Как я не уехал в Германию

Звоню давеча в Москву, в посольство Германии. Приятный женский голос на том конце произносит что-то неразборчивое, но очень ритмичное на языке Гёте, добавляя в конце по-русски: «Добрый день!»
Я смущенно ковыряюсь в памяти, подбирая подходящие для данной ситуации слова из тех, что попадались в немецких фильмах и торжественно выдаю: «Бон жур!»
В трубке тишина, затем девушка вежливо интересуется:
- Чем могу помочь?
- Извините, что беспокою вас… У меня вот такой вопрос… С кем я могу пообщаться насчет эмиграции по-еврейской линии. Дело в том, что… пока не началось… хотелось бы навсегда покинуть гостеприимную родину.
- Во-первых, уже началось – возражает любезная барышня – а во-вторых, для этого вы должны быть как минимум евреем.
- Понимаете, - мямлю я нерешительно – моя ныне покойная бабушка, царство ей небесное, была еврейкой. Во всяком случае в детстве точно – об этом гласит ее свидетельство о рождении.
- А что написано в документах ваших родителей и в ваших собственных? – интересуется собеседница.
- В том-то и дело, уважаемая, что написано: «русский»! Уникальная, метафизическая, нелепая метаморфоза. Как одно перешло в другое – ума не приложу! Закон сохранения энергии гласит, что энергия не может исчезать бесследно, или возникать из неоткуда, а тут – бац! Был еврей и уже русский! А ведь это посильнее энергии вопрос. Вопрос крови!...
- Отлично! – перебивает барышня – можете не продолжать! Вам повезло, у вас стопроцентное попадание под наши требования. Осталось уладить один нюанс, буквально пустяк, -  вы должны стать вашей бабушкой. Когда станете, - тогда и приходите.
Повисает мучительная пауза осмысления. Из телефонной трубки еле слышно доносится классическая музыка – вроде Бранденбургский концерт Баха. Музыка звучит так тихо, будто и правда льется с далеких равнин Гогенцоллернов и прочих курфюрстов. «Видимо у них там радио, или телевизор включен, а может это у людей из «прослушки» такие достойные вкусы» - думаю я, пытаясь смириться с ускользавшей надеждой «вдруг, да и стать гражданином Бундесрепублик Дойчланд».
От этой негромкой музыки перед глазами разворачиваются лирические пасторали: изумрудные равнины и невысокие холмы, тенистые дубравы и звонкие горные речки. Небольшие деревушки, как мозаика составлены из прижавшихся друг к другу балочных домиков фахверк с терракотовыми, черепичными крышами. С высоты птичьего полета они кажутся лишь детскими кубиками. Далеко вдали торчат Альпы, где добродушные жители в шортиках, белых гольфах и шляпах с пегим перышком танцуют под соловьиные тирольские напевы.  Они пьют пиво, вкушают свиные сосиски с капустой и радуются жизни с пышно-форменными, румяными девушками. Даже высокодуховный Бранденбургский концерт Баха не может сдержать их жизнерадостности от простых плотских удовольствий. Идиллическая картинка вновь сворачивается, подобно оригами, превращаясь в угловатую дулю. На дуле, из аккуратно сложенных и подогнанных цветов зеленых равнин, пегих перышков тирольских шляп и укрытых снегом альпийских вершин, вырисовывается родное: «Шиш вам в кукиш!»
Упавшим голосом спрашиваю:
- И что… совсем никаких шансов?
- Никаких. – точно эхо звучит в ответ. - Таких евреев у нас уже пол Турции проживет…
- Ну а как же, - не сдаюсь я - ведь во мне же есть часть еврейской крови! У родителей от бабушки, у меня от родителей. Я же, как бы это сказать, ее прямой потомок…
- То что у вас часть еврейской крови можете и не объяснять, и так заметно. Про потомков… - замечает русскоговорящая фрау – это вы верно подметили. Мы все потомки Адама и Евы, но это еще не значит, что можно запросто эмигрировать в рай.
«Железный аргумент» - думаю я, расставаясь с очередной иллюзией.
- Всего вам хорошего в России – безжалостно-издевательски режет она.
- Аревуар.
- Ауф Видерзейн…