Г л а в а д е в я т н а д ц а т а я
ЧЕЪТ!
Учительница Софья Гавриловна входит в класс через главное окно. Она делает это так редко, что никогда. Учительница Софья Гавриловна аккуратно ставит ножку в туфле-лодочке на масляно-белый подоконник, и он поскрипывает от кирпичной крошки.
Главным окном в этом классе считается то, в которое смотрит учительница Софья Гавриловна, а смотрит она всегда направо от своего стола.
Учительница Софья Гавриловна нисколько не смущена и не взволнована. Она умеет брать себя в руки, тем более, что под эти руки ее поддерживают теперь пожарный и участковый, два двоечника разных поколений. Третье поколение двоечников маленький Гришка Иванов счастлив как никогда в учебном году, в этом празднике ему не достает фейерверка. И он всерьез подумывает, как бы устроить фейерверк при помощи электрической проводки и познаний Петьки Головастика.
- Пожалуйста, Софья Гавриловна! – без конца повторяет пожарный Гриша Иванов, поддерживая свою первую учительницу под локотки.
Участковый Юрий Игнатов принимает свою первую учительницу как эстафету, так же под локоток, подставив стул.
Софья Гавриловна спускается как по триумфальной лестнице невозмутимо, как английская королева. Она едва не наступает на раскинувшегося по полу Сережку Шалышкина, оставленного всеми и одиноко размышляющего о превратностях судьбы, коей довольно мига, чтобы из героя-страдальца, спасенного из бездны, почти бездыханного, окруженного взволнованной толпой и готового молвить последнюю волю, ты превратился в выброшенную на берег водоросль, ненужную никому, даже морской пучине! По Сережкиной щеке катит соленая и одинокая, как он сам, слеза.
Толпа окружает Юрку, что сидит за партой, обхватив ладонями голову и уставившись в учебник перед собой. Юрка делает вид, что разбирает задачку, но по тому, как судорожно глаза его все время возвращаются к началу, четвертому «Е» понятно, что Юрка еще над пропастью. Четвертый «Е» тискает и обнимает его, каждый старается сунуть свое лицо и успокоить, сказать какое-то теплое слово или комплимент, например, как здорово дрыгались его ноги, когда он висел! Боренька Буржуй пихает ему надкусанный бутерброд, только что вынутый из пасти Шалышкина, Майка Савицкая гладит по голове и кличет то Юрочкой то Сережечкой, Толька Березкин гипнотизирует, чтобы привести его в чувство и бросить читать учебник математики, когда никому не до урока! Мишка Зеленка предлагает сделать хоть Юрке искусственное дыхание, коленями в живот, как утопленнику. Все предполагают, что Юрке теперь дадут медаль за храбрость или на худой конец выпрут из школы, а может и то и другое вместе.
- Стойте! – подпрыгивает Сережка, садясь и указывая в сторону Юрки обличительным жестом. – Вы еще не знаете! Он обманул!
В главном окне появляется гигантский пожарный Гриша Иванов в золотистой каске и с рыжей бородой. Он не помещается в проеме окна и в классе становится темно, как будто на синее небо набежала туча в одеждах из огнеупорного материала.
- Отбой! – пожарный дает отмашку кому-то под окнами, и лестница с капитанским мостиком неторопливо уплывает вниз. Участковый Юрий Игнатов с завистью разглядывает горящую на солнце каску и почесывает затылок, соображая, как далеко улетела его фуражка.
- Обманул? – Софья Гавриловна садится за учительский стол, для чего осторожно подвигает ногу сидящего на полу Сережки Шалышкина. – Шалышкин! Кто тебя опять обманул? А впрочем, спасибо всем, милиции и пожарным! А мы возвращаемся к уроку математики!
- Софья Гавриловна! – протягивает к ней руки пожарный Гриша Иванов. – Я вас спас?
Софья Гавриловна подозрительно смотрит на него.
- Спас! – сам себе отвечает пожарный Гриша Иванов. – Софья Гавриловна! В награду! Дайте на уроке посидеть? Я так соскучился, Софья Гавриловна, если бы эти балбесы только знали! – он обводит рукой четвертый «Е».
Софья Гавриловна растерянно смотрит на пожарного.
- Гриша Иванов! – наконец выговаривает она. – Да вы же за партой не поместитесь!
Пожарный Гриша Иванов оглядывает свой богатырский живот и втягивает его, насколько возможно. Четвертый «Е» заливается смехом. Пожарный смущенно сдвигает бороду, чтобы убедиться в отсутствии живота, для этого он поворачивает голову и смотрит искоса, однако живот, к его огорчению, всего лишь слегка приподнялся.
