1
- Значит так…- предупредила вдруг Маруся об окончании беседы горько- женской, вслед и лопату, что держала в руке, наотмашь в землю хлестнула, тут уж вовсе отсекая любое ее продолжение.
Соседка Авдотья, прервавшись в самый сочный момент, когда и всплакнуть впору, так и застыла телом худосочным. Воинственный свист лопаты услышав, вздрогнула, затеребила платок, горохом усыпанный.
Маруся же взлетела взглядом широким ввысь, небо обняла, опустилась чуть ниже, кажется, охватила и поле ржаное, колыхающееся, и кромку леса, дымкой знойной затянутого. Поскользил так взгляд ее, да и сделался серьезным, цепким, дернулся, упал куда-то под ноги соседке.
- Решила я… Пойду искать Бабий остров,- твердо молвила.
- Чего?- выдохнула Авдотья. Потянулся горох на платке, следуя за шеей , к новостям удивительным.
- Пойду. Уж решила,- решительно продолжила Маруся, подошла к лопате, оперлась на нее.- Надоело мне, что пьет мой Степан беспробудно. Вся изба в бутылках горьких. Теперь, ирод, и в палисаднике прячет их, под кустами смородины повадился прикладывать… А скажу что- так глянет, что , думается, и поколотить готов… А ведь поженились недавно. Пойду. Уж в среду решила…
Тут Авдотья начала приходить в себя. Ох, и забалагурило внутри у нее. Ближе подскочила к молодухе. А где-то там, под россыпью гороха, завьюжили вопросы, потом посбивались в кучу, да на выходе, потолкавшись, и застряли. Об острове этом расспросить, аль сначала все ж крикнуть: “ Что ж ты удумала, Горюшка?!» Сдернула Авдотья горох с головы. И первым проскочил все же первый вопрос, самый эмоциональный.
А у Маруси, кажется, и конопушки теперь натянулись в решительности тотчас действовать. Уперлась взглядом в землю, словно сама с собой в размышления мерные пустилась:
- А что? Живут там женщины одни. Никого больше, кроме зверей и букашек. Красивые… И серьезные очень. Друг за дружку- горой. Ездят себе верхом на лошадях, да ногами управляют… Коленками сожмут…Такие сильные…
« Ай!”, “Ой!” Авдотья уж и рот рукой прикрывала, потому как не открывался он шире, и глаза терла, потому как и они уже выпучены были , а удивление нахлынувшее все ж требовало эмоций сиюминутных и ярких.
А Маруся все чеканила и чеканила слова, как ударами искрящимися в кузнице:
- А еще мужчин они туда, к себе на остров, пускают, пускают, миленьких… но- ненадолго. Вот улыбаются, приглашают, значит… «Проходите, дорогие гости!” А все для чего? Чтоб использовать - ну, того…
Маруся, зарумянившись, сейчас почти коснулась своим горячим носом уха Авдотьи , тоже другую расцветку принявшего, потом , вдруг верх ораторского искусства проявляя, в паузе многозначительной чуточку отстранилась, да махнула рукой, словно отсекая что-то со свистом: "... и- убивают."
Кажется, дышать перестала Авдотья, моргать, но и удивительно помолодела враз. Так оживились глаза, румянец на щеки намазался. Что ж, новости такие - не хуже крема заморского.
- Маруся, а далеко ли этот… остров этот?- с надеждой спросила, что недалеко он и, уж если что - эх…
- Да, не знаю… Но точный адрес есть. Вот, сохранила я …
Запустила Маруся руки в грудь свою, платье оттопырив, нАлитость переминая. От напряжения раскраснелась, успев подумать, что потерян заветный клочок. С головы ее прядь русых волос выбилась, слетела, едва не угодив на нос Авдотьи, в крайней степени ожидания приблизившийся совсем близко.
- Ах, вот он,- выдохнула облегченно молодуха, отдуваясь, забросила прядь обратно, да скорее принялась разворачивать смятый комок.
В клочок газетный нырнули собеседницы. Поразительная картинка отразилась сейчас в зрачках их пытливых.
