездемоны возросли?
- Я надеюсь. Приезжай, если хочешь узнать о моих успехах. Я буду по тебе скучать.
- Спасибо, Моника. Я тоже питаю к тебе очень тёплые чувства.
Между тем, по радио объявили отправление поезда. Аркадий с Моникой обнялись. Валентина Ивановна протянула режиссёру руку, и он поцеловал её. Потом они попрощались с фотографом.
- А перед вами я до сих пор испытываю безотчётный страх, - призналась Валентина Ивановна, пожимая на прощанье руку Моники.
 Ещё через минуту она с Аркадием стояла у открытой двери тамбура, наблюдая, как вместе с вильнюсским перроном постепенно уходит в прошлое одно из самых ярких событий их жизни.

Утром поезд прибыл на Варшавский вокзал Ленинграда. Это была суббота восьмого января. Валентина Ивановна планировала весь день посвятить хозяйственным делам. Они договорились, что в воскресенье Аркадий заедет за ней по дороге на вечеринку к Маше.
В общежитии он застал Игоря и узнал, что руководитель дипломного проекта несколько раз справлялся о нём. Аркадий тяжело вздохнул. Проектом нужно был срочно заняться.
На сегодняшний вечер его приглашала к себе Маша. Об этом лучше было не думать. Но чем ближе становился вечер, тем настойчивее напоминало о себе её приглашение. Почему он не может встретиться с ней ещё раз? Всего один раз. И вообще, беспричинный отказ от свидания с прекрасной женщиной противоестественен.
В семь вечера он сложил бумаги и поехал к Маше. По дороге зашёл в гастроном, чтобы купить шоколадных конфет. Она открыла дверь и вглядывалась в гостя, словно не верила своим глазам.
- Аркадий?! Ты?! – Маша бросилась в его объятия. – Жду не дождусь, и не очень-то надеюсь. Какой же ты молодец, что приехал.
Он снял пальто, переобулся в тапочки и прошёл в гостиную.
- Ты, Машенька, здесь одна, что ли?
- Да. Мама с моим сыном на два дня уехала к своей сестре. Присаживайся. Сейчас поужинаем.
Она накрыла на стол. Достала бутылку вина. Они ужинали при свечах, обмениваясь малозначительными фразами. Потом она убрала со стола и постелила постель.
Эта ночь осталась в его памяти, как неповторимый сексуальный праздник. Они задыхались в объятиях друг друга и, после некоторого отдыха, всё начинали снова.
Утром Аркадий с восхищением смотрел на пленительные машины формы. Под его пристальным взглядом она проснулась.
- Аркадий, ты уже не спишь?
- Не сплю. Смотрю на тебя.
- Зачем? Вот, когда женщина в постели разглядывает мужчину, в этом есть смысл. У тебя на правой ключице две больших родинки, - она дотронулась до них рукой. – Я их запомню.
- Для чего, Машенька?
- Чтобы потом доказать твоё отцовство, - засмеялась она.
После душа и завтрака он собрался уходить.
- Когда мы снова увидимся? – у неё были такие синие глаза.
- Уже сегодня. Мы с Валентиной придём на твою вечеринку.
- Аркадий, я не об этом.
- Но разве я не сделал всё, как ты хотела? – он помолчал. – Ты пригласила меня, и я приехал.
- Спасибо, милый. Тогда, поцелуй меня на прощанье.


ГЛАВА 24. СИНДРОМ ФРЕЙЛИНЫ

                И под венец невеста неспроста
                С другим спешит, она не без порока,
                В ней отмечает опытное око
                Неловкую припухлость живота.

В воскресенье до шести вечера Аркадий занимался дипломным проектом, а потом поехал к Валентине Ивановне. Она сразу же протянула ему бумагу.
- Посмотри, Аркаш. Принесли вчера после обеда.
Это была телеграмма от Юрия Степановича.
«Дорогая Валентина Ивановна зпт ваше искусство запредельно зпт впечатление огромное зпт привидение принято внеконкурсной демонстрации тчк Ю тчк С тчк».
- Так что скажешь?
- Поздравляю, Валечка! Это ещё одна твоя творческая победа.
- Моя?! 
- Это наша общая победа. И без тебя она не состоялась бы. Только давай поторопимся на вечеринку. Нехорошо опаздывать.
- Но не с пустыми же руками туда идти.
- Мне Игорь сказал, что нужно. По дороге купим.
Они приехали за пять минут до начала. Валентина Ивановна искренне была рада старым друзьям. А Маша просто растерялась, когда гостья расцеловала её в обе щеки. Ведь ещё неделю назад она демонстративно отказалась с Машей попрощаться.
В стороне от общего внимания, концентрирующегося вокруг Валентины Ивановны, Аркадий и Лариса оказались рядом.
- Вы всё это время жили в Охотничьем замке? – несмело поинтересовалась она.
- Нет. Мы уехали уже через день после вас. Как у тебя дела?
- Вся в мыслях о визите в Дерюгино. Живу ожиданием вторника.
- Я тоже, Ларочка.
- Ты тоже?! – её сумрачное лицо просветлело.
- Конечно. Во вторник увидимся и всё обсудим.
И тут Аркадий поймал на себе пристальный взгляд Кати. Это ему только показалось, что они с Ларисой остались наедине.
- А я агитирую всех за мартовский поход на Колдовское озеро, -
громко говорила Катя в окружении друзей, поглядывая в сторону Аркадия. – Представляете, яркое солнце, искрящийся снег, а скольжение лыж по насту – мечта поэта.
Потом началось застолье. В промежутках между тостами, когда Валентина Ивановна танцевала с Ромкой, а Игорь с Сергеем Ивановичем вышли на лестничную площадку покурить, к Аркадию на диван подсела Катя.
- Аркадий, ты на меня даже не смотришь.
- Ты не права, Катюша. Я заметил, ты стала ещё симпатичней.
- Шутишь? Но, всё равно, спасибо. На душе стало как-то легче.
- А разве там тяжесть?
- Ещё какая! Не могу забыть ту ночь в Охотничьем замке.
- Катюша, ты же умница…. 
- Я знаю. Но что мне делать? Давай договоримся ещё об одной встрече. Всего об одной. Ты не можешь просто так меня бросить.
- Почему? – удивился он.
- Я чувствую, ты не в состоянии оттолкнуть любящую девушку.
Поэтому все эти Ларисы и Маши и вьют из тебя верёвки.
- Кать, ты так увлекательно фантазируешь. Интересно слушать.
- Вот и послушай. Приходи ко мне домой в четверг вечером. Здесь, - она протянула ему записку, - адрес. Я уговорила родителей съездить к родственникам в Тихвин.
- Катя….
- Не возражай, пожалуйста. Я выхожу замуж за Игоря. Но лучше, если я сделаю это успокоенная, без тяжести на душе.
После вечеринки Аркадий проводил Валентину Ивановну до дома, но заходить к ней не стал.
- Валечка, я сильно отстал в разработке дипломного проекта. Мне придётся недели на две прервать все визиты и свидания.
- Ты даже не зайдёшь выпить чаю?
- Пожалуйста, Валечка, пойми меня.
- Ну, хорошо, - нахмурилась она. – Но позвони мне завтра на работу. Возможно, будет информация от Матвея Ароновича.
Аркадий позвонил и узнал, что жюри вильнюсской фотовыставки присудило им второе место, а также приз за новизну в творчестве. А, кроме того, к Матвею Ароновичу обратился частный коллекционер с просьбой продать ему «Привидение Тракайского замка» за двести рублей. Никаких ограничений на авторов фотоработы это не налагало. Они имели право напечатать себе новый экземпляр и экспонировать его на выставках. Аркадий согласился со сделкой и убедил Валентину Ивановну тоже принять её. В среду фотограф возвращался из Вильнюса, и они договорились встретиться в одиннадцать часов на квартире Валентины Ивановны.

Во вторник вечером Аркадий позвонил в ларисину дверь. Она открыла и отступила на шаг, пропуская его в квартиру. В прихожей он снял пальто и тёплые ботинки, обул тапочки. Она стояла рядом в ожидании, и Аркадий привлёк её к себе, прижался губами к её щеке. Сколько раз в последнее время он не мог себе этого позволить.
- Пойдём в комнату, - она взяла его за руку.
В гостиной у окна стоял мольберт с натянутым холстом. На столе лежали листы формата А-3. Возле них Аркадий остановился. Его взгляд задержался на изображении, показавшемся знакомым.
- Этот эскиз я сделала в избе Матрёны, -  объяснила она.
Перед ним был карандашный набросок красного угла деревенской избы. В углу икона. За широким деревянным столом без скатерти схематично намеченная фигура пожилой крестьянки. На стене фамильные фотографии. Слева часть оконной рамы.
- Лариса, она тебе позировала?
- Очень недолго. Видишь ли, я пришла к ней с твоей установкой.
Хотела увидеть величие и святость.
- И разочаровалась?
- Нет. Всё это там было, но оно нуждалось в раскрытии. Нужна мистика, чтобы рубленая изба стала храмом, и любовь, чтобы усталое лицо крестьянки превратилось в изображение святой.
- Мне кажется, Ларочка, всё правильно. Мистика связана с иконой в красном углу. Этой теме нужно придать должное звучание. А любовь должна обрести в картине безошибочную предметность.
- Согласна, Аркадий. Но без твоего присутствия ничего не получается. Я хочу вернуться туда вдвоём.
- Куда вернуться?
- К Матрёне Тимофеевне. Я договорилась, что мы с тобой приедем к ней рисовать через две недели, то есть уже в эту пятницу.
- Подожди, Ларочка….
- Ты не согласен?
- Согласен. Но, Лар, как ты это себе представляешь?
- Мы выедем в пятницу утром. Будем работать там пятницу, субботу и воскресенье. А в понедельник вернёмся обратно.
Он ничего не ответил, и Лариса позвала его на кухню ужинать. Она разогрела жареную треску с картошкой. Потом они пили чай.
- А какие, Ларочка, у тебя ещё новости? Что на мольберте?
- «Колдовское озеро», но уже масляными красками. С ним всё понятно. Чётко представляю каждую деталь. Нужно только работать. Надеюсь к Первому Мая попасть на выставку в Русском музее.
Потом они смотрели телевизор, а в одиннадцать часов Лариса постелила ему на диване.
- Аркадий, ты можешь ложиться. Уже поздно.
- А ты?
- Я пойду к себе.
- Лучше, Ларочка, я тоже пойду к себе.
- Не уходи, пожалуйста. Я тебя так долго ждала. Разве тебе у меня плохо? Утром примешь душ, позавтракаем.
Она ушла в другую комнату. Аркадий разделся, погасил свет и лёг в постель. Через полчаса она, в ночной сорочке, пришла и, не включая свет, села на краешек его постели. Нащупала его руку.
- Аркадий, ты почему не спишь?
- Жду тебя.
- Но я не могу всё время приставать к тебе со своей любовью.
- Глупая ты, - он потянул её к себе, - я тебя очень люблю.

В среду в одиннадцать часов Аркадий вместе с Матвеем Ароновичем сидели за столом в комнате Валентины Ивановны. Она принесла чай. Фотограф достал дипломы, полученные в Вильнюсе. К сожалению, выставочный экземпляр «Привидения Тракайского замка» был продан. Но он показал экземпляры этой картины в формате А-4. От них было трудно оторвать взгляд.
- Подведём финансовый итог выставки, - предложил фотограф.
– За два призовых места и от продажи «Привидения…» я получил пятьсот пятьдесят рублей, то есть по 183 рубля на каждого из нас.   
- А какие у вас, Матвей Аронович, ближайшие планы? – полюбопытствовала Валентина Ивановна.
- Прежде всего, расплачусь с долгами. Я же в Охотничьем замке сделал много снимков. И ваших друзей, и студентов, и егеря. Нужно все эти фотографии напечатать и разослать.
- Вот-вот, - обрадовалась она. – Я беспокоюсь за егеря. Нам с ним ещё придётся сотрудничать.
- Есть замысел новой картины в Охотничьем замке? – оживился фотограф. – Нам бы ещё одна зимняя фоторабота не помешала.
- Да, Матвей Аронович. Замысел есть.
- Мы назвали эту фотоработу «Богиня-Заступница», - начал Аркадий. – Браконьер застрелил лосиху, а Богиня-Заступница, то есть Валентина, спасает лосёнка, заслоняя его собой.
- Замечательный сюжет, - оживился фотограф. – Отёлы у лосих начинаются в апреле. Уже не зима, но в лесу снег ещё держится.

