Минька и синематограф

Николай Савченко
                Из цикла «Про Миньку».



                Минька и синематограф.



     Минька много чего знал. Например, он знал, почему по трубам течёт вода или, наоборот, почему не течёт. Ещё бы ему не знать! Такие вещи известны любому сантехнику, если он, конечно, инженер. А Минька был инженером, к тому же Главным, и за увеличением объёма знаний тщательно следил.  Относил себя Минька к интеллектуалам, потому что ему было известно, кто у кого выиграл в футбол или в хоккей с шахматами. Так как читал Минька не какого-нибудь Секст Эмпирика, а серьёзную спортивную газету. Вообще чтение он любил, особенно, перед сном.
Сны приходили редко, поэтому он их запоминал. Один повторялся, если вечером Минька выпивал много чаю. К середине ночи из тёмного проулка сознания возникали яркие и беспокойные картины безуспешных поисков санузла для немедленного опорожнения. Минька мыкался по неизвестным улицам и зданиям с единственной навязчивой потребностью. Естественному процессу дессимиляции мешали знакомые и незнакомые люди: едва Миньке удавалось пристроиться  в укромном углу – тут же возникала помеха. Обычно женского пола. Минька стеснялся, терпел и пускался на дальнейшие поиски уединения. В завершении сна появлялся Директор и выносил приговор.
        - Простатит! – говорил Директор.
Минька просыпался с сильным сердцебиением, облегчённо констатируя, что дотерпел до пробуждения.
Иногда насущные надобности перемежались эротическими видениями из смеси реальности и кадров виденных порнофильмов. «Из всех искусств для нас важнейшим…» О дивный мир движущихся человечков и придуманных страстей!
Минька с детства находился на острие событий. Он даже слышал об итальянском режиссёре Феллини, был в курсе, что Сергей Бондарчук снял эпопею, и посмотрел четыре серии «Войны и мира», тщетно ожидая появления поручика Ржевского, который обязан был овладеть Наташей Ростовой на конюшне. Отсутствие всенародно любимого ловеласа Минька объяснял обликом героини. На месте неприглянувшейся актрисы он желал видеть Мерилин Монро! От неё даже с чёрно-белого экрана распространялся влекущий сексапил, хотя такого слова Минька в те годы не ведал.
Да, порнушка… Минька сделался поклонником высокого искусства в зрелом возрасте, ибо был истинным сыном социализма, а в светлом прошлом с эротикой обстояло так же, как и со всем прочим. Никак. Поэтому Миньке приходилось любить кино про войну и Фантомаса, «Приключения Питкина в больнице», «Великолепную семёрку» и французского актёра Жана Марэ, который тыкал врагов шпагой и спасал белокурых красавиц. Конечно, фильмы о любви в репертуарах кинотеатров присутствовали. Были они идейно-платоническими, действие разворачивалось в гуще трудовых будней.

  Деревня и колхозное крестьянство. Морально неустойчивый механизатор – любитель клюкнуть самогоночки под гармошку и доярка-комсомолка, увязшая в поголовье молочного стада и заочном высшем образовании. Любовь нечаянно нагрянет! Личное время передовая крестьянка посвящает перевоспитанию разгильдяя-тракториста. Постельная кульминация: поза на спине. Оба. Рядом. Механизатор нервно курит «Беломор», доярка, до подбородка укрытая одеялом, разъясняет преимущества машинного доения аппаратом «Ёлочка». Тракторист отвечает взаимностью и находит способ поднять выработку - скашивает, обмолачивает и поднимает зябь. Она прекращает дёргать животных за сиськи, а цепляет к ним стеклянные колбы с проводами. Секретарь райкома награждает жениха красным вымпелом, невесту денежной премией и произносит тост на комсомольской свадьбе. Оргазм!

