1990 год. 12 марта. Без политики никуда

Вячеслав Вячеславов
 Ю. Афанасьев на третьем внеочередном съезде сказал:
"Основатель нашего государства не оставил нам ничего кроме террора и насилия. Надо честно признать, что коммунистическая идея завела нас в тупик".

Восхищен его мужеством.  Зал возмущенно загудел и не дал окончить речь, хотя он просил ещё одну минуту.  Это значит, что правда по-прежнему у нас не в чести. Поражаюсь, как её разрешили всё же говорить, хотя и не всю, но всё же, эти крохи похожи на лавину, по-сравнению с той информацией, которая до нас доходила, извращаясь в прямую противоположность.
Горбачева избрали президентом.

13 марта. После смены пошел в зал, где должны собраться рабочие Союза, но зал был закрыт. Напротив, в зале, собрались коммунисты обсуждать демократическую платформу партии.  Минут через десять подошли рабочие, и нас стало шесть человек.

У высокого,  с крупными чертами лица, был красивый голос, низкий, как у Левитана, вблизи нельзя было слушать, оглушал, он рассказал, что ходил в райисполком узнавать, что нужно для регистрации нашего Союза.

Пожилой мастер сказал, что он уже узнал, и ему сказали, что нужно сначала пойти в горком партии, а он им ответил, мол, пусть сначала коммунистическая партия сама зарегистрируется. После чего ему ответили: — Готовьте документы.  Заявление. Протокол собрания, строго по форме.  А ещё лучше, обратитесь к Рубину, он посоветует, как оформить. Губин — председатель исполкома, выставил свою кандидатуру в депутаты и прошел на повторные выборы, что вызывает удивление, как это ему удалось? Не иначе, как подтасовка, чем заняты наши партийные кадры сейчас.

Кооператив оформляет такие документы за 250 рублей.  Но у нашего казначея на счету всего лишь 42 рубля от вступительных взносов. Казначей сказал:

— Если с Союзом не получится, то, как поступим с взносами, может быть, отдадим в какой-нибудь благотворительный фонд?

Потом начали обсуждать устав и платформу Союза.  Мастер видел её политической партией, которая будет бороться за власть, иначе и мараться не стоит.

Левитану хотелось строгой дисциплины и высокой нравственности,  рабочие на собрании будут давать рекомендацию на вступление Я понял, что он хочет создать партию, наподобие коммунистической: идти от Ленина, на его постулатах,  но очищенную от злодеяний. Он цитировал Маркса, Ленина, чеканил формулировки, которые у всех навязли в зубах, поэтому все от них отмахивались.

Я обозвал их всех мечтателями:

— В таком случае,  к нам никто не придет. Как  было нас шесть человек, так и останется. Нам нужно привлекать членов, а не отпугивать строгой дисциплиной.

Николай сказал:

— Я сегодня читал проект новой программы компартии, они собираются отказываться от рекомендации при вступлении и от испытательного срока.

Спорили,  может ли инженер входить в РС?

— В таком случае, надо изменить название — Союз трудящихся, — сказал я.

Проговорили до шести часов, и все не спешили расходиться. Думается,  ничего из этой затеи не выйдет, рабочие слишком пассивны.

Вечером съезд разочаровал, ожидал жаркой дискуссии, но почти все дули в одну дуду.  Юлия Друнина добровольно сложила с себя депутатские полномочия, игнорируя интересы народа,  который ее выбирал и надеялся, что она их защитит.

Ещё на собрании я понял, что из меня плохой сенатор — не разбираюсь в тонкостях секретарской работы, только сейчас задумался над разницей общественной и политической организацией.

Стремясь не упустить что-либо интересное, я то и дело переключал с программы на программу и пропустил имя выступавшего с маршальскими погонами и тремя звездочками героя. По той спеси и апломбу, лексикону сталинского времени подумал, что это мог быть лётчик Кожедуб, но не был уверен, жив ли он, да у нас и много таких ортодоксов.  Не надо Хазанова, чтобы так точно спародировать и высмеять сталиниста.