В пятницу утром Аркадий и Лариса, с лыжами и тяжёлыми рюкзаками, ехали на Витебский вокзал. Еще Лариса везла большую холщовую сумку, заполненную бумагой и рисовальными принадлежностями. Около одиннадцати часов дня они прибыли автобусом в Дерюгино и направились к знакомой избе.
- Здравствуйте, Матрёна Тимофеевна, - поздоровалась Лариса, когда хозяйка открыла им дверь. – Помните ли вы меня?
- Как не помнить. Ты Лариса. И вас я знаю, - обратилась она к Аркадию. - Вы у меня баню заказывали. Проходите в избу.
- Спасибо, Матрёна Тимофеевна. Мы к вам на постой на три дня.
- Я помню, мы договаривались. Сейчас я вам чаю согрею.
- Нет, - решила Лариса, - сначала разберём рюкзаки. Часть продуктов на мороз вынесем. А потом и обед сварим.
- Пусть будет так, - согласилась хозяйка.
- Так вы и меня не оставляйте без дела, - попросил Аркадий.
- Работы у нас хватит, - пообещала Матрёна Тимофеевна. – Сходите за водой, принесите дров.
Часа через полтора они втроём обедали за крестьянским столом. Матрёна Тимофеевна сварила чугунок картошки, Лариса поставила на стол котелок с пельменями, а Аркадий достал из рюкзака бутылку водки. Потом они с Ларисой пошли на лыжную прогулку. Была безветренная, солнечная погода с пятиградусным морозом. В лесу вдоль дороги уже была проложена лыжня.
- Откуда здесь взялась лыжня? – удивился он.
- Я думаю, у многих ленинградцев здесь родственники, - предположила Лариса, -  Они приезжают сюда, походить на лыжах в выходные, или даже в отпуск.
Они долго шли молча, наслаждаясь прекрасным скольжением лыж, свежим воздухом, лесом и солнцем.
- О чём ты думаешь, Ларочка?
- О предстоящей работе. Не отдыхать же мы сюда приехали.
- Конечно. Мне кажется, главное - найти художественную концепцию. Тогда вся структура картины выстроится сама собой.
Когда они вернулись, хозяйка чистила картошку. Лариса взяла холщовую сумку, подошла к столу.
- Можно, Матрёна Тимофеевна, разложить на столе бумаги?
- Раскладывай. Я всё равно сейчас пойду в хлев.
- А какая у вас живность?
- Раньше корова была, - вздохнула хозяйка, - но мне  трудно её содержать. Коза вот осталась, да поросёнка кормлю. И куры есть.
- Вы работаете в колхозе?
- Да. Дояркой. Накормлю свою скотину и пойду на ферму.
Она ушла, а Лариса продолжала работать на столе. Аркадий, сидя на лавке под окном, наблюдал за ней.
- Ларочка, - он подошёл сзади и положил руки на её плечи, - героиня твоей картины - святая. Она заплатила огромную цену за победу в войне, и сейчас кормит страну, почти ничего не получая взамен. Живёт в нищете и безропотно продолжает нести свой крест.
- Знаю. Но как это изобразить.
- А я догадываюсь. Картина называется «Две Мадонны».
- Что ты сказал? - у неё вспыхнули глаза.
- Первая Мадонна на образах, - продолжал он. – Её святость несомненна. А вторая – с морщинистым лицом пожилой крестьянки. Их связывает свет лампы. Он красноватый, болезненный для глаз, потому что тревожит нашу совесть.
- Понимаю! - прошептала она.
- Этот свет ярко освещает лик иконной Мадонны, а на крестьянку падает сбоку и сзади, создавая над её головой ореол. Он делает их равнозначными, занимающими в картине центральное место.
- А периферия?
- Это, Ларочка, стена с нереально увеличенными фотографиями погибших мужа и сына в военной форме и с траурными ленточками.
- Но есть и ближний план?
- Конечно. Прежде всего, руки крестьянки, набухшие, узловатые. И детали быта, свидетельствующие о крайней бедности.
Наступила напряжённая пауза.
- Аркадий, у меня такое впечатление, что всё это было во мне. Ты просто снял шоры с моих глаз.
- Теперь ты можешь работать?
- Да. Я напишу портрет Матрёны Тимофеевны. Сделаю копию иконы. У них должно быть портретное сходство. Правильно?
- Кажется, это верное решение.
- У меня, Аркадий, ещё не сложились лица её мужа и сына. И придётся поработать со светом лампы. Но когда возникнет нужный вариант, я его узнаю. Ты дал мне достаточное представление о нём.
- Прекрасно.
- Аркадий, - она, не мигая, зачарованно смотрела в его глаза, - я очень люблю тебя. Я хочу быть с тобой.
- Лар, и я тебя люблю. Но… Хозяйка вот-вот должна вернуться.
Он снова опустился на лавку под боковым окном. Лариса начала рисовать иконную Мадонну. Потом пришла хозяйка. Она вымыла руки, надела ватник, рукавицы и отправилась на ферму. Её кратковременное появление ни на секунду не отвлекло Ларису от работы. И Аркадий старался ей не мешать. Он только один раз побеспокоил её, поставив перед ней чашку чая. А когда начало смеркаться, зажёг для Ларисы керосиновую лампу.
Потом хозяйка вернулась с фермы и начала готовить ужин. Лариса сложила свои бумаги и стала помогать ей. На ужин снова была картошка. Ещё Аркадий открыл две баночки с рыбными консервами, а Матрёна Тимофеевна поставила на стол кувшинчик козьего молока. Но во время еды Лариса вдруг побледнела, встала и прижала руку к пищеводу.
- Меня тошнит, - она вышла из-за стола и бросилась на улицу.
Аркадий поспешил за ней. И только хозяйка, прервавшая свою трапезу, строго и внимательно смотрела на гостью, ничего не предпринимая. Вскоре встревоженный Аркадий и бледная Лариса вернулись в избу. Он зачерпнул ковшиком воды из ведра и подал ей.
- Её вырвало, - сообщил он. - Неужели консервы не свежие?
- Нет, - хозяйка сурово покачала головой. – Консервы тут ни при чём. Я, кажись, знаю, как лечить такие болезни.
Она вышла из-за стола, открыла квадратную дверцу подполья и спустилась туда по короткой лесенке. Вернулась она с трёхлитровой банкой солёных огурцов.
- Ешь, хуже не будет, - она положила огурец в миску гостьи.
А та отрезала кружочек огурца и попробовала его. Потом откусила ещё кусочек и с удовольствием разжевала.
- Ешь, милая, - поощрила её хозяйка.
Лариса постепенно начала есть, не пренебрегая ни картошкой, ни рыбными консервами, и её недуг уже не проявлялся.
- Матрёна Тимофеевна, завтра я хочу написать ваш портрет.
- Как это? – не поняла хозяйка.
- Вы должны сидеть, а я буду на вас смотреть и рисовать.
- И долго это будет продолжаться?
- Часа два.
- Когда же? Утром я готовлю еду и завтракаю вместе с вами. Потом кормлю скотину. А там и время идти на ферму доить коров.
- Может быть, после дойки вы будете свободны?
- Да нет, милая. Завтра суббота. Нужно топить баню. Потом я буду мыться, готовить обед, и снова нужно кормить скотину и идти на вечернюю дойку. Освобожусь я разве что вечером.
- Нет, Матрёна Тимофеевна, - огорчилась Лариса, - я должна рисовать вас при дневном свете.
- А если баней займусь я? – предложил Аркадий.
- Тогда можно и порисовать, - согласилась хозяйка.
Утром, когда Матрёна Тимофеевна отправилась на ферму, Аркадий пошёл вместе с ней. По дороге они зашли в баню, и он получил все необходимые пояснения, что и как там нужно сделать. 
- Матрёна Тимофеевна, чем больна Лариса? – спросил он напоследок. – Вчера вы сказали, что знаете, как лечить её болезни.
- Как не знать. Беременная она.
- Но Лариса бездетная.
- Может и бездетная, да только пусть проверится.
Аркадий принялся топить баню. Часа через два он заглянул в избу. Хозяйка позировала Ларисе. К тому времени, когда баня была готова, карандашный набросок портрета был закончен.
Первой в бане вымылась хозяйка. Потом она занялась обедом, и в баню отправились гости.
- Ларис, ты как будто изменилась, - заметил он, когда они, раздевшись, вошли в парилку. – Поправилась что ли?
- Да, - засмеялась она, - теперь мужики на меня оглядываются.
- А хозяйка считает, что ты беременна.
- Ох, - вздохнула она, - её бы слова да Богу в уши. 
- Ларочка, со времени похода на Колдовское озеро прошло полтора месяца. В такой срок медицина точно определяет беременность. Зря, что ли ты бутылку с запиской закопала?
- Ну, ладно, я схожу в женскую консультацию.
Всё оставшееся время Лариса напряжённо работала. Будущая картина обретала в её воображении всё большую определённость и требовала детальной проработки. Когда они уезжали из Дерюгино, её сумка была полна эскизов и набросков.
- Я увожу из этой поездки ещё одну картину, - подытожила она, когда они уже сидели в электричке, идущей в Ленинград. 
- Почему ещё одну? 
- Я говорю о всех тех замыслах картин, которые мы с тобой вместе придумали. У меня их уже целый портфель. Потом всю оставшуюся жизнь я буду писать их.
- Ларочка, я впервые встречаю такую целеустремлённую личность. Ты можешь напомнить, какие замыслы в твоём портфеле?
- Пожалуйста. «Колдовское озеро» ты знаешь. Только я назову её «Утро России». Потом «Счастье», помнишь? И ещё «Фрейлина императрицы», «Тайные любовники», «Две Мадонны». А картину «Дорога к солнцу» ты ещё должен мне растолковать.
- Мне кажется, Ларочка, все люди, осознанно, или нет, стремятся в полёт к солнцу. Это метафора творческого восхождения личности. Об этом даже есть известная древнегреческая легенда.
- Про Икара, у которого растаяли восковые крылья?
- Конечно. Но твои крылья кажутся очень прочными.
- Только потому, что их дал мне ты.

По прибытии в Ленинград Аркадий вернулся в общежитие. В последующие дни он напряжённо работал над дипломным проектом. А в пятницу вечером отправился к Ларисе, напевая модную песенку.
Лариса открыла дверь, и ему бросилась в глаза её напряжённое выражение лица.
- Что-нибудь случилось, Ларочка?
- Я ходила в женскую консультацию.
Он ждал, но наступившей паузе, казалось, не будет конца.
- Почему ты молчишь, Лариса?
- Я беременна.
- Ты шутишь?
- Мне совсем не до шуток.
- Но, Ларочка, это же хорошо. Ты об этом мечтала.
- Для кого хорошо?  Хорошо должно быть ему.
- Кому ему?
- Ребёнку. Ты понимаешь, Аркадий, я на пороге судьбоносных изменений. И думать мне нужно, прежде всего, о нём.
- О чём думать, Лар? Мы завтра же в ЗАГСе распишемся. 
Он сам удивился своим словам, как будто они доносились до него со стороны. И тем более его поразила реакция Ларисы.
- Что-то я не представляю тебя в роли отца. А жить мы будем на что? На твою стипендию?
- Лар, это же не вопрос для дискуссий. У ребёнка есть одна мать и один отец. А ты как будто стоишь перед выбором.
- Стою. Сергей Иванович тоже сделал мне предложение. Вот он действительно ответственный человек. В нём я не сомневаюсь.
- При чём тут Сергей Иванович? Это же мой ребёнок!
- А ты в этом уверен?
- Ларочка, что я слышу?!
- То и слышишь. Я не жена, чтобы хранить тебе верность. Кто я тебе? Вторая тайная любовница? Или третья? После Маши и Кати.
Аркадий смотрел на неё с недоумением и растерянностью.
- И наше совместное творчество для тебя ничего не значит?
- Совместное?! – иронически повторила она. – Эта совместность висит надо мной постоянным укором. Так я никогда не стану настоящей художницей. 
- Лариса, что на тебя нашло? Я думал, ты меня любишь.
- Я и сама не знаю, - она закрыла лицо ладонями.
- Вот и разберись, - он решительно шагнул в прихожую, оделся и вышел из квартиры.
На улице шёл редкий снег. Навстречу двигались прохожие. По дороге неслись автомобили. Но этот шумный окружающий мир для него как будто не существовал. Ничего не существовало, кроме ноющей тяжести в груди. И только подойдя к общежитию, Аркадий замедлил шаг. Может, он неправильно себя вёл? Конечно. Ему нужно было встать на колени и попросить её руки и сердца. И поклясться, что всю жизнь будет верно любить её и ребёнка. Он так и сделает в следующий раз, во вторник, когда они обычно встречаются.
Он вернулся в общежитие и продолжил напряжённую работу над дипломным проектом, ни на минуту не забывая о Ларисе. Наконец, наступил долгожданный вторник. Аркадий с утра то и дело поглядывал на часы. В семь вечера он оделся и вышел на улицу. У дома Ларисы остановился, пытаясь унять волнение. Бросил взгляд на её окна. Они были темны. Как же так? Разве она не понимает, что в этот день он придёт? Аркадий поднялся на этаж и нажал кнопку звонка. Потом постучал. Никто ему не ответил. На следующий день он позвонил ей в издательство. Но её на месте не было.
 Так он дожил до пятницы. В этот день, как и во вторник, они обычно встречались. На этот раз её окна были освещены. Аркадий позвонил. Дверь открылась, и на пороге появился Сергей Иванович.
- Аркадий? - он настороженно оглядел гостя, -  ты к нам?
- Да. Игорь организует новый зимний поход, - пробормотал он, - и просил меня пригласить вас.
- Кто там? – послышался из квартиры голос Ларисы.
- Это Аркадий.
- Иди, Серёжа, в квартиру,  я сама с ним поговорю.
Сергей Иванович послушно удалился, а Лариса вышла на лестничную площадку, прикрыв дверь.
- Аркадий, мы с Сергеем Ивановичем решили пожениться.
- Почему, Ларочка?! Ты же любишь меня.
- Ох, Аркадий, - вздохнула она, - если бы русские женщины жили ради личного счастья, от великой России давно бы ничего не осталось. Я такая же, как и дерюгинская Матрёна.
- У Матрёны не было выбора. А ты совсем недавно мечтала стать Ларисой Александровной Высоцкой. Что с тобой произошло?
- У меня родится сын. А твоя фамилия только осложнит ему жизнь. Он будет Ларин, как Сергей Иванович.
- Я не узнаю тебя, Ларочка.
- Ты меня и не знал. В этой квартире снова должны жить пять человек, как и до войны. Это будет мой вклад в восстановление России. И Сергей Иванович очень подходит для этой задачи.
- Значит, не знал, - согласился Аркадий. - Ты заговорила трескучими фразами о русских женщинах и великой России. И мужчин выбираешь не по любви, а по соответствию задаче.
- А Сергей Иванович меня понимает. Ты другой, Аркадий. Тебе ни к чему наши проблемы.
- Где уж мне, - он шагнул к лестнице, движимый жестокой обидой. – Желаю вам творческих успехов и счастья в личной жизни. Благодарю за внимание.
- Арадий, погоди. Мне хочется тебя поблагодарить….
- Поблагодари лося, Ларочка.
- Какого лося?
- Который оставил письмецо. Без него ты не выходила бы замуж.
- Аркадий! – в её голосе уже слышался надрыв.
Он не обернулся.

Вначале чувство обиды застило разум. Но со временем Аркадий начал кое-что понимать. Из всего, что говорила Лариса в ходе двух последних встреч, он меньше всего верил в её озабоченность благосостоянием будущего ребёнка. В конце концов, он без пяти минут инженер. Конечно, инженерная зарплата не Бог весть что, но на неё живут миллионы. И Лариса сама тоже кое-что зарабатывает.
А больше всего ему врезались в память её слова об их совместном творчестве: «Эта совместность висит надо мной постоянным укором. Так я никогда не стану настоящей художницей». Для Ларисы, с её творческой устремлённостью, такая проблема вполне могла быть определяющей. Вкусив плоды первых творческих успехов, она вдруг почувствовала себя при нём фрейлиной, обречённой на второстепенную роль исполнителя его замыслов. Не зря же сюжет картины «Фрейлина императрицы» произвёл на неё такое впечатление. Вероятно, «синдром фрейлины» и лежал в подсознательной основе её нежелания навсегда связать с Аркадием свою жизнь.
В таком случае, великорусские, сверхпатриотические аргументы были лишь прикрытием истинных побуждений Ларисы. Ведь до сих пор она никогда ими не пользовалась. Но уверенности в подобной трактовке у Аркадия не было. Они жили в стране, где половина населения состояла из национальных меньшинств. И формально, на уровне сознания, русские этот факт признавали. Но в глубине своего национального подсознания они ощущали себя единственными. И это ощущение определяло всю атмосферу человеческих отношений в стране.
Но даже, если забота о ребёнке и сверхпатриотизм Ларисы были небезосновательны, они не препятствовали её браку с Аркадием, пока не были активизированы синдромом фрейлины. Ведь ещё недавно она открыто говорила о своём желании выйти за него замуж и носить его фамилию.
И вместе с тем, отвергнув брак с Аркадием, Лариса вовсе не отказывалась от их совместных замыслов. Она говорила, что намерена всю последующую жизнь потратить на их реализацию. Очевидно, генератором идей она себя не считала. Значит, её освобождение от статуса фрейлины – не более чем самообман, чреватый сложными психологическими проблемами в будущем. Совладает ли она с ними?


ГЛАВА 25. РЫЖИЙ ЛОСЁНОК

                Раздвинут занавес, умолкли споры,
                Мы смотрим вновь, дыханье затая:
                Мать и дитя - извечные актёры
                Трагедии мирского бытия.

В субботу вечером, Валентина Ивановна предложила Аркадию сходить в кино. Из кинотеатра они возвращались по припорошенному снегом Невскому проспекту. Январь близился к концу.
- Как твой дипломный проект?
- Как будто всё в порядке. Отставание я ликвидировал.
- Сегодня, Аркадий, мне звонил Матвей Аронович. Завтра часов в одиннадцать он будет у меня. Просил и тебя прийти.
- Есть какие-то новости?
- Он передаст мне выставочный экземпляр «Привидения…» и о чём-то хочет поговорить. Похоже, о следующей фотовыставке.
- Но ты же не дашь разрешения?
- Разумеется, если выставка будет в Питере. А ты хотел бы?
- Конечно. Наше творчество нужно показывать людям. Ты же видела в Вильнюсе, каким оно пользуется успехом. 

