Глава 28
В эту ночь соловьи молчали, но сам воздух майской ночи, сладкий от аромата сирени, возбуждал и голову кружил. Обнаженный принц сидел на постели невесты, уютно примостившейся между его ног. На ней, кроме жемчужного ожерелья, тоже ничего не было. Полутраурное серое платье с чёрным туром лежало на кресле. Принц ласкал её длинные волосы и шею, она смело гладила его грудь и живот. Жених и невеста тихо беседовали, но, помимо воли, губы их тянулись друг к другу, и тогда любовники задыхались в поцелуе. Они только что воротились с бала, данного в честь обручения императора.
- Траур сняли на восьмой день после похорон, - жаловалась Елизавета, - Петруша обручен, а мы? Вдруг, политик переменится? Моей сестре приказано уезжать вместе с мужем. А вдруг и тебя заставят уехать? У нас говорится: куй железо, пока горячо!
- Но государь был ко мне благосклонен, - резонно возразил ей Август, - и пригласил меня в Петергоф. Ему понравилось, когда я сказал, что люблю охоту.
Он поднёс к губам трепещущую ручку невесты, положил себе в рот розовый пальчик и прикусил. Елизавета ответила жениху раздраженным взглядом. Ей надо было помочь ему, надо объяснить,
- Пригласил! Верно! Да только ты просто не ведаешь, что везде интриги, да обманы! Конъюктуры – заговоры - зарождаются ежедневно! Куда ветер подует?
- Я твой жених согласно Тестаменту императрицы!
- Фи! – она поморщилась. - Пустышка!
- Как же так? – жених не мог понять движение её мысли. – Завещание – суть закон!
- У вас, возможно, - усмехнулась девушка, - а у нас – на всё воля Голиафа! Завещание-то составил он, сам третий, с Остерманом, да секретарём Волковым. Нам с тобой следует как можно быстрее, обручиться, и на то есть серьёзные причины. Посуди сам! - Она стала загибать пальцы. - Тебя почти не приглашают ко двору, а если и зовут, то только вместе с твоим кузеном и его придворными – раз! О нашей свадьбе совсем не ведётся разговору – два! Мы не обручены официально – три! На моё приданое. По словам Меншикова, нет денег – четыре! Герцога и герцогиню отсылают в Киль – пять! Милый, нам с тобой следует поспешить с обручением и свадьбой!
- Моё пылкое сердечко, я готов действовать, но как? – спросил принц.
В который раз Елизавету поразила его нерешительность, если не сказать, трусость. Как только она заговаривала о свадьбе, жених бледнел, растерянно разводил руками и дрожал и мялся. Она кожей почувствовала, как трепещет его тело. Голым он ей очень нравился: он был светлокожим, без массы волос на груди, но с хорошо развитыми мышцами. Пах скрывала кудрявая рыжеватая растительность.
