Валентин Ольшанский
Он запомнился не просто как яркий, самобытный мастер, а считается одним из наиболее выдающихся игроков за всю историю "Сокола". Диспетчер саратовской команды Ольшанский был ее мозговым центром. Рисунок и манеру игры "Сокола" в 70-х годах во многом определяли умелые и часто непредсказуемые для соперников действия этого аса.
Дальнобойщик, чистильщик, дирижер
«Футболист с феноменальным держанием мяча», — так охарактеризовал Ольшанского Николай Старостин. Мастеров, отличающихся этим редким достоинством, и в высшей лиге можно было пересчитать по пальцам. Клубы-гранды, разумеется, приглашали саратовца Ольшанского. На него имели виды столичные «Торпедо» и «Спартак», одесский «Черноморец», ворошиловградская «Заря», ростовские армейцы. Но ему так и не пришлось показать себя в салоне избранных. А жаль. Он мог бы достичь уровня игрока национальной сборной.
С младых ногтей Валентин Ольшанский являл собой пример футболиста самостоятельного, не нуждающегося в мелочной опеке. Его первым наставником был отец, Владислав Ольшанский — энергичный, волевой тренер. Тот не жалел времени на постановку индивидуального мастерства сына. Отменная техническая выучка вкупе с живым, раскованным игровым мышлением стали главными козырями «дирижера» Ольшанского, позволявшими творчески материализовывать тренерские установки.
Валентина впервые отметили, когда ему исполнилось всего 18 лет — признали лучшим полузащитником юниорского турнира в Мичуринске. А ведь тот турнир собрал представительную компанию: в составах команд-участниц на поле выходили многие будущие представители сборной СССР. И, кстати, партнерами Ольшанского в полузащите юношей «Сокола» были не кто иные, как Виктор Папаев и Геннадий Лихачев.
Старожилам среди саратовских болельщиков наверняка особенно памятен 1967 год. Интерес к футболу тогда испытывали от мала до велика. В дни матчей трибуны местного стадиона «Локомотив» ломились от зрителей. И футболисты, как бы воздавая своим поклонникам сторицей, стремились демонстрировать игру боевую, динамичную и бескомпромиссную.
Дебют Ольшанского в первенстве страны состоялся 13 июля 1967 года. Наши принимали днепропетровский «Днепр». Число «чертова дюжина» стало фатальным для гостей: в едином безостановочном порыве «Сокол» разгромил их 6:2! Этот результат навечно вписан в анналы саратовского футбола, как и сенсационные кубковые победы над московским «Спартаком», алма-атинским «Кайратом», одесским «Черноморцем». «Сокол» вытягивал матчи «на зубах», одолевая соперников за счет железной игровой дисциплины и неуемной воли к победе. На фоне опытных бойцов Ольшанский совсем не выглядел зеленым теряющимся новичком. «У него отсутствовали характерная для многих дебютантов робость перед противником, боязнь допустить ошибку», — вспоминал Вадим Шпитальный. А, по мнению Леонтия Сердюкова, Ольшанский универсализмом превосходил даже Папаева. Согласитесь: в устах знатока футбола подобный отзыв не может выглядеть дежурным комплиментом. В 20 лет лишь редким счастливчикам удается стать одним из вождей команды.
Правда, первый свой мяч на «взрослом» уровне Ольшанский забил только в сезоне 1968-го. Интересно отметить, что произошло это событие почти ровно год спустя после его дебюта — 5 июля. И вновь пробным камнем стал украинский клуб, теперь — запорожский «Металлург». В матче с ним на выезде «Сокол» победил 3:1. Минуло немного времени, и Валентин уже на родном «Локомотиве» продемонстрировал, насколько грозным оружием бывают дальние «выстрелы», забив «Днепру» из Кременчуга.
Тут я позволю себе небольшое отступление, дабы рассказать о некоторых футбольных курьезах, случившихся по вине игроков, способных «пальнуть».
Дело было в 1966 году. «Сокол» встречался с николаевским «Судостроителем». Уступавшие 0:1 саратовцы настойчиво атаковали. Разряжая обстановку у своих ворот, Иван Матвиенко врезал по мячу, как говорится, от души. Мяч с шипением взмыл на непостижимую высоту, описал крутую дугу над гребнем восточной трибуны и опустился на тротуар улицы Аткарской. Старший тренер «Сокола» Борис Яковлев хлопнул в ладоши от удовольствия. «Вот так и обязан действовать центральный защитник!» — изрек он шутливо-назидательным тоном.
Этот пример характеризует силу удара самого Ольшанского. Аналогичный номер он мог бы запросто повторить. Как-то Валентин и в самом деле предложил авторскую импровизацию на тему казусных трюков. Некогда северную трибуну «Локомотива» венчало аляповатое табло с механической минутной стрелкой; на нем счет матча и названия городов (но не команд) высвечивались лампочками, расположенными, словно индексный пунктир на почтовых конвертах. Однажды наш «артиллерист» бабахнул, что есть силы и… не рассчитал. Мяч принял траекторию минометного снаряда («рамка» осталась метрах в двадцати под ним), прочертил небо кометой и, встретив на своем пути корпус табло, отскочил, упав к ногам работника стадиона безжизненным печеным яблоком — камера лопнула. Вратарей же, завидевших мяч в ногах Валентина, одолевала нервная дрожь. Удар наносился внезапно, с короткого замаха, подъемом стопы. Он чаще посылал «снаряд» низом, заставляя стражей ворот беспомощно растянуться на траве. Бывало, мяч попадал в штангу и тогда «соколы» дружно бросались добивать.
Если акцентировать внимание на соотношении количества голов и числа проведенных встреч, то рейтинг Ольшанского не покажется впечатляющим. Мастер, пребывавший 12 лет на футбольных полях, отличался в чемпионатах страны 64 раза. Посезонный график его результативности смотрелся бы плавной линией, колеблющейся в амплитуде от двух до семи, с одним единственным «инфарктным» зубцом, датируемым 1972 годом, когда «Сокол» победил в зональном турнире. Ольшанский и Корешков стали лучшими бомбардирами команды. В одном из календарей-справочников был опубликован дружеский шарж: двое «канониров» в полосатых футболках стоят у лафета орудия, а из его жерла вылетает ядро-мяч с цифрой 17.
Но никто доподлинно не знает, сколько голов провели саратовцы благодаря выверенным до сантиметра передачам Ольшанского. Вообще-то Валентин вряд ли бы стал эталонным голеадором, выступай он в роли форварда. Подчас легко переигрывал троих-четверых, однако эффективность его действий в атаке снижалась из-за нехватки скоростных качеств. А в амплуа центрального полузащитника смотрелся как нельзя лучше, понимая и трактуя собственные обязанности гораздо шире определенных рамок. Чувствовал же мяч идеально — вел его с высоко поднятой головой, напоминая пианиста-эксцентрика, умеющего музицировать с завязанными глазами. Наш капитан мог придать мячу любую траекторию, отрезать одним пасом сразу все тактические линии соперника и вывести бомбардиров «Сокола» — Корешкова, Ломакина, Геннадия Смирнова, Лаврова на завершающий удар.
Позже, при наставнике Викторе Карпове, Валентин совмещал функции диспетчера с амплуа чистильщика-волнореза. В этом качестве Ольшанский стал инициатором отдельных нововведений тактики. Футболисты «Сокола», например, заимствовали у бельгийской школы метод офсайдной ловушки. Конечно, упомянутый прием выполнялся саратовцами не всегда четко. Валентин, иногда перебирая с индивидуальной игрой, не успевал вовремя отходить к своей штрафной, и соперники, пробрасывая мяч за «линию отлива», выбегали один на один с голкипером Литовченко. В данной ситуации боковой арбитр часто преднамеренно не поднимал флажка. Много мячей, особенно на выезде, волжане пропускали, поддаваясь соблазну бить оппонентов фирменным заморским оружием.
Где Ольшанский был королем, так это в отборе. Тренер «Сокола» персональную опеку не жаловал, отдавая предпочтение зонному принципу. Валентин не только грамотно контролировал свою зону, но и своевременно подстраховывал партнеров. Кавказские технари-пижоны хватались порой в отчаянии за голову — обвести Ольшанского было труднейшей задачей. На обманные движения он не реагировал. Его визави выделывал ногами замысловатые кренделя — тщетно! Вильнет в сторону и тут же путь ему шлагбаумом перекроет нога саратовского капитана. Пробует толкаться — сам оказывается поверженным на траву. Задирать Ольшанского боялись — тот хотя и не слыл крутым парнем, но временами мог здорово рассвирепеть. Однажды арбитр изгнал его с поля — в 1968 году в Херсоне. Игрок местного «Локомотива» грубо скосил одного из волжан и того унесли на носилках. Рефери не стал наказывать виновного. Ольшанский, решив разобраться с обидчиком по-свойски, — дескать, берегись, хохол, выждал момент и довольно-таки откровенно хряпнул соперника по лодыжке. Срочно потребовались вторые носилки, а мститель, осыпаемый градом камней и бутылок, летевших в него с трибун, направился бегом в раздевалку.
Такой грешок, как стремление сыграть «в кость», за Ольшанским водился. Атакованные им футболисты подолгу катались на газоне, оглашая воздух громкими воплями. И не со зла Валентин иной раз калечил своих визави — просто он следовал собственному инстинкту бескомпромиссного бойца. Он тоже немало рисковал. Однако «железные», словно и впрямь не ведавшие боли, ноги капитана казались неуязвимыми. Ситуация же, в которой у Ольшанского случился перелом голеностопа, была довольно комичной: многоопытный футболист, умудрившийся избежать серьезных повреждений в игровых моментах, вдруг подвернул ступню, разминаясь на неокрепшем мартовском газоне в Леселидзе.
В котле провинциального футбола
Я впервые увидел игру «Сокола» еще дошкольником. Матч сезона 1974 года с пятигорским «Машуком» (1:1) был монотонным поединком, характерным для переживавшего рутинный период саратовского клуба. С близлежащей станции Саратов-1 доносились тепловозные гудки, верещал свисток арбитра, гулко клацали в вечернем воздухе удары — привычное звуковое оформление. Немногочисленные болельщики, ютившиеся островками, оживлялись, когда мяч попадал, допустим, к Асламову и тот — маленький, юркий, хитрющий, принимался вить кружева финтов. Гренадерского роста, светлоусый вратарь Литовченко — твердый, уверенный — отдавал распоряжения категорично и отрывисто, выбегая на перехват, зычно кричал: «Мой!», врезался в гущу конкурентов и выходил победителем.
Но вот в центре внимания игрок под третьим номером — долговязый, сложенный несколько непропорционально (при росте 183 см, Ольшанский весил 74 кг), будто сотканный из острых углов, своеобразно колоритный: в семидесятых годах у футболистов бытовала мода отпускать гриву волос и бакенбарды в полщеки — как у Неескенса там, или Ривелино. На лице Ольшанского всегдашнее выражение то ли беспечной веселости, то ли заносчивой бравады, самодовольства и нагловатой иронии. От Валентина, казалось, исходят флюиды надежности. Если мячом завладевал капитан, все: футболисты «Сокола», их поклонники, ерзающие на трибунах, тренеры саратовцев вздыхали с облегчением. Непосредственная угроза воротам Литовченко отпадала. Соперники же не ведали, что в следующее мгновение предпримет Ольшанский. А он был способен единственным нестандартным ходом обострить, «взорвать» игру, спасти из рук вон неудачно складывающийся матч. Эта гипотетическая опасность вынуждала противника оглядываться на тылы: Валентин сковывал его, нервировал одним своим присутствием.
Закралось поневоле коварное сомнение — не слишком ли расщедрился я на эпитеты в превосходных степенях, когда создавал ретроспективный портрет Ольшанского? Конечно, этого футболиста нельзя идеализировать. И ему иногда ставили «двойки» за игру. Он был на поле импульсивным: в минуты вдохновения действовал выше всяких похвал, но затем вдруг у него наступали длительные периоды апатии. И тогда он как бы обезличивался, сливался с общей массой скромных пролетариев футбола, чей удел — прозябание в подвалах второй лиги.
Немало изведавший на своем футбольном веку Ольшанский знавал борьбу высокого ранга. 16 сентября 1967 года, кубковый полуфинал: стадион в Петровском парке Москвы, разгром 0:4, учиненный столичными динамовцами гостям из Саратова, испытавшим восторг нечаянного возвышения. И — не засчитанный гол Шпитального в ворота Льва Яшина. Валентин тогда вел спор с Аничкиным, Гусаровым, Еврюжихиным. Потом был турнир 1969-го в Лужниках, собравший весь цвет советского футбола, где он отыграл за молодежную сборную. Однако его «Сокол» пользовался репутацией команды, обладающей чувством собственного достоинства, и — не более того. А иные завсегдатаи трибун, маявшиеся ностальгией по «Соколу» первого пришествия в этот коллектив Бориса Яковлева, лишь досадливо машут рукой, едва речь заходит о «семидесятниках». Но достигнутый результат отнюдь не всегда прямолинейно соотносится с действительным потенциалом команды. Саратовцев чуть ли не в административном порядке обязывали добиться права выступать в первой лиге. Естествен вопрос: а по плечу ли им была выдвигаемая задача?