В воскресенье Матвей Аронович развернул перед ними новый выставочный экземпляр «Привидения Тракайского замка». В таком формате фотоработу они ещё не видели. Кроме того, он привёз несколько её копий размером А-4, и они тут же решили послать их с дарственными надписями Юрию Степановичу и Монике Бучене.
- А егерю вы отправили фотографии? – обеспокоилась Валентина Ивановна.
- И ему, и остальным, - заверил фотограф. – Но коллективные снимки ваших друзей раздайте, пожалуйста, сами. Я привёз их с собой. А что будем снимать дальше? Замыслы есть?
- Пока нет, - пожал плечами Аркадий, - кроме «Богини-Заступницы», про лосёнка. Вы об этом знаете.
- Слышал, но это в апреле.
- Может быть, Матвей Аронович, у вас есть предложения?
- М-да. Мы должны участвовать в фотовыставках к 8 Марта.
- В Ленинграде?! – насторожилась Валентина Ивановна.
- Нет. В Москве. Здесь вы, очевидно, не согласитесь. 
- О Москве можно подумать, - обнадёжила она.
- Замечательно, Валентина. На первое место рассчитывать не будем. Но какая пресса! Какая известность! На всю страну. Только нужно согласовать, как подписывать наши работы.
- Что значит, подписывать?
- Обычно, у фоторабот один автор. Но у нас же не так. Я не могу подписывать картины единолично. Предлагаю внизу каждой нашей фотографии прикреплять табличку: «Режиссёр - А. Е. Высоцкий, актриса – В. И. Заклунская, оператор – М. А. Резник».
- Так вы хотите моё участие зафиксировать ещё и письменно?! 
- Дорогая Валентина, вспомните, что говорил о вашей игре Юрий Степанович, - укорил её фотограф. - Неужели вам не хочется вырваться из этих оков мракобесия?
- Матвей Аронович, не я придумала это государство.
После обсуждения она всё же согласилась на предложенный вариант, при условии, что текст таблички будет напечатан мелким шрифтом и экспозиция фоторабот состоится не в Ленинграде.
По этому поводу Аркадий вспомнил о ларисином синдроме фрейлины. Фотограф им явно не страдал. Он вполне мог продолжать публикацию фоторабот под своим именем. Ни Аркадий, ни Валентина Ивановна даже не думали возражать против его единоличного авторства. Но он сам настоял на оформлении соавторства, скромно указав себя оператором, хотя активно участвовал и в режиссуре.

В среду Аркадий говорил с Валентиной Ивановной по телефону и узнал, что Лариса выходит замуж за Сергея Ивановича.
- Ромка передал нам приглашение на свадьбу, - сообщила она. – Там, в субботу, и раздадим фотографии из Охотничьего замка.
- К сожалению, Валечка, я не смогу. На субботний вечер у меня назначена консультация с руководителем дипломного проекта. Тебе придётся сходить без меня.
- Аркадий, я уже давно никуда без тебя не хожу.
- Значит, попроси Ромку раздать на свадьбе эти фотографии.
- Я так и сделаю. А Игорю и Кате ты можешь передать сам.

В первых числах марта Аркадий и Валентина Ивановна провожали Матвея Ароновича в Москву на выставку. И потом напряжённо ждали известий. Он вернулся в середине марта с тремя дипломами: за третье место, за творческую новизну и за зрительские симпатии. В каждом дипломе значились три их фамилии. Валентина Ивановна предложила отметить успех в «Астории».
- Всю жизнь мечтаю сходить в этот ресторан, - призналась она.
Её собеседники не возражали. Суммы призов были близки к полученным в Вильнюсе, так что средства на ресторан имелись.
- Мне кажется, Матвей Аронович ещё не всё рассказал нам, - предположил Аркадий за ресторанным столом.
- В общем, да, - подтвердил фотограф. - По-моему, эта выставка для нас значительно важнее предыдущих.
- Почему?
- Здесь мы впервые выступали как авторский коллектив. И нашу творческую новизну признали на самом высоком уровне. Вот я покажу вам прессу со статьями о наших фотоработах.
Он достал из сумки два журнала и четыре газеты. Валентина Ивановна углубилась в их чтение. Между тем, официант принёс вино и холодные закуски. Аркадий наполнил бокалы.
- За наше искусство! - он поднял бокал.
- С удовольствием выпью, - поддержала его Валентина Ивановна. – А вы, Матвей Аронович, сделайте мне копии этих статей.
- Безусловно. Это публикации авторитетных специалистов из известных изданий. Результаты вильнюсской выставки ещё можно было списать на специфику национальных окраин. А это Москва.
- Значит, - улыбнулся Аркадий, - недалёк час, когда мы покажем наши работы и в Ленинграде.
- Я тоже об этом подумала, - призналась Валентина Ивановна.

На следующий день в общежитии к Аркадию зашёл Игорь.
- Я насчёт мартовского похода на Колдовское озеро, - начал он. -  Откладывать больше нельзя.
- А ты уже собрал группу?
- Да нет. Лариса с Сергеем Ивановичем недавно поженились, им не до похода. Только Ромка и Маша готовы. А как вы с Валентиной?
- Никак. Валентина такой лыжный переход не осилит.
- Ну вот, - развёл руками Игорь, - а Катя так мечтала.
- Подожди, Игорь, фотограф передал вам снимки, сделанные в Охотничьем замке, - вдруг вспомнил Аркадий. - Я уже в который раз забываю о них. Вот, возьми. Хоть этим Катю утешишь.

Март стремительно шёл на убыль. Днём светило яркое солнце, хотя по ночам всё ещё подмораживало. И наступил апрель. Четвёртого числа, вскоре после возвращения Валентины Ивановны с работы, ей принесли телеграмму: «Есть лосёнок зпт приезжайте Дерюгино срочно тчк егерь». Она волновалась. Связаться с Аркадием сейчас можно было только, позвонив в его общежитие. Как-то он, на всякий случай, записал этот номер в её записную книжечку. Валентина Ивановна поспешила к телефону-автомату. На её звонок отозвалась вахтёрша, пообещавшая позвать Аркадия. Минуты через две в трубке раздался его голос.
- Алло, Высоцкий у телефона.
- Ох, Аркаш, хорошо, что дозвонилась! Получила телеграмму из Дерюгино. У егеря появился лосёнок. Нужно выехать завтра утром.
- А как быть с Матвеем Ароновичем? И с твоей работой?
- Фотографу я дам телеграмму. И позвоню сотруднице, чтобы она оформила мне день в счёт отпуска. А ты приезжай ко мне сейчас.
Он приехал. Валентина Ивановна была возбуждена и озабочена.
- Фотографу я отправила телеграмму. И с сотрудницей договорилась. Нужно только позаботиться о малыше.
- О каком малыше?
- О лосёнке. Давай купим молоко и соску, чтобы его покормить.
Утром Матвей Аронович уже ждал их на Витебском вокзале.
- У вас и на этот раз с собой перцовка? – усмехнулся Аркадий, глядя на его объёмистую сумку.
- Безусловно. Весной опасность простуды только возрастает. Меня беспокоит другое. Насколько вы готовы к съёмкам?
- Аркадий обещал мне, - отозвалась Валентина Ивановна, - что никакой тайной режиссуры не будет. В ней нет необходимости.
- Почему?
- Валентина и без режиссуры принимает эту историю очень близко к сердцу, - объяснил Аркадий.
- Разумеется. Речь же идёт об осиротевшем малыше.
- О каком малыше?! – не понял фотограф.
- Не удивляйтесь. Так Валентина называет лосёнка.
Поездом они добрались до Гатчины и оттуда попытались дозвониться до Охотничьего замка. Но телефон не отвечал, и они решили ехать прямо в Дерюгино. Разыскали избу егеря, постучали в дверь. На пороге появился хозяин. 
- Добрый день, Андрей Денисович! Вот, прибыли по телеграмме.
- Здравствуйте. Проходите. Попьёте с дороги чаю и поговорим.
Они вошли. Познакомились с хозяйкой. Она занялась чаем, а гости расположились за столом.
- А где лосёнок? – не выдержала Валентина Ивановна.
- В моём хлеву. Там же и туша лосихи.
- Её убили браконьеры?
- Ага. Возвращался я вчера из замка на санях. Часа четыре было. Ан слышу в лесу выстрел, с полкилометра от дороги. Ну и я, значит, пальнул в воздух.
- Зачем? – не понял фотограф.
- Для острастки. А то ведь могут ещё одного сохатого завалить. Или ещё хуже, по мне огонь откроют, если я их увижу да узнаю.
- А потом?
- Поехал я на выстрел и вижу лосиху на снегу. И рядом лосёнок, дня три от роду. А вокруг лосиные следы. Их в стаде голов пять было. Может, браконьер и не в лосиху целился, да так получилось.
Они попили чаю и пошли в хлев. Валентина Ивановна прихватила с собой рюкзак. Егерь открыл ворота и посторонился, пропуская гостей. Но Аркадий с фотографом тоже остановились, так что вошла туда одна Валентина Ивановна. Она огляделась и пошла к лосёнку, стоявшему на соломенной подстилке.
- Боже мой, - приговаривала она, поглаживая его светло-рыжую шёрстку, – бедный Рыжик, хороший, маленький. Остался без мамы.
Она вытащила из рюкзака бутылку молока, сняла с неё крышечку, натянула соску и сунула лосёнку в губы. Сначала он уклонялся, но вскоре распробовал и стал сосать.
- Что вы собираетесь делать? – справился егерь.
- Нужно сфотографировать Валентину Ивановну с лосёнком возле убитой лосихи, - объяснил Аркадий. - Не здесь, конечно. Мы подобрали в лесу поляну, километрах в двух от замка.
- Туда можно подъехать на санях?
- Надеюсь, Андрей Денисович. Только, пожалуйста, возьмите с собой валенки, два овчинных тулупа, широкие лыжи и ружьё. Они понадобятся нам для съёмок.
- Возьму, и резиновые сапоги добавлю, - пообещал егерь. – Апрель всё же. Так я пойду запрягать.
Вскоре Андрей Денисович на санях подъехал к двери хлева. Они втроём с трудом втащили на сани убитую лосиху, посадили Валентину Ивановну с лосёнком, и егерь тронулся в путь. Дорожная колея представляла собой смесь грязи, воды и льда. Поэтому егерь медленно ехал по обочине, где ещё держался снег. Аркадий и фотограф шли за санями.
- Так вы, Аркадий, считаете, никакой особой режиссуры не понадобиться? – вспомнил фотограф.
- Не уверен, Матвей Аронович. Валентине я так говорил, чтобы её успокоить. Да и идеи подходящей тогда не было.
- А сейчас?
- Сейчас кое-что есть. Видите, как она относится к лосёнку?
- Ну и что? – не понял фотограф.
- Представьте, что она узнала, будто районное начальство ждёт, не дождётся, как бы полакомиться молоденькой лосятиной?
- М-да, Аркадий. Мне и самому не по себе при этой мысли. Неужели вы ей такое скажете?
- Не скажу. Она заподозрит, что я занимаюсь режиссурой. Мой кредит доверия исчерпан. А в вас она не сомневается. Пожалуйста, сообщите ей об этом непосредственно перед съёмкой.
- Это где-то здесь? - прервал их разговор егерь, остановив сани.
- Там на осине мой платочек, - вспомнила Валентина Ивановна.
- Платок?! – удивился егерь. – Я видел. Так и подумал, что это метина. Метров пятьдесят отсюда.
Они быстро добрались до обозначенного места, свернули в лес и выехали на знакомую поляну. Посреди неё бурым цветом выделялась большая проталина, но под старыми елями сохранился значительный участок, покрытый снегом. Они стащили тушу лосихи на край заснеженного участка и выгрузили из саней лыжи, валенки, тулупы и ружье. Лосёнка поставили на снег, и он неуверенно покачивался на тонких ножках, не теряя контакта со своей покровительницей. А она сразу же достала из рюкзака бутылку с соской и принялась его кормить. Между тем, егерь развернул сани и остановился у края поляны. Аркадий и фотограф подошли к нему.
- Сколько вам нужно времени? – деловито справился егерь.
- Минут сорок на всё про всё, - оценил Аркадий.
- Тогда я съезжу в замок, позвоню начальству. Я ещё вчера должен был доложить о браконьерстве. Но тогда они бы с утра уже были здесь, и никакого фотографирования у вас бы не получилось. 
- Спасибо, Андрей Денисович. А когда начальство здесь будет?
- Думаю, часа через два-три. Есть в охотничьем обществе старая полуторка. За лосятиной приедут. Ну, и протокол составят.
- А лосёнка они тоже заберут? – полюбопытствовал Аркадий.
- Лосёнка? – егерь задумался. – Я им по телефону пока не скажу. В лес его возвращать нельзя, погибнет, да и под нож пускать рука не поднимется. Хотя этим-то оно обычно и заканчивается.
- А в Ленинградский зоопарк его примут?
- Не знаю, - засомневался егерь. – Там и без него лосей хватает.
- Но довезти его до зоопарка можно? - не отставал Аркадий.
- В дерюгинском колхозе есть два грузовичка. Удобрения возят. И в Питер иногда ездят на базу «Сельхозтехники». Часа три езды. Это нужно с председателем договариваться.
Егерь уехал в замок, а они занялись своим делом.
- Матвей Аронович, мы с Валентиной уже прикидывали на этой поляне позиции всех участников. Вам нужно только уточнить детали.
Фотограф согласился. Валентина Ивановна с лосёнком заняли место на снегу под елями рядом с убитой лосихой. Аркадий показал Матвею Ароновичу его место, а сам, с широкими лыжами и ружьём, отошёл к осиннику, где тоже сохранился снег. Фотограф оценил освещённость, выбрал фотоаппарат и стал его настраивать.
- Аркадий, встаньте ближе к Валентине  и немного повернитесь ко мне.  А вы, Валентина, помните свою роль?
- Разумеется. Я заслоняю собой лосёнка. Спасаю его от смерти.
Когда позиции были уточнены и фотоаппарат настроен, они подошли к Валентине Ивановне. И пока она переодевалась в валенки и тулуп, стояли к ней спиной и беседовали.
- Аркадий, вы обратили внимание на слова егеря? – громко спросил фотограф.
- Какие слова?   
- Он сказал, что начальство требует забить лосёнка. Сегодня после обеда они приедут за мясом.
Они замерли в напряжённом ожидании. Прошло около минуты.
- Я готова, - сообщила Валентина Ивановна.
Она стояла в валенках и тулупе, одной рукой обнимая лосёнка. Аркадия поразила решимость, с которой она смотрела на них.
- Я всё слышала. Запомните, никому Рыжика я не отдам. Его придётся забивать вместе со мной.
- Конечно, - смутился Аркадий, - мы не отдадим Рыжика. Но сейчас нужно завершить съёмку.
- Я готова, - повторила она.
Аркадий встал в осиннике. Фотограф пошёл к своему месту.
- Проведём репетицию, - предложил он. – Минута на вживание в образ. – Он отследил минуту по часам и махнул рукой. - Начинаем!
Валентина Ивановна отбросила назад тулуп и валенки, опустилась коленями на снежную поверхность и простёрла в стороны руки. Аркадий приподнял ружьё. А фотограф прильнул  к аппарату. Аркадий не мог оторвать глаз от Валентины Ивановны. Её лицо совсем не соответствовало его представлениям о Богине-Заступнице, доброй и полной сострадания. Оно, скорее, выражало отчаянную решимость броситься навстречу опасности.   
- Отставить, - скомандовал фотограф.
Валентина Ивановна сунула ноги в валенки и укуталась в тулуп.
- Валентина, не заслоняйте лосёнка. Зритель должен видеть его.
- Хорошо, Матвей Аронович.
- А вы, Аркадий, не должны так восхищаться Богиней. Её появление потрясло и испугало вас. Подайтесь корпусом назад. Ваше ружьё ещё прижато к плечу, лишь дуло начало опускаться.
- Понятно.
- Тогда, начинаем.
Валентина Ивановна и Аркадий встали в съёмочные позы. Фотограф прильнул глазом к фотоаппарату и, выждав несколько секунд, щёлкнул затвором. Потом сделал ещё два снимка.
- Всё, товарищи. Съёмка окончена.
Аркадий бросился к Валентине Ивановне, чтобы помочь ей одеться. Вскоре к ним подошёл Матвей Аронович с перцовкой. Она сделала несколько глотков и вернулась к волнующей теме.
- Как нам спасти Рыжика?
- Попытаемся, Валечка, отвезти его в зоопарк. В автобус и поезд нас с ним не пустят. Но в здешнем колхозе есть грузовик. Нужно договориться с председателем.
- Хорошо, Аркадий. Я заплачу.
- Платить, Валечка, будем вместе.
- Разделим расходы на троих, - напомнил о себе фотограф.
Вскоре из замка вернулся Андрей Денисович. Они отвезли в его сарай тушу лосихи, оставили там лосёнка и направились к председателю колхоза. Разговор с ним был нелёгким. Но, в конце концов, договорились. Этот договор обошёлся им в сто рублей, или, как отметил про себя Аркадий, почти в три с половиной его месячных стипендии. И тридцать рублей Валентина Ивановна отдала егерю.
Председатель выписал путёвку в областную «Сельхозтехнику», куда водитель не раз ездил за запчастями. Валентина Ивановна села в кабину, а Аркадий с лосёнком расположился в открытом кузове. Чтобы не замёрзнуть, он надел овчинный тулуп и валенки, одолженные ему егерем. Они выезжали около часа дня и рассчитывали к четырём прибыть на место. Перед дорогой Аркадий поговорил с Валентиной Ивановной.
- Конечно, Валечка, до зоопарка мы доедем. Но это же не всё. Лосёнка могут не принять. Говорят, лосей там и так перебор.
- А что делать?
- У тебя есть влиятельные знакомые?
- Самый влиятельный – директор Эрмитажа. Он всегда со мной здоровается и мило улыбается, когда бывает в нашем отделе.
- Понятно. Придётся попросить у него помощи. Выбора у нас нет.
Они попрощались с егерем и фотографом. Матвей Аронович возвращался домой, как обычно, автобусом и поездом, пообещав послезавтра привезти фотографии «Богини-Заступницы».
На въезде в Ленинград Валентина Ивановна остановила грузовик у телефона-автомата и пошла звонить директору Эрмитажа. Было ещё рабочее время.
- Ну, как? – поинтересовался Аркадий, когда она вернулась.
- Директор очень удивился моей просьбе, но к судьбе Рыжика не остался равнодушным. Обещал попытаться помочь.
На входе в зоопарк их остановил вахтёр.
- С животными сюда нельзя.
- Свяжите меня с руководством, - попросила Валентина Ивановна, дрожа от волнения.
Вахтёр позвонил своему начальнику и повесил трубку.
- Проходите, - улыбнулся он, – оказывается, насчёт лосёнка есть приказ из горкома партии.
- Вот, что значит директор Эрмитажа! – обрадовалась Валентина Ивановна. – Он же де-факто член правительства.
Передав лосёнка в надёжные руки, они вышли из зоопарка. Валентины Ивановны сияла. Она решительно воспротивилась возвращению Аркадия в общежитие. Он вернулся туда только утром, но уже через день снова был у неё. Они ждали фотографа.
Матвей Аронович пришёл в шесть вечера с выставочным экземпляром «Богини-Заступницы». Но, прежде чем распаковать фотоработу, справился о лосёнке.
- Он в зоопарке, - сообщила Валентина Ивановна - Вчера я заходила к нему в вольер. Он меня узнал, и я чуть не расплакалась.
- М-да, замечательно. Тогда посмотрим «Богиню-Заступницу».
Фотография уже была в багете. Она гипнотизировала зрителя красотой Богини и её отчаянной решимостью защитить новорождённую жизнь.
- После каждой нашей работы мне кажется, что она самая лучшая, - заметил Аркадий.
- Насчёт каждой не уверен, - откликнулся фотограф, - а, что касается этой, согласен.
- А как вы классифицируете «Богиню…» в ряду наших работ?
- Это четвёртая картина Зимней серии, - определил фотограф.
- Выходит, у нас теперь есть две достаточно полных серии, - подытожила Валентина Ивановна, - Осенняя и Зимняя. А в Летней - только «Белая ночь» и «Влюблённые». Так, Матвей Аронович?
- Безусловно. Летнюю серию нужно развивать. Может, Аркадий что-нибудь придумает.
- Я постараюсь, - пообещал Аркадий, - но сейчас у меня пик работы над дипломным проектом.
После ухода фотографа Валентина Ивановна отправилась на кухню. Когда она вернулась с ужином, Аркадий стоял перед «Богиней-Заступницей».
- Аркаш, она тебе нравится?
- Конечно. Но дело даже не в этом. Здесь ты представляешь какую-то другую красоту. Ты не была такой в предыдущих фотоработах.
- Мне всё казалось, что это ребёнок, которого нужно спасти.
- В том-то и дело, Валечка. В этой картине на первый план выходит материнское начало. В тебе оно очень сильно от природы.
- Да. Я бы с радостью посвятила ребёнку всю жизнь.
- Мне кажется, Валечка, «Богиня-Заступница» станет поворотным пунктом в нашем творчестве. Необходимо найти сюжет, который
отразит именно эту сторону твоей красоты.


