Июль 2001 года…
Второй месяц нашей совместной жизни после разрыва из-за Онги.
В разгаре славное время сенокоса и богатая ягодная пора. Ты пропадал целыми днями, то у родителей, помогая им с сеном (там все делалось вовремя), то у Кантемира, сопровождая его технику на покосы. На одном таком покосе ты с ней и познакомился.
Я же нервничала: трава на нашем поле пошла в твердые стебли, рано созревшая земляника перезревала и начинала высыхать, а у тебя для дома не было ни времени, ни желания. И чтобы не остаться без варенья, я пешком ходила в свой лес за ягодами, а это три часа ходьбы. Ты меня не возил, требовал бензина, но варенье ел с удовольствием. Съел и ушел…
Подвергнув меня унижениям через побои и оскорбления перед своими друзьями, сено наконец-то было заготовлено и нам. И сглаживая свою вину, ты повез меня в лес, зная, какое благотворное влияние оказывает на меня природа.
А моя земля чудесная. Я отдыхаю там душой и телом.
На горе лес. Лазаю по горе, вдыхаю хвойный аромат сосен, взбираюсь на огромные валуны, украшающие лес как природные статуи, и любуюсь видом: внизу стелется мягкая сочная трава, в обрамлении зеленых кустов блестит на солнце голубой пруд с белыми лилиями, вокруг поле, усыпанное белыми и желтыми ромашками. Я не могу без полевых цветов. Как бы ни был тяжел мой обратный путь, букет цветов всегда со мной. За полем, сверкает узкая полоска спокойной реки с прохладной водой и горячим пляжем, а дальше темный лес и ни души…
Я люблю одиночество в тишине и покое.
Мы приехали в тихий лес ранним утром…
Последние клочья серого тумана тянулись к реке. От росы трава мокрая и неприятная. Я не переношу мокроту. От сырого воздуха остро испытываю чувство холода, а от влажной одежды и обуви постоянно зябну.
Ты оставил меня в лесу, а сам поехал к родителям. Лорд помчался за машиной, но ты не остановился, и пес уныло вернулся ко мне. Пес, скучая, весь день лежал возле дороги. Его не волновали ни птицы, ни зверьки. Без тебя и машины ему было плохо. Я собирала опухшими несгибающимися пальцами мелкую перезревшую землянику. Мягкая ягода часто раздавливалась, и поэтому работа продвигалась медленно.
На смену зябкому утру пришел теплый день. Яркое солнце засверкало золотом, и его лучи, пробиваясь сквозь гладкие и ровные сосны, нежили мою душу…
Меня жара не утомляет. Я разделась до купальника и с удовольствием подставляла ласковому солнцу свое тело. С умилением наблюдала за небольшой птичкой с красноватыми боками, выпорхнувшей из густого малинника, на верхушках которого уже наливались ягоды. Восхищенно слушала пение птиц, раздававшееся из зеленого ольховника, и с изумлением обомлела от рыжей белочки, с шумом пробежавшей мимо меня.
Мне хорошо в лесу одной, плохо было только от печали Лорда.
Ты вернулся с вечерними сумерками. Воздух наполнялся прохладой. Разозлившись на мою неповоротливость, ушел ловить карасей в пруду. Я же про себя отметила, что моя родная свекровь обязательно прислала бы мне еду. За целый день я испытывала изнурительное чувство голода, но ягоды не ела, так как медленно их собирала.
Рыба не клевала, и ты с раздражением стал торопиться домой. А когда я, как всегда, стала собирать цветы на букет, вышел из себя, и чуть было не уехал, бросив меня в лесу, а в дороге презрительно возмущался:
- Ты не думаешь о жизни, а только о своих ягодах. А я думаю о жизни. Как нам жить дальше, где взять денег на кусок хлеба.
- А ты поменьше катайся. Ты даже в туалет ездишь на машине. Нам бы хватило денег не только на хлеб, но и на другую еду.
- Я трачу свой бензин.
- А он тебе даром дается?
- Ты тупорылая дура, - И взмахом руки ударил меня по лицу. Мои нервы напряглись.
Приехали домой в десять вечера. Я изнывала от усталости, с трудом выпрямляя больную спину. Ты же равнодушно уткнулся в телевизор. Мне самой пришлось принести воды, наколоть дров, растопить печь, чтобы приготовить еду, хотя знала, что есть ты не будешь. Когда ты психуешь, то не ешь. Но если бы я не приготовила, то это был бы новый повод для скандала. И на этот раз, отказавшись от ужина, ты со злостью ушел спать.
От нервного напряжения я почувствовала боль всеми клеточками организма. В мозгу лихорадочно билось: «Я так больше не могу! Надо положить этому конец», - твердо решила я.
- Я больше думаю о жизни, чем ты. Что ты можешь мне дать, кроме куска хлеба? А от твоей вечной злобы и ненависти я устала. У меня жить с тобой, нет больше сил, - и ушла спать в комнату сына.
Утром, зайдя за своими вещами, сказала:
- Если тебе некуда идти, живи как квартирант: плати за свет и больше мне от тебя ничего не надо.
- Да кому ты нужна, старая морщинистая обезьяна, - зло фыркнул ты.
И я с горячностью и со злобой ответила:
- Посмотри на себя. Я тебя тоже красивым не считаю: лицо длинное, худое, глаза впалые, нос большой.
Ты взревел:
- Ах, я некрасивый! – И бросился на меня, как разъяренный лев и твои ладони, как сталь, звенели по моему лицу, а носками туфлей ты бил по ногам, больно задевая кости.
Я была готова к этому, ибо намеренно зацепила внешность, зная, что это твое больное место.
- Уйду к той, которая считает меня красивым, - бросил ты и поспешно уехал.
Мне стало спокойнее на душе.
Появился на следующий день.
Я готовила обед. Ты высокомерно спросил:
- Ты собираешься передо мной извиняться?
Мной овладело желание уязвить еще больше. Нам вместе не быть.
- За что? За свой вкус? На вкус и цвет товарища нет, - сказала я.
- Ну-ну, - уверенно произнес ты, повернулся и, ничего больше не сказав, уехал.
Удивительно, но Лорд за машиной не помчался. Он все понял. Он исключительно умный пес…
Ты появился на следующий день и заявил:
- Знаешь, я согласен!
Я обрадовалась и спросила:
- Жить квартирантом?
- Нет, помириться. Съезжу, наловлю рыбы для Лорда, а ты приготовь ужин. Вечером помиримся…
Ты умчался, не взяв с собой Лорда.