Он разбалован вниманием народа, всеобщим почитанием и был убежден, что каждое его слово — истина в последней инстанции, а аплодисменты подхлестывали как звук трубы застоявшегося жеребца. Он так давно не был на виду у миллионов,  а тут ему предоставили возможность рассказать, как они разгромили фашистскую орду,  ни словом не упомянув о миллионах напрасных жертв,  которые уложили безграмотные полководцы.

Как же ему не хотелось уходить с трибуны!  Он показал военную реликвию — свою записную книжку со стихами, которые наизусть прочитал. Пожал руку председателю Горбачеву.  Нет ничего хуже зажившихся кумиров?

14 марта Рыжков на съезде заявил, что считает создание АНТ оправданным и нужным, мол, не учли одного, появления негативных моментов. Собчак обвинил правительство в злодеяниях, позволяющим АНТ безнаказанно и без контроля вывозить из страны огромные ценности на десятки миллиардов рублей, здесь меркнет узбекское дело. У Рыжкова от обиды на такое оскорбление тряслись губы. Несколько секунд он не мог совладать с собой и связно продолжить речь, ведь он хотел как лучше, а его обвиняют в таком, чуть ли не во вредительстве.

Все последующие ораторы клеймили Собчака, ни один не заступился, перевернув его речь с ног на голову, хотя тот заступился за якутов, которые были вынуждены голосовать за Власова и за адыгеев, голосовавших за Воротникова,  но они же ругали Собчака за то, что тот оскорбил их народ, обозвав Власова якутом.

Валентин Распутин заявил:

— Трансляция съезда нанесла народу больший урон, чем война. Съезд должен делиться не на фракции, а по совести.

Сидящий рядом Олжас Сулейменов засмеялся:

— А бессовестных, в другую сторону?

Распутин всерьёз почувствовал себя мессией, совестью народа, как то произнесли многие его почитатели.  Он не замечает своего падения в маразматическое состояние.

В местной газете вскрыты подтасовки результатов голосования благодаря анонимному звонку. Проверили и исправили фамилию, было проходил начальник вместо рабочего. Знаменательная ошибка, не наоборот.

15 марта Неожиданный сюрприз, узнал, что Юра Петухов тоже выложил на стол партбилет. Не думал, что он способен на мужественный поступок. Он такой тихий, недалекий,  молчаливый. Я подошел, поздравил. Он расцвел. Я пригласил его вступить в Союз рабочих. Там тоже борьба за власть.

— Какая же борьба, если мы все рабочие, а бороться будем лишь с администрацией.
— Нет, пока никаких организаций, — заявил он.
— Хорошо,  отдохни, подумай.

Я понимал его,  он был не рад, что так опрометчиво вступил в партию, неудобно было выйти из нее, и, освободившись, тут же подставлять шею под другую организацию.

16 марта мы встретились, чтобы обсудить платформу и устав Союза.

Левитан недовольный, что я выступаю против партии и за бОльшую демократию, нарочно начал меня оскорблять, мол, я настолько недалек, и мне ничего не надо, кроме куска хлеба с маслом. Я молчал, не реагировал на ядовитые реплики, потому что до этого настроил себя — не вмешиваться в глупые и бесполезные споры, которые ничего не решают и не меняют.

 На этот раз, нас было пять человек, и похоже, так будет всегда. В лучшем случае, им удастся собрать 50 человек, но это не организация, и глупо сейчас говорить о программе, платформе, о регистрации и прочем.

Позже подумал, зачем мне это нужно? Зря теряю время на такое времяпрепровождение? Увидел, что они из себя ничего не представляют, ребята умные, но каждый заблуждается по-своему, все разобщены, и все мечтатели, мнят себя Бухариными,  основателями партии.  А мне это не нужно.  Мне надо своим делом заниматься.

Большинство страшно разочаровано, что на съезде выбрали Лукьянова, а не Лубенченко, который занял второе место по отданным голосам.

17 марта остался на час переработки за отгул. Пришел домой и залез в горячую ванну, что не следовало бы делать, так как на следующий день схватил радикулит, правда, не в очень острой форме, и боль терпимая,  но давно такого не было.

Смущен обилием статей про полтергейст, НЛО. Трудно сохранить рассудок, когда все вокруг тебя сошли с ума, и видят то, что сам не видишь. Невольно думаешь, а может быть, что-то здесь есть, нет дыма без огня, всё так убедительно написано, кто-то за нами наблюдает, ставит эксперименты, и становится стыдно за некоторые свои поступки и мысли, которые появились от безнаказанной уверенности, что о них никто не узнает.

