Пару лет назад, проведя месяца три в путешествиях с Геральтом из Ривии, и не желая расставаться с автором, прочитала первую книгу Саги.
По сравнению с Геральтом Рейневан проигрывает. В книге оказалось много истории, к которой я оказалась равнодушна, и совсем мало фэнтези. В общем, так бы и осталась моя неудача в прочтении Саги на моей совести, если бы в сентябре я не съездила в Чехию.
И неожиданно картонные декорации ожили!
Я перечитала первую книгу, потом вторую, и вчера закончила третью.
Теперь мне никак не мешала история – и то, что я видела и слышала в Праге, ожило для меня на страницах романа.
«В лето Господне 1420 конец света не наступил Хоть многое говорило о том, что наступит
Не оправдались мрачные пророчества хилиастов, предсказывавших дату Конца вполне точно, а именно в первый понедельник февраля месяца 1420 года после святой Схоластики. Ну что же, кончился понедельник, потом вторник, затем среда – и ничего. Не наступили Дни Искупления и Возмездия, предваряющие приход Царствия Божия. Не был – хоть и завершилось тысячелетие – освобожден из заточения своего Сатана и не вышел, дабы обольщать народы в четырех углах Земли. Не сгинули от меча, огня, глада, града, клыков хищников, скорпионьих жал и змеиного яда все грешники мира и супротивники Бога. Тщетно ожидали верные пришествия Мессии на горах Фавор, Беранек, Ореб, Сион и Оливной, впустую ожидали второго пришествия Христа quinque civitates,] названные в пророчестве Исайи пять избранных городов, которыми сочли Пильзно, Клатовы, Лоуны, Сланы и Жатец. Конец света не наступил. Мир не погиб и не сгорел. Во всяком случае – не весь.
Но все равно было весело.»
Если с историей Франции и Англии я худо-бедно знакома – конечно, по романам и поэмам – то история гуситских войн для меня закончилась классе в 6м. А тут – и религиозные распри, и феодальные неурядицы, и разгул инквизиции, и бедствия, сражения и пожары – Сапковский оказался гораздо лучшим учителем истории, чем моя школа. Возможно, это потому, что тема ему близка – я видела в книге и авторское отношение к войне, к религии, к политике.
«…Убитых силезцев было четверо. Гуситов полегло пятеро, раненых было в два раза больше. Прежде чем трупы вынесли за оградки к березовой роще, один из раненых умер. Понадобилась большая яма.
Беренгар Таулер. Дроссельбарт из Фогельзанга. Генрик Барут, идущий черный тур. Кристиан Дер, Trois roses со львом, какой-то конный стрелок. Какой-то оруженосец. Какой-то Адамец, какой-то Збожил, какой-то Рачек, которых напрасно будут ожидать дома какая-нибудь Адамецова и какая-нибудь Рачкова.
— Дайте мне заступ, — сказал в тишине Самсон Медок. — Я буду копать.
Он вбил заступ в землю, крепко нажал ногой и отбросил ком земли.
— Я буду копать в порядке покаяния. Ибо виноват! Iniquitates mea supergressae sunt caput meum! Пошел на войну! Из любопытства! Я мог удержать других и не удержал. Я мог поучать. Мог манипулировать. Мог хватануть кого следует по заднице! Мог, наконец, наплевав на все, сидеть в Подскалье с Маркетой, мог вместе с ней молчать и смотреть, как течет Влтава. А я отправился на войну. Из самых низких побуждений: из-за любопытности самой войны и любопытства, присущего человеческой натуре. Поэтому я виновен в смерти тех, которые здесь лежат. Виновен буду в тех смертях и тех несчастьях, которые только еще наступят. Поэтому, курва, я буду копать эту могилу. Из этой ямы, de profundis, clamo ad te, Domine из глубины взываю к Тебе, Господи...Miserere mei Deus, помилуй меня, Боже, по великой милости твоей и по множеству щедрот твоих изгладь беззазкония мои. Многократно омой меня от беззакония моего, и от греха моего очисти меня. Ибо беззакония мои я сознаю и грех мой всегда предо мною.
С третьей фразы он уже говорил не один. Другие копали тоже.»
