Бунт

Линесс Анаксеон
Отрицание, воодушевляющее бунт, погребает под собой все утверждения. Оно отбрасывает суррогаты божественного, которыми засорено моральное
сознание. "Потустороннее вне нас уничтожено, но потустороннее в нас стало новым небом". Даже революция, и в первую очередь революция, ненавистна этому бунтарю. Чтобы быть революционером, надо еще во что-то верить там, где верить не во что. " Наступила реакция, то выяснилось, чем в действительности была Революция". Рабски служить человечеству ничем не лучше, чем служить Богу. В конце концов, "братство" ( Сборище людей единомышлеников ) в остальные дни недели братья становятся рабами. Для меня есть лишь одна свобода - "моя мощь" и лишь одна правда - "сиятельный эгоизм звезд".
В этой пустыне все снова расцветает. "Величайшую значимость бессмысленного крика радости не понять, пока длится долгая ночь мысли и веры". Эта ночь близится к концу, скоро займется заря, но заря не революции, а восстания. Восставший будет единодушен с другими людьми только в той мере и на то время, когда их эгоизм будет совпадать с его эгоизмом. Его подлинная жизнь - одиночество, в котором он беспрепятственно утолит жажду бытия, являющуюся его единственным бытием.Таким образом, индивидуализм достигает своей вершины. Он есть отрицание всего, что отрицает индивида, и прославлением всего, что возвышает индивида и служит ему. А что мне по праву дозволено? "Все, на что я способен". Бунт еще раз приходит к оправданию преступления.
"Разрыв со святыми или, вернее, уничтожение святого может стать всеобщим. Близится не новая революция, а могучее, беспощадное, бесстыдное, безоглядное, надменное преступление. Разве ты его еще не слышишь в раскатах отдаленных громов, не видишь, как небо, тяжелое от предчувствий, молчит и хмурится?" Здесь чувствуется мрачная радость тех, кто в мансардах готовит апокалипсисы. Ничто больше не в силах сдержать развитие этой желчной и властной логики - ничто, кроме "я", которое, восстав против всех абстракций, само стало абстрактным и невыразимым, поскольку обрубило собственные корни. Нет больше ни преступлений, ни грехов, а стало быть, нет больше грешников. Все мы совершенны. Поскольку каждое "я" как таковое преступно по отношению к государству и народу, следует признать, что жить значит преступать границы. Во всяком случае, если идешь на убийство, чтобы быть единственным. "Вы не столь значительны, как преступник, вы, ничего не оскверняющие". Не совсем утратив совесть, люди уточняют "Убивать их, но не мучить".Но разрешить право на убийство -значит объявлять мобилизацию и войну всех единственных. Убийство, таким образом, совпадает со своего рода коллективным самоубийством. Одно из самых горьких своих утешений бунтарский дух находит наконец в хаосе. "Тебя похоронят, вскоре твои братья, родные, последуют за тобой. Когда все они уйдут, человечество будет погребено, и на его могиле я, его наследник, наконецто буду смеяться". Таким образом, на руинах мира горький смех царственного индивида возвестит окончательную победу бунтарского духа. Но на этом пределе возможны только смерть или возрождение. Но, открыв пустыню, нужно научиться выживать в ней.