ГЛАВА 26. КОШКА, ГУЛЯЮЩАЯ ПО ВЕЛЕНИЮ ПРИРОДЫ

                Не грохот войн, не марши революций,
                Любовь в руке Творца была извека
                Гончарным кругом эволюций,
                Формировавших человека.

Апрель был одним из самых загруженных месяцев в работе Аркадия над дипломным проектом. С Валентиной Ивановной они встречались только вечером в среду и субботу. В середине апреля она сообщила ему, что к Первомайскому празднику в Русском музее откроется выставка работ Ленинградских художников, и уже поступили первые заявки на участие в ней.
- Среди них есть и наши знакомые, - отметила она.
- Алексей, что ли? – он сделал вид, что о Ларисе и не думает.
- Нет. Я имела в виду Ларису Черникову.
- Да?! А что она представила?
- Эта девочка сделала серьёзную, философскую работу на уровне зрелого мастера. Ею кто-то руководит, что ли?
- Муж, наверно, - предложил версию Аркадий.
- Не похоже. Они и поженились недавно, и он не художник.
Выставка открылась за неделю до Первого мая. Аркадий не счёл возможным уклониться от её посещения в роли сопровождающего Валентины Ивановны. Они отправились в Русский музей в воскресенье и на входе столкнулись с Игорем и Катей.
- Об этой выставке мы узнали от Ромки, - объяснила Катя. – Он сказал, что Лариса написала картину о Колдовском озере.
Они вошли в фойе. Аркадий задержал Игоря, и женщины сразу же оказались чуть впереди.
- Игорь, мне нужно с Катей поговорить.
- По секрету? - ухмыльнулся товарищ.
- Конечно. По секрету от Валентины.
- Пожалуйста.
В выставочном зале, улучив момент, Аркадий заговорил с Катей.
- И куда мы так торопимся?
- Что?
- Я говорю, Катя, к ларисиному холсту мы ещё успеем. Здесь много интересных работ. Например, вот этот пейзаж с лосями.
- Ты хочешь мне что-то сказать? – догадалась она.
Они остановились, в то время как Валентина Ивановна и Игорь продолжали идти к картине Ларисы.
- Хочу, Катюша. Когда мы возвращались с Колдовского озера, ты рассказывала о медицинском гипнозе. 
- Помню.
- Расскажи, пожалуйста, о нём Валентине? Ей это может помочь.
- Ладно. Но нужен какой-то повод.
- Повод будет. Я предложу вам зайти в кафе, а ты откажешься. Объяснишь, что торопишься на именины крестника, который родился благодаря медицинскому гипнозу. И расскажешь подробности.
- Но, Аркадий, эти же именины были в декабре.
- Какая разница? Но только предупреди об этом Игоря. 
- Можешь на меня положиться. Я всё сделаю.
- Спасибо. Тогда присоединяйся к Игорю. А я задержусь.
Но Катя не уходила. Они оба издали смотрели на Ларису, которая стояла у своей картины, одетая в просторное платье и широкую кофту. Скрывать её беременность уже было невозможно.
- А я подумала, ты хочешь объяснить, почему не пришёл на свидание, которое я назначила на вечеринке у Маши, - призналась Катя.
- Чего ты хочешь, Катюша?
- Хочу, как Лариса. Понесла от тебя, а вышла замуж за другого.
- Но это же трагедия!
- Это волнующая тайна, которая будет окутывать всю её жизнь.
- Да ты, Катя, просто начиталась детективных романов.
- Дело не в этом. Из-за того, что ты не пришёл, я так и останусь обделённой, обойдённой, не впущенной, несостоявшейся.
- Ну, если это так безысходно… - в этой фразе Аркадия, неожиданно для него самого, прозвучало согласие на свидание.
Несколько длинных секунд Катя приходила в себя, оцепенело глядя на собеседника.
- Тогда завтра в двенадцать я позвоню тебе на телефон вашего общежития, - она замерла, в ожидании его реакции.
- Хорошо, Катюша. А сейчас возвращайся к Игорю и передай Валентине, чтоб она насчёт меня не беспокоилась и не торопилась. Я задержусь, и буду ждать её в фойе.
Аркадий вышел из выставочного зала. С Ларисой встречаться он не собирался. Но очень хотелось познакомиться с её холстом. И он сделал себе уступку, решив посмотреть его завтра утром сразу после открытия экспозиции. В это время авторы картин, как правило, ещё на выставку не приходят.
В фойе он и дождался, пока выйдут Валентина Ивановна, Игорь и Катя. Он что-то говорил им о неожиданном приступе тошноты, который помешал ему вместе со всеми посмотреть Ларисину картину. Сегодня, мол, в столовой ему попалась несвежая котлета. А позже, когда они вышли на улицу, он предложил зайти в кафе.
- К сожалению, я не смогу, - отказалась Катя. - Опаздываю на именины крестника.
- У тебя есть крестник? – иронически усмехнулся Аркадий.
- Есть. Сын моей сотрудницы. Это интересная история. Она родила его в сорокалетнем возрасте, хотя считалась бесплодной.
- Как же это ей удалось? – удивилась Валентина Ивановна.
- Оказывается, Валентина, существует такая вещь, как медицинский гипноз. Если бесплодной женщине внушить веру в её способность стать матерью, она может забеременеть.
И Катя подробно рассказала о чудесном исцелении своей сотрудницы. Потом Аркадий и Валентина Ивановна проводили своих друзей до трамвая и пошли по Невскому проспекту.
- Всё-таки, странно, - заметила она. – И на свадьбу к Ларисе ты не пошёл, и сегодня уклонился от встречи с ней.
Её слова больно задели Аркадия. Не хватало ещё, чтобы она заподозрила в нём отвергнутого воздыхателя Ларисы.
- Ты, Валечка, прекрасно знаешь, почему я не был на свадьбе. Я занят дипломным проектом.
- И больше ни о чём даже не думаешь?
- Думаю. В последнее время о предстоящей фотоработе. Даже
придумал её название - «Женское счастье».
- А в чём суть?
- Мне кажется, у женщины, зачавшей новую жизнь, возникает особое ощущение счастья.
- Мне придётся вживаться в образ беременной женщины? – предположила Валентина Ивановна.
- В ощущение состоявшегося зачатия, - уточнил он. – Оплодотворение ассоциируется с началом июня, когда опыляются цветы. На это время мы и назначим съёмки.
- Так ты уже чётко представляешь себе всю картину?
- Как будто. Ты, обнажённая, находишься на ромашковом лугу с венком на голове. И вокруг цветы.
- А лицо?
- Оно должна выражать радостную уверенность в беременности.
- Так это похоже на медицинский гипноз, о котором рассказала Катя. Может быть, ты разработаешь специальную режиссуру?
- Это, Валечка, скорее, самогипноз. Так что режиссуру придумывай сама. А замысел тебя увлекает?
- Очень. Давай познакомим с ним Матвея Ароновича. Я приглашу его к себе в ближайшую среду. 

На следующий день Аркадий одним из первых вошёл в выставочный зал. Ларисина картина называлась «Утро России». Изображение, в общем, было ему знакомо. Но он сразу же попал в плен величественной ауры Колдовского озера, подсвеченного лучами восходящего солнца. Его красота и мощь особо подчёркивалась мелкой лесной нечистью, трусливо и злобно отступающей к сумрачным хитросплетениям корневищ. Однако…. У всех этих леших, кикимор и кощеев явно просматривалось сходство с газетными, карикатурными образами американских буржуев, низкорослых, пузатых, крючконосых и одетых в клетчатые штаны с подтяжками. В своё время он не рекомендовал ей этого делать. Без мелочной политической злободневности, только в рамках национальных чувств, звучание картины было бы чище. Но Лариса завершала картину без него. Это было прагматичное решение в угоду идеологическим догмам советского искусства. Однако неприязни к Ларисе он не испытывал. А её холст вызывал восхищение. Ей обязательно дадут первое место.

Аркадий вернулся в общежитие. В назначенное время он уже стоял у вахтёрши в ожидании катиного звонка. Она позвонила ровно в двенадцать. Вахтёрша сняла трубку и тут же передала ему.
- Аркадий у телефона. Кто меня спрашивает?
- Но ты же знаешь, кто, - засмеялась Катя. - Как поживаешь?
- Прекрасно. Хочу поблагодарить тебя за медицинский гипноз.
- Ты про Валентину? Может, у меня появится ещё один крестник, и тогда ты перестанешь от меня бегать.
- Ты несправедлива, Катя. Я же пришёл на эту беседу.
- А мне даже не верится. Ну, ладно. Жду тебя первого мая в субботу к семи часам вечера. Запиши адрес.

Эта неделя была богата событиями. В среду в шесть вечера к Валентине Ивановне должен был подойти Матвей Аронович. Предстоял разговор о новой фотоработе Летней серии. И, как и прежде, Аркадий хотел предварительно обсудить эту тему без участия Валентины Ивановны. Он приехал к памятнику Екатерине Второй пораньше и несколько минут прогуливался в ожидании фотографа. Наконец, он появился и, заметив Аркадия, заулыбался.
- Привет, Аркадий. Нужно обсудить новую идею?
- Добрый вечер. Вы не ошиблись. Мы с Валентиной нащупали замысел, и она предложила подключить вас к его разработке.
- Но кое-что ей знать рано? Да? Планируется особая режиссура?
- Конечно, Матвей Аронович. Новая картина называется «Женское счастье». Наша героиня забеременела, и осознание предстоящего материнства делает её счастливой.
- Но как вы вообще вышли на такую тему? - удивился фотограф.
- Через «Богиню-Заступницу». В этой фотоработе очень заметен мотив материнства. Его мы и будем разрабатывать.
- Замечательно. А какие проблемы?
- Надо, Матвей Аронович, помочь ей поверить в состоявшееся зачатие, хотя сейчас она убеждена в своём бесплодии.
- То есть, нужны какие-то доказательства беременности?
- Конечно, например, тошнота.
- Но, Аркадий, вы же не станете давать ей рвотный порошок?
- А мне кажется, можно. У вас есть знакомый врач?
- Есть. Но здесь я  вам не помощник. Это криминал.
- Подумайте, Матвей Аронович. Если достанете порошок, я сначала опробую его на себе.
Валентина Ивановна встретила их очень приветливо, проводила в свою комнату, а сама отправилась на кухню. Вскоре она вернулась с подносом, уставленным чайной посудой.
- А мы с Аркадием подумываем о новой фотоработе, - сообщила она, расставляя на столе чашки. – Называется «Женское счастье».
- Кое-что он мне уже рассказал, - признался Матвей Аронович. – Но хотелось бы услышать подробности.
Она стала рассказывать о предстоящих съёмках на ромашковом лугу. Фотограф периодически задавал уточняющие вопросы.
- Я сказала Аркадию, что вы обязательно внесёте  дополнения, - завершила она свой рассказ.
- М-да. Ромашковый луг впечатляет. Я поищу в Сестрорецке такое местечко.
- Но как вам, Матвей Аронович, общий замысел?
- Знаете, Валентина, как мне это видится? Молодая женщина стоит на ромашковом лугу, трогает ладонями свой выступающий живот и смотрит на него с каким-то просветлённым удивлением.
- С удивлением? Хорошо. Понятно и убедительно.
- И поэтому, - продолжил фотограф, - стоит ли заголовком подсказывать зрителю идею фотоработы? Он прочтёт её на вашем лице. Я бы выбрал другое название - «Ромашковый луг».
- Конечно, это звучит, - согласился Аркадий.
В восемь часов Матвей Аронович собрался уходить. Они проводили его до остановки трамвая, идущего к Финляндскому вокзалу. Возвращались домой, продолжаю обсуждать новую фотокартину.
- Аркадий, помнишь, ты сказал, что режиссуру здесь я должна разрабатывать сама.
- Помню.
- Вот я и хочу тебе кое-что подсказать. Знаешь ли ты, что у каждой женщины ежемесячно есть несколько дней, наиболее благоприятных для зачатия.
- А когда они у тебя?
- Сегодня и завтра.
- Понял, Валечка. Мы этим днём воспользуемся. А потом будем фиксировать все возникающие признаки беременности.
Аркадий вдруг вспомнил, что на Колдовском озере у Ларисы тоже был день, благоприятный для зачатия. Но как фанатично она поверила в его успешность. Сколько аргументов использовала для обоснования своей веры. И результат не замедлил сказаться. К сожалению, Валентина Ивановна ничего подобного не знает. Он сам должен сделать всё, чтобы этот день стал для неё знаменательным.
Они вернулись в комнату Валентины Ивановны. А утром, когда она проснулась, он напомнил ей о значимости текущего дня.
- Доброе утро, Валечка! Ты знаешь, какое сегодня число?
- Двадцать девятое апреля.
- Запомним эту дату.

