Апология мата

Ольга Штерн
  Тема огромная и неподъемеая для одного человека. Тем более для женщины-человека. Буду благодарна за дополнения, размышления,рассуждения, заметки. Очень надеюсь на  вашу помощь.    
   Смешно и нелепо писать о мате, избегая нецензурных выражений, даже для примера. У меня с матерщиной отношение как с музыкой, хорошего исполнителя слушаю с удовольствием, а сама не умею.
   Но и молчать не могу. Вот и приходится пробегать между каплями дождя (калька с иврита), пытаясь съесть известную всем рыбку.
    Я помню времена, когда при женщинах не ругались матом. Да и окружающие женщины практически не матерились. Имелась довольно обширная категория слов, не принятых в культурном обществе. Например, клизма, оргазм  или менструация. Разумеется, бранные слова знали все. Но вслух не произносили. Во всяком случае, при лицах противоположного пола. «Жопа» или  «говно»  выговаривали, понижая голос. Кстати, «еврей» тоже. Особенно бесшабашные могли прочитать стишок, где некоторые слова «обозначались».
   
   « Как из гардеропа
    Высунулась жо…
    Не подумайте плохого,
    Желтая рубаха».

 Таких песен было много, мы, дети, пели их с удовольствием и воодушевлением, чувствуя, что перехитрили, обошли запреты.

   « Мы пук, мы пук, мы пук цветов нарвали,
Насра, насра, нас радует весна…»
   И так далее…

Еще были частушки, пришедшие из деревни.
    «Как у деда у Мирона
     На  … сидит ворона.
     Лишь ворона запоет,
     У Мирона … встает».

    Складно и смешно. Тем более  что можно петь «нос».

   Рассказывались анекдоты, где отсутствие сюжета компенсировалось грубым словом.  Позже, познакомившись с «Запретными сказками», собранными А. И. Афанасьевым, я увидела, что большое количество сказок  или вовсе не имеет сюжета, или сюжет банален. Вся соль в последнем предложении, которое, как правило, содержит нецензурные обороты.


                Испытал старуху
                ( из сборника А. И. Афанасьева)

      В одной деревне старик да старуха сговорились: если кто умрет раньше, одеть его в самое лучшее платье, остальное имущество отдать бедным. Через некоторое время старуха вздумала испытать старика: притворилась, что захворала, а через день и умерла. Вот старик нарядил ее в самое лучшее платье, да не в одно, а в два - три. Старуха ожила и благодарит старика, что не пожалел ничего для нее.
     Задумал испытать старуху и старик. Через полгода и он будто захворал и умер. Вот старуха одела его в самую драную рубаху и штаны, пожалела и гроб заказать, и положила его в нос старой лодки, а вместо савана накрыла драным куском брошенного невода и стала причитать:
     - На кого ты меня покинул!.. Да куда ты, золотце, отправляешься! Да как я буду жить без тебя! И куда ты уходишь!
     Старик не выдержал лицемерия, вскочил и говорит:
     - Рыбу ловить, ****а мать!

   Без мата тоже забавно, но того эффекта нет. Не правда ли?


      Надписи на заборах в пору моего детства и молодости  были однообразны и  односложны. Или правильно сказать «однословны»?  Обычно писалось слово, кое поэт  Жуковский изобретательно определил как повелительное наклонение слова «ховать», то есть «прятать». Но писалось это слово часто, как будто количеством, частотой употребления, было просто необходимо что-то выразить.

    Какие - то смутные догадки у меня были, но додумать их до конца я не могла, по молодости  лет и отсутствию образования. Это много позже я узнала о номинативной, коммуникативной и  экспрессивной  составляющих нашей речи.

    Из художественной зарубежной литературы выходило, что бранные слова не обязательно связаны с полом. И называется это не матерщина, а богохульство. Тема другая, но есть общий знаменатель - эмоциональная насыщенность. Было там еще что-то, но выразить словами я это не умела.
   Все это было занимательно, но поговорить о своих догадках было не с кем. Не с учителями же. И не с подружками. Особенно с подружками.

   Случайно  услышав грубое слово,  девочке было положено заткнуть уши, сделать брезгливую гримасу и удалиться. Или, в крайнем случае, « не услышать».
   А что делать, если такие слова попадаются в академическом издании произведений А.С Пушкина, который «наше все»?