В 1970 году «Сокол» занял 15-е место в зоне, в 71-м — 18-е, в 72-м — 1-е, в 73-м — 6-е, в 74-м — 14-е, в 75-м — 2-е, в 76-м — 4-е, в 77-м — 5-е, в 78-м — 5-е, в 79-м — 6-е. Многие сходятся во мнении, что и отдельных успехов саратовцы добивались только благодаря энтузиазму игроков, тренеров и вопреки скудости материальной базы команды.
«Кадры решают все», — повторит некто зазубренную формулировку, вероятно, прибавив: «Мало людей, мало идей — наше время щедрее». Отчасти соглашусь. Футбольных дарований у нас и впрямь поубавилось в 70-е, застойные. Но не разделяю точки зрения, будто ключевые игроки «Сокола» той поры являлись менее масштабными личностями, нежели кубковые гвардейцы второй половины 60-х. Литовченко, Ольшанский, Корешков, Асламов, Насулин, Лифар едва ли повинны в том, что саратовский футбол в 70-е годы «приземлился», что его снова покрыл налет провинциальности.
Многое унесла быстротечная Лета. Личность Виктора Карпова, возглавлявшего команду с 1974 по 1978 год, если не предана забвению, то, во всяком случае, находится в тени. Совершенно незаслуженно. Ибо как теоретик футбола Карпов ни на йоту не уступал Яковлеву.
1975 год. Усиленный ведущими игроками расформированного балаковского «Корда», саратовский клуб без заметных срывов прошел дистанцию чемпионата и финишировал вторым, отстав на 2 очка от нижнетагильского «Уральца».
«Сокол» оказался в числе восемнадцати команд второй лиги, получивших возможность оспорить три путевки в лигу первую. Нашим землякам предстояло играть полуфинальный турнир в столице Дагестана. Становилось ясно: хозяева — динамовцы Махачкалы, одно из двух мест, гарантирующих дальнейшее продвижение, непременно займут. Другой потенциальной любимицей судейского корпуса виделась знакомая саратовцам еще по чемпионату 1972 года команда совхоза-миллионера «Янгиер». «Соколу» же рассчитывать на беспристрастность футбольной Фемиды не приходилось. Впрочем, утверждение, будто волжане в данной ситуации были абсолютно не властными над своей судьбой, выглядит поверхностным.
Факт остается фактом. Янгиерцы в соответствии с нормами растленной восточной морали подкупили арбитра. Рефери обеспечил им необходимый результат. Ольшанский на всю жизнь запомнил жульническую уловку игрока «Янгиера», благодаря которой соперники забили решающий гол. Идет верховой мяч, Валентин изготовился без помех его вынести, вдруг — шлепок рукой, заимствованный из волейбола, — коварный соперник снимает мяч с головы Ольшанского, пробрасывает партнеру, а тот с добычей помчался на всех парах к воротам Литовченко. 1:2. Действия же большинства своих футболистов в этой встрече Карпов оценил посредственными баллами.
«Сокол» всегда проигрывал решающие матчи сезона. Здесь можно говорить о некоем фатализме. Сошлюсь на высказывание журналиста Юрия Выборнова в его книге о Марадоне: «Даже сильная команда, располагающая талантливыми игроками, не может стать первой, если в ее рядах не будет нескольких футболистов с большим опытом, а главное — познавших вкус побед на самом высоком уровне, никого не боящихся, но заставляющих бояться себя». Вывод не абсолютно верный, но подчеркивающий определенную закономерность.
На протяжении всей своей истории наша футбольная команда мастеров редко имела возможность приглашать к себе пусть даже стареющих «звезд». И напротив — только-только объявлялся собственный неожиданный лидер, как его тут же увозили. Летом 1977 года «Сокол» покинули дивный форвард Геннадий Смирнов и работоспособный хавбек Николай Лифар, а сезоном раньше из Саратова уехал домой в Белоруссию Александр Ломакин — главный наш забойщик в 1975-м.
Переход под стяги «Сокола» воспитанника тамбовского «Ревтруда» Николая Милосердова — один из немногих примеров более или менее его полноценного пополнения. Милосердов и Ольшанский создали неплохой тандем обороны. В целом, вакантные позиции команды замещались необстрелянными резервистами. Фактически по ходу каждого сезона распадались наигранные связи.
В 1976-м пертурбации дали негативный эффект уже на старте чемпионата. Календарный расклад благоволил к саратовцам — первые пять матчей они проводили в родных стенах. «Сокол» одолел «Ревтруд» — 2:0, затем волгоградский «Ротор» — 4:0, и «наступил на грабли» в поединке со ставропольским «Динамо» — 1:2. Перебои в работе футбольного механизма обретали цикличность: только нащупывала команда игру, как пропускался вследствие рикошета нелепый гол. Терпели обидное поражение, и — ритм турнирного дыхания сбит, вязкое болото второй лиги вновь затягивает. Разумеется, «Сокол» продолжал оставаться для соперников трудной добычей, но и саратовцам победы давались не легче. Футболистов охватывало чувство безнадеги.
Карпова отстранили от команды в сентябре 1978 года велением областного руководства. Повод нашли совсем неубедительный — слабое выступление в финале турнира спартакиады народов СССР (а ведь играл-то резервный состав). Отказали Виктору Ивановичу в доверии, несмотря на то, что саратовский клуб стабильно занимал высокие места, тогда как любой другой, испытав аналогичные мытарства, давно бы развалился. Впрочем, спустя два года именно так все и случилось — «корабль» под бело-синим знаменем «Сокола», не выдержав многочисленных пробоин, пошел ко дну. Тут руку приложили и функционеры, издавшие циркуляр, согласно которому в командах мастеров не могло быть более шести игроков старше 26 лет. Эта мера дискриминировала, прежде всего, те коллективы, где ядро, как в «Соколе», составляли возрастные футболисты.
Ольшанский закончил выступать, когда ему минуло 32 года. Ушел, исчерпав силы, но, к сожалению, полностью не раскрыв своих богатых возможностей. Валентин так и не занял места в реестре «звезд» первой величины. Отвергая посулы ведущих клубов, он продолжал вариться в котле провинциального футбола. Вначале рос как игрок вместе со своей командой. Потом начал, опять-таки вместе с ней, угасать, теряя стимулы к совершенствованию мастерства.
Валентин дебютировал в атмосфере всеобщей эйфории. Чернышков, Шпитальный, Липатов, Юрий Смирнов представлялись Колумбами, устремленными к неведомым ранее футбольным весям. Это было время высшего творческого озарения. Но «волжский фрегат» внезапно натолкнулся на риф: ушел тренер, команда распалась. Валентин отказался последовать за товарищами, уехавшими искать счастья в других клубах. Имена некоторых питомцев «Сокола» прогремели на всю страну, о ком-то услышали за границей. Геннадий Лихачев, например, завоевал в составе львовских «Карпат» Кубок СССР-1969, а через год стал участником матчей евротурнира против румынской «Стяуа». Виктор Папаев привлекался в национальную сборную, и лишь обидная травма не позволила ему выступить на чемпионате мира 1970 года в Мексике. Нельзя не упомянуть о Льве Кудасове или, прошедших школу «Сокола», Михаиле Семенове и Владимире Ряховском. Ольшанский мог лишь завидовать их успехам.
Написал и тут же подумал: а свойственна ли вообще была Валентину амбициозность? Дать сугубо отрицательный ответ, разумеется, нельзя, ибо Ольшанский сумел утвердить себя на долгие годы в качестве законного лидера достаточно сильной команды, что явилось отнюдь не малой заслугой. Но будучи «первым парнем» в «Соколе», он, увы, не стремился покорять новые вершины.
Известны примеры, когда игроки, не блиставшие особыми дарованиями, достигали значительных высот благодаря воле и самодисциплине. Ольшанскому наоборот при наличии таланта не хватало характера. Поговаривают, что предложение Яковлева перейти к нему в ростовский СКА, Валентин игнорировал, так как ему очень не понравилось обещание тренера: «Я заставлю тебя пахать!». Ему, особенно на излете карьеры, случалось нарушать режим, опаздывать на тренировки. И к 30 годам он почти растерял кондиции — потяжелел, обрюзг. Часто «сидел на банке» и по поводу конкуренции за место в составе не выказывал недовольства, полагая, что руководителям виднее, кого ставить на игру. Еще два-три сезона продержался за счет опыта, интуиции.
Правда, могучий удар до конца оставался его веским козырем. Если в радиусе 20-25 метров от ворот назначался штрафной, считалось, что успех обеспечен на девяносто процентов. Валентину давали мяч в шаг, и он хлестко бил мимо «стенки».
7 сентября 1977 года Ольшанский провел один из самых красивых своих голов — на «Локомотиве», в матче с батумским «Динамо». Голище! — как непременно воскликнул бы комментатор Вадим Синявский.
…Батумцы еле сдерживали натиск хозяев, жаждавших расквитаться за понесенный «на югах» очковый и моральный ущерб. Где-то в середине первого тайма сбили прорвавшегося Насулина. Возникла легкая стычка, в результате которой обиженный саратовец заработал еще и оплеуху. Судья пару раз взмахнул «горчичником», а затем долго расталкивал игроков, принявшихся махать кулаками.
Ольшанский двинулся бить штрафной. По трибунам волной прокатился нервно-торжествующий гул, кто-то крикнул: «Давай, Валька!». Мяч был установлен в районе полудуги фронтально воротам. Валентин отошел, словно что-то обдумывая, взвешивая. Подтянул сползшие гетры. Стоял, уперев руки в боки. Ждал. Тем временем гости лениво выстраивали «стенку». Ну, не любят южане подставлять себя лишний раз под удары, не отличаются они нашенской самоотверженностью… Вратарь батумцев — пышноволосый бичо, исступленно метался в «рамке», выкрикивая гортанный речитатив, бешено жестикулируя. Видно, предчувствовал недобрую развязку. Ольшанский начал свой десятиметровый разбег. «Стенка» заколебалась, будто штакетник на ветру, чуть расступилась. Валентин хорошо приложился. Мяч, пронзив дрогнувшую шеренгу кавказцев, глухо стукнул о перекладину, ударившись в линию, взметнул фонтанчик белой мастики и, рикошетировав от невидимой кочки, вздыбил сетку в верхнем сегменте ворот. Голкипер продолжал стоять на полусогнутых… Деморализованный аджарский клуб подвергся в итоге сокрушительному разгрому — 5:0.
Последний матч за «Сокол» Валентин отыграл на сборах в Гагре. Встреча с «Авангардом» (Курск) 4 марта 1980 года подвела черту.
В журнале команды против фамилии экс-капитана значится отметка: «Перешел на тренерскую работу». Преемником Ольшанского на позиции в центре обороны стал 18-летний Юрий Васильев. Решение доверить ответственный пост юному футболисту видится скоропалительным. Очередной период смены поколений саратовский клуб мог куда легче пережить, если бы курс на омоложение кадров проводился менее радикально. Так или иначе, но сезон 1980 года вышел провальным во всех отношениях.
Валентин проработал помощником главного тренера совсем недолго. Это был именно тот случай, когда полезность наставника исчислена в обратной пропорции его одаренности как игрока. На установках перед матчами, во время разборов игр или теоретических занятий Ольшанский высказывался редко. Он и раньше в бытность футболистом не проявлял особой активности на подобных мероприятиях. Отчасти тому виной — легкий речевой дефект.
Он окончательно распростился с командой после того, как «Сокол» на финише первого круга потерпел беспрецедентное поражение в Волгограде. 28 июня 1980 года — поистине черная дата в истории саратовского футбола. «Ротор», метивший в первую лигу, нанес семь безответных ударов, с лихвой рассчитавшись за все причиненные ранее «Соколом» обиды. Оргвыводы последовали моментально.
Ольшанский сошел с подмостков большого футбола, не удостоившись официальных проводов. Но болельщики продолжают с благодарностью вспоминать об этом замечательном мастере.
Владимир Литовченко
«А года стрелою пролетают…» Владимиру Литовченко уже пятьдесят шесть. Он — ведущий специалист управления физической культуры и спорта Энгельса, еще — известный в городе поэт. Но в понимании большинства ему суждено оставаться, прежде всего, легендой саратовского «Сокола» — «голкипером семидесятой широты».
Однажды, любуясь красотами Волги, Владимир Николаевич набросал карандашом в блокноте лирическое стихотворение, и тут же отнес его в редакцию. Там посмотрели: да, говорят — хорошие стихи, правда, литературную полосу уже сверстали, так что заходи теперь через месяц. Последнее время Литовченко — автор двух сборников, пишет мало, — «На работе настолько загружен, что в мыслях буквально не находится укромного уголочка, куда, с очередной, подспудно не дающей покоя темой, можно было бы спрятаться».
- Это наше фамильное хобби. Стремлюсь, чтобы получалась именно поэзия, а не стихосложение. Ведь иной раз рифмованные строки бывают причесанными, вернее — гладкими как женские колени, а души не чувствуется. Откровенно — себя поэтом не считаю. На областном конкурсе меня премировали, грамотой наградили. Затем послушал выступления профессионалов, и — кроме белой зависти, ничего.
