Тёмный эльф

Хана Вишневая
Отвратительно-жёлтое, до тошноты круглое, светлое, тёплое и радостное солнце замерло над самой головой, казалось, посерединке отвратительного голубого неба, пакостно припекая макушку.
Криус пнул еловую шишку и с громким стоном осел прямо на траву, досадуя на всё и сразу: во-первых, на свою неосторожность, из-за которой его, воина Тёмных Сил, поймали с поличным; во-вторых, на добрячков эльфов, на этих остроухих мямлей и хлюпиков, которые вместо того, чтобы отправить его в тюрьму на самый нижний уровень, где ему, в принципе, может быть, было бы даже и лучше, чем под этими дырчатыми тряпками-пародиями на облака, заставили его ВНИКАТЬ в их грёбаную жизнь и культуру.
А может, они не такие уж и добрые, как казалось? Во всяком случае, случайно ли, специально ли, но худшую пытку придумать было сложно.
Если возможно, конечно.
Криус с досадой посмотрел на еловую шишку, думая, что тут даже руки на себя от тоски наложить не получится, потому что у них ножницы – представляете, ножницы!!! – были каким-то мягкими, розовыми и с подушечками.
Может, шишкой насмерть подавиться?
– Криус, Криус, Криус, скорее! – незнамо откуда – может быть, даже и с неба – свалилась ему на голову смотрительница, молоденькая девчонка с диатезным румянцем и светлой косой диаметром с кулак, худенькая и костлявая; она должна была наблюдать, как тёмный исправляется и всячески способствовать этому.
Пока она способствовала только развитию шизофрении и глобальной ненависти к эльфам в целом и женскому полу в отдельности.
– Криууууууууус! – возопила светленькая голосом, который бы смог даже заглушить пароходную сирену. – Там ЧП!!! Беги скорее!!!
Встал. И побежал.
А что ещё делать-то оставалось?
И – на бегу зачем-то сунул шишку в карман, оставив вариант с ней на рассмотрение.
Тошно-то как, ужас просто.

Люди добрые, я же прислужник Врага!
Я клянусь вам, что эльф из меня никакой!
Это мастер, отбей ему Барлог рога,
Запихнул в Дориат меня властной рукой!

Снять котёнка. Перевести старушку через мост и не утопить её в реке при этом. Почистить крокодильчику зубы, а то у него такие короткие и маленькие лапки. Отнести бабушке Красную шапочку, а то она задолбала всех своими пирожками с волчатиной.
Делай добро.
Делай добро.
Делай добро.
– Криус, занеси мастеру Сэйтер письмо от её мужа! – выскакивает откуда-то остроухое чмо с синими глазами и карандашом, залихватски заткнутым за ухом; тёмный с трудом удерживается от того, чтобы не воткнуть карандаш ему в глаз и протягивает руку.
А тут, кстати, даже бумага розовая. С цветочками. Мягкая. И пахнет какими-то маслами эфирными. Берестяная, или из платана.
Ни одной хорошо освежёванной крысиной шкуры, и пёрышки лёгкие и белые до противного.
«Я теперь на лугу собираю цветы, а завеса вокруг бережет мне хиты».
– Как тебе тут, Криус? – интересуется эльф между делом. – Ведь гораздо лучше, чем в Тёмной Столице, правда? Тут так тихо, спокойно, никаких драк и кутерьмы…
А там драконы летают, сварливые, но весёлые женщины ни в коем случае не станут отсиживаться за мужскими спинами, везде шум, гам и весело; полыхает огонь и из таверн с интервалом в пять минут вылетают столы вместе с посетителями.
– Я на звезды, на звезды смотрю и молюсь… Элберет! Только света пока что в глазах моих нет.
– Ты что-то сказал, Криус? – удивлённо смотрит на собеседника светлый, и тёмного буквально перекашивает.
– Нет, – выдыхает тот с трудом, сжимая в кармане шишку и находя в этом какое-то особенное успокоение. Сейчас бы вынести всех к чертям собачьим и сбежать, да только ведь повяжут, суки светлые, много их тут, да только ведь… – Письмо сюда давай, отнесу.
Делай добро, и тогда оно окупится, вернётся к тебе и бла-бла-бла – вот какая у светлых эльфов философия.
«Да не надо мне ваше добро, домой пустите!!!» – воет мысленно Криус, выбрасывая письмо в ближайшую урну с мусором.

Всей душой ненавижу я светлый прикид –
Я угваздал его в не пойми какой цвет»
Философия эльфов мне крайне претит,
У меня с ними общего попросту нет!

И книги вокруг такие же отвратительно светлые, вдохновлённые и окрылённые эльфийской магией, парят вокруг да жить мешают, а иногда даже и разговаривать начинают.
Вообще психушка. Сидишь, никого не трогаешь, и тут эта херня летучая как заговорит!!!
– Отвали, – повторяет Криус монотонно, отбиваясь от учебника полового воспитания. – Я ненавижу эльфов, я ненавижу биологию, я ненавижу баб, я умру девственником, только отвали от меня!!!
– Криууууууус! – дикий вопль ввалившейся в окно надсмотрщицы, и ему приходится схватить этот чёртов учебник и уткнуться в него носом.
– Тут я.
Книга оказалась не такой своенравной, как, например, его любимая тёмная о преимуществе хлыста перед кнутом, но задолбанная тем, что её так не хотели читать отчаянно, и вдруг схватили и начали грубо домогаться, а потому решила выказать свой светлый характер.
– О Светлый! – воскликнул вдруг Криус высоким голосом. – О Светлый, о ужас!
– Что такое, неужто интересно настолько?
– Да причём тут интерес?! Эта книга жрёт моё лицо!
И, как ни печально, мешает материться вслух.

