Круг. Часть - 12

Александр Краснослободский
               


                Часть – XII.

                (О богах, играх и ...лаврах)






                Амфитеатр Помпей размерами меньше римского и не имеет подземных лабиринтов, но за тыльной стеною здания был свой тренировочный Домус с площадкой для поединков на деревянных мечах. В сей час Домус полон римскими гладиаторами, а площадка занята воинами, выступающими за Помпеи. Со слов свободного рудиария, тренера "троянцев" – помпейских гладиаторов, в бою за крепость будет выступать сам Циклоп!

                Обычно одноглазый гигант был в отряде фракийцев, он отличался от всех тем, что выступал без шлема. У него был большой щит, и вместо меча он бился короткой, с широким лезвием – тяжелой алебардой. Вся Помпея была свидетелем того, как Циклоп, обладавший бешеной физической силой, в одном бою разрубил три щита, а одного гладиатора под смех публики прихватил за ноги, раскрутил и забросил на скамью первого ряда. Это там, где сидели почтенные горожане, на высоту в десять локтей. Зная о его силе и свирепости, горожане, улыбаясь, спорили на то, что сегодня Циклопом будет убито не меньше пяти римских воинов. Падение Трои - в трагедии Еврипида «Елена»! На песке местного амфитеатра она ставилось больше сотни раз, но такого размаха в Помпеях еще не видели.

                Если верить афише, висевшей на постаменте статуи Геракла, что на площади у Форума, по условиям игрищ на каждой стороне будут по два десятка ретиарий с сетями и трезубцами, столько же секуторов с рыбьими шлемами, щитами и короткими мечами. По четыре десятка провокаторов с мечами, щитами, манниками и в поножах, как у секуторов, но на шлемах провокаторов перья будут рогами в разные стороны. По восемь десятков от каждой стороны – мурмиллонов и гопломахов. По пять десятков фракийцев с кривыми мечами и с перьями на глухих шлемах. Разрешено участие по десятку рудиарий. Последние были тренерами и освобожденными гладиаторами. Они следили за «войском», направляли его. Если вступали в бой, то не насмерть.

                Итак, на арене будет почти пять сотен воинов. Чтобы различить их, условились окрасить перья помпейских «троянцев» в синие и черные цвета, а султаны «спартанцев» римских гладиаторов – в белые и красные. По согласованию сторон и решению Суда Игрищ Рима и Помпей, на арене будут выступать двадцать смертников. В объявлении о них говорилось под знаком – missus. Это воины разных народов и иерархий.

                За Рим из известных смертников будут сражаться два опальных аристократа и трое легионеров, один из которых – центурион. Центральной фигурой – Ахиллесом будет димахер Скилакс (прозвище было дано им самим), он был отмечен missus с цифрой V, то есть без обсуждений публики на право помилования. Говорят, что этот гладиатор – византийский шпион, скрывавшийся под личиной художника или раба художника, известно что он убил честного горожанина или трех горожан. Местные его видели. С виду и не воин вовсе, но в объявлении было сказано, что он замахнулся на небывалое – повторение подвига Ахиллеса, который убил 72 троянца. «Художников» с такими запросами на смерть Колизей Помпей еще не видел.

                Этот вопрос висел в воздухе, как рой мух. Тщательно мусолился как плебеями, так и аристократами, решившими на этом объявлении заработать. А еще ходили слухи, что хозяин таверны «У Морских Ворот» поставил на цифру 72 целых пять золотых ауреусов. Если он выиграет, то станет Крезом. Сможет купить себе любой корабль. Да что один - три корабля!

                Никто, понятное дело, в эту цифру не верил. Торговца вином и мясом считали сумасшедшим. Однако многие местные аристократы и купцы, склонялись к цифре 10, потому что 9 смертей от одного воина они видели на этой арене три года назад. Они ставили в пику римлянам - и ставили на «троянского» Циклопа.

                В день девяти смертей было чествование Гермеса, которого здесь чтили особо. В тот день в Базилике у ног статуи бога выросла целая гора из подношений. То местные купцы старались. Греки приносили дары богам, устраивали бои в Колизее. Накануне они вложили большие деньги в караван Шелкового Пути, прибыль с которого стала десятикратной. Толстосумы надеялись на новый рекорд, поставив на цифру, равную кратности. Угадавшего ждал приз – золотая монета с отверстием для подвязки.

               С приближением действа напряжение росло.