Когда она поняла, что слишком долго держит глаза опущенными, тоже задрожала от возбуждения. Не выйти ли уж замуж самоходкой, хотя это неслыханное дело. Нужно, чтобы кольцо было надето на её пальчик с согласия императора! Мечты, конечно же - мечтами, но разрешить принцу надеть ей колечко на палец может один только Петрушка. И нет иного выбора, кроме как брак с Августом, и отъезд в Европу, вместе с сестрой и зятем. Мать умерла, и в те несколько дней траура по ней, которые девушка провела в уединении Летнего огорода, показали, что ею при дворе перестали интересоваться. Лучше сказать, что светлейший князь просто напросто, ею пренебрегает. Она Меншикову больше не нужна! К тому же, присмотр за девушкой цесаревной прекратился вовсе. Гофмейстерину Салтыкову девушка не видела уже несколько дней, мама Лискина всё больше зевала в уединении своей комнаты за рукодельем. Из фрейлин осталась Маврушка, да малолетние деревенские кузины с их гувернанткой мадам Шмидт. Ползуясь этой неожиданной свободой, Елизавета послала Лестока к Нарышкиной, и они вместе составили план-заговор, как пособить горю и заставить малолетнего императора подружиться с молодым, симпатичным женихом юной тётки. Было решено свести Августа с роднёй невесты, её дядьями и кузенами Нарышкиными, чтобы те приобщили иноземца к русской охоте. Двоюродные дядья Елизаветы, Львовичи, люди гордые и неладившие с Меншиковым, попали в опалу и были изгнаны из столицы. Анастасия сообщила, что любимый двоюродный брат покойного Петра Алексеевича, Александр Львович Нарышкин, сейчас сидит в своём мурье, на даче, недалеко от Ропши. Его родной брат, дядя и кузен, не принимавшие ничью сторону, дали себя уговорить, ради Петровой дщери, составить компанию Александру и принять гостя. К тому же, события складывались необыкновенно удачно. Меншиков, для того, чтобы немного умаслить Петра и получить от подростка быстрое согласие на обручение с княжной Марией, посулил ему пряник, а именно, объявил неделю свободы от уроков и поездку за город на охоту. Юный Пётр избрал местом отдыха Петергоф, и по плану Елизаветы, её жених должен был нагрянуть туда с борзой сворой, егерями и дикими зверями, приготовленными к весенней травле, Александр Львович пообещал снабдить его всем этим. Юный император ни за что не устоит перед таким даром, он будет очарован и завоёван, найдя в голштинском принце своего покорнейшего слугу и друга. Вряд ли в лесу ему придёт в голову вспомнить о том, что он обязан спрашивать разрешения у Верховного Совета и Меншикова на обручение и свадьбу молодой тётки.
- Твоя задача – завоевать сердце моего маленького племянника, - объяснила немного удивлённому, принцу Елизавета. – Мои кузены Нарышкины обучат тебя русской охоте. Когда мы будем в Петергофе, то на рассвете кузен Сенька заедет за тобой, чтобы отвести в Рождествено, имение Александра Львовича. Ты согласен?
- Разумеется, моя любовь!
Сегодня их третье свидание наедине в личных комнатах цесаревны. Сердце девушки заколотилось бешеными толчками. Принц обнял её, и она клубочком свернулась у него на коленях. Теперь можно поговорить о счастливом будущем.
- Когда мы обвенчаемся, то ненадолго отправимся в Любек, и оттуда – в Европу. Посетим блистательную Вену, прекрасный Рим, весёлый Париж. Ты сама составишь план путешествия, моя крошка. Я познакомлю тебя с моей младшей сесторой, и вы друг другу понравитесь. Она очень хорошенькая, но не такая, как ты красавица. Иоганна Лиз, так зовут мою милую сестрицу, уже замужем за Ангальт-Цербстским принцем, он старик, беден, как церковная крыса и служит комендантом Штеттина. Чтобы угодить юной жене, предоставляет ей много свободы. Он не тиран, как некоторые мужья, и я считаю такие отношения идеальными для современных супругов. Своей жене я тоже готов предоставить свободу в разумных пределах. Детей у сестры с мужем пока нет, и я думаю, Иоганна может стать нашим проводником в Париже. Она тебе придётся по вкусу.
Август завладел губами Лизеты, лаская одновременно её грудь. Она нашла это восхитительным и таяла, страстно отвечая на поцелуи. Потом рука принца скользнула между её ног. Любовники сплелись в страстном объятии на постели, лаская друг друга руками и целуясь.
Как и девушка, молодой человек волновался, отчего чувствовал намного острее и также восхищался своей партнёршей. Он был опытен в любовных играх, но никогда не предавался этому с девственницей. У себя на родине, Август рано начал встречаться с придворными записными кокетками, любящими невинных мальчиков, и его список побед на любовном фронте скоро расширился, включая актрис, и дам полусвета. Он слышал, что с девственницей спешить не надо и, целуя Лизету, нежно играл маленькими затвердевающими розовыми сосками, как будто они были неким инструментом. Ему даже чудилась музыка. Принц с трудом переводил дыхание, чтобы снова и снова осыпать её то медленными, то тягучими поцелуями и, в конце концов, они стали чувственно-глубокими.
