На плоском камне сидит старик с черной, с проседью бородой. Вокруг шумит небольшой походный лагерь. Из этого хаоса палаток, верблюдов, коней и людей выныривает приземистая фигура и приближается к старику.
- О брат мой, прибыли посланники Умара ибн Саада и хотят видеть тебя, говорят, у них послание. Причем, это посланники – простые воины.
- Тогда поговори с ними сам, Аббас. Потом передашь мне их слова – чуть помедлив, отвечает старик.
* * *
- … и потому он требует, чтобы ты со своими спутниками сдался без всяких условий , чтобы ты, Хусайн, и твои люди присягнул при всех халифу Йазиду, после чего тебя направят к нему со всеми почестями, и тот, несомненно, определит тебе содержание и место проживания в соответствии с твоим высоким родством. А иначе - завтра война и кровопролитие. Вот что передает Умар ибн Саад для Хусайна ибн Али.
Плохо дело, думал Аббас . Они даже не привезли письменного послания. Умар просто боится написать, чтобы не подумали, что он предлагает что-то втайне от своего войска, а главное, от наместника Куфы, Убайдаллаха. Потому и поручил послам передать все на словах, чтобы они и сами убедились и другим при случае могли передать, что никаких задних мыслей и тайных замыслов у Умара нет. К тому же посланники эти - простые жители Куфы.
- Вы сами, куфийцы, написали ему столько писем – их, поистине, наберется две переметные сумы! – приглашая в Куфу и обещая верно служить и, если надо, умереть за него, мой двоюродный брат Муслим принял от вас присягу ему как своему имаму, а вы предали его, а теперь вы хотите поднять на него меч! – отвечает Аббас.
- Мы не знаем ни о каких письмах, мы не из тех, кто писал и присягал твоему брату! – отвечают посланники.
Еще хуже. Раньше, когда жителям Куфы говорили это, они, прежде чем ответить молчали, опускали глаза, а сейчас… Видимо, это последние переговоры и завтра действительно быть нападению и битве, решил Аббас.
- Многие из вас и ваших амиров служили еще моему отцу, халифу Али. А сейчас вы отрекаетесь от Хусайна, как отреклись от нашего старшего брата Хасана, после смерти моего отца.
- Хасан сам отрекся от власти. Потом правил халиф Муавия, против чьей власти твой брат не восставали, а сейчас избран халифом его сын, Йазид, которому и твой брат, и ты, и все ваши люди должны присягнуть.
- Кому быть халифом и имамом решает Аллах, а не люди! И вы идете против его воли, предпочитая моему брату, сыну дочери пророка, ничтожного Йазида, проводящего время в развлечениях. Но сейчас я веду речь не об этом, а о том, чтобы вы просто дали нам возможность свободно уйти со своими людьми обратно в Мекку.
- Мы тоже не собираемся спорить с тобой. Обо всем этом было сказано не раз. Все переговоры заканчиваются. Мы сказали тебе последнее слово нашего командующего, Умара ибн Саада.
- И вы решитесь пролить его кровь, кровь наследника пророка, да благословит его Аллах и да приветствует?(1) И кто из вас осмелится на это? Ты? – обращается Аббас к одному из посланников, высокому человеку с плешивой головой и каменным, ничего не выражающим лицом – Или может быть ты?- переводит он взгляд на другого – чьи волосы всклокочены, борода растрепана, а некрасивое лицо изуродовано оспинами - Лжете, клянусь Аллахом, и грешите!
- Скажи же нам, каков будет ответ твоего брата нашему амиру? – как будто не замечая последней гневной речи, обращается к Аббасу главный из послов.
- Подождите меня здесь – глухо говорит Аббас и уходит.
* * *
- Это дело требует обдумывания. Скажи им, Аббас , что я прошу отложить решение до утра.
* * *
Когда послы, возвращаясь, уже приближались к своему лагерю, они заметили всадника, который медленно двигался им навстречу. Вскоре они уже могли различить его лицо, и все узнали Хурра ибн Йазида, одного из командиров войска Умара. Хурр приветствовал того посланника , который находился во главе группы воинов, и по-видимому был главным, а затем попросил его остановится для беседы.
- Вы возвращаетесь из лагеря Хусайна? Что он сказал вам?
- Он не говорил с нами. Нас выслушал его брат, Аббас.
- Так какой же ответ?
- Хусайн просил через своего брата отложить решение до утра.
