Когда я была маленькая – страна наша была большая. И все живущие в ней люди жили, как одна большая семья. Не было тогда таможень и виз, билеты стоили дешево, и ездили люди из конца в конец нашей необъятной Родины – куда сердце ляжет. Кто-то на ударную комсомольскую стройку, кто-то к морю отдохнуть, а кто-то - как и мои родители – мир посмотреть и себя показать. Так сорвались они с обжитых холодных краев и укатили в солнечную среднюю Азию. Поехали туда – куда палец попал на карте. Этим местечком оказался г. Джезак в республике Узбекистан.
Приехали, сняли в аренду домик с садом и стали жить. Сад был просто сказочно красивым, а вкусности там всякой росло, сколько и в раю наверное нет. Мы со старшей сестрой ходили «строем» с барабаном «в поход». Лазили по винограднику, словно маленькие обезьянки. Да, много было интересного в нашей детской беззаботной жизни.
Но сказ я хочу повести не о нас, детях, а о наших птицах. Завела мама курочек – купила 5 штук на базаре, чтобы яички свои были. Куры были не инкубаторские, что все на одно лицо, а домашние, окраса и характера были различного: одна была черная с кудрявым хохолком на голове. Умненькая курочка, любила она все прихорашиваться, да в лужу на себя, как в зеркало смотреть. Забавно так, сначала одним глазом посмотрит, а потом развернет голову и посмотрит другим.
Три еще были пятнистые, особо ничем не запомнились. А вот пятая – пеструшка «Курочка-Ряба» - та была «Мамашей» с большой буквы.
Не успели курочки обжиться, не успели, как следует, и сарайку свою осмотреть, как она «запарила». Садится в гнездо и все тут. И хочет ребятишек высиживать. Моя мама сетует, что вы, мол, и яичек не успели нанести столько, чтобы под курицу подложить можно было. Пошла мама к соседке и попросила яиц, да своих сколько было подложила. А Рябушка на своем «сторожевом посту» «службу несла» исправно. Отойдет с гнезда зернышек поклевать, да воды попить, да бегом, как «угорелая», к гнезду назад бежит.
Моя мама посмотрела на это и говорит, что из этой курочки заботливая «квочка-мама» получается, так как она детьми даже еще только будущими очень дорожит. Боится, чтобы яйца не остыли. Стоит она в гнезде на полусогнутых ножках. То и дело клювом яйца поворачивает. Ни одно яичко не застыло, не разбилось – всех заботливая Пеструшка высидела.
И вылупились из яичек, просто чудо, живые пушистые комочки: несколько желтеньких, несколько пятнистых и один черненький с головы до самых лапок. Решили мы, что этот цыпленок – дочь «Хохлатки-Чернавки». Назвали его «Цыгануша», уж больно он всем приглянулся: и красив-то он, и шустер, и забавен.
А наша Пеструшка не переставала нас удивлять: как вылупились у нее цыплята – ее родительский инстинкт удесятерился. Она цыпляток и чистила, и отойти на шаг от себя не давала, а они то и дело снуют: то под крылышки, то под перышки на груди, а кое-кто и на спину и на голову маме своей взобраться норовит – она от любимых чад все терпит.
Забрела как-то в наш сад соседская черная кошка. Увидела, что пушистые комочки по саду гуляют, и решила полакомиться. Тенью прикинулась, ползет по - пластунски – травинку не потревожит. Но у курочки «глаз-алмаз», «бдит» наша «пернатая матушка». Углядела кошку, да как кинется на нее: распушила хвост и крылья – каждое перышко на ней дыбом, крылья раскинула широко и по земле их волочит. Какая-то вдруг сделалась огромная и грозная. Кошка хотела было спрятаться, переждать, когда отвлечется «курица-мать». А квочка «вычислила» «разведчицу» и прогнала из сада, потрепав ее черненькую бархатную шубку. Потом заботливая родительница точно также прогнала с огорода и коршуна.
Прошло время, наши цыплята стали оперяться. Как выяснилось, наш любимый черненький цыпленок, оказался вовсе не черненькой курочкой. А вырос из него пестрый петушок. Так что кличка «Цыгануша» отпала сразу за ненадобностью. И стали мы его звать «Пеструн». Характера он был драчливого, спуску никому из своих собратьев не давал. Да и кто мог дать отпор молодому петушку, ведь все остальные цыплята оказались курочками.
Пролетела короткая южная зима. Наступила благоухающая, благодатная, яркая, буйная, бурная, не привычная для русского человека, весна. Но весна – она везде весна, с ее заботами о будущем урожае.