На лошади восседает крепкая баба с острым взглядом сверлящим, растрепанными волосами. Правда, одежда на ней странная. Кусок тряпки какой-то едва прикрывает тело широкое. Хотя, что уж там смущаться голых коленок, когда мужиков на острове нет. На шее ее блистают бусы симпатичные, крупные, зеленые. В руке топор, немного странный: с двух сторон будто заточен. Видно, им и расправляются с гостями…
Внизу, под картинкой, пальцем провела Маруся, Авдотья сделала то же носом- вместе прочли: « «Амазонка. Бабий остров.» Отпечатано в типографии города Ванино.»
- А где ты брала это, - подняла вдруг Авдотья на Марусю глаза, как- будто даже страхом наполненные, теперь взглянула на край клочка , где по краю рваному бумаги распласталось буро- красное, уже въевшееся пятно. Капли, брызги той же цветной сущности по всей остальной поверхности газетной разбросались.
- Да, это я борщ к обеду готовила,- усмехнулась Маруся, и Авдотье показалось, как-то недобро она это сделала.- Тут увидела, что написано, ахнула, кинулась, а руки-то… Так что: идешь со мной?
Авдотья замялась. Вроде бы и хотелось, да озноб какой-то проникал в коленки, проползал по затылку, как только представляла себе… А представить успела она уже все- до последней мелочи. « Уж лучше подожду, а там, если что – эх…”
“Как хочешь,- буркнула Маруся, лопату выдернув, словно бы самой себе добавила,- собираться пойду и уж завтра…»
2
Подошла к дому Маруся, лопату к забору приставила, не спеша прошлась по двору.
Задумчивостью опоенная, подумала : «Платья с собой цветастые брать не буду. Там потемнее нужны, посерьезнее, чтоб к глазам подходило. Ну, а если настаивать будут там соседки, уж тогда разорву юбки свои, как у них, до голых коленок…»
А шаг в мыслях таких привел тем временем к курятнику. Привычным движением посыпала крупу из ушата. Через толпу пернатую кудахтающую дальше в задумчивости побрела, теперь другую мысль грея: « Буду уж там разводить, что душе моей захочется. А здесь… Отдам соседке, со Степаном бурьяном все вокруг зарастет, что уж о скотине говорить…»
Взгляд задумчивый на миг прояснился- увидела сорняк на гряде с луком. Руки привычно потянулись, заставив наклонится, зашуршали в зелени. А в голове снова мысль возникла, захлопала крыльями неспокойными: « А ежели спросят меня, замужем ли?... Совру, скажу, что и не была. А ежели не поверят?”
Разогнулась Маруся, травы пучок уронив. Другая мысль пришла, тоже тревожная: “ А ежели скажут , что не подхожу, не способная?...Надо мне попробовать на лошади... Как они. Уже давно верхом сидела…”
К действию направленная мыслями такими, бросилась она в дом, к шкафу сразу направилась, да нащупала под одеждой на полке шкатулку деревянную. Открыла, позвенела украшеньями девичьими, да достала заветные бусы, доставшиеся еще от бабушки по наследству. О них она думала с того самого момента, как картинку увидела.. Сразу узнала их на шее крупной Амазонки , так похожи были…
И вот теперь с вдохновением любовалась Маруся на болтающиеся в руке камешки гладкие, болотным цветом отливавающие. “ С собой возьму,”- подумала, на шею забросила. Дальше взялась за платье. Достала с полки самое темное, быстро к груди приложила, крутанулась перед зеркалом, да, бросив его на стол, быстро обкромсала ножницами низ, мысленно на месте отрезанном уже и коленки свои представила,после и рукава отрубила, да, вдохновившись, и сбоку пару надрезов сделала. После некоторых раздумий все же одела одеяние непривычное поверх платья. По дороге топор захватила.
Не успела ворона, к курятнику наметившаяся, двор перелететь, а Маруся, оглядываясь безостановочно, уже вела довольного Догоняя за баню. Он то и дело размахивал хвостом рассыпчатым,обнаруживая по пути заросли приличные осоки, тут же тянул морду , с аппетитом зубы крепкие оголяя.
