Неслучайно

Глава 1

На эту свадьбу я попал абсолютно случайно. Я просто не должен был там оказаться. Вообще-то в тот момент я больше думал о своей собственной свадьбе.
В принципе, Маргарита еще не ответила, выйдет ли за меня замуж. Она сказала, что ей нужно время, чтобы взвесить все за и против. Но при этом у нее был такой озорной вид, будто она уже все решила. Причем, еще до того, как я сделал ей предложение. Поэтому я спокойно оставил ее думать в Париже, а сам поехал в Гасконь готовить место для медового месяца.
Перед тем как уехать, у меня состоялся разговор с ее отцом, бароном Дифенталем. Тот меня давно уже называл сынком. Дело оставалось за малым: сыграть свадьбу.
- Что, сынок, - сказал он. – Маргарита не отвечает тебе согласием? Не переживай. Она давно хочет за тебя замуж. Она просто решила немного напугать тебя. Ну, знаешь эти женские штучки: пофлиртовать, помучить, заставить переживать и так далее. Подыграй ей, сынок. Пусть дитя немного потешится. Мы-то с тобой знаем, что когда проигрываешь женщине, на самом деле ты выигрываешь сам.
Лично я этого не знал. Но раз Дифенталь сказал об этом, наверное, так и есть. Лично мне было не трудно разыграть из себя переживающего жениха. Я заверил Маргариту, что в любом случае она останется для меня самой милой и прекрасной девушкой. И что с ответом я ее торопить не буду.
За это время нужно было устроить дела. Медовый месяц вполне можно было провести в моем новом имении в Гаскони. Правда, я там никогда не был. Оно досталось мне в наследство от дядюшки. Но я до сих пор им не пользовался. Иногда мне хотелось поехать туда и своими глазами посмотреть на то, что там есть. Но я все откладывал и откладывал на потом. Но дальше откладывать было уже некуда. Нужно было просто решить, что делать с этим имением: то ли продать, то ли арендовать, то ли начать использовать.
Как-то я получил письмо от некого Анри де Беля. Он назвался соседом дядюшки, жил рядом с его поместьем. Он говорил, что оно очень хорошее, и если я не буду им пользоваться, то он мог бы и купить его за умеренную плату, поскольку оно ему нравится.
Так что мне предстояло не просто осмотреть имение, но и встретиться с Анри де Белем, чтобы дать ему ответ. К тому же, он лучше меня разбирался в делах моего поместья, так как жил по соседству. Он мог бы мне что-нибудь посоветовать. Потому что на самом деле я никогда не занимался такими делами. Я просто не знал, с какой стороны к ним подойти.
Видит Бог: я подошел совсем не с той стороны, как было надо. Я написал де Белю, но не дождался ответа и поехал в Гасконь сам, чтобы на месте во всем разобраться.
Чем ближе я подъезжал к поместью, тем больше склонялся к варианту продать его. Конечно, природа здесь была мила: деревья, птички, чистый воздух. Но слишком уж далеко от Парижа. Можно было бы тут отдохнуть от парижской суеты, побыть здесь медовый месяц, а потом все-таки продать. Зачем хранить то, чем пользоваться не будешь? Нужно быть практичным. Тем более, я скоро стану человеком женатым, мне надо будет думать не только о себе, но и о семье. Короче, имение надо было продавать. Тем более что покупатель уже нашелся.
Бегло осмотрев имение, я тут же поехал к Анри де Белю. Слуги объяснили мне, где он живет. Но когда я уже подъезжал, то увидел карету, которая выезжала мне навстречу из ворот.
Я притормозил.
- Месье! – закричал я. – Не имею чести быть знаком с Вами. А Вы случайно не Анри де Бель?
Карета затормозила, из нее высунулся молодой человек:
- Это как раз я. А Вы кто будете?
- Режинильд де Люма, к Вашим услугам. У меня тут имение по соседству. Я хочу поговорить с Вами о его продаже.
Он гостеприимно распахнул дверцу кареты:
- Садитесь! Очень рад Вас видеть! Сейчас мы все и обговорим.
Я быстро привязал коня с задку кареты, сам запрыгнул внутрь, и мы поехали. Сначала я вообще не сообразил, куда мы едем и зачем. Наверное, Анри де Бель отправился на прогулку или по каким-то делам. Мы сидели в карете и смеялись, что таким вот образом случайно встретились. Ведь могли бы разминуться, и неизвестно, что тогда было бы.
Но вот карета въехала в какие-то ворота, они все были украшены цветами, по двум сторонам стояли нарядно одетые лакеи. Сразу видно, что тут что-то происходит.
- Куда это мы? – спросил я.
- Это мы попали на свадьбу, - сказал Анри. – Мой сосед Жермен сегодня женится. Он пригласил меня на праздник. А я вот – видите? – встретил Вас.
Тут мне впервые за это время стало неудобно.
- Что ж Вы мне раньше не сказали? – укорил я де Беля. – Привезли меня на чужую свадьбу. Мне нужно с Вами обговорить условия покупки.
- Но я же не мог опоздать на свадьбу, - ответил мне де Бель. – Жермен бы обиделся. Он очень чувствительный человек. И я у него в долгу: он мне столько хорошего сделал.
Я засмеялся:
- В долгу? Привезли ему на свадьбу чужого человека. Считайте, что отплатили свой долг.
- Но в действительности, где же нам обговорить условия покупки? – сказал де Бель. – Я не могу уйти со свадьбы. Я обязан присутствовать здесь, как того требуют добрососедские отношения. Нет ничего страшного в том, что я привез Вас с собой. Чем больше народу на свадьбе, тем веселее.
Я не знал такого правила. И подумал о том, что когда мы с Маргаритой будем жениться, надо будет действительно пригласить больше людей. Я бы на месте жениха нисколько не обиделся, если бы ко мне на свадьбу пришел кто-то посторонний. В конце концов, мне же надо поговорить с де Белем.
И еще мне просто захотелось посмотреть на свадьбу, окунуться в эту атмосферу. Ведь скоро и мне предстоит быть женихом. Надо было заранее потренироваться.
Вот так я и попал на эту свадьбу: абсолютно случайно и совершенно без подарка.

Жених и невеста представляли собой яркий контраст. Такой контрастной пары я, пожалуй, отродясь не видел. Жермен де Ковиньяк был тощий, сутулый, болезненный на вид человек с землистым цветом лица. Он был уже не молод. Что касается его лица, то его было довольно сложно разглядеть: он ходил, опустив голову, да еще на лоб его падали длинные седеющие волосы, закрывая все. К тому же он постоянно морщился: то ли от боли, то ли от желания спрятаться. Да, прятаться у него очень даже получалось.
Невесту звали Элен. Она была молодая, здоровая, красивая и румяная. Плюс к тому она постоянно смеялась, шутила, что-то рассказывала.
Видно, это не нравилось ее жениху. Он морщился еще больше, когда она смеялась слишком громко. По всему было видно, что ему за нее стыдно. Пару раз я видел, как он пытается ее осадить:
- Дорогая, веди себя прилично.
- Я и так веду себя прилично! – отвечала она и снова принималась смеяться и щебетать.
Очень странная пара. Они рядом никак не вязались.
- Как их угораздило жениться друг на друге? – спросил я у Анри де Беля.
- Да разве их кто-то спрашивал? Жермену было выгоден этот брак, а Элен до сегодняшнего дня ни разу не видела своего жениха. Правда, ей посылали его портрет, но там он был изображен в двадцатилетнем возрасте. В общем, выглядел немного не так, как сейчас.
Тогда я подумал: «И после этого она еще может смеяться?» Но вслух ничего не сказал. Каждый человек сам выбирает, на что идет. Но Элен выглядела весьма счастливой.
Но что-то было диковатое и неправильное в этой паре. И хотелось разобраться, почему же так получилось, что эти двое разных людей станут теперь жить одной семьей.
Я услышал фразу за соседним столом:
- Что останется от Жермена после первой брачной ночи? Он же просто рассыплется.
- Именно на это она и рассчитывает. Думаешь, приятно ей быть замужем за стариком? Она его доведет до могилы, и все его деньги оставит себе. Так они, женщины, обычно и поступают.
Я смотрел на этот фарс, на эту пародию свадьбы, и думал о том, что мне неслыханно повезло с Маргаритой. Мы как нельзя лучше подходим друг другу. Никому из наших гостей и в голову не придет шептаться за нашими спинами, кто какую выгоду имеет от этого брака. Так, в принципе, и должно быть в обществе: брак в первую очередь, это союз двух людей, и не союз двух кошельков.
Начались танцы. Элен тянула жениха за руку:
- Пойдемте же танцевать! Ну, пожалуйста! Мы же с Вами муж и жена, что ж, Вы так и будете теперь меня стесняться?
Жермен вспыхнул от ее слов так, что его лицо из землистого превратилось в ярко-красное. Его голос дрожал, когда он ответил ей:
- Отстань. Я не танцую вообще, поймешь ты это или нет?
Элен немного растерялась:
- Но я хочу танцевать.
- Так потанцуй с кем-нибудь другим.
- А Вы разве не будете ревновать?
Тут он посмотрел на нее с такой злостью, что она сразу отпустила его рукав и присмирела. Она села на стул рядом с ним и некоторое время молчала. Я же видел, как Жермен, отвернувшись от нее, прошептал в ее сторону одно их тех ругательств, которые женщины не любят. Говорят, что  эти слова разлагают их тонкий слух и нежную натуру. На самом деле они им просто портят настроение. Слух тут совершенно ни причем.
Элен не пошла танцевать, видно, она посчитала, что это будет неприлично: в день свадьбы танцевать не с мужем, а с посторонним мужчиной. Если бы я не чувствовал себя на этой свадьбе совсем случайным гостем, может быть, я бы сам позвал ее танцевать. А так – не имел права. Слишком уж никем я был здесь.
Пару раз я подходил к Жермену и разговаривал с ним. Долг порядочного гостя требовал не только того, чтобы я развлекался за чужой счет да болтал с Анри де Белем о продаже имения, но чтобы я еще и выказал почтение хозяевам. Жермен оказался очень радушным человеком. Все так же продолжая глядеть исподлобья, он сказал, что не может быть и речи и том, чтобы я уехал со свадьбы раньше. Он просто обидится, если я так сделаю. («Я же говорил!» – сказал мне потом де Бель). Жермен сказал, что выделит мне отдельную комнату, где я смогу переночевать, чтобы завтра продолжить праздник.
Это было обычное гостеприимство, но отказаться от такого было трудно.
Таких шикарных деревенских танцев я еще нигде не встречал. В Париже такого не было. Там все было чинно и аристократично. Здесь – весело, с размахом, по-деревенски. Я думал, что такие танцы могут плясать только не уважающие себя люди типа крестьян. На самом деле я уже сам вскоре отплясывал такое, что у Маргариты бы встали на голове волосы, если бы она увидела.
Я заметил, что Элен тоже трудно было усидеть на месте. Она мужественно сидела рядом с Жерменом часа два, потом все же пошла в пляс. И хоть он утверждал, что ревновать ее не будет, но лицо у него было такое, словно он ее порвать готов, как только она вернется.
Кто-то рядом со мной сказал своему соседу:
- Видишь, как расшалилась невеста? Ну, Жермен ей вставит, как только останутся одни. На людях он не будет ей выговаривать. Подождет до удобного момента. Но завтра – я ручаюсь – она уже не будет так себя вести.
Странная пара, удивительная. Как, интересно, у них сложится дальнейшая судьба? Хотелось бы за этим проследить. Но как? Если только не продавать свое имение де Белю и наведываться сюда время от времени.
Этой ночью я долго не мог заснуть. Сначала я думал о том, что попал сюда случайно и все так странно устроено в жизни. Что вообще такое случай? Кому-то на долю выпадает одно, кому-то другое, как это все в жизни происходит?
Потом я стал думать об Элен и Жермене. Не может быть, чтобы они оставались такими разными и впредь. Кто-то из них должен измениться.  Но кто? Наверное, тот, кто сильнее, останется прежним, а другой будет подстраиваться под него. Наверное, долго им придется притираться друг к другу.
Я и не знал, что это произойдет очень быстро.