Изложение исторических событий несколько иное, чем, например, у Сенкевича в «Крестоносцах». Сапковский пишет историю современным языком, и авторское современное отношение ко многим событиям тоже присутствует. Часто цитируется Данте – Самсон Медок оказался любителем поэзии. Эти кусочки очень органично вписаны в повествование.
Фэнтезийная часть не выглядит лишней – она не доминирует в романе, выступая только яркими мазками, позволяющими более полно показать средневековый мрак и предрассудки.
«…С великим изумлением и уважением отношусь я к оным мореходцам. Неустрашимые они люди. Ведь сущий же ужас отправляться на океан под парусами. Шквалы там и штормы, скалы подводные, горы магнетические, кипящие и клейкие моря, постоянно если не водовороты, так турбуленция, а если не турбуленция, так течения. Чудовища кишмя кишат, полно там драконов водных, морских серпенсов, змей, тритонов, гиппокампов, сиренов, дельфинов и пластуг. Роятся в море sanguissugae, polypi, octopi, locustae, cancri, pistrixi[4] разные и прочее. Самое страшное, в конце — ибо там, где оканчивается океан, за краем самым, начинается Пекло. Вы думаете, почему солнце на заходе бывает таким красным? Так вот потому как окунается оно в огни адские. А по всему океану рассеяны дыры; наплывет каравелла по нечаянности на такую дыру и прямиком в ад проваливается, тут ей со всем, что на ней, конец приходит. Видать, таким это образом было сотворено, чтобы не дать смертному человеку по морям плавать. Ад есть пекло для тех, кто запреты нарушает.
Но, насколько я знаю жизнь, португальцев это не остановит…»
Действие Саги развивается на территории Силезии и Чехии. И тоже все знакомые мне места: Прага, Карлов университет, звучат колокола Тынского собора, замки, живописные окрестности Праги, Кутна гора… И все это – на фоне приключений молодого медика Рейнмара из Белявы. Роман начинается с того, что молодого медика застукали с чужой женой – разъяренные родственники оскорбленного мужа затевают ожесточенную погоню.
Рейневану предстоят и встреча с любовью всей жизни, и разочарования в любви, и встреча с теми, кто станет его друзьями и на протяжении трех книг будет приходить ему на помощь и вытаскивать его из затруднительных положений.
«…Млечное покрывало разорвалось, туман поднялся, развеялся в лучах пробивающегося сквозь облака солнца. Погруженный в chiaroscuro длинных теней мир неожиданно посветлел, заблестел, заиграл расцветками. Совсем как у Джотто. Для тех, кто, конечно, когда-нибудь видел фрески Джотто.
Блеснули красной черепицей башни недалекого уже Франкенштейна.
– А теперь, – сказал, насмотревшись, Самсон Медок. – Теперь в Зембицы.
– В Зембицы, – потер руки Рейневан. – Двигаем в Зембицы. Друзья… Как мне вас благодарить?
– Мы об этом подумаем, – пообещал Шарлей. – А пока… А ну, слезай с коня.
Рейневан послушался. Он знал, чего ожидать. И не ошибся.
– Рейневан из Белявы, – проговорил Шарлей благородно и торжественно. – Повторяй за мной: «Я дурак!»
– Я дурак…
– Громче!
– Я дурак, – узнавали заселяющие округу и просыпающиеся в эту пору Божьи семьи: полевые мыши, лягушки, жерлянки, куропатки, овсянки и кукушки, а также мухоловки, сосновые клесты и пятнистые саламандры.
– Я дурак, – повторял вслед за Шарлеем Рейневан. – Я патентованный дурак, глупец, кретин, идиот и шут, стоящий того, чтобы меня заключили в NARRENTURM! Что бы я ни придумал, оказывается пределом глупости, что бы я ни сделал, превышает эти пределы, – разбегалась по мокрым лугам утренняя литания, – к величайшему и совершенно не заслуженному мною счастью, у меня есть друзья, которые не привыкли оставлять меня в беде. У меня есть друзья, на которых я всегда могу положиться и рассчитывать на них, ибо дружба…
Солнце поднялось выше и залило золотым светом поля.
– Дружба – это штука изумительная и громадная!»
Вообще, эту Сагу я бы отнесла к историко-приключенческим книгам, а не к фэнтези.
И любителям этого жанра рекомендую к прочтению.