“ Но, Догоняй, н-но, пошли…”- тянула упирающуюся лошадь Мария подальше с открытого места.
За баней выдохнула облегченно, ослабила поводья, наконец, позволив ноздрям Догоняя окунуться в еду ароматную. Здесь, в окружении дремучего малинника, поляна покой обещала. Огляделась девка, снова поводья натянула, подвела жующего Догоняя к куче чурок березовых, так и не доведенных Степаном до дров.
Замерла сейчас морда лошадиная с ворохом травы в зубах, уши навострила, прислушиваясь к копошению позади. А Маруся , наступив на чурки, начала взбираться на круп напряженный, хватаясь за гриву, да еще топор сжимая, теребя обухом бок лошадиный… Близкий к панике, Догоняй вдруг захрипел, головой дернул, начал ногами переминать.“ Ай, тише!”- вскрикнула Маруся, покачнулась, повисла, ужасом объятая, однако ж успела забросить ногу и, поднатужившись, забралась, наконец, наверх. Раскрасневшаяся, погладила , успокоила Догоняя, дыхание перевела. Теперь оставалось войти в образ. Оглянулась Маруся, поправила обрывки одеяния, бусами звякнула, топор пальчиками удобнее обхватила. Выдохнула, глаза закрыла, да и представила, что сидит она сейчас где-то в самой середине этого самого острова. Тихо так, а вокруг нее соседки - такие, как на картинке, и тоже сидят. Красивые, сильные, взгляды у всех серьезные - не побалуешь с такими. Но горой они друг за друга. И за Марусю тоже. Ведь теперь она - одна из них…
Открыла глаза, из фантазий вернувшись, да постаралась испепелить взглядом березу, попавшуюся на пути. Нахмурила брови, да, видно, так увлеклась, что сжала крепко холку Догоняя. Запаниковал он, впечатлительный, жующий, захрипел, хвост задрав, дернулся к той самой березе, едва успела к гриве прильнуть вскрикнувшая «амазонка». Из- за ствола пятнистого тут же с визгом подлетел соседский полосатый кот. Едва коснулся лапами земли, тут же припустил к малиннику, вскоре полосками зашуршал в колючих зарослях.
Маруся осталась довольна собой, фантазиями- абсолютно всем. Тем более и Догоняй как- будто смирился, от поглаживания ласкового, нежного сразу успокаивался. Маруся некоторое время еще посидела со вздернутым подбородком, глазами строгими, смакуя фантазии, поправляя топорик, да бусы перебирая…
3
Степан возвращался домой по пустынной дороге со странным ощущением внутри. Останавливался, вскидывал взгляд печальный на шелестящие липы, громоздящиеся на обочине, жмурился солнцу вечернему, проглядывающему через них, щетину тер на подбородке, головой вдруг качал мыслям возникающим, да и дальше брел, в рассеянном шаге съезжая одним сапогом в колею тракторную.
« Странный день,- думал, размышлял,- мало того, что Авдотья , эта балаболка, разозлила… И надо же было сунуться мне к магазину аккурат около ее дома, вот, обошел бы с другой стороны… Налетела, крыльями замахала. Первый, кричит, под наказание пойдешь, вот только придут в деревню какие-то там… Аньки, аль Зойки- кто такие? И зашептала, что по приглашению Маруси это все… Мол, бойся баб на лошадях, в платьях коротких, обязательно с топорами. Тьфу, дура…» - получилось так в сердцах сейчас у Степана.
Дальше мысли забурлили…
«Потом, значит, только купил, огляделся. Вижу - Димка Мурин сидит на скамейке, курит, жмурится и коту ,развалившемуся на траве, улыбается. Со странностями он, конечно, всегда был, но в компании как-то оно веселее… Только присел я рядом, поздоровался, расслабленно щелкнул крышкой, а тот вдруг глаза вылупил, да давай заливать мне. Мол, орудуют у нас в лесочке недалеко русалки. На лошадях ездят, весь день камни какие-то там собирают по болотам, да непременно, зеленые. Потом бусы нацепят из них, лохмотьями прикроются, да с топором- в деревню. Страсть, как мужиков пьющих не любят. За километр унюхают, да туда рвутся, размахивая бусами, топором… Сказал так он, да по бутылке моей ногтем - щелк! Улыбается еще шире, чем коту- не понять чему.
