Посвящаю моим дочерям
Вступление
Дети убеждают, что пора
Вылезти из круга дел-делишек,
И пускай финансов – «не излишек»,
Хочется умчаться за моря.
От годов летящих – лёгкий шок…
Посмотрю на маковки у храма,
И почувствую – смеётся мама:
Заграница – это хорошо!
Часть первая
«Высшее благо – то, что честно,
а все остальные блага ложные и
поддельные)
(Сенека – из писем к Луцилию)
1.
Время, что ракета-невидимка,
Со вселенской памятью летит.
…Счастливо жила девчонка Нинка!
Детства довоенного гранит
Был незыблем, и, казалось, прочен
В блеске предначертанных затей.
В сталинской стране старались очень
«Под одну гребёнку» стричь детей.
Радио внушало в каждом доме
СССР – чудесная страна!
Будь готов к труду и обороне!..
…В сорок первом грянула война.
Над страною небо почернело,
И отцы отправились на фронт …
Ленинград в блокаде…
Артобстрелы…
В зареве пожаров горизонт…
На балконе – труп братишки Толи,
С выеденной крысами щекой…
Сильною была прививка боли,
И характер сплавился крутой.
2.
Васильевский…
С волнением нет сладу…
На острове в плену кошмарных дней
Переживала мамочка блокаду
С той, что не стала бабушкой моей…
Большой проспект…
Здесь на хлебозаводе
Трудилась в незапамятные дни
Мать Ниночки – укладчицею, вроде…
Уволилась с завода до войны.
И думала о детях, умирая,
Спасла бы горстка жмыховой трухи…
И в тридцать шесть – у врат цветущих рая
Простились горемычной все грехи.
3.
…Нинкина мать исчезла,
Словно и не жила.
Братской могилы бездна
В голод была мала.
Холод вползает в сердце,
Мёртв метронома стук.
В печке открыта дверца,
Печка остыла вдруг…
Жуткая тьма квартала.
Резво плодятся вши.
Девочка умирала…
Бог пощадил – нашли.
Страшные круги ада
Выпало ей пройти.
Долгая жизнь – награда,
С радостью на пути.
4.
По «Дороге жизни» через Ладогу
Переправлен мамин детский дом.
В детских душах лёд остался надолго
И воспоминаний горький ком…
В эшелоне время в боль спрессовано,
Не было бы только новых бед!
Помнит воспитателя – Петрововну –
Мама на восьмом десятке лет.
…Было не до сказок, не до салочек,
Ребятню в пути косила смерть.
На каком-то дальнем полустаночке
Ниночка могла бы умереть.
Воспитатель отстояла бедную,
Не позволив с эшелона снять…
Отпоила травами целебными.
Для сирот она была, как мать.
Женщине, по отчеству Петрововна,
Память незабвенную пою.
Горло у меня волненьем сковано,
Верю, что душа её в раю…
5.
Ярославль для мамы – город-свет!
Там салют победы…
И подруг
В общежитии весёлый круг,
Авиазавод в пятнадцать лет…
Возвратился фронтовик-отец,
Дочку разыскал…
И в Ленинград,
Где трамваи вновь уже звенят,
Ниночка вернулась, наконец…
Строчка не случайна про трамвай:
Вагоновожатых дефицит!
Вот путёвка!..
Комсомол рулит –
Согласишься – в Питер приезжай!
Маму в брючках представляю я:
Девушка красива и стройна!
Весело ведёт трамвай она…
По маршруту «молодость – семья».
6.
Крюков-на-Днепре – так назывался
Милый украинский городок,
Вовке шёл семнадцатый годок,
Как с родимой хатой он расстался.
Прыгал «зайцем» с поезда на поезд…
Цель – Москва! Пойти бы на завод!
Ремеслу учился целый год…
Гитлер внёс корректировку в повесть.
Всем мальчишкам, вестью окрылённым,
Грезился их подвиг фронтовой.