К тому времени наш Пеструн важно прогуливался по двору, со своей многочисленной свитой. Найдет одно зернышко, вот над ним квохчет, пока весь свой гарем не соберет, а потом сам зернышко и съест.
Но тут стал мой папа в огороде землю копать, да дождевых червяков выкапывать. Петушок бегает вокруг моего отца, под лопату кидается, чтобы первому возле лакомства оказаться, и объявить об этом на всю округу. А папка рукой прогоняет Пеструна, чтобы ненароком не поранить птицу лопатой. А сам найдет червя, да и бросит его курам. Те червяка склюют, а петух-то кинется было кудахтать, да поздно, «поезд ушел», и он остается «с носом», «курами осмеян», вроде как и не он им «хозяин-муж», «кормилец», а человек – мой отец. И совсем не по сердцу это гордой птице.
Невзлюбил Пеструн моего отца. Ведь мы-то – дети и наша мама, приносим еду курам и петуху первому подставляем, а он уж вокруг чашки квохчет, будто это он сам добыл столько еды для своего большого семейства. Курочки благодарные едят, а «Петька» меж ними гордо «франтом» похаживает. А вот с папкой совсем по другому выходит. Авторитет Пеструна в глазах его «подданных» тает словно снег весной. Квочки ходят уже не за петухом, а за моим папкой, и ждут очередную «жирную подачку».
Бегал Пеструн вокруг, хлопотал, пытался восстановить свою былую влиятельность над своим «куриным народом», да куда там, против такого «деликатеса». Не ставят «местного шаха» ни в грош его верные жены. И закралась в сердце птицы незабываемая глубокая обида. Лютой ненавистью возненавидел он «соперника» - своего хозяина.
И придумал «жених в отставке» человеку месть такую, насколько хватило изворотливости петушиных мозгов. Как только мой папа выходил во двор, тут же из засады налетал петух и клевал отца, куда только достанет. Сначала папка над петухом смеялся, потом стало не до шуток, ведь клюет-то петух больно. Да и мужское самолюбие у отца тоже имелось не меньше, чем у Пеструна. Ведь папка мой - хозяин и курицам, и самому петьке-забияке - так, почему бы ему не накормить своих кур?
Не обладай мой отец чувством юмора, или будь у моего отца ума столько же, сколько у пестрого петуха – может сварил бы он из молодого озорника суп, да на том бы и успокоился.
Но мой отец был человеком веселым, а потому он принял вызов воинственной птицы. И перешел к хитрой военной тактике, чтобы сбить спесь с «красноголового неприятеля», дабы справедливость восторжествовала и понял Пеструн свое место.
И начал мой папка вот что делать: только петушок соберется петь (а голос у него был отменный), так мой отец бросает курам червяка. Что может личности, даже петушиной, помочь более самоутвердиться в жизни, чем боевой клич: «ку-ка-ре-ку». Но его самолюбие будет уязвлено, если петушок не объявит о том, что «еда пришла». Вот забияка кидается к еде, чтобы объявить о находке, но в это время песенка его прерывается. И вместо забористого: «ку-ка-ре-ку» слышится только: «ку-ку-у-ук», - петух сконфужен, а папка горд. А моя мама отца ругает: «Зачем птице петь не даешь? Не издевайся над птицей. Ей от природы петь положено».
Но папка в ответ только улыбается.
И так подлавливал отец забияку-пеструна несколько дней. Клеваться тот перестал, стал суетливым, со стороны чувствуется, что самооценка у него упала «ниже плинтуса».
Наконец, отец сдался на мамины уговоры и перестал петуха «мучить». Каково же было наше удивление, когда наш голосистый красавец попытался петь и не смог, так как стал заикой. Ему никто больше не кидал червя, и он неоднократно пытался снова и снова затянуть свою громкоголосую песенку, но вместо гордого: «ку-ка-ре-ку» - у него каждый раз выходило: «ку-ку-у-ук». Так папка мой повторил опыты Павлова, что тот проводил на собаках, и еще раз подтвердил вырабатывание условных рефлексов, в данном случае – возникновение устойчивого заикания у психически здоровой птицы, с хорошо поставленным голосом.
От себя хочу добавить, уважаемые педагоги, и дорогие мамы и папы, немножко уважения к детям своим и к нам, ученикам, как к людям, как к личностям, немножко терпения, такта. Не спешите перебить, если мы говорим не то, что вы хотели бы от нас услышать. Дайте высказать свою мысль до конца, а уже потом делайте замечания, не воздвигайте для ребенка проблему на ровном месте, не создавайте неправильные условные рефлексы.