               Отовсюду слышны выкрики из рядов простолюдинов в сторону рядов римских аристократов. Кричали о том, что сегодня троянцы изменят историю Еврипида и расколотят бело-красных спартанских гладиаторов – в муку. Римляне в ответ улыбались. Они знали, что исход битвы на портовую распрю если и повлияет, то не в пользу помпейцев. В кулуарах Цезаря этот вопрос уже решен.

               И вот от главных ворот на песок арены вышел сам «Еврипид». Седая курчавая борода, мохнатые брови, лавровый венок и длинная тога-претекста не смогли скрыть знаменитого местного трагика Филона. Он гордо осмотрел публику и вскинул руки:

              – Уважаемые горожане и гости! Сегодня в песке у стен Трои найдут свою смерть не меньше сотни сильнейших в Империи воинов! И у вас есть возможность Богов! В вашей власти будут жизни многих отчаянных голов. И только вам дана возможность оценить их подвиг, заслуги стратег и милость дарования жизни побежденному. Вам и решать судьбу главного приза для лучшего воина - Елену!...

               Публика довольно зашумела. Каждый из зрителей смог разглядеть красавицу рабыню. Сейчас она в «царских одеждах" восседала на мягких подушках на скамье знатных граждан. А потом, к финалу трагедии, она сойдет на настил, устроенный на песке арены. Громкие одобрительные голоса плебсов заставили трагика замолчать. Сделав паузу, он осуждающе осмотрел арену, потом театрально поднял руку, и …представление началось!


               – Тро-о-о-ояцы-ы!!!


               Врата от городской площади распахнулись! В едином строю под сине-черными султанами, гремя щитами, вышли двадцать пять десятков «защитников города». Они встали строем в полумесяц, вычерченный на песке известковой пылью.

               По трели свистка воины первой шеренги в едином движении вогнали в песок квадраты щитов и преклонили колено! По второму свистку на стену щитов легли легкие метательные копья. С третьим свистком воины второй шеренги вскинули вверх луки. В вечернее небо взлетели стрелы с длинными черно-синими лентами. Гулявший над Колизеем ветер подхватил ленты и, развернув стрелы на излете, швырнул вниз. Ведомые тяжелыми наконечниками черные змеи впились в уже образовавшийся квадрат – панцирь «черепахи», собранной из троянских щитов.

               Публика взревела от восторга!

               Внезапно, по новой трели свистка, квадрат стал расползаться в широкий круг, щиты наружной шеренги вновь вошли в песок. Из образовавшейся в центре свободной зоны десятки пращ выплюнули в небо черные мячи. Достигнув верхней точки, они развалились на малые точки. Подхваченные ветром на песок арены и скамьи публики полетели черно-синие змеи. Под рев трибун ленты были тут же разобраны. Плебеи, кому посчастливилось поймать их, радостно размахивали полосками ткани над головами горожан, сидящих на нижних скамьях! Но вновь прозвучал свисток, и круг воинов «Трои», разорвавшись под восторженные крики, стал в изначальный полумесяц, где щиты в общей стене вновь врылись в песок. Ощерившись копьями велитов, воины замерли в защите.

               Выступив в центр арены и подняв над головою руку, требуя тишины, трагик сомкнул пальцы в кулак. Горожане умолкли. «Еврипид» выпрямил указательный палец и, не глядя, направил оный на противоположные врата.

               – А это войско пришло за Еленой! Спа-арррта-анцы-ы!! - громко, выделяя голосом каждую букву, прокричал Филон.

                С последним словом врата распахнулись. На песок Колизея вышел геометрически четкий квадрат из двухсот пятидесяти воинов. Левый фланг квадрата был под красными султанами, а правый – под белыми. Когда за последней шеренгой замкнулись ворота, квадрат разделился на две равные части и, одновременно развернувшись, стал двумя фалангами, красной и белой. Они двинулись в противоположные стороны от центра.

                Сдвинув щиты и выставив меж ними мечи, «цвета» разошлись к стенам трибун. По свистку фаланги остановились и, развернувшись, пошли боевым строем друг на друга. Казалось, что в стене из щитов волосу не проскользнуть, но, сомкнувшись, фаланги прошли сквозь ряды противников, а потом, поменявшись местами, вновь оказались ровным строем у стен трибун. Вновь прозвучал свисток. Фаланги, перестроились в прямоугольники. Их прямые углы стали тылами, направленными на трибуны. В едином шаге они двинулись навстречу друг другу. Сомкнувшись, фаланги образовали изначальный квадрат, защищенный со всех внешних сторон стеною из щитов.