Не считать приписку лет – виной
В райвоенкоматах были склонны…
Морячок Всевышним был храним,
Хоть друзей погибших видел раны…
Помнится: на встречах ветеранов
Мой отец был самым молодым.
7.
Аккордов быстрых примитив,
И незатейливый мотив
Для моряков был так хорош –
Играй сто раз подряд.
На старом фото мой отец
В матросской робе юный спец,
В зубах цигарка, брюки-клёш
И хулигански й взгляд.
Снаряды по морю летят,
А молодым сам чёрт не брат!
Какой прекрасной будет жизнь,
Лишь кончится война!
Качнётся палуба, кренясь,
А в кубрике резвится вальс,
«Браток, на вахте продержись»,
Тебе поёт струна…
8.
Мой папа не был страстным грибником,
На Украине степь лежит вальяжно.
Едва женившись, по грибы пешком
Он в русский лес отправился отважно.
Смотри, жена! Я славный ученик,
Уж до краёв заполнена корзинка!
К его добыче строгий взгляд приник,
И в хохоте зашлась супруга Нинка.
В корзинке – мухоморов целый воз
Взрывался вызывающе нахально…
…Кода мой папа до седин дорос,
Стал грибником он супергениальным!
9.
В коммуналке вечерами шумно,
Кухня – центр общения соседей,
Я сидела тихо с видом умным
И вникала в суть людских трагедий.
Сколько нынче женщин горемычных,
Инвалидов у пивных палаток …
Не казался чем-то необычным
Вид калек безногих на каталках.
Возвышались над асфальтом в метре,
И звенели тихо их медали,
И тонул тот звон в балтийском ветре…
А про маму сверстницы гадали:
Как же Нине встретился Володя
И – послевоенною весною?!
И не раскрасавица же, вроде,
А за мужем, впрямь, как за стеною…
И какие народились детки,
Доченьки-погодки – загляденье!
И вздыхали с завистью соседки,
Вот уж где поистине везенье!
10.
Крутится диск пластинки
Гости танцуют танго.
С младшей сестрой Иринкой
Мы – в уголке (по рангу)…
Ведаем патефоном!
Блещет пластинки глянец.
Папа жестом знакомым
Маму зовёт на танец.
Мама смеётся звонко,
В ритме звуков крылатых…
Спорит панбархат с шёлком
В моде пятидесятых.
Ввысь – шампанского брызги,
Море тостов заздравных…
Хочется вырасти быстро,
С мамою быть на равных…
11.
Картинка детства: за окном пурга,
Играют гости за столом в кинга,
Сказать точнее – дамский преферанс…
Азарт победы, проигрыша транс.
Отец мой пресекал картёжный спор,
Сердитый взгляд я помню до сих пор…
С колодой карт в печи огонь трещал,
Король своих позиций не сдавал.
Я внучку научу в кинга играть.
На старой даче ливень льёт опять…
Наследнице моей понять пора,
Что кинг у нас – семейная игра.
12.
Папины руки с матросской наколкой
Помню на санках с тугою верёвкой...
Снежный фонтан из-под папиных ног,
Санки летели в ближайший сугроб.
С папой гулянье – сплошная потеха –
Что ещё надо для детского смеха?..
Мама частенько читала нам вечером,
Сея «разумное, доброе, вечное»…
В детские ссоры с сестрой не вникала,
Сразу обеим от мамы влетало…
И с убеждённостью прочной росли мы:
Наши родители – не разделимы.
Часть вторая
«Прошлое, хранящееся в памяти,
есть часть настоящего»
(Тадеуш Котарбиньский)
1.
На мою большую ногу
Мама туфли покупала.
Вот событие, ей-богу!
В память мне оно запало.
На любимейшем, на Невском,
Настроенью вопреки,
Слякоть с яростным протестом
Нам заляпала чулки.
Без обиды на толкучку,
С беззаботной суетой
Мы транжирили получку
И смеялись над собой.
