Верона – один из самых прекрасных и древних городов Италии. Он расположен на берегах реки Адидже около озера Гарда ещё с тринадцатого века нашей эры... Мощёные камнем улицы, красивые дома почему-то прекрасно сочетаются с современными магазинами и неоновыми вывесками. Верона манит эмигрантов, очаровывает туристов – всех, всех; все любят этот замечательный город. Кроме тех, кто… живёт на этих красивых улицах.
– Стой, противная девчонка! – из небольшой лавочки с украшениями высунулся грозный усатый дед. – Верни заколку! – он грозил кулаком куда-то ввысь.
Звонкий смех откуда-то сверху заставил людей обернуться – на тонкой бечёвке, натянутой между домами, раскинув руки, балансировала девушка.
Ах, что это была за девушка! Невысокая, худенькая, бледная, с тонкими руками – она словно парила над головами уличных зевак; звонкий смех был похож на звон сотен колокольчиков, а чёрные волосы свободно развевались по ветру, нисколько не мешая юной озорнице. А глаза её – даже с такой высоты было видно, как блестели её огромные синие глаза.
– Какую заколку? Эту, нет? – девчонка одной рукой заколола волосы. – Ну не хороша ли я? – она кокетливо улыбнулась. И всё это было проделано с такой восхитительной небрежностью, как если бы она стояла на земле, а не на верёвке в нескольких метрах над землёй; в толпе прокатился шёпот.
– Это же Фиори!
– Фиори?
– Сбежавшая циркачка!
– Какой кошмар!
– Воровка!
– Бесстыдница!
– Позор!
– Ты же, прежде всего, девочка! – воскликнула седая цветочница, выронив из руки розу. – Девочка!
Фиори только снова рассмеялась.
– А вот и нет! – воскликнула она, грациозно поднимая руки над головой. – Мне, прежде всего, жить как-то нужно!
Толпа вновь загалдела: Фиори сделала шаг к крыше. Ветер в Вероне сильный – налетел неожиданно; бечёвка рванула в сторону, а девушка только и успела сообразить, что падает – схватилась руками за верёвку, сделала сальто и приземлилась на чей-то балкон. Люди внизу ахнули, а сама Фиори поспешила ретироваться.
Сирота, отданная на воспитание цирку, она с детства не слышала ничего, кроме грубости. Но даже сквозь слёзы она смеялась – старый клоун сказал ей, что в мире и так много печали; будучи девочкой впечатлительной, Фиори было жалко мир. В цирке она желала дарить людям радость – и публика любила её за это. Но потом она сбежала – сама не сказала бы точно, почему. Просто за стенами цирка был мир – мир неизведанный, интересный, чужой. Мир, который мог бы стать её миром – так решила девочка. Да только мир оказался не таким прекрасным, как она себе его представляла – большой, чужой, страшный. Но зато Фиори получила то, о чём мечтала больше всего – свободу.
Когда она спустилась, народ уже разошёлся; только у дома на пересечении Виа Низа и Виа Капелло кто-то стоял. Когда глаза перестали косить в разные стороны, Фиори стало совестно, что она могла не узнать этого человека.
«Человек, который всех людей дороже!» – о нём пела порой Фиори.
– Лис*! – воскликнула она и кинулась к нему на шею. Высокий, худой, остролицый, спокойный и собранный – Фэчча был именно тем человеком, ради которого (в первую очередь ради него) Фиори и сбежала. Она любила его беззаветно – чисто и искренне, не как человека, к которому тянет физически и духовно, а как того, с кем можно было провести всю свою жизнь. Фиори любила его не как-то абстрактно, как брата или отца – она скорее просто не могла без него; Фэчча стал ей опорой, надеждой, семьёй, которой у неё никогда не было.
– Я рад тебя видеть, Цветок*, – Фэчча улыбался как-то странно. Фиори склонила голову набок.
– Что случилось, Лис? – она смотрела серьёзно не по годам, словно взрослела с появляющимися проблемами.
– Я уезжаю, – почти шёпотом сказал Фэчча.
– Куда? – Фиори отстранилась, не сводя с него настороженных глаз.
– В Тюри, – он печально улыбнулся.
– Тюри? Это же… Эстония! – Фиори схватила юношу за ворот рубашки. – Зачем?
– В поисках лучшей жизни, – слова ударили как кнутом. Фиори стало душно.
– Вернёшься? – спросила она ломким голосом. Глаза Лиса казались ей безжалостными, а голос резал, будто скальпелем.
– Не знаю. Но… ты поедешь со мной?
Девушка только отрицательно покачала головой.
Она сползла по стене дома – Фэчча не стал её поднимать; развернулся и пошёл быстрым шагом, не оглядываясь. Девушке хотелось выть, только сил пошевелиться и сделать что-то не было.
А сутуловатая спина Фэчча теперь ей, наверное, сниться будет.
Когда Фиори нашла в себе силы встать – она встала. Шла куда глаза глядят, а в голове мысль только одна бьётся.
– Лис… ушёл, – горестно шептала она, зачем-то дёргая себя за рукав. – Всех бросил…
Вот и их квартал – Виа Марсала. Старые небольшие домишки, сплошь и рядом кремово-бежевые; старые каменные дорожки, настолько узкие, что иногда телеги едут по бордюрам; рекламные плакаты, давно ободранные находчивыми ребятишками. В этом квартале жили все бедняки и бродяги из разных концов Италии – все нашли тут свой дом. Люди всех возрастов – обиднее всего то, что было очень много детей.
Как только Фиори ступила на главную площадь Виа Марсала, её окружили подружки, галдя наперебой.
– Почему такая грустная?
– Что-то случилось?
– Ой, а где Фэчча? – спросила одна, самая неугомонная. Фиори подняла голову медленно. Синие глаза горели угольками: пламя больное, нездоровое.
– Ушёл.
– Навсегда? – девочки охают, хватают друг-друга за руки.
– Лис вернётся, – с уверенностью говорит она. – Если нет – я сама его верну.