Я каждый день слушаю астрологический прогноз. И в тот день в моем гороскопе было сказано: «У вас появилась конкурентка. Не сидите на месте, действуйте!». Но я за мужчинами не бегаю. Плыву по течению. Чему бывать, того не миновать. Когда ты пылал страстью к Онге, я спокойно шила наряды для своей новой жизни.
Ты вернулся без четверти десять и с порога засуетился:
- Передали, что возле пилорамы меня ждет Чесик. Он хочет посмотреть одну деталь. Надо быстро побриться и переодеться.
- А зачем для этого переодеваться?
- Меня мама ругает, когда я ненарядный.
- Лучше бы она ругала, когда ты женщин меняешь как перчатки.
- О! Это она разрешает. Где чистые трусы?
- А ты что, и трусы показывать будешь? – я разволновалась, - мне, Войцек, это не нравится. Никуда не надо ехать, оставайся дома.
- Мне надоели твои скандалы! – вспыхнул и сердито добавил, - Я ночевать останусь у Брониславовны и попрошусь к ней жить.
Отломив кусок батона, ты заторопился.
- Поешь сначала, - попросила я.
- Может, сегодня вернусь, тогда и поем.
Собравшись, за пять минут, ты умчался. Видно, «рыжая кошка» ждала тебя за углом…
Я с облегчением вздохнула:
- Ну что ж, пусть возвращается к своей Брониславовне. У нас ничего не получается.
Я твердо решила с тобой расстаться.
За окном наступали сумерки. Вдруг на карниз села пушистая серая сова и, вытягивая шею, вертела головой, с любопытством разглядывая меня, огромными круглыми глазами. Сова – символ мудрости. И я почувствовала, что мне Господь дает понять, что я приняла правильное решение…
Ты появился на следующий день в полдень. Я на кухне обедала, доедая вчерашний ужин. Не ожидая тебя, больше не готовила. Ты попросил есть:
- Знаешь, мне поставили только чай. Да что я тебе объясняю.
Пришлось отдать свою еду. Ты доел мой обед и ушел в комнату, откуда через минуту раздался сильный храп. Видно, ты провел бурную ночь, так как уснул, не сняв не только верхнюю одежду, но даже обувь и кожаную кепочку.
Я жила в комнате сына. Ночью ты пришел ко мне обнаженный и прошептал:
- Мне только с тобой хорошо, - склонился к моим губам, но я их плотно сжала.
Я люблю заниматься любовью, но тогда была одержима одним желанием – расстаться с тобой.
Ты не настаивал, зная, что губы для меня священны. Половой акт – это всего лишь потребность организма, а губами я отдаюсь только любимому.
Поцеловав в щеку, ты резко сбросил с меня одеяло и сказал:
- Ты так вкусно пахнешь женским молочком, что я по запаху, вслепую, найду тебя среди сотни женщин.
Нашептывая эти прекрасные слова, ты целовал видневшуюся из-под ночной сорочки грудь, но все это меня больше не волновало.
Ты тоже вкусно пахнешь, даже не моясь по нескольку месяцев. Но я никогда от тебя не чувствовала запаха пота, отвратителен был запах дешевого одеколона.
Ты попробовал ртом захватить мои губы, но я их плотно сжала, не давая целовать. Я спокойно отношусь к твоим половым актам с другими женщинами, но мне больно от сознания, что ты можешь целовать их губы, а при совокуплении тел тебе для полного ощущения восторга необходим еще и поцелуй. Я тебя не прогоняла, но, повернув голову к стене, не отвечала на твои ласки.
- Где мой бесценный клад? – прошептал ты, и твоя рука скользнула под сорочку, легла между ног, но я их плотно сжала.
- Она у тебя с золотой окаемочкой, - и опытным движением рук быстро раздвинул ноги.
- О, мое сокровище! – и ты горячими губами впился в мой сокровенный рот.
Твой язык, блуждая по чреву, нащупал маленькую щелочку клитора и, лаская бархатную кожу, надавил на самый чувствительный бугорок, но я не напряглась в ожидании блаженства, а почувствовала тупую боль – твой язык бил по нерву, но самопроизвольно произошел оргазм.
- О! Какая сладкая твоя кислая водичка! Меня мучает жажда без нее!
Утолив жажду, ты взял меня неистово, грубо, будто насиловал. Я не отдавалась, но и не сопротивлялась.
- У меня таких женщин еще не было и больше не будет. Давай все забудем и пойдем на нашу кровать, - предложил ты, - и я покорно пошла за тобой…
Я верю в искренность твоих слов о том, что лучше меня у тебя не было женщин и больше не будет. Я индивидуальна, незабываема и не случайно мой любимый цветок и символ жизни – незабудка. Я индивидуальна во всем. У меня даже строение интимной плоти не такое, как у большинства женщин. Я долгое время стеснялась этой своей особенности, пока мужчина-гинеколог не пришел в восторг. И я поняла, в чем моя сила – в индивидуальности.
Я не такая, как все!
На следующий день ты был ко мне исключительно внимателен, даже помогал по хозяйству, без возмущения выполнял все мои просьбы и не злился на замечания. А у меня целый день вертелось в голове: «Я больше с ним не хочу. Что же мне сделать такое, чтобы уйти спать в комнату сына?».
И безо всякой задней мысли я сказала:
- А ведь, Войцек, это у тебя была не деловая поездка. Это был вызов на свиданье.
Ты от неожиданности в растерянности раскрыл рот. Я попала в точку. Придя в себя, ответил:
- Ну и пошла ты … - и произнес матерное слово из трех букв. - Уйду!
Я удовлетворенная вернулась в комнату сына.
Утром, когда я убирала во дворе, меня соседка-бабка уведомила, что ты три ночи был не у родителей, не у Брониславовны, а у женщины из соседней деревни.
Сороки быстро разносят сплетни на хвосте.
И когда ты появился на улице, то я отметила твою популярность, сказав:
- О, каким ты спросом пользуешься у нас, в центре, да еще и в соседней деревне.
- Быстро же ты узнала, - ответил ты с дрожью в голосе.
Но я ничего не успела сказать, как ты уехал. Мы оба оказались в стрессовом состоянии. И когда ты приехал через несколько часов и стал выгружать из багажника машины дрова, я подошла к тебе и попросила не выгружать:
- Люди не поймут, что ты живешь квартирантом. Не нужны мне твои дрова. Уходи.
И тут тебя прорвало:
- Будь ты проклята, - и увесистым кулаком ты нанес боксерский удар мне в грудь.