Потихоньку-понемногу
Оказались на мели,
Но – на «золушкину ногу»
Башмачки приобрели.
Ох, намучилась я с ними,
Год «японочкой» ходи…
Мама мерами крутыми
Укротила рост ноги…
…Мама, мама, я приеду
В самом добром светлом сне!
Нас опять дождём и снегом
Встретит Невский по весне.
Нам вдвоём не страшно мчаться
Вдаль до призрачной зари…
…Было мне тогда тринадцать,
Было маме тридцать три.
2.
В шестидесятые – смелые веянья,
Оттепель, ярких идей воплощение
В жизнь…
Мы с каникул вернулись весёлыми,
Чувствуя, будто и впрямь – новосёлы мы!
Комната в светлых обоях, как новая,
Настежь окно с занавеской нейлоновой…
Где же салфеточки с маминой вышивкой?
Где абажур наш оранжевый?
Выброшен?
Модная люстра горит ослепительно,
Скачет олень на эстампе стремительно,
Столик «на ножках» – углы закруглённые,
Вьются в кашпо насажденья зелёные.
На сквознячке с занавеской-обновою
Облако флоксов танцует лиловое!
3.
К маме на дачу от жизненных бурь,
Словно шальная, примчусь.
Пыльную обувь я сброшу, как дурь…
В старый шезлонг провалюсь.
Мама встревожится сердцем-душой,
Спросит: «Как дочка, дела?»
Я ей отвечу: «Да всё хорошо!»
И «закушу удила»…
Мама смолчит и тихонько вздохнёт,
Чаем меня напоит.
В дачной обители время плывёт,
Но всё равно – пролетит.
Кончится отпуск – и в горной стране
Буду скучать без родных,
Но…
Как красиво цветут по весне
Маки на скалах крутых!
4.
Ссора с мамой, что в мае гроза –
Грохот грома – и птицы притихли.
Резких слов удержать тормоза
Невозможно…
В запале до них ли?..
В крик заходим!
Неясно, кто прав…
От обиды друг друга не слышим…
И тускнеют соцветия трав,
И чернеют намокшие крыши…
Но отходчивы обе мы с ней,
Через час – с мамой снова подруги…
После майской грозы – зеленей
И свежей в нашей дачной округе…
5.
Запасы дров – моя забота.
Над брёвнышком навис топор…
Мне эта тяжкая работа
Была знакома с давних пор.
А память устремилась в детство:
Из-под пилы летят дрова…
Отца уроки – мне в наследство.
Сарайчик с домом по соседству,
В опилках мокрая трава.
Была ребёнком я неловким –
Отец ругался сгоряча.
Блестела синь татуировки
На флотских молодых плечах.
6.
Ходили с папой по грибы
На даче подо Мгою…
И в шестьдесят он бодрым был
И мужественно скроен.
В спортивной куртке, в сапогах,
На голове бейсболка…
Грибы, что прятались в кустах,
Срезал под корень ловко.
Мы забрели в такую глушь,
Мне даже жутко стало…
Среди болот мелькала сушь,
А папе было мало!..
Меня он нежно перенёс
Через ручей бурлящий…
И будущих не чуя гроз,
Мы жили настоящим.
7.
Время летит…
Банально
Для стихотворной речи…
Мама в наряде бальном
В свой юбилейный вечер.
Рядышком мы с сестрою
И с повзрослевшим внуком,
Магнитофон настроен,
Внемлем знакомым звукам.
Старый фанат футбола,
Папа встаёт отважно,
Даже без валидола
С мамой танцует важно.
Ввысь – шампанского брызги,
Стёрты возраста грани…
Дети растут так быстро…
Танго глаза туманит…
8.
Из года в год всегда в зените лета
На даче нарушался распорядок.
Отец сиял, нарядно приодетый,
И мама проходила мимо грядок.
Накрытый стол, шампанского бутылка,
И пироги с капустною начинкой…
Украинские песни пели пылко,
О детстве вспоминали мы с Иринкой.