В опытах его поэтики преобладает жанр исповеди. Конкретно о футболе стихов у Литовченко на удивление немного, и в них есть такое заключение:
Не все удары отразил когда-то,
Хоть лев на оба сломанных крыла.
Ребята! Вы ни в чем не виноваты:
Жизнь не сложилась, но судьба — была!
«Не сложилась…» Но разве не вам, Владимир Николаевич, выпала принадлежность к плеяде в хорошем смысле идеалистов, умевших жить мощно и жадно — в благополучную пору 60-70-х? Разве не ваши современники в ореоле героики и романтизма совсем юными добивались всеобщего признания? — как, например, Владислав Третьяк в серии матчей с канадцами из НХЛ или актеры главных ролей фильма «А зори здесь тихие…» — Великие люди Великой страны!… И разве нет за вашими плечами одиннадцати сезонов в «Соколе»? — среди вратарей лишь у Анатолия Печерского, чьим наследником стал Владимир, послужной список в саратовской команде более внушительный. Не заметить Литовченко, не оценить его способностей голкипера было немыслимо, и лучше им воздавалось не в родных пенатах. «Словно молодой Яшин!» — сказал о нем знаменитый специалист Рудольф Илловски, удивленный той непринужденностью, с которой наш вратарь парировал удары «звезд» европейского и мирового класса. Происходило это на «Непштадионе» Будапешта, в спарринге, выигранном национальной сборной Венгрии у «Сокола» 4:1.
Два года спустя — в 1975-м, на переходном турнире в Махачкале ему удалось закрыть саратовскую «калитку» на глухой засов перед очень сильной тогда командой хозяев, рвавшейся в первую лигу. Тем осенним вечером зрители, осадив гостевой автобус, требовали «виновника», а когда тот не без опаски вышел из салона, к нему потянулся в знак симпатии и поддержки лес рук — ведь спортивную доблесть ценят в Дагестане по-особому.
Еще один красноречивый выездной стоп-кадр: после финального свистка, Литовченко и коллега по амплуа Григорий Кузьмин из команды «Знамя Труда» (Орехово-Зуево), направившиеся друг другу навстречу, в центральном круге с размаха обменялись крепким пожатием, как того требует цеховая солидарность. Доводилось спрашивать Владимира Николаевича о его понимании счастья. Чуть подумав, он ответил: «Это состояние мимолетное. К нему стремятся всю жизнь, однако абсолютно счастливых людей найдешь едва ли». Данное чувство у Литовченко всегда обуславливала семья, а уже затем — футбол, который пришлось ему покинуть на рубеже своего тридцатилетия, главным образом не из-за травм и усталости — от постоянных отлучек преследовало ощущение, что домашний очаг остывает, что дети растут без отца. Распрощался он с игрой столь же легко как вступил в нее, безраздельно в 23 заняв пост основного вратаря «Сокола».
В том, что город Энгельс дал ведущей команде области такого мастера — определенная логика. Недаром лучшее произведение на тему футбола в отечественной литературе — повесть об Антоне Кандидове, принадлежит нашему земляку Льву Кассилю. В плане физической одаренности, которая уже сама по себе гарант статуса голкипера, Литовченко смотрелся почти эталоном: вратари как он — с ростом метр девяносто два, в 70-е годы выглядели реликтами. А, между прочим, всерьез о стезе спортсмена он в юношестве поначалу не думал.
Мечтая попасть по примеру брата Анатолия — кадрового военного, в авиацию — если не в качестве летчика (где его рост уже был помехой), то — инженера, строил модели самолетов, штудировал книги про «элероны и лонжероны». И по окончании средней школы уехал в Куйбышев поступать в институт соответствующего профиля. Но оказалось — не судьба: первый вступительный экзамен по физике сдал на «четыре», а затем, искупавшись на радостях в Волге, подхватил пневмонию; на здоровье также скудное питание отразилось — в столовой мог позволить себе только пельмени с двойным бульоном да кефир с хлебушком.
Семейство жило, туго затянув пояс: отец работал бухгалтером, мать была домохозяйкой — они сумели вывести в люди всех своих шестерых детей. Самый старший — Анатолий, служил 12 лет в ГДР, и приезжая домой в отпуск, всякий раз привозил родным в подарок вещи как бы другого мира — добротную одежду, ткани, кукол, у которых открывались и закрывались глаза, безопасные бритвы, спиннинг. Именно благодаря брату, Владимира настигли увлечения и рыбалкой, и сочинительством, шедшие на пользу и в его ипостаси вратаря «Сокола»: первое — как успокоительное средство перед матчами, второе — чтобы меткими шаржами, иногда принимавшими вид образных характеристик, поднять себе и товарищам настроение. «Парень сей не лыком шитый, ладно скроен, крепко сбит, корень всей полузащиты — так молва о нем твердит», — это про Александра Корешкова. Диспетчеру, позднее — либеро, Валентину Ольшанскому, с кем «Литва» съел в команде не один пуд соли (они и оставили ее одновременно) посвящены такие строки: «Ты — коновод. Мы за тобой идем. И многое зависит от тебя. Или мы в чистом поле пропадем. Или проскачем вихрем, все сметя». О бомбардире Викторе Лаврове: «Ты и танк. Ты и мортира. И курок ты. И боек. А играешь то игриво, а то стоишь, как сена стог».
Лавров же вспоминал: после интенсивных тренировочных занятий, когда всех «нормальных» футболистов, буквально падавших от утомления, снедало одно желание — поскорее добравшись до кровати, отключиться, Владимир все равно упорно грыз гранит науки. Даже во время поездки «Сокола» в Болгарию не отрывался от курсовых работ — готовясь к сессии в политехническом институте. Там получил специальность инженера-механика химического оборудования. Вообще, среди участников того «Сокола» невежды фактически не встречались: ребят видели чаще с книгой, нежели с картами, и в этом, вероятно — один из истоков редкой для второй лиги стилевой индивидуальности у саратовской команды, которую она не теряла и в самые неуспешные сезоны. Другое дело: конкурировать на равных в масштабе чемпионата с представителями Ростова, Ставрополя, Нальчика, Орджоникидзе, Грозного, иных региональных лидеров, она заведомо не могла.
Литовченко поведал о случае, когда к ним привезли на смотрины довольно именитого вратаря с Дона, а тот, после пары тренировок четко понял, что Саратов не величина в футболе, и был таков. Местные власти уделяли тогда безраздельное внимание хоккейному «Кристаллу», дважды за 70-е посещавшему «вышку». Ну а «Сокол» тех лет выигрывал зональный турнир только раз — в 1972-м, и еще завоевывал через три года вторую позицию, далее напарываясь на подводные камни пресловутых «пулек». Большей частью на финише команде удавалось подоткнуться к арьергарду группы фаворитов, но и наблюдалась тенденция быстрой смены ее неплохого выступления откровенными фиаско.
Это был классический вариант борьбы с безнадежностью. Главная тяжесть неизбежно ложилась на плечи голкипера, который по выражению бразильского философа футбола — столь одиозное существо, кто к нему даже свои же товарищи всегда обращены спинами. Известны прецеденты, когда вратарь на излете карьеры перевоплощался в нападающего, как Борис Разинский, однако не слышно о том, чтобы зрелый полевой игрок становился в «рамку» не в силу минутной необходимости, а добровольно. Владимир Николаевич рассказывал, как готовились на предсезонном сборе под Анапой в поселке Нижнее Джемете: «Если на бутылке вижу наклейку их винзавода, от ассоциаций становится нехорошо». Утро, берег моря, рыхлый пляж. И — серия очередей по три удара: в левый, правый угол и прямо во вратаря — все в пулеметном ритме, дабы шлифовался автоматизм ловли мяча.
Испытание напоминало тот процесс в лаборатории, когда заготовку берут на разрыв, изгиб и кручение. Пульс «пограничника» учащался в те мгновения до 250, кровь бешено колотилась в висках, словно ее нагнетали компрессором, перед глазами плыли оранжевые круги. 18-летний дублер Сергей Данилин по прозвищу «Рашпель», не выдержав, упал выброшенной на сушу рыбой и начал судорожно раскрытым ртом хватать песок. Парня увезла «Скорая помощь». Но сколь же много доставалось самому Литовченко! — на нем, заслуженном ветеране футбольных «войн», по сути, нет живого места, и старые эти травмы отзываются, особенно по ночам, тягостными болями. Он себя не щадил: в эпоху до Рината Дасаева, с кого началось у нас поветрие бросков ногами вперед, был узаконен лишь очень рискованный для голкипера прием перехвата мяча внизу — «щучкой», как в омут.
Однажды едва не утратил нормальное зрение: Лунев — хамоватый форвард «Волги» (Горький), уже опаздывая к мячу, скользя по увлажненному дождем грунту, носком бутсы попал саратовскому вратарю в лицо. У того мгновенно вспухла кровавым мешком гематома и тут же лопнула, создав полную иллюзию вытекшего глаза — картина не для слабонервных: защитника «Сокола» Виктора Карпова-младшего от нее одолел приступ рвоты. «Литва» же, придя в себя, заклеив повреждение пластырем, довел матч до конца.
К выходу на арену его обязывали даже с температурой 39,4 — старший тренер, в стакане помешав микстуру, велел ее выпить, и — вперед. Кто-то, обративши внимание на номер автобуса гостей из воронежского «Труда» — 00-04, сострил — «приехали со своим счетом», и — точно! — по закону мистики «Сокол» поверг их 4:0!… Один раз в Майкопе Литовченко с пищевым отравлением госпитализировали; на другое утро он перебивался чаем и сухарями, а вечером, как ни в чем не бывало, пылил календарную игру, завершившуюся «по нулям».
- Первые мои учителя вратарского ремесла — тренер из Энгельса Алексей Будычев, а в «Соколе» — мастер спорта Алексей Поликанов. В принципе, я постигал его методом проб и ошибок, никого из авторитетов цеха не копируя. «Авианомера» почти не демонстрировал, избрав стиль на спайке простоты и надежности. Предпочитал не отбивать мяч, а ловить. Наибольшую проблему для меня составляли удары из скопления, киксы, мячи на средней высоте. А особо неудобным соперником был «Машук» (Пятигорск), постоянно мне забивавший «мертвые» голы.
В целом, нашей команде тогда не везло на квалифицированных тренеров. Среди них встречались явные временщики, серости, искавшие здесь тепленькое местечко. Единственный наставник выдающегося уровня в «Соколе» 70-х — Виктор Иванович Карпов, до нас возглавлявший родные для него «Крылья Советов» из Куйбышева, потом — «Корд» (Балаково). Он моментально определил мою ахиллесову пяту — слабую спину. Устранять недостаток приходилось с помощью упражнений на быстрое вставание. Помимо всего прочего, Карпов — хороший психолог, подбирал ключик к любому игроку.
При нем наладилась выдача премиальных. Мне с 1975 года организовали доплату на заводе имени Орджоникидзе, плюс — в отдельную квартиру со своей семьей вселился. Годом ранее положение было откровенно тяжелым: команда всем подряд «летела», денег перепадало мизер. И жена не работала. А Карпова отстранили от должности с весьма сомнительной формулировкой — из-за поражения «Сокола» на Спартакиаде народов РСФСР. Многим чиновникам в Саратове не нравился независимый характер этого специалиста, его попросту выжили. Как сейчас помню, Виктор Иванович ушел с последней тренировки, не попрощавшись с нами, и мне лично, это было чрезвычайно обидно.
Логика событий исподволь диктовала отъезд в команду другого города. Реальные приглашения Владимиру поступали от махачкалинского «Динамо», «Алги» (Фрунзе), «Спартака» (Тамбов). Однако его крепко держала привязанность к своей земле и Волге. Подобная форма патриотизма, в том числе клубного, вообще не была редкостью для названного поколения.
К тому же Литовченко не отличался карьерным честолюбием. Он рано женился — по страстной любви, и единственными его интересовавшими достопримечательностями за пределами Саратова-Энгельса были главпочтамты, где ему вручались письма или телеграммы из дома. Например, в Йошкар-Оле вратарь узнал о рождении дочери Маши. В мыслях и чувствах его неразрывно связывала с близкими людьми незримая спасительная нить.
Как-то осенью играли отложенный поединок в Ульяновске. На дальнюю штангу «Сокола» произвели высокий навес — Литовченко выловил мяч в прыжке, но тут под него подсел соперник, и вратарь со всего маха навернулся затылком о подмерзшее поле-гранит. Жуткий писк в голове затуманил рассудок. Открыл глаза: над ним склонились — лиц не узнать. Мяч не выпускает — словно клещ в него вцепился. Нашатырь. Вопрос, донесшийся сквозь мглу небытия, — «Играть сможешь?» — «А как же…» — «Ну, потерпи, минут пять еще осталось». Вот голкипер встает и видит: майки футболистов приняли отчего-то странную окраску — цветов радуги. Свои, хозяева — все смешалось в дикой фантасмагории. Дотянул на автопилоте. По дороге в раздевалку повторял заезженной пластинкой: «А где мы?» — сознание, ища точку опоры, лихорадочно металось. Наконец, с усилием начал вспоминать — так, жена, жена… Танюшка, сын… Дениска. Зацепившись за эти образы, ощутил, что возвращается к действительности, хоть голова по-прежнему раскалывалась от боли и казалась ведерного размера. В гостинице замотал ее мокрым полотенцем; чудилось — она пылает, и наполнена звуком, будто от ветра в телеграфных проводах — зззь!… Но разве это могло означать, что вратарь не выйдет на следующий матч?