Я еле устояла на ногах и, увернувшись от другого удара, убежала в дом, а ты в вдогонку громко бросал проклятья.
Ты приехал через два дня…
Утром передавали по радио мой гороскоп на день: «Всего лишь влюбленность, но она изменит всю вашу жизнь».
Ты всегда злился, когда я внимательно слушала предсказания астролога. Эти предсказания меня еще ни разу не подводили. И мне хотелось верить, что и на этот раз звезды сказали правду: всего лишь влюбленность, а не любовь. Влюбленность не всегда перерастает в любовь. Она иногда быстро проходит. Меня больше томила мысль, что меня разлюбили.
Ты, молча, разбирал мой телевизор и по частям выносил его в машину. Я сидела в кресле. Лорд расположился у меня на коленях, и мы, молча, наблюдали за тобой. Я про себя думала: «Черт с ним, с этим телевизором, лишь бы Войцек не остался, но все-таки вслух произнесла:
- А ведь телевизор-то мой.
- Да тебе все равно нечем платить за свет. Я люблю, когда ты не ругаешься.
- А я не ругаюсь, когда ты уходишь. Я ругаюсь только за то, что ты не живешь, как живут в семье, но и не уходишь.
Ты пошел к выходу, но умный пес, поняв все, за тобой не побежал, а стал успокаивать меня своим лизаньем.
Мы расстались.
Мое «я» раздвоилось. С одной стороны одиночество в тишине и покое успокаивало измученную душу, а с другой - униженное самолюбие брошенной женщины терзало ее. Моя душа находилась в двойственном состоянии, испытывая одновременно легкость и спокойствие, и изнуряющее чувство позора.
«Я не полноценная женщина, не сексуальна, не вызываю желание, меня бросили», - сверлило в мозгу.
Тупая боль пронзила сердце. От стыда я не могла показаться людям на глаза, перестала ходить в костел. Мое униженное самолюбие хотело кричать на каждом углу, чтобы все видели, какая я еще молодая и красивая. Друзья мне сочувствовали, а тебя хулили. Но враги надо мной потешались. В моем присутствии расхваливали красоту разлучницы, ее молодость, трудолюбие, богатство. Из-за отсутствия условий (у меня нет хлева и средств) я не держу большого хозяйства. Но не все это понимают, и в глазах многих сельчан я просто лодырь. Поэтому они оправдывали твое вероломное предательство, судача, до каких пор ты будешь со мной мучиться. Из-за лживых поклепов, испытывая эмоциональные расстройства, я провела в слезах много бессонных ночей, пока дела не привели меня в твою новую деревню.
Мои знакомые хорошо знали твою очередную жену.
Когда Кантемир косил на тракторе сено, ты высмотрел: одинокая женщина, дом, хозяйство, деньги – и у тебя разгорелись глаза…
И оказалось, что все то, что тебя раздражало во мне, ты получил у нее.
Мы сошлись с тобой в доме Сергеева. Я снимала домик с обязательством выкупа. Но из-за того, что я стала с тобой жить, хозяин мне дом не продал, так как сам предлагал мне выйти за него замуж. И вот я попала в старинный дом, имею на него законные права, и если меня выселят, то предоставят жилплощадь. Твоя же молодуха живет за сторожа в чужом доме и в любой момент может оказаться на улице. В ее хозяйстве были теже кролики, но появился еще и бычок. А в твоих глазах это уже большое богатство. Она своей земли не имеет, безработная, поэтому деньги временные, только те, что поделили с мужем при разводе.
Ей тридцать пять лет, но у нее уже вставные зубы и немолодое лицо, безгрудое плоское тело. Плохо питаясь, я сильно похудела, она же безобразно тощая и ниже меня ростом. Как появился ты, молодка распустила длинные прямые волосы цвета соломы и выстригла на лоб челку, от чего ее некрасивое лицо стало приятным.
Быстро же у вас дошло до челки! Челку ты любишь! Тебе не нравилось, что, укладывая волосы, я оставляла открытым лоб, и ты мне их ворошил, опускал на глаза, попрекая отсутствием вкуса. Я же возражала:
- Челка – это вульгарно, а открытый лоб – благородно.
Но все дело в том, что я убеждена: к моему круглому лицу челка не идет.
Ее зовут Катя. До твоего появления к Кате похаживали мужики, и Кантемир в том числе. Она с удовольствием распивала с ними спиртное.
В моем имени, характере, гороскопе заложена болтливость. Кроме чужих тайн, я не умею в себе ничего держать. Я болезненно испытываю нестерпимое желание и радостью и бедой с кем-то поделиться, иначе я могу дойти до душевного расстройства. И вот как-то в автобусе, чувствуя горечь на душе, терзаемая необходимой потребностью с кем-нибудь поговорить, я рассказала случайной попутчице все, что со мной произошло.
Незнакомая женщина, моего возраста, уняла душевные муки, сказав:
- Она моложе вас, но выглядит старше. Вы королева, а Катенька всего лишь простая крестьянка. Пусть живут.
- Я семьи не разбиваю, - успокоила я ее.
Меня охватила радость, так как красота для тебя имеет большое значение, и некрасивость ты долго терпеть не будешь.
Я долгое время не виделась со своими дальними родственниками. И вот случай привел меня к ним. Это сердечные добрые люди. Они всегда принимают меня с открытой душой и до слез переживают за мою судьбу. Если бы не их поддержка и помощь, как бы я выжила в эти страшные годы лишений…
Оказалось, что твоя новая жена бывшая их родственница. Ее муж – моя дальняя-дальняя родня.
Детей у них не было, а он очень хотел ребенка, и поэтому свою боль заглушал вином, напиваясь до такой степени, что не было сил ни на драки, ни на женщин, тихо и спокойно лежал. Катя же бесилась: не кормила его, била пьяного и издевалась над ним так, что его мать от нервного расстройства оказалась в больнице. Катя работала посудомойкой в столовой и блудила с шоферами, а влюбившись в женатого мужчину, пыталась разбить его семью. Имея двоих детей, дорожа женой, он прогнал ее прочь, и тогда Катя отравилась наркотиками и ее еле спасли.
Моя дальняя родня считает ее придурочной, сумасбродной и бестолковой хозяйкой. Она не смогла вовремя сохранить мясо зарезанной свиньи, и тушу пришлось закопать. Вовремя не варя варенье, гноила собранные ягоды и их выбрасывали. И не всегда в чистоте содержала дом. Ее муж подал на развод. После развода Катя преследовала его, пока не появился ты.