Оказывается, ты сам как на ладони и за тобой наблюдают, как за какой-то букашкой. И человек превращается не в обладателя Разума, а в примитивное существо с задатками мыслительных процессов. Ведь, по-существу, мы не умеем мыслить, или же наш процесс мышления проходит в огромных помехах,  которые отвлекают сознание и не дают завершить логическую цепочку, которая привела бы к открытию,  а само человечество на высшую ступень   развития. То ли мы деградируем, то ли в начале пути к великому Разуму. Трудно понять,  сможем ли мы справиться с экологической бедой, которая истребит лучше любой войны,  превратив нас в мутантов.

18 марта отменили программу "Семь дней", а на следующий день депутат Болдырев сказал:

— У меня такое впечатление, что демократию начали сворачивать, уже поставлен вопрос на сессии ВС прекратить прямую трансляцию, чтобы народ работал, а не смотрел телевизор.

90 г. 20 марта. После ужина на работе целые сутки больше ничего не ел, кроме двух стаканов чая без сахара. К моему удивлению, особо сильного голода не испытывал, можно терпеть и дольше. Было думал, что сорвусь, как уже было неоднократно. Да и не удивительно:  на столе халва, печенье, в холодильнике копченая колбаса, жареная курица, а приходится делать вид, что ничего не замечаешь. Трудно удержаться от соблазна, но надо сбросить хотя бы пять килограммов. Главное, что терпеть можно.

Хотел было не ходить в Рабочий Союз, но не удержался, любопытно. На этот раз пришло восемь человек, все после смены, один я в рабочем халате.  Худой, черноватый, лет 33 член инициативной группы нападает на Николая:

— Занимаетесь ерундой  — уставом Союза, а не делом — помощью бригадам, защите их интересы.

Он раздражен, чуть ли не кричит, то и дело бросает:

— А ну вас к е**ной матери! Он ко мне подошел и спрашивает, что вы будете делать,  если придут эти документы? Я ему: возьму и сразу на суд общественности. Назавтра женщины подошли ко мне, и благодарят: спасибо, если бы не ты, мы бы ничего не добились. Пойми, мы уже сила, а вы возитесь с уставом,  а надо делать дела!

 — Не буду я ходить по бригадам и говорить: давайте я вас буду защищать. Они будут в стороне стоять, а я за них — бегать? Не могу я так, — вспылил Николай, но не напирал на голосовые связки.

Я сидел спокойно,  не вмешиваясь в споры, помимо меня хватало говоривших, от моего голоса ничего не изменится.
Николая допекли, и он сказал:

— Я непротив, давайте назначим председателем активного товарища, который будет нами руководить.

Но никто не реагировал на его слова,  может быть, потому, что никто не хочет иметь председателем крикуна. Своеобразный эффект Нишанова, когда всех устраивает этакий миротворец. Назначь Собчака на его место, так не обрадуешься,  не поспоришь, задавит железной логикой и чеканными формулировками.

Потом стали спрашивать, кто сможет поехать в Москву или Кузбасс на съезд рабочих, дорогу устроители обещают оплатить, жилье предоставляют. Вызвался лишь казначей, сказав, что у него есть отгулы, другие твердо не обещали.

Я всё же не выдержал, встрел, сказав, что наш Союз сдохнет, если не будет притока новых членов. Но они сказали, что рабочие не пойдут, если у нас не будет зарегистрированной организации, если мы им не дадим корочек, а для этого нужно утвердить Устав.

Инициативщик снова вспылил, ругаясь и вставая с места

— Что с вами разговаривать, с бюрократами?!

Я смотрел на Николая, и меня вдруг охватило ощущение дежавю, что я его давно знаю, что год или два назад мы уже встречались в таком же зале и тоже маленькой группой, и он дал несколько листов программы нового союза, я их взял домой и перепечатал в несколько экземпляров.

Воспоминание было столь реальным, что я даже удивился, как я смог это забыть? а потом всё же решил, что это знаменитый эффект "повторения жизни", когда кажется, что это уже было, но только забыл. Удивительно, давно не было такого ощущения, и почему оно возникло именно сейчас.  Может, и в самом деле уже было такое?