Разработка дипломного проекта продолжалась с полным напряжением сил. Пришлось временно отказаться от всех встреч и развлечений. И только в первомайский вечер Аркадий позволил себе отключиться от работы. В этот день к семи часам в квартире на Обводном канале его ждала Катя. Одно время казалось, что эта случайная связь, такая тревожная и проблематичная, навсегда осталась в прошлом. Но она не прерывалась. Образ Кати, с гибкой талией, порывистыми движениями и весёлым, смелым лицом, будоражил воображение. Идти на свидание с такой девушкой без цветов было бы непростительно. И хорошими, шоколадными конфетами он угостит её с удовольствием. Благодаря гонорарам за фотоработы, он мог это себе позволить.
Она открыла дверь, отступила на шаг и сдержанно улыбнулась.
- Привет. Проходи, Аркадий, раздевайся.
Катя была одета в платье-халат с длинным рядом серых пуговиц. Едва заметный макияж свидетельствовал, что она с трепетом готовилась к свиданию. Хотя её цветущему лицу косметика была совсем не нужна.
- Поздравляю с Первым мая! – он протянул ей жёлтые нарциссы.
- Господи, Аркадий! – смутилась она. - Мне тысячу лет никто не
дарил цветов.
- Кто бы в это поверил. Вот тебе ещё и конфеты.
- Аркадий, - она уже не улыбалась, - ты за мной ухаживаешь?!
- А что в этом удивительного?
- Мне казалось, ты и смотреть не хочешь в мою сторону.
- Конечно, казалось.
- Пойдём, - она взяла его за руку и повела в гостиную, но у выхода из прихожей остановилась. – Я так тебе обрадовалась, что забыла все слова.
Это противостояние лицом к лицу не оставляло выбора. Они начали целоваться, и он вдруг понял, что Катя, готовясь к встрече с ним, думала не только о макияже. Кроме платья-халата, на ней как будто больше ничего не было. Но она вдруг отступила на полшага, прервав его мысли.
- Аркаш, сегодня праздник. Садись за стол. Будем ужинать.
Они вошли в гостиную. Она скрылась на кухне, а он огляделся. На комоде выстроился ряд белых слоников. На стене множество одиночных и групповых фотографий в простеньких рамах. У дивана на тумбочке стоял электропроигрыватель. Перед окном фикус. 
- Катюша, чья это квартира? – поинтересовался он, когда она вернулась в гостиную.
- Здесь живёт та самая моя сотрудница, которая родила крестника. Они на праздники уехали в деревню. А мне оставили ключи, кошку кормить да цветы поливать.
Вскоре на столе появились две тарелки с яичницей и миска с квашеной капустой-провансаль. А, кроме того, баночка со шпротами, кремовый торт, земляничное варенье. В заключение Катя принесла чайную посуду, бутылку лимонада и два бокала.
- Извини, Аркадий, на столе нет спиртного. Мне нельзя. Завтра в парашютном клубе сбор. Даже намёка на запах алкоголя достаточно, чтобы тебя отстранили от прыжков.
- Прекрасно, Катя, отсутствие спиртного можно компенсировать.
- Как?
- У тебя найдётся пара свечей?
- Сейчас посмотрю.
Она принесла из кухни две парафиновых свечи, и Аркадий закрепил их на блюдце с помощью расплавленного парафина. Потом на проигрывателе запустил долгоиграющую пластинку с популярными мелодиями. И, в заключение, наполнил бокалы лимонадом.
- Мне кажется, Катюша, нужно выключить свет.
Щёлкнул выключатель, и комната погрузилась в романтический полумрак. Тихо играла музыка. Аркадий поднял бокал.
- Ох, как красиво, - восхитилась она. 
Они ужинали, и Катя оживлённо рассказывала, как первый раз, умирая со страху, заставила себя шагнуть из самолёта в пустоту. А со временем освоила затяжные прыжки, и этим летом уже надеется участвовать в городских соревнованиях. Потом она принесла из кухни чайник с кипятком, наполнила им чашки и долила заварку.
- Аркадий, можно вопрос личного характера? 
- Конечно? Ты можешь задавать мне любые вопросы.
- Почему ты не подошёл к ларисиной картине. Она переживала. Спрашивала меня, куда ты делся.
- Меня просто не интересовала её картина.
- Ой ли, Аркаш? На Колдовском озере вы были влюблённые.
- Были. Но она вышла замуж.
- Аркадий, пожалуйста, пойми. Мой интерес к Ларисе не ради сплетен. Я ведь иду по её следам.
- По каким следам? - он опустил на стол свою чашку с чаем.
- Я многое о вас знаю. Она беременна от тебя. Получается, обрюхатил и бросил? Разве ты мог так поступить?
- Конечно, нет. Не бросал я её.
- А если она тебя бросила, то почему? Она же любила.
- Кать, поговорим о чём-нибудь другом.
- Понимаешь, Аркадий, как-то у нашего врача-психиатра я увидела книгу «Специфика женской психиатрии». Заглянула в неё и уже не могла оторваться. Он дал мне её почитать.
- Ты читаешь медицинскую литературу?
- Нет! Но эта книга многое объясняет. Вот Лариса была в тебя влюблена, а как только забеременела, вышла замуж за Сергея Ивановича. Почему? Книга позволяет это понять!
- А кто автор?   
- Леон Аньен. Это перевод с английского. Он пишет, что главное предназначение женщины – родить и вырастить потомство. И она выполняет его в два этапа: первый – рождение здорового ребёнка, а второй – воспитание его в максимально благоприятных условиях.
- Что-то, Катюша, я не улавливаю изюминку.
- Она в том, что требования женщины к своему партнёру-мужчине на этих этапах разные.
- Например? Какие требования на первом этапе?
- Тут нужен партнёр здоровый, красивый, умный, смелый, добрый, работящий. Чтобы таким же был и ребёнок. А его богатство, национальность, чины и звания значения не имеют.
- Но, Катя, как же женщина распознаёт в мужчине эти качества?
- Её подсознание угадывает их в поведении и внешних чертах партнёра и внушает женщине любовь к нему. Хотя на уровне сознания она не всегда понимает, почему влюбилась.
- Допустим. Она влюбилась и забеременела. Что дальше?
- Теперь, партнёр должен обеспечивать хорошее жильё, деньги, комфорт, безопасность. А его возраст, красота, смелость и даже ум второстепенны.
- Значит, Катя, нужны два партнёра, один - для зачатия, а второй - для выращивания ребёнка? И женщина легко переходит от одного к другому, как у Киплинга кошка, которая гуляет сама по себе?
- Нет, это только кажется, что сама по себе. На самом деле она гуляет по велению Природы. Теперь ты понимаешь мой интерес к Ларисе? Она строит свою жизнь точно по книге Леона Аньена.
- А ты идёшь по её следу?
- Я только хочу понять, - смутилась она.
Наступила пауза. Катя снова наполнила чашки чаем и придвинула к Аркадию розетку с вареньем.
- Попробуй. Мы с мамой варили.
- Спасибо. Но ведь, Катюша, это только теория. В жизни, как правило, партнёры первого и второго этапов – одно и то же лицо.
- Да, иногда один партнёр подходит для обоих этапов. Но чаще это не так. И в результате, на втором этапе начинаются скандалы и разводы. Так что лучше разобраться в этом заранее.
Ужин закончился. Катя встала из-за стола.
- Аркадий, ты пока посмотри телевизор, а я приберу на столе.
Она собрала посуду и ушла на кухню, а он стал смотреть эстрадный концерт с участием Эдиты Пьехи. Когда Катя вернулась, начались последние известия. Она остановилась возле его стула и положила руку ему на плечо.
- Сейчас, Катюша, я принесу тебе стул.
- Нет-нет, не нужно. Я хочу просто постоять возле тебя.
- Тогда иди ко мне, - он усадил её к себе на колени.
Телевизионная передача их уже не интересовала.
- О чём ты думаешь, Аркадий?
- О книге Леона Аньена. Если бы ты жила по её законам, ты выбрала бы партнёром первого этапа меня?
- Обязательно! Ни у кого нет таких понимающих глаз. 
- А что ещё?
- Ты смелый. Спас нас с Игорем в деревенской бане. И умный. В ночном лесу ты единственный нашёл верную дорогу. Тогда-то моё сердчишко и дрогнуло.
- Допустим. А в качестве партнёра второго этапа?
- Аркаш, ты слишком серьёзно относишься к этой книге. 
- Ты боишься меня обидеть? Для второго этапа я не гожусь?
- Ну, в общем, да, - нехотя согласилась она. - Карьеру в Ленинграде тебе сделать не дадут, а значит, лет двадцать о квартире нечего и мечтать. И в заграничную командировку тебя не пустят.
- Наверно, - он опустил голову. – А у Игоря положение лучше?
- Отец сказал, что такие парни на производстве очень быстро растут. Игорь станет директором.
Аркадий ничего не ответил. И Катя, глядя на его помрачневшее лицо, забеспокоилась.
- Аркаш, сейчас по телевидению нет ничего интересного. Лучше я тебе покажу квартиру.
Он послушно поднялся со стула. Катя выключила телевизор, погасила свечи, и они вышли в коридорчик, ведущий в спальню, туалет и ванную. В спальне она включила ночник и остановилась возле двуспальной кровати.
- Здесь немного лучше, чем на складе Охотничьего замка?
- Мне кажется, Катюша, дело не в обстановке.
- А в чём?
- Только в нашем отношении друг к другу.
Она смотрела на него снизу вверх широко раскрытыми глазами, и он начал расстёгивать её платье-халат. Потом, отступив на шаг, чтобы повесить его на спинку стула, бросил взгляд на пленительный ансамбль её девичьих форм. Окружающий мир был несправедлив. Но иногда он изливал на своих обделённых обитателей ничем не оправданные щедроты. И в этот миг он казался прекрасным. 
После страстных объятий они лежали на двуспальной кровати, и Катя смотрела на своего возлюбленного.
- Аркаш, ты знаешь, какой сегодня у меня день?
- Праздничный. Первое мая.
- Я не об этом. У каждой женщины есть свой личный  месячный календарь и в нём особый день.
- День, благоприятный для зачатия?! - догадался он.
- Да. Я намеренно назначила свидание на сегодня.
- Какая же ты отчаянная! И поэтому на столе не было спиртного?
- А ты этим огорчён?
- Нет. Тем более что уверенности в зачатии быть не может.
- У кого-то не может, но только не у меня. А я тебе нравлюсь?
- Это, Катюша, уже неважно. Сегодня у нас последняя встреча. Но, если хочешь знать, ты мне очень нравишься.
- А что во мне есть такого особенного? – засмеялась она, и он понял, что после этого свидания она уже не будет чувствовать себя обделённой, обойдённой, не впущенной, несостоявшейся.
- В частности, вот это, - он прикоснулся губами к её груди, а она погрузила пальцы в густые волосы его головы.
 
Утром, приняв душ, они пили на кухне чай.
- Катюша, мне хотелось бы почитать книгу Леона Аньена.
- Но это невозможно. Врач давал мне её всего на одни сутки. 
- Тогда кое-что уточни. Получается, что женщина только и занята выбором партнёров. А где же любовь?
- Но я же говорила, первого партнёра она выбирает по любви.
- Допустим. А на втором этапе она уже никого не любит?
- Нет, Аркадий, по Аньену, она не может жить без любви, пока способна к деторождению. Любовь необходима для выбора партнёра, оплодотворяющего женщину.
- Кого же она любит на втором этапе, если муж, например, немолод, некрасив, неумён, хотя и богат.
- Аркаш, она продолжает любить первого партнёра. Говорят же, старая любовь не ржавеет. Он становится её тайным любовником.
- Но если первый партнёр отвергает её, или уехал, или умер?
- Тогда женщина влюбляется в кого-то другого, похожего на первого партнёра. Всё равно потребность в тайном любовнике сохраняется. Она сильнее законов общества.
- Значит, кошка продолжает гулять по велению Природы?
- Так и есть.
- Кого же женщина любит по окончании детородного периода?
- Вот тут приходит пора любить мужа, если он был заботливый и добрый. Правда, такая любовь больше похожа на благодарность.
Наступило время прощания. Они обнялись.
- Значит, Катюша, партнёра первого этапа любят всю жизнь?
- Да. Особенно такого, как ты, симпатичного, умного и доброго.
- И ты пришлёшь мне телеграмму первого февраля?
- Когда? Через девять месяцев? Пришлю обязательно.
Аркадий вышел на лестничную площадку, и за ним закрылась дверь квартиры, как театральный занавес после удивительного спектакля, поставленного самой жизнью.


ГЛАВА 27. РОМАШКОВЫЙ ЛУГ

                И ты возвысишься до уровня Творца,
                И ты поймёшь, что для любви на свете
                Не существует царственней венца,
                Чем ею созданные дети.