По телам обоих любовников пронесся сладостный трепет, языки их превратились в пламя, и принц прижал корчившуюся в экстазе невесту к подушке.
Жених приподнялся над невестой, держась только на одних локтях, и она выгнулась ему навстречу, царапая ногтями его спину. Тогда принц коленом развёл её бёдра и заполнил собой. Она была горячей, податливой и сладкой. И не последовало ни криков, ни слёз. Только короткий стон и вздох.
Перламутровая белая ночь истаяла, ветерок качнул розовые занавески.
Петергоф! Петергоф! Конец мая радовал ласковой теплынью. Природа после похорон, траура и страха, ликовала, но разговоры в дороге велись шепотом, и всё о том, кто угодил в опалу, или ссылку. Великая княжна Наталья плакала и жаловалась до самого Петергофа. Утром она получила убийственное известие: под домашний арест взяли всех её придворных дам и кавалеров, кроме немецкой няньки Роо. «За лести». Получается, что она тоже подпадала теперь под крыло Меншикова, как и брат. Девочка больше всего боялась за последнего своего близкого человека, за няньку. Кроме того, нельзя было оставлять без внимания слухи о помолвке сына Меншикова, только что назначенного обер-камергером юного императора, с одной из незамужних представительниц царствующего дома.
А их всего-навсего две: Елизавета, да Наталья!
«Ох, не со мной, не со мной!» - про себя отчаянно молилась Елизавета, но понимала, что всё зависит от прихоти Голиафа! Нарышкина успела ей шепнуть: «Твой принц с Сенькой благополучно уехали утром на мызу к Саше». Слава Богу, всё шло своим чередом. В Петергофе Елизавете с Натальей отвели покои рядом, в Большом дворце. Вечером того же дня цесаревна вышла прогуляться в парк в сопровождении своего камергера, Бутурлина. После того, как она влюбилась в принца, красавец Бутурлин не пытался больше флиртовать с нею. Он просто, строго и неукоснительно выполнял свои обязанности при её особе. Не столь давно Бутурлин тоже пережил утрату: его жена Анна, урождённая княжна Голицына, вместе с младенцем, умерла родами. Цесаревна ему заботливо улыбалась, глядела ласково, по-прежнему ценя его чувство юмора. Болтая, собственно, ни о чем, они медленно направились к заливу. Свежий бриз одурманивал голову, сводя с ума запахами цветов и моря.
- Отец, - негромко проговорила девушка, - создавал парк и эти дворцы много лет. Всё здесь содеяно по его проектам и многое, его собственными руками. Как жаль, что это не достанется нам, его детям…
Она не договорила, заметив, что из одноэтажного дворца, любимого покойным батюшкой Монплезира, где жила семья Меншикова, вышли и остановились на пересечении аллей, три строгие, пышно разодетые, дамы.
- А вот и она, вот матушка наша, цесаревна и с кавалером, фу-ты-ну-ты! Но только при ней никак не персона лютеранского архиерея! - с иронией произнесла своим скрипучим голосом тётка будущей императрицы. Маленькие серые глаза блеснули на рябом личике со злобой. А потом сузились, словно у кошки, готовящейся схватить мышь. Следом за Варварой подоспела добрая и красивая княгиня Меншикова.
- Господи помилуй! Касатушка! – она всплеснула руками. - Ласточка выпала из гнезда только-только и уж сыскала себе воробья! - удивилась Дарья Михайловна, мягкая и жалостливая по натуре. – Не лучше ли тебе держаться с нами, моё сердечко? Твои царственные родители на небесах по тебе горюют: сиротка, одна с мужчиной, а ведь твой грех ляжет и на нас с Данилычем. Ты нам как дочь!
- Нет уж! Я сама себе хозяйка! – в сердцах огрызнулась Елизавета. – Да какая же ты мне будешь мать, Дарья Михайловна, уж ты не обижайся. Насчёт мужчины тоже … ты, чай, ослепла, коли не узнаёшь моего камергера, Бутурлина? Надеюсь, что он со вчерашнего дня не сильно изменился с лица?
