Федор Владимирович в опере был один раз, когда его вместе с группой ударников и передовиков производства отправили в Италию. Группа подобралась пестрая: три доярки, овощевод, два механизатора, токарь, известный на всю страну, два шахтера и фрезеровщик.
До сих пор Федора Владимировича премировали только вилками и ложками в красивых твердых коробках. С годами он, видимо, исчерпал министерские фонды по столовым приборам. После победы на очередном конкурсе «Лучший по профессии» его вызвали в дирекцию и сообщили, что через две недели он едет передавать свой богатый опыт итальянским товарищам.
Надо, значит – надо. Федор Владимирович и от сельхозработ не отвиливал, и в заводской похоронной бригаде не последним человеком был. Не стал возражать и против Италии.
В первый же вечер куратор группы объявил, что на повестке дня – культурная программа: все идут в оперу.
- Что дают? – поинтересовался Федор Владимирович.
- Оперу товарища Бизе, - сообщил куратор, сверившись с записной книжкой, - «Кармен» называется.
- Про любовь? – спросила одна из доярок.
- Про нее, - не стал отрицать куратор. – На итальянском языке. Но не это главное. Вы помните, кто вы и зачем вы сюда приехали.
- Безе – это вроде из еды что-то? – попытался развить тему овощевод.
- Деревня, - сказал знатный токарь. Он уже четвертый раз был в Италии и считал нужным скучать в этой глуши. – Это фамилия такая. А еда это еда.
- А идти обязательно? – спросил шахтер. – В гостинице нельзя переждать?
- Ты в доме колхозника пережидать будешь, - нехорошо сказал куратор, - приехал, значит, приобщайся.
На этом дебаты об искусстве был закрыты. «Кармен» оказалась скучной и длинной. От высоких голосов у Федора Владимировича вставали дыбом волоски вдоль позвоночника. Сюжет оперы он понял без труда и еще больше запрезирал местных. Ему, чтобы уговорить девчонку хватало в десять раз меньшего количества слов и жестов. Еще не хватало ему петь перед ними. Он и прозой всю жизнь действовал без промаха.
Знатный токарь, сделав страшное лицо, чтоб не уснуть, терпел рядом.
- Они, слышь, говорят, яйца пьют сырые перед спектаклем, - сказал он хриплым шепотом Федору Владимировичу.
- Зачем? – спросил Федор Владимирович, покосившись на соседа.
- Хрен его знает, - пожал плечами тот, - голос, говорят лучше.
Федор Владимирович никогда не жаловался на свой голос. И никто в цехе на его голос не жаловался – все слышали. Отовсюду. Поэтому он слегка не поверил. С другой стороны, царство капитала, тут все возможно. Известное дело, загнивают.
Сзади возмущенно шипели капиталисты – им, якобы, мешали разговоры.
- Наверное, хриплые голоса у нас, - подумал Федор Владимирович. – Ишь, лопочут.
Когда вернулись домой, он рассказал жене про яйца.
- У меня голос хриплый? – спросил на всякий случай.
- Да уж не оперный, - засмеялась жена. Вот и пойми их: ни да, ни нет, а не разбери, что.
- Так-то ничего, - сказала жена, поразмыслив, - яйца – вещь полезная, если хочешь, пей, конечно. Только сальмонеллы там, в сырых. Хочешь, я тебе лучше поджарю с салом.
Она только вчера получила свежий номер журнала «Здоровье» с большой статьей о сальмонеллезе. Федор Владимирович в сальмонеллез не верил. В детстве в деревне ничем не болел, только руки как-то обморозил, да воспаление легких было однажды – в прорубь провалился. Какой еще сальмонеллез? Навыдумывают себе. С салом, конечно, было бы вкусней, но утром есть не хочется. Яичко-другое, пожалуй, можно проглотить. Холодненькие, даже приятно.
Он три месяца пил по утрам сырые яйца, никому об этом не говорил, ждал реакцию окружающих. Невнимательные и нетактичные окружающие ничего не замечали.
Продукты в доме закупала жена. В том числе и яйца. В роковой для Федора Владимировича вечер она выложила в ящик в холодильнике очередные десятки куриных яиц, забыв вынуть несколько штук, оставшихся от прошлого раза. После посещения мужем итальянской оперы расход яиц в семье сильно вырос, но денег хватало. Через некоторое время, купив новую партию, жена опять забыла вынуть остававшиеся в холодильнике яйца.
Однажды утром наступила развязка. Федор Владимирович, по привычке, достал пару яиц, заметив машинально, что пора покупать – остается дня на три, не больше, глядя в окно, покашлял, попытался тихо запеть «Клен ты мой опавший» и, вслепую проковыряв ножом отверстие в скорлупе, как делал уже раз сто, опрокинул яичко в рот.
Большей неприятности он не переживал с тех пор, когда, по несчастной случайности, проглотил кусок конского навоза. Описать эти ощущения невозможно. Это можно только пережить. Но пережить это очень трудно. Окажись на месте Федора Владимировича обычный, средний человек, могло случиться непоправимое. Но наш герой остался жив.
И жена его осталась жива. Только яйца он выбросил. Все до одного. И не ест их с тех пор. Даже с салом.
И в оперу больше не ходит. И в Италию не поедет ни за что, даже не предлагайте. А голос у него, правда, стал лучше. Его теперь и в соседнем цеху слышно. Особенно, когда его про яйца кто-нибудь спросит: например, надо их пить или нет. Федор Владимирович полагает, что не надо их пить. Он теперь с журналом «Здоровье» полностью согласен.