Умереть в Толедо
Умереть в Толедо.
- В Италии с этим делом надо быть осторожнее. Да и во Франции тоже, - сказал Толик.* – Заметут!
Он по-прежнему оставался Францычем. Уже сорок лет.
- Кто?
- Полиция, кто ж ещё?! В общественных местах распивать запрещено. Ка-те-го-рически! Не умеют люди культурно отдыхать, – он прикрыл левый глаз и полез за сигаретой.
Левый глаз служил индикатором начала недели. В понедельник тяжёлый выдох Францыча привносил в окружающую среду обоняемую толику вреда. О вреде, наносимом организму, говорить было бесполезно, не помогала даже шоковая терапия - описание грядущих похорон.
- Когда ты умрёшь, - сказал Сава,* - выносить будет трудно. Лестница узкая, не развернуться.
- Не дождётесь!
- Стоя! – сказал Слон.* – Привяжем полотенцами.
- Сколько ты весишь?
- Девяносто восемь.
- А ещё гроб… Может, с балкона спустим?
- Опасно.
И Сава поведал, как друзья некого усопшего избрали кратчайший путь транспортировки покойника с четвёртого этажа. Именно с балкона. На канатах. Гроб рывками снижался, собравшиеся к прощанию с телом увлечённо давали советы снизу …
- Верёвка оборвалась?
- Хуже. Балкон рухнул. Количество трупов возросло вчетверо.
- Анекдот! – уверенно сказал Францыч, открыв глаз. – Или ты сам придумал. Выдумщик.
Выходные дни Толик проводил по шаблону, выработанному годами, проведенными плечом к плечу с гегемоном на металлургическом заводе, где отвечал за реконструкцию «печек». За восемнадцать лет он налазился по домнам до отрыжки, а в нагрузку приобрёл устойчивые привычки рабочего класса, который признавал единственный стиль отдыха.
- Что ты вчера пил? – спрашивал Сава понедельничным утром.
Сава имел право на вопрос, поскольку был Толиковым директором, а разговор происходил в его кабинете.
- Водочку! – отвечал Францыч. – А как в выходной не выпить?
Согласно традициям, почин уикэнда закладывался вечером в пятницу, лился широким потоком субботы, чтобы, сожалеючи, иссякнуть к старту недели.
- Пиво добавлял? – спросил Слон, который был Савиным заместителем.
- Не добавлял. Я сейчас пивко не употребляю. Так… полторашечку.
Алкогольные напитки в устах Францыча купались в уменьшительно – ласкательной нежности.
- Рожу свою видел?
- А чего на неё смотреть? Рожа как рожа. Физиономия, правильней сказать.
Физиономия была лилово-багровой и естественный цвет возвращала только к среде.
- Состояние тяжёлое, - констатировал Сава. – Нерабочее.
- У кого? У меня?! Да я в два раза больше делаю! Чем остальные.
- А мог бы – в четыре.
- Платить будешь?
- Жрать прекратишь – буду.
- Маэстро, ты не понимаешь! Мне надо расслабляться. Отдыхать, - Францыч прикурил вторую сигарету.
- Животное! Ты только из отпуска.
- Это было утомительно. Вот! У меня ножки болят. От экскурсий.
- И как Мадрид? – спросил Слон.
- Отвратительный Мадрид, Вова. Никуда не годный Мадрид.
- Почему?
- У меня фотоаппарат своровали. Там. И видеокамеру. В Париже не воровали, в Риме не воровали… А тут засадили!
- Наверное, пьяный был? – предположил Сава.
- Почему пьяный?! Это гнусные измышления. В-водящие в заблуждение. Велосипедистки с вагинальным оргазмом!
- Какие велосипедистки?– удивился Вова.
- Обыкновенные. Которые по шоссе ездят. Спортсменки. Ты у Коли спроси, - Францыч показал сигаретой в сторону директора. – Он ещё в институте мне голову заморочил. Ввёл в заблуждение. Говорил, что девок в велосипедную секцию набирают исключительно с вагинальным оргазмом. С клиторальным не берут. Ка-те-го-рически! А я ему верил.
- Почему не берут?
- Сам подумай. Длительный контакт с седлом! Плюс тряска. Вибратор на колёсах! Объяснял, когда они кончают - в кювет валятся. И там стонут. Оргастически.
- Кто кончает? – заинтересовался заглянувший Минька.**
- Точно! – сказал Сава. – Их потом «техпомощь» собирает.
- О чём вы?
- О Мадриде, - сказал Слон. – Толяна испанцы обокрали.
- Это не испанцы, - возразил Толик, вновь прикрыв глаз. – Цыгане. Испанцы сплошь доны и гранды.
- Чемпионками становятся фригидные, - сказал Сава. – С патологической аноргазмией. В верховой езде аналогично.