И он его сыграл. Как и положено — на ноль. Пользуясь репутацией бойца, нося соответствующее прозвище — «Боксер», Владимир не позволял себе на поле ответной грубости, хотя его, несомненно, провоцировали. Лишь раз, не выдержав, схватил обидчика за волосы, ибо тот нагло пытался наступить ему на больной палец, выглядывавший в специально проделанном отверстии бутсы. Так «Литва» «заслужил» единственное свое удаление с поля.
В час вратарской зрелости он внезапно понял, что превращается в робота, которого запрограммировали строго на определенный цикл, состоящий из матчей, тренировок, перелетов и переездов, гостиничного постоя, и в футболе не остается того неизведанного, что заставило бы держаться в нем дальше.
Заключительную игру провел поздней осенью 1979-го в Сызрани. Звание мастера спорта, несмотря на выполненный норматив, не было ему присвоено. Название его первой книжечки стихов — «Западня», не случайно: говоря словами военной повести, — «судьба флажками обкладывала и прямо в упор из всех стволов саданула», — десять лет назад у Николаевича наступил разрыв с семьей; от нанесенной раны он, по собственному признанию, не исцелился и по сей день.
Угнетала его и смена в обществе нравственных ориентиров — из-за нее порой чувствовал себя совершенно безоружным. Все же, вспоминая свое поколение, Литовченко произносит: «Наши дети должны быть лучше нас. А иначе на земле остановится сама жизнь».
Анатолий Асламов
Анатолию Асламову было отмерено две жизни как участнику команды мастеров. И он еще не израсходовал собственный ресурс к моменту завершения карьеры игрока. Убедиться в этом довелось, когда уже 46-летний Асламов, выступая в матче ветеранов «Сокола» и киевского «Динамо», приуроченном ко Дню города в Саратове, выглядел повнушительнее иных, более именитых и менее возрастных, чем он сам, фигурантов сей дружеской встречи. Дебютные, но уже уверенные его шаги в футболе состоялись там же на стадионе «Локомотив». Двадцать лет Асламов не покидал в спорте саратовскую колею, сделавшись в итоге рекордсменом и нетленным символом "Сокола".
Первый официальный гол Асламова датируется 2 мая 1971 года, когда волжане дома победили со счетом 2:1 таганрогское «Торпедо": после подачи углового новобранец ударом от линии штрафной площади «впечатал» мяч аккурат между ног вратаря Бориса Дудкина. Завершился его парад голов осенью 1990-го также перед родным зрителем в матче с «Металлургом» (Липецк), под занавес коего, словно олицетворяя связь поколений, впервые вступил в игру за «Сокол» другой видный воспитанник саратовского футбола и бомбардир Олег Терехин. Улов Анатолия Асламова в чемпионатах СССР составил 122 забитых мяча. А феномен сыгранных им 676 матчей — непревзойденное достижение для второй лиги Союза, не бедной на футболистов-долгожителей. Исключительная стабильность выходов на арену - главная предпосылка того постоянства, с каким Асламов вонзал мячи в сетку. Забивал же он, как явствует из приведенного расклада цифр, не так уж помногу; лучшее его снайперское достижение за сезон пришлось на чемпионат 1979 года, где игрок отметился 14-ю результативными ударами, причем в турнирном подразделении, где тогда обретался «Сокол», было 25 команд.
Голы Анатолия, запоминаясь, часто делая погоду, напоминали скорее выстрелы вспомогательного орудия. Линия атаки «Сокола» редко когда испытывала дефицит единиц «осадной артиллерии», исправно решавших задачу. Тактическая же роль Асламова требовала разнообразия специальных навыков, и он, превосходно видевший поле и партнеров, умел одним росчерком перевести игру от своей штрафной к чужой. Такие, будто рассчитанные на логарифмической линейке, дальние пасы в нынешнем российском футболе видишь крайне редко. Голкипер Владимир Литовченко, выступавший вместе с Асламовым за «Сокол» в 70-е годы, любящий на досуге покорпеть над поэтической строкой, в честь товарища по команде выдал экспромт: «Простым ведь стрелочником был, и вдруг — диспетчерская слава. В такой работе нужен пыл. Ошибка — лоб в лоб два состава».
Асламова трудно назвать живым воплощением характера и облика саратовского "Сокола". Тем не менее, владея необходимым для команды мастеров арсеналом уже в 17-18 лет, он быстро закрепился в «основе», не вызвав недоверия тренеров, которых могла бы насторожить его визуальная хрупкость, даже субтильность. Воспитанник Петра Осташева, давшего путевку в футбол таким приметным фигурам, как Виктор Папаев, Александр Корешков, Юрий Смирнов, Асламов возник в игре, когда «Сокол» переживал смену поколений и один за другим сходили со сцены герои памятного прорыва команды в полуфинал Кубка СССР 1967 года. В роли «разводящего» этот новичок освоился с первых же шагов на поле. Его нечаянное лидерство было спасением для "бело-синих", после ряда многообещающих сезонов попавших в полосу очередного кризиса. В той ситуации судьба «Сокола» зависела, в первую очередь, от молодой поросли — Асламова, Корешкова и иже с ними, кто стремился к самоутверждению. За два тура до финиша чемпионата-1971 саратовцы пребывали на дне турнирной таблицы. Чтобы не остаться аутсайдерами, требовалось добыть два очка на выезде, в условиях армянского среднегорья, где, совершив длительный рывок за мячом, непривычные к высоте гости могли из-за нехватки кислорода потерять сознание. Один из соперников — ленинаканский «Ширак», дубль «звездного» «Арарата» — тогда усилился Иштояном и Заназаняном. Но, сведя к нулевой ничьей игру с «Лори» (Кировакан), волжане и в другой встрече добились благоприятного результата — 2:2. После сильных ударов мяч летел в разреженной атмосфере точно пуля. Пользуясь этим свойством, Асламов тогда поразил ворота «Ширака» с 30-35 метров.
Удару, каким обладал миниатюрный «дирижер» из Саратова, мог бы завидовать иной Голиаф, надевший бутсы. Тот наносился с короткого замаха, но — увесисто, гулко, да еще — с канонирской точностью наводки. И для стража ворот таил каверзы. Доблесть Асламова — внезапно «спустить курок» из-за гряды защитников, перекрывавшей вратарю обзор. Бил с обеих ног блестяще; со штрафных же столь хитро, что мяч, посланный над «стенкой», случалось, резко менял траекторию полета, а голкипер схватывал руками воздух. Анатолий славился и как завершитель многоходовых комбинаций, без которых невозможно представить себе классический «Сокол». При этом он скоростной работы в больших объемах не вел, рейдов с мячом из глубины почти не предпринимал. Однако, благодаря безобманной интуиции, успевал вовремя и в атаке и в обороне; когда у саратовских ворот подавались угловые, он, заняв позицию напротив ближней штанги, часто выигрывал мячи на опережении, и собственный рост не был здесь помехой. Его рано стали называть по отчеству — Петрович, хотя футболист выглядел внешне молодо, сохраняя и в те годы, когда ему было уже далеко за тридцать, юношески легкую изящность движений и звонкий мальчишеский голос.
Вольно или невольно проводилась параллель с другим замечательным Петровичем из «Сокола» — Вадимом Шпитальным, который, повесив бутсы на гвоздь, впоследствии долго работал в команде вторым тренером, и эту же стезю потом избрал Асламов. Многие считают его, дебютировавшего на правом фланге полузащиты, лучшей игровой копией Шпитального, кто в амплуа хавбека действуя вдоль противоположной бровки, провел вместе с героем этого очерка в матчевом строю чуть больше трех сезонов. Способность «пахать» все девяносто минут, не оставляя ничего на завтра, дала Асламова право на капитанскую повязку. Он не произносил авторитарных речей на собраниях, не слышалось его ругани в игре, разве что от вероломного удара в единоборстве срывалось с языка словцо. Разумеется, явную грубость Асламов мог решительно пресечь. Да и подступиться к нему было трудно: укрывая мяч, саратовец напоминал колючего ежа — ноги с накачанными бедрами широко расставлены, локти разведены — ни сдвинуть, ни столкнуть. Выгодно смотрелся и в отборе, уводя мяч с ноги соперника мягко, без фола. Тем самым, еще раз подтверждалась та истина, что класс игрока выражается и в сноровке уходить от «стыков», грозящих травмами и предупреждениями. Эту опасную грань Асламов чувствовал, пожалуй, как никто другой.
Снижая до минимума риск, избегая вторгаться в скопления вокруг мяча, диспетчер «Сокола» все же ничуть не давал повода для обвинений в конформизме. Его натуре не были чужды всплески спортивной злости, азарт, порыв. Однако это эмоциональное состояние он выражал не как творец-импровизатор либо герой-воитель, а скорее как добросовестный, умелый клерк, чьи помыслы и устремления от и до на весах целесообразности. Естественно, и вне травяного прямоугольника Асламов себе не изменял. По слухам, однажды, в честь рождения сына, он позволил себе полбокала шампанского. Любимое хобби Асламова — рыбная ловля в одиночестве. Типичный интроверт, Анатолий Петрович о подробностях своей спортивной биографии сообщает прессе скупо, воздерживаясь от оценок даже обстоятельств давно минувших дней, скорее всего, из опасения, что неверно понятое высказывание отзовется обидой или насмешкой. «Я в команде выполнял функцию связующего. От меня зависело многое, — говорит он. — Надо было найти общий язык со всеми партнерами. Здесь в первую очередь выручало то, что я старался распознать в них чисто человеческие положительные качества. И серьезные конфликты в тогдашнем «Соколе» меня лично, слава Богу, обошли стороной».
На вопрос о вероятных завистниках Асламов, горько усмехнувшись, ответил: «Да чему завидовать-то было? Ведь всю жизнь во второй лиге пробегал». Вполне вероятно, что одаренный футболист, пунктуальный в игре и вне поля, нашел бы счастливую звезду в более именитой команде, нежели саратовский «Сокол». Анатолий получал лестные приглашения - например, от запорожского «Металлурга», «Спартака» (Орджоникидзе), «Локомотива» (Москва). Звали к себе даже столичный «Спартак» и ленинградский «Зенит». Однако пристань в Саратове Асламов покидал только на сезон 1976 года, да и то из-за воинской повинности. Анатолий Тарасов, тогда возглавлявший ЦСКА, желал видеть Асламова в рядах этой команды. Но судьба распорядилась иначе: прежде чем рекрут из «Сокола» прибыл к московским армейцам, тренера сняли с должности, и затребованных им кандидатов разбросали по белу свету. Асламов отправился в смоленскую «Искру». Там в коалиции с Городовым, Максименковым, Силагадзе, другими известными личностями он завоевал 2-е место в зоне второй лиги (вперед себя смоляне пропустили ленинградское «Динамо». прим. авт.), плюс — звание чемпиона РСФСР, которого «Искра» добилась на турнире в Сочи, где повергла, такие команды, как СКА (Хабаровск) и — в дополнительном матче — «Уралмаш» (Свердловск). В футболке «Искры» Асламову довелось забить самый эффектный из всех своих голов — на смоленском стадионе, в матче с «Электроном» (Новгород), на глазах Всеволода Боброва, который инспектировал игру. После свистка к началу встречи хозяева произвели пас на фланг, оттуда вернули мяч к центру, и — внезапным ударом из-за штрафной саратовец поразил мишень. Комбинация заняла 13 секунд!
Фамилия Асламова фигурировала в символической сборной Смоленска и в списке 22 лучших футболистов первой и второй лиг в 1976-м и 1977-м годах.
Все же нельзя категорически утверждать, что Анатолий скорее потерял, чем приобрел, отказавшись отрываться надолго от саратовского берега. Найдется немало примеров верности игрока «Соколу» при том, что эта привязанность осталась ничуть не вознагражденной. Асламов же получил в Саратове все положенные ему преференции и должности после того как закончил играть. Промозглым вечером ноября 1990-го в тусклом свете прожекторов крошечного стадиона завода СЭПО при горстке зрителей он провел последний календарный матч - с «Текстильщиком» из Камышина. В том году "Сокол" вновь плелся в хвосте турнирной таблицы, и, как и в самом начале своего пути, Асламов помог команде уйти с последнего места.