- Прошу тебя, расскажи мне обо всем подробно.
- О Хурр, я не могу этого сделать! Становится темно, а Умар приказал по возвращении немедленно прибыть к нему с докладом.
Хурр уже поворачивал коня, когда увидел среди проезжающих мимо, в сторону лагеря, всадников, человека с отвратительным лицом, изьеденным оспой, и напоследок с удивлением спросил:
- Эй, а зачем вы взяли в такое важное посольство этого придурковатого поэта?
- Среди куфийцев было немного охотников ехать к Хусайну, а он сам навязался ехать с нами, к тому же этот Синан, как я слышал, приближенный Шамира, и быть может, его соглядатай. Умар, приказал его взять, потому, наверное, чтобы Шамир не подумал, что он что-то затевает за его спиной.
* * *
Хурр был погружен в глубокое раздумье и не сразу услышал стук копыт идущей шагом лошади. Обернувшись, Хурр увидел того самого человека, чье присутствие среди послов так изумило и возмутило его.
- Мир тебе, Хурр ибн Йазид – услышал он приветствие.
- И тебе мир, Синан ибн Анас –ответил Хурр.
Синан остановился рядом и ничего больше не говорил, как будто Хурра тут не было. Хурру было неприятно это соседство, но желание узнать новости о посольстве к Хусайну пересилило отвращение, и он спросил:
- О Синан, как прошло посольство к Хусайну? О чем вы договорились с внуком пророка?
- Он передал через Аббаса, что решение будет утром. Но, думаю, он будет непреклонен – ведь Умар потребовал от него сдаться без всяких условий и публично принести присягу.
- А что вам говорил Аббас? Может быть ,ты разговаривал с ним?
- Аббас говорил то же, что говорилось и при других переговорах - одни упреки и требования. А с ним я не говорил – это он говорил со мной.
- Что же он тебе сказал?
- Он только спросил меня, смогу ли я убить внука пророка.
- Да не допустит этого Аллах! Кто осмелится поднять руку на сына дочери пророка! – не выдерживает Хурр.
- Странные вещи ты говоришь, Хурр. Разве он не наш противник? Разве не должны мы подчинятся нашему амиру, которого назначил халиф, повелитель правоверных?
- Ты и правда, такой безумец как о тебе говорят! Разве ты не видишь, что и Умар, и куфийцы тянут это дело уже столько времени потому, что все боятся поднять меч на ал-Хусайна!? Ведь их всего восемьдесят человек, а нас пять тысяч! Ты говоришь о приказе амира, а ты помнишь, что во время фитны(2) двадцать лет назад воевали отец Хусайна, Али ибн Абу Талиб, и отец Йазида, Муавийя ибн Суфиан? На стороне и того, и другого были сподвижники пророка. Кто был прав? Где взять меч, который отличит истинного мусульманина от лицемера? Но сейчас есть и другое. Речь идет о жизни потомка пророка. Знаешь ли ты, что пророк назвал Хусайна предводителем юношей Рая? А ты подумал о том, что будет с тем, кто его убьет или будет способствовать его убийству, или даже равнодушно пройдет мимо, не оказав ему помощь? Разве не отправится он в Ад!?
- Ты так стремишься к Раю и опасаешься Ада, ал-Хурр?
- Призываю Аллаха в свидетели в том, что ты или безумец или отступник! Ведь цель мусульманина в том, чтобы им был доволен Аллах, и он потом был доволен Аллахом! Выходит что ты…
Но договорить он не успевает, так как недалеко от Хурра и Синана резко осаживает коня мчавшийся галопом всадник и кричит:
- Эй, Хурр ибн Йазид! Я из дозора, который был у лагеря Хусейна. Его люди готовятся к сражению: они теснее составляют шатры связав их веревками, углубили ложбину и заполнили ее сухим камышом, затем,наверное, чтобы поджечь при нападении.
Выкрикнув это, всадник снова пустил коня в галоп по направлению к лагерю.
- Значит, сражения не избежать. Когда я, по приказу Умара, со своим отрядом встретил ал-Хусайна и его людей и первым вступил с ним в переговоры, я сказал ему : «Нам приказано, если встретим тебя, не отпускать тебя и доставить Убайдаллаху ибн Зийаду», он ответил: «Смерть к тебе ближе, чем это»… Да, его путь прям, как полет стрелы, он свободен от всякой земной корысти – задумчиво сказал Хурр.
- Стрела - пленница своего полета. Но разве не является корыстью стремление захватить власть?