                Следующий свисток вытянул боевой квадрат в фалангу. Равно троянцам, она встала в вычерченный полумесяц. Все боевые построения римлян были просты, но безукоризненны и поэтому встречены криками восторгов.

                – В сей час! Когда на песке растут стены Трои, я хочу представить публике лучших воинов обеих сторон! – громко сказал Филон и поднял руку.

                В распахнутые врата вошли рабы. Они группами стали сносить готовые деревянные конструкции за спины троянского полумесяца. Чуть в стороне от центра образовался невысокий помост с настилом. Наружные части помоста были выкрашены в серые цвета. Линии, собравшись в единое, стали похожими на стену защищаемого города. Еще мгновение - и на помосте выросли две небольшие башенки и врата.

               – Бой между армиями начнется с поединка спартанца Скилакса и троянца Циклопа! Ита-ак! Скилл-лакс!!!

               Под рев трибун на центр Колизея вышел Квинт. Узнать его было трудно. Казалось, что от художника прежними остались лишь светлые волосы. На песке арены стоял гладиатор-димахер, традиционно с двумя мечами. Из одежды на нем лишь набедренная повязка. Он не играл мышцами, не делал ярких взмахов мечами, не были заметны его стать и скрытая в пружине сила. Он стоял на песке, широко расставив ноги, скрестив на груди лезвия гладиусов. Взгляд его был безучастен, он ждал смерти.

                – Сегодня! Ахиллес, если, конечно, не умрет в первом бою, убьет семьдесят два троян-нца!!!

                Под смех публики трагик с улыбкой поднял руку.

                – А вот и его первый счет! Слепая жертва… невинный агнец – Ци-и-кло-оп!!!

               Из центра троянского полумесяца отделилась фигура великана в сверкающих доспехах фракийца. Циклоп был по обыкновению без шлема с закрывавшей левый глаз перевязью, к которой, в насмешку к игрищу битвы, был пришпилен султан из перьев багрового цвета. Играя буграми мышц, он приветствовал публику, подняв над головою оббитый начищенными медными бляхами тяжелый щит. В его руке игрушкою сверкала тяжелая алебарда. Подняв грозное оружие, он выкрикнул:

               – Для вас Я – первый!…

               Горожане встретили его, стоя, в криках восторга! Но только шум умолк, Циклоп продолжил:

               – …Для Ахиллеса – последний! Клянусь своим единственным глазом, его смерть будет красивой, а Елена – моей!!!

               Публика ответила ревом:

               – Убей героя!!! Убей!!!

               Стоявший меж гладиаторами Филон поднял руку, но шум толпы еще долго витал над Колизеем. И вот он стих.

               – Первый бой – «Насмерть»! По окончании в битву вступают провокаторы!!!

               Под рев толпы последние рабы покинули поле битвы. Все приготовления закончены. Под закрывшимися за трагиком вратами был отдан первый сигнальный свисток! Короткий звук трубы известил о начале битвы.

               Вдруг из ряда аристократов поднялся центурион. Широким махом он кинул под ноги димахера часть грозди винограда.

               – Пусть съест последнее перед великой смертью! – громко сказал он и сел на скамью.

               Желание публики – закон!

               Склонив колено, Скилакс поднял виноград над головою. Он с благодарностью поклонился центуриону. Сжал в кулаке бордовые ягоды, и сок брызнул на лицо, волосы, а багровая кровью мякоть была Скилаксом отправлена в рот. Гладиатор глубоко вздохнул. Глаза его загорелись огнем! Глянув без страха на великана, он вогнал в песок лезвие меча и остался с одним гладиусом. Неслыханный и смелый поступок оставил публику безучастной. Судьба воина, плюющего в лицо смерти, уже была всеми принята. Подвига никто не ждал. Да и что было ждать от груды мышц, стоявших напротив?

              Поднявшись на ноги, он не сделал ни единого шага. Взявшись за рукоять обеими руками, гладиатор занес меч над головой.

              Увидев его театральный жест, горожане весело заулюлюкали. В Ахиллеса полетели с трибун огрызки яблок и персиков.

              – Подкрепись перед смертью! – кричала толпа.

              Выждав, когда публика успокоится, великан не торопясь двинулся на димахера.

              Под смех публики Циклоп сделал испуганную мину. Вытянув губы дудочкой и трясясь «от страха», он шел, смешно закрывшись щитом, волоча по песку алебарду, как ребенок ивовый прут.

