Не могу забыть… Почему мы не испытываем смертный ужас, например, перед дверью в кабинет кардиолога в поликлинике? Ведь это знак нам, что мы вплотную подходим к черте, которую однажды можем переступить, и на этом всё кончится.
Потому и народ всё тут озлобленный. Тут — проверка на человечность. Проходит ли кто её с честью — не знаю. Сам я чаще всего — не проходил. Какой жестокий и неразумный человек придумал посылать сюда людей, прошедших войну, со льготой проходить в кабинеты без очереди. Какое несчастье надевать им медали, чтобы показать это унизительное право. Никакой заморский злодей, никакой злокозненный иудей, который клят нами как причина всех наших бед и унижений, не мог бы придумать столь великой казни выжившему под свинцом, перетерпевшему неописанную тягость послепобедной жизни человеку, какую определил ему соотчич, добравшийся до кабинетной работы. Не имеющий культуры делать её, не имеющий души представить последствия тупых и бездумных уложений чиновного творчества.
Вот в такой очереди я оказался не в первый раз. И он пришёл сюда же. И спросил, пожалуй что с вызовом, потому что на сердечность, по опыту, не рассчитывал.
— Из ветеранов кто последний?
Ему никто не ответил. Он заявил право, а кому и где это нравилось.
Впрочем, он вопрос повторил.
Сел равнодушно и уже ни о чём не спрашивал и ни на кого не смотрел.
Он опустил веки, и как бы отгородился ото всех. Меня поразило его лицо. Оно стало безмятежное как у ребёнка, но терпение, которому тысячи лет, преобразило его в скорбный лик, какой, пожалуй, можно увидеть только на русских иконах.
Только однажды его лицо было тронуто неразгаданным движением. Может, это только на русском лице гримасой смеха и слёз управляют одни и те же мускулы.
Он проиграл сейчас, у всех на виду, в этой неприметной схватке, которая ни на секунду не прекращается меж людьми, и даже не заметил этого. Не дал себе этого заметить.
Сердце моё защемило.
Как же он воевал, этот теперешний старик? Чем он мог выстоять тогда? Как он мог вообще выжить там с этим неумением и нежеланием постоять за себя? Как живут теперь его дети, которым он передал эти вовсе ненужные для нынешней и будущей жизни пометы души и характера?..