- Взять власть, если она принадлежит ему по праву – значит исполнить свой долг, предписанный религией, и восстановить справедливость. Боюсь я, что это наши амиры заботятся о низкой корысти, хотят власти и богатства в этом мире и забывают о жизни будущей и суде Аллаха.
- Сейчас Хусайн устами своего брата Аббаса просит просто дать ему свободно уехать обратно.
- Он говорил это и ранее, потому, что после того, как жители Куфы, которые его призывали, и клялись ему в верности, отступились от него, предали. А многие даже в этом войске, пошли на него с мечем. Теперь он более не связан с ними ничем.
- Так пусть он присягнет, и халиф наверняка с почетом отправит его в Мекку или Медину.
- Клянусь тем, в чьей руке моя душа! Разве не понятно, что раз он не присягал предыдущему халифу, то тем более не может присягнуть его сыну без того, чтобы не уронить свое достоинство.
- Значит, Хусайн так же корыстен, его корысть в том, чтобы сохранить свое достоинство.
- Что за бредни ты несешь, повторяя одно и то же. От тебя не услышишь толкового слова. Ты действительно сумасшедший! Убирайся отсюда вон! Когда выбираешь между Адом и Раем, некогда слушать болтунов – Хурр окончательно выходит из себя.
Синан разворачивается, пускает коня рысью и запевает песню, которую наверно сам и сочинил:
У племени калб был знахарь, очень просто он зубы лечил
Хватал тяжелый камень и им по зубу бил
Продолжение песни Хурр уже не слышит, так как Синан все более удаляется и ветер уносит его слова.
* * *
Когда воин, сообщивший о приготовлениях Хусейна к завтрашнему бою, покинул шатер, Шамир Зу-Джаушан сказал:
- О Умар ибн Саад, как видишь, все твои попытки договорится только затягивают дело и ничего не дают. И завтра надо все это закончить. Помни, что этого ждет от тебя наш амир, Убайдаллах. Иначе твое назначение наместником в Рей…
- Я все помню и знаю! А ты разве не замечаешь, что хоть мечи куфийцев с нами, сердца многих из них – с Хусайном. Как в таких условиях было не попытаться уладить дело без пролития крови. Была надежда, что они сдадутся – у Хусайна ведь нет и сотни мужчин, способных носить оружие. Ты упрекаешь меня в нерешительности, как будто не видишь, что если дело дойдет до боя, сложно будет взять Хусайна живым, а ведь это предпочтительно и для Убайдаллаха в Куфе, и для халифа в Дамаске.
- Что касается жителей Куфы, они ведут себя то, как шакалы, то как бараны. Сначала, после смерти халифа, почувствовав слабость власти, они все призывали Хусайна, клялись умереть за него. Но как только новый халиф назначил правителем Куфы Убайдаллаха, присмирели. Ведь стоило ему снести несколько голов, как куфийцы отступились от дела Хусайна, а сейчас покорно пошли в поход против него. И если они еще колеблются, то это значит только, что их надо сильнее стегать бичом, и тогда они выполнят все, что нужно. А если ты говоришь о том, что лучше было бы взять Хусайна живьем, то я скажу тебе, чтобы ты оставил эти детские разговоры, и поступал как мужчина. Ведь в его маленьком отряде очень много его родственников, братьев и детей, и когда начнется бой кто-то из них да погибнет, и тогда уже Хусайн никогда не сдастся в плен.
- Да избавит нас Аллах от этого, Шамир! Ведь речь идет о жизни дочери пророка! К тому же многие в Меке и Медине, в Куфе и Басре считают его… - Умар ибн Зийад остановился на полуслове
- Что же ты замолчал, Умар? Боишься сказать правду! Ты сам считаешь его халифом!? И не хочешь, чтобы на твоих руках, руках сына завоевателя Ирака, была кровь внука пророка. Только напрасно ты взываешь к Аллаху, он не станет слушать тебя. Ведь если халиф Йазид и наместник Ирака Умар получили власть над мусульманами, то только по воле Аллаха! И будь ты по настоящему богобоязненным, ты бы исполнял веления верховной власти, как это велит шариат (3) и не поступал бы как лицемер, который смотрит, что ему выгодно исполнять, а что нет, кого ему приказали покарать – раба или знатного. Ты помнишь, что говорит Коран о лицемерах? Так что ты теперь скажешь? Будешь и дальше медлить? Наш амир, Убайдаллах ибн Зийад не просто так прислал меня к тебе, и если ты и дальше будешь рассуждать, а не действовать, то не стой между мной и этим войском!
