Пусть всегда будет солнце

Андреева Анастасия Павловна
Мне двадцать пять. Я сижу в чужой машине со своим парнем и еще какими-то людьми. Один из них забивает траву в пустую сигарету. Я смотрю в окно. «Я смотрю в окно, за окном осина. Я любил немногих, однако, сильно». Завтра мне на работу. Я работаю корректором в издательстве, я работаю с десяти до шести, я ношу черную юбку до колен и белые тонкие блузки. Я ношу очки в тонкой оправе. У меня короткие волосы, почти мальчишеская стрижка.

Я сижу на заднем сиденье, на мне короткое платье, я уверена, что кто-то сейчас смотрит на мои открытые круглые коленки. До моего локтя дотронулись, я перевела взгляд. Мне протянули забитый, наконец-то, косяк, я затянулась, впуская в себя горький дым, отдала сигарету обратно, закрыла глаза и откинулась назад.

…Мне пять. Я умею читать и писать. У меня есть старший брат. У меня молодые мама и папа. На мне желтое платье, я верчусь в нем перед зеркалом. Мама на кухне делает бутерброды. Мы идем на пикник. Я иду между родителями, они держат меня за руки. Брат бежит впереди. Мама сплела мне венок из одуванчиков, я чувствую себя самой красивой. Солнце щекочет мне нос, я чувствую огромную любовь к этому миру. Жизнь – это самое славное, что можно вообразить, я не знаю, что такое зло, что такое горе. Мне кажется, что добро – единственная существующая категория. Я думаю, что никто не может обидеть меня. Я живу, я дышу, я наполнена любовью и счастьем. Всегда будет это солнце, всегда будет мама, всегда буду я. Всегда будет венок из одуванчиков. Всегда будет желтое платье.

Мне десять. В десять я вдруг понимаю, что непременно умру когда-нибудь. Меня это пугает так, что я иногда просыпаюсь по ночам и плачу, плачу. Я не хочу умирать. Я не могу представить, что будет существовать мир без меня. Что мир может существовать без меня. Что мир будет существовать без меня. Меня положат в гроб и опустят в холодную сырую землю. Меня засыпят, и я никогда, никогда оттуда не выберусь. Я не узнаю, что будет дальше. Я исчезну. Я не буду дышать, слышать, чувствовать, познавать. И самое страшное, что я понимаю, - это неизбежно. Другого варианта быть не может. Я не могу избавиться от этой мысли. Когда я смотрю фильмы или читаю книги, где умирает герой, мне становится страшно до безумия оттого, что и со мной это произойдет. Непременно произойдет. Меня охватывает паника, мне трудно дышать, мне хочется кричать, бежать, прятаться на бегу. Я хочу, чтобы меня спасли. Я не хочу чувствовать, каково это – когда умираешь. Понимаешь ли, что сейчас закроются глаза – и все. Мне страшно. Мне постоянно страшно. Эта мысль о неизбежности смерти всегда будет со мной. Как другие носят нательный крестик, я ношу мысль о смерти.

Мне одиннадцать. С девчонками во дворе мы прыгаем через скакалку и играем в классики. На мне белая юбка в складочку и матроска. Я постоянно сдуваю челку со лба. Мир все еще прекрасен, но я по-прежнему тайно ношу в себе знание того, что умру. И меня поражает легкость, с которой живут мои подруги. Они не думают об этом. Я чувствую свое превосходство, но как я хочу найти человека, который понял бы мой страх, который боялся бы того же.

Мне двенадцать. Я учусь в шестом классе. Я все так же много читаю, я легко говорю по-английски, я занимаюсь танцами. Мои волосы мама каждый день заплетает в причудливые косы. Моему брату пятнадцать.  Он все позже возвращается домой. Он носит черную кожаную куртку. Он кажется мне самым сильным и мужественным на свете. Но он почти не обращает внимания на меня. Иногда к нам заходят его друзья, считающие необходимым щелкнуть меня по носу. У брата появилась девушка. Однажды его избили, и только я знала, что его избили из-за нее. Я ненавидела ее, я сжимала свои маленькие кулаки и клялась себе, что из-за меня такого никогда не произойдет. Я все буду делать только на благо. Я хочу сделать тот мир лучше. Я хочу преобразить этот мир. Я хочу сделать его светлее. Я уберу из него жестокость. «Война – это двигатель прогресса» - узнаю я на уроках истории. Война – это страшно, думаю я. Я не хочу, чтобы люди умирали на войне. Когда-нибудь люди поймут, что это страшно, и тогда войн уже не будет.