Время его выступлений почти полностью пришлось на тот период, когда вторая лига была самым густонаселенным эшелоном футбола СССР. Маршруты «Сокола» пролегали от Белгорода до Омска и от Кирова до Нахичевани и Ферганы. По причине такого кочевья по зонам и географического разнообразия, вероятно, ни одного из тогдашних соперников не назвать особо непримиримым для клуба из города «золотых огней». Но кого из местечковых «грандов» не бивали саратовцы?! «Ротору», как и волгоградским же «Баррикадам», из года в год "бело-синими" не давалось передышки — что на выезде, что дома, пока в 1980-м Гузенко с Файзулиным и Рахимовым не взяли у «Сокола» единственный, но сокрушительный реванш 7:0, и вскоре их команда вышла в первую лигу. Что касается Асламова, то его голевая «шрапнель» нанесла в чемпионатах «ранения» 53-м клубам. Правда, ему удались всего восемь «дублей», а «хет-триков» на его счету нет. Больше других пострадали команды из Волжского — «Труд» и «Торпедо», пропустившие от Анатолия в общей сложности 6 мячей. А самым для него успешным на предмет разящих ударов гостевым полем стало махачкалинское, где он отправлял мяч в «невод» 5 раз — включая гол «Янгиеру» в полуфинальной «пульке» 1975 года.
Барьер на пути в футбольную первую лигу Советского Союза покорялся фактически всем командам из крупных городов на Волге. Просачивался туда на пару сезонов даже скромный костромской «Спартак». Но для «Сокола» искомая цель была как вечно ускользающий мираж, хотя задача добиться повышения в табели о рангах ставилась перед командой чуть ли не ежегодно, раздавались бодрые заверения - мол, предыдущие огрехи ее руководством учтены. Истина в том, что и региону с особым статусом футбола не так уж часто светят шансы выйти на впечатляющую орбиту в сообществе этой игры. А в Саратове футбол, котируясь как "равный среди прочих", хронически испытывает боль безвременья и падения зрительского интереса. И даже после того как местная команда познала вкус борьбы в премьер-лиге, на всех уровнях в «столице Поволжья» ощущалось равнодушие к ее проблемам, и, главное — к подготовке собственных футбольных кадров. Ну а тогда, в 70-80-х, у «Сокола» напрочь отсутствовала необходимая для продвижения наверх материальная база. В той обстановке от игроков мало что зависело даже при их классе и амбициях, подкрепленных квалификацией ряда тренеров плана Виктора Карпова, который с успехом применял в «Соколе» элементы методики Валерия Лобановского. Саратовскую команду по традиции уважали, остерегаясь ее вдохновения с каскадом атак, и все же не воспринимали как претендентку на главные роли. Она и занимала большей частью итоговые места в кильватере группы фаворитов, неизменно проигрывая в те моменты, когда до перелома в ее пользу оставался шажок. А если и побеждала в зоне, то на переходных турнирах изведывала участь статиста. Случалось, что судьбоносный мяч влетал в ворота «Сокола» при помощи «божьей руки», как произошло в игре с «Янгиером» в Махачкале-75. В бытность Асламова игроком «Сокол» трижды попадал в чистилище «пулек». Да еще в 1989 году вплоть до заключительного тура саратовцы отчаянно стремились настичь в гонке за лидерство куйбышевские «Крылья Советов», кому арбитры за весь чемпионат «презентовали» выполнение 22-х пенальти. Наилучшая возможность вырваться из «болота», казалось, была в 1986-м. Команда, имея яркую «палитру» в полузащите и нападении, демонстрировала поистине латиноамериканский по ритмическому рисунку, результативный футбол. Иные фигуры в ее средней линии тогда выглядели при завязке комбинаций, пожалуй, поинтереснее Асламова. Взять хотя бы Валерия Плотникова — «короля левого фланга»; он, уйдя ближе к осени в «Торпедо» Валентина Иванова, стал автором одного из пяти голов москвичей в памятном гостевом матче со «Штутгартом» на Кубке Кубков. Финишировали саратовцы с отрывом в 5 очков от ближайшего преследователя — «Дружбы» (Майкоп). Но уже в начале переходного турнира, заведомо чувствуя обреченность, лишенные должного стимула, они не тянули ни физически, ни психологически и пали ниц 1:2 перед «рабоче-крестьянской» (эпитет, иллюстрирующий особенности стиля игры) «Зарей» (Ворошиловград) на своем поле. Тот «Сокол» — последнее детище в долгой карьере московского тренера Бориса Яковлева, который проработал в Саратове еще один сезон, и, возвратившись в столицу, умер в декабре 1987 года. Под его руководством Асламов в 70-х выступил за сборную РСФСР, а в «Соколе» с удачей опробовал себя в амплуа либеро.
Времена, когда визит даже краснодарской «Кубани» или кутаисского «Торпедо» ощущался болельщиками в Саратове, словно долгожданная диковинка, сменились фрагментами успехов "Сокола" в чемпионате России. Символично, что поздравления с победой в первенстве 2000 года и выходом «Сокола» в элитную лигу, Асламов принимал как помощник Александра Корешкова. Их альянс, возникший в виде тактической связки на дальних пасах в начале 70-х годов, оказался удивительно прочным, если учитывать непохожесть этих двух людей и футболистов. Корешков — экспансивный, заводной, схватывался не на шутку с арбитрами и дерзко, как ас конька и клюшки Фирсов, врываясь на кратчайшем направлении к воротам в самый «муравейник», выбирался оттуда невредимый и с лавром гола. Презрев рутину, не требующую подвигов атмосферу, мнимый уют, он, эксплуатируя на полных оборотах свое дарование игрока, первым предлагая услуги, попал в самое яблочко с воронежским «Факелом». А в ипостаси тренера, функционера, не боясь пройти и между рогатками закона, Корешков, так или иначе, но оставался на гребне успеха — спортивного, финансового. И если человека с подобным складом ума и темперамента легко изобразить в кресле коммерческого директора, главой фонда или депутатом думы, то Асламова немыслимо представить на кабинетной должности, тем более вне футбола. Его тренерскую работу иной раз интерпретировали— «с ребятами побегать да по мячу ударить». Однако без него не продвигался учебно-тренировочный процесс, в коем всю нагрузку Асламов нес почти наравне с действующими футболистами. Его наметанное око позволяло быстро определить, кто чего стоит с мячом в ногах. Пользуясь правом существовавшей в «Соколе» коллегиальности, говорят, он после матчей 1991 года в Рязани и Владимире посоветовал Корешкову перевести Олега Терехина из крайнего хавбека в центр нападения. Вскоре новообразованный тандем Терехина с еще одним воспитанником клубного футбола Саратова и области — Михаилом Никитиным, произвел фурор. На счету этих «коммандос» в чемпионате-1993 — около полусотни голов; примерно две трети из тогда забитых «Соколом». Но еще через год корпорация бомбардиров распалась — Никитин отправился в «Ладу» (Тольятти), а Терехин с 95-го надел майку динамовцев Москвы. И в дальнейшем личности с большой буквы из числа уроженцев Саратовской губернии в составе «Сокола», по сути, не значились. Взлет 2000-го, став «революцией сверху» и политическим гешефтом, быстро сменился пикированием обратно в первый дивизион.
Некоторое время часть истеблишмента обращала взор на Асламова, как на потенциального главного тренера – при его-то опыте «исполняющего обязанности». Анатолий Петрович, однако, не рисковал жертвовать достигнутой стабильностью работы «вторым» и взвалить на себя куда более тяжелую, но и более почетную обязанность и тем самым добавить замысловатый штрих в биографию. На должность главкома в тренерском штабе «Сокола» его таки привели - по распоряжению одиозного гендиректора клуба Сергея Ислентьева в самом конце катастрофического сезона-2005. Но этот ход ничего не определял, ибо окончательно стало ясно: наступил разлом истории команды на ее сорок третьем году и очутившемуся под молохом многомиллионных долгов клубу в прежнем формате не быть. Строительство нового «Сокола-Саратов» начали с нуля, отказав в доверии даже тем работникам, кто остался незапятнан. И Асламову пришлось во второй раз за свою жизнь трудоустраиваться вне родного города. В канун своего 53-летия он снова оказался в рабочей связке с Корешковым — в «Салюте-Энергия» (Белгород), который из-за населявшей его колонии бывших «соколов», - игроков и тренеров, - называли саратовским филиалом.
Николай Лифар
Его простая по звучанию фамилия несет печать некой таинственности — откуда, мол, какого рода-племени? В прессе семидесятых годов, когда этот игрок выступал, сию фамилию однажды умудрились напечатать как «Лифарт». То был отчет о матче сезона 1973-го «Корд» (Балаково) — «Уралмаш» (Свердловск), в котором кордовцы победили 4:2, а затем возглавили 5-ю зону. Случайный каламбур газеты оказался весьма кстати: в том поединке Николаю Лифару подфартило забить четвертый, все окончательно решивший мяч.
Enfant terrible из Саратова
Происхождением фамилии он, по собственным словам, обязан дальнему предку, военнопленному наполеоновскому солдату, оставшемуся на Волге после войны 1812 года. Себя в кругу команды футболист, рисуясь, величал графом де Ла Фер, вызывая тем ехидные насмешки. Впрочем, сам он спуска не давал никому. Сейчас его, степенного семьянина — в просторном халате, мягких тапочках, у ног — дымчатый, по моде стриженый пудель; человека с культурной речью и деликатными манерами трудно представить в образе enfant terrible — ужасного дитя. Однако таковым он, в сущности, был. Он мог, например, перед игрой подойти к сопернику из числа «звезд» и пообещать: «Я тебе мяч в очко (то есть между ног) пропихну и на жопу усажу!» Любил схлестнуться в азартном диспуте. Особенно — на тему медицины: запоем читая журнал «Здоровье», все знал — про гастрит или, там, панкреатит, и этим, бывало, сажал в калошу врача команды. А в игре Лифар, по комплекции отнюдь не громила, бесстрашно шел в борьбу, вставляя по ногам так, что противника потом иной раз уносили в мелкой испарине на носилках. Бился, фонтанируя матом, получая букеты желтых и красных карточек.
Лифар — воспитанник саратовского «Универсала». Преуспеть на аренах самостоятельного (читай — «дикого») футбола дано не столь технически умелым, сколько по жизни наглым. Часто именно такие быстро и во всем блеске самобытности утверждаются на уровне мастеров. Тогда как другие, взращенные на ниве спортшколы, где, культивируя подчеркнуто коллективный образ действий и насаждая в команде иерархию, подавляют индивидуальность, попав в большой футбол, напротив, зачастую могут скиснуть. Был в «Соколе» футболист школы Осташева Юрий Машляковский — красавец, гренадер. Когда группа известных спортивных врачей тестировала наших игроков, о Машляковском сказали: «Ест кислород как марафонец» (подразумевалось, что во время бега — А.Т.). Однако всерьез он так и не заиграл в мастерах — то ли характера не хватило, то ли еще чего-то…
Николай же принадлежал к породе «лосей» — поджарых, широкошажных футболистов типа «летучих голландцев»-74. Основными его козырями являлись резкий рывок с места и отменная стартовая скорость. Его ставили или на позицию под нападающим, или крайним хавом: прокидывая мяч, он мог легко уйти от соперника. Сам забивал не так много, но обострял ситуацию и отдавал голевые пасы исправно.
Первый матч Лифара в «Корде» — против «Спартака» из Йошкар-Олы со всеми их тузами — Петром Гордеевым, Виктором Антиховичем, Владимиром Филимоновым. На стартовых минутах, приняв ювелирный пас Насулина, Лифар, выйдя один на один с вратарем, промазал. Впрочем, не велика беда: йошкаролинцев в конце концов разнесли 4:0. В «Корде» состав пестрел именами титанов: Казаков, Алехин, Гецко, Сахаров, Геннадий Петров — выкованные в куйбышевских «Крылышках» и высшей лиге, короли на футбольном поле, прекрасные, уважительные парни. Когда речь зашла о том, что «Корд», якобы сбросившись по 40 рублей, купил игру сезона-72 у «Сокола», Лифар искренне возмутился. А действительно, нужна ли была такая подмазка балаковцам, крушившим у себя дома всех подряд? «Сокол» вел 2:0, но потом началась заруба. И — одна за другой — жесткие прострельные подачи на «воздухоплавателя» Алехина и «самосвала» Петрова, сметавшего в штрафной все преграды, пока счет не стал 5:3 в пользу «Корда».
Да, команду-машину Виктор Карпов сконструировать умел. Этот тренер, суровый, как норвежский фьорд, был, однако, не чужд юмора и подбирал к каждому футболисту особый психологический ключ. Его рецепты подготовки представляли собой сильнодействующее средство, отведав которое даже не хлипкие телом и волей порой лишались чувств. Правда, однажды сам Виктор Иванович, гоняя игроков, «пал жертвой». Заглядевшись на взлетающий лайнер — случилось это на стадионе в Адлере, около аэропорта, — тренер, задрав голову вверх, не заметил, как сошел на беговую дорожку. Тут в него потной тушей врубился запасной вратарь Серебров, который мотал бог знает какой круг. Карпов плюхнулся наземь и, пронзенный болью от сместившихся в почках камней, весь позеленев, пробормотал, укоряя тезку: «За что ж ты меня так-то, Витюша…»
Говорят, «Корд» в 1974-м разогнали не только потому, что областному руководству он на фоне провалов «Сокола» попросту осточертел. Будто бы в заместителе директора химкомбината, шефа команды Бутовского некая женщина, приехавшая в Балаково из Белоруссии, опознала бывшего полицая. Вскрылись еще какие-то аферы с незаконным распределением квартир, против самого директора возбудили уголовное дело, и все закончилось его переводом на работу в Казахстан. Последнюю свою игру кордовцы, зная, что участь команды предрешена, проиграли дома 0:4 «Дружбе» (Майкоп). Карпова «выдернули» в Саратов, с собой из Балакова тренер прихватил Лифара, Насулина, Ломакина и еще нескольких футболистов. Лифар в тот момент по совету приятеля из казанского «Рубина» форварда Мурата Задикашвили навострил было лыжи в Казань. Карпов сие поползновение пресек в зародыше: выглянув из окна кордовской базы, крикнул вслед Лифару, удалявшемуся со спортивной сумкой через плечо: «Куда?! Вернись!».