- Это были последние переговоры. Все уже решено. Завтра мы выступаем – Умар опускает голову.
* * *
Когда утром, войска с той и с другой стороны были выстроены в боевой порядок, но сражение еще не началось, Хурр громко произнес: «Я выбраю Истину и Рай! Кто последует за мной?», и направился к лагерю Хусайна. К нему присоединилось несколько всадников из его отряда. Лагерь Хусайна совсем рядом, он вскоре подьезжает к нему и говорит старику:
- Простишь ли ты меня, о внук Пророка?
- Ты – свободный в этой жизни и счастливый в жизни будущей – отвечает старик.
Синан, хоть и был в тот день пеший, находился в этот момент в передних рядах. Когда Хурр ехал к Хусайну, Синан пел ему вслед свою странную песню:
У племени калб был знахарь, очень просто он зубы лечил
Хватал тяжелый камень и им по зубу бил
И все калбиты знали, что такое леченье
Страшнее чем от стрел , копий и мечей мученье
Затем крики воинов и лязг оружия заглушают стихи, и ни Хурр, ни те, кто находятся рядом с Синаном, не слышат дальнейших слов.
* * *
- Эй, Хусайн, зачем ты поспешил разжечь огонь на этом свете, не дождавшись Судного дня?- крикнул Шамир, подскакавший к лагерю врага с группой кавалеристов, когда старик приказал поджечь хворост во рву.
- Это ты, сын козятницы(4), больше заслуживаешь жариться в нем – ответил старик. – Не стреляй – сказал он одному из своих воинов, который целился в Шамира, - боюсь, чтобы это не заставило их начать нападение.
* * *
- Скоро полдень – сказал Шамир – а наша конница никак не может прорваться в их лагерь.
- Чего же тут странного? –ответил Умар – они не очень-то хотят сражаться с Хусайном, боятся убить или нанести раны ему или его родственникам. Как только я приказываю наступать, противник контратакует, и наши, не вступая в серьезные схватки, отступают.
- Это я сам вижу, ты лучше скажи, что собираешься делать?
- Я хотел послать в атаку пехоту, но ее командир отказывается вести ее в бой – мол, если конница не прошла, тем более не справятся и пешие против кавалеристов Хусайна.
- Не справятся? Кто же тогда справится из пятитысячного войска с восемью десятками ? – усмехается Шамир.
* * *
- Эй, Хусайн ибн Тамим! Бери пятьсот стрелков. Если даже они боятся стрелять в людей, может, перебьют хотя бы всех коней под ними – приказывает Умар стоящему рядом с ним человеку.
- Вот это хорошо! Поскольку стрелков много, может , кроме коней, они случайно убьют кого-нибудь из воинов врага – смеется Шамир – А затем я сам поведу воинов в атаку, чтобы все было сделано как должно.
***
На плоском камне сидит старик с черной, с проседью бородой. Он просто ждет. Стрелки сделали свое дело- все кони в его отряде выведены из строя, убиты его брат Аббас, Хурр, многие другие воины, стрела сразила даже его маленького сына, которого старик держал на руках. Всадники и пехота Умара уже заняли почти весь лагерь, они пока добивают других защитников, но на него напасть никто не решается.
***
Шамир протыкает копьем палатку, рядом с которой находится старик. Из палатки с криком выбегают испуганные женщины. Большинство воинов остановилось рядом с палаткой, но несколько воинов хотят ворваться туда, среди них старик замечает человека с уродливым, покрытым оспинами, лицом.
Старик говорит Шамиру и окружавшим его пешим воинам:
- Избавьте мою семью и кладь от вашего сброда и невежд!
Шамир останавливается и молчит. Среди его воинов слышны голоса:
- Нас посылали не для войны с женщинами и детьми!
- Это против воли Алллаха!
- Амир будет недоволен!
Шамир знаком руки останавливает своих людей.
Синан кричит:
- Он не сдастся! У него погибли сыновья и братья! Шамир, он не сдастся!
Шамир и сам это прекрасно знает.
* * *
У старика больше не осталось воинов. Но убить этого беззащитного человека никто не решается. Шамир не выдерживает и кричит:
- Эй, вы! Что вы смотрите на этого человека, чтоб вас потеряли матери, убейте его!