- Оказывается, Дали в молодости был гомосексуалистом, - сказал Францыч.
- Он жил с Бунюэлем, - сказал Сава, - чтобы увести у него женщину. Или с Элюаром…
- Кто такой Бунюэль?- спросил Минька. – И какую женщину?
Ему хотелось расширить кругозор.
- Мы с Танюшкой шли в Прадо. Через парк. Присели на скамейку. Перекусить.
- Режиссёр – сюрреалист, - сказал директор. – Женщина наша. Русская.
- Кто всё-таки кончает? – спросил Минька.
- А выпить было? – спросил Вова.
- А как же! Текилка. Очень мне понравилась, я её в дьюти-фри прикупил. Главное, в парке пусто. Лужайки, травка зелёная, кусты сзади, но далеко... Фотоаппарат рядом лежал. И как своровали? Вокруг ни души. Один мужик мимо пробегал, спортсмен.
- Со спиннингом? – спросил Сава.
- При чём здесь спиннинг? - спросил Минька.
- Орудие преступления. Его из-за кустов забрасывали. Сзади.
- Вот! Он и жену исключительно сзади рисовал. - сказал Францыч. – Наверное, туда и имел. Из извращённых понятий.
- Кто? – спросил Минька.
- Дали. Сальвадор.
- Я от вас хренею, - сказал Минька. – Сами говорили, что он гомосексуалист.
- Не вижу противоречия, - сказал Францыч. – Хотя в Греции вино можно пить очень душевно. Прямо из пакета. Никто слова против не скажет. Культурные люди.
- Из какого пакета?
- Прямоугольного. Или, если хочется, паралле… лепипеда! Литрового. Не то, что во Франции.
- Во Франции нет параллелепипедов?
- Там негры. Очень много негров. Особенно в Париже. Особенно возле башни. И ещё коньяк. Приходится прятаться.
- От негров?
- Зачем от негров? От полиции. Но я их обманул.
- Как?
- Элементарно! Сидишь, пьёшь пепси, а в бутылке-то – что?
- Коньяк.
- Правильно. «Наполеон». И никаких претензий.
- Но пахнет коньяком!
- Ещё не хватало, чтоб от меня пепси-колой пахло!
- Как тебе Прадо? – спросил Сава.
- Музей как музей. Обычный. Особенно, после Лувра.
- Там должно быть много Веласкеса, - поразмыслив, сказал Минька.
Он считался знатоком живописца.
- Мадрид – говно, - резюмировал Толик. – Толедо мне больше понравился. Замечательный город. Но там я чуть не умер! Там горки крутые и жарища жуткая. Мне после инфаркта противопоказано. И ножки болят. К тому же, накануне нажрался. С горя.
- С какого?
- Забыл? У меня фотоаппарат цыгане украли. И видеокамеру.
Помимо выходных Францыч мог пить:
- с горя. В этом качестве фигурировал любой дискомфортный компонент либо их совокупность: чересчур холодная или слишком жаркая погода, вялый график и теснота общественного транспорта или разбитые ненароком очки. В качестве неизменного побудительного стресса присутствовало сознание недооценки начальством. В виде зарплаты, не соответствующей вкладу;
- от радости. Он праздновал окончание годичного ремонта в ванной комнате, отъезд жены на дачу, покупку зимней обуви, голубых кальсон китайского производства и собственно бутылки «Немирофф». Медовой с перцем;
- от плохого самочувствия. Повышенного давления, варикозного расширения, остеохондроза и отвратительно слабого зрения;
- Чуть не умер, - вздохнул Францыч. – Хорошо, присел в холодке. В баре. Кстати! В Испании к пивку оливки подают. Да! А в Толедо после каждой пятой кружки текилки сто граммов наливают. Бесплатно. От заведения. Мне два раза приносили.
- Понятно, - сказал Сава. – Ноги отказали в баре.
- Нет, - не согласился Францыч, - ноги болят, потому что гормон роста больше не вырабатывается.
- Это он по писе определил, - сказал Сава. – Не растёт.
- Тебе только смеяться над больным человеком.
- А тебе пора завязывать с заграницей, - сказал Слон. – Доставка дорогая.
- Какая доставка?
- Тела покойного. Из Толедо.
- Не дождётесь! – снова произнёс Францыч и открыл глаз. – Вот Гауди, к примеру, не пил. Но его трамваем задавило.
- В этом что-то есть, - задумчиво произнёс Минька.
- В чём?
- Умереть в Толедо. Но кто всё-таки кончает?
Начиналась рабочая неделя…
* См. повесть «Короткая проза жизни», рассказ «Сигналы точного времени».
** См. рассказ «Папик» и цикл «Про Миньку».
Октябрь 2010.