Глава 2

Утром следующего дня Жермен появился перед гостями весьма довольный. Он походил на кота, который нежится на кресле перед камином. Его брови заняли место, которое им полагается на лице. Теперь можно было даже разглядеть его глаза. И в них читалось довольство.
Молодая долго не появлялась. Говорили, что она заставляет себя ждать, так как прихорашивается и пудрит носик. Но можно было уже обпудрить себе все тело, а ее все не было и не было.
Я думал о том, что когда мы с Маргаритой поженимся, то не будем заставлять гостей ждать и от нечего делать городить всякие глупости. Наверное, после свадьбы мы будем появляться вместе, как и положено молодым мужу и жене.
Элен появилась поздно, после того, как за ней специально послали. И когда она вышла к гостям, на мгновение стало тихо: замерли шуточки, смех, разговоры, чоканье бокалов.
Она выглядела просто ужасно. Казалось бы: та же самая Элен, что и вчера, в том же платье и с тем же веночком в волосах. Но что-то изменилось у нее внутри: что-то будто надломилось в ней. Это и словами-то не опишешь, но разница была просто колоссальная.
Трудно найти слова, чтобы описать, как она выглядела. Лучше всего было бы сказать: она была бледная и совершенно не улыбалась. К этому можно было бы добавить еще кучу всего, например, мешки под глазами, но эти мелочи не бросались в глаза.
Жермен взял ее бледную руку в свою:
- Ну как спалось, дорогая?
Он сказал это излишне медовым голосом, в котором слышалось столько дегтя, что на полную бочку бы хватило. Элен что-то проговорила в ответ, даже не взглянув на своего мужа.
- Как Вам спалось в этом замке? Мягкая была перина? – продолжал глумиться Жермен.
Хотя, может, он искренне интересовался: разве разберешь? Человек интересуется другим человеком. Только зачем он это делает: из искренних побуждений или чтобы сделать ему больно?
Постепенно гости все-таки заговорили: не все же им молчать, как завороженным. А я, признаться, не мог обрести дара речи. Я уже не обращал внимания на Анри де Беля и на мою очаровательную рыжеволосую соседку слева, которая с утра пыталась строить мне глазки. Я все смотрел на молодоженов и недоумевал: неужели это может быть на самом деле?
Вчера картина была совсем другой. Формально – Жермен показывал свою вежливость и заинтересованность. На деле же он просто над ней издевался. Наверное, мстил за вчерашнее. Только вчера она доставляла ему неприятности от незнания и неопытности, а он – в отместку. Он специально разговаривал с ней сладким медовым голосом и даже держал за руку. Но я видел, как неприятно ей его прикосновение и все то, что он говорит.
Ощущение было такое, что она не вполне понимает, где она и что с ней. Так выглядит человек, который либо сильно выпил и продолжает сидеть за столом по инерции. Либо которого огорошили какой-то ужасной новостью типа: «У вас умерла тетя».
Я слышал разговоры за столом:
- Посмотрите на молодую жену, он же от нее ни кровиночки не оставил!
- А я всегда говорила: замуж надо выходить не девственницей.
- Чем они там занимались всю ночь, что она так плохо выглядит?
- Ничего, привыкнет. Видно, поначалу тяжело.
- Жермен только на вид старик стариком, а на самом деле вон сколько девок в селе обрюхатил!
Эти разговоры долетали и до молодых. Но на Элен сейчас трудно было произвести какое-то впечатление. А Жермену они, кажется, нравились. Он еще больше выпячивал свою петушиную грудь.
Я вспоминал сказки про вампиров или про Синюю Бороду. И мне становилось просто не по себе. Я не был согласен с тем, чтобы молодость и жизнь уходили из человека так быстро и так внезапно.
- Ты что как замороженный? – обратился ко мне Анри де Бель, тормоша за руку. – Не скучай, веселье в самом разгаре!
- Да уж… - проворчал я.
- Ты из-за невесты? Не переживай! Ну, не важно она выглядит, так сама же виновата. Вон как вчера издевалась над стариком. Теперь его очередь.
- Это несправедливо.
- Да, но жизнь вообще несправедливая штука. Надо было думать, за кого идти замуж.
Тут меня словно прорвало:
- Думать? Думают у нас только одни мужчины, а она – женщина. За нее подумали отец да жених. Ее саму никто не спрашивал. А теперь она вынуждена подчиняться этому человеку, так как его жена. И от этого никуда не денешься. У нее тут никого нет: ни родственников, ни друзей. Ее выпихали замуж и забыли…
Я чуть не добавил: «Бросили, как котенка в воду: выплывет – ладно, не выплывет – жалеть никто не будет!» Но вовремя осекся. Все-таки Анри был высокого мнения о Жермене. Я почувствовал, как он не согласен со мной.
- Жермен сделал очень много добра соседям, - веско сказал Анри.
- Какого, например?
- Ну… Сразу и не упомнишь.
Вот и ответ: «сразу не упомнишь». А может, и не было никакого добра? Спорить с Анри я не стал. В некотором роде я тоже был похож на Элен: я был на этом празднике совершенно один. Я оказался здесь случайно, так как не должен был вообще быть здесь.
А она, к сожалению, нет – она была главной героиней этой свадьбы. Вся эта шумиха устраивалась для нее.
Мне страшно захотелось домой. Весь этот праздник встал поперек горла. Я с тоской смотрел на праздничные столы и на нарядных гостей, на слуг, которые готовились к охоте.
Анри словно почувствовал мое настроение.
- Вы же останетесь на охоту? – спросил он меня.
Я любезно улыбнулся. Пока улыбался, думал, что ему ответить. Но это мне не понадобилось. Анри де Бель сразу же стал меня уговаривать:
- Леса де Ковиньяка славятся дичью. Там такая оленятина бегает, что просто грех не поохотиться. Оставайтесь! Нас ожидает еще много всего интересного.
- Да, конечно, - ответил я.
- Кстати, у меня к Вам предложение. Вам же надо хотя бы осмотреть свое имение, так? Может, после охоты у нас выкроится время, чтобы я показал Вам его? Конечно, можно обратиться к слугам или эконому. Но я был другом Вашего покойного дяди, часто бывал у него и знаю его имение как свои пять пальцев.
- Там тоже водится оленятина?
Анри де Бель засмеялся:
- Вы делаете успехи, Режинальд! Начинаете разбираться в своем имении!
Леса Ковиньяка на самом деле  оказались прекрасны. Там я действительно наслаждался охотой, природой, общением с людьми. Я увидел, что Жермен хороший хозяин, который заботится о своих гостях и хочет лучше их развлечь. Мы с ним немного поговорили о Париже, в котором он давно не был.
В общем, охота мне понравилась. Там не было Элен. И ничего не напоминало мне о ней. Все было просто замечательно.
Пока мы не вернулись в замок.
Элен встретила нас с красными от слез глазами. Какая-то девушка начала сразу же ей пенять:
- Зачем ревела? Ну, что тебя расстроило?
Гости опять начали отпускать шуточки:
- Это она по молодому мужу соскучилась.
- Совсем плохо девчонке. Теперь уже плакать начала.
- Не люблю плакс. Они плачут специально, чтобы привлечь к себе внимание. Хочет от мужа ласку получить.
Но мне казалось, что на самом деле Элен немного ожила, пока не было мужа. Заплаканные глаза – это верный признак того, что человек начал возвращаться к жизни. Мертвецы не плачут. А с утра она была больше похожа на мертвеца, чем на живого человека.
Было в ее образе что-то очень знакомое, что я очень хорошо знал. Я не сразу догадался, что она просто напоминает мне загнанное животное, которое уже отчаялось спастись. Я только что видел такое на охоте.
Слуги развели огонь прямо в саду, разделали тушу оленя и стали зажаривать его. От костра брызгали искры. Молодежь тут же бросилась в пляс. Моя очаровательная соседка нашла меня и попыталась вытащить в круг танцующих. Но я  отговорился:
- Мне надо съездить кое-куда с Анри де Белем.
Тот потом признался мне:
- Я уж думал, ты начихал на свое имение. Я решил не отвлекать от тебя от такой красотки. Я же видел, что ты хочешь танцевать. Ты на свадьбе, надо пользоваться моментом. Имение может и подождать.
- Да, только вспомните, как я попал на эту свадьбу, - ответил я. – На самом деле я приехал сюда ради имения. Да и к тому же, у меня в Париже есть невеста. Думаю, было бы неправильно с моей стороны заигрывать с другими девушками.
- Похвально. Когда свадьба?
- Не знаю. Маргарита еще думает.
- Думает, когда назначить венчание?
- Думает, выходить за меня замуж или нет, - честно признался я.
- Вы так уверены в ней?
- Конечно. Мы с ее отцом уже давно все решили. Остались лишь формальности.
Анри засмеялся:
- Понятно. Как Жермен де Ковиньяк. Он тоже договорился о свадьбе без какого-либо участия невесты.
Я возмутился. Я похож на Ковиньяка?! Все мое существо восставало против этого. Да как посмел этот Анри сравнить мои чистые и почти святые отношения с Маргаритой и эту гнилую свадьбу Ковиньяка?! Между нами нет и не может быть ничего общего!
Но, с другой стороны, я сказал так, будто это было похоже.
Но я всего лишь так выразился. Неправильно подобрал слова.
Но ведь подобрал же!
Я сам не мог понять, что так сильно меня возмущает. Хотелось оправдаться перед Анри. Останавливало меня только то, что я понимал: обычно оправдания звучат жалко. И все же я попытался:
- Маргарита любит меня!
- И Элен будет вынуждена полюбить Жермена. А куда деться? Ведь лучше заставить себя полюбить своего мужа, чем всю жизнь жить с нелюбимым, верно?
Я представил, что Элен будет жить со своим мужем всю жизнь, и подумал, что она не сможет выносить это долго. Если она сегодня утром уже выглядела, как мертвец, что от нее останется через месяц? Через год? Протянет ли она этот год? Или действительно полюбит Жермена от безысходности?
Анри оказался хорошо осведомлен о моем имении. Он провел меня по замку с краткой экскурсией. А потом мы поднялись на угловую башню, из окна которой открывался широкий вид, и он показал мне мои земли.
- Не скрою, - сказал Анри, - я бы хотел выкупить это поместье. Мне оно давно нравится. С самого детства. Но, с другой стороны, мне очень приятно будет обзавестись таким соседом, как Вы. Я рад нашему с Вами знакомству.
Я был польщен. Соседство с Анри де Белем было бы мне приятно. Но я вспомнил, что буду также соседствовать и с Жерменом де Ковиньяк, и мне стало жутко. Лучше продать все к черту и избавиться от этого раз и навсегда.
Но тогда я никогда в жизни не увижу больше Элен и ничего про нее не узнаю.
Я тут же остановил себя: какое мне дело до Элен? Но все же ощущение какой-то потери было, и от него невозможно было избавиться. Неудачный момент я выбрал для осмотра своего нового имения. Приехал бы днем раньше, и даже бы не познакомился с Жерменом.
- Мне нужно подумать, посоветоваться. Я напишу, как только мы все решим, - ответил я.
Мы спустились с башни, когда уже смеркалось.
- Поехали обратно на свадьбу? – сказал Анри.
- Нет уж. Вы у меня в гостях. Не забывайте: это мое поместье. Разве я могу отпустить Вас, не угостив ужином?
Анри облизнулся: наверное, вспомнил оленятину, которую готовил Ковиньяк. Но делать нечего, и он остался на мой скудный ужин, который наспех делали слуги.
Я только потом понял, что специально тянул время: очень уж мне не хотелось ехать обратно к Ковиньяку.

Глава 3

- Куда Вы пропали? – выговаривала мне моя рыжеволосая соседка. – Вас весь вечер не было! И мне пришлось танцевать с месье де Плюме, а он так неуклюж!
Она пыталась мне еще что-то выговаривать. Но я ее остановил:
- Скажите лучше, где Жермен де Ковиньяк с женой?
- Они уже удалились. Пошли спать. Надо же, в конце концов, супружеский долг исполнять, а не только гостей развлекать.
В этот момент я подумал, что надо продавать свое имение и не жалеть об этом.

Мои худшие опасения оправдались. Утром следующего дня Элен выглядела еще хуже. У нее под глазами залегли огромные тени, а нижняя губы была разбита и опухла. В таком виде ей не хотелось появляться перед гостями. Но этого требовал долг хозяйки. А может, этого требовал Жермен. Элен сидела за столом, скрючившись, вжав голову в плечи и спрятавшись таким образом от всего мира. Она ни с кем не разговаривала и смотрела только вниз, себе в тарелку. Однако к еде она и не притрагивалась.
И снова, как предыдущим утром, гости зашептались меж собой. Я слышал многие голоса. И те, что говорили, какой Жермен молодец, не дает себя в обиду наглой самодовольной женщине. Были и те, что в открытую начали возмущаться всем происходящим. Кто-то из друзей Жермена подошел к нему и выговаривал:
- Ты что, гибели ее хочешь? Совсем затрахал девчонку. Хоть бы людей постыдился. Они же все видят и все понимают.
- Понимают? Она плачет по своей семье. А губу себе разбила, когда смотрелась в зеркало и снимала пудру перед сном! А я тут совершенно ни причем!
Но если бы это было так, они бы выглядели по-другому. Они были словно сообщающиеся сосуды: из Элен утекала жизненная энергия, а Жермен, наоборот, набирался сил и жизни.
Я не верю, что женщина может разбить себе зеркалом губу, когда смотрится в него. Слишком уж нереально это звучит. Мужчина – может быть. Но настоящая женщина с детства привыкла ухаживать за собой и знать, как она выглядит. Она приучена к зеркалам и умеет пользоваться ими, как своими частями тела.
Некоторое время думал, может, мне стоит подойти ли к Элен. Хотелось как-то поддержать ее. Сказать, что хоть она и чувствует себя здесь одиноко, но в этой толпе гостей есть один человек, который переживает за нее.
Да только бы поняла она это? По-моему, она меня не отличала от всей этой пестрой толпы. Ее не волновали никакие гости, а только ее собственная участь. И не стало бы ей хуже оттого, что кто-то проявил к ней какое-то сочувствие? А потом еще взял и уехал.
Нет уж, лучше ее не трогать. Все равно я никак не смогу повлиять на ее судьбу. Лучше уезжать отсюда, и чем скорее, тем лучше.
Подойти надо было к Жермену и поблагодарить за гостеприимство. Некоторое время я внутренне готовился к этому. Все-таки Жермен мне внушал больше неприязни, чем радости от его гостеприимства. А долг требовал изобразить улыбку на лице и радость во взоре.
Когда я все-таки решился на этот шаг, Жермена за столом не было. Исчезла куда-то и Элен. Я не хотел ждать, когда они вернутся, мне быстрее надо было ехать домой. Поэтому я пошел их искать. Кто-то из гостей видел, как они уединились в беседке, и я направился туда.
Когда я подошел к беседке почти вплотную, я услышал голос Жермена. Я остановился, взявшись рукой за ручку беседки и не решаясь войти.
- Что же ты творишь?! – выговаривал Жермен. – Ты хочешь, чтобы гости говорили о нас плохо? Ты обязана улыбаться. Сейчас же улыбайся!
Мне не было видно, что творится в беседке, но я живо увидел, как Жермен схватил ее за лицо и попытался руками растянуть ей в улыбке рот. В беседке слышалась возня, Элен всхлипнула, Жермен выругался.
- Я не хочу, чтобы гости говорили, что моя жена дурно воспитана! – продолжал Жермен. – Или ты будешь улыбаться им и разговаривать с ними, или этой ночью я тебя…
Вдруг моя рука соскользнула с ручки двери и хлопнула задвижкой. Я вздрогнул и спешно сбежал с крыльца вниз. Я испугался, что меня могут обнаружить на этом месте. Могут обнаружить, что я подслушивал. Пойди потом докажи, что я не хотел!
Я весь был в смятении. Что же делать? Поведение Жермена возмущало все больше. Вызывать его на дуэль? Защищать честь дамы? Неужели он не понимает, что нельзя же так обращаться с человеком!
Но все было против меня. Честь дамы сохранна до тех пор, пока она находится под опекой мужа. Если бы я выступил против Жермена, вот тут чести Элен пришел бы конец. Заговорили бы о том, кто я вообще такой, откуда я появился и почему вмешиваюсь в чужую частную жизнь.
Именно в тот момент я понял, что когда говорят о «чести дамы», то имеют в виду «общественное мнение» об этой даме.
Этим я уже был сыт по горло. Я не желал больше оставаться в этом доме. Я не хотел ни минуты больше видеть это извращение.
Я вспомнил, что в Париже меня ждет милая Маргарита, весьма нормальный и солидный месье Дифенталь, мои нормальные родители и мой нормальный брат. Двор, который всегда открыт и гостеприимен. Приближенные короля, которые могут улыбаться тебе в лицо, шептаться за спиной, но это гораздо лучше того, что я вижу здесь. Тут даже не было масок: все видели, что происходит страшная несправедливость, но никто не мог заступиться. Потому что все понимают, что законы на стороне Жермена де Ковиньяка. И раз он муж, то может делать со своей женой все, что хочет. И может прямо говорить ей об этом. Никто даже пикнуть не посмеет.
Я тоже не смел. Кто я тут, в этой деревне? Меня никто не знает, у них свои правила. В чужой монастырь со своим уставом нельзя лезть. Я случайно здесь оказался, и мне нужно так же случайно убираться отсюда.
И чем скорее, тем лучше.
Я пошел на конюшню и приказал слуге отвязать моего коня. Мой голос дрожал, когда я отдавал этот приказ. Меня трясло, когда я вскакивал на коня. Возмущение и несогласие во мне плескались через край.
Я гнал коня галопом. А потом понял, что я сбегаю не от Ковиньяка, а от себя самого. Мне просто противно оттого, что я трус. А как по-другому назвать мое поведение? Я испугался быть пойманным на месте преступления, и поэтому сбежал. Я никак не вступился за Элен, хотя видел эту несправедливость, потому что испугался нарушить свое спокойствие. Я даже не попрощался с Анри де Белем, который оказался весьма любезным и приятным человеком. Мне с ним еще вести переписку, продавать имение, поддерживать какие-то связи. Я не сказал «до свидания» никому из гостей, и это было верхом неприличия. Меня возмущает тут один только Жермен, причем тут его гости? И самое главное – как я мог так низко пасть, что поддался трусости и панике и забыл о правилах приличия? И после этого утверждать, что я лучше Жермена де Ковиньяк? Не зря Анри вчера назвал нас похожими. Теперь я увидел это сходство между нами.