             Между ними три шага…

             Шаг - и алебарда, взлетев над Циклопом, с сокрушительной силой рассекла воздух. Гром взрыва лопнувшего дерева и звон медных блях пронесся над песком Колизея.

             Димахер стоял позади великана, так же широко расставив ноги и с поднятым гладиусом. Пред Циклопом, в пыли песка, лежала треть разрубленного щита и …кисть левой руки.

             Единственный глаз Циклопа налился кровью. С яростным криком он бросился на димахера. Но снова взрыв удара. На песке оказалась еще одна часть разрубленного щита и обрубок руки уже до предплечья. Кровь из раны великана била фонтаном.

            Не чувствуя боли, он вновь широким махом разрубил воздух. Лезвие пронеслось над головою соперника, присевшего в классической защите. Целя жало в шею Ахиллеса, Циклоп сделал выпад вперед. Димахер нырнул под руку с секирой, и молнией мелькнул клинок.

            Со вскинутыми вверх руками, уже без оружия, димахер приветствовал публику, а за его спиной качалось тело гиганта. Острие меча вышло из затылочной кости Циклопа. Основание эфеса было уперто в надбровную дугу еще недавно здорового глаза. Повернувшись к Циклопу, димахер взялся за рукоять меча.

            Он театрально чуть вытянул лезвие и, сделав губы дудочкой, как ранее делал Циклоп, дунул на соперника. Голова гиганта скользнула по лезвию меча. В тишине могучее тело в грохоте разукрашенных кровью доспехов рухнуло на песок.


            – Это – Первый! Как он и обещал, поклявшись глазом! ...Вам нужна кровь? Много крови?! Обещаю семьдесят два трупа. Вам хватит?! – крикнул Квинт публике, и та, словно очнувшись, тихо загудела.

            Такого стратега, скорости и качества боя Колизей Помпей еще не видел.



                __________________________________________________





            – …Опять этот пьяница со своим виноградом, – сказал старый плебей и погладил голову беспородной собаке.

            – Замолчи, старик. И пса своего держи подальше от моих ног, – зашипел на плебея косоротый купчишка. – Не мешай видеть и слышать.

            Старик зло посмотрел на молодого грека.

            – Мой пес тебя запомнил, косоротый. Ты еще не то увидишь, когда покинешь это корявое тело, – тихо сказал старик.

            – Обещаешь?! – удивился купец наглости старца.

            Он с ухмылкой посмотрел на пса и …замер. Трехглавое чудище смотрело на него не с угрозой, а с пониманием неизбежного. Тряхнув курчавой головою, словно скинув наваждение, косоротый глянул вновь на собаку. Дворняга лежала в ногах старика и смотрела на арену.

             – Привидится же, - испуганно прошептал купец и на всякий случай отодвинулся от старика подальше.


             По ряду плебса пробирался бедный горожанин. На нем старая туника и в руках ивовая корзинка с дымящимися паром глобули – жареными тестяными шариками, политыми мёдом и посыпанными маком. Перешагнув через пса, он присел на свободное место.

              – Запаздываешь, братец, – сказал старик подвинувшись, дав возможность пришедшему сесть поудобнее.

              – И что действо? – тихо спросил горожанин, запустив руку в корзину.

              Выудив со дна кусок сырого мяса, он ткнул пса носком сандалии. Беспородный поднял голову. Благодарно махнув хвостом, пес осторожно прикусил подношение. Рука старца нырнула в корзину и достала еще дымящийся жареный шарик.

              – Сынок уже выступил, …не без винограда дело пошло.

              – Тот самый?

              Старик погрузил ряды белых здоровых зубов в сладкую тестовую мякоть. Прожевал и, довольно хмыкнув, сказал:

              – Оный, брат. Пурпурный. Сейчас тут закружится смертушка белым спадом весеннего цвета яблони. Уж поверь старому. Не забыл про пари?

              Словно в доказательство тому, с меча Ахиллеса сползло тело Циклопа.

               – Первый? – спросил мужчина и запустил руку в корзину.

              Старик лишь качнул головою.

              На песке уже бились провокаторы. Полумесяцы гладиаторов стояли в кругу, ожидая своего часа. В центре поля кружились ножницы смерти. Двумя мечами Ахиллес стриг черно-синие султаны направо и налево. Скорость клинков была невероятной! Гора из трупов в ногах героя росла на глазах.