Несколько воинов, сопровождавших Шамира, бросились к старику. Один из них замахивается мечем и отсекает старику кисть левой руки , которой он хотел закрыться. На секунду все застыли, и старик видит перед собой человека с оспинами, которого приметил ранее, среди тех, кто хотел ворваться в его палатку.
* * *
Синан пронзает копьем старика, и кричит высокому воину с плешивой головой и как будто каменным лицом:
- Эй, Хаулий ибн Йазид, отрежь ему голову!
Плешивый подходит к старику, который еще дышит. Чуть наклоняется, чтобы мечем отсечь голову, но слышит обращенный к нему шепот старика и не решается опустить меч. У него очень сильно дрожат руки, и он отходит в сторону. Старик еще жив, он видит, как меч берет тот самый человек, который пронзил его копьем. Старик молчит, он больше может ничего сказать.
* * *
Синан что-то говорит старику, затем отрезает ему голову, вонзает в отрезанную голову копье и торжественно показывает ее всем. Затем, подняв копье повыше, идет прочь от палатки, распевая свою дурацкую песню:
У племени калб был знахарь, очень просто он зубы лечил
Хватал тяжелый камень и им по зубу бил
И все калбиты знали, что такое леченье
Страшнее чем от стрел , копий и мечей мученье
Потому, никто из калбитов с больными зубами
Не ходил к этому знахарю своими ногами
По мере того, как Синан удаляется, песня становится все глуше и глуше, и вторую часть песни никто не слышит. Да никто и не старается ее слушать – после того как старику отрезали голову, оцепенение у воинов проходит, и их уже ничто не останавливает. Они раздевают догола мертвого старика, стаскивают с женщин драгоценности и дорогие одежды. Добивают раненых и обезглавливают убитых. Обезглавленное тело старика рвут копыта лошадей.
* * *
- Вот все и закончилось… Все закончилось – говорит Умар ибн Саад, в задумчивости, нервно расхаживая по палатке.
- Да, все закончилось. Мы исполнили Закон – отвечает Шамир Зу-Джаушан. В отличие от Умара он сохраняет свой обычный уверенный вид.
- Хорошо же мы исполнили Закон! – не удерживается Умар – обезглавленный труп Хусайна наши воины вмяли в землю копытами своих коней, всех убитых раздели и обобрали, бросили без погребения. Я еле спас женщин, остановил грабеж, но то, что успели с них сорвать, уже не вернули.
- А ты чего ожидал? Что это будет игрой? Мы сделали главное – отстояли законную власть и сохранили единство мусульманской уммы(4).
- Хотел бы я верить в то, что ты знаешь, о чем говоришь. Только вот не вызовет ли убийство Хусайна еще большую рознь и разделение среди правоверных?
- Можешь мне верить. Я всегда держу Коран у изголовья и собираю хадисы пророка. Закон выше нас, и мы должны ему подчиняться, даже если нам этого не хочется. «Предписано вам сражение, а оно ненавистно для вас.» (6) сказано в священном Коране. Или ты думаешь, что мне все это приятно? Но все, что свершается, свершается по воле Аллаха! И тебе надо думать не о том, что и как после этого будет, а о том, как исполнить волю всевышнего. И мне это приходится говорить амиру нашего войска! Но уже поздно, стемнело, а завтра нам надо выступать в Куфу. Я пойду. – Шамир прощается и направляется к выходу из шатра.
- А вот Хурр считал иначе, думал, что воля Аллаха в другом, и погиб ради этого! – вместо прощания говорит Умар.
Шамир останавливается, смотрит на Умара, презрительно усмехается, и, перед тем как выйти, говорит:
- Ну, и что же ты не последовал за ним, Умар? Или ты ждал, что Аллах скажет тебе на ухо, в чем его воля и как правильно понимать закон?
* * *
У племени калб был знахарь, очень просто он зубы лечил
Хватал тяжелый камень и им по зубу бил
И все калбиты знали, что такое леченье
Страшнее чем от стрел , копий и мечей мученье
Потому, никто из калбитов с больными зубами
Не ходил к этому знахарю своими ногами
Даже взрослые мужчины сами к нему не шли
А их под руки домочадцы вели…
- Эй, Синан ибн Анас, когда ты прекратишь петь свою песню, весь лагерь уже затих, один ты продолжаешь кричать. – Шамир встречает ненормального поэта по пути в свою палатку.
- А ты, Шамир Зу-Джаушан, не хочешь послушать мою песню?