Что спорить с юродивым… Встал я, побрел, хмурый до невозможности. Залпом от расстройства такого осушил полбутылки, потом глотками вроде занялся по дороге. А настроения не прибавляется. И дергается что-то, дергается внутри - будто и не пил вовсе. Тьфу…»- снова в сердцах вышло у Степана.
На подворье, тишиной укрытое, Степан зашел. Отогнал от курятника ворон , снова огляделся, кликнул Марусю. А нет ответа. Только собирался разозлиться , услышал вдруг со стороны улицы топот, дыхание прерывистое. Бежит жена с зажатой курицей в руках. Раскрасневшаяся, увидела, закричала:
- Ой, а ты уж пришел? А я вот к соседке бегала… Курица наша к ней заскочила. А ты давно вернулся?
Молча зашел Степан в дом, сел на скамью. Маруся на стол накрыла, суетливо заскользила по избе. И все Степану казалось странным ее поведение. «Ишь, веселится, улыбается, прямо, как Димка, теперь вот еще про Авдотью заговорила…» Настроение и вовсе испортилось. Вышел он во двор, да и просидел в думах недобрых весь вечер.
… Только засыпать стал Степан, услышал вдруг звук странный в мерном стрекоте кузнечиков за окном. Прислушался, приподнявшись- скребется, кажется, кто-то. Глянул в другую сторону- посапывает рядом Маруся, косу по подушке разметав. А звук этот все сильнее и настойчивее становится. Поднялся Степан, побрел к окну . А звук не прекращается, смешивается он со стуком сердца, с тревогой, да в виски ударяет молотом . На ослабевших ногах добрел он до окна, отодвинул занавеску, в темноту заглянул за стекло- не видно ничего. Ближе подвинулся, вот уже и носом почти коснулся прохлады гладкой, как вдруг блеснула что- то прямо напротив. Блеснуло, да и обернулось враз точками двумя светящимися. Все увеличиваясь, приблизились они, а потом вдруг превратились в два камня зеленых, злобным огнем блистающих. Дернулся Степан дрожащим телом, да понял вдруг, что не сдвинуться с места ему. Расширенными от ужаса глазами увидел он , что теперь возник между камнями этими нос, длинный, как у Авдотьи. Приблизился он к Степану, да обнюхивать начал. « Пил?”- спрашивает грозно. Прямо за носом и топор теперь блеснул.. Заорал Степан, что есть мочи…
Да и проснулся. Едва понял это, тотчас голову дернул к окну. Чуть приоткрытая занавеска висит недвижимо, за ней - покой , да рассвет зачинающийся. С другой стороны - Маруся посапывающая, косу по подушке разметавшая. Теперь Степан, глядя в потолок, восстановил дыхание, ощупал себя, стараясь не думать о кошмаре. Это ж надо:такое в голову лезет…
Встал, да вышел из избы.
Ветерок свежий, поблескивающая роса, да соловьи горластые теперь и вовсе успокоили душу. Плеснул Степан кружку студеной воды в лицо, крякнул, да и побрел в палисадник. После ночи такой нужно было обязательно восстановить настроение и силы. Скользнула рука с закатанным рукавом в куст густой смородины, да достала бутылку, блеснувшую в рассветном солнце.
« Не здесь, у окон расслабиться не получится,- подумал.- Маруська проснуться может.»
По двору прошелся, к душе прислушиваясь. Но не лежала душа ни к одному месту. Двинулся тогда за баню. Поляна в окружении малинника всем внушала покой. Степан от предвкушения даже крякнул по дороге, облюбовав чурки, направился к ним, уже откупоривая горлышко. То, что увидел он вдруг на месте своего планируемого расслабления, заставило чему-то важному пошатнуться внутри. Да так пошатнуться, что ноги подкосились. Под грузом вновь нахлынувших воспоминаний бесед вчерашних, да сна жуткого, и плечи широкие Степана сейчас съехали вниз. Закричал бы, да горло сковало путами от страха. А глаза все глядели на аккуратно разложенные по кругляшам чурок бусы зеленые, лохмотья свисающие, да топорик. Рядом и следы от подков отчетливо проглядывались на песке…
Тут и шорох вдруг послышался в малиннике. Сдуло Степана. Так бежал он, словно взлететь хотел. Кот полосатый, из зарослей в этот момент выскользнувший, с удивлением взглянул на человека, потянулся, да и развалился здесь, около чурок, подставив полоски утреннему ветерку.