Конь – удивительное животное. Никакое другое с ним не сравнится. Хороший конь чувствует настроение своего хозяина. И в некоторых случаях они словно превращаются в единый организм.
Так случилось и со мной. Я был слегка не в себе, когда выезжал из ворот поместья Жермена де Ковиньяка. Я ничего не видел перед собой и ничего не соображал.
Когда я пришел в себя, то увидел, что мой конь мирно щиплет травку в кювете дороги. И я понял, что он просто почувствовал мое настроение: я хочу вернуться и исправить свою оплошность.
Я должен себя реабилитировать. Я могу оставить коня у ближайшего дерева, сам – добраться до гостей, найти там Жермена и сказать ему «До свидания». Он даже не заподозрит, что я сбежал от него, а потом вернулся. Особенно если я не вернусь к нему через ворота, а пройду через лес. Вчера мы с Анри уезжали отсюда осматривать мое имение, и я запомнил, как можно добраться до накрытых столов в саду, минуя ворота и конюшни.
Так я и сделал.
Конь – удивительное животное. Он чувствует настроение своего хозяина. Он остался, привязанным к дереву, мирно щипать траву и ждать меня.
Я добрался до гостей, которые все продолжали сидеть за праздничными столами.
- Куда Вы пропали, месье де Люма? – прицепилась ко мне рыжеволосая соседка. – Этот дурачок месье де Плюме меня уже достал!
Я вежливо поклонился девушке:
- Извините, но теперь вам придется развлекаться именно с де Плюме, потому что я уезжаю.
Она сделала разочарование на своем прелестном личике. Вышло у нее неплохо. Я бы даже мог поверить, что разочарование искренне, если бы вообще мог думать сейчас о какой-то рыжеволосой девчонке. Слишком уж не до того мне было.
Я пожал руку Анри де Белю и обещал ему связаться с ним позже. Я раскланялся всем гостям, как полагается, и подошел к Жермену де Ковиньяку. В конце концов, в нем было что-то, за что его можно было похвалить. Я сказал, что тронут этим сердечным приемом и как радушно меня приняли на чужом празднике. И это было действительно так.
- А где мадам де Ковиньяк? – спросил я об Элен.
- Она немного устала и пошла отдохнуть.
Я чувствовал, что теряю ее, когда сказал:
- Ну, передайте ей от меня спасибо за гостеприимство.
Вот и все. Я сделал свой долг. Теперь надо было убираться домой.
- Я провожу Вас до конюшни и прикажу там выдать Вам Вашего коня, - сказал гостеприимный де Ковиньяк.
Мне стало жутко. Мой конь давно уже был не в конюшне, только нельзя было, чтобы кто-то узнал об этом. Хоть это и удивительное животное, которое чувствует настроение своего хозяина, нельзя было полагаться на это вечно. Конь не смог бы почувствовать на расстоянии, что надо отвязаться, прибежать обратно в конюшню и встать там на свое старое место.
- О, не стоит утруждаться! – стал я отговаривать Жермена. – Вы и так много сделали для меня. Сидите-сидите. Я сам схожу в конюшню. Я вчера там уже был и все знаю.
Я вздохнул с облегчением только, когда Жермен поймался на эту уловку.
- Ну хорошо, - уступил он.
Мы пожали друг другу руки. В этот момент я действительно чувствовал к нему симпатию: он не пошел в конюшню и не уличил меня в жульничестве!
Я сделал вид, что иду к конюшне: а что другое мне оставалось делать? А потом, когда скрылся из глаз, то повернул в сторону, где оставил своего коня.
Я проходил мимо беседки, в которой недавно подслушал разговор Жермена и Элен. И черт – или Бог – дернул меня туда заглянуть. Я просто хотел убедиться, что она пуста и что никого там нет.
Я открыл дверцу и увидел на скамейке Элен. Сердце у меня упало. Ну, так я и знал, что увижу ее здесь!
Она услышала, что кто-то вошел, внутренне напряглась, но даже не повернула головы. Так и продолжала сидеть в той же позе: спиной ко мне. Видно, она ждала, что я с ней заговорю.
Я откашлялся, чтобы она поняла по голосу, что это не Жермен, а другой человек. Она это поняла и повернулась. Некоторое время мы смотрели друг на друга и молчали. Я подбирал какие-то слова, а что думала она, я даже не знал.
Пока она не улыбнулась. Это у нее вышло механически и совершенно неестественно.
- Вы что-то хотели? – спросила она, и я услышал в ее голосе, что она хочет показаться любезной.
Она просто выполняла то, что от нее требовал Жермен. Он сказал ей улыбаться гостям, и в тот момент, когда она распознала, что я гость, она стала мне улыбаться. Но было в этом что-то до крайности неправильное. Я бы даже сказал, дьявольское. Обычно человек улыбается, когда ему хорошо, а не когда ему плохо.
«Лучше б я не заходил в эту беседку», - подумал я.
Я придумал, что сказать ей. Примерно то же, что и Жермену: «Спасибо за гостеприимство, свадьба была такая веселая». Да только посмею ли я сказать это ей? Кому тут было весело? И вместо этой заготовленной и правильной фразы я зачем-то сказал:
- Поехали со мной.
- Что? – не поняла она.
Я протянул ей руку:
- Пошли.
Она подала мне свою руку, я потянул ее на себя, и она встала со скамейки.
- Что-то случилось? – спросила она обеспокоено. И я порадовался тому, что она может испытывать какие-то чувства. Значит, еще не все потеряно. Значит, ее еще можно спасти.
- Поехали со мной. Если ты здесь останешься, он убьет тебя!
Вот и все, на что она повелась. Этих слов было достаточно, чтобы согнать ее с места и заставить идти со мной.
Мы вышли из беседки. Кругом никого не было. Я ускорил шаг, убираться отсюда надо было как можно быстрее. И вскоре мы уже перешли на бег. Я молился о том, чтобы нас никто не увидел и чтобы быстрей мы вышли на дорогу.
Вот и мой конь, мирно щиплющий травку. Как всегда, он почувствовал настроение своего хозяина, навострил уши и стал нетерпеливо стучать копытом, пока я не отвязал его.
- Верхом ездить умеешь? – спросил я Элен.
- Да.
Я посадил ее впереди себя и пришпорил коня.
С этого момента можно было вздохнуть с облегчением. Нас никто не видел. И я не считал себя больше трусом и тем, кто ничем не может помочь.

Глава 4

Понимать, что натворил, я начал гораздо позже. Осознание этого приходило медленно. И наконец, я понял, что похитил чужую жену. Формально это именно так и звучало.
Мне казалось, я спас Элен от ее ужасного мужа. Но формально это называлось – умыкнуть чужую жену и обесчестить ее. Какая может быть честь у похищенной дамы?
«Но ведь она послушалась меня, она захотела со мной ехать», - уговаривал я сам себя.
Тут надо было посмотреть в лицо реальности. Для этого было достаточно взглянуть в лицо Элен. Оно было таким же, как я привык его видеть: ничего не выражающим, забитым и спрятавшимся. Она смотрела прямо перед собой и вряд ли что-то соображала.
Я почувствовал смятение: что я натворил? Как теперь выкручиваться? Как теперь смотреть в лицо Маргарите и ее родственникам? Как я смогу написать Анри де Белю? Как мне вообще дальше жить после этого?
Если бы Элен выразила хоть что-то, мне было бы легче. Но я напрасно пытался найти в ее лице хоть каплю понимания того, что тут происходит. До меня медленно доходило, что я натворил. До нее, видно, еще медленнее.
«Может, она душевнобольная?» – подумалось мне. Это была хорошая, успокаивающая мысль. Куча доводов была за это. Например, только душевнобольная женщина могла разбить себе губу зеркалом. Это была очень удобная версия. Душевнобольную можно прямо сейчас высадить и оставить здесь. Я с чистой совестью поезду в Париж и забуду обо всем. Ее когда-нибудь найдут, а она даже не сможет рассказать, что с ней произошло. А если и расскажет, ей не поверят, так как она душевнобольная.
Мне было жаль, но пришлось отмести эту удобную теорию как несостоятельную. Я не смогу бросить женщину посреди леса на произвол судьбы. Тогда я буду не только трусом, но и последним негодяем. Вот тогда я уж точно не посмею взглянуть в глаза Маргарите, месье Диффенталю и другим людям.
Раз уж взялся за дело, надо доводить его до конца. Надо позаботиться об Элен, даже если она душевнобольная.
И самое главное – ее не могут не хватиться. Рано или поздно кто-нибудь обнаружит, что она исчезла. И что подумают? Не будет ли подозрительно: только уехал Режинальд де Люма, как тут же исчезла Элен. Я вообще отличался от других гостей. Все они были приглашены, а я попал случайно. Все знали жениха, а я первый раз его увидел. И в конце концов, все знали, где они живут. А кто что знал обо мне? Кто я такой? Откуда я? Ах да, из Парижа. Так попробуйте там найти кого-нибудь, Париж-то большой!
Боже, что я наделал! Я подставил себя самым конкретным образом. Я словно расписался в том, что совершил преступление.
Злость моя переметнулась на Элен. А она чем думала? Поехала с незнакомым человеком не понять куда! Она даже не знает, куда я ее везу!
Правда, я тоже об этом не знаю.
Потом я подумал, что все-таки поступил правильно. Я бы жалел, если бы не сделал это. Я бы думал, что оставил Элен на верную гибель, как жену Синей Бороды. И пусть сейчас я растерян и не знаю, что делать. Но я смогу решить все эти проблемы и сделать так, чтобы не было стыдно.
- Ты рада, что я тебя увез? – спросил я.
- Да, - ответила она.
Однако ее ответ прозвучал неубедительно.
- Тебе не холодно? – спросил я.
- Нет.
- Тебе удобно на лошади?
- Да.
Я не сдержался и хмыкнул. Как может быть удобно – сидеть на лошади боком, путаясь в длиной юбке, при каждом шаге коня биться плечом в грудь незнакомого мужчины и при этом не знать, куда тебя везут. Я не поверил ей. Мне казалось, что отвечает не она, а что-то у ней внутри. Отвечает так, чтобы было «правильно», чтобы показаться любезной или некапризной. Жермен сказал ей улыбаться гостям. Возможно, он сказал ей производить хорошее впечатление, что она сейчас и выполняла.
Довольно грубовато я продолжал свои расспросы:
- Может, ты голодна?
- Нет.
- Пить хочешь?
- Нет.
Тогда я задал вопрос, который никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя задавать дамам.
- В туалет хочешь?
Я успел себя обругать за то, что позволяю себе лишнее. Как бы я не относился сейчас к Элен, надо все-таки иметь чувство меры.
Но вдруг она ответила:
- Да. Если мы будем проезжать мимо какого-нибудь трактира…
Вот это был ответ скорее от нее, чем от роли в игре, которую она играла. Может, я и плохо себя повел, когда задал такой неприличный вопрос, но результата я добился.
Оставалось найти трактир. И тут до меня дошло, что когда снарядят погоню за сбежавшей женой, первым делом будут искать ее на этой дороге, которая ведет к Парижу, и в ближайшем трактире на ней.
Я под нос себе выругался. Это услышала Элен: мой нос был слишком уж близко от нее.
- Как ты думаешь, сколько по времени тебя могут не хватиться? – задал я глупый вопрос.
И получил вполне разумный ответ:
- Я не знаю.
- Нам нельзя ехать в трактир. Нельзя, чтобы нас там видели, чтобы мы оставляли след. По следу легко найти человека. А я не хочу, чтобы нас находили.
- Что тогда делать?
Я свернул в ближайшем месте, где только можно было, с главной дороги. И сейчас ехал не в Париж, а куда-то в сторону. От этого было ощущение, что я еду не по прямой, а петляю возле поместья де Ковиньяка и скоро вообще появлюсь у него возле обеденного стола. Этих мест я не знал и все время ожидал, что кто-нибудь нагонит меня сзади и будет очень неприятный разговор.
Нам попался трактир у дороги. Мы не стали тратить в нем время. Я заказал легкий экипаж на двух человек и попросил дать нам с собой ужин. Мы пробыли тут минут десять, не больше. А потом продолжили свое путешествие в экипаже. Конечно, он едет медленней, чем конь. Но со мной была дама, и надо было позаботиться об удобстве.
Ехали мы молча. И как я не был обеспокоен возможной погоней, все же в экипаже было намного легче. Я даже прикорнул там и отлично выспался, несмотря на тряску. Проснулся я, когда за окном было темно, а наш кучер стучал в окно экипажа:
- Приехали!
Я открыл глаза и увидел в темноте, что Элен, скрючившись от холода, сидит на самом краешке скамьи. Она была такая тоненькая, что, казалось, скоро сольется со стеной. А на оставшемся месте развалился я.
- Извини, - сказал я, поднимаясь и садясь на скамейке.
- Ничего, - ответила она.
Я крикнул кучеру:
- А куда мы приехали?
- На постоялый двор! Здесь можно переночевать, а утром отправляться в путь. Да вы не стесняйтесь, комнаты тут хорошие!
Я тяжело вздохнул, посмотрел на Элен и почти ничего не увидел в темноте. Была б моя воля, я бы поехал дальше. Но она была женщина, и нужно было учитывать это. Она нуждалась в покое и отдыхе.
- Устала? – спросил я.
- Нет.
Это ответила не она, а воспитание, вколоченное в нее Жерменом. Уж я-то знал, что просидеть несколько часов подряд на краешке скамейки, когда рядом похрапывает, раскинувшись во сне, другой человек, - довольно тяжело.
- И все же придется переночевать здесь, - сказал я. - Завтра с рассветом отправимся в путь. Давай притворимся другими людьми, чтобы нас не нашли по нашим следам. Зови меня не настоящим именем, а, например, Жак. А я тебя буду звать Жаклина, хорошо?
Элен кивнула головой и сказала:
- Я бы и не смогла назвать тебе настоящим именем. Я не помню, как тебя зовут.