Сговорились, что вновь соберутся в пятницу с новыми предложениями по уставу, которые надо отвезти в Москву, чтобы их учли при выработке общего решения. Я равнодушен к Уставу, так как для меня больше значат реальные дела, здесь я вместе с инициативщиком,  но я против его раздраженности, он уже уверился, что является защитником рабочих. Валера всё призывает вспомнить, чем кончилась история с Андриановым, мол, он один добился, чтобы всем дали три дня к отпуску и пособие к отпуску, а потом его отстранили, сделали из него самозванца.

Левитан уже не настаивал на партийности нашего Союза,  но больше всех разговаривал с инициативщиком, пытаясь логикой его успокоить, но у того уже основательно были потрепаны нервы. Таким нельзя заниматься общественной работой, они могут натворить уголовных дел и вконец истрепать свою нервную систему и стать пациентами психушки. Но этого ему не докажешь. Кто не с ним, тот враг для него. Всё повторяется.

21 марта. Ожидание талона к зубному врачу кажется томительным — я было дал заявку,  на пятой вставке стоит машина, где принимает стоматолог, но к нему надо получить талон, который заказывается в профкоме. Прошла неделя, а талона нет.  И я решил с утра пойти в городскую больницу,  записался 26-м на 9-30.

Врач очень молодая Галя Аксенова сказала, что зубы, на которые я жалуюсь, в хорошем состоянии,  и я было обрадовался, что это так, и что отделался легко, но два другие имели кариес, и спросила, как я предпочитаю удалять нерв, с уколом или без? Я удивился, никогда меня не спрашивали и, если я даже говорил, то мне отвечали, что на нерв укол не действует. 

Продырявила один зуб насквозь. Я  был в напряжении, ожидая боль нерва и, когда она примется, удалять. Послала фотографировать зуб, а потом после получасового ожидания стала пломбировать его, и отпустила. Я спросил:

— Больше не надо приходить? А нерв удалили?
— Приходить не надо. Нерв я удалила.

Невероятно до того, что не верится, как можно было без мучительной боли удалить зубной нерв? Или она настоящий врач, или обманула меня, оставив нерв на месте. Да и зачем его было удалять,  если зуб меня не беспокоил? Может быть,  она поняла это и не стала удалять, а меня успокоила ложью.  Впрочем, я рад, что отделался легко.

 Довольный вышел на улицу, впервые в этом году в плаще, не холодно, но ветер. +10. Купил пластинку Марио Ланца. Больше ничего интересного, на что можно было бы без сожаления истратить деньги. И зашел к кузену.

Сергей в трусах сидел на софе, и с Геной смотрели кадры с ушу, карате и другими видами восточной борьбы.  Он сказал, что преподаватели истории сами не знают, как преподавать и что спрашивать,  разрешают списывать с книги, лежащей на коленях,  но пятерки никому не ставят. Сверстники политикой не интересуются, всё до лампочки, то, что сейчас творится.

Через час ушел от них. Гена приглашал выпить бражки, сделанной по совету доброхота:  бутылка водки, три литра пива, ещё что-то, получилось столь неприятное, что ему самому неохота пить, и он надеялся на мою помощь, но я сказал, что завязал.

— Да ты не развязывал. Раз в неделю можно. Расслабиться. Это Гришка пришел ко мне после пломбирования, а у меня было что выпить, я ему, мол, нельзя, а он рукой махнул и выпил, а на следующий день все пломбы полетели.

— Вот, а ты меня соблазняешь. Это всё лишнее,  можно и без него обойтись.
Но он не согласился и пошел обедать со своей бражкой,  а я, поговорив с т. Пашей, скоро ушел домой.

Пасмурно, снег тает и все дороги в потоках воды.

Радикулит на третий день уменьшился, то ли помогли растирания, то ли заболевание незначительное, осталась небольшая боль,  на которую не обращаешь внимание.

Тема Азербайджана и Армении исчезла из газет, сейчас на первом плане Литва, которая настроена решительно на выход, и трудно представить, что наши ортодоксы пойдут на это.

Продолжение следует: http://proza.ru/2012/08/06/913