  Что, и «Приключения бравого солдата  Швейка» не читать? Для меня эта книга была настольной, как сказали бы сейчас, культовой.  Я выросла в военном городке, мужчин в штатском впервые увидела лет в восемь. Все, что касалось армии и войны,  было понятно и интересно. Я и сейчас, в трудные минуты, читаю «Бравого солдата». И часто цитирую грубые немецкие выражения к  фальшивому ужасу окружающих. И даже на немецком языке, которого не знаю.
Тогда мне книга казалась юмористической. Позже я поняла, что это не совсем так. Это о буднях и повседневности войны. О выживании. О дружбе. О выборе, который мы совершаем постоянно. Энциклопедия войны. Книга смешная в древнем, обрядовом, первоначальном употреблении и понимании смеха. Смех как демонстрация силы, самообладания и контроля ситуации.
   « Некогда смеху приписывалась способность не только повышать жизненные  силы, но и пробуждать их» (В. Пропп , «Проблемы комизма и смеха»).
А Зигмунд Фройд  писал, что человеку смешны три темы: секс, отправления кишечника и политика.
    Мы не будем вдаваться в подробности того, что смешно и почему. Примем за аксиому, что непристойности нам смешны. То есть являются источником силы и демонстрируют контроль и самообладание. Или помогают справиться с эмоциональным напряжением.
   В известном всем мифе о Деметре и Персефоне, богиня плодородия никак не может найти свою украденную в царство мертвых дочь Персефону и  погружается в горе. От горя Деметры на земле прекращается рост трав и злаков. Тогда служанка Ямба совершает непристойный жест и тем заставляет богиню смеяться. Природа оживает и на землю приходит  весна.
   Так что, в книге о войне без нецензурных выражений ну никак нельзя.

   А вот невыдуманная история того времени. Брат мой после Политеха работал мастером на заводе. Еврейский мальчик из приличной семьи, правильному разговору обучен не был. Поэтому ругался на нерадивых рабочих цензурными словами. Типа «негодяй», «мерзавец» и так далее. Рабочие обижались, и даже собирались его побить. Обошлось.  Аналогичный сюжет есть в книге «Москва – Петушки». Уместно добавить, что брата моего зовут Александр, а отца - Хаим. Каждый без труда сообразит, как звали его рабочие по отчеству.

   Словом,  в подростковом возрасте я держала ушки на макушке, а рот на замке, понимая, что не дождусь одобрения ни дома, ни в школе.

   Позже, в университете, я с удовольствием освоила  язык лекций и учебников, хотя и понимала, что использование и злоупотребление этим стилем в статьях, маскирует убогость мысли. «Кто ясно мыслит, ясно излагает», говорили римляне, правда на латыни.

   В каком классе мы проходили  Ломоносова с его  тремя «штилями» речи?  В седьмом?  Высокий, средний и низкий штили. Можно сказать: «Юная дева трепещет». Можно: «Девушка дрожит». А можно по-простому: «Девка трясется».
   Сочетание терминов и простонародных выражений, как правило, грубоватых, вносило в речь эмоциональную путаницу и давало ощущение игры.

   В детстве любят возиться в грязи. Это необходимая фаза развития ребёнка. (Бедное поколение, растущее в компьютерном мире без вкуса, запаха, температурных и тактильных ощущений!). Слово «грязь» я употребляю здесь без отрицательной коннотации. Грязь, земля, мокрый песок, камешки - есть в этом что-то основополагающее, фундаментальное, не правда  ли?
   Точно так же дети в возрасте трех - пяти лет пробуют «на вкус» различные слова. Приводя в ужас родителей.
   То же самое я чувствовала по отношению к «низкому штилю» в языке, речи…

   Особенно много всякого интересного можно было услышать, подремывая на третьей, багажной полке плацкартного вагона (мое обычное место в поезде), когда я ехала на каникулы из университета домой. Не подумайте, что я специально выбирала такие вагоны. Покупала, что было. Ночной  сидячий. Поскорее домой.
   Пассажиры  в этих вагонах были, мягко говоря, без высшего образования, говорили о жизни, не стесняясь в выражениях.  Я была маленькая и ловкая, быстро забиралась наверх, сумку под голову, курточку вместо одеяла. Меня почти не замечали, или просто не обращали внимания. Да и я не очень-то прислушивалась, но уши не затыкала. Основное впечатление от  услышанного - странное сочетание грубости и сентиментальности. И, безусловно, эмоциональная окрашенность, и непривычная энергетическая заряженность.

   Словарный запас мой пополнялся сленгом, жаргоном и  просторечными выражениями. Пассивный словарь. Разговаривать на таком языке я не умела, да и не с кем было. Сленг - это язык, принятый между «своими». А своими у меня были студенты Ленинградского университета.

   Становилось понятно, что так завораживало меня в нецензурной речи. Ее энергетическая составная. Информационная часть не только не была интересна, но даже мешала. Разве что в частушках, где грубые выражения усиливают комизм.

