Дед Адам был настолько древним, что никто в деревне даже не задумывался о его возрасте. Сколько поколений деревенских выросло при нем… « Ну ты, дед, даешь - живой что ль еще?» - обнимая старика за иссохшие плечи, говорил наведывающийся изредка к своим родным бывший односельчанин. Сам дед перестал считать свои годы уж лет тридцать назад – с тех пор как похоронили они с Раечкой младшенького своего сынка, а потом и сама Раиса, не оправившись от горя, оставила его одного на постылом этом свете. Старик жил будто по привычке: ел, не всегда, правда, спал или просто лежал на своей старой продавленной кровати, замотав ноги шерстяным платком -«ноют проклятущие». В теплые солнечные дни выползал на свет божий, устраивался на темной от времени деревянной скамье перед домом и сидел, уставившись куда-то вдаль. Порой он что-то бормотал или даже напевал себе под нос, щурясь от ласкового солнышка и по-детски улыбаясь. Редкие прохожие ( дом деда Адама был самый крайний в деревне) подходили поближе, кланялись и старательно выкрикивали приветствие старику. Он кивал им, продолжая улыбаться чему-то своему. Дед Адам давно уже потерял и зрение, и слух. Да и силы ни в руках, ни в ногах уж не было. И только память не предала его, служа верно все его долгие годы одинокого существования. Она возвращала его туда, где была любовь и ревность, война и победа, горести и радости, и, конечно, труд – тяжелый, изнурительный, но всем нужный и полезный, от того радостный. Жизнь, как долгий черно-белый сериал, прокручивалась в его сознании снова и снова – от начала до конца. Порой яркими цветными вспышками высвечивались какие-то, как ему казалось раньше, незначительные эпизоды: огромные красные маки в палисаднике перед ярко-выбеленной хатой с соломенной крышей, стройное пение церковного хора в маленьком деревенском храме, письма от дядьки-фермера из далекой Америки - это были картинки из его далекого короткого детства.
Адам был восьмым ребенком, рожденным в семье Зарецких. Правда, из семи родившихся до него детей, выжили только три сестры - мальчики почему-то умирали в раннем младенчестве. Мать с отцом уж не верили, что дождутся помощника когда-нибудь. А сельский батюшка, отец Прокопий, подсказал - « коль родится мальчонка, окрестите в тот же час и нареките его Адамом - выживет, Бог даст». Так и появился в семье долгожданный сынок, а после него и еще двое мальцов.
Дед Адам усмехнулся: сколько хлопот доставляло ему такое странное для русского уха собственное имя. Даже матушка нежно называла его более привычным « Даня, Данюша» или сгоряча Данькой, если тот наозорует чего-нибудь. Правда, озоровать особенно-то и некогда было - работа на селе тяжелой ответственностью падала не только на плечи взрослых, но и детям доставалось сполна. Даня и в поле с отцом все работы выполнял, и матери со скотиной помогал управиться. Трудовых будней в детстве было больше, чем праздничных дней.
Дане было неполных семь лет, когда собрался тот памятный семейный совет. Старшие мужики -дед, отец, отцовы два брата и еще двое дядьев( мужья тетушек Адама) - решали, уезжать из родных мест в поисках лучшей доли, или же остаться и здесь, на привычном месте, улучшать свое житье-бытье. Громче всех кричал младший брат отца, дядька Григорий. Он был уверен - оставаться нельзя. «Что сидеть здесь, за что держаться? За землю родную - дак нет ее, земли-то. Мало земельки… Вон семья растет - а чем кормиться-то? Край тот Урянхайский богатый, ходоки ж врать не будут. Земли там - сколь хошь бери, никто тебе не указ. Да и от податей на пять лет ослобонят»
Больше всех сомневался дед. Вздыхал, поглаживал седую бороду, прикашливал в кулак. Страшно ему было покинуть насиженное место, да только прав Гришка, хоть и молод еще, а прав - землицы прокормиться маловато у них теперь. Непростые времена, да… А с ходоками он и сам на сходе разговаривал - хвалят они места те заповедные, хвалят богатства, соловьем заливаются. Только вот как все свое бросить, как с места стронуться - ох, нелегко…
- Ну, что скажете, сыны?- обращаясь к старшим, проговорил ,наконец, дед.
Сыны говорили немногословно, вторя мыслям отца. Только Гришка распалялся все сильней.
-Чего ждать? Время - деньги. Добираться-то не ближний свет - верст, чай, тыщ пять до тех мест благодатных. А нам к весне уж устроиться надобно, дом какой-никакой поставить, чтоб честь по чести посевную провести. Да нам только малость поднапрячься, а там и заживем как баре. Чую я, ох жизнь сладкая будет!- аж присвистнув от собственного восторга, закончил речь младший брат.
Нелегко далось решение, но все же постановили - податься за лучшей долей.
Продолжение http://www.proza.ru/2014/05/14/600