Владимир Голдин
Читатель, прошу обратить внимание на то, как совпадают и злободневы мысли Изгнанника с ситуацией, которая сложилась в современной истории современной Украины.
АНТОНОВ-ИЗГНАННИК
Этот небольшой очерк о поэте Антонове-Изгнаннике мне захотелось начать сразу с его стихотворения. Если рассказ о Е. Виноградовой начался с большого эпиграфа, и он сразу раскрыл направление повествования, то стихотворение Антонова показывает его внутренний настрой в творчестве с ноября 1917 по 1935 год.
ТРИУМФАТОР
Приходи, приходи торжествующий Хам.
Я тебе уступаю дорогу;
Я, как жрец, не оставлю пылающий Храм,
Не окончив служение Богу.
В этот Храм приходил ты, измучен и слаб, -
И я пел тебе песни свободы;
Но разбил ты алтарь, взбушевавшийся раб,
Оскорбил заповедные своды.
Ты восстал, чтоб чужим поживиться добром,
И бессильна моя укоризна;
Ты, как вор, устремился в пылающий дом
Забывая, что дом тот – Отчизна!!
Проходи, триумфатор, алкатель дворцов,
Преисполненный пошлой гордыни,
Разрушая святое наследие отцов,
Наступая ногой на святыни…
Проходи, не спеша: ты успеешь занять,
Так тебя соблазнившее стоило.
Не спеши, а то можешь еще расплескать
Из горшка драгоценное поило.
А тогда, когда снова ты к Храму придешь, -
Червь, раздавленный правого рока, -
Не забудь захватить окровавленный нож,
Чтоб вонзить его в сердце Пророка.
12 ноября 1917
На стыке веков, 19 и 20, среди литераторов было модно выступать в печати не под своим именем, а под псевдонимом, Именно тогда в русской литературе псевдоним приобрел широкий размах, хотя такая практика существовала и до ХХ столетия. До нашего времени многие писатели и поэты так и остались в памяти читателей под псевдонимом, а настоящая фамилия отступила, и как бы ушла в подполье.
Так в литературе мы помним: Сашу Черного и Андрея Белого, Максима Горького и Демьяна Бедного, Вересаева и Скитальца. Эти псевдонимы у всех читателей, что называется, на слуху. Были авторы, подписывающие свои произведения одной буквой «У», или двумя «А. Б.», но их никто не помнит, даже специалисты о них не могут ничего сказать. Но есть авторы, псевдонимы которых являются полузабытыми.
В кладовой памяти читателя такие псевдонимы лежат глубоко и в разговорах упоминаются редко и всплывают в памяти сложно. Кто нынче вспомнит Сашу Красного, но в разговорах на память сразу приходит то, чем он отличается от других поэтов только тем, что он прожил более 110 лет.
Таким полузабытым поэтом сейчас является Иван Николаевич Антонов (1878-1936), в литературе он был известен под псевдонимом Изгнанник. Странный псевдоним, Изгнанник – это человек, который находится в изгнании. Антонова в начале его творческого пути никто ниоткуда не изгонял. Он скитался по российским городам, но имя Скитальца было уже присвоено писателем Петровым. Взятый для себя Антоновым псевдоним рано или поздно должен был себя оправдать, это, как в пьесе, если на сцене появилось ружье, то оно должно выстрелить.
Изгнанник, как отмечает профессор С. Венгеров, широко был известен в 1907-1909 годах в Поволжье, его стихи в те годы часто появлялись в «Самарской газете», «Самарском курьере», «Бузулукских вестях», «Царицынской жизни». В эти годы Изгнанник познакомился с Леонидом Андреевым, был вхож в его литературный салон. Значит, в эти годы Изгнанника никто не изгонял из литературных центров России. В эти годы у Л. Андреева, Изгнанник знакомится с М. Горьким, который находил стихи Антонова талантливыми, но не лишенными недостатков.
В последующие годы Изгнанник все более смещается на восток Российского государства. В 1910 году его стихи появляются в екатеринбургской газете «Урал», в оренбургской «Железнодорожник». Далее известный краевед Е. Д. Петряев отмечает его присутствие в г. Чита в газете «Забайкальская новь».
И это не предел путешествий для Изгнанника, он перемещается из России в Японию, где издает свой первый сборник стихов «После бури». С этой русской книжкой, изданной в Японии, Изгнанник через Австралию плывет в Европу, в Неаполь, а оттуда спешит на остров Капри к М. Горькому, чтобы прочитать ему свои стихи из японской книжки.
В 1912 и 1914 годах Изгнанник издал еще два сборника стихов: «Песни», и «В великую годину». Последний сборник издавался в Оренбурге.
На этом жизненный и творческий путь Изгнанника как бы обрывается. Все исследователи: Венгеров, Петряев, Масанов констатируют, что поэт с 1912 года постоянным местом жительства избрал город Оренбург и там скончался в 1930 году.