После Первого мая, в среду, Аркадий узнал от Валентины Ивановны о ещё неопубликованном решении жюри. Картина Ларисы «Утро России» уверенно вышла на первое место. О ней восторженно отзывалась пресса. И стало известно, что Русский музей приобретёт её для постоянной экспозиции в отделе «Советское искусство».
- Нас пригласили к Ларисе на вечеринку во вторую субботу, - добавила Валентина Ивановна. - С удовольствием выпью за её успех. Я и в жюри голосовала за неё.
- Но, Валечка, руководитель моего проекта в последнее время назначает мне встречи как раз в субботу вечером. Сходи без меня.
- Придётся, - решила она. – Очень хочется поздравить Ларису с успехом. Такой яркий талант.
Так он и не пошёл на вечеринку. Но через день, часов в десять, в общежитии к нему заглянул  парень из соседней комнаты.
- Высоцкий к телефону.
Он поспешно спустился вниз, взял трубку.
- Алло, Высоцкий слушает.
- Аркадий, - это был очень знакомый голос, - ты узнаёшь меня?
- Нет.
- Я Лариса. Ты слышишь?
- Очень плохо.
- А мне слышно хорошо. Аркадий, ты нигде не появляешься, и я осмелилась позвонить. Начала работу над картиной «Счастье». Там мы с тобой идём по красной ковровой дорожке. Помнишь?
- Не помню.
Оба замерли в напряжённой паузе.
- Аркадий, хотелось бы с тобой встретиться. Ты мне нужен.
- В каком качестве?
- В прежнем. По сути, ничего же не изменилось.
Он помедлил. Она хочет по-прежнему видеть его своим тайным любовником? Или ей нужны его идеи и сюжеты? 
- Не вижу в этом никакого смысла, - наконец, произнёс он.
- Почему, Аркадий?
- Я не люблю тебя.
На другом конце провода послышались всхлипывания. Пожилая вахтёрша, сидевшая рядом, подняла на Аркадия удивлённые глаза. Он положил трубку. Наконец, он расплатился за своё унижение. Но радости не было. Ощущение неблагополучия тяжёлым комом давило на грудь. Он поступил жестоко, грубо оттолкнув любящую женщину. И любимую. Слишком жестоко. А она? Разве не она сделала первый шаг в круг невозврата. И ничего уже вернуть невозможно.
 
В среду Аркадий поехал в Эрмитаж пораньше, чтобы до встречи с Валентиной Ивановной побывать в рембрандтовском зале. Ему хотелось снова постоять перед портретом старика-еврея, с умиротворённой мудростью созерцающего мир. Аркадия волновала загадка его глаз. Что за ними стояло? Безучастность человека, уже исчерпавшего отмеренный ему ресурс, или…. Может быть, это вовсе не умиротворение, а холодное спокойствие аналитика, ждущего урочного часа для возвращения к активной жизни? Возможно, это и есть философия рембрандтовского понимания еврейского феномена, отражённая в лицах любимых им стариков? И тогда за портретным взглядом не история личности, а судьба целого народа, обладающего огромным потенциалом, но пребывающего в состоянии заторможенной активности. Этот исторический этап всё ещё продолжается, и он, Аркадий, пребывает в нём, не будучи в силах раскрепостить свои способности. Эта мысль только сейчас возникла в его голове. Но развить её не удалось.
- Аркадий, ты, что ли? – услышал он мужской голос.
- Алексей?! Привет! Сколько лет…
Они пожали друг другу руки.
- Тебя не было на ларисиной свадьбе, - отметил художник не без укоризны, - и на её вечеринке. А Лариса очень хотела тебя видеть.
- Она вышла замуж. Зачем же ей мешать?
- Логично. Но в жизни не всё подчиняется логике.
- А ты, Алексей, у неё на вечеринке был?
- Был. Лариса заплакала, когда узнала, что ты не придёшь. А ты не только не пришёл, так ещё и отпустил на вечеринку Валентину одну. А таких женщин нельзя оставлять в одиночестве.
- Почему?
- Свято место пусто не бывает. Кутасов не отходил от неё.
- Понятно, Алексей, учту на будущее. А как твоё творчество?
- Никак. Пишу книгу по использованию красок в живописи. И готовлюсь к преподавательской работе. Мне обещано место ассистента в институте им. Репина.
- А здесь ты по какому поводу?
- Заходил к Валентине узнать, нет ли заказов на копирование. Но оказалось, она болеет. Уже второй день не выходит на работу.
- Болеет?! – удивился Аркадий. – А я ничего не знаю.
Он попрощался с Алексеем и поспешил к ней домой. Она, в толстых шерстяных носках и с шарфом на шее, открыла ему дверь.
- Привет, Валечка! Что с тобой?
- Ангина у меня, Аркаш. С высокой температурой. На вечеринке у Ларисы я сидела на сквозняке.
- Врача вызывала?
- Был вчера. Выписал лекарства. Вон на столе лежат рецепты.
- Понятно. Иду в аптеку. Ещё что-нибудь купить?
- Надо бы. Зайди в гастроном. Я дам список продуктов.
Он ушёл и вернулся минут через сорок. Валентина Ивановна за это время приготовила чай.
- Спасибо, мой хороший, - она бегло просмотрела покупки. – Через час должен подойти Матвей Аронович.
- Значит, ты простудилась на вечеринке. Но хоть что-нибудь интересное там было?
- Разумеется. Я пообщалась с Ларисой и её семьёй. У них девочка пяти лет, дочь Сергея Ивановича от предыдущего брака. А Лариса беременна. Но она по-прежнему не отходит от мольберта.
- Откуда ты знаешь?
- Сергей Иванович говорил. Она работает по четырнадцать часов в сутки. А его мать взяла на себя заботы по дому.
В дверь позвонили.
- Я открою, - Аркадий вышел и вернулся с фотографом.
- Здравствуйте! - улыбнулся гость. – Вам нездоровится?
- Мне уже лучше. Присаживайтесь. Аркадий напоит вас чаем.
- Благодарю, - фотограф опустился на стул. – Я приехал за фотобумагой, а заодно и к вам, поговорить о предстоящих съёмках.
- Есть о чём поговорить? - поинтересовался Аркадий.
- Да. Я нашёл поляну недалеко от залива. В июне она вся в ромашках. Но нужно вместе посмотреть.
- Чудесно, - одобрила Валентина Ивановна. - А когда лучше снимать?
- Очевидно, в одиннадцать утра. Солнце уже встало, но ещё юное, как и начало июня. 
Они обсудили детали предстоящей фотоработы. Валентина Ивановна хотела уже в ближайшее воскресенье отправиться в Сестрорецк, посмотреть место съёмки. Но эту поездку отложили. Ей нужно было окончательно выздороветь и окрепнуть. 
- А как ваш рыжий лосёнок? - вспомнил фотограф.
- Он уже светло-серенький, - оживилась она. - Я раз в неделю ходила поить его молоком. Но последний раз зоолог убеждал меня не трогать лосёнка руками и даже не посещать.
- Почему?
- Он сказал, что его отправят в Костромской питомник, а оттуда лосей распределяют по регионам. Так что Рыжик вернётся в дикую природу. А там излишнее доверие к людям может его погубить.
Матвей Аронович бросил взгляд на часы и встал. Ему нужно было возвращаться домой. Аркадий проводил его. У выходной двери фотограф достал из сумки конверт и протянул его собеседнику.
- Рвотные порошки, - напомнил он. - Врач подтвердил, они действительно безвредны.
- Огромное вам спасибо, Матвей Аронович. Это единственный убедительный аргумент, которым я теперь располагаю.

У Аркадия был определённый план подготовки Валентины Ивановны к съёмкам «Ромашкового луга», связанный с актом зачатия, совершённым двадцать девятого апреля. Но избавить её от бесплодия этот акт не мог, потому что тогда она ещё не верила в свою возможность забеременеть. А для действительного зачатия такая вера была необходима.
Между тем, Валентина Ивановна быстро поправлялась и с понедельника вышла на работу. В среду вечером Аркадий приехал к ней на квартиру. Она собрала ужин.
- У меня задержка менструации, - призналась она за столом.
- Что это значит?
- Точно не знаю. Но так бывает после ангины.
Мозг Аркадия лихорадочно заработал. Вот он, уникальный момент для реализации его плана. Если сейчас у неё случится приступ тошноты, то вместе с задержкой менструации он послужит веским доказательством её беременности. И, между прочим, на фоне этой веры уже может состояться успешное зачатие.
Во внутреннем левом кармане его пиджака лежали порошки. И позавчера он опробовал их на себе. Его вырвало. Но потом Аркадий прополоскал рот, вернулся в свою комнату и уже через полчаса чувствовал себя вполне прилично.
- Валечка, прости, такой шницель особенно хорош с горчицей. У тебя, случайно, не найдётся?
- Есть у меня горчица, сейчас принесу.
Она отправилась на кухню, а Аркадий поспешно достал порошок, посыпал им её шницель и перевернул посыпанной стороной вниз. Так порошок не будет виден. Но вот она принесла горчицу, и он стал размазывать её тонким слоем по своему шницелю.
- Попробуй, Валечка, как я. И вкусно и есть удобно.
Она последовала его примеру.
- Какой-то странный привкус, - отметила она. – Или мне кажется?
- Нет, не кажется. Это от горчицы.
Они благополучно опустошили тарелки, и Валентина Ивановна пошла на кухню за чаем. Вернувшись, она поставила чайник на стол и прижала руку к зоне пищевода.
- Нехорошо мне. Подташнивает. Может, шницель несвежий? 
- Нет. Шницель нормальный.
- Боже, почему же так тошнит?!
В последующее мгновение она бросилась в ванную. Началась рвота. Когда приступ утих, Аркадий подал ей стакан воды, проводил до комнаты и уложил на диван.
- Аркаш, там нужно убрать, - пробормотала она слабым голосом.
- Конечно. Не беспокойся. Я всё сделаю.
Он ушёл в ванную и вскоре вернулся. Приготовил чай.
- Выпей, это не помешает, – он подал ей чашку. 
- Почему меня стошнило? – она взяла чай. – Что-то не то съела?
- Мне кажется, Валечка, к ужину никаких претензий. Всё свежее.
- Тогда в чём дело?
- Наверно, виновата ангина. После неё бывают осложнения.
- А тебя, Аркадий, не удивляет совпадение двух фактов - задержка менструации и тошнота. Похоже на раннюю беременность.
- Ты так считаешь?
- Ничего я не считаю. Но это совпадение о чём-то же говорит?
Она пила чай, а он молча сидел рядом.
- Наверно, Валечка, мне лучше поехать домой.
- Почему?
- Приди в себя после рвоты, успокойся, отдохни. И, если не возражаешь, завтра я приеду.
- Хорошо.
Следующим вечером Валентина Ивановна не могла сдержать радостную улыбку. Как только он вошёл, она обвила его шею руками.
- Я всю ночь не могла уснуть.
- Почему?
- Аркашка, милый мой, я беременна! Никак иначе нельзя объяснить то, что со мной происходит.
- А если сходить в женскую консультацию?
- Пока не пройдёт полтора месяца со дня зачатия, ничего определить невозможно. А зачатие было двадцать девятого апреля. Следовательно, в консультацию стоит идти только в середине июня.
Аркадий остался у неё на ночь. Это было двадцать восьмое мая, тоже благоприятный для зачатия день. От этого дня и следовало теперь исчислять сроки её возможной беременности.
В воскресенье они поехали в Сестрорецк. Валентина Ивановна продолжала пребывать в состоянии эйфории, которую трудно было скрыть. На перроне их встречал Матвей Аронович.
- Каким временем вы располагаете? – справился он. – Заедем ко мне перекусить, или сразу поедем на место съёмки?
- Конечно, второе, - решил Аркадий. – Ты как, Валечка?
- Разумеется. Мы совсем недавно позавтракали.
Они сели на автобус. Потом километра три шли молодым лесом. За ним начиналась обширная поляна, доходящая до залива.
- Это и есть наше место, - фотограф остановился. – Меня привлёк не только луг. Здесь безлюдно. Нам никто не будет мешать.
Они стояли на краю луга, покрытого густой ярко-зелёной травой. В ней попадались уже распустившиеся ромашки, но большая часть бутонов ещё не раскрылась.
- А я надеялась увидеть поле, усыпанное ромашками.
- Так и будет через неделю, - пообещал фотограф. – Валентина, пройдите, пожалуйста, на поляну, выберите по своему усмотрению место и позу. Я сделаю пробное фото.
Она осмотрелась и медленно пошла по лугу.
- Что с ней происходит, Аркадий? – удивился фотограф. – У неё такое сияющее лицо.
- Она поверила в свою беременность.
- Неужели помогли порошки?
- А разве у меня были другие средства?
Матвей Аронович присел на корточки и сфотографировал Валентину Ивановну стоящую, а затем и опустившуюся на колени. При этом воды залива не попадали в объектив. Эти съёмки он повторил, встав во весь рост так, что залив становился отдалённым фоном фотографии. И каждый раз она, обхватив ладонями низ живота, пыталась сыграть роль счастливой женщины, потрясённой своей первой беременностью. После фотографирования они обсудили особенности будущей картины.
- Эти снимки помогут решить, - объяснил Матвей Аронович, - нужен ли нам вид на залив.
- А венок на голову надевать стоит? – поинтересовалась она.
- Безусловно. Ещё я закажу гирлянду из полевых цветов и травы, чтобы обернуть её вокруг вашей шеи и спустить по плечам до земли. 
Аркадий молча слушал их.
- Как вы на всё это смотрите? – обратился к нему фотограф.
- Мне кажется, - Аркадий продолжал вглядываться в поляну, - в картине чего-то недостаёт. Много ничем не занятого пространства.
- Возможно. Но что может его заполнить?
- Что-то, созвучное с природой и с нашей идеей. Например, - Аркадий наморщил лоб, - пасущаяся корова с телёночком.
- М-да. По-моему, великолепно, - согласился фотограф. – Если немного сместить кадр, то корова на втором плане справа заполнит пустующее пространство. И красочная палитра картины обогатится.
 
В среду Матвей Аронович приехал показать пробные снимки. Анализируя их, они решили, что воды залива, как отдалённый фон картины, – это хорошо, но объектив фотоаппарата целесообразно поднять выше. Это могло бы улучшить изображение объемных форм актрисы и подчеркнуть красоту цветущего луга. Кроме того, был выбран, как предпочтительный, вариант, где Валентина Ивановна стоит во весь рост. Он полнее раскрывал красоту героини. 
- А корова с телёнком – это реально? – осведомился Аркадий.
- Вполне, - обнадёжил Матвей Аронович. – На окраинах Сестрорецка многие держат коров. Я договорился. У них же заказал венок и трёхметровую гирлянду из полевых цветов.
- Остаётся последняя нерешённая проблема, –  сообщила она, - как имитировать беременность.
- А нельзя ли просто надуть живот? – предложил фотограф.
- И выпучить его вперёд, - неуверенно добавил Аркадий.
- Хорошо, - улыбнулась она, - я так и сделаю.

