В одной из школ ученкам
предложили дописать 10 главу
романа.
Да простит меня Александр Сергеевич
за попытку подражания.
Когда из комнаты Татьяна
ушла, растаяла,как сон,
стоял Евгений,словно пьяный,
как будто громом поражён.
В один момент наш друг несчастный
лишился чувств, и,безучастный,
(подумать лишь,ведь был нахал!)
бедняга в обморок упал.
Лежал он долго на коврах,
лицом изнеженным белея
и с каждым мигом холодея,
что чуть не превратился в прах.
Но жизни,к счастью не лишился,
дал Бог,на землю возвратился.
Очнулся бедный наш Онегин
и взором всё обвёл вокруг.
Действительность от сна и неги,
как током,отрезвила вдруг.
- Где я? Откуда? Что за хлам?
И почему вокруг бедлам?
Я в преисподней, не иначе.
О Боже,кто я? Чушь собачья!
Что за одежды,лица,стрижки!
Какой-то странный интерьер.
А сей пейзаж! - Убог и сер.
Кругом горластые мальчишки...
Что нынче я за человек?
А на дворе - ХХ-й век.
Евгений думал,что ушибся
до сотрясения мозгов
и начисто ума лишился.
- Неужто я теперь изгой
иль крепостной,иль пёс бродячий?
Но нужно жить и не иначе, -
решил он и вскричал: - Карету!
Пожалуй,поброжу по свету,
а то я что-то занемог,
да,может,преклонив колени,
у Бога вымолю прощенье.
Он выбежал,но душный смог
остановил его у двери.
А мимо мчат машины - звери...
- Какие странные кареты!
И,видимо, им несть числа!-
Так думал он, увидев это,
его нелёгкая несла.
Прокашлявшись,вздохнув глубоко,
он,наконец,окинул оком
окрест и натолкнулся вдруг
на надпись:"Город Петербург".
- Так это Питер!Слава Богу!
Здесь сердцу милые места!-
И вмиг,с улыбкой на устах,
он кинулся искать дорогу.
- Куда несёшься,старый хрыч?!-
Услышал он - и под "Москвич".
"Москвич" помял его немного,
обрызгав грязью новый фрак,
ещё бы чуть, - оттяпал ногу!
- Сбежал из цирка ты,чудак?
- Осколок древности! Холуй!
- Лох! Недорезаный буржуй!
У Жени - искры из очей,
да уши вяли от речей.
Петляя меж машин, что заяц,
вздымая фалды высоко,
бежал в штиблетах он легко,
летел, едва земли касаясь.
Закончил свой пробег наш странник
у монумента "Медный всадник".
Царь Пётр вскричал,узрев героя:
- Кой ляд тебя сюда припёр?
Своих бомжей тут матом кроют,
и ты туда же, ухажёр.
Чем не жилось тебе в то время?
Иль напугал тебя князь Гремин,
что ты покинул свет да бАлы
искать в ХХ-м веке славы?
Святая пища надоела
да сладкий воздух,деньги ,двор,
что ты сменил всё на простор,
где экология заела?
А,может,было невтерпёж
сменить "помещика" на "бомж"?
- Помилуй, Царь,я сам не знаю,
какого дьявола винить,
и лишь на Бога уповаю,
чтоб жизнь и душу сохранить.
- На нечисть нечего пенять,
и с Бога ничего не взять.
Здесь,если хочешь прокормиться,
придётся вкалывать, трудиться,
иль на помойке пировать.
Да о ночлеге позаботься:
бомжи не знают,где найдётся
иную ночку ночевать.
И прежде,чем служить Отчизне,
ищи скорее место в жизни!
- Да что за время за такое
настало нынче на Руси?!
Мне перестроиться легко ли,
коли бранят,что ни спроси!
- А ты не оббивай порога,
ведь каждому - своя дорога.
Никто не выпишет рецепт
и не подхватит на прицеп.
Вот друг твой,Ленский,там он славил
"...и нечто,и туманну даль",
и здесь он имидж не менял
да имя тем себе составил.
Все гении сюда пришли:
реинкарнацию прошли.
А за прощеньем опоздал ты,
давно он сам себя убил:
раз в "Англетере"спутал карты
и петлей стих свой задушил.
- Кто здесь ещё,о ком ты знаешь?
Ты жизнь,как книгу, мне читаешь.
- Все предо мною,как на блюде,
особо вы,"лишние люди".
Печорин,например,страдалец,
и здесь отменный сердцеед,
имеет деньги, кров, обед.
Хоть он пижон, эстет,скиталец,-
не сделал в жизни ничего,-
содержат женщины его!
- А Чацкий как? Неужто тоже...
- А он и здесь себя губил.
Стал петь, писать и мало прожил,
но жил лишь тем,что сам любил.
А то,что ненавидел люто,
не потреблял и за валюту,
о чём хрипел вовсю с надрывом
и гнал коней и в хвост,и в гриву.
Его хулили, не пускали,
толкали в дверь, а он - в окно,
и вновь хрипел всё об одном,-
чтоб люди совесть не теряли.
Страстями сердце он стегал
и в 42 коней загнал...
- А как же Лермонтов,приятель,
он тоже здесь тропу искал,
или дарил свои объятья,
писал в альбомы мадригал?
- Михайло Юрьичь жил поболе,
но не избег он тяжкой доли
как тунеядец, и тюрьмы.
Так будоражил он умы,
что выслан был,и на чужбине
"с любовью ниоткуда"пел,
при жизни "Нобеля"имел,
писал бы в славе и поныне,
под псевдонимом Бродский,вроде,
да,жалко,помер в прошлом годе.
Вот Пушкин - тот дожил до счастья.
В штык превратив перо и лиру,
узрел обломки самовластья,
да известил всему он миру:
последний день придёт буржую,
сколь ананасы ты не жуй.
Там он царя всерьёз журил,
а тут вождя весьма хвалил,
за женщинами волочился,
по Лиле Брик с ума сходил,
свободу пламенно любил
и с нею, как с женой,носился,
пока она его так саданула,
что в 37 вновь стал под дуло.
- Мой друг,ужели всё так гадко?
О жалкий,жалкий жребий мой!
- Иные жизнь сложили гладко,
живут,довольные собой.
Наш Хлестаков,к примеру,бойко,
с наскоку начав перестройку,
так сладко правду говорил,
что власть Советов развалил.
А при лимите претендентов,
когда его в речах несло,
попало в руки и весло,
и выбился он в президенты.
Срок с гаком править довелось,
да вот подвёл его Фарос.
Вот Чичиков - тот с мозгом дядя.
Там с мёртвых душ копейку гнал,
и тут из воздуха,не глядя,
он миллионы делать стал.
Сидит при власти, да весь в коже,
с улыбкой дерзкою на роже
под кличкой "новый русский бой",
ест бутерброды да с икрой!
Манилов тоже заседает,
мечтает,если бы,кабы,
росли бы деньги, как грибы,
да на уши лапшу цепляет.
Вот так народец и живёт:
кто виски пьёт,кто хлеб жуёт.
И снова наш стоит Евгений,
как будто громом поражён.
И снова в бурю ощущений
умом и сердцем погружён.
- Какая адская наука!
Неописуемая мука
прожить здесь жизнь и день,и ночь
и не сбежать отсюда прочь.
Какое жуткое коварство
меня забросило сюда!
Тут ждёт меня одна беда,
и,видно, смерть - моё лекарство.
И он в слезах побрёл. Куда?
Искать посильного труда...
1991год.
в