Степан залетел в дом, закрылся на все засовы. Задыхаясь, уселся на порог. Прислушался… Тихо на дворе. Тихо… Ухо приложил к двери…« Не заметили, кажется,»- подумал с облегчением. Нервно захихикал. Взгляд вдруг упал на руки. Только теперь понял Степан, что по- прежнему крепко сжимает бутылку в руке. Плескается в ней жидкость нервно. Вдруг осенило голову бедовую.
Дверь приоткрыв, оглядевшись, вышел Степан из дома, тихо ступая…
Маруся проснулась , глаза потерла, да глянула на примятую подушку рядом. Тревожно как –то стало. « Надо убраться за баней,- думала, поднимаясь.- Вчера с курицей этой … Успела только Догоняя обратно в конюшню отвести. Побросала все…»
Еще пару мыслей крутилось в голове. Эти тоже были неспокойными, ноющими. Как-то не было в сердце сейчас решительности вчерашней. Вспомнила Маруся, каким несчастным вчера выглядел Степан…
« Ну, как его оставишь одного? Ведь пропадет совсем… Ох…”- думала так, косу заплетая, босыми ногами к окну ступая. Подошла, глянула за стекло , да и застыла, удивленная. В палисаднике, около куста смородины, стоял взъерошенный Степан в одной рубахе, на широко расставленных босых ногах крутился, как волчок, в вытянутой руке держал бутылку, словно предлагая ее кому-то, и медленно выливал на траву содержимое. Что- то еще кричал, да только плохо было слышно…
4
Закатилось солнце за малинник, кот, развалившись на траве, полосками в любимую березу уперся, показалась фигурка Марусина на поляне. Платье поправляя, подошла она к зарослям ягодным, крупную малину в рот положила, дальше, не спеша, двинулась. К чурке березовой подошла, последней , наклонившись, ручкой по ней провела.
« Степа, пошли уж ужинать,»- молвила, взглядом ласковым мужнину спину с закасавшейся рубахой обняла.
Обернулся Степан, капли пота смахнув со лба, нахмурился, но не злобно, серьезно только, да важно.
-Иди в дом, сейчас уже иду,- сказал, да перенес топор в другую руку, переводя дыхание, глянул на груду нарубленных дров.
Фигурка Марусина снова за баней скрылась. Замахнувшись на последнюю чурку, вдруг увидел Степан подкову рядом с ней, в траве. Помутилось вдруг в голове, топор опустился в руке ослабевшей.
Поднял он железяку, покрутил ее в руке, потом обернулся вдруг к малиннику, да погрозил туда кулаком крепким.« Не дождетесь!”- через зубы просипел злобно, да, сплюнув, отбросил вещицу дьявольскую.
Маруся к крыльцу подошла, оперлась о дверь, заходящему солнцу улыбнулась канапушками. Хорошо на душе было, славно. Не прикасался Степан больше к зелью бутылочному. Вот как-то резко и бросил.
«И утро теперь ,и вечер совсем другими кажутся,»- подумала Маруся сейчас, да и вздохнула грудью крепкой.
Другим мыслям, правда, через мгновения нахмурилась, даже покраснела. Никому не рассказывала она, что когда нет Степана дома, когда и соседи затихают, достает она бусы, одеяние покромсанное , задвинутые на самый дальний край полки, да выводит Догоняя за баню. Он уже привык, послушно идет, и кот не пугается- наблюдает… Стыдно- до ломоты… Но снова она забирается на лошадь свою серьезную, чуть вздернув подбородок, представляет себя на Бабьем острове……………16-05-2014.
фото автора.