Старик Глифе в очередной разворошил пылающее кострище, отчего угли, горящие ало-рыжим пламенем, перевалились наружу. Во мраке ночи, огоньки углей плясали по всей поверхности кострища. Словно миллионы фонарей, окон и светильников одновременно зажглись на склонах чёрной горы, живущей своей собственной маленькой жизнью. Здесь хозяйка жарит гуся, ожидая своего мужа к ужину, там её муж-кузнец вновь не торопится домой, подбрасывая еще угля в жерло кузнечного вулкана, а несколько левее селяне водят хоровод, танцуя вокруг огромного пламени, разожженного на угольной площади селения.
Казалось, что вот она – жизнь, настоящая и неприкрытая ничем возможным. И эта жизнь, горящая тысячами искр и огней казалась намного более настоящей, чем всё происходящее вокруг. Пламя, бурно горящее и ужасающее своей бесконтрольностью, заключило в себе бытие. Тепло разливалось от пылающего жизнью кострища.
Вдруг, обугленное полено, свисавшее над угольным городком, треснуло и перекрыло раскалённой преградой и дом кузнеца, и селян, и самого кузнеца, подбрасывающего уголь. Глифе поёжился от холодного ветра, змеёй проползшего по его спине.
- Да, ничто не вечно – прошептал он самому себе.
Старик сочувственно вздохнул, отсвет от костра бросил тень на его щеки, глаза и шею, практически скрытую за неухоженной бородой. Придвинувшись к живительному пламени, Глифе лёг на свой старый и грубо сшитый мешок для сна, повернувшись лицом к продолжающему гореть костру. Завтра нужно продолжать путь, в противном случае революционеры его настигнут.
- А ведь пока я жгу этот костёр, парочка этих шакалов вполне могла бы прогореть до костей - подумал он, слабо улыбнувшись.
Завтра необходимо продолжать идти, останавливаться нельзя.
Старец уснул, отправившись гостить у бессмертного Морфея. Пламя продолжало потрескивать, отбрасывая в округе причудливые тени танцующих в бесконечном хороводе пламенных селян. Упавшее полено чуть накренилось, треснув искрой в воздух, после чего слегка скатилось вниз, вновь явив ночи свет фонарей, отблесков и лучей, мерцающих на склонах угольной горы. Лишь один светильник пропал с былой картины – старый кузнец потушил пламя в своем кузнечном горне, вернувшись домой к верной любящей жене и теперь сидел за столом, готовясь ужинать горячей свежезажаренной уткой.