   Из наблюдений того времени.
   Бранные слова почти никогда не употребляются по прямому назначению. Т.е. для обозначения предмета. Номинативная функция как бы отключена. Для нее существуют всяческие метафоры и эвфемизмы.
   А вот обозначить матерным словом какую-то хреновину и объяснить тем же языком, что с ней делать - это получается очень хорошо. Просто, доступно и экономит время. Нейтральный вопрос: «Кто взял без разрешения штангенциркуль? Верните, пожалуйста», можно задать короче и так, что сразу становиться понятно, взятое необходимо вернуть на место, иначе не поздоровится.  Кто-то затрудняется перевести предложение про штангенциркуль на русский рабочий язык?  Это как бы общественный договор, хитрость, уловка. Игнорируя номинативную часть, мы используем экспрессивную и коммуникативную составляющую речи.


   В этом смысле, мат действительно всенародный язык, в отличие от криминального сленга, понятного только «своим». Или в отличие от профессионального жаргона.
   А те  дамы, приятные во всех отношениях, как сказал Гоголь, называющие нос «вратами  души», обращают внимание только на номинативную составляющую,  доля которой в данном контексте мизерна. Почему они это делают и зачем?
   Это тема психологии, а мы здесь дилетантски размышляем о филологии. 
К слову, именно у женщин матерщина звучит особенно некрасиво, потому что, как правило, они имеют в виду то, что называют. Вот и выходит, что вся непристойность  у них в голове. Грустно.

   Откуда вообще возникло правило, что какие-то слова являются непроизносимыми?  Сочетание звуков или смысл? Не может быть, чтобы смысл. Те же предметы или действия можно совершенно легитимно назвать иным сочетанием звуков.
    Про воздействие на психику определенных звуков и их сочетаний сказать мало что могу. Это не ко мне. Это к буддистам и кришнаитам  с  их мантрами.
   Где искать вразумительный ответ?
 
 Явление относится к разряду «Культура»? Речь идет о Слове?
Значит, открывай книгу Джеймса Джорджа Фрезера  «Золотая ветвь».

   В главе « Табу на слова» Фрезер пишет, что в первобытных культурах человек не проводит разницы между словами и предметами, которые этим словом обозначены. Имя - это часть предмета. Через слово можно магически воздействовать на сам предмет. Поэтому со словами нужно обращаться осторожно и вдумчиво. Табуированы имена собственные, а также названия определенных предметов и действий. Выработана система замещающих слов и обозначений. Запреты эти касаются, как правило, важнейших для племени действий и явлений. Охота, рождение и смерть, урожай, приготовление пищи и еда. Да мало ли, нам сейчас и не понять всего. Хотя почему это не понять? Мы, иудеи, не произносим имя Всевышнего, а вместо этого используем множество вспомогательных имен.
   Рудименты таких запретов попадаются в нашей повседневной речи. Самый известный - слово «медведь», которое заменено словом «хозяин». Впрочем, слово «медведь» тоже замещающее, а какое было до него?
   Примеров, которые приводит Фрезер, великое множество. Особенно мне понравилось, что у малайцев тигра в лесу называют «дед», а в быту «полосатый». А вот кота называют «кухонный тигр». Мило.   
   Табу налагается почти на все, что связано с обрядами, вождями, правителями, религией.
   У меня нет никаких сомнений, что названия частей тела, напрямую связанных с деторождением, а косвенно с плодородием и урожаем были табуированы. Чтобы злые духи не услышали и не причинили вред. То есть изначально слова были священными и охраняемыми. С течением лет, табу осталось, а причины запрета как бы забылись, поменяли полюс. Явление в этнографии и фольклористике  частое и известное под названием «обращение». Не  буду вдаваться в подробности, но любознательным советую прочитать труды  Фрезера и  Проппа.  Захватывающее чтение.

   Да, чуть не забыла. Мат очень чуток к неправильному, безграмотному применению. Довлатов об этом очень точно написал.
 Так вот, в наше время тотальной безграмотности, когда слово «подмышки» пишут раздельно, а «механик» с двумя «н»,  когда можно встретить выражения «скрепя сердцем» (две ошибки сразу) и « не в суп ногой», именно мат остается оплотом чистоты, грамотности и лексической культуры.

           Отрывок из повести  Довлатова  «Зона»:

 "...Но есть красота и в лагерной жизни. И черной краской здесь не обойтись.

По-моему, одно из ее восхитительных украшений - язык.

……………………………………………………………………………………..
               
Разрешите воспроизвести не совсем цензурную запись из моего армейского блокнота.

"Прислали к нам сержанта из Москвы. Весьма интеллигентного юношу, сына писателя. Желая показаться завзятым вохровцем, он без конца матерился.

Раз он прикрикнул на какого-то зека:

- Ты что, ебнУлся?!

(Именно так поставив ударение.)

Зек реагировал основательно:

- Гражданин сержант, вы не правы. Можно сказать - ёбнулся, ****Улся и наебнУлся. А ебнУлся - такого слова в русском литературном языке, уж извините, нет...

Сержант получил урок русского языка".