Глава 5

Я вовремя подумал, что Жак и Жаклина должны быть братом и сестрой, а не мужем и женой, как я подумал вначале. Иначе дело могло кончиться тем, что нас с Элен поселили бы в одну комнату, а это бы уже перешло все допустимые границы.
- Давай сделаем так, - сказал я Элен, когда мы поднялись на второй этаж и остановились у дверей своих комнат. – Мы сейчас принимаем ванну, а потом собираемся вместе. Надо обсудить, что делать дальше. У тебя есть какие-то мысли на этот счет?
- Нет, - ответила она.
Говорила Элен очень мало. Обычно это были слова «нет» и «да», которые она чередовала в зависимости от ситуации. Я подумал, что обсуждать что-то с таким молчаливым человеком будет очень трудно. Но что поделаешь? Мы оба в этой заварушке, и надо действовать сообща.
Я знал, что обычно женщины намываются больше мужчин, поэтому сразу сказал:
- Как примешь ванну, приходи ко мне в комнату. Я буду тебя ждать.
- Хорошо, - сказала Элен.
Это было очень странное ощущение: остаться одному и предаться своим мыслям. Я весь день провел вместе с Элен, но она не обмолвилась со мной ни словом, если не считать «да» и «нет». Она молчала всю дорогу, я ее не расспрашивал. Я мог так же предаваться своим мыслям, находясь рядом с молчащей Элен. Но это было другое.
Оставшись один в этой комнате, я вспомнил Маргариту. Теперь я имел право думать о ней. А рядом с Элен это казалось неприемлемым. Как можно думать о своей невесте, когда рядом сидит украденная тобой чужая жена?
Раздался робкий стук в дверь – такой робкий, что я бы его не услышал, если бы не ждал. Я подскочил с кровати и открыл дверь. На пороге стояла Элен. Волосы у нее были мокрые. От этого она казалась еще несчастнее, чем обычно. Казалось, что она только что попала под дождь и вымокла до нитки.
- Заходи, - пригласил я ее.
Она зашла, но вела себя как-то странно. Она остановилась у кровати и начала теребить что-то в руках. Она вела себя так натянуто, что мне против воли стало как-то не по себе. Словно я виноват в чем-то и делаю что-то ужасное.
- Садись, - пригласил я ее, стараясь загладить свое негостеприимство. Может, это проймет ее и она оттает?
Она послушно села в кресло у камина и продолжала теребить что-то в руках. Я почувствовал, что у нас не получится радушного разговора. Как можно всерьез обсуждать что-то, когда человек как будто бы находится не здесь? Я знал, что переговоры с Элен будут трудными, но не предполагал, что до такой степени. Я даже не знал, с чего начать.
- Ну что ты сидишь? – с раздражением спросил я ее.
На самом деле я был больше зол на себя: чувствовал себя последним идиотом, который не может просто поговорить с человеком.
Элен послушно встала. Ее дыхание участилось. Она поднесла руки к корсету и стала медленно его расшнуровывать.
И только тут я осознал, что происходит. Элен пришла сюда, как на заклание. А я пытался начать с ней разговор. Конечно, ей было не до этого!
Некоторое время я смотрел, как она нервными пальцами расшнуровывает свой корсет. Потом сделал протестующее движение:
- Перестань!
Я отвернулся от нее, но каким-то чутьем видел, что она замерла и стала теребить тесемки, которые пыталась расшнуровать.
- Сейчас же застегнись обратно, - сказал я ей.
Молчание. Я не видел, что она делает, но чувствовал от нее недоумение. Я не выдержал и повернулся:
- Как тебе не стыдно! Как ты могла подумать, что я хочу воспользоваться тобой? Я, по-твоему, извращенец какой-то?
Я понял, что вполне мог казаться именно таким. Что могла знать обо мне Элен? Я похитил ее от мужа, привез в какой-то трактир и пригласил к себе в комнату. Сказал: «Прими ванну и приходи ко мне. Я буду тебя ждать». Что ей еще оставалось думать? Мы с ней даже не общались. Всю эту дорогу она могла перебирать всякие мысли в голове и придти к самым нелепым выводам. Я тоже думал не бог весть что.
Элен впервые посмотрела на меня более-менее осмысленным взглядом. Она была удивлена.
- А зачем же ты меня сюда привез? – спросила она.
Я тихо застонал от собственного бессилия. Мне казалось, что я не смогу объяснить ей зачем. Мне хотелось обругать ее дурой. Но я сдержался, потому что понимал: пользы от этого никакой не будет.  Дурой можно назвать умную женщину, которая совершает какую-то глупость. Тогда она может одуматься, посмотреть на  себя со стороны и исправиться. А тут совершенно другое. Все равно как дразнить свинью свиньей: она этого не поймет и это ее не заденет. К тому же, примешивалось то, что я сам себя в тот момент не считал умным. Иначе как-то бы смог объяснить Элен, что происходит.
Я хотел сказать, что не смог бы оставить ее с мужем, так как тот бы ее свел в могилу. Но я не смог сказать даже это. Сейчас мне думалось, что все было не так уж и плохо. Может, я все преувеличил? Жермен и Элен были хорошей парой. Не хуже, чем тысячи других. Говорили же про них люди, что молодая жена просто не привыкла к замужеству. Пожили бы еще немного, так притерлись бы. Я просто не знал их обоих. А у них все было нормально: начиналась семейная жизнь. А я бесстыдно вмешался, распорядился чужими судьбами, не подумал, что мне все могло померещиться.
Я тут же обругал себя за эти мысли. Я  не имел права думать таким образом. Я должен был доверять своим глазам, свои ушам и своему сердцу. И они все говорили мне, что если бы я не украл Элен у ее законного мужа, он бы ее доконал.
Иначе не стояла бы тут передо мной эта дурочка, которая и двух слов связать не может.
Я бессильно посмотрел на нее.
- Ты хочешь вернуться к мужу? – спросил я.
В эту же секунду Элен вздрогнула, и на ее лице отразился испуг.
- Нет, - быстро ответила она.
- Ну и вот, видишь. Поэтому я тебя и увез. Я просто не хотел, чтобы он тебя мучил.
Элен недоверчиво смотрела на меня.
- Спасибо, - осторожно сказала она. - А что я тебе за это должна?
Ну как вот объяснить ей, что ничего она не должна? Или, может, потребовать с нее, чтобы не вела себя, как дурочка? Но ведь я украл ее не за этим.
- Давай договоримся. Никто из нас никому ничего не должен.
Элен скептически хмыкнула.
- Как ты можешь так говорить?
- А что?
- Если ты мне ничего не должен, то ты можешь ехать дальше, а меня оставить здесь. Пока меня не найдет Жермен. Я уверена, что он снарядит какую-нибудь погоню за нами.
- Я не имел в виду, что я тебе не должен. Я говорил, что ты мне не должна.
- Но ты сказал…
Тут мы оба обратили внимание, что перешли на повышенные тона. Надо было взять себя в руки, ведь сейчас ночное время. Мы не одни на постоялом дворе. Тут есть люди, которые сейчас спят, и будить их своими нелепыми криками не хотелось. Не должны так вести себя Жак и Жаклина, которые хотят остаться незамеченными.
- Давай так, - сказал я. – Просто обсудим, что нам лучше всего делать. Без всяких «должен» или «стыдно» или «страшно». В общем, оставим все чувства позади. Что мы должны делать?
Некоторое время Элен молчала, раздумывая. Потом сказала:
- Ехать дальше. Жермен, конечно же, давно хватился меня. Надо найти где-то надежное убежище, а не застревать где-то среди леса.
- Но ты, возможно, устала.
- Я устану еще больше, если Жермен меня поймает. Ты сам сказал, что надо оставить всякие «должен» и другие чувства. Честно говоря, я просто не смогу уснуть, если буду знать, что мы никуда не движемся, а Жермен приближается.
Я нервно заходил по комнате.
- У меня было такое же чувство: спать невозможно. Надо ехать.
- Куда?
- В Париж. Я там живу.
- Жермен будет тебя там искать?
- Жермен не знает, где я живу. Я попал на эту свадьбу случайно.
- Случайно? – переспросила Элен и хмыкнула от недоверия.
Я понял, что она имеет в виду. Если человек делает «случайно» судьбоносные вещи, их нельзя назвать случайностью.
- А ты где живешь? – спросил я.
- Недалеко от Тулузы. Но если я приеду домой, родители тут же пошлют меня обратно к Жермену.
- У тебя есть какие-то родственники в других местах?
- Есть. Но они пошлют меня обратно к родителям, а те – обратно к Жермену. Хотя… Есть еще монастырь, где я воспитывалась. Они бы, наверное, приютили меня.
- Где он?
- В предместьях Парижа.
- А Жермен не станет тебя там искать?
- Наверное, нет. Но если он сообщит родителям, то они станут. И  если они меня там найдут…
- … то вернут Жермену, ясно, - закончил я за нее. – Делать нечего. Придется ехать в Париж.
- В монастырь?
- Нет, в другое место. Там, где даже никому в голову не придет тебя искать.
- А что это за место?
- Пока еще не придумал.
- А что я буду за это должна?
Я засмеялся:
- Да ничего ты не будешь должна, мы же договаривались. Хватит ко мне приставать со своими глупостями.
- Но я не смогу ничем тебе заплатить.
Тут я снова повысил голос:
- Тебе было недостаточно того, что ты заплатила Жермену? Ты еще кому-то хочешь заплатить?
- Как ты смеешь?! – сказала она.
- Я еще и не то посмею, если ты еще хоть раз поднимешь эту тему, ясно?
Ей не было ясно: она стояла передо мной и сжимала кулаки. И я понял, что она сделала огромный шаг вперед. Она способна испытывать какие-то чувства, она может кричать, дать отпор. И никакая она не дурочка. И вовсе она не душевнобольная. Она живой человек, который может жить, думать, чувствовать. Как-то незаметно она вернула себе все эти утраченные способности. Разве это было не чудо? Из человека, который может сказать лишь «да» и «нет» или улыбаться гостям по заказу, она превратилась в человека, который может спорить, не соглашаться с чем-то и сжимать кулаки.
- Элен, нам нельзя ссориться, - сказал я. – У нас есть один общий враг. Если мы с тобой поссоримся, враг может нас одолеть. Это старый древний закон, и от него никуда не денешься. Так что давай будем слушать и уважать друг друга.
- Давай, - процедила она сквозь зубы.
Мы спустились вниз.
- Нам с сестрой не спится, - сказал я хозяину постоялого двора. – Дело в том, что у нас дядюшка при смерти. Мы спешим к нему, чтобы еще увидеть его живым. Нам никак нельзя задерживаться. Так что мы лучше поедем. Есть у вас свободный кучер?
Послали за кучером, разбудили его. И вскоре мы с Элен снова катили в экипаже. Так же торопили кучера, так же сидели на скамейке, но что-то изменилось. Наверное, не тьма за окном, а что-то другое.

Глава 6

- Месье не боится разбойников? – спросил меня кучер, когда мы выезжали за ворота постоялого двора.
- Не, - легкомысленно отмахнулся я.
Как можно бояться разбойников, когда ты вечно думаешь о Жермене де Ковиньяк? Если мне угрожала опасность, то именно от него.
Я не стал объяснять это кучеру. Но он сказал, что вооружен, и чтобы я на всякий случай не убирал оружие далеко. И если дама владеет шпагой или ножом, то лучше дать ей его на всякий случай.
 Всю дорогу, что мы ехали до Парижа, я вздрагивал от каждого всадника, догоняющего экипаж или даже спешащего навстречу. Но мне мерещились не разбойники, а Ковиньяк собственной персоной, который ищет свою похищенную жену.
В дороге мы с Элен пытались поговорить.
- Расскажи о себе, - попросил я.
- Не буду.
- Почему?
- Это будет похоже на жалобы. По-другому рассказать я не смогу. А жаловаться нельзя, это плохо.
Я уступил ее логике. Долгое время мы ехали молча. Потом Элен спросила:
- Что ты думаешь со мной делать?
- Наверное, самый удачный вариант будет – определить тебя в какой-нибудь монастырь.
- Хорошо.
- В Париже и его окрестностях есть много женских монастырей. Надо только выбрать лучший. Я готов оплатить некоторые расходы на тебя.
- Ладно.
- Ты будешь жить в монастыре?
- Буду.
Все складывалось удачно. Но меня угораздило задать еще один вопрос:
- Ты хочешь жить в монастыре?
- Нет, - ответила она.
Я усмехнулся. С таким человеком действительно трудно обсуждать что-то.
- Элен, ты мне сразу говори, что тебе нравится, а что нет, иначе мы не придумаем выход из этой ситуации. Ты хочешь, чтобы я все придумал сам? Но я не могу решать за тебя!
- Да, но мне кажется, что я не имею права что-то требовать.
- Требовать – конечно. Но просить, Элен, давать какие-то пожелания – это обязательно надо.
Элен молча кивнула головой, будто поняла. Я посмотрел на нее в темноте и руки у меня опустились. С ней мне будет очень трудно. То ли она была испорчена воспитанием, то ли общением с мужем. Но у нее совершенно отсутствовало чувство достоинства и желание сделать лучше.
Вот сейчас она сидела в карете, сжавшись в комок. Я догадался по ее виду, что ей холодно. А у нее даже не возникло мысли сказать мне об этом.
Я молча снял с себя кафтан и накинул ей на плечи. Она даже не улыбнулась.
- Спасибо.
- Пожалуйста.
Передряга, в которую я попал, казалась хуже с каждой секундой. Теперь я начал понимать, что не просто вырвал человека с места, а лишил его всего. На ней только одно платье. Больше у нее нет ничего: ни вещей, ни денег, никаких пожитков. Больше того: у нее нет прав. Кто она такая теперь? Сбежавшая жена, которую по закону нужно вернуть мужу? Где она возьмет средства к существованию? Отправить ее работать? Но она не должна работать, она дворянского происхождения. Никто не выделит ей пожизненную ренту. И я тоже не имею права ее содержать. Содержанки мне только не хватало. Я всегда был против них.
- Прости, - сказал я. – Кажется, я обрекаю тебя на нищенскую и бесправную жизнь…
- На жизнь, - повторила она.
Она могла бы сказать: «На нищенскую» или «Обрекаешь», повторить за мной что-нибудь другое. Но она выбрала это слово. Оно было гораздо важнее.

Мы сделали большой крюк, прежде чем добрались Парижа. Это было утомительное путешествие. Мы старались ехать как можно быстрее, и практически нигде не останавливались, чтобы не терять время. Несколько суток тряслись в экипаже: днем и ночью. Иногда выходили в трактирах, чтобы наскоро перекусить.
Париж показался мне таким родным и желанным, как никогда в жизни. Здесь я чувствовал себя в безопасности. Но нужно было устроить где-нибудь Элен.
В одной таверне я спросил, где можно взять хорошие мебелированые комнаты. Я не хотел оставлять Элен где попало, мне нужно было надежное и уютное место. Нам пришлось проехать по трем адресам, так как некоторые комнаты были просто неприемлемыми.
Наконец, мы остановились в одном постоялом дворе. Комната, в которую нас провели, мне понравилась. Она не сияла роскошью и великолепием, но зато была чистая и светлая.
- Тебе нравится? – спросил я Элен.
Она ответила одно из тех «да», что я слышал от нее постоянно. По ней невозможно было определить, нравилась ли ей комната на самом деле.
- Я заплачу сразу на неделю вперед, - предупредил я. – Так что смотри сразу, если что не нравится.
- Мне все нравится. Я только боюсь, что будет через неделю.
- Я приеду, и мы с тобой решим, что делать. А сейчас пока отдыхай, набирайся сил.
Элен молча и покорно кивнула головой. Если бы я сказал: «Я поехал, вернусь через год, а денег тебе не дам», она так же кивнула бы и на все согласилась.
Я помедлил немного. По-моему, наилучший выход для нее был бы – найти какого-нибудь хорошего обеспеченного мужчину. Я даже мог бы порекомендовать ее кому-нибудь из высшего общества. Я мог бы приложить руку к тому, чтобы устроить ее жизнь.
И в таком случае она бы тоже молча кивнула. А когда пришло время, то приняла бы ванну и стала послушно расстегивать свой корсет. Она не перечила тому, что происходит. И от этого складывалось впечатление, что она сама не понимает, во что влипла.
Сейчас ей нельзя ничего предлагать, она не сможет ничего решить. Она словно человек, который не до конца проснулся утром. Если все будет нормально, она отдохнет несколько дней, придет в себя и тогда с ней можно будет что-то решать. Но не сейчас.
- Ты пока отдыхай, - сказал я. – Не знаю, когда я смогу тебя навестить, у меня очень много дел.
- Но ты меня не бросишь? – уточнила она.
- Нет.
- Когда ты теперь придешь?
Я пожал плечами:
- Ну, завтра точно не смогу: очень много дел. Давай после завтра.
Она облегченно вздохнула:
- Давай. Только ты приходи обязательно, ладно?
Она боялась, что я могу оставить ее здесь на произвол судьбы. Лишь оплачу неделю проживания в постоялом дворе, а сам уйду в неизвестном направлении. Чего еще ожидать от человека, который украл жену у живого мужа?
Я постоял немного у двери. Казалось, мы не закончили разговор. Но если бы это было так, мы не молчали бы все эти дни в карете. В действительности нам не о чем было говорить, иначе мы бы уже нашли тему для разговора.
Я направился к двери. Она окликнула меня:
- Постой! А что мне делать, если ты не придешь?
Вопрос был глупым, но я понимал ее. Она действительно опасалась, что это можно случиться.
- Я обязательно приду.
- А я смогу каким-то образом найти тебя?
С ее стороны это было очень рациональное предложение, чтобы я оставил свои координаты. Но лично мне не улыбалось счастье давать свой адрес этой Элен. Я бы чувствовал себя неуютно, если бы она пришла ко мне домой. А если ее там увидит Маргарита или ее отец – месье Дифенталь? Тогда замучишься объясняться.
- Я обязательно приду сам, - сказал я. – Не позже послезавтра. А пока оставлю тебе немного денег. Они будут нужны на продукты. Может, надо будет купить что-нибудь из вещей.
Она кивнула головой.
Я никогда не был в такой ситуации: я стоял посреди гостиничной комнаты с молодой симпатичной женщиной, оставлял ей деньги на зеркале, обещал придти еще.
В общем, я завел себе содержанку. А после этого мне предстояло идти к Маргарите и просить ее руки. Мне было не по себе.

- Ну как твое новое имение? – спросили меня дома родители и брат.
- Его нужно продать немедленно!
- Ты уже договорился с Анри де Белем?
- Нет еще, надо написать ему об этом в письме.
- Но, кажется, ты ездил туда, чтобы решить этот вопрос. Неужели не мог обговорить все с де Белем на месте?
Я пожал плечами:
- Я не силен в сделках. Делаю, как умею. И хватит меня учить.
Конечно, они были правы. Получалось, что я съездил в Гасконь, так там ничего и не решив, лишь умыкнув оттуда чужую жену. Но родителям об этом знать необязательно.
- Когда ты будешь писать де Белю? – спросил меня отец.
- Скоро, папа.
Однако писать де Белю мне совсем не хотелось. Он был как-то связан с Жерменом де Ковиньяк, он мог тоже подозревать меня в том, что я украл Элен. А это было неприятно.
На следующий день я нанес визит Дифенталям. Маргарита сначала обрадовалась, увидев меня, а потом надула губы и сказала:
- Как вам не стыдно, месье Люма! Вы заставляли меня страдать в одиночестве, совсем не спешили обратно. Вы пробыли в поездке дольше, чем планировали.
Конечно, дольше: я был на свадьбе, а потом еще давал большой крюк, заметая следы от Ковиньяка. Маргарита между тем продолжала:
- Вы совсем не заботитесь обо мне, месье де Люма! Я уж думала, на Вас напали разбойники или волки съели. Вы даже не думали о том, что я переживаю.
- Значит, я Вам не безразличен? – спросил я.
Маргарита убрала обиженный тон и сделала равнодушный:
- Даже и не знаю. Посмотрим, что дальше будет.
- Маргарита, у Вас было достаточно времени, чтобы подумать о замужестве. Что Вы решили?
Тон ее моментально стал игривым. Она еле сдерживала улыбку:
- А вот я еще не решила!  Я хочу Вас еще помучить, в отместку за то, что Вы совсем не думаете обо мне!
Раньше я бы растаял от ее поведения и воскликнул в порыве восторга: «Ну разве она не мила?» Сейчас чувствовал нечто вроде раздражения. Сколько можно играть в игрушки? Нет уж, после замужества я скажу ей, что не подобает так себя вести. Надо будет серьезно поговорить об этом. Я избавлюсь от этой дури в ее голове…
Тут я подумал: а не буду ли я в таком случае похож на Жермена? Он тоже вытряхивал дурь из своей молодой жены. Он учил ее, как надо жить. А каждый человек имеет право на свое собственное мнение. И если ты хочешь как-то повлиять на него, то делать это другими способами.
Почему-то в этот раз мне было сложно разговаривать с Маргаритой.