Побег в «Крылья»
В один из дней середины лета 1977 года страж ворот «Сокола» Владимир Литовченко — заядлый рыбак, — выудив в пруду около «дачи» (т.е. базы команды) увесистого леща, прибежал хвалиться добычей перед игроками. Но те с мрачностью отворотили носы от чудесной, еще трепетавшей рыбы, которую Литва победоносно извлек из ведерка. «Вид у вас, мужики, как на похоронах. Что случилось?» — «Да вот, Лифар с Батоном смылись…»
Геннадий Смирнов (Тюля, Батон), появившись в «Соколе» в 75-м, сразу стал шлифовать формулу своей лаконичной, но потрясающе эффектной атаки — с буденновским прорывом и гулким ударом в концовке. Играл он долго — лет семнадцать. В разных лигах и командах — от саратовской до камчатской и сахалинской, от воронежской до наманганской — назабивал столько, что быть бы ему к завершению выступлений богачом, новым русским. Но не вышло. Жизнь Геши Смирнова — извечная драма, блеск и нищета, сияющая вершина и темное дно.
Некоторое время его можно было видеть на 5-й Дачной, в «бандитском» клубе «Салют», где зимой, облаченный в ватник, он лениво колол лед перед входом в помещение, а летом что-нибудь красил. Последней опорой в жизни для него была мама. Когда ее не стало, Геннадий совсем опустился, нигде постоянно не работал и в конце концов погиб — его в собственной квартире зарезали собутыльники.
Ну а тогда, в 77-м Смирнов и Лифар подались в куйбышевские «Крылья Советов», в высшую лигу. По-английски, не попрощавшись. Известно, что в Куйбышев как центр Приволжского военного округа футболистов под предлогом призыва на армейскую службу иной раз доставляли по методу товарища Берии. Среди ночи за игроком приходили «погоны» и попросту брали «за химок». Предчувствуя такой вариант событий, руководство «Сокола» прятало своих военнообязанных по больницам. Чаще — в «Ортопеде», где до завершения призывной кампании их держали запакованными в гипс, чтобы в случае проверки все удостоверились, что футболист из-за тяжелой травмы непригоден к армии. Хотя играть в «Крыльях» и было престижно, большинство саратовцев не очень-то стремились попасть туда. О той команде ходила дурная слава. После потери Александра Корешкова, рекрутированного в хабаровский СКА, «Сокол», который шел после 1-го круга-77 на пятом месте, не знал, как латать бреши в линии атаки. Особенно обидно было то, что распался тандем Смирнова с Виктором Лавровым, грозивший взломать не одно «каттеначио». Место 22-летнего Геннадия на поле занял его брат Юрий, коего по закону рокировки отправили из Куйбышева в Саратов. Но эта замена, конечно, была неравноценной. Смирнову-старшему уже почти стукнуло тридцать. Тренер продолжал мучиться идеей фикс, что изъятие Лифара и Геши — дело рук Грифа, Григория Фридлянда, начальника куйбышевской команды, старинного врага Карпова. Этот загадочно-зловещий субъект, по отзыву Лифара, больше всего напоминал паука, чье присутствие всюду и постоянно ощущается. В расположении команды Фридлянд появлялся неслышно и внезапно и так же незаметно исчезал. Он был воистину всемогущ, мог убрать из «Крыльев» любого, кто хоть на йоту высказывал к нему нелояльность.
Поплатился работой в команде замечательный тренер Александр Гулевский, в то время когда «Крылышки» уверенно лидировали в первой лиге. Произошло это потому, что Гулевский требовал сначала проставлять цифры в ведомости зарплаты игроков, а уж потом нести этот документ им на роспись. Гриф же делал все наоборот.
В 77-м обстановка в «Крыльях» была особенно гнетущей, команда валилась и в итоге вылетела из «вышки». Саратовцев игроки и местная торсида встретили недоброжелательно. Лифара уж точно с предвзятостью, ибо тому надлежало выступать на позиции супербомбардира Равиля Аряпова, который в тот момент приблизился к финишной черте своей футбольной карьеры. Но в первом же матче за Куйбышев Смирнов положил гол львовским «Карпатам». А в следующей игре отличился и только что заявленный за «Крылья» Лифар. Всего, отыграв за куйбышевцев 15 матчей, он стал автором 2 мячей — одесскому «Черноморцу» и алма-атинскому «Кайрату». Гол в ворота одесситов получился стильным: саратовец вложил мяч в касание — от полусферы в левую от кипера «девятку». Однако своими в команде, разбитой на группировки, они со Смирновым себя так и не почувствовали. Более-менее крепко Лифар сдружился лишь с Арутюняном и Фетисовым. Правда, начальство «Крылышек» было к саратовцам благосклонно, благодаря чему Лифар быстро получил от клуба квартиру и вскоре женился. Николай рассчитывал надолго задержаться в Самаре-городке, но случилось непредвиденное: руководство «Крыльев», что называется, кинуло майора Шнайдера, который оформлял Лифару армейскую службу в этой профсоюзной команде, не выплатив «чину» по окончании сезона обещанной за услугу суммы. Майора в тот момент как раз перевели в штаб Уральского военного округа. И он тут же отозвал своих рекрутов из Куйбышева. Смирнову было предписано двигать в свердловский «Уралмаш», а Лифару — в пермскую «Звезду». На Урале эти двое футболистов «кантовались» также недолго. От маршала Соколова поступила телеграмма с приказом направить двух саратовцев в хабаровский СКА, где появились вакансии. Согласно правилу игрок, прежде чем демобилизоваться из армейского коллектива, должен был рекомендовать себе на смену кого-либо из своей прежней команды. Называлось это — сдать. Так, на берегах Амура во второй половине 70-х и в начале 80-х, сдавая друг друга, выступали «соколы» Насулин, Корешков, Лифар, Смирнов и Лавров. Хабаровск не был футбольной окраиной, команда рвалась в 1-ю лигу, куда попала. Там за хабаровчан отдувался уже Виктор Лавров. Лифар же к 1980 году возвратился домой в Саратов. Футболист стал отцом, и ему с семьей хотелось жить не в ссылке, откуда до европейской части страны десять часов самолетом. Навсегда он оставил большой футбол в 29 лет. Причин тому нашлось достаточно — серьезная болезнь жены, курс на омоложение команды и т.п. В саратовском футболе с его уходом наступила полоса безвременья.
Удар печаткой
Помимо футбольной, Николай Лифар пользовался также поистине геростратовой известностью. Хотя его поступок, в отличие от действий древнего поджигателя, заслуживает уважения. Был в его жизни матч 19 мая 1976 года. «Сокол» вел спор в Элисте — самом негостеприимном в плане судейства городе. Помогая натиску «Уралана», «черные мантии» беспрестанными свистками и отмашками флажком буквально не давали саратовцам продыха. Впрочем, гости самоотверженно защищали свои редуты, а под занавес — на 87-й минуте, проведя контратаку, открыли счет. Местные боссы и игроки запаниковали, а судьи хладнокровно продолжали творить беспредел. Было добавлено пять минут, затем еще сколько-то. И вот в одной из атак «Уралана» мяч, выкатившийся за лицевую линию метра на два, застрял в песочной ямке прыжкового сектора. «Сокол», естественно, остановился. А возвращенный в поле мяч тут же оказался в саратовских воротах. Жест судьи в сторону центра — гол засчитан. Затем у ворот гостей был угловой: двое футбольных амбалов руками оттесняют Литовченко от мяча, и нате — пожалуйста, 2:1 — победа «Уралана»… Главный рефери, москвич, коего после матча игроки «Сокола» обступили плотным кольцом, на свою беду, каяться не собирался. Наоборот, огрызался, пересыпая речь нехорошими словами. И Лифар, не размышляя долго, взял и дал судье в «рог». Это только годы спустя, этот арбитр, подходя к Николаю, благодушным тоном напоминал об элистинском инциденте, демонстрируя изъян на своей скуле, оставшийся после знакомства с массивным перстнем-печаткой Лифара. А тогда рефери рухнул ничком и некоторое время не подавал признаков жизни. Удовлетворяя жажду мести и игнорируя правило, что лежачего не бьют, игроки «Сокола» еще и потоптали жертву ногами. С чувством исполненного долга Лифар шагал в раздевалку. Но аккурат у ее двери футболиста сцапали калмыцкие милиционеры, заломили руки и прямо в майке, трусах и бутсах повезли в «обезьянник». У раздевалки гостей был выставлен милицейский пост, и саратовцев оттуда долго не выпускали. О том, что произошло с Лифаром, «соколы» узнали лишь через час. Второй тренер Вадим Шпитальный поспешил вызволять игрока. Арестанта освободили только на следующий день. Однако в тюрьме стражи порядка крепко настучали ему по почкам. А сокамерники Николаю сочувствовали: у нас, мол, перед тобой сидел футболист из Грозного — в Элисте приезжие на каждом матче судей бьют.
Виктор Лавров
1 июля 1977 года саратовский «Сокол» встречался в Махачкале с местным «Динамо». До конца игры оставались считанные минуты, когда форвард хозяев Равиль Шарипов с угла штрафной перебросил мяч в сетку над голкипером Литовченко, вышедшим навстречу. Предполагалось, что гол решающий, победный: стадион радостно вскипел, словно Каспий под штормовым ветром. Судья, кандидат экономических наук, а позже - почетный арбитр ФИФА, москвич Эдуард Шкловский показал на центр поля. Но что это? Каиров — линейный рефери из Нальчика, фиксирует офсайд и, посовещавшись с ним, Шкловский отменяет взятие ворот. Тому, кто не свидетельствовал подобных сюжетных поворотов на футбольной арене Махачкалы, не принять метаморфоз дагестанского характера в повседневности. Момент выглядел спорно, правоты Каирова нельзя было ни подтвердить, ни опровергнуть — тогда во второй лиге Союза в редчайших случаях вели запись матчей на видеопленку. Публика, однако, распалилась не на шутку. На трибунах в быстро сгущающихся южных сумерках вспыхнули факела из газет, стали поджигать деревянные сиденья. Укрывшись после финального свистка в раздевалке, команда гостей не осмеливалась ее покинуть. Приехал генерал — министр МВД республики, но его призывы к спокойствию, как и со стороны капитана «Динамо» Александра Маркарова, взявшего микрофон, оказались напрасными. В конце концов, прибегли к помощи укротителей огня — выкатив красные автомобили на беговые дорожки, начали сметать толпу струями из водометов. Тем не менее, страсти улеглись только к полуночи. А Каирова, дабы избегнуть новых осложнений, вывезли со стадиона тайком — переодетым в костюм пожарника, в каске, машиной службы 01, и посадили на поезд в 80 километрах от Махачкалы — в Хасавюрте.
Этот инцидент, описанный Шкловским, подан в отчете «Дагестанской правды» («Матч упущенных возможностей». 3.7.1977) одной строкой. В составе «Сокола», кроме Литовченко, кто перед волнами яростного натиска был тогда неколебим (спас ворота в десяти (!) острых ситуациях), естественно, отметили футболиста, открывшего на 30-й минуте счет после выхода в контратаке один на один с голкипером «Динамо» Успатом Рашидовым. (Равновесие восстановил в середине второго тайма Шарипов, встреча завершилась 1:1). Автор успеха — Виктор Лавров, со свойственным ему легким позерством впоследствии рассказывал: «Вратарь кричит «Убью!», а я — «На!», и покатил мяч со шведы в уголок». Во второй половине 70-х саратовская команда четыре сезона кряду не уступала в Махачкале. По сложившейся традиции, дагестанский болельщик почитал многих «соколов» наравне с кумирами из родного клуба. Вот и в 1977-м, подбадривая Литовченко, трибуны ревели: «Володя! Володя!» («Отмахнув» мяч на чужую половину, «Литва» начал голевую комбинацию в три передачи). Мастеров из Саратова осыпали приглашениями в это "Динамо", находившееся на пике игры. Правда, никто из них не соблазнился: даже в сравнении с закрытым в советское время Саратовом Махачкала была сонным захолустьем, где развлечений — сходить на море да груш купить на рынке. А так Лавров котировался во второй лиге. Но его путь к признанию не был гладким. Дебют Виктора 24 апреля 1971-го получился аховым: стартуя в чемпионате, саратовцы потерпели разгром 0:5 от краснодарской «Кубани» на выезде. Первый домашний матч — с «Торпедо» (Таганрог), в том сезоне выиграли 2:1, но 17-летний Лавров — воспитанник заводского клуба «Авангард», умудрился хлопнуть по мячу ладонью в собственной штрафной. Гости, правда, не реализовали пенальти. А в сентябре в Нальчике юного футболиста подстерегла тяжелая травма — пытаясь отобрать мяч, неудачно подкатился под соперника и сломал лодыжку.