- Папка! – восклицает двоечник Гришка Иванов. – Да садись ты ко мне! Я на краешке посижу!
Пожарный Гриша Иванов вопросительно смотрит на Софью Гавриловну, а что она сделает, только кивает.
- А мне? – робко спрашивает участковый Юрий Игнатов, который оказывается молоденьким и щуплым. – Только до звонка – разрешите, Софья Гавриловна? Я буду тихо, честное пионерское!
Четвертый «Е» снова взрывается смехом. Каждый из мальчишек готов уступить ему свое место, а девчонки перешептываются и прыскают в ладошку, как будто бы он обыкновенный старшеклассник, участковый Юрий Игнатов.
- Стойте! – снова вопит Сережка и делает обличительный жест в сторону Юрки. – Вы что, не слышали, он нас обманул!
Юрка даже не смотрит на Сережку, из этого класс приходит к выводу, что Юрка и вправду виноват. Четвертый «Е» перестает смеяться, один только двоечник Гришка Иванов продолжает громко веселиться, потому что смотрит на папу-пожарного и ему плевать, что кричит сидящий на полу Сережка Шалышкин.
- Обманул? – растерянно переспрашивает Майка Савицкая. – Вставай, Шалышкин, тебя не видно. В чем он обманул?
- Во всем! – Шалышкин взлетает с пола и как оратор, протягивает к классу руки. – Нет никакой страны!
- Страны? – недоумевает четвертый «Е».
- Ни-ка-кой! – по слогам повторяет Сережка Шалышкин, а Боренька Буржуй брезгливо морщится, вспомнив торжественную линейку. – Никакого Солнечного острова! Мудрецов! Правителей! Никаких сокровищ!
- Да ну? – разочаровано тянет Мишка Зеленка и оборачивается на генерала Василия.
Генерал Василий, который все это время был на передовой, едва не срывался с подоконника, протягивая руки то Сережке, то Юрке, то Софье Гавриловне, умудрился не проронить ни единого слова после операции спасения. Словно настоящие генералы, он удалился по отбою в сторонку и скромно ожидал, когда волнения утихнут. Может он и был глуповат, как судил его Сережка, потому что ордена раздают горланящим в первых рядах. По крайней мере, теперь никто не вспомнил, что генерал Василий и сам едва не сорвался вниз. Ведь он не спас никого, полагал генерал Василий, чем же гордиться?
Теперь же, после Сережкиного заявления, новый удар потряс еще взволнованную душу генерала Василия. Он не понимал слова «ложь». Он не был дипломатом, для которых это слово является искусством. Он не был умником, которые всему находят оправдания. Он был глуповатым генералом Василием, с точки зрения Шалышкина.
- Как же так – никакого острова? – переспросил генерал Василий. – Юрка, скажи им!
- Четвертый «Е»! – постучала указкой Софья Гавриловна. – Что за острова? У нас не урок географии!
- Вот именно! – яростно распахнулась дверь. – Вот именно, что вообще не урок, дражайшая Софья Гавриловна!
На пороге стояла разъяренная директриса, очки ее прыгали по носу от сбившегося дыхания. Из-за спины директрисы выглядывал насмерть перепуганный школьный сторож Тобой, как теперь нам известно – шаман-неудачник.
- У меня комиссия на носу! – директриса поправила очки. – Городская инспекция! Как мне прикажете им объяснять?
Участковый Юрий Игнатов по привычке спрятался от директрисы за спинами четвероклассников.
- Игнатов! – потребовала его директриса. – Это твоя фуражка?
Она показала классу милицейскую фуражку с треснутым козырьком.
- Моя! – осторожно высунулся Юрий Игнатов. – Моя, Калерия Федоровна. Упала с высоты.
- «С высоты!» - передразнила его директриса. – Вот как был ты неряха и двоечник! – она прогремела каблуками к испуганно привставшему милиционеру. – Так ничего и не изменилось! Посмотри на себя! Это что – милицейская форма? И это – наша славная милиция, которая меня бережет?
Участковый принялся смущенно оправляться и отряхиваться от побелки, а фуражку с треснутым козырьком он с поклоном принял и напялил на голову. Только вот четвертый «Е» на этот раз не хихикнул. Может быть, директрисы испугался.