  - Жуткое фуфло! - выносила единодушную рецензию общественность.
На «фуфло» принудительно водили классами для приобщения к будущей биографии. Минька не желал быть механизатором, металлургом и монтажником-высотником, но в темноте зала было удобно щипать девочек за попку или в толкотне прижаться к бурно растущей груди однокашницы.
Эта неприкрытая часть женского тела выглядывала в виде слабого утешения в каком-нибудь фильме из дружественной социалистической страны с обязательным запретом - «Дети до шестнадцати лет не допускаются!» Правда, мраморную натуру можно было лицезреть в музее изящных искусств, но интерьеры с лёгким ароматом дохлятинки Миньку не возбуждали. А сексуальное самообразование до женитьбы заключало знание нескольких латинских терминов, заменяющих дворовые.
  - Эрекция, - повторял Минька, - это когда... ага! Понятно. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.
Порнуха появилась одновременно с видеомагнитофонами, изготовленными в городе Воронеже. Стоили они умопомрачительно, однако, у редкого вида обеспеченных трудящихся имелись. Эти трудящиеся устраивали конспиративные просмотры для тесной компании с целью демонстрации собственного достатка. На сходку приглашался народ проверенный, ибо высоконравственное уголовное законодательство уготовило для любознательных киноманов статью. Ровно на одну пятилетку. Минька проверку прошёл и оказался в  гостях у коллеги в числе десятка посвящённых, с которыми непонятным образом затесался и старый пердун из парторганизации. Входной билет заменяла поллитровая ёмкость. Порнуха была немецкой, перевод отсутствовал. А кому он требовался?! Минька запомнил первый фильм во всём многообразии подробностей.

… К хозяйке загородного дома приезжает супружеская чета, судя по сервировке стола, выпить чаю. Очевидно, бюргерский этикет не допускал застолья в одежде, от которой действующие лица стали избавляться с порога, помогая друг другу интимными поглаживаниями и долгими поцелуями. Особенно старались хозяйка-брюнетка и гостья-блондинка.
      - Надо же! – обрадовался большевик. – Как на кадровичку-то нашу похожа! На Вальку.
Судя по пылкости, подружки давно не виделись и так соскучились, что увлеклись друг другом, похерив единственного мужика.
      - Вот это тёлки! – восхитился кто-то.
Тёлки, меж тем, продолжали раздевание, но их терпение вскоре  лопнуло. До чулок и бюстгальтеров руки уже не дошли. По-быстрому скатав друг с друга трусы, они повалились в обнимку на толстый ковёр. Минька даже в самых смелых фантазиях не мог представить происходящего. Подруги ловко пробовали друг друга на ощупь и на вкус - обоюдно пальпировали и пускали в ход влажные языки. При этом они воркующе постанывали, закатывали глаза и звонко похлопывали друг друга по гладким попкам, медленно покрываясь лёгкой испариной. Минька почувствовал, что тоже вспотел. По тому, как спорилось дело, было ясно, что подружкам оно не впервой. Следом начались упражнения с предметом, напоминавшим тёщину скалку для теста. Ею обе ввели себя в такой непередаваемый раж, что на столе зазвенели приготовленные к чаепитию чашки.