Под диким виноградом над крылечком
На старой даче жизнь ключом кипела,
И дети торопили нас на речку…
Казалось, жизни не было предела…
9.
В зеркалах не увидеть лица,
По углам затаился ужас…
Унесли на рассвете отца,
И у мамы не стало мужа.
Примеряем ей вдовий платок,
Привыкаем к чёрному цвету…
Горькой пижмы засохший цветок
Возвращает в дачное лето,
Где грибного дождя лёгкий стон,
Детский смех, мамин голос елейный,
И отца рассудительный тон,
И взволнованный тост юбилейный.
10.
Я долго гарцевала на краю
Раздумий – уходить или остаться?
Себя я представляла лишь в раю,
Под сенью опьяняющих акаций.
Казалось мне, – так просто и легко
Оставить бытия привычный берег,
На Божий Суд примчаться прямиком…
Но мама так надеется и верит…
«Не опускай ты, доченька, крыла!» –
Шептала пересохшими губами.
Прилежно отстояла службу в храме,
Молилась мама…
И меня спасла!
И отмолила!
Суд благой верша,
Внимал Господь отчаянью такому…
Мой конь сменил галоп на тихий шаг
И не упал в беды зловещий омут.
11.
…А время цветастою радугой
Застыло над дачным крыльцом,
Где ветер порывистый с Ладоги
Где мама с поникшим лицом.
С утра – «погружение в прошлое».
И, кажется, в тысячный раз
Я слышу ворчанье дотошное,
О жизни счастливой рассказ:
«Прекрасно жилось с коммунистами,
Вкуснее была ветчина…»
И мечутся фразы неистово:
«Чужою мне стала страна!
Пожары, убийства, наркотики,
Не лечат больных стариков,
И шлюхи кругом, и невротики,
И пьяниц полно, и воров…»
С утра и до позднего вечера
Всё шепчет: «…помилуй, прости!..»
В ответ возразить маме нечего,
А внукам – в России расти.
12.
Отец Дионисий
В торжественной ризе
Мне утром грехи отпустил…
Припомнилось много.
Не зря ведь хвороба
Почти выбивала из сил.
Добрее быть надо,
Не зря же когда-то
Людмилой меня нарекли…
В рождественском храме
Молилась о маме,
И слёзы невольно текли.
Часть третья
«Поверь – когда в нас подлых мыслей нет,
Нам ничего не следует бояться…»
(Данте Алигьери)
1.
Вяжу себе очередной шедевр,
Поглядываю косо на экран…
И от гламурных диво-телестерв
Ещё сильнее боль душевных ран.
Безрадостный декабрь дождями льёт,
Нашёптывает: «маме помоги»…
И тянется тоской моих невзгод,
Запутанный узор из-под руки.
2.
Мне давным-давно не двадцать,
И полно забот-печалей…
(И куда от них деваться?)
Но сегодня полегчало
Маме старенькой…
Под вечер
Убегу из дома резво,
Хоть едва ль на сердце легче
От речей простых и трезвых…
Говорит: пора в дорогу
От мирского – к звёздной тени,
Что пора пред добрым Богом
На больные пасть колени…
…На пустой платформе мёрзну,
Ветер в спину бьёт январский…
Страшно мне смотреть на звёзды,
Страшно думать, что не двадцать…
3.
Ещё денёк отвоевала смело
У той, что тащится за мамой по пятам…
А в наших разговорах нет предела
Иллюзии, что расставанье где-то там…
А мамочка погружена в альбомы,
Рукой дрожащей фото повернёт,
Вглядится в почерк, словно, незнакомый,
Чуть улыбнётся и опять вздохнёт…
Отрадой нынче ей и сериалы,
И правнуков животворящий смех…
И роз букет, горящий цветом алым,
И мысли светлые, что дочки лучше всех.
4.