Глава 7

Через день я, как и обещал, нанес визит Элен. Я зашел в гостиницу, где снял ей комнату, и поинтересовался у владельца, как там моя подопечная.
- Нормально. Из комнаты своей не выходила.
- Совсем не выходила? А покушать?
- Она попросила, чтобы я приносил ей еду в комнату.
Я почувствовал что-то недоброе. Надо было не тянуть со временем, а придти раньше. Может, Элен заболела? Или совсем одичала? На самом деле это ненормально – двое суток просидеть в одной комнате, не выходя оттуда и ни с кем не общаясь. Ведь у нее даже не было своих вещей, которыми она могла бы заняться.
Я поднялся к ней на второй этаж и постучал в дверь. Предчувствия у меня были мрачные.
Она открыла мне сразу же, будто ждала моего стука. Заулыбалась мне, как старому знакомому:
- Заходи, очень рада тебя видеть!
И вот тут я очень сильно растерялся. Я не ожидал такого приема от Элен. Я уже забыл, что она может быть нормальным человеком.
Но больше поразило меня не это. Маргарита тоже была рада меня видеть после разлуки. Однако она тут же убрала улыбку с лица и стала кокетничать, как полагается воспитанной девушке. Она говорила мне все что угодно, но не только эти простые слова: «Я рада тебя видеть».
А Элен сказала. И отчего-то это было очень приятно.
- Я тоже рад, - признался я, и мой рот разъехался в улыбке.
- Проходи, - пригласила меня Элен.
Она вела себя как хозяйка, к которой пришел гость. Самое удивительное, что ее комната казалась жилой. У Элен не было ни одной безделушки, ни одной вещички на полках. Но почему-то ее комната была обитаема, наверное, просто из-за атмосферы в ней.
На столе стояла чашка винограда.
- Угощайся, - сказала Элен.
Она все продумала, даже то, что гостей надо кормить. Я был очень польщен. Я чувствовал себя не просто гостем, а которого ждали.
- У меня сейчас три варианта, что делать, - сказала Элен. – И я хочу посоветоваться с тобой. Ясно дело, что мне нельзя сообщать родным о себе и просить у них помощи. Первый вариант – подыскать монастырь и постричься в монахини. Но… - Элен скривила нос. – Я не хочу это делать. Второй вариант – найти себе богатого любовника.
Я сделал протестующее движение. Элен не дала мне заговорить.
- Я знаю, как пошло это звучит. Но я должна была это сказать, а не ждать, пока ты заговоришь об этом. Так вот: этот вариант сразу отпадает, так как я на это не пойду. Остается третий вариант: как-то зарабатывать себе на жизнь. Тут у меня возникла одна идея…
- Какая?
- В монастыре нас учили экономии, как вести хозяйство, как все записывать и учитывать, чтобы не разориться. Я могла бы применить это на практике. Если у тебя есть какое-нибудь имение, в котором нужна экономка, я могла бы поехать туда и работать там.
Я покачал головой:
- Этот вариант не подходит. Мое имение находится рядом с Ковиньяком. Оно практически граничит с ним.
- Не подходит, - согласилась Элен.
Это ее не обескуражило. Похоже, у нее были еще идеи относительно своего трудоустройства.
- Есть еще такой выход. Я слышала, многие женщины работают швейками. Это хороший вариант. Единственный минус – это то, что я шить не умею.
Минус был очень существенным. Я покачал головой.
- Как же так?
- Сама удивляюсь. Меня пытались научить и дома, и в монастыре. Но мне было скучно сидеть часами за какой-то тряпочкой. Я просто не выдерживала и сбегала.
- Сейчас каешься? – усмехнулся я.
- В том-то и дело, что нет. Не научилась, - ну и ладно. Если будет необходимость, смогу обучиться и сейчас, верно?
Она встала из-за стола, подошла к кровати, вытащила из-под подушки какое-то рукоделие и подала мне. Я стал рассматривать его. Это была салфетка с начатой на ней вышивкой. Раньше я никогда не смотрел на подобные вещи. Я просто не обращал на них внимания. А тут надо было разглядеть все, как полагается.
- Элен, это очень красиво! Ты сделала это сама?
- Сама, только это не красиво, - поправила она меня. – Видишь, тут неровные стежки? А тут нитка вылезла? И здесь неровно?
Я увидел все, что она мне показывала. Действительно, салфетка была не из лучших.
- Но для первой это очень неплохо, - сказал я.
- Для первой – да. А для заработка – не годится. Я попросила салфетку и нитки у дочки хозяина. Я видела ее салфетки: они просто прекрасны.
- Она их продает?
- Нет, говорит, что вышивает для себя.
Элен, оказывается, даром времени не теряла. Она не просто стала больше похожа на нормального человека. Она успела подумать о своем будущем, достать где-то салфетку с нитками, начать вышивку, поставить на стол виноград. Она делала большие успехи.
- Если ты потренируешься, ты бы могла вышивать лучше, - сказал я. – А пока давай подумаем, что ты могла бы делать еще.
- Я уже думала об этом. В соседнем трактире требуется девушка-прислужница.
Мне стало плохо. Еще не хватало, чтобы девушка дворянского происхождения стала работать прислужницей в трактире! На мой взгляд, ей лучше было бы найти богатого любовника. Но Элен не разделяла моего мнения.
- Мне всегда было интересно, откуда берутся деньги. Хоть нас и учили в монастыре, как вести хозяйство, но там было другое: учет денег. А вот откуда они берутся, я не знаю. Я хотела бы попробовать зарабатывать сама.
Насколько я знал парижские трактиры, в них царил разврат и хамство. Я бы не хотел отпускать туда Элен. Но я не стал говорить ей об этом, а попробовал с другой стороны:
- Ладно. А кем еще ты могла бы работать? Может, гувернанткой  или няней у кого-нибудь при богатом доме? Там все-таки условия получше.
- Я думала об этом. Для гувернантки нужна очень хорошая девушка, честная. А не та, что сбежала от мужа и прячется где-то. Меня спросят: «Откуда вы?», а что я смогу сказать в ответ?
Это был очень веский аргумент. Но все же я не сдавался.
- А может, попробовать продавцом в какую-нибудь модную лавку? Ты же разбираешься в моде и можешь общаться с людьми.
- Хорошая мысль. Мне она не приходила в голову. В общем, надо просто идти по всем лавкам, трактирам и прочим заведениям и предлагать свои услуги. Если у тебя есть что-то на примете, если бы ты мог рекомендовать меня кому-нибудь, я была бы очень благодарна.
- Я подумаю над этим, - обещал я.
- И еще: для таких походов по Парижу мне нужна компаньонка. Одна я боюсь, так как никогда не делала ничего подобного. И вообще… - Он немного замялась.
- Что такое? – спросил я ее.
Она снизила голос до шепота.
- Я боюсь, - призналась она.
- Чего?
- Я боюсь выходить на улицу.
- Почему?
- Мне везде мерещится Ковиньяк. Он не успокоится, что я просто так исчезла. Он будет искать меня. Я боюсь, что он может приехать в Париж и ходить по улицам. Я даже из комнаты не выхожу. Я весь день вчера смотрела в окно. Мне кажется, оттуда он меня не увидит, у него плохое зрение. Вот если бы мне найти работу на дому, чтобы не надо было никуда выходить, было бы лучше. А то представь, Ковиньяк приедет в Париж, зайдет в соседний трактир, а там девушкой на побегушках работает его жена. Плохо как-то получается.
Я улыбнулся. И сказал то, что, наверное, не надо было говорить:
- Я не допущу, чтобы с тобой случилось что-то плохое.

Глава 8

Так у меня появилась содержанка.
Это называется именно так. Неважно, как мы относились друг к другу, спали мы вместе или нет. Это никого не интересует.  Просто у меня появилась женщина, которой я давал деньги на проживание, интересовался ее делами и скрывал все это от моей невесты.
И это последнее откладывало отпечаток на мои отношения с Маргаритой. Между нами словно черная кошка пробежала. Надо срочно что-то изменять в этой ситуации.
Маргарита до сих пор не ответила мне, согласна ли на мое предложение. А тем временем все шло к свадьбе. Я решил расставить точки над «и» пока не поздно, чтобы не быть похожим на Ковиньяка, который тоже сам все решил за свою жену.
В очередной раз приехав к Маргарите, я потребовал от нее прямого ответа:
- Мне обязательно нужно знать, что Вы ответили на мое предложение, - сказал я. – Дайте мне ответ немедленно. У Вас было время подумать.
Маргарита пыталась было жеманиться:
- Что вы, месье де Люма! Как можно торопить девушку!
- Вы знаете о моих чувствах. Я с Вами искренен. И мне нужен ответ прямо сегодня.
После некоторых препираний она ответила:
- Хорошо, я дам Вам ответ сегодня вечером.
- Я приеду к Вам, как стемнеет.
- Нет, - лукаво улыбнулась она. – Давайте сделаем по-другому. Вечером я пошлю цветы Вашей матушке. Но на самом деле это будет сигнал Вам. Если это будут белые розы, то я согласна выйти за Вас замуж. Если красные розы, то нет.
Я согласился на этот вариант.
- Хорошо, вечером я жду белые розы от Вас.
- А если я пришлю красные?
- Значит, я буду думать, что Вы пылаете ко мне страстью, так как красные розы всегда обозначают страсть.
Тут моя Маргарита покраснела – явный признак страсти – и сказала:
- Хорошо.
Вечером никаких цветов не было. Когда уже мы хотели ложиться спать, в дом пожаловал посыльный. Он принес букет для баронессы де Люма. Матушка очень обрадовалась, что получила такой знак внимания от будущей невестки: розы были белыми.
Нечего было и думать о том, чтобы оставить все это дело на завтра. Я тут же приказал оседлать коня и поехал за встречным букетом своей невесте.
Поискать его пришлось долго, так как цветочные лавки были уже закрыты. И все же мне удалось найти шикарный букет из красных роз, которые я самолично доставил к дверям дома Диффенталь. Маргарита не спала. Я видел, как в ее окне горел свет. Но я не стал тревожить ее своим визитом: у меня впереди было много времени. Вся жизнь открывалась нам с Маргаритой.

Можно было всем объявлять эту радостную новость. Родственники, друзья и знакомые поздравляли меня. И был только один человек, который этому не обрадовался. Это была Элен.
Когда в очередной раз я пришел к ней, она спросила, что нового.
- Я женюсь! – объявил я.
Она отреагировала необычным образом. Она вся сжалась в комок и стала выглядеть несчастной. Эту перемену в настроении невозможно было не заметить. Она спохватилась:
- Прости меня! Даже не знаю, почему я так отреагировала.
Так может повести себя влюбленная женщина, когда узнает, что ее возлюбленный решил жениться на другой. Но у нас же с Элен не было никаких отношений.
- Это, видно, потому что я очень плохо отношусь к браку вообще, - сказала Элен. – У меня было неудачное замужество, и мне теперь все кажутся такими.
- Но ты ведь не права, - сказал я. – Многие люди счастливы в браке.
- Ну да, я понимаю. Только я вперед почувствовала, а потом начала думать.
То, что она начала чувствовать был огромный шаг вперед. И я не стал пенять ей на то, что надо было по-другому себя вести в подобной ситуации.
- Я правда очень за тебя рада, - говорила мне Элен. – Желаю тебе счастья в супружестве. Ты очень хороший человек, Режинальд, и ты достоин счастливой жизни.
И все же я видел, что ей почему-то не нравится эта новость. И как бы она не убеждала меня в причинах такого поведения, мне они казались другими.

Глава 9

Дела у Элен шли не очень хорошо. Из дому она старалась не выходить. Два раза прошлась с дочкой хозяина по модным лавкам, предлагая свои услуги, но никому они не понадобились. Элен оказалась настойчивой. Она сказала, что обойдет весь Париж, но все-таки найдет себе работу. Не может быть, чтобы в таком большом городе не было для нее места.
Однако, отказы, которые она получала, и одиночество, в котором она пребывала оставшееся время, плохо на нее сказывались. Она стала более замкнутой и дикой. Безнадежность откладывала на нее свой суровый отпечаток.
Настало время, когда она мне сказала:
- Кажется, я ничего не смогу найти!
Я еще раз обещал поспрашивать у своих знакомых о каких-нибудь вакансиях. Кончилось дело тем, что мой младший брат, будучи от природы не слишком тактичным, сказал:
- Для какой крали ты тут все хлопочешь? Жениться собрался, а сам все туда же? Мне это скрыть от Маргариты или рассказать ей об этом?
Я ответил:
- Робер, ты можешь рассказывать все что угодно. Маргарита знает твой характер. И знает, что верить тебе не особо надо.
- Почему? Лично я всегда говорю только правду и ничего кроме правды. И как брат, который должен о тебе заботиться, скажу, чтобы ты прекратил заниматься глупостями накануне свадьбы.
Что подумали другие, к которым я обратился до него, я не знаю. Но после разговора с братом я как-то поостерегся спрашивать у кого-либо место для Элен.

Прихожу я к ней однажды в гости, а она наконец-то смеется:
- Режинальд, я нашла себе работу!
Я очень обрадовался за нее. Думал, она говорит серьезно. От радости я даже хотел подскочить к ней и закружить по комнате, но вовремя опомнился. Просто стоял перед ней и улыбался.
- Давай, рассказывай, - попросил я.
- Я тебе не просто расскажу, я даже покажу тебе ее.
Она подошла к комоду, открыла верхний ящик и достала оттуда баночку с мелким бисером. Затем извлекла откуда-то веревочку с нанизанными на нее бисеринками.
- Я плету бусы, - гордо объявила она. – Смотри!
Я прищурил глаза, чтобы лучше разглядеть. Тусклая лампадка давала мало света. Бисер был не просто маленький, а какой-то микроскопический. Мне казалось, из такого невозможно ничего сплести. Такой невозможно даже в руку взять. Но Элен показала мне, как надо работать. Она брала своим тоненькими пальчиками бисеринку, каким-то образом умудрялась надевать ее на нитку, да еще и закрепляла ее там определенным образом.
- О Боже! – простонал я. – Это не работа, это каторга какая-то!
- Почему ты так говоришь? Ты попробуй, у тебя тоже получится.
Но я сразу знал, что не для моих это грубых ладоней. Я эту бисеринку и почувствовать у себя на пальцах не смогу.
- Как же ты это делаешь? Это очень трудно.
- Нет, не трудно. Просто получается медленно. Ну да ничего, я скоро привыкну и буду работать быстрее.
- А сколько тебе платят за это? – поинтересовался я.
- Пока еще ничего не заплатили. Когда я сплету ожерелье – думаю, к следующей субботе это сделаю – мне заплатят один франк.
- Сколько?!
Моему возмущению не было предела:
- Горбатиться несколько дней над этими бисеринками, чтобы получить один франк?! Давай лучше я заплачу тебе десять франков, за один день, чтобы ты не стала плести всю эту чушь!
Она обиделась:
- Почему ты так говоришь? Даже если ты будешь платить мне, что я буду делать все эти дни? Просто сидеть на стуле рядом с окном и смотреть туда? Ты хочешь, чтобы я с ума сошла от безделья? Да я бы сама с радостью отдала один франк за то, чтобы иметь хоть какое-то дело!
Я понял, что зря расстроил ее.
- Элен, прости. Если тебе нравится, ты, конечно, можешь плести это ожерелье… Только не могла бы ты плести его днем, а не вечерами, ведь ничего не видно при таком слабом освещении?
- Я решила тренировать зрение таким образом.
Спорить с ней было бесполезно. Пусть тренирует зрение и не скучает. И все же я чувствовал, что это не дело – девушке из высшего общества сидеть и плести ожерелье за такую смешную плату. У каждого человека должно быть то, к чему он стремится. Например, моя цель сейчас – жениться, отыграть свадьбу. А там – обустраиваться с новой семьей. А потом и дети пойдут…
Жаль, я не смогу пригласить на свадьбу Элен. Несправедливо получается: я был на ее свадьбе, а она на моей не будет.
- Может, мы все-таки подыщем тебе другую работу? – предложил я.
- Хорошо, только я сначала доделаю эту. – Видно было, что она все еще дуется на меня. – Я думала, ты обрадуешься, что я наконец-то занимаюсь делом, а ты…
В другой раз, когда я пришел к ней, хозяин комнат сразу объявил мне:
- Я вашей красавицы нет. Она помогает моей дочери на кухне.
Я обрадовался:
- Она устроилась к вам на работу?
- Нет, она решила просто помогать. Говорить все равно делать нечего.
- Просто так, что ли?
- Ну, не совсем просто так. Она получает бесплатный обед. Всем выгодно: и ей, и мне.
Я ничего не ответил. Я просто понимал: что-то идет не так. Работы, которая находила «моя красавица» меня совершенно не устраивали. Мне казалось, что это должно быть унизительно: работать за тарелку супа.
- Да пойми ты, Режинальд, - уговаривала меня Элен. – Я не устраивалась на эту работу. Я просто подружилась с дочерью хозяина. Мы с ней общаемся, а мне так неинтересно: она готовит, а я сижу рядом сложа руки. Вот я и взялась ей помогать. И оплаты мне никакой не нужно. Это даже не оплата вовсе. Просто Клементина сказала: «Ну, вместе сделали, вместе и обедать будем».
Я решил поговорить с ней на другую тему:
- Значит, у тебя тут появилась подруга?
- Да. Клементина – очень милая девушка.
- А еще какие-нибудь друзья у тебя появились?
- Нет, а почему ты спрашиваешь?
Я не стал объяснять, почему спрашиваю. Я и сам толком не понял. Но мне почему-то стало вдруг не по себе, когда я представил, что он может дружить так еще с кем-нибудь.
А ведь на это нужно было посмотреть спокойно. Не всю же жизнь она будет жить в этой комнате и помогать Клементине по хозяйству. Когда-нибудь она встретит хорошего человека, станет с ним встречаться. Надо быть к этому готовым прямо сейчас.
На всякий случай я спросил:
- Ты ни с кем из мужчин не знакомилась?
Она невинно ответила:
- Конечно, знакомилась. Конюх Пьер, мусорщик Жак, местный священник Бенедикт. Тут много и постоянных посетителей кабака, я уже многих тут в лицо знаю…
После этого я подумал: лучше бы она плела бисер при тусклой лампадке. Общаться с людьми, - это, конечно, хорошо. Но почему-то я очень за нее боялся. Мне казалось, что раз она так неудачно вышла замуж, то с ней повторно может произойти что-то неудачное. А я не всегда буду рядом, чтобы помочь.