Как примерный я Синдарин, ночи учу:
То, что эльфы поют, понимать я хочу.
Я пытаюсь забыть про Великую Тьму,
И о том, кто я есть, не скажу никому!

Они издевались. Эти светлые уроды улыбались настолько искренне и радостно, что желание выбить им все их чёртовы белые зубы уже было сдерживать почти невозможно.
А мастер вообще ржал. Откровенно, гадина, ржал, наблюдая за потугами тёмного стать хорошим – Криус даже сам не заметил, когда стал действительно стараться что-то с собой сделать.
Но это был генетический уровень. У него была сероватая кожа, тёмные, без блеска, глаза и волосы цвета самой тьмы и ярко-рыжие покрашенные прядки, полыхающие на солнце адским пламенем. Он привык делать гадости, он любил делать гадости и не мог не дебоширить и не вопить.
Он был тёмным, чёрт бы их всех подрал! У него уши были нормальные, не человеческие!
– Отправьте меня в тюрьму, – воет несчастный Криус, падая на колени и хватая мастера за подол плаща. – На каменоломни, в топи, на болота собирать пиявок, куда угодно, только уберите меня отсюда!!!
Облака, похожие на срисованные с детских рисунков финтифлюшки, плыли спокойно и размеренно.
Всё спокойно.
Всё размеренно.
Делай добро.
– Нет, – говорит мастер с садистическим удовольствием.
– ПОЧЕМУ?! – орёт тёмный.
Светлые – они, на самом деле, совсем не добрые. Точно-точно, твари ещё те. Отъявленные садисты.
– Я самоубьюсь шишечкой, – обречённо шепчет Криус.

В Дориате весна, громко птички поют
Я хожу, причиняю добро там и тут.
Осознал я намедни, что Тингол мне друг,
В общем, жизнь ничего, ТОЛЬКО ЭЛЬФЫ ВОКРУГ!

Там эльф. И там эльф. И там тоже эльф.
И на башку свалилась, дико завизжав, тоже эльф.
– Слушай, а вас изгоняют за плохое поведение? – спросил Криус, стараясь ничем не выдать свою заинтересованность, а эльфийка фыркнула гордо-прегордо.
– Даже не надейся, тебе это не поможет, – честно сказала она. – Тебе уже ничего не поможет, на самом деле. Остаётся только…
– Шишечка?
– Да ты надоел уже со своей шишечкой! – она вдруг придвинулась поближе и понизила голос таинственно. – Единственное, с чем я могу тебе помочь – это вывести тебя ночью на прогулку за пределы ворот.
– Я тебе что, собака, чтоб меня выгуливали? – оскорбился было тёмный.
– Ну, не хочешь, и не надо…
– Хочу!
– Тогда я сегодня ночью за тобой зайду, – эльфийка вскочила, как ни в чём ни бывало и отряхнула подол белого платья. Криус с безобразно-счастливым лицом уже строил коварные планы, радуясь тому, что его смазливая мордашка даже здесь приносит пользу, и…
… эльфийка сложила руки под грудью.
– Котёнка с дерева сними, мечтатель.
Грёбаные эльфы, даже порадоваться не дают.

Я ползу под покровом ночной темноты, – сквозь зубы с трудом напевал тёмный, искренне не понимая, по каким болотам и зачем он ползёт, так как столица Света осталась далеко позади, а эльфийки, между прочим, и след простыл. Но оно и к лучшему – так и сбежать будет легче, хотя одна она всё равно ему препятствием бы не стала. – Ненавидя леса, соловьев и цветы. Если током завеса не дернет меня, до Врага добегу я быстрее коня...
Сверчки пели свои песни, и вообще, ночной лес между собой перекликался. Тьма родная со всех сторон укрывала, защищала или хотя бы просто берегла психику, и даже светлячки не залетали в эту чащу – на своё, разумеется, счастье.
Криус полз, изредка прижимаясь к земле и начиная слушать. Вообще он был почти глухой – образно, конечно, но от истины не далеко, но на всякий случай можно было и ухо к земле приложить.
– Аусвайс я зарою под старой сосной, я со дна рюкзака извлеку черный плащ! И не буду эльфом… – тёмный замер на середине песенки, внезапно выползая на открытую поляну и догадавшись поднять голову.
То, что он увидел, его совсем не обрадовало – на поляне его встретил целый светлый бомонд во главе с мастером во всеоружии. Ясное дело, что они тут не цветы ночью собирали.
А жаль.
– И не буду эльфом… – допел Криус почти задумчиво, садясь на колени.
– Думаешь? – мастер выставил вперёд посох.
У тёмного перед глазами промелькнули эти чёртовы котята, и наросты на спине бабушек, которые в души пользовались дурацкими мочалками, и письма эти сопливо-розовые, и кровати до одурения мягкие. Вспомнил и его аж затошнило.
– ДА ПОШЛИ ВЫ НАХУЙ!!! – завопил Криус, с размаха метнув шишку прямо в лоб мастеру и скрывшись в чаще леса.
И хотя обычному путнику, знающему местность, нужно было, по крайней мере, часа два времени, до Тёмной столицы он добежал за пятнадцать минут.