Сама команда плелась в хвосте; во втором круге удалось подтянуться лишь до 18-го места (так низко "Сокол" опускался в турнирной таблице только в 1990-м). Бразды правления командой тогда доверили заслуженному тренеру РСФСР Георгию Мазанову, который на пороге пенсионного возраста откровенно отбывал номер, мало беспокоясь о личном реноме. С ним связан ассоциативный ряд — «Чеснок и одеколон «Красная Москва»»: источал крепкую смесь этих ароматов, невзирая на риск прослыть моветоном. В «Соколе» с Мазановым произошел анекдотичный эпизод: пока игроки выполняли упражнения, этот пожилой человек, стоя в центральном круге, задремал на солнышке, и здесь на его плечо примостился воробей. Георгий Васильевич открыл глаза, поведя рукой, сказал — «Кыш! Кыш!», но птичка улетать не думала. При этой сцене футболист Владимир Кравченко, упав на траву, катался, и сотрясал воздух глумливым гоготом. Такого оскорбления не снес даже либеральный к дисциплинарным проступкам Мазанов и отчислил потерявшего чувство меры весельчака. Но и самого тренера, понятно, «ушли», не дожидаясь финала турнирной гонки. Однако вплоть до рубежа 80-90-х продолжалась в Саратове тенденция приглашать этих руководителей преимущественно из Москвы. Выбор становился удачным редко, ибо кадры рекомендовались в «Сокол» не по профессиональным качествам, а по принципу некой очередности, установленной федерациями футбола Союза и России. Работать с командой чаще приезжали «отставники», уже не способные созидать, озабоченные только материальным стимулом. Светлым исключением на фоне этих "варягов" был Виктор Карпов, который прослужил игроком и тренером в куйбышевских «Крылышках» 22 года, в молодые годы действуя по тактической модели «волжская защепка». Он возглавил «Сокол» после того, как в августе 1974-го волевым решением расформировали «Корд» (Балаково), усилиями Карпова перехвативший флаг лидера футбола Саратовской области и поднявшийся на уровень фаворитов второй лиги.
В день, когда этот «генерал» приступил к обязанностям в «Соколе», принимали «Торпедо» (Тольятти), и на установке перед матчем Лаврову впервые поручили амплуа центрального нападающего. Такая перелицовка из переднего защитника, кем на тот момент был Виктор Лавров, вызвала удивление, ведь этот игрок раньше не забивал в календарных матчах. Но Карпов увидел в нем фигуру, как нельзя лучше соответствовавшую доминанте форварда Александра Ломакина, который вместе с тренером пришел из «Корда». Добавим, что другие футболисты-снайперы из Балаково отказались пополнить саратовскую команду, а собственных «канониров» она к тому времени подрастеряла и терпела фиаско одно за другим. Интуиция не подвела стратега: ставший его тайным оружием Лавров из сектора вратарской площадки на опережении маститого Геннадия Сахарова послал мяч со «штыка»: «Думал — на авось, а получилось — в дальний угол», и — хозяева одержали верх над автозаводцами Тольятти — 2:1.
Примеров тактически оправданного отвода футболиста в линию тыла предостаточно, но вот случай, когда указанное движение произошло с обратным вектором и обернулось ощутимыми плодами — единственный в летописи «Сокола». Конечно, ипостась фигуранта атаки выгоднее удела игрока обороны: первый — рыцарь удачи, вовремя подставил под мяч голову или ногу, и — празднует успех, а второму в такой же мимолетной ситуации грозит, срезав мяч в свою «паутину», стать изгоем. Правда, на первых порах Лавров слабо реализовал игровые шансы: в чемпионате 1975-го в 35-и матчах «склепал» четыре гола, тогда как Ломакин отличился семнадцать раз. Футбольному интеллекту этой креатуры из минского «Динамо» Карпов безгранично доверял, наделяя привилегиями блуждающего форварда. Тот напоминал лицом звезду эстрады Льва Лещенко, имел изящное сложение, по полю перемещался широким шагом — подобно «летучим голландцам», наносил акцентированные удары с воздуха (против «лома» нет приема) и сбрасывал мяч «на парашюте». Знавший себе цену, он методично брал руководство за горло, выколачивая блага, при этом обожал порисоваться перед партнерами. И одноклубники чуть его не избили — во время ужина в махачкалинском ресторане после игры на «пульке»-75, когда Ломакин заявил, будто тренер и начальник команды Касимов стояли перед ним на коленях, умоляя не покидать «Сокол». Выучка саратовских футболистов соотносилась с требованиями первой лиги, самого Ломакина отметили по итогам переходного полуфинала в Махачкале. Но уже во втором его туре хорошо начавшие волжане споткнулись на сопернике из Узбекистана. Делегация Саратова, уповая на гарантию честной борьбы, привезла в подарок шефу судейского комитета холодильник, изготовленный на СЭПО - за изделиями этого завода полстраны гонялось. Игроки, пустив шапку по кругу, собрали восемьдесят рублей для дачи рефери. Однако арбитры не взяли тех денег — капель сравнительно с предложением «Янгиера», финансировавшимся совхозом-миллионером. В отчете еженедельника «Футбол-Хоккей» за подписью председателя управления футбола А. Калинина (там фамилия саратовского вратаря искажена — «Литвиненко») говорится, что голкипер досрочно выключился в эпизоде, когда узбеки забивали «Соколу» один из двух голов. В действительности игрок «Янгиера», стащив мяч рукой с головы защитника Валентина Ольшанского, пробросил его на ход своему нападающему Владимиру Лободе, и тот, выйдя против недоуменно-оцепенелого Литовченко, без препятствия поразил цель. Это была «развязка истории Сизифа», катившего в гору валун и ронявшего груз в двух шагах от вершины. Осознание таковой для «Сокола» неизбежности вынуждало не одного иногороднего аса расстаться с командой Саратова. Зато коренные игроки — в своем большинстве домоседы, не упускали случая проявить себя на освобождающихся вакансиях. С отъездом Ломакина, выступавшего за Саратов год и два месяца, впереди сформировался тандем Лаврова и Геннадия Смирнова, и атакующая мощь «бело-синей» команды не убавилась.
«Освоил этот футболист удар — сухой лавровый лист!» — сочинил стихотворец Литовченко, наблюдая, как партнер закрепляется в новой роли. В списке снайперов «Сокола», с 87-ю меткими «выстрелами» (без учета мячей в Кубке РСФСР), тот занимает четвертую строку — после Анатолия Асламова, Александра Корешкова и «шестидесятника» Виктора Чернышкова. Между тем, в команде Лавров провел меньше сезонов (12), чем каждый стоящий выше него в этом рейтинге. На балансе Виктора Лаврова двенадцать «дублей» и два «хет-трика» — ульяновской «Волге» в 1976-м на выезде и астраханскому «Волгарю» в 1979-м дома. "Волгарь" пропускал от этого саратовского форварда семь раз, а в семьдесят девятом, едва "Сокол" размочил счет первого тайма 0:2, тремя голами за двадцать минут Лавров изменил результат на 4:2, точку же поставил Асламов. Еще одна мишень, облюбованная этим нападающим - ворота «Химика» (Дзержинск), старший тренер которого Владислав Михайловский откровенно говорил: «С удовольствием взял бы тебя, да уж больно дорогой ты клиент», — подразумевая, что в клубе, материально более благополучном, нежели «Сокол», но не превосходящем его по классу, амбициям этого самородного бомбардира не взыграть. К слову, поблизости от Дзержинска — в Горьком, Виктор однажды выдал в матче красивейший экспромт. Вышло неожиданно: приняв пас у центрального круга, он продвинулся вперед и, слыша, что опекун-костолом вот-вот сядет ему на пятки, решил, что разумнее будет обезопасить себя, если избавиться от мяча, выпалив в направлении «рамы», до которой оставалось метров сорок. И — вложил в, казалось бы, безадресное действие всю энергию. Вдруг раздались крики — «Гол! Гол!»: вонзившийся под перекрестье мяч, словно по желобку скользнул вдоль натягивающей сетку стальной дуги и выскочил в поле. Увы — арбитр не зарегистрировал попадания, быть может, не поверив этой умопомрачительной картине на первых минутах встречи.
Филигранной техникой Лавров не владел. Зато на вооружении имел дистанционную скорость (хотя, бывало, запаздывал в стартовом рывке), и, как отмечено — мощный, однако не слишком отточенный удар, а главное — сноровку вверху. И, несмотря на умеренный рост — 181 см, выполнял классическую для семидесятых годов миссию футбольного «столба», чья задача — таранить оборону соперника, замыкать навесы, подачи со «стандартов». Вкус к игре головой привил тренер группы подготовки Петр Осташев: для миниатюрных его учеников — Асламова или Корешкова, вездесущих ловкачей на поле, также считалось шиком поймать мяч в прыжке в точке апогея. «Из-за таких занятий расшибали лбы», — вспоминает Виктор. О том, сколь часто пускал он в дело голову-колотушку, свидетельствуют полученные в столкновениях шрамы, испещрившие ему лицо. Понятно, Лаврова отличали крутые перепады спортивной формы, настроения, — «Не стой, как сена стог!», — твердил его тренер. Избегал пробивать штрафные и пенальти, что говорит об изъянах мастерства и психологии. Однако «выключить» этого прямолинейного нападающего в моменты его озарения становилось трудно, и в пылу схватки он мог сам вывести из строя чужого игрока. Такая участь, например, постигла оплота обороны из Новороссийска, кому Лавров умышленно «вставил» по ноге — пострадавшего унесли на носилках, после чего цитадель «Цемента» развалилась карточным домиком. Но подобные вспышки с Виктором — человеком незлобивым, воспринимавшим юмор («не то, что Асламов — губки подожмет и отвернется, значит — Толик обиделся»), происходили только в игре. Со статью античного атлета, кареглазый, по-цыгански смуглый — поэтому прозванный именем персонажа популярного мультика — «Маугли», Лавров пользовался повышенным женским вниманием. На гастролях команды по Венгрии в 73-м, засекли его амурную связь со служанкой отеля на Балатоне, и как нарушителя морального кодекса советского человека, едва не отправили первым самолетом в СССР.
Возможно, высшее начальство недолюбливало этого футболиста, чувствуя его неартикулируемую нелояльность, выражаемую в проделках и вольностях. Лаврова, признанного лучшим форвардом ДСО «Спартак» (к юрисдикции которого во второй половине 70-х принадлежал саратовский «Сокол»), секретарь обкома отчитал за неподобающую осанку в своем присутствии. И затем демонстративно покинул кабинет, где проходила аудиенция, и тогда председатель спорткомитета, опасливо косясь на затворившуюся за хозяином дверь, вручил Виктору положенные призы. Скрытая опала руководства икнется лихом, когда он примет предложение никопольского «Колоса»: накануне намеченной даты отъезда к нему в квартиру аккурат в разгар застолья в честь дня рождения супруги явится следователь с обвинением в спекуляции автомашиной. Вопрос не стоил выеденного яйца: собираясь в дорогу, Лавров продал с наценкой в полторы тысячи («за чехлы, магнитофон и другие приспособления») полученные от клуба «Жигули». На такие не узаконенные манипуляции смотрели сквозь пальцы, как на обычную практику футбольной касты, жившей по принципам рыночной экономики. Но теперь от кого-то из боссов, чтобы «перекрыть кислород», поступил сигнал в прокуратуру. Уголовное дело на Лаврова, конечно, не завели, однако категорически потребовали никуда не рыпаться, ближайший сезон провести в «Соколе». И ничего не осталось кроме как вернуть почтой денежный аванс из Никополя, составлявший сумму больше, чем три его саратовских оклада вместе взятых: «Колос» был чуть ли не самой высокооплачиваемой в СССР командой мастеров по футболу. Этот случай с неудавшейся миграцией произошел после возвращения Виктора из СКА (Хабаровск) - туда его направили для несения воинской повинности — уже 26-летним, а до этого он провел несколько месяцев в конвойном полку в Саратове, откуда его отпускали участвовать в домашних матчах.