Глава 10

К субботе она сплела свое ожерелье и получила за это один франк. Она была очень горда. Она показывала мне его и говорила:
- Вот я сама заработала деньги! А я-то все думала: откуда деньги берутся? А теперь поняла.
- Тебе надо поработать на какой-нибудь нормальной работе, чтобы понять, - сказал я.
- Ты опять намекаешь, что тебе что-то не нравится в моей работе!
Я уже больше не намекал. Пусть Элен делает что хочет. Действительно, трудно сидеть на одном месте без дела и ничем не заниматься.
Так она сплела еще одно ожерелье. И потом опять хвасталась заработанным франком.
- Я даже стихи начала писать от нечего делать, - призналась она мне один раз.
Я очень удивился. Мне всегда казалось, что для этого нужен особый дар, талант. Неужели все, что нужно для этого, это сесть в пустой комнате и просидеть там несколько дней без дела?
- Можешь прочитать свои стихи?
Она достала тетрадь и показала ее мне.
- Эту тетрадь я купила на свои собственные деньги, - похвасталась она.
- Те деньги, которые я даю тебе на проживание, их ты не считаешь своими? – спросил я.
- Там я их не зарабатываю. Ты мне даешь их просто так. Ты вроде как считаешь это своей обязанностью. А мне так хочется сделать что-то самой.
- Но послушай, если бы ты была замужем за Ковиньяком… Я имею в виду, если бы ты просто была замужем за каким-нибудь мужем, ты бы не работала, но пользовалась деньгами. Это было бы твое приданное и его деньги. Тебе бы и в голову не пришло работать, чтобы жить.
- Когда я выходила замуж за Жермена, у меня вообще тогда в голове ничего не было, - сказала она. – Я хотя бы сейчас начинаю что-то соображать. Стихи-то читать будешь?
 Мне понравились ее стихи. Я в них не особо разбираюсь. Если бы я не знал, что это написала Элен, я бы подумал, что это какой-нибудь современный поэт.
- Ты точно не списала это откуда-нибудь? – спросил я.
- Точно. Это я написала сама. Тебе первому даю почитать. Правда, сначала я отнесла их Клементине, но она призналась, что не умеет читать и писать. Какой ужас! Я как-то не подумала, что девушки из народа лишены грамотности.
- Бедняжка, - вздохнул я. – А зачем ей читать и писать? По-моему, ей и без этого хорошо живется.
- Я бы не сказала. По крайней мере, она попросила меня, чтобы я научила ее читать.
Я удивился:
- Зачем ей это нужно?
Я мог понять Элен. Ей просто нечего делать: сидит днями и ночами в одной комнате, знакомых практически нет, общаться не с кем. На улицу выйти страшно, так как везде Ковиньяки мерещатся. Тут схватишься за любое дело: плести ожерелья, писать стихи, обучать грамоте. Но зачем все это Клементине?
- Да хотя бы затем: ее отец ведет учет, а она в этом ничего не может понять. И потом, как ты не можешь понять? Это способность. Это просто одна их тех способностей, которыми мы владеем. Зачем ты ездишь верхом? Зачем ты танцуешь? Зачем фехтуешь? Ты же испытываешь от этого удовольствие, иначе бы не стал это делать. Тебе нравится делать все это, ты чувствуешь, что можешь. Что может быть лучше этого чувства?
Я согласился с ней:
- Наверное, ты права. Я просто никогда над этим не задумывался. Умею читать и писать, да и ладно.

Через некоторое время я спросил у Элен, как идут дела у Клементины. Я думал, к этому времени та могла бы выучить несколько букв.
- Хочешь, чтобы она сама тебе об этом написала? – засмеялась Элен.
Она вытащила откуда-то свою тетрадь. С одной стороны у нее там были записаны стихи. С другой стороны корявым почерком были выведены буквы.
- Это Клементина. Вот она писала букву А, а вот – О, потом я решила, что хватит уже писать отдельные буквы, надо приступать к словам. Перо она уже держала хорошо. Здесь она писала слова, я диктовала ей. А тут она писала их сама, я имею в виду, сама придумывала и писала. А здесь уже пошли предложения.
Я был поражен.
- Элен, скоро под твоим руководством Клементина начнет и стихи писать!
Она смеялась:
- Наверное, так оно и будет!
Когда я спускался вниз, чтобы выйти из здания, то встретил Клементину. Я никогда с ней даже не здоровался, просто знал, что она есть. В основном, я узнавал о ней  по рассказам Элен. Но сейчас просто не смог пройти мимо.
- Клементина, - окликнул я ее. – Это правда, что вы научились читать и писать?
Она смущенно захихикала в ответ. Это могло означать что угодно.
- Ну же, - торопил я ее с ответом.
Она стала серьезнее и ответила:
- Я еще плохо пишу. Читать получается гораздо лучше.
- А почему ты решилась на обучение?
- Потому что было интересно.
Вот и пойми этих женщин. Просто ради интереса они могут горы свернуть. Я никогда в жизни в сознательном возрасте не сел бы за грамоту или плетение бисером. Мне казалось, моя жизнь уже прочно устоялась. Я могу пользоваться тем, чему научился в детстве. Но что-то новое? Нет, это было не для меня.
И я восхищался Элен, которая могла просто взять и начать какое-то совершенно новое дело.
Она искала, откуда берутся деньги. Явно не от плетения бисером. Они берутся от идеи, которую ты начинаешь, доводишь до ума и заканчиваешь. Далеко не каждый человек может похвастаться этим: что он может начать что-то новое и довести это до конца.

Глава 11

Однажды я пришел к Элен в гости, когда ее не было дома. Как оказалось, Клементина отсутствовала тоже. Трактирщик поставил мне бутылочку вина и сказал:
- Я угощаю.
Я понял почему. Он считал, что мы с Элен очень сильно связаны. А она вечно помогала им на кухне и заслуживала этим бесплатные обеды. Это качество он перенес и на меня. Ему казалось, что раз я с ней, то тоже могу что-нибудь съесть бесплатно. Наверное, Элен отрабатывала свое с лихвой.
- Я вас замечательная девушка, - сказал мне трактирщик, пока я ждал Элен. – Мне в ней нравится все, кроме одного.
- Чего же?
- Она научила мою дочь читать и писать. И теперь Клементина делает вид, что умнее меня. А это не слишком-то приятно. Согласитесь: я же ее отец, я должен быть умнее, ведь я старше.
Я поспорил с ним:
- Не каждый тот, кто старше, умнее.
- Нет, родители всегда должны быть умнее своих детей, они же учат их уму-разуму, а не наоборот.
- Не согласен. Иначе бы мы все деградировали, а не развивались. А посмотрите на общество. Оно становится все лучше и лучше, а не хуже и хуже.
Он посмотрел на меня и задал лишь один вопрос:
- У вас есть дети?
- Нет, - ответил я.
- Вот и не спорьте со мной.

Вернулись Элен и Клементина. Оказывается, они опять ходили по городу и искали работу. В одной модной лавке  им сказали заглянуть через неделю, там должно освободиться место. Элен уже не выглядела замученной и уставшей. Она потихоньку оживала. Когда у нее что-то получалось, она оживала еще лучше. А за последнее время у нее было много побед.
- Взять хотя бы то, что мне уже не мерещится Ковиньяк, - рассказывала она. – Я уже даже забыла, как он выглядит.
- Плохо он выглядит, - напомнил я ей.
- Ну и пусть. Мне до него уже нет никакого дела. Я обошла двенадцать разных заведений, и в одном мне почти пообещали место через месяц. Видишь, дела налаживаются.
- Вижу.
Я это действительно видел. Казалось, что Элен в моей помощи практически не нуждается. Она может и сама за себя постоять. Я хотел предложить ей встречаться меньше, так как особой надобности в этом не было. Но потом подумал, что пока еще не женился, я все-таки немного свободен и могу делать то, что мне нравится.
Мне нравилось встречаться с Элен.

Как-то я спросил ее, как ей Клементина.
- Замечательная девушка и способная ученица, - дала Элен ей оценку. – К тому же, она моя единственная подруга здесь.
- А тебя не смущает, что она девушка из народа? У нее не такая утонченная натура, как у тебя. А чем вы вообще разговариваете?
- Обо всем.
- Женские штучки?
- Нет. Я же говорю: обо всем. О жизни, например. О чем еще можно говорить?
- Ты рассказала ей все о себе?
Она заулыбалась и сказала:
- Все рассказать невозможно. Ты имеешь в виду ту историю с моим замужеством? Нет, я не стала рисковать. Об этой истории знаешь ты один.
Я был польщен. Всегда приятно быть «одним». Мне казалось, я должен быть кем-то особенным, чтобы знать то, чего больше никто не знает.

Глава 12

Когда я увидел письмо от Анри де Беля, у меня почему-то екнуло сердце. Я сразу почувствовал что-то неладное. Я взял его, распечатал и прочитал.
Мне понадобилось прочитать его три раза прежде чем до меня дошло, о чем оно. Анри, оказывается, приехал в Париж по делам и просит меня встретиться с ним.
Я шагал из угла в угол, меряя шагами комнату. Встретиться с Анри? Если б не было этого инцидента с Элен, я бы с удовольствием встретился со своим новым знакомым. Сейчас мне казалось, что лучше этого не делать. Как ему в глаза-то смотреть? А если он приехал в Париж вовсе не по своим делам, а по другим причинам? Например, он мог узнать, куда на самом деле пропала Элен, и приехать ко мне, чтобы требовать вернуть ее законном мужу. Он мог даже вызвать меня на дуэль. Он мог все что угодно.
От прежнего расположения к этому человеку не осталось и следа. Мне не нравился ни его почерк, ни его манеры, ни его имя – совершенно ничего.
Но все же надо было встретиться. Это уже было дело чести, а не гостеприимства. И я послал своего слугу с запиской, чтобы он передал Анри мой ответ. Была мысль написать и отправить записку Элен, чтобы береглась, пока Анри в городе, и никуда не ходила. Но я остерегся делать даже это. Я боялся, что записку могут перехватить.
Я ждал в гости Анри де Беля. Я мог поседеть за это время, пока он шел ко мне. Я столько раз прошел по комнате взад и вперед, что уже кружилась голова.
Анри де Бель улыбался. Выглядел он таким же щеголем, каким я увидел его впервые. Он хлопал меня по плечу:
- Месье де Люма, старина! Как я рад вас видеть!
И я тоже был рад. Я понял, что зря боялся. Анри де Бель – хороший человек. И он действительно приехал в Париж по своим делам и решил встретиться со мной.
- Я уже второй раз у вас в гостях, - сказал он, досадливо щелкая языком. – А вы у меня ни разу не были.
- Почему же? Я был у ваших ворот, в которые меня не пустили, - пошутил я.
- Действительно, так. Месье де Люма, давайте исправим нашу оплошность. Вы же собирались провести в своем имении медовый месяц. Там я и жду вас к себе в гости. Вместе с вашей молодой женой.
Я был тронут:
- Спасибо, Анри.
- Кстати, как ваша Маргарита? Ответила согласием, как вы и планировали?
Этот Анри имел хорошую память. Я немного рассказал о себе: как я тут поживаю в Париже. Расспросил о его делах. Постепенно разговор пришел к тому, что волновало меня больше всего.
- Вы-то хоть в курсе, что произошло после того, как вы уехали со свадьбы? – спросил он меня серьезным голосом.
Я весь похолодел, покраснел и неизвестно что еще сделал. Но разыграл любопытство:
- Что же произошло?
Я все думал: каким же образом он преподнесет мне официальную версию произошедшего? Если он говорит: «после того, как вы уехали», значит, он не должен думать, что уехал я вместе с чужой женой.
- Помните Элен де Ковиньяк, молодую?
- Как же не помнить?
- Она погибла.
Этого я никак не ожидал. Так вот как выглядит официальная версия? Не «сбежала» с первым попавшимся, опозорив честное имя мужа, а погибла? Наверное, Ковиньяк все выставил именно так, чтобы обелить свое имя.
- Как – погибла? Почему? Каким образом? – спрашивал я.
- Сначала она пропала, и никто не мог ее найти. Искали все: гости, хозяева, слуги, господа… Потом оказалось, что она выпрыгнула в окно и разбилась. Представляешь, Режинальд? Она была совсем молодая, третий день после свадьбы. Просто кошмар какой-то.
- Как – выпрыгнула? Как – разбилась? – Я хотел во всем разобраться.
- А так. Окно ее спальни было приоткрыто. А там как раз под окном река. Так что она не просто выпала из окна по нечаянности, она сделала это умышленно.
- Почему?
- Да потому что это надо постараться – попасть в реку, а не упасть под окно на камни. Там следом крови не было. Значит, она сразу угодила в воду и ее унесло течением.
- Бедняжка… А труп нашли?
- Нет. Да там… Ты видел эту реку? Там просто водоворот, а не река. Смывает и уносит все моментально.
Я покачал головой:
- Я не видел реки… А откуда стало известно, что она именно выпрыгнула в окно?
- А куда бы еще она делась? К тому же, Ковиньяк признался, что она угрожала ему сделать это. У девочки были слабые нервы и плохая психика.
Я разозлился. Я лучше его знал, что Элен не из слабых. Просто ей слишком досталось от Ковиньяка. Он действительно мог довести ее до самоубийства. Если она угрожала ему выпрыгнуть в окно, значит, один раз у нее возникала эта мысль. Если бы она оставалась с ним «жить» и дальше, вполне возможно, что она бы ее осуществила.
- Как ты думаешь, Анри, что было бы, если бы она не выпрыгнула? – спросил я.
- Да ничего не было бы. Жили бы дальше себе спокойно. Она была бы жива, Ковиньяк бы не лежал сейчас в постели… Ему же совсем плохо, бедняге. Его это известие буквально подрубило. Он как слег, так и не вставал с тех пор.
Я почувствовал злорадство. Так ему и надо. Скорей бы он уже умер, что ли, чтобы освободить свою жену от брачных уз. Мое настроение не укрылось от Анри.
- Я помню, что тебе было жалко девушку. Конечно, жаль ее. Но лично мне – даже больше Ковиньяка. Такой человек хороший, стольким помог. Знаешь, как он потом раскаялся? Говорит: «Это я ее довел…»
- Раньше надо было думать! – жестко сказал я.
- Не говори так. Ты плохо знаешь Ковиньяка.
Я и не хотел знать его лучше. Мне достаточно было встречи с ним. Больше всего в этой истории мне понравилось то, что меня ни в чем не заподозрили. Я благословил окошко, которое было открыто. И то, что Элен заранее угрожала мужу выпрыгнуть в окно. И то, что никто не видел, как я похищал чужую невесту.
- Передать от тебя привет Ковиньяку? – спросил меня напоследок добрый Анри.
- Да, да, конечно…
- Или ты сам приедешь и пообщаешься с ним? Правда, он сейчас не встает с постели.
- Нет. И знаешь, Анри? Я подумал насчет моего имения… Ты до сих пор хочешь купить его по умеренной цене? Я тут посоветовался с родителями Маргариты – моими будущими родственниками – они тоже одобрили мое решение. Все равно жить мы будем в Париже. Что нам зря содержать еще какие-то земли? Давай уже оформим все официально. Бери это имение себе.
Анри был доволен.
- Значит, я не зря приехал в Париж по делам? Мы здесь же и купчую оформим?
На том мы и порешили.