Валентина Ивановна и Аркадий договорились, что он приедет к ней в субботу вечером, чтобы утром вместе отправиться в Сестрорецк. С его приходом она начала готовить ужин. А он никак не мог отделаться от мыслей о порошке, лежавшем в кармане пиджака. Если ещё раз, перед съёмкой, вызвать у неё «беспричинную» тошноту, её вера в свою беременность станет уже непоколебимой. И тогда шансы на успех новой фотоработы неизмеримо возрастут.
Он проделал практически то же самое, что и в прошлый раз, с той лишь разницей, что посыпал порошком не шницель, а тушёную рыбу. И его расчёт оказался безошибочным.
- Теперь, мой милый, - улыбнулась она, когда после рвоты Аркадий уложил её на диван, - уже никаких сомнений. Я беременна.
Утром следующего дня они поехали на съёмки. Луг был усеян яркими ромашками. На удалённом краю поляны паслась бурёнка с маленьким телёнком. Девочка-подросток, приглядывающая за коровой, передала им красивый венок из ромашек и пышную, длинную гирлянду из полевых цветов и травы.
Перед началом съёмок, в халате, надетом на обнажённое тело, с венком на голове и гирляндой на шее, она подошла к Аркадию.
- Аркаш, я совсем не вживалась в роль. Как я буду играть?!
- И не нужно вживаться. Смотри на живот и думай о ребёнке.
Она пошла к месту съёмки, а он обеспокоенно смотрел ей вслед. Она действительно совсем не вживалась в роль. В этом виноват он, всецело поглощённый стремлением внушить ей веру в беременность. Но можно ли ещё что-нибудь сделать, чтобы спасти фотоработу? И вдруг решение пришло само собой.
- Валечка!
Она с удивлением оглянулась на бегущего к ней Аркадия.
- Валечка, я хочу тебе что-то сказать.
- Говори.
- Я…, - он помедлил, - я очень люблю вас обоих.
- Обоих?!
- Да. Тебя и его, - он указал рукой на её живот.
- Что?! – на её лице воцарилась странная улыбка, выражавшая удивление и восторг.
Она продолжила свой путь, а он поспешно вернулся к фотографу, уже стоявшему на табурете с фотоаппаратом в руках. Вот она остановилась, сняла халат и, смяв его в комок, отбросила вправо. Потом аккуратно уложила цветочную гирлянду на своих плечах, надула и выпятила живот, положила пальцы на его нижнюю часть. Но, прежде чем принять окончательную позу, отыскала взглядом Аркадия и улыбнулась той самой, странной улыбкой. Это выражение продолжало владеть её лицом, когда она опустила глаза к своему животу. И фотограф, испугавшись, что оно вот-вот исчезнет, сделал снимок, отказавшись от традиционной подготовительной процедуры, включавшей время на вхождение в образ. Потом Матвей Аронович даже говорил, что этот случай помог ему оценить огромные преимущества данного вида драматического искусства. Оно позволяло сделать достоянием публики заоблачные высоты вдохновения актёра, достижимые лишь в очень краткие мгновения возвышения его души.
Матвей Аронович сделал ещё несколько снимков. Потом она надела халат и отправилась одеваться за ближайший куст, а он стал укладывать в сумку фотографический реквизит.
- Валентина так улыбается, что я просто содрогаюсь при мысли о необходимости раскрыть ей таинства режиссуры, - поделился он своими опасениями с Аркадием.
- Понятно, - согласился Аркадий. - Разрушить её надежды на материнство и у меня рука не поднимется.
- Что же вы будете делать? Обман ведь всё равно откроется.
- Я подожду более удобного момента, - решил Аркадий.
Когда в среду фотограф приехал к Валентине Ивановне с распечатанными фотографиями, они единодушно признали первый снимок самым лучшим. В нём удалось зафиксировать уникальное мгновение, раскрывающее извечную устремлённость женской души к созиданию новой жизни.


ГЛАВА 28. ПОСЛЕДНИЕ ВСТРЕЧИ

                Волшебные белые астры,
                Вы были и живы и зримы,
                И невыразимо прекрасны,
                Наивны и невозвратимы.

В четверг одиннадцатого июня Аркадий завершал работу над чертежами. Вечером зашёл Игорь.
- Привет, Аркадий! Как дела?
- Вношу последние коррективы в дипломный проект. Двадцать четвёртого защита.
- А четырнадцатого ты свободен?
- Как будто.
- Приглашаю тебя и Валентину на нашу с Катей свадьбу.
- Поздравляю! Ты ведь, Игорь, кажется, на май планировал.
- Да я бы и сейчас не торопился. Но в июле распределение. Чтобы оставили в Ленинграде, нужно быть женатым на ленинградке.
- Подожди, а где ты будешь работать, известно?
- Отец Кати оформляет ходатайство от своего завода, чтоб меня направили к ним на должность начальника участка.
- Прекрасно, Игорёк. Только подскажи, какой  купить подарок. Будильник, ночник, проигрыватель?
- Проигрыватель можно, - решил Игорь. – У Кати его нет.
- А из наших туристских знакомых кто-нибудь будет?
- Вроде, нет.

На субботний вечер Валентина Ивановна достала билеты на новый фильм. Около десяти вечера они возвращались из кинотеатра.
- Завтра, Валечка, у Игоря и Кати свадьба, - сообщил Аркадий.
- Ты пойдёшь?
- Конечно. Я не могу не пойти. Но пригласили нас обоих.
- Не хочется мне, Аркадий. Всё-таки незнакомая среда.
- Но там будет катина сотрудница, которая родила в результате медицинского гипноза. Хочешь с ней побеседовать?
- Разумеется. 
Они купили проигрыватель, комплект грампластинок с записями популярных песен, большой букет цветов и в воскресенье к шести часам пришли на свадьбу. Она состоялась на квартире катиных родителей, где поначалу и предстояло жить молодожёнам. Среди гостей были руководители цеха, в котором работал отец невесты, катины сотрудники из больницы, родственники и соседи по квартире. Но больше всего Аркадий удивился присутствию Сергея Ивановича и Ларисы, которых он никак не ожидал здесь встретить. К ним сразу же и устремилась Валентина Ивановна, когда они вошли в гостиную.
Вскоре гостей пригласили к столу. Зазвучали здравицы в честь молодожёнов. Тост следовал за тостом, а рюмка за рюмкой. Гости скандировали традиционное «Горько!». Аркадий незаметно наблюдал за Ларисой, которая не пила и почти не ела. Она была на седьмом месяце беременности. Зато её муж Сергей Иванович не пропускал ни одной рюмки. После обильных возлияний катин дядя, выполнявший функции тамады, объявил перерыв. Сергей Иванович вместе с несколькими мужчинами отправился на лестничную площадку покурить. Аркадий подошёл к молодожёнам.
- Катюша, твой рассказ о медицинском гипнозе Валентина вспоминает до сих пор. Нельзя ли познакомить её с той женщиной, которая избавилась от бесплодия?
- Можно, - Катя с готовностью встала, - я сейчас их познакомлю.
Она ушла, а Аркадий по просьбе Игоря ввёл в действие проигрыватель и поставил на него долгоиграющую пластинку с записями танцевальных мелодий. Затем он опустился на диван и огляделся. Две пары уже танцевали. Валентина Ивановна была поглощена беседой с катиной сотрудницей. А Лариса! Она шла прямо к нему, неловко переставляя ноги под своей вздувшейся ношей. Первым побуждением Аркадия было уклониться от встречи. Но как? Прямо встать и уйти? Это было бы слишком демонстративно.
- Привет, Аркадий, - неуверенно улыбнулась Лариса, опускаясь на диван рядом с ним. –  Я тебя перехитрила.
- Почему? – он холодно покосился в её сторону.
- Я попросила Игоря не говорить тебе, что буду на свадьбе.
- Допустим, перехитрила, разве это что-нибудь меняет?
- Аркадий, прости мне всё, что я наговорила тебе при последней встрече. Каюсь. Это было какое-то умопомрачение. Но ничто не изменилось. Я тебя очень люблю, и буду любить всю жизнь.   
Он смерил её пристальным взглядом. Бледное, худое лицо с тенями под глазами свидетельствовало о слабом здоровье. В этом теле, казалось, едва держалась душа. Но глаза вносили в её облик существенные коррективы. Они не признавали слабостей организма, пришпоривая его к самым труднодоступным вершинам. И это против неё он ополчился со своими обидами?!
- И ты меня прости, Ларочка. Твоё умопомрачение, как ты выразилась, я как-то себе объяснил. А вот покаяние не понимаю.
- Что же здесь непонятного? – грустно улыбнулась она. - У меня, в отличие от Алексея, хватило сил признаться самой себе, что без тебя я бы ничего в живописи не достигла. И всю последующую жизнь я буду рожать твоих творческих детей.
- И для этого ты разорвала со мной все отношения?
- Но, я надеюсь, не совсем. У меня остаётся заложник, твой сын, - она пыталась придать своим словам шутливый характер.
- Ты знаешь, Ларочка, как это называется?
- Догадываюсь. Подлость. Но я же этого не планировала. Так получилось. Такая у нас судьба.
Он ничего не ответил, и, после короткой паузы, она продолжила. 
- Начала картину «Счастье». Ты помнишь её содержание?
- Не очень чётко.
- Я напомню. Строптивая судьба стелет перед нами ковровую дорожку. И мы, взявшись за руки, идём по ней в лучах славы. Но ты смотришь в сторону на красивую девушку с букетом цветов….
- Вспомнил. А ты придаёшь мне и себе портретное сходство?
- Только вначале, для вдохновения. Я сведу его к минимуму, чтобы добиться художественного обобщения. Но дело не в этом.
- А в чём?
- Аркадий, жаль, что ты не видел мою картину «Утро России».
- Я знаю, ты получила за неё первый приз. Поздравляю!
- Спасибо. Но саму картину в окончательном виде ты не видел?
- Видел. Ты изобразила лесную нечисть вопреки  моему совету.
- Да. А иначе на первое место не пробиться. Это мне Алексей подсказал. Ты же и сам помогал ему изменить картину «Мир прекрасен», чтобы она понравилась партийному руководству.
- Допустим, - согласился Аркадий, - но при чём тут «Счастье»?
- Я не хотела бы отказываться от этого козыря и здесь.
- Лариса, ты хочешь опять понравиться партийным властям?
- Я не прочь. Иначе не добиться признания. Но как это сделать?
Аркадий молчал. Пространство перед ними уже было заполнено танцующими парами. Валентина Ивановна не отрывала глаз от своей новой собеседницы. Игоря не было видно. И только Катя в окружении нескольких женщин всё ещё сидела за столом и поглядывала на Ларису и Аркадия. Она всегда находила время наблюдать за ним.
- Обрати внимание, Ларочка, на одежду своих персонажей, - посоветовал он.
- В каком смысле?
- В партийном. Наша партия ненавидит джинсы, зауженные брюки, мини-юбки и другие образцы западной моды.
- Ты хочешь сказать, я должна быть с длинной косой, в крестьянском сарафане с оренбургской шалью на плечах, а моя соперница с короткой стрижкой, в мини-юбке и джинсовой куртке?
- Конечно. Но там ещё один персонаж. Морально неустойчивый.
- Это ты? - догадалась она. – В зауженных брюках и куртке  фирмы «Адидас». Кто носит куртку Адидас, тот нашу Родину продаст.
- Ты так безжалостно превратила меня в наймита сионизма и американского империализма?
- Ладно, - уступила она, - на тебе будут только зауженные брюки.
- Спасибо, Ларочка. Я всегда верил в твою доброту.
- Аркаш, ты гений! - она положила свою ладонь на его руку.
Он не спешил разрушить возникший осязательный контакт с Ларисой, с беспокойством огляделся и поймал грустный взгляд Кати. Она как будто примеряла создавшуюся ситуацию на своё будущее. Аркадий осторожно отодвинул руку и очень вовремя. К ним подошла Валентина Ивановна.
- Садись, Валечка, - Аркадий встал.
- Нет, я немного постою, - возразила она.
Между тем с лестничной площадки вернулся ларисин муж. Он сел на диван рядом с женой, но через минуту, когда зазвучал вальс «Осенний сон», встал и пригласил на танец Валентину Ивановну. Аркадий снова остался наедине с Ларисой.
- Такая счастливая встреча нам снова выпадет не так скоро, - предположила она. - А ты даже видеть меня не хотел. Почему? Что ты вообще обо мне думаешь?
- О тебе? - он задумчиво смотрел на танцующих. - В детстве я любил наблюдать за муравьями. Помню, один муравей был искалечен, на него наступили. Он передвигался как-то боком, но продолжал тащить несоразмерно огромную соломинку.
- Это ты обо мне, Аркадий?
- Наверно. Ты, худенькая, со слабым здоровьем, потерявшая близких, продолжаешь ползти вверх с немыслимым грузом задач.
- Я нарисую этого муравья и назову картину «Автопортрет», - улыбнулась она. - Или нет? Ты сказал: «Наверно». Как это понимать?
- Это образ России. Она изуродована войной, но надрывается, отказывая себе во всём, чтобы стать лидером мира.
Несколько секунд она смотрела на него с застывшим лицом.
- Аркадий, а тебе самому этот муравей нравится?
- Не знаю. Лучше бы наша страна больше заботилась о своих гражданах, чем о державном величии. И ты лучше бы вышла замуж за любимого, стала хорошей матерью, чем любой ценой рваться в великие художники. Муравьиное поведение не сулит людям счастья.
- Ну и пусть, - нахмурилась она. – Ты разбрасываешь идеи, не зная им ни счёта, ни цены. И я, как муравей, подбираю их. А это замужество создало для меня все условия, чтобы вывести их в люди. Я по четырнадцать часов в день не отхожу от мольберта.
- Да?! Ну, извини, Ларочка. Ты молодец.
- А я, Аркадий, готова бросить всё, чтобы писать эту картину про муравья. Но без тебя мне не обойтись. Когда мы снова увидимся?
- Наверно, уже никогда.
- Ты по-прежнему не хочешь меня видеть?
- Не в этом дело. На днях я защищу дипломный проект и уеду на работу. Мы уже никогда не будем ходить в походы и целоваться ночью под опавшей осиной. Наступили другие времена.
Кончился вальс. Сергей Иванович и Валентина Ивановна вернулись к дивану. Подошёл и Игорь.
- Аркадий, выключай проигрыватель. Садимся за стол.
Снова было застолье, тосты и крики «Горько!». Потом гости пели «Катюшу». В десять часов Валентина Ивановна собралась уходить. Они попрощались с молодожёнами и направились к выходу. У самой двери Аркадий обернулся. По щекам Ларисы катились слезы.

Он проводил Валентину Ивановну до подъезда её дома.
- Валечка, я поеду к себе. Завтра в восемь утра заключительная встреча с руководителем проекта. И к этому времени кое-что мне ещё нужно доделать. Встретимся в среду, если не возражаешь.
- Хорошо. Только ты отдаешь себе отчёт, какое сегодня число?
- Четырнадцатое июня. Чем же оно столь знаменательно?
- Со дня зачатия, двадцать девятого апреля, прошло полтора месяца. Во вторник я пойду в женскую консультацию.
- Значит, Валечка, в среду я всё узнаю?
- Разумеется.
Этот разговор вызвал у Аркадия тяжёлые мысли о среде, когда ему, наконец, придётся раскрыть тайну режиссуры «Ромашкового луга». И чем это кончится, одному Богу известно.
Июньские дни пролетали, как мгновения. В среду вечером он позвонил в дверь Валентины Ивановны. Она открыла, тихо ответила на приветствие и, не поднимая головы, направилась в свою комнату. Он вошёл следом за ней и остановился. А Валентина Ивановна с салфеткой в руке, не глядя на него, стала протирать стекло книжного шкафа. Наверно, этим она занималась и до его прихода. Потом отложила салфетку, подошла к нему и вдруг расплакалась у него на груди.
- Ничего у меня нет, Аркаш, - бормотала она сквозь слёзы. – Стерильна, как перевязочный пакет.
- Но, Валечка, у тебя же нет менструации?
- Давно уже нет.
- Значит, ты беременна, но ошибочно исчисляешь день зачатия.
- Мы вместе исчисляли, - она подняла мокрые глаза. - И были доказательства - задержка менструации и рвота. Или это режиссура?
- Да, режиссура. Но так же бывало всегда. А в результате, мы создавали шедевр фотоискусства, и ты меня прощала.
- Нет, Аркадий, - она уже не плакала, - этот случай особый. Выходит, рассказ Кати о медицинском гипнозе тоже был подстроен?
- Конечно. Только успокойся, пожалуйста. Давай присядем, и я тебе всё подробно расскажу.
- Никуда с тобой вместе мы присаживаться не будем, - резко возразила она. - Я только одного не могу взять в толк. Как тебе удалось организовать задержку менструации?
- Никак. Это произошло из-за твоей ангины, но очень кстати.
- Разумеется! Очень кстати! А рвота?
- Я подсыпал тебе рвотный порошок, но сначала проверил его на себе. Он совершенно безвредный. Валечка….
- Никакая я тебе не Валечка! До чего докатился! Подсыпать мне порошок! Уходи! Ничего у нас с тобой больше никогда не будет.
- Ты наказываешь меня за то, что я избавил тебя от бесплодия?
- Что за чушь? На этот раз враньё тебе не поможет!
- Валечка, ты не поняла главный принцип медицинского гипноза. Двадцать девятого апреля ты никак не могла зачать.
- Почему это?!
- Потому, что сначала нужно было поверить в свою способность забеременеть. А у тебя такой веры тогда не было.
- Ну и что?
- Вот я и старался, чтоб ты поверила. И преуспел благодаря случайной задержке менструации и организованной мною рвоте. Совпадение этих двух фактов убедило тебя окончательно.
- Не понимаю, к чему ты клонишь?
- Когда ты поверила, мы вторично совершили акт зачатия. Это произошло двадцать восьмого мая. И, согласно принципам медицинского гипноза, только на этот раз появились шансы на успех.
- Что?! – растерялась она.
- Ты должна посетить женскую консультацию в середине июля. Только в этот срок возможно подтверждение твоей беременности. 
- Так почему ты всё это делал втайне?
- Как ты не понимаешь, Валечка? Успех зачатия основывался на вере, которая достигалась ложными аргументами. Их никак нельзя было раскрывать. Просто ничего бы не вышло.
- Аркадий, как же так? – растеряно бормотала она, в то время как он взялся за ручку двери. – Не уходи! Я же ничего не знала.
- Нет, мне лучше уйти. Ты сама сказала: «Ничего у нас с тобой  больше никогда не будет».
- Не уходи! Хочешь, я перед тобой встану на колени?
- Что ты делаешь, глупая?! – он подхватил её обеими руками.
- Аркаш, ты возвращаешь мне надежду!