- Ох, прости … ваше высочество, ради Бога, пожалуйста, простите!
Княгиня охнула и попросила прощения. Вот всегда так! Стыдно грубить добрейшей женщине, жене зарвавшегося светлейшего князя. Но княгиня любит его и поёт всегда с его голоса.
Лизета так и не сдержалась.
- Пожалуйста, поясните, княгиня, о каком грехе вы толкуете?! – выпалила она. – А я так понимаю: грех не мой, а исключительно ваш с Александром Даниловичем! Душа матушки моей всё ещё с нами, а вы траур сняли ради своей Маши. Каково же мне, сироте? У мужички и то было бы времечко оплакать родную мать!
- Да Бог с тобой, дитятко! – всплеснула Дарья Михайловна полными руками. – Насчёт траура ты, пожалуйста, не упрекай меня, золотая. Я не виновата, и не позабыла, что матушка твоя, а моя незабвенная подруга, чуть не вчера легла в гроб. Я ежедневно заказываю панихиды по новопреставленной рабе божьей Екатерине.
Девушка присмотрелась: а ведь и правда. На княгине, как и на самой Елизавете, был надет полутраур, да и на горбатой Варваре тоже, и на Маше.
Елизавета пробормотала слова извинения перед Дарьей Михайловной и перед Варварой.
Горбунья, видимо желая покончить с неприятной беседой, проскрипела:
- А мы шли за тобой, касатушка-цесаревна, на ловца зверь бежит. Государь расстроился, что не с кем ему будет зажигать фейерверки. Уж мы и так и сяк! Пытались раззадорить на это дело Машу, так она ни в какую. Добро, что нашли тебя с камергером Бутурлиным. Пойдёмте к его величеству. Маша! Маша! Маша! – она трижды повернулсь на высоких каблуках.- Куда государыня-невеста подевалась? Батюшки мои!
Лизета подошла и неучтиво ткнула её в бок пальцем.
- Да вон она! Сидит, посиживает тут одна на скамейке. Маша, а, Маша? Я надеюсь от души, милочка, что не присох у тебя к скамье зад?
- Никак нет, - с сердцем откликнулась императорская невеста. – Мне тут в одиночестве, хорошо сидится, я ведь, не как ты, верченая! Ах! Отстали бы вы от меня все! Надоели!
Тёмные брови княжны нахмурились над большими серыми глазами.
«Тучи над ледяными озёрами», - подумала цесаревна.
- Машенька! Папенька, не ровен час, узнает, что ты говоришь, так и огорчится! – напустились на княжну мать и тётка.
- А мне на всё наплевать! У меня голова сильно болит. И без вас тошно! – огрызнулась Мария.
Высокий мраморный лоб Маши изуродовала морщинка, и девушка зло ужала губы. Тогда Лизета попыталась заговорить с ней тоном подруги, и простосердечно обратилась к сердитой светлейшей княжне:
- Из-за чего это ты, Маша? Право, живёшь, как у Христа за пазухой, а серчаешь. Ведь родители у тебя, слава Богу, живы, сама за императора просватана. Улыбайся, гляди веселей! Твой нареченный жених - хороший, добрый мальчик. Уж я-то с пелёнок его знаю и люблю.
- Да? Да что ты говоришь, цесаревна? – медленно протянула Мария. – Хороший? Он? Батюшка загоняет меня в ярмо брака с сопливым мальчишкой, и мне страшно!
- Машенька, Машенька, - заквохтала вокруг неё Варвара. – Не дай Бог, отец вызнает твои мысли!
- Ах, отстань от меня, тётушка! Император просто отворачивается от меня теперь, а завтра, может быть, назовёт дурой и уродкой. А когда вырастет, думаю, то и вообще упечет меня в монахини, как его дед бабку. История-то повторяется! Евдокия Лопухина была хороша, да не по царю вышла! Я-то лучше лучшего о себе знаю, что и не дура я, и не уродка! И даже умна! Мой прежний жених сравнивал меня, то с прекрасной Дианой, то с Минервой, всё повторял, что, мол, радуется, на то, как красота моя расцветает. Я ничего не забыла!
