Голландский кальвинизм, патриотизм и чистота

Андрей Охоцимский
Опубликовано в журнале "Консерватизм - парадигма современного развития", №1-2, 2015 г.,с. 42-47.

В этом очерке речь идет о формировании голландской нации[1] и о том, какую роль в этом процессе играли наводнения и войны и их интерпретация религиозным сознанием. Голландцы принадлежат к числу народов, в формировании которых понятие о собственной богоизбранности играло ключевую роль[2]. Голландская национальная идея формировалась в контексте кальвинистской доктрины о предопределении и вдохновлялась библейскими аналогиями, среди которых основную роль играли истории Исхода и Потопа.

Основы голландского республиканского  духа закладывались в Средние Века. Ввиду трудности освоения прибрежных земель и отсутствия постоянной береговой линии, крестьяне, желавшие поселиться на этих землях, не облагались податями и оказывались как бы вне господствовавшей системы феодальных отношений. Их безопасность защищал не местный лорд, а крестьянское сообщество, отвечавшее за сохранность дамбы. Так образовалось своеобразное «потопное общество»[3], связанное общим страхом перед стихией, но так же и общим ощущением свободы по отношению к земной власти. Так как стихиями повелевает Бог, то он и является единственным господином и хозяином «потопного общества». Голландцы знали, что их безопасность и процветание пришли не сами по себе, а дарованы милостью Божией и обусловлены их верностью Божьим заповедям. Якобус Лидиус, реформатский[4] проповедник второй половины 17 века, писал: «Вы спросите, как голландцы, будучи столь слабы и малочисленны, победили врагов на море и на суше и почему во многих случаях им удавалось вырвать победу будучи на грани поражения? ... на это можно только ответить, что это произошло благодаря вечному завету, который Бог заключил со своими смиренными чадами (nederkinderen[5])». Вильгельм I Оранский писал о «нерушимом союзе» (vaste verbont) голландцев с верховным Владыкой. Этот нерушимый союз и сильнее, и важнее земных союзов. Некоторые проповедники не обинуясь утверждали, что голландское государство основано Богом. Так или иначе, существование Голландии было частью Божьего плана и nederkinderen были его исполнителями независимо от их собственного желания. И если Всевышний и позволил  им обладать богатствами и мощью, то только ради утверждения собственного всемогущества.


ВЫ – ДЕТИ ИЗРАИЛЯ!

Голландские проповедники часто сравнивали свою паству с библейским избранным народом. Каждое воскресенье на головы прихожан обрушивались религиозно-патриотические проповеди, в которых снова и снова переживалась ветхозаветная история избранного народа, которая казалась настолько актуальной, как если бы сами прихожане были ветхозаветным Израилем. Границы между историей Голландии и библейским повествованием стирались. Голландцы были новым избранным народом, носителем света и истины для других. В этом голландском продолжении Писания объединенные провинции Нидерландов фигурировали как новый Сион, испанский король – как фараон или ассирийский царь, а Вильгельм Оранский – как новый Моисей или Иисус Навин. Враги становились «амаликитянами», «хананеями», «мидианитянами» или «филистимлянами». Как и израильтяне, голландцы были освобождены от рабства и достигли процветания благодаря завету  с Богом[6]. Якоб Катс, великий пансионарий Нидерландов, открыл в 1651 ассамблею Генеральных Штатов приветствием «Вы, дети Израиля!».

Основой голландского «библейского патриотизма» стал Ветхий Завет, который понимался протестантами не как предисловие к  Новому, а как священная книга, равная ему по значению и актуальности.  Так как протестанты отвергали церковную традицию, включая культ святых и апостольское преемство, им не хватало элементов учения, связывающих «небесные» истины Евангелий с обычной жизнью. Эту нишу и заполнил более «земной» материал Ветхого Завета, в котором видели кладезь мудрости, моральной истины и поучительного исторического опыта. Его персонажи стали близкими и актуальными.  Библия стала источником аналогий для понимания современной истории.

Ветхозаветная самоидентификация объединяла нацию в силу своего естественного экуменизма. Хотя её первичным источником были кальвинистские проповеди, к ней могли обращаться и католики, и гуманисты, и протестанты не-кальвинистских толков, среди которых наиболее многочисленны были лютеране и ремонстранты[7]. «Библейский патриотизм» проникал в литературу, изобразительное искусство и музыку и формировал общенациональную культуру и образ мышления[8]. Он использовал сакральное не для принижения, а для возвышения мирского, для освещения его сиянием божественного промысла.

