Лена задумалась. Капля воска упала с писачка. Четкая линия расплылась. Яйцо было испорчено. На столе лежали готовые писанки. Лена задула свечку и отложила испорченное яйцо. Она смотрела на яркие красивые писанки и не могла понять, что в них ей не нравится…
Расписывать яйца ее научила деревенская женщина из Закарпатья. Она рассказывала, как ее мама и бабушка брали свежие яйца из-под несушки и напевая украинские песни, расписывали их. Лена представила себе теплую хату, пламя свечи отбрасывает колеблющиеся тени на стены, украшенные к празднику рушниками…
Лена завидовала этой женщине с мягким украинским говорком, своему мужу – русскому, сероглазому, русоволосому уроженцу Вятской губернии. Завидовала бывшему сокурснику – типичному еврею, уехавшему в Израиль. Лена не имела ничего определенного: ни национальности, ни Родины. Раньше все это не очень беспокоило ее, но после развала Союза она стала чувствовать себя не очень комфортно.
Лена была первым поколением, родившимся у переселенцев Южного Сахалина, освобожденного в конце сороковых годов от японцев. Мама Лены была русская, отец украинец, дед - поляк.
Вместе с японцами на Сахалине жили корейцы, приехавшие из Кореи на заработки. Они остались, как и некоторые японцы, в основном женщины, которые были замужем за корейцами.
Сначала корейские дети учились в своих школах, потом школы закрыли. Некоторые выпускники уехали после агитационных фильмов в Северную Корею, остальные перешли в русские .
На корейцах держался весь Сахалин. Только они могли выращивать овощи. Они выполняли самую тяжелую и грязную работу, были тихие, доброжелательные и дисциплинированные.
Лена помнит, как по распоряжению директора школы, ученики- корейцы выходили на очередную демонстрацию в форме «белый верх, черный низ» - в легких белых рубашечках в самую холодную погоду. Учились они хорошо, хотя многие дети очень плохо говорили по-русски.
В старших классах Лена дружила с ними – честными, преданными, обязательными и талантливыми. К концу школы они уже хорошо говорили по-русски, знали свой язык и японский. Многие были музыкальны. Корейцев с острова выпускали не всех, только имеющих советские паспорта, которые выдавали, если возникали смешанные браки.
Лена помнит свою первую светловолосую учительницу начальных классов, которая вышла замуж за корейца и была за это исключена из комсомола. Потом власти к смешанным бракам стали относится спокойнее.
На всю жизнь у Лены остались верные друзья -корейцы. Она любила их компании, острую еду, карты – хато. Ей нравились их взаимоотношения, взаимовыручка, традиции, которые они сохраняли.
В университет Лена поступила в Украине. Она была очень общительна и имела много друзей. Лена была черноглазая, с волнистыми темными волосами и ее принимали за еврейку, хотя она в то время этого не понимала.
Ее приглашали в еврейские компании, и она удивлялась тому, что все ее друзья хорошо знают немецкий язык и поют немецкие песни.
После окончания университета сокурсник сделал ей предложение, но она ему отказала, т. к. собиралась уезжать на Сахалин. Через много лет, когда они вновь встретились в Украине, перед его отъездом в Израиль, он спросил ее: «У тебя, по-прежнему, в паспорте написано «русская»?» Только тогда она поняла, что он все время считал ее еврейкой.
Россию Лена знала плохо. Несколько раз ездила с мужем на его родину, была в туристических поездках в разных уголках России, но скучала по Дальнему Востоку, когда жила в Украине и по Украине, когда уезжала на Сахалин.
Украину Лена любила с детства. Ее бабушка тоже жила на Сахалине, но в другом городе. Каждое лето Лена приезжала к ней. Бабушка была образованной, величественной женщиной дворянских кровей, с толстой седой косой, уложенной короной вокруг головы. Бабушка читала ей книги, учила игре на фортепьяно, пела песни, рассказывала сказки на украинском языке…
Сейчас Лене не было покоя: она жила в Украине, но по-украински не говорила, ее принимали за еврейку, но еврейкой она не была, по паспорту она была русская, но России не знала. Она любила всех: украинцев, русских, евреев, корейцев, но всем была чужой…
Лена сложила писанки в плетеную корзинку и подумала: «Скоро Пасха и, Слава Богу, что Господу все равно какой ты внешности, национальности и где ты родилась…»
2002