Мне тринадцать. Мы идем с подругой из школы, едим мороженое. Во дворе бросаем свои портфели на землю и бежим на качели. Выше, выше! Мне кажется, что я могу взлететь. Мир прекрасен, прекрасен, прекрасен.

Мне пятнадцать. Я бросаю танцы.  Я нахожу в кладовке старый братовский скейтборд, пропадаю вечерами на улице в компании друзей. Брат посмеивается, но учит меня. В пару летних месяцев я научилась бэкфлипу, эйрволку. Я влюблена. Я влюблена в первого хулигана в классе, а он ухлестывает за первой красавицей. Я далеко не первая красавица. Но у меня есть брат и скейт. Мне кажется, что меня никогда никто не сможет полюбить. Мне не нравятся мои уши, мой нос, мой рот. Я часто истерю, ругаюсь с мамой.

Мне шестнадцать. Я влюблена в милого мальчика, и все, что у нас есть – это невинные ласки. Мне кажется, что эта любовь – навсегда. Я счастлива, я безумно счастлива. Мы строим планы на будущее, придумываем имена детям, представляем, куда поедем отдыхать, где жить.

Мне семнадцать. Я заканчиваю школу и уезжаю учиться в другой город. Меня душат слезы от разлуки с мальчиком. Мы много пишем друг другу, часто звоним. Я поступаю на факультет иностранных языков. Живу в общаге. Мой мальчик сошел на нет. У меня много друзей со старших курсов. Чужие съемные квартиры, вписки, тусовки, алкоголь, марихуана. Я чувствую, что все успеваю – учиться, гулять, работать, любить. Мой первый мужчина. Мужчина, любящий прижимать меня к стене и держать за волосы. «Я любил тебя больше, чем ангелов и самого, и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих…». Он никогда не принадлежал мне, он любил другую. Три года он бегал от меня к ней, я ревела навзрыд, когда он уходил, я не могла есть, общаться с людьми, выходить на улицу. Я любила его, господи, как я любила его. Он выбрал ту, другую. Это было странное отчаянье, я все делала как прежде – работала, училась, веселилась с друзьями. Но душу из меня вынули. Я не могу чувствовать. Я больше никогда никого не полюблю. Пустота. Мне кажется, что человек в принципе после двадцати теряет способность влюбляться. Тогда, в шестнадцать, это было искренне. В шестнадцать ты веришь, что это навсегда. В двадцать ты уже осознаешь, что рано или поздно все разлетится к херам. Всё. У всех. Неизбежно. Как смерть.

Мне двадцать. Я работаю в небольшом книжном магазинчике, мне хватает на то, чтобы снимать скромную однушку на окраине города, там живем я и кот. Я все учусь, но чувствую, что учусь совершенно бесполезно. Я не буду спасать чужие жизни, я не сделаю чего-то великого, не изобрету ничего полезного. Я не хочу скучную работу. Я не хочу сидеть в офисе целый день. На крайний случай я хотела бы держать какой-нибудь бар или тату-салон. Что-нибудь. Я хочу больше движения, вот чего я хочу. А я переводчик. Бесполезная профессия. Ненужная. Все мои отношения не держатся больше месяца. Я не умею любить.

Мне пять… Я думаю, что никто не может обидеть меня. Я живу, я дышу, я наполнена любовью и счастьем. Всегда будет это солнце, всегда будет мама, всегда буду я. Всегда будет венок из одуванчиков. Всегда будет желтое платье.

Мне двадцать пять. Я сижу в чужой машине со своим парнем и еще какими-то людьми. Один из них забивает траву в пустую сигарету. Я смотрю в окно. «Я смотрю в окно, за окном осина. Я любил немногих, однако, сильно». Завтра мне на работу. Я работаю корректором в издательстве, я работаю с десяти до шести, я ношу черную юбку до колен и белые тонкие блузки. Я ношу очки в тонкой оправе. У меня короткие волосы, почти мальчишеская стрижка. Как смешно, господи, как смешно…