От тоски туманной на душе,
Я шепчу отчаянно молитву…
Отчий дом – в болезненном клише,
Но, ещё не проиграли битву
С той, кривой, что всё грозит клюкой…
Мама тяжело сегодня дышит,
Говорит, что надо на покой…
Говорит, что Бог её услышит.
Ей уйти в страданиях не дай!
И не отнимай надежд последних…
Девочке блокадной – светлый рай,
Только дай дожить до дней весенних!
А весною жизнь забьёт ключом!
Сил прибавят солнечные блики…
Одарят надеждою-лучом
С маминых икон святые лики…
5.
Ты уходишь из жизни, а я, словно рыба об лёд,
Бьюсь в надежде слепой – отдалить страшный миг расставанья…
Но минуты, часы и недели уходят вперёд,
И ничто не нарушит законов простых мирозданья.
Помолюсь…
И таблетки постылые дам тебе в срок,
И шприцов прикуплю «про запас» в нашей старой аптеке…
Хоть и знаю о том – не пойдёт нам лечение впрок,
Но борюсь за тебя я с отчаянием древних ацтеков.
На маршруте немыслимом столько крутых виражей!
Нам бы их одолеть – я надеюсь, что хватит силёнок…
Чуть пульсирует кровь у седого виска…
Неужель,
Никогда голос мамы не будет уверенно-звонок?..
6.
А маме нынче мало надо,
И у неё – одна отрада:
Почаще видеть дочерей,
И правнук приезжал бы к ней…
В слезах она мне говорила:
«Замучила тебя, Людмила!
Прости меня за безрассудство,
Уйти красиво – не искусство…
Ведь как распорядится Бог…
Я чувствую, что скоро срок…
Потрогай руки! Холодны…
Не доживу я до весны…»
7.
Оказался сбор семьи последним
В день рожденья мой, когда ещё
Рядом ты была…
Почти весенним
Был румянец мамочкиных щёк.
Как же, мама, ты была красива!
Радовалась каждому из нас…
Вечер тот для мамы счастливым,
Долго в нашем доме свет не гас…
8.
А в доме нашем все предметы
Хранят тепло твоей руки.
Тоскливая весна…
И лето
Промчится в приступах тоски.
Не осознать ещё потери…
Моей родимой больше нет!
Парадной тихо скрипнут двери…
В твоём окне погашен свет.
9.
Свежий холмик разрушен потоком
Талых вод…
И в молчанье глубоком
Мы застыли над ним потрясённо.
Сорок дней…
Отблеск свеч у иконы…
Сорок дней…
Но, душа-то живая!
Я на Божеский суд уповаю,
И молюсь, и прошу о прощенье
В грустный день, по-апрельски весенний.
10.
А слёзы вновь глаза туманят:
Остановились вдруг часы!
Похоже, мама «хулиганит»:
Примите, дочки, мой посыл!
Ведь незадолго пред уходом
Шутила с грустью пополам:
Умру, но не пройдёт полгода,
Как я «оттуда» знак подам!
Душа летает в мире звёздном
(Как труден был последний шаг!)
Часы, подаренные поздно,
Шли, словно жизнь её круша,
Мгновенья отнимая жизни,
Неумолимо торопясь…
И после поминальной тризны
Не прервалась с родными связь.
11.
Забудусь и схвачу мобильник:
Мне надо маме позвонить!
И осекусь…
Ещё не вникнуть
В реальность…
Некого винить,
Ведь долгожительству препоны
В России – общая беда…
И мамин голос телефонный
Я не услышу никогда.
12.
С мамою снова общаюсь стихами…
Шкаф открываю с трудом.
Мамина блузка пахнет духами,
Запах парфюма знаком.
В блузке, что нынче висит сиротливо,
Мама была хороша!
Благоухает на шёлке тоскливо
И после смерти душа…
Эпилог
Нет греха, опаснее уныния!
Каждый день сражаюсь с ним отныне я!
Господи! Приемлю все дела Твои!
Дай мне силы жить в надежде и любви!
2012-2013 гг.