О национальной гордости невеликороссов

Николай Пропирный
Очередной нетрудный трудовой день нью-йоркской командировки мы с Мишей — моим младшим товарищем и коллегой — завершили в прелестной израильской забегаловке «Мистер Бродвей» на соименной улице. Насытившись, отправились бродить по вечернему Манхэттену и в какой-то момент вырулили к ресторану «Русский самовар». Шуарма, собранная по вполне израильским стандартам, не оставляла места даже мыслям о еде, но любимое израильское же пиво «Голдстар», сопутствовавшее трапезе, настоятельно требовало продолжения. И с противоположной стороны переулка спасительным неоном подмигнула нам «Русская водочная».

Выбор водок впечатлял, и хотелось отведать всех. Понятливая официантка предложила нам на закуску соленые огурцы, оказавшиеся хрусткими и чесночно-укропными, а также «семечки крупные соленые». Немало подивившись непривычной заедке, мы согласились попробовать и не разочаровались: семечки оказались не просто крупными, но о-очень крупными, хорошо прокаленными и прекрасно шли под рюмочку. Мы опустошили по малому кардиологической формы штофу каждой разновидности и усугубили парой наиболее понравившихся. Беседа текла густо и плавно, как хорошо охлажденная водка.

Выйдя в ночь, мы медленно побрели к своему отелю на Мэдисон. Миша — невысокий кучерявый блондин в молодой бородке, недавно пришедший в нашу московскую еврейскую контору, задумчиво рассуждал о том, почему его сверстники так охотно приходили в еврейское движение и почти поголовно и почти безвозвратно исходили из него, чуть повзрослев.

Вдруг из темного проулка прямо перед нами материализовался огромный чернокожий джентльмен в клетчатой кепке и футболке с изображением крупного красного яблока. Он выбросил в нашу сторону кулаки, каждый размером с мишину голову. На пальцах блестели мишурным блеском грозди часов.

— Риал Ролекс, — просипел великан, и, добавив в свой хрип завлекательности: — Лоу прайс. Джаст фор ю…

Прежде чем я успел ответить, что мы с коллегой в это время суток предпочитаем «Морис Лакруа» и «Таг Хауэр», Мишка взвился над землей, почти достигнув груди продавца времени, и дико заорал:

— Ты что же (самка собаки после продуктивного свидания с особью противоположного пола), не видишь (не слишком умный субъект, совершающий странноватые, по общему мнению, поступки), что люди разговаривают?!

Мишкин нелитературный русский стремительно взбирался с этажа на этаж. Чернокожий джентльмен с изумлением смотрел на маленького человека, обдающего его потоками слов и парами алкоголя. В глазах его читалось недоумение. Потом — вдруг и сразу — пришло понимание.

— Птвоюмат, — с трудом перекатил он непривычным языком явно слышанную прежде фразу, и в свете фонаря стало заметно, как губы его посерели. — Рус-ски… — со свистом вылетело из этих посеревших губ, и незадачливый коробейник вполне органично растворился в темноте.

— Ты чего разошелся? — спросил я Мишу, продолжавшего бить копытом, косить глазом, шипеть и раздувать ноздри. — Он же ничего плохого не хотел. Подумаешь, предложил китайских подделок…

— А чего он, — Миша постепенно успокаивался. — Идут люди, никого не трогают, а он лезет со своей дрянью. С мысли сбил, тунеядец.

Мы побрели дальше.

— Черт, а приятно все-таки иногда почувствовать себя русским, — сказал вдруг Миша, с явным удовольствием почмокав губами. — Вот скажи я ему что-нибудь на испанском или на том же иврите, ни за что бы не отстал. А тут, хе-хе: «Русски». И видал, как брызнул. Уважа-ает, подлец. Прям гордость берет!

— А если б по-английски объясниться?

— Ага. И пришлось бы тебе из ихней политкорректности приобрести какой-нибудь псевдоролекс made in Chinatown. Нет, старик, «русски» дешевку не покупают! Русский — это бренд. Как «водка»! Кстати сказать, водка была отличная, особенно, «клюковка». И название какое мощное: «Русская водочная»! А? Емко и по существу. Это тебе не «Мистер Бродвей», вялый и ни о чем… Нет, господа, водка — это вам не текила, кактус квашенный…

— Миш, ты ж любишь текилу…

— Люблю, конечно. Но сейчас не об этом... — он снова почмокал. — Нет, что ни говори, приятно чувствовать себя русским.

Окончательно успокоившись, мой младший коллега вернулся к разговору, прерванному появлением часоторговца:

— Я, например, четко осознаю, что главный вызов, который стоит перед нами в нынешних непростых условиях — это сохранение еврейской самоидентификации…