В дрожащей прохладе талого воздуха наконец разлилась целая палитра чувств и эмоций, запахов и звуков, которые, находясь в глубоком анабиозе, так жаждали вырваться на волю. И наконец, словно краски, смешались они воедино и явили собой невероятное чувство свободы, пропитавшее собою весь холст под названием «здесь и сейчас». Что за художник мог подобрать столь идеальные пропорции, создать панацею от каждого страха, явить миру квинтэссенцию тех семи ветров, что время от времени веют на самой грани сна и реальности? Каждый закоулок, каждая просека были раскрашены этими чудесными оттенками, все тона которых дано узреть отнюдь не каждой душе. Но моей, видимо, повезло чуть больше других, потому что она так и жаждала раствориться в этой весенней прохладе, пропустить её через себя, пропитаться ею до самого последнего фотона, зарядиться свыше чем на сто процентов, активизируя в себе такие скрытые резервы, о которых и понятия не мог иметь, созерцая сотни тысяч колебаний минутных стрелок в бессмысленном действе, что по ошибке носило название «жизнь».
Сегодня проснулось всё, что мы видим и не видим, о чем думаем и не подозреваем, о чем знаем и можем только догадываться. Оно пронизывает собой пространство и время, являя собой сверкающий поток жизни, находясь в широком русле которого невозможно почувствовать себя одиноким. Но нужно быть осторожным, иначе он унесет твою душу, и ты уже никогда не вернешься к реальности таким, каким ты был прежде, и сама она никогда больше не предстанет пред тобою привычной чередой матовых серых снимков в альбоме уходящего прошлого. Ты почувствуешь себя сегодня, ты почувствуешь, что ты везде.
Не зря ведь и я проснулся сегодня пораньше, как чувствовал. А может по-другому и быть не могло. Шел по улице, утопая в рассветной прохладе, дыша в унисон с этим ветром и днём. Над головой пронеслась чья-то тень, зыбкая и волокнистая, а может этот кто-то и был самой тенью. Исчезнув в стене близстоящего дома, оставила за собой легкий шлейф, вскоре растаявший в воздухе. Буднично проводив её взглядом, побрел дальше, дыша полной грудью. Лишь самый рассвет – это только начало, сегодня весна, словно целая жизнь.
Улица дышала, улица жила.
Внезапно стало душно от снующих по разные стороны безликих людских силуэтов, спешащих, торопящихся в никуда и ниоткуда, вроде бы материальных, состоящих из атомов и молекул, тканей и органов, но в то же время не существующих, до невозможности несчастных и до нелепости ненужных. Захотелось на волю, где простор, где дуют сладкие ветры, где чувствуешь себя посреди бескрайнего мира, но того, другого, настоящего, освещенного солнцем, поросшего мхом, журчащего и цветущего, живого.
А что бы сделали вы, если бы узнали, что этот ваш новый день станет по настоящему новым, переломным днем на этой теоретически прекрасной планете? Этаким днём открытых дверей.
В полдень сидел в тени раскидистой листвы, прямо на траве, пил медовый чай из бутылки и неторопливо поедал ароматный сэндвич. Кстати, и почему он так называется? Причем тут песочная ведьма? Смотрел вокруг на прекрасные дали, освещенные солнцем жилые дома, такие незначительные, выглядывающие из-за сотен тысяч вековых деревьев, практически растворяющиеся в мареве раскаленного воздуха, тонущие в тумане времени. Ощущал себя летящим верхом на этой планете, в бесконечные дали космоса, в волшебную неизвестность, да так, что сладко закружилась голова. Опьянённый, разлегся, закинул руки за голову и наслаждался приятным медовым послевкусием во рту, или быть может на душе, кто ее разберет.
Шел лесными тропами под прикрытием кажущейся вечной и нескончаемой зелени, будто она была здесь всегда и, конечно, будет. Вдыхал плотный душистый аромат трав и цветов, задыхался их сладостью, казалось, что запах окутывал меня со всех сторон плотной пеленой. Такой постоянный, загадочный, нетронутый уголок настоящего мира, такой, каким он изначально и является. Казалось, будто здесь можно встретить кого угодно и что угодно, кроме, конечно, людей. Казалось, что здесь можно прозреть и ослепнуть, взметнуться ввысь и пасть на колени, раствориться во всём и обрести, наконец, себя. Углублялся всё дальше в манящие объятия корней и стволов, поросших чуть ли не светящимися мхами, невиданными грибами и прочими неизвестными формами жизни. И впрямь, за деревьями стали мелькать разносортные тёмные силуэты, сначала изредка, а затем всё чаще. То маленькие, украдкой скрывающиеся за близлежащим пнём, то большие и горделивые, чинно и бесстрашно переходящие тропу совсем неподалёку от меня, а также наиболее антропоморфные создания, не без интереса следящие за моими передвижениями из-за близлежащих укрытий.
Набрёл на лесное озеро; словно оазис, освещенный волшебным светом. Воды его словно приглашали путника погрузиться в их тёплую темноту, раствориться в ней, оставить там все запасы тревожащих его мыслей, ненужных эмоций и надуманных переживаний. Так и сделал. Парил в этой воде и вместе с ней, наблюдал, созерцал; толи виды вокруг, толи самого себя изнутри, был озером, был ветром. Тёмно-золотая вода обволакивала, текла по венам, наливая их самой жизнью, проникая всё глубже, в саму суть потерянного эго, в сам логос моего существования. Вдруг что-то обхватило мою лодыжку прямо в тёмной глубине, плавно, но уверенно и сильно, захотел бы – не выбрался.
Почувствовал на себе давление длинных и сильных пальцев, остроту когтей на беззащитной коже. Мог только мысленно открыться, дать понять, что не жажду зла, не несу вреда, не так, как все. Видимо почуяв моё тепло, почуяв меня, некто ослабил хватку, отпустил, позволил продолжить свой жизненный путь, продолжить плавание. Вопреки логике, не стал сразу с воплями, барахтаясь выскакивать из воды, расслабился, лег на спину, подставив лицо предзакатному солнцу.
Вышел обновлённым, свободным, другим. Долго сидел у костра, смотрел в самую суть огня, в его глубину. Он, кажется, смотрел вглубь меня. Так, разжигая друг друга, две сути как одна, устремлялись ввысь. Холодало, вокруг нас кружилась, горела, сверкала золотая, бронзовая, медная листва. Последним танцем, в прекрасной агонии уносилась вдаль, развеивалась по ветру; свободному, лёгкому, прозрачному, как мои мысли.
Шел быстрее дождей, с серым небом и мглой, шел, бежал, средь ветвей.
Вышел к шоссе, по первому снегу, по хрустящей листве, удивился; оно оказалось пустынным, как никогда прежде не бывало и быть не могло. Ни единой машины и от шин ни следа.
Лес остался вдали, отвернулся, затих, лишь снега свисали с его могучих плеч.
Усталый за целый день, год, вечность, счастливый, свободный, другой, продрогший, одухотворённый, бестелесный, живой, настоящий, сияющий преодолевал последний поворот на пути к долгожданному дому. Но взгляду открылась другая картина. Маяк, заснеженный и тихий, на берегу покрытой тонким слоем льда стремительной реки, черт его знает откуда, какой здесь в нём смысл, но пора принять реальность такой, какая она есть, новую реальность в моём новом мире, таком, какой сам хотел, даже не подозревая об этом, мечтал и жаждал, стремился и получил.
Оставляя глубокие следы, уже бежал, задыхаясь холодом и чувством, навстречу горящему свету, теплу, волшебству и, конечно же, ей.