- Так и есть! Ты только не плачь, дитятко моё неоценённое, - загнусила расстроенная княгиня. – Через годик-другой, глядишь, государь посмотрит на тебя совсем другими глазами, он оценит тебя, Машенька и полюбит.
- Нет! Не оценит и не полюбит, - затянула своё царская невеста. – Тятенька положительно рехнулся! – почти выкрикнула она. - Вон цесаревна так нравится государю! Скажите, ваше высочество, чем вы его этак зацепили?
- Как же это - чем? – совершенно не обидевшись, удивилась цесаревна. – Да ты приглядись-ка к себе, Маша! Ты, в самом деле, не уродка, но удивительно скучная особа. Да с тобой жить, как с кислой капустой! Ты не любишь общества, не улыбаешься, а лучше б взяла, да подошла бы с ласкою к юному государю, посмеялась, приняла участие в забаве, вот и всё. Петруше нужна весёлая подружка.
- Как ты?
- Как я!
- Ах, вон что такое!
- А ты как думала?
Обе девицы подошли друг к дружке почти вплотную и дерзко уставились глаза в глаза. Дарья Михайловна и Варвара захлопотали вокруг них, как наседки.
- Девочки! – чуть не плакала бедная княгиня. – Лизонька!.. Машенька!.. Ох, вы какие! Откуда чего берётся?
Куда более решительная, Варвара постаралась перевести щекотливый спор на нейтральную материю. Взяв обеих высоких девиц под руки, согбенная горбунья заставила их идти по аллее навстречу музыке и фейерверку, осветившему молочного цвета небо. Она заговорила о старине, о прежней жизни при царевне Наталье Алексеевне в Москве:
- Вот уж где был рай сущий! Мы дворскими девушками состояли: две сестры Меншиковы, две сестры Арсеньевы, а гофмейстериной при нас – Анисья Толстая. Учили политесу нас. Однажды привезли к нам ещё раскрасавицу подружку, Марту. Весёлая была! С той поры часто наезжать стал государь с Александром Данилычем. Тогда – пир горой, ряжение всякое. Танцы! Государь полюбил Марту, а Александр Данилович – Дарьюшку. Было времечко!..
Вдруг Варвара запнулась, и стала, как вкопанная. С оглушительным треском вспыхнул и рассыпался в небесах фейерверк. И на площадке, возле пушек, они увидели императора. Растрёпанного и чумазого, с пыжом в руке. Государь возбужденно заскакал, и замахал рукой в рваном манжете, призывая к себе молодую тётку.
Князь-епископ Любский прибыл на мызу двоюродного дяди невесты для изучения псовой охоты. Он очень волновался, потому что не был ещё представлен прегордому, как говорили ему, «русскому принцу».
Двоюродный брат Петра I, Александр Львович Нарышкин, человек умный, но заносчивый от природы, от роду всего 33 лет, в эти дни переваривал свалившееся на него несчастье – ссылку от двора. Меншиков не определил пока ему конкретное место ссылки по одной ясной причине: из страха и ревности перед человеком, в жилах которого текла кровь, как покойного государя, так и нового. Но Львовичи издавна питали неприязнь к царевичу Алексею и через него, к его сыну. Втайне Александр Львович лелеял мечту жениться на Анне Петровне, да родство было слишком близким и её отдали человеку с ослиными ушами, но королевской породы. После свадьбы Анны, Александр Львович возложил на себя чин обер-гофмейстера двора герцогини Голштинской, с целью влияния на чету. Это влияние, на первый взгляд, было незаметным, но весомым. После краха, оказавшись в стороне от придворных дел, глава Нарышкиных согласился помочь младшей племяннице заключить брак с иностранцем, чтобы не стать невесткой светлейшего.
«Архиерея» приняли по-простому, в лесу, в двухэтажном охотничьем домике – «ставке». Домик показался гостю резиденцией – с многочисленными службами, конюшнями и зверинцем. Усадьба стояла на берегу реки.