- Нет, не хочу. Но раз уж встретил тебя, хочу спросить, что сказал Хусайн , Хаулию ибн Йазиду, и что ты сказал Хусайну, прежде чем отрезать ему голову.
- Ты разве не мог спросить это у самого Хаулия ибн Йазида?
- Я спрашиваю потому лишь, что случайно увидел тебя. А с Хаулием ибн Йазидом говорить о чем-то бесполезно, он сказать толком ничего не может, просто мычит как корова, у него до сих пор дрожат руки. Ты же спокойно поешь песни, и руки у тебя не дрожат - ни сейчас, ни тогда. Ну а этого дрожащего цыпленка я вылечу – отправлю его завтра впереди всех в Куфу с головой Хусайна. Или, может, ты хочешь повезти ее?
- Мне все равно. Главное я уже сделал. А Хаулий не смог сделать потому, что Хусайн сказал ему, когда тот собирался отрезать ему голову: «Если ты не сделаешь это, я обещаю тебе Рай, а если ты сделаешь это, я обещаю тебе Ад.»
- Вот как. Хусайн, видимо, решил, что может распределять людей между Адом и Раем. А ты, наверное, напомнил ему, что это не его занятие.
- Я не знаю, его это занятие или нет. Хотя, говорят, когда-то сам пророк, его дедушка, пообещал Хусайну завидное место в раю. Не удивительно, что все боялись его убить, а Хаулий и сейчас дрожит. Но я сказал ему просто: «Я знаю, что попаду в Ад, но я пришел сюда за тем, чтобы убить тебя».
- А скажи-ка, с чего, ты, безумец взял, что попадешь в Ад? Ты ведь исполнил Закон, сделал как велел я, твой амир. Разве за это Аллах накажет тебя?
- А разве можно быть полностью уверенным и знать, кто правильно исполнил Закон? На чьей стороне Аллах? На стороне Хусайна или на нашей? Хурр, к примеру, решил по-другому.
- Даже если и так, ты все равно не можешь точно знать, попадешь ты в Рай или в Ад. Ведь ты сам сказал, что точно знать, на чьей стороне Закон всевышнего, невозможно. Или, может, ты просто хвастался перед Хусайном?
- Нет, дело не в хвастовстве, а в том что я , хоть и исполнил Закон, как понимаешь его ты, вовсе не из-за того, что считал его правильным. Когда я убивал Хусайна, я делал это не для того, чтобы выполнить Закон. Вот почему мне положен Ад.
- Прибегаю к Аллаху за помощью против Шайтана, побиваемого камнями! Более сумасшедших речей я не слышал! Если правда, что ты так думаешь и действуешь, значит, ты стремишься к Аду, ненормальный! Ты слуга Иблиса!?(7)
- Слова мои, может и странные, но я вовсе не стремлюсь ни к Аду, ни к Иблису.
- Тогда я ничего не понимаю! К чему же ты стремишься!? Может быть к тому, чтобы бахвалится перед куфийцами тем, что ты сделал, а другие не осмелились?
- Ты смешишь меня, Шамир. Ты сам знаешь, что это за бараны, которые становятся шакалами , когда почувствуют мертвечину. К чему мне зависть или одобрение таких людей. Вчера они клялись Хусайну в верности, сегодня гордятся своей победой над ним, завтра будут оплакивать его, потом начнут мстить за него, затем будут ударять себя бичами и колоть ножами и мечами, восклицая: «О, Хусайн!». (8)
- Что же тебе нужно? Зачем ты убил Хусайна? Если не из рвения к закону,не из хвастовства, то почему? Не потому же, что я приказал его убить – ведь я не обращался к тебе лично, да ты мог и не лезть в первые ряды, а мог вообще уклониться от битвы.
- Я сказал бы, что мне не нужно ничего. Ничего из того, что нужно тебе, Шамир, что нужно халифу и Хусайну, Убайдаллаху и Хурру, Умару.
- А ты, безумный поэт, конечно, знаешь, что всем нужно.
- Кто же этого не знает? Халиф Йазид хочет спокойно править в Дамаске, продолжая развлекаться, Убайдаллах считает, что раз власть дарована Аллахом, то дозволены любые средства для ее защиты, особенно в том случае, если власть дарована ему. Умар, как и все куфийцы, похож на колеблемый ветром тростник, куда ветер дует, туда он и гнется. Он хотел получить наместничество, но боялся расправиться с Хусайном. Йазид, Убайдаллах, Умар корыстны…
- А Хусайн и его спутники? Хурр? – перебивает его Шамир – Они лучше? Бескорыстны? Ведь они пошли на верную смерть.