Особенно популярной была тематика Исхода[9]. Бегство фламандских протестантов (около 150 000 человек) на север   от испанского господства уподоблялось исходу иудеев из Египта. Если израильтяне спасались от фараона в негостеприимную пустыню, то фламандские протестанты бежали от войск герцога Альбы на спасительный, хотя и трудный для жизни север. И те, и другие спасались от гнета неправедного владыки и, ведомые Господом, отправлялись, как верные дети Божьи, в землю обетованную, освященную новым заветом с Небесным Отцом[10]. Эта освященная земля приобретала характеристики святого пространства и требовала соответствующего отношения.

В одном из ключевых эпизодов Исхода море расступается перед израильтянами, но поглощает войска египтян. Так же и во время войны с испанцами, водная стихия помогала праведным. Во время тяжелейшей осады Лейдена, когда силы защитников города были на исходе, были открыты дамбы и поднявшаяся вода затопила лагеря испанцев. По образовавшемуся при помощи благоприятного ветра водному пути подошли  суда морских  гёзов с припасами и подкреплением, ведомые Вильгельмом Оранским, как новым Моисеем[11].

Если аллегория Исхода в основном относилась к войнам, то символизм Потопа помогал понять смысл наводнений и еще более подчеркивал святость земли. Катастрофические наводнения происходили несколько раз за столетие, когда дамбы разрушались во время особенно сильных штормов. В ноябре 1421 г.  оказалось затоплены 500 кв. км территории вокруг Дордрехта, и десятки тысяч жителей этих мест погибли. Крупные наводнения происходили в 1502, 1509, 1530, 1552 и 1565 гг. Каждый раз затапливались обширные территории, которые впоследствие опять осушались. Наводнения воспринимались как новый Потоп. Так же как и Потоп, они были Божьей карой, и, так же как и Потоп, они обновляли завет с Богом на омытой и освященной земле. Проповедники развивали эту тему и находили в ней новые оттенки. Земля, которую унаследовали спасенные, была не просто осушена, но и искуплена, освящена жертвой. Как земля, так и её спасенные обитатели, были освящены и морально преображены. Наводнения были своего рода крещением земли. На выживших голландцах лежала задача осушения и сохранения в богоданном порядке  очищенных потопом территорий.
 
Осушение затопленной земли было одновременно и человеческим и божественным деянием и приобретало библейскую значимость. Инженер-гидравлик 16 века Андрис Вирлинх писал: «создание новой земли – это прерогатива Бога, однако Бог дает некоторым ум и силу чтобы это осуществить». Вследствие того, что человеческими руками была исполнена Божественная воля, люди приобретали на эту землю  особые освященные Богом права. Но вместе с правами приходила и ответственность за поддержание на этой святой земле достойного порядка. Так формировалась своеобразная протестантская иеротопия[12].


ПРАВЕДНОСТЬ  И  ЧИСТОТА

Чистота улиц в Голландии 17 века была необыкновенна и разительно отличалась от состояния большинства европейских городов в эту эпоху. Современники с удивлением писали, что, по улицам можно ходить в домашних туфлях, а гвозди на дверях  были так надраены, что блестели как бриллианты. В городах запрещалось плевать. Однако чистота на улицах была лишь наружным проявлением чистоты домашней, которая также превосходила современные стандарты. Популярные руководства по домашнему хозяйству предписывали недельный график уборки и мытья разных частей дома. Посуду полагалось мыть после каждой еды, а простыни – менять каждый день, не путая ноги с головой. Полы и стены надо было обрабатывать от насекомых, а также отгонять моль камфарой. Кошки считались слишком грязными для приличного дома, тогда как собаки допускались по необходимости в качестве стражей. При входе в дом гостей в обязательном порядке переобували в тапочки.

Многие из этих правил не покажутся удивительными в 21 веке, но в ту эпоху подобное отношение к чистоте было революционным. Мораль предшествовавших эпох вовсе не считала телесную чистоту добродетелью, и само слово «чистота» в Средние Века означало лишь чистоту моральную. Бани осуждались как греховная услада плоти и отождествлялись с притонами, а горячие ванны считались вредными для здоровья. Многие отцы церкви прославляли грязь как праведность. Так, св. Бенедикт писал, что «немытое тело – это храм благочестия». Аскетические традиции монашества предписывали ограничения водных процедур вплоть до полного их запрета. Подобный гигиенический нигилизм был глубоко укоренен в средневековом христианстве, которое учило умерщвлять плоть. Земной мир был проклят Богом за первородный грех и обречен на апокалипсическую гибель. Грязь была проявлением его безнадежного несовершенства, преодолеть которое человеку все равно было не под силу. В падшем мире правил сатана, и грязь являлась лишь внешним проявлением его господства.