Я не могу судить, кто в их семье прав, а кто виноват, об этом знает один Господь, все в его власти. Но я знаю одно, что после меня у тебя не будет, ни хорошей, ни красивой женщины.
Я успокоилась – ты приобрел то, что было тебе ненавистно во мне.
«На чужом несчастье собственное счастье не построишь», - говорит мудрость. Катя знала, что ты несвободный мужчина, но принимала тебя, подвергая меня унижениям. К тому же она староверка, а ты католик и относишь себя к чистокровным арийцам.
Время все поставит на свои места, и она узнает твой злой язык. Ваше знакомство не случайное…
Август 2001 года…
Ты приехал после дня своего рождения. Трогательно рассказал, какой букет цветов тебе подарила подруга сестры, и пообещал мне такой подарить. Я у тебя поинтересовалась, были ли на празднике твои родственники, но ты ответил, что, кроме Кантемира и Аллы, никого не было. А после стал хвастаться:
- Я приехал за паспортом. Прописываюсь в свой дом.
- Куда!?
- Как куда? К молодой жене. У меня большое хозяйство. Надо взять у тебя кроликов для развода, а вообще-то куплю.
- Мне сказали, что она быстрая.
- Да, я любуюсь, как она работает, - высокопарно ответил ты.
Я родилась и выросла в городе, и у меня нет деревенской сноровки. Я выполняю работу медленно, но добросовестно и аккуратно, так как во всем люблю красоту. Моя настойчивость и упорство в работе выводили тебя из себя.
- Что ты все копаешься! – ты злился даже на то, что я держала большой огород.
- Больше посадишь, больше возьмешь, а лишнее можно продать, - твердила я.
Легкую работу ты выполнял быстро, но кое-как, а от тяжелой отказывался, заявляя:
- Мне она не нужна. Я здесь жить не буду.
И мне ничего не оставалось, как все делать самой, даже выполнять непосильные для себя мужские обязанности. Но когда дело подходило к концу, ты крутился вокруг меня, вздыхая:
- О, я тебя так люблю, что не могу уйти…
Я городской житель, одна тяну на себе трудности деревенской жизни, и всем на удивление мой огород чист от сорняков и я на горячем песке снимаю хороший урожай. Ты же считал меня лентяйкой, неповоротливой, упорно не признавая, что от тяжелого труда мой остеохондроз сказывается на руках и ногах. Я еле передвигалась на больных ногах, с трудом работала опухшими руками.
Ты продолжал бахвалиться своим богатством, но я тебя остановила:
- Не обманывай. Я все знаю. Ты упрекал меня разводом с мужем, обвиняя меня в его пьянстве. Но ведь она тоже разведенная.
- Это ее достоинство. Как можно жить с пьяницей, который тебя избивает и путается с другими женщинами?
- А ты лучше? Ты ведь тоже меня избивал.
- Я на такое не способен.
- У меня от твоих побоев остались вмятины на теле и искалеченный глаз. Я католичка по отцу, а ты обзывал меня вонючей староверкой, потому что моя мать православная. А она - староверка.
- Какая разница, какой человек веры, лишь бы был хорошим, - заявил ты.
- А я, выходит, плохой человек? Михаил смеялся: где он берет таких женщин, дюже красивая, вся такая накрашенная. Едут – он ее за грудки трогает, а она счастливая смеется. И не стыдно тебе так себя вести, тем более, когда меня все знают.
- Я так не делаю.
- Как будто я не знаю твои вульгарные вольности. Ты любишь показывать свою власть над женщинами и бахвалиться ими. Но ее не за что трогать. У нее нулевой размер бюстгальтера, - съязвила я.
– Мне сказали, что она моложе меня, а выглядит старше, потому что некрасивая и одевается некрасиво. Но знаешь, как появился ты, стала красавицей. Радость красит, а горе старит. Но она скоро узнает горе с тобой. А я, как видишь, не постарела, а, наоборот, с каждым днем молодею. Надо было честно поступить, сначала уйти, а потом уже сходиться с другой. Ты меня унизил и опозорил перед всеми.
- Я тебя ничем не опозорил. Тебя все уважают. Я опозорился сам.
- Зачем ты вернулся ко мне после Онги? За полгода нанес мне два предательских удара. У меня знакомая от одного удара сошла с ума и умерла. А я, как видишь, не помираю, я не в горе. Но разве она хорошая женщина, если, зная обо мне, тебя принимала?
- Она о тебе ничего не знала. У нее много достоинств. Она работала шеф-поваром.
- Значит, твой посудомойкин шеф-повар вкусно готовит?
- Еще не распробовал.
- А до челки у вас быстро дошло!? Ведь она тебя ждала за углом, когда ты якобы к Чесику собирался. Мне рассказывали, что к ней похаживали мужчины, и Кантемир в том числе.
- Это неправда! Она чистая и порядочная женщина.
- Некрасивой легко оставаться чистой, когда тебя никто и ничто не искушает.
Меня душила обида. Для меня некрасивых людей нет. У каждого свой особенный шарм и каждый красив по-своему. У каждого есть своя изюминка, но, вопреки сознанию, мое обиженное самолюбие жаждало сопернице тех, же унижений, через которые прошла я. И я твердо решила внушить тебе, что она некрасивая…
Жестокая обида колола сердце – то, что ты ставил мне в вину, ей ставишь в достоинство. Я добрая женщина, созданная для счастья, четыре года обливалась слезами, болезненно реагируя на твое холодное равнодушие, обидное невнимание и жестокие несправедливые обвинения. Ты оскорблял меня позорными словами за то, что я не устояла перед тобой в первую ночь нашего знакомства.
А как это было…
На деревне тяжело мужчине без женских рук, но женщине одной труднее вдвойне. Я пишу эти строки, а из моих глаз льются слезы обиды за уготованную мне Богом несчастную долю. Одиночество мне не в тягость, но ведь я всего лишь слабая беззащитная женщина, попавшая в такую жизненную мясорубку, что не пожелаю и врагу. Мне тоже нужны надежда, защита и опора. А где их найти? Только у мужчины. Недаром говорят, что за мужем, как за каменной стеной. Я тоже хочу во время житейского урагана опереться на крепкое плечо мужа, от ядовитых стрел врагов, какими являются их языки, защититься его могучей спиной, а в его любви видеть завтрашний солнечный день…
Я жила одна в маленьком доме, окруженном лесом, не имея денег даже на такое необходимое в обиходе человека, как соль и мыло. Но у меня есть пилорама, доставшаяся в наследство от отца, и я пустила слух, что ищу помощника – мужчину. Мой сын в это время был в армии. Ко мне стали приводить женихов.