- А это что за чудо? – нахмурилась директриса Калерия Федоровна, наступая на Камчатку, где в последнюю парту вжимался, как бегемот в болото, пожарный Гриша Иванов. – Это чья там машина весь двор перегородила? Скажи мне, двоечник Иванов – и где же дети будут весело резвиться и невинно шалить к приезду комиссии? Под колесами пожарной машины?
Пожарный Гриша Иванов начал подниматься вместе с партой, а вместе с ним вставал и двоечник-сын, потому что не понял, какой именно двоечник Иванов понадобился директрисе Калерии Федоровне.
- Калерия Федоровна! – залепетал трясущимися губами пожарный Гриша Иванов. – Я сейчас! Я мигом! Машину уберу…
- Парту с себя снимите! – потребовала директриса. – Школьное имущество! Софья Гавриловна! Что это за показательный урок? У вас что, совместные учения министерства внутренних дел и пожарных войск? Вы что, отрабатываете их взаимодействие на уроке математики? Зачем вы детей за окнами развешиваете?
Софья Гавриловна попыталась что-то сказать, но директриса ее осекла.
- Я видела! – показала она на Сережку Шалышкина, приплясывающего на полу в ожидании обличительной речи. – Этот висел! Висел?
- Висел! – кивнул Сережка Шалышкин. – Товарищи! Он все наврал! Его страна…
- А этот? – перебила его директриса и поискала глазами Юрку. – Где этот? Который рядом качался?
Четвертый «Е» перевел глаза на шлем, венчающий пустую парту, а Сережка резко присел.
- Вот он, под партой! – показал Сережка. – Подлый лжец! Видите, бежит от справедливого суда!
Директриса присела рядом и посмотрела под парту. Там сидел невозмутимый Юрка Скуратов, обхвативший руками портфель с драгоценной книгой.
- Он! – опознала директриса. – Точно он! Ну-ка, крикни мне «черт»!
- Дьявол! – с ненавистью крикнул ей Юрка.
- Нет, ты мне крикни «черт!» - потребовала директриса и вприсядку передвинулась поближе. – Он у вас картавит, Софья Гавриловна?
- Грассирует, - мягко поправила Софья Гавриловна. – Может быть, это наследственное, Калерия Федоровна, он не виноват.
- Знаем мы это наследственное! – огрызнулась директриса. – Как фамилия?
- Скуратов, - осторожно подсказала Софья Гавриловна.
- Хорошо не Доберман! – не отрывая от Юрки глаз, заметила директриса. – Скажи мне «черт», черт возьми! Черт! Черт!
- Я бы сто рублей дал, - в голос заметил двоечник Гришка Иванов. – Чтобы сказать ей «черт»!
Боренька Буржуй покачал головой – слишком высокие ставки у двоечников.
- Я его выгоню из школы! – встала директриса Калерия Федоровна. – Мне это надоело!
- Чеът! – раздалось из-под парты. – Чеът! Чеът!
- Триста рублей! – восхищенно поднял ставку двоечник Гришка Иванов, за что отец ему заехал по затылку.
- Чеът! – раздалось из-под парты. – Хватит?
- Слышите – он! – торжествующе указала директриса на пустеющую парту. – Сами слышите! Вылезай, Скуратов!
Парта слегка пошевелилась, и вкривь и вкось из нее принялся вырастать несчастный Юрка.
- Обманщик! – прошептал Сережка Шалышкин и состроил ему нос.
Юрка стоял возле парты, обнимая портфель и косясь на красный шлем, чтобы не забыть его, как поступит команда выйти.
- Я его никуда не пущу! – твердо сказала Софья Гавриловна. – Делайте со мной, что хотите, Калерия Федоровна!
- Проси прощения! – зашипел Юрке в спину Толька Березкин. – «Простите, Калерия Федоровна»!
- Простите, Кавалерия Петровна! – выдохнул Юрка. – Все? Садиться?
Директриса гневно смотрела на Софью Гавриловну.
- Бунт на корабле? – только и молвила директриса. – Хорошо же. Зайдете после урока.
- Никуда мы ее не пустим! – внезапно подал голос щуплый и молоденький участковый Юрий Игнатов.
- Кто сказал? – директриса поискала глазами.
- Я! – ответил пожарный Гриша Иванов.
- Я! – ответил двоечник Гришка Иванов.
Участковый Юрий Игнатов принялся вставать, чтобы больше не прятаться за спинами. Пожарный Гриша Иванов тоже принялся снимать с себя парту.
А тем временем по классу неслись все новые «Я» и «Я», и слова эти были с самых больших букв, которые только встречаются в русском языке.