Голландская революция чистоты связана с изменением этого отношения к миру, происшедшим под влиянием протестантизма. В эпоху Реформации постепенно укрепляется взгляд на материальный мир, как на разумно устроенное  Творение, в котором человек выступает как божий работник, создающий и поддерживающий божественный порядок в соответствии с высшей волей. В этом новом мировоззрении важную роль играл Потоп, который интерпретировался как момент оправдания и очищения падшего земного мира и заключения Завета с Богом на обновленной Земле.  Именно «допотопная» земля была проклята Богом за первородный грех, тогда как «послепотопная» земля была омыта, очищена и хотя бы отчасти прощена. Потоп, таким образом, стал пониматься не просто как ужасная божья кара, а как первый этап спасения. Обновленная Потопом земля разумно устроена и дана человеку для жизни.  Задача человека – со-работать Богу и поддерживать этот обновленный мир в богоугодном  порядке.

В конце 17 – начале 18 веков эти взгляды оформились в теоретическое направление, получившее название «естественное богословие». Примерами литературы по естественному богословию являются «Священная теория земли» Томаса Бэрнета (1691) , «Божественная мудрость выраженная в творении» Джона Рэя (1717)  и «Богословие воды» Иоганна Фабрициуса (1734). Основной пафос этих книг состоит в утверждении разумного устройства сотворенного мира и роли в нем человека как со-творца Бога. Популярное мнение о протестантской десакрализации не вполне точно, так как в естественном богословии фактически вся земля стала считаться священным и богоданным местом обитания человека. Десакрализация религии и рационализация веры сочетались  в протестантском сознании с сакрализацией природы и с пониманием роли человека как со-творца Богу в восстановлении Рая на земле. Материальный мир понимался как «подпорченный» сад Эдема, еще сохранивший прежние черты и нуждавшийся в поддержании и улучшении для восстановления в нем первоначальных божественных черт. Изменилось и отношение к дьяволу. Если раньше дьявол был хозяином материального мира, то теперь его вытесняли в сферу чисто духовной борьбы с соблазнами и страстями. Из владыки мира сего дьявол превращался в действующего исподтишка отравителя душ. Освобождаемый от владычества дьявола мир должен был заблистать чистотой.

Голландская чистота была также связана с богоизбранностью и имела что-то общее с ритуальной чистотой ветхозаветных иудеев. Грязь уравнивает всё и всех, а чистота выделяет и отличает. Отмываемая грязь символизировала грехи, от которых Господь очищает своих верных. Если ритуальная чистота ветхозаветных иудеев отделяла их язычников, то чистота голландцев еще нагляднее отличала их от  окрестных не-богоизбранных наций.

Новый культ чистоты сочетался с культом дома и домашнего, и в нем можно усмотреть новую сакрализацию жилища. Если для католиков сакральность сосредоточивалась в церкви, а дом был частью дольнего мира, то в протестантской культуре дом стал превращаться в сакральное место, освященное самим присутствием верующих (святых) и их молитвами.  Культ Девы Марии обратился в культ кормящей матери. Домашнее окружение стало личной церковью, а семейные обеды – причастием. Домашний уют стал отождествляться с моральной чистотой и всем, что свято и дорого человеку. В доме образовался очаг благочестия, а дольний мир с его моральной нечистотой и духовными опасностями вытеснился за его пределы. Домашние тапочки стали символом добродетели, которая в доме могла расслабиться и отдохнуть.

 
КАЛЬВИНИЗМ  И  БОГАТСТВО

Библейские аналогии предостерегали от моральных опасностей. Так же как и царство царя Соломона, новый Израиль мог утерять Божье расположение из-за морального разложения. Если золото заменит добродетель, то новый Иерусалим постигнет судьба старого. Однажды восстав из воды, Голландия может в неё опять погрузиться. В 1653 г., после очередного наводнения, уже упоминавшийся Лидиус писал, что «грехи заливают нас вместе с водой и опустошают нашу землю» [13]. На известной картине Яна Стена «молитва перед едой» имеется нравоучительная надпись, автор которой просит о ниспослании ему «любви к Богу превыше всего и сохранить его от излишнего богатства» [14]. Как нищета, так и излишняя роскошь вызывали страх.