У Миньки пересохло во рту. Пердун-коммунист вытирал платком лоб и бормотал про растлевающее влияние Запада. Мужик тем временем разделся до «без трусов» и с вялым интересом взирал на происходящее из большого мягкого кресла.
       - Чего сидит-то, дурак?
       - Силы бережёт.
Оказалось, что ещё не все действующие лица заняли свои места. Неожиданно со шлангом в руке появился Сосед, поливавший газон и намеревавшийся спросить, почему кончилась вода? Сосед возник за стеклом гостиной на фоне изумрудной лужайки, намётанным глазом оценил обстановку, притаился за гардиной и избавился от бесполезного шланга. Взамен он рьяно ухватился за причинное место и привычной рукой придал ему бодрый вид. Желания заглянуть на огонёк у него патологически не возникало.
        - Извращенец! – констатировали зрители.
 Голому мужику в кресле прискучила возня на ковре, он поднялся и скомандовал нечто вроде: «Хальт! Хенде хох!» Вид у мужика был гестаповский. Повторять не пришлось. Подружки спохватились, про скалку было забыто и уяснено, что разминка закончена и пора начинать матч. Обе в охотку принялись поднимать тонус соратника. Задача оказалась посильной, так как девчонки в совершенстве владели генитально-мануальной терапией и с детства обожали эскимо. Искусственное дыхание оказало живительное действие, и настроение партнёра заметно поднялось, приняв знакомые очертания батона «Любительской». Среди зрителей прошелестел завистливый вздох. Тёлки передавали батон друг другу, как эстафету. Гестаповец жмурился и кряхтел. Когда его пустились смаковать по четвёртому кругу, он очнулся и внятно гавкнул.
        - Хильда, ап! – после чего активно зажеребился и принялся обихаживать Хозяйку и Вальку-кадровичку с равной симпатией и завидной методичностью. Те из-за небольшого словарного запаса на два голоса твердили лишь: «О йес, о йес!», без команды меняя позы. Фантастические позы! Минька срочно мотал на ус, ибо в его арсенале главенствовала одна – «навалился сверху и тяжело задышал».
В глазах Гестаповца читалось азартное желание отметиться во всех доступных местах. Горемыка за окном сначала молотил не спеша, но по мере смены экспозиции в помещении переключился на повышенную передачу и пустился наяривать на третьей.
Минька, обладая практическим складом ума, переживал, как бы тот в запарке не расколотил громадное стекло. В гостиной происходило настолько невообразимое, что Минька явственно воспрял.
Подружки нежно сложились «валетом», а Фашист, оправдав ожидание знатоков, затолкал батон противно законам физики твёрдого тела в совершенно неподходящее по размерам место. К облегчению Вальки, ему подвернулась Хозяйка, издавшая совершенно неоргастический вопль. Аудитория одобрительно откликнулась садистким эхом.
        - Парень хоть куда!
        - И туда, и сюда!
Сосед с четвёртой виртуозно перескочил на пятую. Гестаповец удовлетворённо замычал от содеянного и тоже ускорился. На финиш оба ворвались одновременно, обильно насвинячив. Гестаповец на многострадальную Хозяйку, Сосед на оконное стекло. Он ринулся на свой газон, поскольку воду давно включили, и на лужайке образовалась внушительная лужа. Гости сразу же стали прощаться, обещав заезжать почаще. У Хозяйки обещание энтузиазма не вызвало.
         - Чего ж они чаю не попили? – в тишине спросил партиец.