На рождество я видела вещий сон – мой муж, купив в магазине мне продукты, остановил дальнобойную машину, вышвырнул водителя, сел на его место и уехал, оставив меня с седым мужчиной, худощавого телосложения и высокого роста.
Вы пришли с соседом под вечер, чтобы поздравить меня с Пасхой. Это была первая наша с тобой Пасха. Увидев тебя, я обомлела, узнав мужчину своего сна. А когда ты стал рассказывать о профессии шофера, я поняла, что это судьба.
Весна быстро набирала силу. На исходе марта днем таял снег и грязной водой стекал мелкими ручейками в небольшую речку, делая ее полноводной. Но к ночи мороз крепчал, сковывая льдом землю и воду. За окном чернела ночь, и жутко выл ветер, напоминая о недавно разбушевавшейся последней метели, когда колючий снег больно бил в глаза. В такую погоду ходить скользко и опасно. И ты, ссылаясь на дальний путь через темный лес и глубокую речку, попросился ночевать.
Эмоционально возбудившись от полученного впечатления из-за того сна, я не устояла ночью перед твоей настойчивостью и выбрала тебя в мужья. Охваченный жгучим желанием, ты нетерпеливо разорвал на мне всю одежду и взял быстро и жадно, а затем нежно ласкал взглядом, рассматривая тело. А когда, опустив взор на потаенную пещеру, воскликнул: «Да она у тебя с золотой окаемочкой!» - Я напряглась, испытывая необъяснимое волнение, а когда твои пальцы, скользя по гладкой коже, дотронулись до сокровенных губ, я почувствовала, как сладкая истома разлилась по телу. И когда ты со словами: «И это все мое!» - впился страстными губами в мои выпуклые губы, и язык вошел в меня, я потеряла сознание.
Такие наслаждения мне давал мой покойный муж.
Еще не совсем освобожденная от стыдливости, но охваченная бушующей в тебе страстью, я неудержимо жаждала любви, трепеща от желания насытиться ею. Мы сутками занимались одной любовью, так как были два изголодавшихся по любви человека. Мы не чувствовали усталости, нас снова и снова влекло друг другу.
Доброжелатели, заботясь обо мне, отговаривали от решения жить с тобой, ссылаясь на твою любовь к спиртному, а я отвечала:
- Я уже с ним переспала. Значит, это судьба. Я не могу менять мужчин, как перчатки…
Но я не нашла в тебе то, чего ждет от мужчины любая женщина. Ты всегда был сторонником моих врагов, от житейских бурь ломался и предавал любовь.
- Я переспала с тобой холостым, выбрав тебя в мужья, и ты назвал меня падшей женщиной. А она переспала с тобой женатым и – святая? – с нотками обиды промолвила я.
- Да что мы все о ней. Как у тебя дела? - Увильнул ты от ответа.
- У меня только одна проблема, как избавиться от твоего ребенка.
- Это не мой!
- А чей же? У меня только один муж – это ты, - возмутилась я.
- Ну, возьмешь у сына денег и сделаешь аборт.
Я сердито ответила:
- Буду перед сыном позориться. Лучше попрошу Яшку пробить. Ты ведь знаешь, что от избытка секса может произойти выкидыш.
- Делай что хочешь. Мне пора.
Эта наша беседа велась на кухне. Я у плиты готовила обед, ты сидел на стуле, а Лорд лежал возле тебя и внимательно наблюдал за нами. И вот, проходя мимо меня, ты попросил:
- Дай буську на прощанье.
- Тебе есть, кого бусить, - ответила я, продолжая мешать ложкой в кастрюле.
Но ты настойчиво просил и не уходил. И тогда я подставила щеку, но ты неожиданно пересохшими губами обхватил мои пухлые губы и язык мгновенно сомкнулся с моим языком. Ты любишь целоваться, поэтому мои губы всегда старался заслужить. Целуешься со страстью, твой язык жаждет моего. Я крепко прижала его к небу, сдерживая нахлынувшую волну желаний. Ты запричитал: «Дай язычок! Дай язычок!». И я уступила твоему натиску, охваченная внезапным порывом отомстить сопернице. Ты, схватив губами мой язычок, стал жадно его сосать. Мое униженное самолюбие ликовало, и я отдалась тебе поцелуем, ощущая его прелесть. А когда ты зашептал:
- Можно я пробью? – я под влиянием возбужденной плоти не отказалась, да и мне надо было пробить.
Ты взял меня на руки, отнес на кровать, раздел и разделся сам. Я про себя отметила, что ты теперь семейный человек и любовью занимаешься в кровати. Ты, крепко сжав руками груди, поцеловал их. Затем лежа на мне, стремительным поцелуем завладел ртом, и теплое, упругое вошло в меня. Но обычная поза не давала тебе удовлетворения. Ты прекратил акт и, грубо подняв мою попочку, губами впился в мои интимные губы и языком глубоко вошел в меня. Поднимаясь вверх, язык попал на чувствительную кожу и стал ее щекотать. У меня пересохли губы, напрягся живот и сжались все мускулы тела, а когда твой язык нежно надавил на заветный бугорок, сладкая боль как будто пыталась разорвать плоть живота…
Я в безмолвном онемении конечностей вошла в оргазм.
Напившись живительного сока, которого дает только любовь, ты резко поднял кверху мои ноги и взял с неистовой страстью, будто насиловал, больно ударяя своим органом по матке. Ты приходишь в неописуемый восторг, когда чувствуешь ее. Мне же было больно, но я терпела. Ты часто причинял мне боль, не понимая этого, под влиянием охватившего желания объять необъятное.
Удовлетворив себя, ты, как всегда, поблагодарил за любовь и поцеловал мое чрево, колени и все пальчики на ногах. Затем, присев на кровать, долго сидел, обхватив руками голову.
- Оденься, могут люди прийти. – Мои слова вывели тебя из оцепенения.
- Ну и пусть приходят. Я у своей единственной жены.
- Таких жен, как я, у тебя на каждом углу, - съязвила я.
- Ну, не надо. Мне только с тобой хорошо, - ты произнес с горечью в голосе.
– Я и своим об этом сказал.
- Я больше в вашу семью лезть не хочу.
- Я жалею, что ушел. Но ведь мы все время ругались. Давай опять сойдемся…
- Я семьи не разбиваю. На этот раз я тебе ничего не успела сказать, ты ушел сам. Ты всегда говорил, что я вкусно пахну молочком, а она медом? Но, видно, горек мед, раз тебя тянет на молочко.