Распространено мнение, что протестантизм способствовал развитию капитализма и экономическому прогрессу. Однако, социальный аспект протестантских доктрин ни в чем не отходил от общехристианских евангельских истин. Для богатого протестанта вход в Царство Небесное был так же узок, как и для богача-католика или православного. Кальвинистская церковь осуждала зависть и амбицию не менее резко, чем прочие конфессии, хотя очевидно, что именно эти качества лежат в  основе экономики капитализма. Расцвет капитализма  в действительности был связан не столько с тем, что он поощрялся протестантизмом, сколько c тем, что протестантские церкви были больше отделены от государства и, попросту говоря, обладали меньшей властью, чем католики. Удачливые капиталисты не поощрялись церковью, но обладали большей фактической свободой, чем в католических странах. Церковь учила, что богатство – это зло, но не имела средств это учение осуществить. Если решения католической церкви, как правило, превращались в указы «католических монархов» и получали силу закона, то протестантские проповеди, при всей их резкости, зачастую оставались сотрясанием воздуха, оказывая влияние только на тех, кто хотел их слушать. Дисциплинарные меры, применяемые к нарушителям, были ограничены рамками прихода. Отлученный от реформатской церкви ростовщик или спекулянт не изгонялся из общества и мог даже попытаться найти для себя более снисходительную церковь. Переходы из одной конфессии в другую, как в результате духовных поисков, так и под давлением жизненных обстоятельств, стали в Голландии Золотого Века[15] обычным явлением.

Банковское дело, являющееся основой капиталистической экономики, считалось большим грехом (как ростовщичество). Банкиры отлучались от церкви наравне с актерами, жонглерами, акробатами, а также содержателями ломбардов и публичных домов. Члены семей банкиров допускались к причастию после публичного  осуждения ими профессии главы семейства. Отлучение банкиров и ростовщиков было в силе с 1581 по 1658 г., т.е. именно в период экономического расцвета Голландии. В качестве нравственно допустимой альтернативы частным банкам, существовал государственный банк, в котором можно было хранить деньги без процентов. О допустимости ростовщичества под низкий процент мнения разделялись. Сам Кальвин полагал, что 5% годовых - это верхняя граница этически допустимого ростовщичества. Для осуждения ростовщичества ссылались на авторитет Библии (Лев 25:36,37 и Иез 18:17).
 
Занятие торговлей само по себе церковью не осуждалось, но было обставлено многочисленными этическими ограничениями. Известно несколько книг со странными для нашего уха названиями типа «Благочестивая коммерция» или «Духовный путеводитель купца». Коммерсантов призывали к умеренности, предостерегали от рискованных предприятий, сверхприбылей, завистливых мыслей и мечтаний о росте предприятия. Появившаяся на голландской бирже торговля фьючерсами осуждалась, так же как и образование картелей и монополий. Считалось аморальным даже получать прибыль от перепродажи собственного дома. Между тем все эти  предосудительные явления существовали в реальной жизни, но их осуждение не переходило в запреты. К примеру, церковь осуждала работу и торговлю по воскресеньям, однако многие лавки и мастерские продолжали работать и в «Божий день».

Вопреки ставшему традиционным мнению Вебера, богатство  отнюдь не рассматривалось как признак избранности, а скорее как угроза возможной Божьей кары. Этот страх прочно сидел в голландском сознании. Образы пира Балтазара и  предупредительной надписи на стене часто упоминались проповедниками и использовались в изобразительном искусстве. Амстердам предупреждали о судьбе Антверпена, который был разорен испанскими войсками в качестве божьей кары за поклонение золотому тельцу. Страх перед накоплением денег неявным образом поощрял расходы, как стремление избавиться от денег. Анализ сохранившихся бухгалтерских отчетов показывает, что в богатых семьях суммы, расходуемые на потребление, были сопоставимы с инвестициями и сбережениями. Строились городские особняки и загородные усадьбы, приобреталась дорогая мебель, китайский фарфор, книги и произведения искусства. Практический компромисс между вожделением богатства и страхом перед духовной гибелью намечался также на пути развития благотворительности и пожертвований, что до сих пор является отличительной чертой протестантской культуры.

Синдром аморальности богатства не был рожден Реформацией. Его истоки уходят в проповеди нищенствующих монашеских орденов средневековья, которые были восприняты фламандскими гуманистами. Гуманисты боролись с пороками богатства не монашеской аскезой или бегством от мира, а путем нравственной и умеренной жизни в миру. Христианский рыцарь новой формации не бежал от своих врагов - жадности, похоти, тщеславия, гордыни – а встречал их в открытом бою на их территории, т.е. в мирской жизни. В результате формировалась культура умеренности, которая руководствовалась духом возрожденческого гуманизма не в меньшей степени, чем кальвинизмом. Этическая оценка богатства и труда, подобно «библейскому патриотизму», была основана на общенациональном консенсусе. С течением времени, идеи об умеренности и трудовая этика постепенно отрывались от религиозных корней и переходили в сферу национального характера.