- Они тоже корыстны, корыстны более, чем Йазид, Убайдаллах, Умар. Если халиф и его слуги хотят довольства в этой временной жизни, то Хусайн и его сторонники хотят вечного блаженства. Йазид и другие даже могут походить на щедрых людей, которые не думают о будущем, покупая мешок ячменя за мешок серебряных дирхемов(9), а Хусайн с приближенными походят на скрягу, который, отказывая себе во многом, дает другому в долг несколько медяков, чтобы получить огромную лихву. Накануне битвы я пытался говорить об этом с Хурром, но он не захотел слушать меня. Жаль, что и мою песню он так и не дослушал ни вечером, ни следующим утром.
- Ты так смело высказываешься о халифе, своих амирах и даже о сыне дочери Пророка, которого ты убил. А ведь Хусайн считал, что он не следует своей воле, а ведом Аллахом, а его дед, Пророк, обещал ему Рай.
- Тогда и говорить не о чем! Если он не следует своей воле, то какова его заслуга? Ничего не понимающего ребенка ведут за руку, безмолвное вьючное животное погоняют палкой. Если же он сам выбрал эту дорогу, то, значит, из корысти, чтобы наслаждаться прелестями обещанного Рая.
- Довольно об этом! Но, говоря обо всех, ты не сказал обо мне. Говори, не бойся.
- Ты, Шамир, считаешь и говоришь, что нужно исполнить Закон – и да будет на все воля Аллаха! Но разве у тебя, как у всякого правоверного нет стремления попасть в Рай, хотя ты и не знаешь, попадешь в него или нет? И пусть даже ты не стремишься к довольству в земной жизни, все же в ней ты неплохо…
- Выходит, Синан, один ты бескорыстный – вновь перебивая Синана, усмехается Шамир – бескорыстный убийца внука Пророка.
- Когда я убивал Хусайна, я не ждал награды, и знал, что потом меня будут ненавидеть и пытаться отомстить. После того, как Зураб ибн Шарик отрубил Хусайну кисть, пытаясь убить его, и все стояли, как вкопанные, я понял, что настал момент, когда я могу совершить нечто, лишенное корысти. Ты подозреваешь меня в том, что я слуга шайтана и стремлюсь к злу, а я лишь хотел сделать то, что будет независимо и от корысти и жажды выгоды и от страха наказания, Закона и принуждения.
- Тогда почему ты не перешел бескорыстно на сторону Хусайна? Выходит, что Хурр, который погиб, защищая внука пророка в безнадежном бою, корыстен, а ты, который убил Хусайна – нет?
- Да, думаю, я менее корыстен. Хурр, пожертвовав собой, за меленькую монетку купил красного верблюда(10), на котором приехал в Рай. Погибнув в бою от стрелы, он приобрел вечное блаженство. Разве это плохая сделка? Но, как я понимаю, ты говоришь о том, что я мог бы перейти к Хусайну, не имея надежды на Рай, и в этом было бы меньше корысти, чем в том, что я сделал, когда убил Хусайна?
- Да, ведь поистине, убить его для тебя было проще , чем погибнуть с ним. И если бы при этом те не рассчитывал на Рай…
- Разве не дал бы мне Аллах Рай даже и в таком случае, если бы я не рассчитывая на него, перешел на сторону Хусайна? Наверное, он тем более дал бы мне его. А зная это, разве не затеплилось бы во мне предвкушение Рая? А если так, то снова появилась бы корысть, корысть большая, чем оставшееся мне время жизни.
- Может, Синан, ты всего лишь придурок, и все, что ты делаешь – просто глупая гордыня! И в том твоя корысть, что ты один осмелился убить внука пророка и отрезать ему голову! «Поистине желал ты лишь того, чтобы люди говорили "он бесстрашный", и они говорили это»(11).
- Гордыня?... – Синан ненадолго задумался – даже если так, то все же в этом меньше корысти, чем в долгой и хорошей жизни, тем более в вечном счастье в Раю. А есть ли в том, что я сделал гордыня… ни ты, ни даже я никогда не узнаем.