Мой исключительно умный пес восторженно визжал за дверью, а когда мы ее открыли, он с ликованием бросился к тебе. Ты наклонился к нему, и он радостно стал лизать твое лицо. На твоих глазах появились слезы и, не вытирая их, ты, молча, спустился к машине. Я тебя провожала. Уезжая, опять поблагодарил за любовь, на что я ответила:
- А была ли любовь?
Семейную жизнь без любви, уважения и доверия не построишь. Я не умею хитрить и обманывать, поэтому слепо доверяю всем. Ты же не верил ни единому моему слову, так как обо мне судил, видно, по себе. А ты до того пропитан ложью, что сам не знаешь, когда говоришь правду, а когда хитришь. Ты так убедительно рассказывал о войне в Афганистане, о пережитых матерью трех похоронках. Подробно описывал бои и показывал на теле раны от пуль. И я, жалея твою изуродованную в этой кровавой бойне душу, стыдилась своей мирной жизни того времени. Исступленно целовала шрамы и, конечно, не думая о себе, простила первый удар в глаз. В первую же неделю нашей совместной жизни я получила синяк под глаз за то, что, когда ты рисковал своей жизнью в Афганистане, я была на курорте. По твоему понятию на курорте все женщины торгуют своим телом. А я и там была одна из-за своей индивидуальности.
После разрыва с мужем я жила одна. У меня было много поклонников, но не было мужчины. Всех притягивала моя яркая внешность, но отталкивала откровенность и естественная живость поведения. Я с удовольствием ездила в санатории лечить свой остеохондроз по бесплатным путевкам от профсоюза и обычно проводила там время в одиночестве или общалась с престарелыми людьми, испытывая комплекс неполноценной женщины. Обманывать не буду, я скучала и хотела любви. Моя душа желала мужского глаза, а тело жаждало ласк. И вот однажды, уезжая, я напрямик спросила у свободного мужчины из нашей компании, почему он за мной не ухаживал.
Его ответ меня раскомплексовал:
- Я семейный человек, а с тобой нельзя развлекаться, тебя можно только любить. Ты такая непосредственная, чистая душой…. Такие люди в наше время большая редкость. Это дар Божий.
Я осознала свою индивидуальность, и одиночество меня перестало тяготить.
Я не такая, как все!
Свою непосредственность я сохранила и в пятьдесят лет, поэтому до сих пор одна, так как не все ее принимают, но надеюсь, что появится мужчина, которому ее будет недоставать. А пока я не скрываю свой возраст и на восхищение, как молодо выгляжу, отвечаю, что меня не мучают мужчины. И тем самым перечеркиваю избитое мнение, что секс нужен для красоты.
О твоей лжи об Афгане я узнала от твоей матери, когда решила посмотреть на похоронки.
Однажды мне были нужны деньги, чтобы получить ценные бумаги. Деньги привез сын. Но ты почему-то сказал своим родным, что он не приезжал, а нужную сумму привез его друг. Я до сих пор не могу понять, для чего ты солгал.
Отсутствие веры мне и твоя ложь – вот главное, что разбило нашу с тобой жизнь. Ложь – червоточина нашей несложившейся семьи. Она стала разлагать брак уже в самом зародыше.
Ты правильно делаешь, что доверяешь Кате, но она вашу жизнь начала со лжи. Если бы я тебя пьяного раздела догола и при людях держала в таком виде, ты бы меня точно убил. Так если бы Катин муж ее избивал, то разве она могла бы с ним такое проделывать? Он сейчас женат на женщине с ребенком, живут хорошо и радуются жизни. Бывший Катин муж не пьет, любит девочку, и она называет его папой. Какая мать доверит своего ребенка плохому человеку?
Мы прожили с тобой четыре года. Ровно столько лет прожила моя мать со своим первым мужем. По ее рассказам, он был точно такой же, как ты. Это карма. Я прохожу путь своей матери. Если в течение этих четырех лет обстоятельства нас сводили, то теперь они нас разводят. Нам больше вместе не быть. Ты сыграл свою роль в моей жизни. И пришло время, когда «рыжая кошка» играет свою роль в твоей жизни.
Ты навестил меня через два дня и, рассказывая о своей жизни, стал жаловаться на молодую жену, собираясь от нее уходить:
- Я с ней жить не буду. Она как уедет в город, то пропадает там целый день.
«Тебе, конечно, тогда приходится работать по хозяйству», - подумала я про себя, а вслух сказала:
- Ты целыми днями находишься у Кантемира, а она едет в город по делам. Быстро дела не сделаешь.
- Мне с ней плохо…
- У тебя было так много женщин, и неужели они все плохие? Надо, Войцек, посмотреть на себя, может все зло в тебе? Хватит позориться. Она терпит твой характер, и живи, - я продолжала учить тебя жить в семье и добавила:
- Я тебя больше не приму.
В беседе о Кате я стала называть ее Кикиморой, и ты не возражал.
Наша встреча опять проходила на кухне. Я жарила картофельные блины. Ты подошел и взял румяный блинчик, попробовав его, взял другой и, между прочим, поинтересовался:
- Ну как, Яшка пробил?
- Яшка пьет, ему не до меня, - ответила я.
- Ну, мне пора домой, - промолвил ты, а я про себя отметила, что домом не называют то, где человеку плохо. И мою душу пронзила мучительная боль от уязвленного самолюбия, и унять эту боль могла только месть разлучнице…
Уходя, ты опять попросил на прощанье «буську», и я с удовольствием подставила щеку. Но твои воспаленные губы внезапно завладели ртом, и наши языки мгновенно встретились, отчего меня как будто обдало кипятком, и от нахлынувших теплых чувств я отдалась тебе горячим поцелуем, нежно обхватив твою голову руками.
Мое самолюбие ликовало, а когда ты зашептал:
- Давай опять пробью. – Я уже сама этого хотела.
В постели я жадно наслаждалась любовными утехами, сладостно упиваясь местью. А ты стонал, дрожа всем телом, и неистово кричал, когда я приходила в оргазм вместе с тобой.
- Так можно сознание потерять, - сказал ты обессиленным голосом.
- Значит, Кикимора тебе для работы, а я для услады, - подметила я.
- Мне ни с кем так не было хорошо, как с тобой, - подтвердил ты.
ХХХ
29 августа 2001 года…
Я занималась генеральной уборкой, натянув на себя потрепанные широкие брюки и старый платок на голову. Когда ты зашел, я сразу поняла, что находишься в нервном состоянии. Видно, у тебя что-то не получалось, а спускать пар приехал ко мне. По натуре ты трусливый человек, а у Кати большая родня и много братьев. И вот, когда я попросила денег, чтобы съездить к врачу, тебя прорвало.