Берега Амура для него возникли не просто так: до Лаврова там «служили» четверо саратовцев — Насулин, Корешков, Лифар, Геннадий Смирнов — словно передавали друг другу эстафетную палочку. Виктор попал к армейцам Хабаровска в удачный для них сезон — 1980 года, принесший команде шестое место среди двадцати четырех делегатов первой лиги. И сразу же сделался «основным» в горниле сражений на стадионах от Молдавии до Памира и от Прибалтики до Закавказья. Но за чемпионат ему посчастливилось забить всего четыре мяча, а главным бомбардиром хабаровчан тогда, как ни странно, стал центральный защитник Геннадий Рютин, настукавший соперникам 16 голов («У него была такая «колотуха» — не представляешь!»). На предварительном же этапе Кубка СССР Лавров забил два гола из трех, доставшихся его новой команде в тбилисской группе. Он поражал ворота динамовцев столицы Грузии, в скором времени — победителей Кубка Кубков. А накануне демобилизации из СКА, в составе сформированной на базе этого клуба сборной России совершил путешествие в Мозамбик, недавно освободившийся от гнета португальских колонизаторов. «Боясь оказаться в голодной стране, брали с собой консервы, хлеб, но там встретилось изобилие, - рассказывал Виктор Лавров, - В столице страны — Мапуту, разыгрывался турнир с участием хабаровчан, двух местных клубов и олимпийской сборной Венгрии. Нам суточные выдавали чеками, которые отоварили в московской «Березке». Заходя в бар, мы стыдились своих тоненьких бумажников, у венгров же кошельки были туго набиты долларами. Перед матчами против хозяев нас на халяву щедро потчевали пивом, вином. Они думали: мы «нажремся», и — сдохнем на поле в сорокоградусную жару. Но — справились с обеими мозамбикскими командами. А венгров мы откровенно ломали: установку на жесткость дал сопровождавший Владимир Пономарев (футболист чемпионата мира-1966 в Англии). Капитан Володя Бычек перестарался: как «ахнет» ногой по почке — жертва в «ауте», а виновному удаление. Так и «сгорели» 0:1, пропустив с пенальти под занавес; тренер Борис Семенов по прозвищу «Чума», выбежав на поле, крутил пальцем у виска и показывал на секундомере, сколько лишнего переиграли. Ну а самое любопытное то, что мне в Мозамбике предлагали контракт…»
Конкретный вариант трудоустройства Лаврову представлялся в одесском «Черноморце». Написав заявление туда, он однако передумал и вернулся в «Сокол». Поступали ему сразу после армейского срока другие приглашения в клубы высшего эшелона. Виктор не воспользовался ими - вероятно, смущенный требованиями, но, скорее всего, из-за того, что стосковался по семье, подраставшей дочери. В Саратове он застал совсем иную команду, чем та, которую покидал в конце 1979-го: ряд стержневых позиций теперь занимали игроки новой поросли — введенный в действие циркуляр союзной федерации резко ограничивал присутствие во второй лиге возрастных мастеров. Условия же в «Соколе» находились на самой скромной планке (что еще через год вынудило-таки Виктора к той пресеченной саратовским футбольным руководством попытке бегства в Никополь). Саратовский стадион «Локомотив», подвергаемый реконструкции, в часы матчей выглядел бесприютным, пустынным. Но фамилия одиннадцатого номера — Лаврова, была по-прежнему на устах диктора, объявлявшего — гол забил такой-то. «Маугли» продолжал ставшие личной традицией набеги на ворота лидеров зоны, отправив мячи дуплетом в сетку динамовцев Ставрополя 18 августа 1982 года в Саратове (2:1), замкнув в высоком прыжке прострелы с фланга. Этим успехом началась беспроигрышная серия команды, оборвавшаяся чудовищно - 2:7 в Махачкале. Такие колебания амплитуды результатов были присущи «Соколу» с его акцентом на атаку в ущерб обороне. Тем не менее, все четче обозначались контуры команды, которая под водительством Бориса Яковлева завоюет себе славу искрометной, способной подавлять противника натиском с первых же минут, разражаясь градом голов. Эпицентр футбольной жизни города тогда на доброе десятилетие переместится на крошечный стадион завода СЭПО, и это лишь одно обстоятельство из длинного их перечня, не позволившее реализовать потенциал «Сокола» 80-х в полной мере.
Лавров совсем ненамного разминулся с тем яковлевским призывом. На сборах перед сезоном 1983-го он повредил бедро. Войдя в стартовавший чемпионат на одной ноге, принимал перед каждым матчем уколы новокаина. Когда же за слабую игру его стали прорабатывать на заседании профкома, то в оправдание футболист, естественно, сослался на нездоровье. Старший тренер Юрий Забродин заявил, что лично ему об этой травме ничего не известно. Возникла размолвка, после которой игроку надлежит уйти навсегда. И Лавров принял такое решение, несмотря на 29-летний возраст и не самый сложный характер недомогания. Хотя, нашел в себе силы до конца провести первенство. Заключительный свой гол он забил дома нальчикскому «Спартаку».
Некоторое время Виктор еще выступал в энгельсском «Моторе» — будучи физруком «сорок второй» школы, а теперь — гимназии с углубленным изучением английского языка. Оттуда из окон видны осветительные мачты арены «Локомотива». Однако на футбол бывший бомбардир Лавров почти не ходит.
Леонтий Сердюков
Мало кто, посвятивший футболу жизнь без остатка, пользуется такими же авторитетом и широкой известностью, как он - Сердюков Леонтий Степанович, для друзей - Лева.
Ему в большей мере было дано преуспеть на ниве судейства, его имя тогда постоянно присутствовало в сводках спортивных разделов центральной прессы. Подчас он, как многие коллеги по корпусу рефери, становился мишенью для акул пера, готовых легко предъявлять человеку в черном - пожалуй, самому беззащитному на футбольном поле - обвинения в предвзятости. Так, например, некогда вызвал громкий резонанс матч в украинском Никополе, где Сердюков осмелился назначить пенальти, с которого хозяева провели решающий гол столичному "Локомотиву". На фоне той ревности, что характеризовала взаимоотношения федераций футбола Украины и РСФСР, эпизод, в коем арбитр из России вынес важный вердикт явно не в пользу "своих", выглядел тем более щекотливым и мог стоить Сердюкову карьеры. Видеозапись момента подверглась тщательному разбору специальной комиссией - туда включили даже представителей высшего партийного и комсомольского аппарата. К счастью, в действиях судьи не нашлось крамолы, его репутация была восстановлена. А вообще, как говорил бразильский арбитр Арманду Маркеш: "Каждый матч - это своеобразный вызов, перчатка в лицо. И каждая игра, из которой я выхожу живым, это - победа!". То, что судьям, случается, грозят физической расправой, ни для кого не секрет. Давление такого рода сопутствует не только поединкам, где спортивные амбиции тесно переплетены с политическими и финансовыми, но и встречам на уровне двора. Ведь рефери - важнейший персонаж игры, ее диспетчер. Ему, в отличие от футболиста, ни на миг нельзя выключаться, брать паузу. Он обязан четко видеть все основные передвижения на поле, не проморгать момента, когда один игрок, допустим, пытается нанести другому удар исподтишка. Хорошему арбитру не позволительна робость перед чьим-либо авторитетом - и на арене, и вне ее, в кулуарах, если возникает домогательство в ущерб закону и морали.
В конце восьмидесятых, когда монолит "единого и могучего" активно стала разъедать ржа межнациональных разборок, Сердюков с бригадой оказался в Ленинакане. Там в ожидании приезда кировабадского "Кяпаза" поднималась волна нешуточных страстей, город жаждал по полной программе расквитаться с "врагом" за давние и непомерно возросшие обиды. Ранее, во встрече первого круга в Кировабаде, ленинаканцам вынесли наказание несколькими "одиннадцатиметровыми", и вдобавок хозяева, войдя в раж, сломали двух или трех из армянской команды, отправив тех на больничную койку. Накануне повторного матча принимающая сторона собрала горком на заседание, куда пригласили также бригаду арбитров. Главный милицейский чин города обратился к ней с недвусмысленным и страстным призывом задушить "Кяпаз". Пообещал судьям щедрый магарыч, а команде гостей - сплошной ад, - "Нас азербайджанские зрители камнями били, мы здесь той же монетой обязаны отплатить!"... Леонтий Степанович в ответ возмутился, категорично сказав, - "У вас свои счеты, а мое дело - объективность. За ваших футболистов забивать голы не могу". Вернувшись в гостиничный номер, Сердюков обнаружил, что холодильник под завязку набит отборными фруктами и бутылками тогда очень дефицитного коньяка "Пять звездочек". Однако ни к чему не притронулся. Он, разумеется, понимал: при честном судействе у "Кяпаза" есть шанс на победу. Между тем эмоции на трибунах угрожают перехлестнуть через край. А что если гости впрямь одержат верх и зрителям почудится, будто виновник неудачи их соотечественников - арбитр? В этом случае о последствиях думать страшно: Кавказ, горячие головы, местная милиция заступаться за судью не станет. Впрочем, Сердюков, попадавший на своем веку в подобные ситуации не один десяток раз, - человек фартовый: без сделок с совестью почти всегда выходил сухим из воды... Матч начался, тут же пошли стычки, и саратовский рефери удалил за провокацию сразу двух азербайджанцев. "Ширак" (Ленинакан), получивший численный перевес, быстро забил два мяча и после перерыва - еще пять, пропустив лишь один. У болельщиков не возникло повода метать камни.
Начиналась его дорога в подмосковном Ступине. Отучившись семь классов школы, Леонтий принялся осваивать научные дисциплины в авиационно-металлургическом техникуме - физику, химию, металловедение. Не успеть в учебе нельзя было - это означало лишиться стипендии, а семейство Сердюковых в материальном смысле бедствовало. Параллельно выкраивал время постигать азы футбола: занимался, кстати, в одной группе подготовки с Юрием Севидовым - сыном знаменитого тренера Сан Саныча Севидова, впоследствии - московским спартаковцем, увы, попавшим в драматическую историю: тот, управляя "Фордом", нечаянно задавил насмерть академика и был осужден на несколько лет... Другой выдающийся специалист футбола Николай Морозов, на первенстве мира 1966 года в Англии возглавлявший сборную СССР, пригласил Сердюкова, когда тому исполнилось девятнадцать, в дубль "Локомотива", где в ту пору за "основу" выступали такие "зубры", как Маслаченко, Ворошилов, Бубукин. Несмотря на серьезные пробелы в футбольном образовании, дела у Леонтия в столичном клубе как будто бы складывались неплохо. Но все надежды перечеркнул матч против Еревана: ведя 2:0, дублеры "железнодорожников" соскользнули на 2:2. После сего до крайности рассерженный Морозов освободил из команды семерых игроков и в их числе - Сердюкова. Единственное, о чем Леонтий тогда мог попросить именитого тренера, это - о рекомендации в какой-нибудь коллектив класса "Б". Морозов согласился и набрал телефонный номер Владимира Ивашкова, работавшего в "Локомотиве" саратовском. В 1963-м, принявшая название "Сокол", под началом другого тренера - Василия Жаркова, команда впервые выиграла зону, а еще два года спустя, когда к ее штурвалу встал видный специалист из Москвы Борис Яковлев, получила право на переход в класс "А". В данной ипостаси саратовцы, располагавшие крепким и ровным составом, добились еще более заметных успехов, прорвавшись в 1967 году в полуфинальную стадию Кубка СССР. В Саратове Сердюков быстро обрел уважение, особенно сдружился с председателем областной федерации футбола Евцихевичем. Но все-таки лучшую долю в практике игрока ему довелось испытать не здесь, а в астраханском "Волгаре" у тренера Юрия Белоусова. Как-то под впечатлением от яростной наступательности этой команды, разорвавшей "Сокол" 3:1 у себя дома, массажист саратовцев воскликнул, - "Вы так бегали, словно сырого мяса наелись!". Да, "Волгарь" на родной арене удержу не знал, "бомбя" всех подряд. Защитник Сердюков, чье продвижение на чужой половине поля зачастую обрывалось метрах в пятнадцати от центральной линии, ранее нигде за мастеров не забивавший, в Астрахани преуспел с голом дважды, причем соперникам из Сумгаита воткнул мяч издали под самую крестовину. "Волгарю" удалось пробиться в первую лигу. На своей тактической позиции Леонтий держал экзамен перед настоящими асами нападения - Виталием Раздаевым ("Кузбасс" Кемерово), Яношем Габовдой ("Карпаты" Львов), Равилем Аряповым ("Крылья Советов" Куйбышев). Тот период жизни был воистину плодотворным, несколько его омрачил лишь момент с эпидемией холеры, вспыхнувшей в Астрахани летом 1970 года, когда город закрылся на карантин, адресованные оттуда письма сжигались, а "Волгарь" на три месяца сослали "катать" домашние матчи в Грозный и Орджоникидзе.
В эти же годы Сердюков, привлекавшийся в состав сборной РСФСР, совершил с ней поездки на товарищеские турниры в Сенегал, Гвинею и Мали. А в июле 1968-го вместе с "Волгарем" потягался с профессионалами клуба "Португеза" из Рио-де-Жанейро. Бразильский визит привел заштатную Астрахань в состояние буйного помешательства. Чаша городского стадиона была готова треснуть и рассыпаться под напором огромной толпы, желавшей лицезреть эпохальный матч. И "Волгарь" в награду болельщикам разразился феерией такой игры!... Технари-бразильцы не сдержали натиска, и город праздновал победу - 3:2! Затем экзотичных гостей повезли на экскурсию по заповедным уголкам в дельте Волги. Устроив пикник на природе, выставили ящик водки и целый таз черной икры. "Сорокоградусная" не пошла у южноамериканцев. А вот икру они ели с удовольствием, но - не столовыми ложками до отвала, как наши, а - малюсенькими кусочками, намазывая их на хлеб: дескать, это - золото!
1994, 2003-2005 гг.