Глава 13

После ухода Анри де Беля я практически сразу же побежал к Элен. Мне необходимо было ее увидеть и рассказать последние новости. Оказывается, по ней уже панихиду справляли, свечки за упокой ставят, а она до сих пор живет и не знает об этом. Конечно, в этом было что-то неправильное. Но как это исправить?
Мой брат не преминул заметить:
- Опять к крале бежишь?
Откуда он это взял, я не знаю. Может, было у него особое чутье на «краль».
Когда я зашел в таверну, то первым делом бросился вверх по лестнице. Но хозяин меня окликнул:
- Молодой человек, вы к своей девушке? Она внизу, посмотрите в кабаке.
Меня не обрадовало, что ее назвали «моей девушкой». Я вообще был всем не доволен. Какого черта Элен сидит внизу? В городе Анри де Бель, а она совершенно не остерегается и появляется в людных местах. С кем она там сидит?
Она сидела рядом с дочкой трактирщика Клементиной, с которой подружилась последнее время. Хорошо, хоть не с мужчинами. Я выглянул, поискал ее взглядом. Мимо нее прошел трактирщик, наклонился к ней и тихо что-то сказал на ухо. Она вспыхнула, нашла меня взглядом, досадливо отставила свою тарелку и пошла мне навстречу.
Я был зол.
- Ты не хочешь меня видеть? Между прочим, у меня для тебя есть новости!
- Какие глупости, Реджинальд! Тебя я всегда хочу видеть.
- А то я не видел, как ты передернулась, когда увидела меня.
- Я передернулась от другого.
- От чего?
- А ты как думаешь? Я живу тут на твоем содержании. Ты приходишь ко мне, когда тебе вздумается. Люди видят, как я ухожу с тобой в комнату. И после всего этого, угадай с трех попыток, что оно нас с тобой думают?
- Они думают всякий бред, меня они совсем не интересуют.
- Конечно, ты ведь живешь в другом месте, а не с ними рядом.
- Ладно, давай сядем здесь, если ты такая щепетильная.
Мы присели за какой-то столик. Я заказал что-то, и Элен действительно налегла на еду. Я рассказал ей весь свой разговор с Анри де Белем. Она слушала очень внимательно. Однако это не мешало ей с аппетитом умять целого цыпленка.
- Анри де Бель? Не помню его, - сказала она в конце.
- Кого ты вообще оттуда помнишь?
- Жермена де Ковиньяка. Остальные все мне были на одно лицо.
- Да? Даже я?
Она пожала плечами, потом погладила меня по руке:
- Не сердись, но я действительно мало кого оттуда помню. Меня привезли, стали со всеми знакомить, все эти имена у меня путались в голове. Гостей было так много. И они все прибывали и прибывали. А потом мне вообще стало не до них…
Она как будто бы даже постарела от неприятных воспоминаний. Я сжал ее руку:
- Я был в таком же состоянии. Я приехал на эту свадьбу случайно. Меня там не должно было быть. Куча незнакомых людей. Запомнил только Анри де Беля, Жермена де Ковиньяка и тебя. Я думал о тебе постоянно. Ты даже не представляешь как. Я ночью заснуть не мог, все думал, как ты там.
- Спасибо, - сказала она.
Мы опомнились и убрали руки. Элен избегала моего взгляда. Я тоже не слишком хотел смотреть на нее. Я убеждал себя в том, что если человек хочет жениться, он должен больше думать о невесте, чем о посторонних женщинах. Но как-то так получилось, что Элен больше не была мне посторонней.
- Что будем делать дальше? – спросила она.
- Может, это звучит очень пошло, но мне кажется, надо ждать, когда Жермен де Ковиньяк умрет, - сказал я.
Она быстро взглянула на меня.
- А как ты думаешь, может, если он заболел, то я… то мне…
Я понял ее.
- Ни в коем случае, - сказал я. – Тебе не следует туда ехать. Это все равно что сунуть голову в петлю. Получится, что нет никакой разницы: увозил я тебя оттуда или нет. Если он увидит тебя, то может тут же поправиться, вскочит с кровати и примется за старое. Посмотри на себя. Ты была молодая и красивая девушка. Я увез оттуда какую-то постаревшую женщину. Сейчас ты снова становишься самой собой. И я не хочу, чтобы кто-то вмешивался в это. Он снова начнет пить из тебя кровь. Не затем я увез тебя оттуда, чтобы сейчас отпускать обратно.
- Зачем же ты меня оттуда увез? – спросила она.
Мне показалось, где-то я уже слышал этот вопрос. Кажется, когда мы с ней остановились на первом постоялом дворе. Тогда Элен подумала, что должна отплатить мне чем-то за эту услугу и начала раздеваться.
- Не возвращайся к старому, - сказал я.
И эту фразу можно было понять по-разному.
- Ладно. Тогда помоги мне устроить какое-нибудь новое, - попросила она.
Я снова пообещал ей поспрашивать своих знакомых о том, где можно поработать. Однако, когда я вышел из трактира, я подумал, что вряд ли буду спрашивать об этом кого бы то ни было.

Глава 14

- Режинальд, ты подлец и каналья!
Обычно после таких слов к твоим ногам падает перчатка, и ты никуда не денешься. Но когда это говорит твой младший брат, с ним можно поспорить.
- Робер, ты недоумок и плохо разбираешься в людях, - сказал я.
- Не отвиливай. Я все про тебя знаю!
Если бы такую фразу мне сказали до истории с Элен, я бы лишь пожал плечами. Но теперь слова «все про тебя знаю» имели для меня особый смысл.
- О чем это ты? – спросил я.
- У тебя содержанка. Ты ездил к ней. Ты собираешься жениться на Маргарите Диффенталь, этой чудесной девушке, а сам?..
У Робера не было слов от возмущения. Я разозлился тоже:
- Какого черта ты мне все это говоришь? Ты следил за мной?
- Да! Я же сказал: ты поехал к крале. И я решил съездить за тобой и посмотреть, потому что давно подозревал, что ты подлец и каналья.
- А я давно знал, что ты идиот и плохо разбираешься в людях.  Такой наглости я от тебя не ожидал. Как ты посмел следить за мной!
- Да потому что мне дорога Маргарита. И я хочу видеть ее счастливой, а не замужем за подлецом и канальей! Я подозревал, что у тебя может быть какая-то краля. Но я спросил о ней у трактирщика, он мне все про вас рассказал.
Я представил, что мог рассказать про нас трактирщик. Вспомнил расстроенное лицо Элен: ей тоже не нравилось, что люди о ней думают. Посмотрел на Робера и вдруг неожиданно сказал:
- Слушай, у тебя есть какие-нибудь знакомые, которые могли бы пристроить на работу девушку?
- Твою содержанку? – вспыхнул Робер.
- Да не содержанка она. Я просто помогаю ей устроиться в жизни. Она лишилась родных, у нее никого нет. А она девушка честная, хочет работать.
- Ты просто врешь, - сказал Робер. Тон его был очень неуверенным. Он сомневался.
- Я не вру. Я пообещал позаботиться о ней, но не могу найти для нее ничего хорошего. Может, у тебя есть что-то на примете?
- Вы за руки держались! – вспомнил Робер последний довод.
- Это потому что она была расстроена, - попытался я объяснить, но вдруг взорвался: - Да, черт побери! Думаешь, мне самому нравится тащить на своей шее ответственность за чужого человека? Если бы она была моя содержанка, я бы не сидел с ней в трактире, я бы пошел с ней в комнату и сделал бы там свое дело. Я просто забочусь о человеке. Я дал обещание, а сам никак не могу его выполнить, поймешь ты это или нет?
- Значит, у вас с ней ничего не было?
- Не было.
Я готов был клясться на Библии. Еще я был готов проклинать себя за глупость: какого черта я держал ее за руку? Не знал, чем дело может кончиться? Ни о чем не думал, поддался на минутные чувства. Речь идет о женитьбе. Семья строится на века, а я разменял века на минуты и так бездумно их потратил.
- А трактирщик сказал…
- Трактирщик и ей что попало говорит. Кому ты больше веришь: ему или родному брату?
Робер чуть улыбнулся:
- Если бы мой родной брат не был подлецом и канальей, я бы верил больше ему…

Глава 15

Я ограничил общение с Элен до минимума. Я пришел к ней в трактир и сказал:
- Элен, я нашел тебе работу. Мой брат любезно предоставил мне ее. Одной его знакомой девушке требуется служанка. В обязанности входит следить за гардеробом, стирать, вытирать пыль с безделушек. Жить ты будешь в ее доме, потому что жилье она предоставляет. С трактирщиком я сейчас расплачусь.
- Ой, как хорошо! – захлопала в ладоши Элен. – Режинальд, ты такой молодец.
Она чуть не бросилась мне на шею. Я сдержал ее эмоциональный порыв.
- Свои обязанности я сделал. Ты пристроена. Так что, думаю, нам нет больше смысла видеться.
Она как-то сразу поникла, опустила голову.
- А ты приходил ко мне только потому, что хотел пристроить? – спросила она.
- Конечно, нет, - сказал я.
Тут бы самое время взять ее за руку, заглянуть в глаза. Сказать, что она чудесная девушка, что таких я больше в жизни никогда не видел. Что она навсегда останется в моем сердце. Я ведь знал это еще тогда. Но я не посмел так говорить. Я вспомнил, как Робер уличал меня в том, что я держал ее за руку. Вспомнил, что о нас думал трактирщик. Вспомнил, что я собираюсь жениться на Маргарите Диффенталь, и мне не пристало говорить комплименты другой женщине.
- Я буду узнавать о тебе через брата, - пообещал я.
- А я так и не смогу больше узнать о тебе? – грустно спросила она.
Сердце мое сжалось. Я понимал, что нельзя так прощаться, но по-другому почему-то не выходило. Элен сказала мне то, что было естественно. Она встречалась со мной не только для того, чтобы я пристроил ее в жизни. Ей просто нравилось общаться со мной. И она хотела что-то знать обо мне, не потому что я мог рассказать ей о последних новостях от Анри де Беля. Ее интересовал я сам.
Почему бы и мне не сказать то же самое? Но я ответил:
- Да, нам надо будет держать какую-то связь, хотя бы изредка. Вдруг я узнаю от Анри де Беля что-то о Ковиньяке? Надо будет передать.
Элен была расстроена. Она сказала:
- Ковиньяк интересует меня меньше, чем ты. Но вообще-то, ты прав. Не надо нам с тобой видеться, разве что изредка. Ты скоро женишься, я вообще замужем. Зачем нам видеться с тобой, если мы не можем быть вместе? Лично мне будет недоставать тебя. Я очень к тебе привязалась.
- Я тоже, - сказал я и все же взял ее за руку.
Элен позволила мне подержаться за нее, потом вырвала свою руку.
- Не трави мне душу, - сказала она.
- Не буду.
На том мы и расстались. На том, что решили не травить друг другу души.
Я думал, после расставания будет легче. Я перестану ездить к ней, видеться с ней, забуду ее и все пройдет. Я зачастил к Маргарите, благо мое положение жениха обязывало меня наносить ей частые визиты. Каждый день я пропадал в доме Диффенталь. Но я обратил внимание, что Маргарита меня мало интересует. Гораздо больше мне нравилось разговаривать с ее отцом о делах и политике. Сама Маргарита иногда даже раздражала. Она надувала губы, делала вид, что сердится на меня. Она вся дышала неискренностью. Раньше бы мне это понравилось. Теперь я узнал, что есть женщины, которые не кокетничают с тобой, а ведут себя нормально.
Я знал, что с Элен мне нравилось общаться не только потому, что она была красивая или молодая. А потому что она была хорошим человеком. С ней было просто интересно.