              Раздалась трель свистка, и бой прекратился. На песке центра арены остались лишь мертвые и раненые гладиаторы. Поверженных стали сносить к воротам, а в образовавшейся паузе вновь появился Еврипид.

              – А вот и новая цифра!!! - сказал он, с восторгом глядя публику. – Десять смертей от одного клинка!!! И это только начало представления!!!

              Указательный палец трагика остановился на одинокой фигуре димахера.

              – Я прожил долгую жизнь! Но еще никогда, поверьте мне, не видел столь сильного стратега! Слава ему!!! Слава!!!

              Доселе молчавшая толпа взревела:

              – Слава димахеру!!! Слава!!!



              Старец нагнулся и погладил пса. Дворняга довольно заскулила. Повернув голову, пес лизнул испещренную морщинами ладонь. Старик размахнулся и кинул недоеденным глобули в трагика.

              – К делу! – коротко крикнул он Филону.

              Поклонившись старцу, трагик громко сказал:

              – Сейчас Скилакс против пары «рыб» и двух «рыбаков»! Потом ретиарии римлян против троянских секуторов. Встречайте!!!

              Толпа вновь загудела. Бой неслыханный. Еще никогда ни один димахер не бился сразу с двумя ретиариями. Все знали виртуозность и силу трезубца и сети, а тут еще и две «рыбы». Но бой не был интересным. Понять, как вся четверка сложила головы, кроме странной пары, наслаждавшейся своими сладостями, никто не смог.

              Четыре трупа, и …живой димахер.

              Лишь голос центуриона со скамьи аристократов:

              – Четырнадцать!...

              Поняв, что произошло невероятное, толпа взревела!

              – Дионис твой, что счетовод на виноградных грядах: рабов полными коробами считает, – тихо сказал старик и потянулся к корзине.

              Достав тыквенную бутыль, он вытянул зубами пробку и хлебнул нектара. Горожанин в злости сузил глаза.

              – Тебе ли жаловаться. Те короба полны голов. Твое царство ширится, растет.

              Старик улыбнулся.

              – Старается …мастер виноделия.

              – Скоро, совсем скоро он будет так же стараться там, в горах. Посмотрю. Ждет его подвиг. Ох-х, ждет…

              Седая голова старца с пониманием кивнула в ответ:

              – Я увижу это глазами орла.


              – …Сорок восемь! - кричала толпа.

              Все стояли на ногах. Все были во внимании и забыли про ставки.

              – …семьдесят!... – …семьдесят один!!!

              – …семьдесят два!!!


              Квинт с открытым в захватившей его радости ртом ловил и собирал мгновения славы!!! Гора трупов и раненых была велика. Он шел на врагов, а они пятились от него, как от прокаженного. Он искал смерть, а она пряталась от него за спинами гладиаторов.

             Но вот и она! Его приз! Елена!

             Елена?

             Елена???!

             В глазах мастера стоял не герой Трои, а ненавистный судья. За его толстой фигурой не Елена. Нет, не Елена!

            – Валерия! Прости, я знал…

            – Стой там, и я оставлю тебе жизнь! – крикнул судья. – Мне нужна твоя кисть, ты понимаешь меня?

            И Квинт узнал Аполлона.

            – Тебе мало того, что я сделал?

            Вскинув меч, мастер смело пошел на Бога. Судья, вскинув лук натянул тетиву. Сверкнув голубой молнией, стрела вошла в щиколотку героя.

            – Еще можно все исправить! Ты должен преклонить колено - и все забудется!

            Квинт сломал стрелу. Он упрямо сделал шаг вперед, крикнув за спину бога:

            – Валерия! Я знал… Прости…

            Вскочив со скамей, толпа орала:

            – Жить - димахеру! Приз - димахеру!!!...


           …Стрела вошла в сердце героя. Он упал бездыханным к ногам рабыни.

           Ничего не понимающая толпа взревела в негодовании. В бога полетело все, что у них было: еда, сандалии, но…


           – Мне пора. Дальше не интересно, – сказал старик, довольно потирая руки.

           Что будет позже, он знал. Посмотрев на застывшего брата, он встал. Быть свидетелем падения богов Аид не желал.

           – Пошли, Цербер. Нас ждёт работа. Пора встречать рабов с коробами, – сказал Аид, пряча глаза от Зевса.


           Мгновением позже его видел криворотый купчишка. Его и рядом трехглавую тень.