Александр Львович приветствовал нового родственника очень тепло и крепко пожал ему руку. Вопреки русскому укладу, говорить приходилось на языке желанного гостя. Нарышкин обнял принца. - Счастлив, - сказал он, приветствовать человека, угодившего нашей разборчивой Красе-девице! Значит, забираешь мою другую племянницу? Вижу, что её крепко любишь. А что скажешь насчёт того, чтобы за союз сей и выпить крепко?
- С радостью! – просиял Август.
Лакей принёс серебряные чарки и солёные огурцы.
- Выпьем, камрад, да по-петровски!
Принц выпил охотно и захрустел огурчиком.
И был одобрен роднёй невесты со стороны её бабушки. В компании присутствовали не только Львовичи, но и другие Нарышкины: двоюродные и троюродные дядья и братья. Принц много выпил, но не почувствовал себя пьяным. Сердце бесновалось в груди от небывалого успеха, после многомесячного невнимания покойной императрицы.
- Не хотите ли, друг мой, немедленно приступить к делу? – спросил хозяин.
Александр Львович под руку отвёл принца сначала на псарню, где Август залюбовался несколькими сворами русских борзых, гончих, ищеек.
- Нынче нам понадобятся только мелкотравчатые, - пустился объяснять Нарышкин, - сиречь своры, состоящие из одних борзых собак. Такое прозвание нами придумано в шутку. Охота заключается в травле и ловле зверя собаками, преследующими лисиц и зайцев. Нам известна она от монголов. Особливо же распространилась забава сия во времена царя Иоанна Грозного. Взяв город Казань, Грозный стал владычествовать над татарскими мурзами, и многие из них переселились в Ярославль и Кострому. Теперь и мы заядлые охотники. - Я тоже заядлый охотник! – заявил принц. – Охота – отличный спорт. Позвольте и мне рассказать, гер Алекс. Мы, то есть, германцы, французы, никогда не используем собак во время травли – они только путаются под копытами и мешают. Йа! Зайцев и лисиц мы преследуем верхом, топчем лошадиными копытами, забиваем плётками, а с собаками загоняем только оленей. Собаки преследуют, изматывают зверя, а потом кусают и рвут. - Принц увлёкся и не заметил вспышку гнева в глазах хозяина. – Потом наступает кульминационная минута, когда охотники забивают кинжалами свою жертву. В этом участвуют прекрасные охотницы, вооруженные длинными ножами …
- Довольно! – перебил его Александр Львович. – Чёрт побери! Это бойня, а не охота! Забава для бездельников! Я учился в юности за границей и знаю. Это не для нас. Пройдёмте-ка к вольерам. Сейчас мы отберём зверей для травли.
- Что значит: отберём зверей? – принц ничего не понял.
- Дикие звери содержатся в вольерах, - объяснил Нарышкин. – Сейчас конец мая, у лесных зверей появились выводки, и люди не поднимают на них руку. Вот осенью, по листу палому, по белой пороше – пожалуйста, а по чёрной тропе, по вражистой – варварство! Весной мы охотимся для забавы, и то у кого башка пуста. Для сей потехи существуют у нас зверинцы, где содержатся зайцы, лисы и волки. Охота проводится так: охотники ведут своры, кричаны кричат – это особые люди. Ором да стуком выгоняют зверей прямо на борзятника, и начинается гон. Я так не охочусь, а государю понравится.
От слов быстро перешли к делу. Принц сам для пробы спустил с седла меченого косого, и пошло как по маслу. Целый день Август проносился по лесу с молодыми сорвиголовами Кирилловичами и Михайловичами. Но к вечеру пошёл дождь, и вся компания вернулась в ставок, где ждал хозяин с братом Иваном и двоюродным дядей Кириллом Алексеевичем. И тут новые друзья почему-то поволокли принца не в дом, а, как они сами выразились, в какую-то баню – приземистое строение на берегу реки. Там уже вовсю хлопотали их холопы, и когда крепкая дверь отворялась, то наружу вылетало ароматное облако пара. Очень красиво выглядело, но, в то же время, не понятно, зачем надо было туда идти.