     Минька учебным пособием впечатлился, исполнился разврата и попытался реализовать полученные знания в домашней обстановке, но, поскольку, вернулся сильно подшофе, к телу допущен не был. В таких случаях жена стелила отдельно – Минька громко храпел и вдобавок испускал ядовитые звуки. 
Реализация приобретённого опыта происходила в удалённых от домашнего очага заповедных местах, но зрительный нерв требовал новых впечатлений.   
Ожидание было недолгим - наступило раскованное время. Оказалось, что порнография относится к первичным половым признакам Демократии, и бывших советских граждан окатила мутная пена           распущенности, накрывшая самых неосведомлённых членов общества.
         - Позвони! – крутила на «бабки» рекламная блондинка в бикини с телеэкрана. – Поведай мне самые сокровенные желания… Ты платишь только за межународный звонок.
Минька не звонил - на глаз он воспринимал лучше, чем на слух. Кабельные сети запихнули в дом ночное порно, которое возмущало Миньку отсутствием крупных планов и деталировки.
         - Сплошная имитация. Безобразие!
         - Но способствует развитию воображения, - смягчал Директор.
В хлынувшем потоке разоблачительной информации Минька выловил одно из жесточайших жизненных разочарований – основным оружием обожаемого Жана Марэ, изощрённого мстителя Монте-Кристо и бравого мушкетёра, оказалась вовсе не шпага.
          - Тривиальный гомосек! – опечалился Минька.
          - Успокойся, - сказал Директор. – Полистай «Плейбой».
«Плейбой»?! Пустяковая игрушка для начинающих мастурбантов. Видак перестал быть раритетом и по частоте употребления в обиходе уступал только сантехническим приборам. Минька бросился в  разверзшуюся пучину. У видеолоточника на  «развале» он прописался в постоянных клиентах.                               
         - Новинки?
         - «Маркиз де Сад». Крутейший!   
         - Давай!
Изобретательный Маркиз присоединился к
 «Подсматривающим в ночи», которые вовсе не созерцали, а деятельно участвовали;               
 «Развращённым нимфоманкам» - неисчислимому количеству утвари для умопомрачительных манипуляций мог позавидовать  цирковой жонглёр;
 «Таксисткам» - Минькина мечта о просторной машине окрепла;
 «Больнице – 3» - его расстраивало отсутствие предыдущих выпусков;
 «Свадебному путешествию», в котором обнаружились две знакомые таксистки;
 «Без запретов» - содержание полностью соответствовало названию, и
 «Калигуле».
          - Щенок он, - поведал о последнем Минька Директору, - против Маркиза.
Жертвы порнухи множились в самых неожиданных местах. Один из Минькиных подчинённых,         сухонький и подвижный старичок с бородкой ришелье, из множества человеческих пороков отличался лишь наклонностью к собирательству и в самой безобидной из человеческих страстей весьма преуспел. Нет, не филателия занимала его, не нумизматика. Старичок коллекционировал сказочные диснеевские мультфильмы полувековой давности и по вечерам потчевал супругу «Гадким
утёнком» с «Тремя поросятами».
        - Как мультик? Качество хорошее? – поинтересовался он у продавца, рассматривая самопальную обложку с надписью «Красная Шапочка».
        - Отличное! Не пожалеете.
Усевшись после ужина у телевизора с верной спутницей, старичок предвкушал благостные полтора часа перед отходом ко сну. Но! Картинку на экране назвать мультфильмом, не осмелились бы и слабовидящие. Главная героиня являла собой половозрелую девицу с задорным бюстом и кувшинными бёдрами. Внучка отправилась к бабушке практически в одном головном уборе, так как беленький передничек принять за одежду, можно было весьма условно. Она едва скрылась за поворотом лесной тропинки, мелькая аппетиными ягодицами, когда к матери – едрёной бабёхе,  отличавшейся от дочери лишь гипертрофированными молочными железами, нагрянула вахтовая бригада дровосеков. Истосковавшиеся лесорубы по-солдатски споро скинули спецовки и ботфорты, наглядно продемонстрировали «готовность номер один» и дружно приступили к гостеприимной мамашке.
            - Что это?! – в ужасе воскликнула оторопевшая бабуся.
Старичок замешкался с ответом, так как сглатывал очередную порцию слюны. Он сразу понял собственную ошибку, но бес толкал удовлетворить любопытство. Вся диагональ телевизора заполнилась вариациями на оральную тему.
            - Выключи немедленно! Негодяй! Развратник!
Остаток вечера был посвящён извращённой сути супруга, которую он долго и тщательно скрывал, припоминались крамольные эпизоды длительной совместной жизни.
            - Помнишь, как в шестьдесят третьем хотел ночнушку с меня снять? А с Люськой на Новый год танцевал, прижимался? Самец похотливый! - старушка глотала пилюли от подскочившего давления. - Чтоб этой гадости дома не было!
Ворочаясь полночи с боку на бок, старичок мучился неизвестностью дальнейшего развития сказочного сюжета и мысленно пристраивал к Люське белый передничек. Наутро он поделился с коллегами казусом, а роковая кассета пополнила Минькино собрание.
            - На вашем месте, - сказал Директор, - я бы поискал «Белоснежку и семь гномов». Потрясающее многообразие вариантов!
От него старичок с той поры получал в подарок конфеты. Шоколадные конфеты с миленькой девочкой на обёртке. Назывались они «Красная Шапочка». Старичок ел конфеты и ощущал себя растлителем малолетних.