Некоторое время Синан и Шамир молчат. Затем Шамир говорит:
- Как бы то ни было, дело сделано . Воля повелителя правоверных исполнена. После смерти Хусайна, надеюсь, фитна между мусульманами утихнет. Может быть, потом она начнется вновь, и еще более сильная, но мы не можем этого предугадать. А сейчас, надеюсь, единство будет восстановлено, и Аллах будет доволен. Так что, ты все равно исполнил волю Всевышнего! Тебе не обмануть Аллаха, Синан!
- Тогда я тоже доволен, если сегодняшней резней доволен Аллах, но по правде говоря, мне нет до этого дела.
- Чтобы ты не говорил, к чему бы ты ни стремился, но ты поступил так, как было нужно. Чего бы ты не хотел, но, получается, что ты выполнил повеление своего амира , исполнил Закон.
Синан улыбается, отчего его лицо становится еще более безобразным, кивает головой и уходит, напевая свою песню:
У племени калб был знахарь, очень просто он зубы лечил
Хватал тяжелый камень и им по зубу бил
И все калбиты знали, что такое леченье
Страшнее чем от стрел , копий и мечей мученье
Потому, никто из калбитов с больными зубами
Не ходил к этому знахарю своими ногами
Даже взрослые мужчины сами к нему не шли
А их под руки домочадцы вели
И вот однажды к калбитам на праздник приехал гость,
Зуб заболел у него и к знахарю обратиться пришлось
Но кричали ему калбиты:
«Чем к нашему лекарю идти, лучше быть убитым
Что он за коновал знают все – и в Куфе, и в Мекке и в Басре
Сегодня ты уедешь, через сутки будешь в Дамаске,
И к хорошему врачу пойдешь без опаски»
Но странник не слушал их
И к знахарю бодро шел на своих двоих
К нему он смело подступил
И зуб у него удалить просил
Знахарь, как он это делал не раз
Вышиб камнем ему зуб тотчас
И гость с полным крови ртом
Издал какой-то радостный стон
И хоть одежду ему залила кровь
Он как будто не чувствовал боль
И за все это он знахарю дал золотую монету
Калбиты дивились: «Вот это да!
Не видали мы такого никогда
У нас даже воин самый отважный
Не шел к этому знахарю, не подумав дважды
А после, как знахарь зуб удалил
Денег ему никто не дарил
И кроме плача, брани и проклятия
Он ничего не слышал от нашей братии
А гость наш, зная с кем, имеет дело
К нему приходит смело
Гость наш – храбрый человек
Геройства такого не видали мы вовек
У нас для любого лучше одному с двумя врагами сражаться
Чем с знахарем этим диким встречаться!»
Но не смогли калбиты того усмотреть,
Что путник просто не мог больше эту боль терпеть
И готов был со своим зубом, пусть с мукой,
Расстаться чем с зубной болью остаться.
Ночь была тихой и безветренной, поэтому слова песни разносились далеко, и каждый, кто хотел, мог ее слышать .
* * *
Через пять лет, когда в Куфе началось восстание ал-Мухтара, который хотел отомстить за убийство Хусайна и искупить вину куфийцев, Синан ибн Анас ан-Наха был схвачен восставшими, ему сначала отрезали пальцы, а затем руки и ноги, после чего тело бросили в котел с кипящим маслом.
1) После упоминания пророка Мухаммада, все мусульмане, само собой, произносят эту ритуальную фразу, и в последующем изложении автор ее опускает.
2) Фитна – смута, раскол. В данном случае речь идет о гражданской войне 656-660 г н.э.
3) Шариат (правильный путь, божественный закон) – свод исламских религиозно –правовых норм, регулирующих все стороны жизни мусульман. В дальнейшем повествовании автор будет называть его просто законом.
4) Разведением коз занимались самые бедные бедуины, поэтому когда человека называли «сын козьей пастушки» это считалось оскорблением.
5) Слово, обозначающее сообщество мусульман, весь исламский мир.
6) Хади;с ) — предание о словах и действиях пророка Мухаммада, затрагивающее разнообразные религиозно-правовые стороны жизни мусульманской общины.
7) Коран, перевод Крачковского( 2:216)
8) Иблис – сатана.
9) Синан , предвосхищая события, описывает поведение шиитов во время дня траура по имаму Хусайну – Ашуре, когда таким образом верующие выражают свою скорбь о нем.
10) Дирхем- арабская монета.
11) Красный верблюд дорог и особенно ценится арабами.
12) Слова хадиса от Абу Хурайры (Хади;с;) — предание о словах и действиях пророка Мухаммада)