Принц поневоле растерялся.
- Господа, что же это такое?
- Пар! Да вы, ваше высочество, не бойтесь! Айда в баню париться! – весело заорал Сенька Нарышкин.
- Не страшно! – заявил принц и попёр напролом вместе с хохочущими парнями.
В предбаннике принца весело раздели и повлекли дальше. Внутри его чуть было не сшибло с ног паром. В нос ударило липовым мёдом и мятой. Только теперь он догадался, что в лесу промок до костей. Принц охотно полез на полок и дал разложить себя по всем правилам парного искусства. Пар сразу вышиб озноб и ледяной холод из тела. Август проникся всеобщим настроем, но вскричал, когда сам хозяин жахнул на каменку огромный ковш квасу и тут же успокоился и долго стонал от блаженства, пока Семён охаживал его берёзовым веником. Потом ему поднесли квасу:
- Вишнёвый, любимый квас Елизаветы Петровны!
Август испил и лишился сознания.
- Вижу, слабоват парнишка, - забеспокоился Кирилл Алексеевич, - а, Саша?
- Пожалуй, ты прав, дядюшка, не следует разжигать его. Я бы сам взялся сопровождать принца на охоту, да не могу, ибо приговорён к остракизму 34. Эй, Семён, что слыхать, Петька-то не в слюнтяя Алексея?
- Не-е! Но только Меншикова гораздо боится!
- Почему же так?
- А хрен его разберёт!
- Алексашка не бьёт ли его, как бивал когда-то Алексея?
- Нет, что ты! Государь сам бьёт Алексашку младшего, и старший не знает, что делать! Дамы Меншиковы, те ползают перед царём на коленях и умоляют его остановиться!
- Эй, вы, поглядите! - Кирилл Алексеевич беспокойно вклеился в беседу молодёжи и указал пальцем на беспомощно раскинувшегося гостя. – Сомлел! Красный и чуть дышит. Угоняли вы немца-то, ребятишки!
- Не-а, он, батюшка, очухается, не боись, - стал успокаивать отца Сенька, наклоняясь над Августом, - просто зело пьян.
- Давайте-ка приводите его в чувство, - велел хозяин. – Ещё квасу поддайте и веником его, а потом в реку. После купания напоим водкой и уложим спать. Эй, Филька, Тимошка!
Вмиг подскочили ожидавшие в предбаннике холопы. Жахнули на каменку ещё квасу, и господа сами принялись вениками охаживать гостя, да так, что и мёртвого бы подняли. Когда он заблестел глазами, то его схватили за руки, за ноги, выволокли на воздух и – в воду! Быстрые круги разбежались по тёмной речной глади, и все Нарышкины с гоготом последовали за особой принца. Вода-то как парное молоко, не смотря на дождик!
После такого купания принц совсем оклемался и охотно принял участие в пирушке. Много выпили водки – перцовки и анисовки. Заедали жареным мясом, рыбой, блинами с икрой, солёными огурцами, квашеной капусткой с клюквой. А как попили-поели, то снова начали поддавать на каменку квасом. За клубами пара ни черта не разобрать, но слуха коснулись бабьи взвизги, а одна пискнула прямо гостю в ухо. Он, пьяный и витающий в облаках, на миг увидел, будто свою невесту – голую, лезущую к нему обниматься при кавалерах. Принц застонал и загородился обеими руками.
Куда там! Вся будущая родня принялась реветь:
- Чего ты? Зятёк, а ну, давай, давай!
- Покажи, крепок ли наречённый жених цесаревны нашей!
- А то не отдадим!
В тот же миг рыжая толстозадая красотка накинулась на принца и прижалась пылающими телесами. Она была, точно печь! Удовлетворив свою и её похоть, принц зарыдал, скинул с себя крепкие соблазнительные ляжки и рванул из бани, точно из пекла. Пролетев пулей по берегу, он нырнул в воду и испустил вопль:
- А-а-а-а!