Иллюстрация:  Виллем Шеллинкс, 1651. Обрушение плотины Св. Антония в Хаутевале.

ПРИМЕЧАНИЯ
1.Голландцы и фламандцы (бельгийцы, говорящие на голландском) были единым народом до 16 века, однако в дальнейшем их исторические судьбы разошлись. Фламандцы остались католическим народом с составе империи Габсбургов, тогда как голландцы отвоевали независимость и свободу вероисповедания. Основной религией в Голландии стал протестантизм кальвинистского толка. После наполеоновских войн Бельгия оказалась на короткое время в составе Голландии, но в 1831 г. приобрела независимость в результате национальной революции. Активное участие фламандцев в восстании против «братского» голландского народа было для голландцев большим шоком.
2.Подобное отношение к своей земле, как богоданной, обетованной и освященной библейским символизмом и верой в богоизбранность и символическое родство с библейским избранным народом, отмечается и в других похожих случаях: у африканских поселенцев-буров, американских пионеров и израильских сионистов. Все они считали себя новым Израилем, вооруженным обновленным заветом с Богом. Этот завет не только подкреплял права на землю,  но и служил основой строгости национальной морали: пока соблюдалась мораль, завет «работал».
3.Исходный термин ‘Flood society’, см. Schama, p. 40.
4.Реформатская церковь (Hervormde Kerk)  была основной церковью Голландии. Её идеологией был кальвинизм. Другие христианские конфессии (католики, лютеране, ремонстранты, меннониты) также допускались, но с серьезными ограничениями масштабов и публичности богослужений.
5.Игра слов: Nederkinderen может  обозначать «смиренные чада» (nederige kinderen) и «голландские чада» (nederlandse kinderen). Цитируется по Schama, p.45.
6.Конечно, подобная интерпретация Библии не была исключительной и преподносилась и другим протестантам близких направлений, например британским пуританам и французским гугенотам.
7.Ремонстранты были последователями Якоба Арминиуса, голландского богослова конца 16 века, который отрицал кальвинистскую доктрину предопределения. Ремонстранты существовали первоначально в качестве течения внутри реформатской церкви, но были осуждены на Дордрехтском Синоде (1618-1619) и создали свою  организацию. В то время как кальвинисты (реформаты) верили в предопределенность к спасению только избранных, ремонстранты верили в существование у человека свободной воли и выбора, тем самым утверждая потенциальную возможность спасения для всех и важность личных усилий человека в деле его спасения.
8.Для формирования голландского мировоззрения влияние гуманизма периода Ренессанса не менее важно, чем влияние официально господствовавшего кальвинизма. Образованая элита продолжала изучать античную классику. Ренессанс стал тем общим знаменателем, который помог объединить в единую нацию кальвинистов и религиозные меньшинства.
9.Как указывается в литературе, образы Исхода часто служат отправной точкой для формирования религиозного национализма. Исход служит символом разрыва с прошлым и обоснованием вновь обретенной идентичности.
10.Говоря об освящении земли обетованной и её духовной значимости, Schama употребляет понятие «моральной географии» (moral geography), хотя, на наш взгляд, термин «священная география» (sacred geography) лучше соответствовал бы его собственным идеям.
11.Примечательно, что послания Вильгельма Оранского, вдохновлявшие защитников города на стойкость наперекор голоду, приносила голубиная почта, напоминавшая о голубе, принесшем Ною оливковую ветвь надежды. В этом, как и в других «водяных» эпизодах голландской истории, видно смешение символизма Исхода с символизмом Потопа.
12.Иеротопия – создание сакральных пространств, понимаемое как вид творчества. Термин предложен А. М. Лидовым, см. Википедию.
13.Schama, p.45.
14.Schama, p.47.
15.Золотым Веком Голландии называют период становления голландской нации, приблизительно 1570-1670. В этот период Голландия переживала расцвет экономики и культуры.

ЛИТЕРАТУРА
1.Croutier, A. L. (1992) Taking the waters. Spirit, art, sensuality. NY, Abbevile Press.
2.Oestigaard, T. (2013) Water, Christianity and the rise of capitalism. London: I.B. Taurus.
3.Schama, S. (1987) The embarrassment of riches. An interpretation of Dutch culture in the Golden Age. NY: Vintage Books.
4.Strang,V. (2004) The meaning of water. Oxford: Berg Publishers.
5.Weber, M. (1930) The protestant ethic and the spirit of capitalism. Rennaissance Classics, 2012.