На следующий день у Аркадия состоялась последняя перед защитой встреча с руководителем дипломного проекта, доцентом Успенским. С ним пришёл высокий мужчина лет тридцати четырёх в немодном костюме с широкими брюками и двубортным пиджаком.
- Познакомьтесь, - предложил Успенский.
- Григорий Фёдорович Белых, - мужчина протянул Аркадию руку.
- Высоцкий Аркадий.
- Григорий Фёдорович подбирает молодых специалистов для своего предприятия, - кратко пояснил Успенский.
Аркадий развернул чертежи и стал докладывать. Это была репетиция защиты проекта. Минут через двадцать Успенский встал.
- У вас, Аркадий, всё в порядке.  Выходите на защиту. Я должен уйти. А вы можете побеседовать, - доцент попрощался и ушёл.
- Я могу свернуть чертежи? – осведомился Аркадий. – Или вы хотите что-нибудь уточнить?
- Сворачивайте, - решил Григорий Фёдорович. - Я из Комсомольска-на-Амуре, начальник отдела на номерном заводе. И у меня есть заявка на молодых специалистов из вашего вуза.
- Далековато, - усмехнулся Аркадий. – А что за завод?
- Судостроительный.
- Но пропустит ли меня Первый отдел? – усомнился Аркадий.
- Пропустит. Меня привлёк ваш дипломный проект, и я обратился в Первый отдел вашего вуза. Всё у вас в порядке. Отец – инвалид войны и член партии, мать на хорошем счету.
- Я могу немного подумать? – попросил Аркадий.
- Пожалуйста. Но имейте в виду, у нас интересная инженерная работа. И квартиру получите быстрее, чем в Европейской части. И для роста больше возможностей. Нам нужны способные ребята.
Аркадий поблагодарил Григория Фёдоровича и вышел на улицу. Судьба открывала перед ним дверь в неизведанный мир. Самым неожиданным было то, что для него, оказывается, не существовало барьера секретности. А ведь именно этим он долгое время объяснял, почему его с порога отвергли в Кораблестроительном институте. Такую версию он слышал не раз и от русских. Мол, правительство не уверено в лояльности евреев. Но оказывается, выражаясь словами Григория Фёдоровича, у него всё в порядке.
Аркадий вспомнил, что еврейские парни из Бобруйска, его отдалённые родственники и знакомые, беспрепятственно поступали на инженерные факультеты Ленинградского высшего военно-морского училища им. Дзержинского. У одного из них он даже видел фотоальбом выпускного курса. Еврейские фамилии составляли там около тридцати процентов. А ведь это была сверхсекретная область. Но власти не препятствовали комплектованию евреями офицерского корпуса военно-морского флота, хотя и жестко ограничивали потолок их продвижения по службе. Значит, дело было не в секретности.
Оно, скорее, состояло в том, что служба на военном флоте, особенно на подлодках, была вредной для здоровья. Длительные морские походы вызывали у мужчин импотенцию и разрушали семьи. Такая служба евреям не запрещалась. А в вузы, дававшие своим выпускникам существенные экономические, или карьерные преимущества, приём евреев был жёстко ограничен. Подобная национальная политика осуществлялась посредством инструкций с грифом СС (совершенно секретно; А. Б.). Их рассылали в Первые отделы предприятий и организаций под громогласные заклинания официальной пропаганды о невиданном равноправии всех наций и народов СССР. Позже, уже в период перестройки, Аркадий узнал, что подобные ограничения распространялись не только на евреев. В некоторых московских вузах дискриминационные списки включали свыше двадцати нерусских национальностей.
В подобной практике без труда просматривались исторические черты русской государственности. Аналогичной была и политика царской России. Местожительство евреев ограничивали чертой оседлости, им запрещали жить в городах и владеть землёй. Их приём в вузы ограничивали крохотной процентной нормой. Но нормы рекрутских наборов для евреев (сорок человек с тысячи жителей; А. Б.) были в пять раз выше, чем для русских. А указ Николая Первого от 1827 года, позволявший принудительную мобилизацию еврейских детей в школы Кантонистов при учебных полках, дополнительно увеличивал и без того несоразмерную еврейскую составляющую Российской армии. Умирать за империю евреям не запрещалось.
На следующий день Аркадий отправился на главпочтамт. Он звонил на телефон бобруйского техникума, в котором работал отец. Минут тридцать пришлось ждать. Наконец, сквозь общий шум зала ожидания до него донеслись слова: «Бобруйск, Высоцкий, третья кабина». Он поспешил к указанному телефону.
- Алло, алло, техникум?
- Секретарь слушает. Вам кого? – отозвался женский голос.
- Позовите, пожалуйста, Высоцкого из кабинета физики. Ему звонит сын из Ленинграда.
- Ой, сейчас. Я быстренько.
Он ждал минуты полторы.
- Аркадий, это ты? – услышал он, наконец, голос отца.
- Да, папа. Здравствуй. Как вы поживаете?
- Хорошо. Какие у тебя новости?
- Двадцать четвёртого у меня защита дипломного проекта. Но уже сейчас мне предлагают работу на судостроительном заводе в Комсомольске-на-Амуре. Я хочу посоветоваться.
- А какой-нибудь выбор есть?
- Пока не знаю. Из Комсомольска приехал представитель с заявкой на молодых специалистов. Он меня приглашает.
- Может, Аркадий, это и неплохо. Там ты сможешь стать настоящим инженером. Москву или Ленинград тебе же всё равно не предложат. А когда приедешь домой?
- В начале июля. Будь здоров, папа. Передай маме привет.

Он на отлично защитил дипломный проект. Затем сообщил Григорию Фёдоровичу, что принимает его предложение. На последующем заседании комиссии по распределению молодых специалистов направление Аркадия в Комсомольск-на-Амуре было утверждено. Комиссия также удовлетворила ходатайство Ленинградского машиностроительного завода о направлении к ним на работу Игоря Ромашкина.
Наконец, выпускникам выдали инженерные дипломы. Товарищи собрали деньги, чтобы заказать выпускной фотоальбом. Прошла ещё неделя, и уже не было никаких причин оставаться в общежитии. Вечером пятого июля, накануне отъезда Аркадия, к нему зашёл Игорь. Со дня свадьбы он в общежитии уже не жил.
- Как дела? – привычно справился он, ставя на стол чекушку.
- Завтра в семнадцать двадцать уезжаю с Витебского вокзала, - Аркадий достал из тумбочки хлеб, колбасу и два стакана. - Сначала домой, а к первому августа в Комсомольск-на-Амуре.
- Тебя кто-нибудь провожает?
- Валентина.
- Мы с Катей тоже придём. Ну, давай помянем прошлое!
Они выпили.
- А у тебя как дела, Игорёк?
- Был на своём заводе. С первого августа выхожу на работу. А пока родители Кати отправляют нас на отдых в Гагру.
Игорь разлил остатки водки и поднял стакан.
- А что Лариса? – поинтересовался он.
- Тяжёлый вопрос, - Аркадий опустил голову.
- Ну, извини, - смутился Игорь. - Давай лучше допьём.
- Подожди, Игорёк. У меня  просьба. Но необязательная. Я не обижусь, если ты её не выполнишь.
- Я выполню. Какая просьба?
- Лариса будет рожать в первых числах сентября. Ей в роддом нужно принести белые астры. От меня. Вот деньги.
- Ладно, - Игорь забрал со стола ассигнацию. – А по мне так, если она вышла замуж, стоит ли лишний раз напоминать ей о себе?
- Конечно, не стоит, - согласился Аркадий. – Это последний раз, в знак того, что я не держу на неё зла. Так ей легче будет жить.

На следующий день Игорь и Катя пришли к поезду провожать его. Она была с цветами.
- Я только занесу в вагон вещи и выйду, - пообещал Аркадий. Когда он вышел, Игоря на месте не было.
- Куда ты девала мужа? – удивился Аркадий.
- Послала за мороженым, - объяснила Катя. – Время ещё есть.
- Ну вот, Катюша, ты и замужем. Всё, как и запланировала.
- А на душе кошки скребут, - призналась она. – Душе не угодишь. Ей кажется, что я была у тебя далеко не на первом месте.
- Нет, Катюша, - он только на мгновение задержался с ответом. – После последней нашей встречи ты вышла на первое место.
- Ты меня просто успокаиваешь?
- Конечно, нет. Всё так и было.
В конце перрона показался  Игорь с мороженым. И ещё через минуту появилась запыхавшаяся Валентина Ивановна.
- В Эрмитаже сегодня представители французских музеев, - объяснила она свою задержку. – С трудом удалось пораньше уйти.
Они ели  мороженое  и о чём-то говорили. Потом Игорь глянул на часы. До отхода поезда оставалось пять минут.
- Нам, Аркадий, пора прощаться.
Игорь его обнял, а Катя поцеловала в щеку. После этого они отошли на несколько шагов.
- Как, Валечка, настроение? – поинтересовался Аркадий.
- Жду середины июля. Как натянутая струна.
- А ты не ходи в консультацию в середине июля. Подожди до конца месяца, чтобы при проверке избежать случайной ошибки.
- Хорошо. В начале августа жду твоего письма. У меня уже будет заключение из женской консультации. Тогда мы всё и решим.
У входа в соседний вагон стояла группа парней и девушек. Они обнялись и запели:
«Сиреневый туман над нами проплывает,
Над тамбуром горит прощальная звезда,
Кондуктор не спешит, кондуктор понимает,
Что с девушкою я прощаюсь навсегда».
- Матвей Аронович не знает о моём отъезде, - заметил Аркадий.
- Я ему передам от тебя привет, а потом и твой новый адрес.
Машинист поезда дал предупредительный сигнал. Валентина Ивановна обняла Аркадия, и он стал целовать её мокрое от слёз, такое прекрасное лицо. Потом резко отстранился, вскочил на подножку уже тронувшегося вагона и смотрел в её сторону, пока перрон не скрылся из виду.


ЭПИЛОГ

                И выбор сделан, в прошлом сантименты,
                Ваш путь дальнейший предопределён,
                Кому цветы, кому аплодисменты,
                Кому-то Стикс, кому-то Рубикон.

Аркадий прибыл в Комсомольск-на-Амуре утром двадцать девятого июля. Несколько дней ушло, чтобы оформить необходимые документы и получить место в заводском общежитии. Первого августа он вышел на работу, а ещё через несколько дней, наконец, отправил Валентине Ивановне письмо. Он писал, что его хорошо приняли на заводе, дали благоустроенное общежитие. Работа у него интересная, а окружающие люди приветливые и доброжелательные. Писал, что любит её, думает о ней и с нетерпением ждёт от неё известий. Ещё он послал два коротких письма, родителям и Игорю.
Аркадий постепенно втягивался в новую жизнь, осваивал работу, знакомился с людьми. Но, возвращаясь в общежитие после рабочего дня, он тщательно просматривал стопку писем, оставленных почтальоном на столе вахтёрши. Родители и Игорь ответили довольно быстро, а от Валентины Ивановны писем не было. Так прошёл август и начался сентябрь. И однажды, привычно просматривая свежую почту, Аркадий замер. В его руках находилось письмо с обратным ленинградским адресом. Он поспешил в свою комнату, вскрыл конверт и стал читать.
«Дорогой Аркадий. Очень рада была узнать, что тебя хорошо приняли и тебе там всё нравится. Так и должно было быть. Ты молод и практически только начинаешь жизнь. Я долго думала и, в конце концов, пришла к очень нелёгкому, но, похоже, единственно правильному решению - приняла предложение Кутасова Дмитрия Тихоновича выйти за него замуж. У нас с ним нет той фатальной разницы в возрасте, которая всегда дамокловым мечом висела над нашими отношениями. Надеюсь, моё решение станет для тебя благом. А я навсегда сохраню благодарность к тебе за прекрасные дни, проведённые вместе.
Твой адрес я передала Матвею Ароновичу. Он был очень огорчён распадом нашего творческого содружества. Сценарист и главный режиссёр уехал на Дальний восток. А против моего участия в фотосъёмках возражает муж.
Матвей Аронович затеял выпуск красочного альбома наших фотокартин. Сергей Иванович, ларисин муж, обещал помочь с его изданием. В альбоме будет одиннадцать фоторабот форматом А-4 от «Влюблённых» до «Ромашкового луга». Я попросила эрмитажного профессора-искусствоведа написать для альбома вступительную статью. В ней он назвал наше творчество искусством высшей пробы.
В начале октября в Москве состоится всесоюзная фотовыставка «Родная природа», и Матвей Аронович повезёт туда «Богиню-Заступницу». Между прочим, я передала ему на хранение все выставочные экземпляры фотокартин, поскольку теперь держать их у себя мне не с руки. Последующую информацию о наших фотоработах ты будешь получать уже непосредственно от него.
Желаю тебе всего наилучшего,
Валентина».
Аркадий ещё раз внимательно прочёл письмо. В нём не было ни слова о её беременности. Значило ли это, что никакой беременности и не было? Или, по катиной логике, он, Аркадий, был для неё лишь партнёром первого этапа? А забеременев, она нашла себе другого партнёра, обеспечивающего благоприятные условия для воспитания ребёнка? Но это были досужие рассуждения. Письмо Валентины Ивановны не предполагало ответа. Оно обрывало последнюю нить, связывавшую его с недавним прошлым.
Утром Аркадий шёл на работу, всё ещё во власти впечатлений, вызванных письмом Валентины Ивановны. Если в фотоработах действительно проявился его режиссёрский талант, может быть, он должен всё бросить и посвятить этому поприщу жизнь? Но такое решение противоречило его натуре. Он не был настроен на революционные изменения хода своей жизни. Да и убедительных причин для подобных изменений не было. Может быть, и инженерная работа предоставит ему возможности для творчества. Почему же он должен её бросать? И, вообще, вопрос, стоящий перед ним, выходил далеко за рамки профессиональной ориентации. Это был вопрос самооценки. Есть ли у него основания претендовать в жизни на какую-то выдающуюся роль? Наверно, не мудрствуя лукаво, нужно жить, как все. Ходить на работу, обзаводиться семьёй. А там посмотрим. Впереди ещё целая жизнь.



Заказать книгу Арье Бацаля можно у автора.
Телефон: 972-523-941800
Для звонков внутри Израиля 0523-941800
E-mail: arie-batsal@mail.ru