- Ты хочешь взвалить на меня алименты!? – И обрушил на мое тело свои крепкие кулаки, сильно ударяя в грудь, плечо, живот.
- Изувечишь ребенка, - слабым голосом прошептала я.
И тогда ты стал бить ладонями по щекам, а ногами топтать мои ноги…
Выпустив пар, ушел к машине. Выглянув в окно, я увидела тебя беседующим с соседями. Быстро сняла с себя рабочую одежду, ополоснула тело, натянула обтягивающие фигуру белые джинсы, красную кофточку с глубоким вырезом на груди, распустила волнами волосы и вышла на балкон.
- Забери свои вещи, иначе я их выброшу с балкона. Я не обязана их хранить. Ты мне уже никто.
Ты поднялся ко мне и попытался обнять со словами:
- Давай помиримся.
Но я тебя с силой оттолкнула, предупредив, что если еще раз ударишь, то сдам участковому.
- Я не могу без тебя! Я так тебя хочу! – И ты снова попробовал поцеловать в губы, но я их плотно сжала.
Не пытаясь преодолеть мое сопротивление, ты стал целовать шею. Я почувствовала волнение в теле, но все равно тебя отстранила. Но когда ты стал на колени, обхватив руками бедра, уткнулся лицом в живот и умоляюще прошептал:
- Ну, дай дотронуться до тебя, хоть на пол шишечки, - мое сердце дрогнуло.
Охваченная жалостью, я ощутила необъяснимое влечение плоти и руки произвольно легли на твою седую голову, а пальцы прошлись по шевелюре. Ты, почувствовав мое желание, быстро поднялся и, взяв меня на руки, понес на кровать. Я уже не сопротивлялась. Мне все-таки надо было выкинуть этот ненужный плод, а такое возможно при избытке наслаждений.
Ты опять снял с меня всю одежду и разделся сам, а потом стал рассматривать мое тело пожирающим взглядом и твои руки жаждали познать меня всю. Я ощущала сладкое волнение, когда тонкие пальцы скользили по груди, сжимая соски, по бедрам, животу и неотвратимо подбирались к потаенному рту. Ты прошептал:
- О! Мой бесценный клад! – И твой палец прошелся по нежной плоти, возбуждая во мне желание, которое нельзя было унять. Палец нащупал заветную дырочку и глубоко вошел в нее, насколько мог, но у меня появилось такое ощущение, как будто вошла вся ладонь. А пальцы искали матку. Нащупав ее, ты наверху блаженства зашептал:
- О! Мне хочется войти в тебя целиком.
Иногда ты пугал меня желанием вырвать святую материнскую плоть, и я стонала от боли, когда ты на нее давил.
Кровь в моем теле играла, а сокровенные губы набухли, и ты втянул их засосом в рот. Я напряглась в ожидании сладостного чувства, а твой язык, войдя в мой тайный рот, поблуждал по нему и потянулся к маленькой дырочке клитора. Моя попочка заерзалась, мускулы сжимали ягодицы, а голова с растрепанными волосами заметалась по подушке, язык облизывал пересохшие губы, а пальцы судорожно цеплялись то за твои стриженые волосы, то за голые плечи. А когда твой язычок дотронулся до атласной кожи и начал ее щекотать, я замерла в блаженной истоме.
- Ты столько вылила живой воды, что я намного помолодел. У меня даже насморк прошел. Спасибо.
Но, охваченный нетерпением, свое желание ты удовлетворил, почти как насилуя, подняв кверху мои ноги, неистово и грубо. Такая поза причиняет мне невыносимую боль, но я терпела. Тебя же моя боль никогда не волновала.
Когда мы оделись, я тебе напомнила про вещи. Ты их не хотел забирать, но я настояла. Пока укладывали вещи в мешок, я выговаривала тебе, что у меня наболело на душе:
- Что ты приезжаешь бить меня? Бей ее.
- Да она такая дохлая, что от удара может помереть.
- А меня, значит, можно? Я все выдержу…
- У тебя хоть груди есть, - и ты сжал их руками, и, вынув из кофточки, поцеловал соски.
Взяв вещи и со словами:
- Спасибо за любовь, - уехал.
Дела меня снова отправили в твою новую деревню. Я шла, одержимая одним желанием – унизить соперницу. Она знала, чему себя подвергает, когда уводила чужого мужа. Всю дорогу в мозгу сверлили слова, которые я хотела ей сказать:
- Милочка, ты молодая, сильная, поэтому для заботы о нем. Я же старая, слабая, но для его услады. Держи его покрепче, вкусно корми, хорошо одевай, не обременяй работой, давай побольше денег и свободы. У меня пока еще нет денег, но он не оставляет в покое, а что будет если появятся…
Но Господь уберег меня от позора. Катю я не повстречала. Успокоилась я только тогда, когда поведала своей знакомой, что хотела высказать твоей жене. У меня же мучительная потребность души – выговориться.
Катя сама поняла, что тебе надо. Она стала тебя наряжать. Приезжая ко мне, ты старался обратить мое внимание на обновы. Я их замечала, но убеждалась в том, что я правильно составила о ней мнение: у нее нет вкуса. Ведь люди, описывая ее, сказали мне, что Катя некрасиво одевается.
Ты же в водолазке защитного цвета мне очень симпатичен, а в ярких сочно-зеленого цвета брюках, ты смешон до отвращения…
ХХХ
Сентябрь 2001 года…
В сентябре рано пришла прохлада. Короткий день радовал теплом и светом, а к ночи наступали первые заморозки. Ранние заморозки погубили георгины, прихватили кабачки и подкрадывались к картошке. И я стала убирать урожай с огорода. Мой огород находится в низине, и мне приходится по нескольку раз в день подниматься в гору, таща за собой нагруженную овощами тачку. У тачки пустые колеса и туго вращающаяся ось. От натуги и твоего старания я выкинула еще не созревший плод.
Мы с сыном провели небольшую сделку и заработали совсем немного денег, но я пустила слух, что теперь у меня постоянно будут большие деньги. И ты стал часто приезжать и выказывать заботу обо мне, интересуясь, чем я питаюсь и проверял продукты. Как-то открыл шкафчик, а там стояла пустая банка из-под кофе. Ты осмотрел продукты, но банку в руки не взял. Я предложила тебе выпить чашечку растворимого кофе, но быстро добавила, что не успела купить хлеба, зная, что без хлеба ты не пьешь, и с замиранием сердца ждала ответа. Ты отказался, и я с облегчением скорее увела тебя в комнату.