Глава 16

Время шло. Около двух месяцев я совершенно не видел Элен. Иногда спрашивал о ней у брата, но мне даже это не слишком хотелось. Робер отвечал, что с Элен все хорошо и чтобы я больше не беспокоился о ней, а больше времени уделял Маргарите.
Я уделял ей больше времени, чем мне было для нее не жалко. Я думал, что таким образом забуду Элен и может быть даже влюблюсь в свою суженную. Кажется, когда-то она мне очень нравилась? Иногда я бурчал себе под нос: «Если она так нравится Роберу, пусть он женится на ней сам». Но я не осмеливался произнести эти слова вслух.
А тем временем наша свадьба приближалась. Я устроил хороший мальчишник, а потом мы с Маргаритой разослали приглашение гостям на свадьбу. Она должна была состояться в следующую субботу.
Я вспоминал, как Элен плела ожерелье, ей тоже надо было к субботе. Я думал, она не успеет. А она ничего не думала, просто плела и плела. И – надо же? – успела ровно к сроку.
Я подозревал, что и я успею к сроку. И в следующую субботу буду женат и забуду даже думать обо всяких глупостях.
И вдруг мне пришло письмо. Сначала я подумал, что оно от Анри де Беля. Мы с ним уже оформили купчую, он стал владельцем моего имения, и мы с ним продолжали переписываться. Но почерк оказался незнакомым. И почему-то письмо подозрительно пахло духами.
Я пошел в свою комнату и распечатал письмо. Глаза у меня полезли на лоб. Оно было от Элен. Я приведу его полностью:
«Дорогой Режинальд!»
Там так и было написано – дорогой. Это что-то да значило. Я не успел как следует удивиться, а продолжал читать.
«Решила написать тебе письмо, потому что узнала о твоей свадьбе. У меня уже в жизни была ситуация, когда я узнавала о свадьбе любимого человека и ничего не сказала. Это было ошибкой. Это было ошибкой, за которую, возможно, я буду расплачиваться всю жизнь. Я так ему ничего и не сказала, а чтобы не было так обидно, сама пошла замуж. Мне было даже лучше, что подвернулся такой человек, как Ковиньяк. Мне казалось, что чем хуже он будет, тем лучше. Короче, я не хочу больше повторять своих ошибок. Теперь я поняла, что о своих чувствах надо говорить сразу. В твоем праве поступать так, как тебе вздумается. Я тебя ни к чему не обязываю. Но я просто считаю, что мне нельзя промолчать еще раз. Потому что будет хуже и тебе, и мне, и, возможно, твоей невесте Маргарите. Никогда нельзя скрывать свои чувства, потому что тогда они скроют тебя самого, и ты окажешься погребенным под ними.
Я прошу тебя об одном. Я не могу просто взять и сказать: не женись на Маргарите, отмени свадьбу. Но попросить тебя об этом могу. А тебе уже решать, что делать. Я не смею ни на что надеяться, но я хотя бы сказала…
Элен де Ковиньяк».
Ум у меня заходил за разум. Я перечитывал письмо снова и снова. Я не понял, это что: признание в любви? Ну да, она же ясно написала: «свадьба любимого человека». И еще: «ситуация повторяется опять».
- Черт, - сказал я.
Мне никогда еще никто не признавался в любви. Даже Маргарита. В светском обществе считалось неприличным, когда девушка говорит о своих чувствах. О них должен был говорить молодой человек, а уж девушка – признавать или отвергать их.
И вот оборотная сторона такого поведения. Девушка молчит о своих чувствах к кому-то, потом с горя гремит замуж за первого встречного и он издевается над ней, удовлетворяя свой садизм. Теперь я ясно видел, что молчать о своих чувствах нельзя.
Но что я сам мог сказать Элен? Что я испытывал к ней? В данный момент – удивление. Огромное, безграничное удивление. Как она могла так поступить? Как она узнала мой адрес? Как она решилась на такой шаг? Но с этим не идут признаваться в любви. Кроме того, что я думаю об Элен каждую секунду, больше не было никаких признаков того, что я в нее влюбился.
Я не сомневался, что это почерк Элен, я видел его у нее в тетради. Но легче мне от этого не становилось. Что она мне предлагает? Не жениться на Маргарите? Ладно, я был согласен. Теперь ради Элен я был готов практически на все. Я даже удивлялся: как мне самому в голову не пришла такая светлая мысль?
Ладно, я потом могу придумать, что сказать ей. Элен же ясно выразилась: нельзя скрывать свои чувства. Просто увижу ее и скажу ей все, что буду думать в тот момент.
Я решил это, спрятал письмо у себя в нагрудном кармане и приказал седлать коня. Мне нужно было срочно увидеть Элен.
Плохо было то, что я не знал, как ее искать. Я знал, что Робер устроил ее в дом к своей знакомой Жанне де Труа. У брата я ничего спрашивать не стал, он и так был слишком подозрительный. Лучше все сделать самому.
В доме де Труа меня ожидал сюрприз.
- Да, у нас действительно работала девушка по имени Элен, - сказала мне Жанна.
- Работала? А сейчас она где?
- Я не знаю. Я выгнала ее за то, что она плохо работала. И куда она подалась, не имею понятия.
Я был возмущен. В то время как Робер мне докладывал о том, что с Элен все нормально, ее выгнали неизвестно куда? И где мне теперь ее искать?
Я чувствовал раскаянье. Мне нужно было лично проследить за судьбой Элен, а не поручать ее кому-то. Тем более, моему беспутному брату. Кому я поверил: Роберу? Его подружке, которая спустя месяц выгнала Элен и сейчас кривит нос от воспоминаний о ней?
- А что, собственно, произошло? – допытывался я.
Родители Жанны сдержанно надували губы. Видно, им не очень приятным казался этот разговор.
- Я согласилась приютить у себя девушку из сострадания, - сказала Жанна.
- А из какого сострадания вы ее выгнали?
- Я же сказала: она плохо работала. Моему терпению пришел конец.
- Она портила одежду? Плохо вытирала пыль с драгоценностей?
Наконец, мне удалось вытянуть из Жанны истинную причину.
- Она работала не плохо, но была очень дерзка со мной. Она разговаривала со мной так, будто она мне ровня. Я сказала, что с такими амбициями ей лучше работать в другом месте.
Вот это было похоже на правду. Я сомневался, что Элен могла плохо работать. Насколько я знал, она бралась за любое дело и могла довести его до конца. А вот то, что она чувствовала себя ровней Жанне, было не удивительно. Потому что на самом деле она и была ей ровней. Она была такого же дворянского происхождения, как и Жанна.
Господи, куда же я запихал Элен, в какую дыру? Я совсем забыл о том, кто она на самом деле. Но ведь это она хотела найти работу и зарабатывать там деньги. Она сама согласилась на этот путь. И все же я был за нее ответственным, но забыл об этом. Мне было стыдно.
- Когда она покинула вас? – спросил я Жанну.
- Я точно не помню. Где-то около недели тому назад.
- Куда она пошла?
Жанна пожала плечами:
- Мне-то откуда знать? С ее амбициями можно пойти куда угодно. Не удивлюсь, если она отправилась в Версаль.
- Но она должна была сказать, оставить адрес…
Жанна и ее родители переглянулись. Им было очень неприятно. Их лица как будто бы говорили: «Это в преддверии свадьбы он интересуется какими-то служанками?»
Но я уже знал, что свадьбы не будет, и был спокоен на этот счет. Больше всего меня волновало, где теперь искать Элен? С ее амбициями она могла бы отправиться и в Версаль, но вряд ли она туда отправилась. Если она написала мне такое письмо, она рассчитывала, что я буду ее искать. И она должна быть в таком месте, чтобы я ее нашел.
Я поехал к трактиру, где она жила раньше. Я очень волновался. А вдруг ее там нет? Скорее всего, ее действительно нет там. Хотя бы потому что не располагает большой суммой, чтобы оплачивать там комнату. Может, она и помогает дочери трактирщика на кухне, может, ее и кормят там бесплатно, но уж точно не селят в мебелированной комнате просто так.
Дочь трактирщика могла пролить свет. Если Элен с ней так подружилась, она должна была сказать ей, где ее искать. Она может даже написать мне ее новый адрес. Писать-то она уже умеет.
Я очень волновался, когда перешагивал порог трактира.

Глава 17

Я забыл, как зовут дочь трактирщика. Я встал перед стойкой и сказал с глупым видом:
- А где та девушка?.. Забыл ее имя!..
Трактирщик сказал:
- Вас интересует Элен Ковиньяк?
Я часто закивал головой. Именно эта девушка меня и интересовала.
- Так она не живет у нас уже месяца два. Где ж вы раньше-то были?
Сердце мое оборвалось. «Какого черта? – спрашивал я себя. – Какого черта она написала про дурацкую свадьбу, а не про свое положение? Надо было оставить адрес, чтобы я мог ее найти, а не объясняться мне в любви! Ей надо было тут же написать мне, как только она потеряла место работы».
- Постойте, - вдруг сказал я. – Вы помните имя и фамилию девушки, которая уже два месяца здесь не живет? Вы запоминаете так любого посетителя?
- Нет, месье Режинальд де Люма, - ответил мне трактирщик. – Просто эта девушка оставила тут для вас сообщение.
Он полез под прилавок. Я с нетерпением ждал сообщения. Там должен быть ее новый адрес. Трактирщик долго возился, наконец, подал мне свернутую вчетверо бумагу.
- Вы уж извините, - сказал он мне. – Мы все ее прочитали. Так интересно было. Не знали, что на свете такие дела делаются.
Я развернул бумагу и пробежал по ней глазами в поисках адреса. Его не было. Вместо него было несколько строк:
«Простите, Режинальд. Сама не знаю, что на меня нашло. Я не должна была отсылать вам письмо такого сомнительного содержания. Мне стыдно. Но когда я поняла это, было уже поздно. Если вы все-таки будете меня искать, то пусть Бернард передаст вам это. На самом деле женитесь на Маргарите. Я от души делаю вам счастья.
Элен».
Я тупо смотрел то на письмо, то на трактирщика.
- Вы Бернард? – спросил я его.
- Да.
Я чуть усмехнулся. У Элен был дар, она могла ценить людей. Она запоминала их по именам, она видела в них личностей. И как после этого она могла показаться Жанне амбициозной?
Я поймал себя на том, что думаю не о том. В письме не было адреса, и я боялся, что могу потерять Элен навсегда. Ей было легко сказать: «Ладно, женитесь на Маргарите, я желаю вам счастья». После того как она сделала мне такой взрыв на сердце, она теперь может просто взять и уйти в небытие? Оставить меня с этим бардаком в голове и пожелать мне счастья? Это казалось мне издевательством.
В данный момент я не любил Элен, я больше склонялся к тому, чтобы ее возненавидеть. Но опять-таки, я думал о ней. Я постоянно думал о ней, с первого момента нашей встречи. Неважно, какие чувства она мне внушала: жалость, страх, неприязнь. Но одного было не отнять: я постоянно о ней думал.
- Черт знает что! – пробормотал я.
- Вам очень сильно повезло с такой девушкой, - сказал мне трактирщик. Теперь я знал, что его зовут Бернард. – Не каждому пишут такие письма. – Он мечтательно прикрыл глаза и процитировал: - «Сама не знаю, что на меня нашло. Я не должна была отсылать вам письмо такого сомнительного содержания…»
- Вы выучили это письмо наизусть? – удивился я.
- А вы бы разве не выучили? Эх, молодой человек, как мало вы еще разбираетесь в жизни…
Меня это задело.
- Послушайте, Бернард. Вы вообще не должны были читать это письмо, оно адресовалось другому человеку.
- Больно уж письмо хорошее было. Я сначала не хотел, а потом просто не смог оторваться.
Мне сейчас не было важно, кто влезал и читал мое письмо. Важнее было найти Элен. Может, трактирщик знает, где она?
- Где она?
- Не знаю.
- А как мне ее найти?
Трактирщик пожал плечами.
- Ладно, - сказал я. – Когда она приходила и приносила это письмо?
Он наморщил лоб, пытаясь вспомнить. Потом сказал:
- Это было во вторник. Она пришла очень грустная и спросила Клементину. Потом попросила у меня бумагу и перо. Я дал, она села за столик и быстро настрочила это письмо. Она дала его мне и сказала: «Помнишь того человека, Режинальда де Люма?» – «Который приходил к тебе, а замуж так и не взял?» - уточнил я. Тогда она объяснила, что между вами не было ничего личного, чисто деловые отношения. Но я-то понимал, что из-за деловых отношений ты не будешь таким грустным. Поэтому я взял письмо, спрятал его под прилавок. А когда она ушла, я достал и прочитал. Моя жена вообще прослезилась, когда Клементина читала ей вслух.
- Это письмо читали вслух?
- Да. А что тут такого?
- Я бы не стал читать чужие письма.
- Ну и зря. Такое письмо стоит того, чтобы его прочитали. Да еще Элен сказала: «Возможно, - говорит, - за ним никто не придет. Но если все-таки месье Люма спросит меня, то отдайте ему его». Я спрашиваю: «А как скоро он должен подойти?» А она: «Я думаю, он вообще не подойдет».
- Вы так хорошо все рассказываете, - похвалил я. – А не говорила ли Элен случайно, куда собралась направиться?
- Нет, - сказал Бернард. – Хотя, может, моя дочь знает. Они с Элен сдружились. Может, и секреты друг другу поверяли.
Я остался ждать Клементину, которая должна было вот-вот придти с базара. На душе у меня было тревожно. Я знал, что должен найти Элен. В этом сейчас заключался смысл моей жизни.

Глава 18

Я размышлял, куда она могла податься. Самым ужасным было предположение, что она поехала назад к Ковиньяку. Сейчас она бы уже не дала себя в обиду. Сейчас она бы уже могла постоять за себя. Когда она выходила за него замуж, то была расстроена из-за женитьбы любимого человека. Сейчас все не так.
Тут я вспомнил, что тоже расстроил ее своей женитьбой. Да она еще более подавлена сейчас из-за меня, чем тогда, когда выходила замуж.
Ее можно было бы поискать в монастыре, где она воспитывалась. Она что-то говорила мне об этом. С тех пор как ее официально похоронили, ни родители ни муж не хватятся ее в монастыре.
Но с желанием Элен зарабатывать деньги, она наверняка попробует еще раз устроиться на работу.
Пришла Клементина. Я бросился ей навстречу. Она узнала меня, заулыбалась, а потом сделала серьезное лицо.
- Здравствуйте, месье де Люма.
- Клементина, вы должны помочь мне. Вы знаете, где сейчас находится Элен?
Клементина поджала губы и сказала:
- Вообще-то знаю. Но не думаю, что будет правильно, если я сейчас дам вам адрес. Вы совершенно забыли об Элен, когда ей нужна была помощь. Вы даже не заметили, что она любит вас. И после этого давать вам ее адрес?
- Да, очень нужно.
- Зачем? Вам же все равно, что с ней сталось.
Я разозлился.
- Я лучше знаю, все равно мне или нет. Я буду с ней говорить на эту тему, а не с вами. Давайте мне ее адрес. Не дадите? Все равно я ее найду, так лучше вам мне посодействовать.
Клементина почувствовала, что сказала лишнее. Но на всякий случай сказала:
- Я ее письмо к вам наизусть выучила. А вы? Сомневаюсь, что сможете сказать хотя бы строчку.
Но я был не сентиментальный хлюпик, который учит письма вместо того, чтобы действовать.
- Клементина, - затряс я ее за руку. – Давай сейчас же адрес Элен!
- Ладно. Только если вы опять появитесь в ее жизни, чтобы мучить ее, то вы ответите потом за это перед господом.
- Отвечу, только давай адрес.
Не думаю, что Элен преподнесла Клементине наши отношения в таком виде. Не знаю, что она вообще могла рассказать. Но Клементина встретила меня, как врага, который обижает ее подругу. Меня это мало волновало. Меня больше беспокоило, как может встретить меня Элен.

Глава 19

Это был какой-то богом забытый трактир на окраине Парижа. Там даже стены были покосившиеся. Я смотрел в бумажку, которую мне написала Клементина, и думал: может ли она что-то напутать? Неужели Элен действительно поселилась здесь?
С замиранием сердца я подошел к двери с указанным на ней номером «восемь». Занес руку и постучал.
- Сейчас, - услышал я знакомый голос.
Обмануться было невозможно: это была Элен.
Дверь распахнулась. В лице Элен было удивление. Она не знала, что я могу придти. Она буквально застыла на пороге. А я и не давал ей опомниться. Я заскочил в комнату и бросился ее целовать. Я так был рад, что все-таки нашел ее.

Потом мы сидели за столом и она угощала меня виноградом. Наверное, это было единственное, что она могла себе позволить купить.
- Мне так стыдно за то, что я тебе написала, - сказала Элен. – Но я действительно не знаю, что на меня нашло. Я была служанкой у Жанны. И они получили от тебя приглашение на свадьбу. Я увидела это приглашение, не удержалась и, когда никого не было, прочитала его. Почерк был твой. Это было единственное известие от тебя, которое я получала за эти два месяца. Но тут меня обнаружила Жанна. Она очень возмутилась тем, что я читаю чужие приглашения. Она так и сказала: «Если бы я знала, что ты умеешь читать, я бы не нанимала тебя к себе на работу!» Я сказала, что каждый человек имеет право читать или писать. Она сказала, что служанки не имеют на это права, так как могут посмотреть корреспонденцию своих господ. Так мы и поругались. Я собрала вещи и ушла. Конечно, было плохо то, что я прочитала чужое приглашение. Оно было адресовано не мне.
Когда я это услышал, я от души простил семейство трактирщиков, которые дружно прочитали чужое письмо. Если так делала Элен, то так могли делать и другие люди. И я их больше не осуждал.
- Я вышла из дома Жанны, зашла в первый попавшийся кабачок, взяла там бумагу и перо и написала тебе письмо. Я не жалела, что прочитала чужое приглашение. На нем был твой адрес, и я его запомнила. Я написала все, что думаю. Я еще была расстроена из-за ссоры с Жанной, я вся кипела внутри. Поэтому я написала то, что бог на душу положил, и ушла из кабачка. Я отправила письмо. Идти мне было больше некуда. Тогда я пошла к Бернарду и его семье. Они всегда были очень добры ко мне. По пути я успокоилась и поняла, что нельзя было делать то, что я сделала. Я не имею права вмешиваться в чужую жизнь.
- Я тоже не имел права вмешиваться в чужую жизнь, но я увез тебя от Ковиньяка, - напомнил я.
- Ну вот, я не подумала об этом. Я подумала наоборот, что ты можешь любить эту девушку, а я рушу ваше счастье. Поэтому я пришла в кабачок к Бернарду, написала там тебе письмо, а сама хотела идти дальше. Клементина посоветовала мне дешевый ночлег здесь. Она меня проводила сюда и видела, как я поселилась в этом номере. Вот и вся моя история.
Потом я рассказал ей свою, как я искал ее, как чуть не потерял навеки, и как все-таки нашел.
- Это очень хорошо, что ты написала мне письмо, - сказал я. – Ты мне словно глаза открыла. И я подумал: а почему я должен жениться на Маргарите, а не на тебе?
- Ты только тогда об этом подумал? – засмеялась Элен. – А я об этом думала всегда. С того момента, как ты увез меня от Ковиньяка. Мне казалось, что такое не может быть случайно. Должно быть какое-то продолжение. Я ждала его…
- Ты не просто ждала, ты сама его сделала.
 Я тоже засмеялся:
- Значит, ты думаешь, я не случайно оказался на той свадьбе?
- Конечно, нет, - ответила она.

08.11.09.