Действительно, Изгнанник жил в Оренбурге, много печатался в местной периодической печати до 1917 года, затем в этих публикациях наблюдается провал. В 20-х годах он вновь в Оренбурге и занимается не только литературной, но и общественной деятельностью. Вместе с Л. Сейфулиной организовал союз писателей, поэтов и журналистов в Оренбурге. В 1922 году здесь же вышел в свет его сборник стихов «Демон».
Однако Иван Николаевич по каким-то неведомым причинам, обремененный семьей, покидает Южный Урал и перемещается в Свердловск. Последнее место работы Антонова-Изгнанника - индустриальный институт, теперешний УГТУ-УПИ, газета «За индустриальные кадры». В институте он вел литературный кружок. Среди слушателей были замечены: Николаев, Шумков, Ладейщиков.
В своих произведениях Изгнанник, как вся российская интеллигенция, выступал против самодержавия, он был сторонником февральской революции, его публикации после ноября 1917 года были антибольшевистские. Этого ему представители власти простить не могли. Когда Антонов подал заявление о приеме в ССП в 1934 году – ему отказали. Псевдоним Изгнанник приобрело свое истинное значение.
В Свердловске поэт нигде не печатается, у него накапливается творческая неудовлетворенность, он начинает откровенно дружить с Бахусом. Собирается компания: драматург Баранов, писатель Никонович, работники редакции Лашков и Гензель. В этой компании изгнанный Изгнанник откровенничает: «Существовать в этих советских условиях я не могу, так как описывать строительство и все другие темы как писателю мне трудно потому, что я не могу писать то, что я хочу и так как я хочу. Я должен приноравливаться к советским условиям, которые, я органически не перевариваю».
На следствии Антонов представлял все это как пьяную болтовню, и остальные участники собраний не признавали контрреволюционной направленности своих разговоров.
Однако у Антонова при обыске нашли доказательство под названием «Тетрадь, вероятно последняя, с печальными остатками мыслей и звуков».
В НКВД была назначена экспертиза для анализа идеологического содержания, изъятого при обыске.
Среди «осколков мысли» комиссия обнаружила и грустные и веселые выводы: «Что это за власть, которая заставляет писать не искренно, не то, что думаешь?», «Цензура во всех ее видах – гнусность, хуже человеческого убийства». «Появление новой литературы представляется мне зарей нового этапа в развитии литературы. А на заре ослы кричат неизмеримо громче, чем соловей. Может ли быть настоящая литература при диктатуре или не может?» - спрашивал себя поэт в записях предназначенных для личного пользования.
Были дни – богач в веселье
Капитал себе сколачивал,
А бедняк томим бездельем
Х..м груши околачивал.
От богатых мы избавились,
Не напрасно было сечево…
Бедняку ж беды добавилось –
Околачивать-то не чего.
Было и серьезное изложение в стихах, и предчувствие конца:
Заблудились мы в темной тайге,
Одичали на тропах звериных.
В жалкой, нудной, болотной борьбе
Не мечтать о полетах орлиных.
Доля наша не бурный поток.
А смирение в удушливой давке,
Чтобы черного хлеба кусок
Получить в опостылевшей лавке.
И еще:
Что я погиб, я это знаю.
Не петь про новь и старину,
Но по ночам во сне ласкаю
Другую милую строку.
Выводы экспертизы были однозначны и изложены словами, отражающими дух времени победителей: «Из этих строк вылезает во всей своей контрреволюционной откровенности классово-враждебное мурло».
Вот почему Антонова-Изгнанника суд 5 ноября 1935 года приговорил к восьми годам, а через год, когда выпустили всех его собутыльников, старого поэта обнаружить среди советских заключенных так и не удалось.
ПРИЛОЖЕНИЕ. Стихи Изгнанника.
* * *
Затихает гроза...
Умирает печаль...
Огневые глаза!
Голубая видаль!
Ты смотрела, любя,
Целовала меня...
Не забуду тебя
До последнего дня!
Ты меня не поймешь,
Позабудещь о сне,
Очаруешь, уйдешь,
Не вздохнешь обо мне.
Снова вспыхнет гроза,
Вновь заплачет печаль...
Огневые глаза!
Голубая видаль!
1913, 6 апреля.
* * *
Обьятый порывом желаний,
Смотрю в небеса из долин...
Где рдеют зубчатые грани,
Обласканных солнцем вершин.
Где вольные тучи нависли,
Куда не ступала нога,
Где светлы, как гения мысли,
Блестят вековые снега.
Откуда отрадней для взора
Взглянуть на долины и лес;
Там больше для сердца простора,
И ближе загадки небес.
Как странно в заоблачном мире
Хотел бы я скрыться во мгле,
Чтоб песня свободней и шире
Звучала оттуда земле!
1913, 22 июня.
* * *
Зорька алая упала
На пучину голубую.
Заласкало, закачало
Море пленницу земную...
Таял вечер беззаботный;
Зорька море чаровала;
После пташкой перелетной
Улетела и пропала...
Потемнело сине море
Мглой оделось, как вуалью;
Плещет море на просторе
С бесконечною печалью...
Все то ждет оно, тоскуя,
Ночь - злодейку проклиная,
Чаровницу золотую
Из неведомого края...
1913, 5 июля.