Однажды привез в багажнике дрова и просил в оплату любовь, но за дрова я предложила сделку:
- Будешь мне привозить дрова, а я тебе одежду из Секонд-хенда.
Друг сына держал свой магазин и регулярно поставлял мне одежду из Секонд-хенда. Я торговала ею, одевалась сама и расплачивалась за помощь с людьми.
Ты выбрал себе одежду, прихватил кое-что для Кикиморы, но дров мне больше не привез. Приезжал ко мне то с любовью, то выпустить «пар», но руки больше не распускал.
Приходила ко мне и Алла занять на несколько дней денег. Поддерживая имидж состоятельной женщины, я ей дала – по счастливой случайности у меня было столько, сколько она попросила.
Алла рассказала о вас с Катей:
- Он долго там не выдержит. Она им командует – принеси воды, дров, растопи печь. А он же работать не любит, но выполнял быстро.
- А на мои просьбы злился и кричал: «Ни одна женщина мной командовать не будет!» - вздохнула я и почувствовала, как больно сжалось сердце…
- Но картошку она выкопала одна, - продолжала Алла. – Она ленивая – в доме много паутины. Но самое главное некрасивая. Они были у нас в гостях, и ему прихватило ногу так, что он не мог от боли подняться со стула и даже закричал. Катя вызвала «скорую помощь» и ему сделали укол.
«Ну вот, - подумала я, - она нашла, чем тебе угодить».
При любой болячке ты рвался к врачу. Я же с болезнями справлялась сама и тебя этому учила:
- Человек все может, надо только мобилизовать свою волю. А в наше время, чтобы посещать врача надо быть миллионером.
Когда у тебя начинало что-то болеть, ты психовал и с ненавистью обрушивался на меня. Ухаживая за тобой, я твердила как заклинание:
- Я забираю его болезни, - и молила Бога отдать мне их: «Он слабый и злой, а я сильная – все выдержу».
Я не знаю причину: силы ли внушения, ведь воля человека может творить чудеса, или воля нашего Господа Иисуса Христа, а может, я обладаю исключительными способностями, но ты поправлялся, а я корчилась от боли.
Что это, мистическое совпадение или я, правда, не такой человек, как все. Чем объяснить?
Когда мой муж лежал присмерти, я выла в истерике и исступленно молила Бога:
- Господи, если тебе угодно взять чью-то жизнь из моей семьи, возьми мою.
Моему мужу стало легче, а я не могла подняться с постели. У меня кружилась голова, и слабели ноги. И вот как-то ночью я расплакалась:
- Господи, почему ты не сделаешь так, чтобы нам обоим было хорошо.
Я себя пожалела, и мой муж в эту ночь скончался.
У моего сына часто болит спина, и я купила ему болеутоляющую мазь. Подавая ее сыну, я мобилизовала всю свою волю, моля Бога отдать мне его болезнь. И вот как-то утром я не могла подняться с постели. Меня держала острая боль в позвоночнике. Вечером приехал Юлий, и я поинтересовалась у него:
- Пользовался ли ты мазью?
- Да, в эту ночь, - ответил он.
Ты злился и тогда, когда болела я. У меня заболевание опорно-двигательного аппарата, но твоего терпения лечить меня хватало всего лишь на пару сеансов массажа. А ты хорошо владеешь этой методикой.
Помнишь, я тяжело заболела воспалением легких. Твоя ненависть свалила меня в постель, и она же подняла. Словом можно ранить человека, но, словом можно его и вылечить. При легком недомогании с температурой в тридцать семь градусов я начала стирать давно замоченное белье и попросила тебя помочь с водой. Ты зло огрызнулся и уткнулся в телевизор, и мне пришлось все делать самой. В холодный снежный день я сама носила из колодца воду и в ледяной воде полоскала белье, а потом, вспотевшая, выносила грязную воду вон. К вечеру у меня поднялась температура, а утром от жара я в беспамятстве лежала в кровати. В таком состоянии я пробыла несколько дней. Ты занимался по хозяйству, а когда я приходила в чувство, кормил приготовленной едой. Но как только мне полегчало, ты даже перестал топить печь. И я поднялась с постели.
Ты приехал ко мне на следующий день после Аллы, и я обратила внимание, что прихрамываешь.
- Меня Господь наказал за тебя. Я мучаюсь с ногами так же, как страдала ты. Езжу на уколы, - жаловался ты.
- А у меня уже ничего не болит, и чувствую себя превосходно. Я иду – птицей на крыльях лечу, ярко чувствую свои молодые силы, - бодро ответила я.
- Я с Катей вместе не сплю. Для моей больной ноги нужен простор, - продолжал жаловаться ты. – Я, как делала ты, ищу для нее удобную позу. А когда Катя ко мне льнет, я ссылаюсь на больную ногу. Но я так хочу тебя, что готов терпеть любую боль. Любовь дороже.
И правда, когда мы занимались любовью, я видела твое искаженное от боли лицо и слышала болезненные стоны вперемежку с криком восторга.
Но больше я брать твою болезнь не хочу, Пусть это делает твоя «рыжая кошка».
Алла деньги в срок не вернула, а узнав от приятельницы, что она вообще долги не отдает, я сама пошла к ней за деньгами. Мне надо было на что-то жить и выкопать картошку. Алла швырнула мне деньги на пороге, не впустив даже в дом.
Узнав об этом моем поступке, ты приехал меня стыдить:
- Какая ты жадная! Я им подарил старую машину, которую мне дал брат Кати.
- А я не собираюсь никому свои деньги дарить, мне тоже надо жить.
- Я хотел тебе на день рождения подарить красивый букет цветов, а теперь не подарю.
Меня прожгла обида – ты несправедливо защищал чужую тебе женщину, обвинял любимую и готов был отдать ее на растерзание.
Я вспылила и со злостью крикнула:
- Да что ты все сюда ездишь, что тебе от меня надо?
Ты опешил и попятился. Мы разговаривали на лестничной площадке у выхода.
- Езжай к своей Кикиморе, чтобы ноги твоей здесь больше не было, - я кричала с раздражением в голосе, - иначе твоя придурочная тебе член отрежет, а меня обольет кислотой. - И вытолкнула тебя за дверь, закрыв ее на замок.
А на улице ты при соседях крикнул:
- Я не хочу с тобой голодать! Я не хочу быть у тебя батраком!