  … Отечественный разврат приобретал относительно благопристойный вид - лоточники скрылись в пыльных утробах магазинов «Интим», но не от Миньки! Он забросил футбол с хоккеем и увлёкся историей.
         - Рекомендую, - говорил он Директору, - «Марко Поло». Весьма достойный путешественник. Весь Китай прошёл! Вдоль и поперёк. Или «Гладиатор»… Впечатляющие сражения! Исключительно разнузданные.
Рассказывая, Минька активно почёсывал гениталии, на недопустимость чего было тактично указано.
         - Придётся твоему папе позвонить, - сказал Директор.
         - Зачем? – испугался Минька.
Хотя папа был старенький, Минька его всё равно побаивался.
         - Сказать, что его мальчик писю трогает. На людях. Пусть меры принимает.
Минька краснел под седой бородой и обещал, что больше не будет. Суммированными знаниями он разнообразил рабочие дни. Во вторник и пятницу Минька, несколько смущаясь, сообщал Директору, что вынужден ненадолго отлучиться.
        - Через два часа буду. Как штык!
        - Не торопись. В твоём возрасте спешить небезопасно, - напутствовал Директор и пояснял, что «штык» пригоден как раз в том месте, куда Минька собрался.
В последнее время тот поскучнел, его заметно мучил мыслительный процесс. Поскольку о работе Минька думать не мог, печали простирались в иных сферах. Директор поинтересовался, не приглашают ли Главного Инженера на выставку.
        - Какую?   
        - ИМПО – 2010.
        - Тьфу на тебя! – возмутился Минька и уверил, что с некоторыми оговорками по-прежнему бодр, а причиной размышлений является постигшее его очередное разочарование.
         - В чём?
         - В кинематографе.
Оказалось, современное кино находится в жесточайшем кризисе и, по-видимому, себя исчерпало, ибо за последние года два Миньке не довелось увидеть даже намёка на новые художественные формы. Сюжеты иссякают, если не полностью исчерпаны, режиссура примитивна. Но главное, актёрские приёмы однообразны до зевоты и не дают свежих впечатлений для самосовершенствования.
         - Абсолютное отсутствие новизны! И реализма. К примеру, «Гарри на работе», - говорил Минька. – Заходит этот Гарри с утра в свой кабинет, и как думаешь, чем занимается?
         - Трахает секретаршу, - не сомневался Директор.
         - Почти. Она под столом его дожидается. У них всё отлажено. Посетителям и невдомёк, где она трудится.
         - Правильная организация рабочего места.
         - У меня под столом живёт секретарша?
         - Нет. Пока.
         - Вот! Никакой жизненной правды. Дальше – больше. Прикатывает разносчица пиццы. На роликах. Думаешь, Гарри жрать хотел? Нет! Он девочку на колёсиках хотел, скотина! Для   разнообразия.
         - А секретарша примкнула?
         - Ещё как! Девке не дали даже коньки снять. Возмутительно! Так не бывает.
         - Может, тебе Кама Сутру посмотреть?
Минька сказал, что «Секреты Кама Сутры» он давно приобрёл, досконально изучил и даже рискнул
попробовать одну позу.
          - Какую?
          - «Верхом на слоне».
После чего у него долго болела шея и вывернутая в процессе осёдлывания лодыжка.
          - Это не секс, а производственная гимнастика! Травмоопасная.
И вообще… Какими замечательно правдивыми были советские фильмы! Вчера случайно по какому-то затёртому каналу ему удалось увидеть вполне приличное творение киностудии имени Довженко. Семьдесят счастливого года.            
            - Действие происходит в колхозе, - делился Минька. – Главный герой – механизатор. Симпатичный парнишка, но раздолбай. Героиня…
           - Доярка.   
           - Ага! Передовая, но хорошенькая.
           - Они лежали на сеновале?
           - В койке. И, представь, никакого секса. Ничего дыхательно-пихательного. Поговорили о работе и разошлись.
           - А в финале женились?
           - Именно.
           - Целомудренно…
           - А я о чём? Вот были времена! Сначала за ручку взять, через неделю за плечико обнять, а уж поцеловать… Теперь и фамилию не спрашивают, сразу трусы снимать! Нет, умели, умели раньше фильмы делать! – подытожил Минька.
Директор сказал, что теперь понял, для кого трудились студии страны сорок лет назад, и что в общественном сознании имеются непреложные истины, одна из которых получила подтверждение в Минькином лице.
           - А что у меня с лицом?
Нет, объяснил Директор, дело не в конкретной роже, причём, довольно хитрой, а в нём самом, как индивидууме, бессознательно следующим социальным законам.
            - Каким законам? – заинтересовался Минька, не обидевшись на «рожу».
            - Всякий товар находит потребителя. Пусть и с опозданием, - уточнил Директор.
Потом он рекомендовал Миньке вернуться к просмотру спортивных передач, что Минька и сделал с забытым удовольствием. Футбол победил синематограф. Непредсказуемостью сюжета.



                Июнь 2010.