Шоколадки без фантиков лежали на газете, матово отсвечивая под скользящими лучами теплого предзакатного солнца. Стоял роскошный август. На грязных прилавках старого городского рынка в изобилии были разложены яблоки, груши, овощи, старые ношеные вещи, но внимание пацанов привлекли именно эти шоколадки.
- Домино, называются, - шепнул Вован, крепыш лет девяти, прямо в ухо худенькому, значительно меньше ростом, Кольке. – Пробовал,…закачаешься!
Шел 1946 г., и Колька, белобрысый пацаненок пяти-шести лет, ничего такого еще не пробовал. Правда, давала ему иногда конфеты-подушечки. Но это так было редко, по большим праздникам. А здесь лежали настоящие шоколадные конфеты, о которых он мечтал каждый раз, разглядывая свои фантики. Их было у него не так уж много: собирал, как и все другие пацаны, на вокзале, на путях. Потом они играли в эти фантики и хвастались, что ели эти конфеты сами. Колька же никогда не хвастался. Он только живо представлял себе, как он когда-нибудь развернет настоящую целую конфетину, как трепетно прикоснется к ней языком и губами, и, не торопясь, маленькими кусочками, чтобы таяло, всю ее съест.
- Надо свистнуть, Колян, смотри, эта жаба все время отвлекается, - толкнул его Вован, – ты шустряк – она и не заметит…
- Караул! - вдруг пронесся над рынком пронзительный бабий крик. –Грабят! – Держите его!»
Все кинулись на крик. По рынку, между рядами, бежал малец, как волчонок, затравленно озираясь и ища проход. За ним, вопя, бежала здоровенная баба. Натыкаясь на ящики и зевак, она еще пуще кричала. Малец от ее крика совсем растерялся и, повернув к воротам, нырнул прямо в руки вставшему на его пути худощавому мужчине в военном кителе.
- Убить его, ворюгу, надо! – визжала подоспевшая толстозадая баба, хозяйка конфет, и жирные ее щеки тряслись, как желе. Сбежавшиеся вокруг возбужденные торговки вторили ей:
-Вздрючить его, сукиного сына! Торговать не дают! Чему их родители учат! А руки, смотрите, какие грязные!..
Они толкали его, щипали, а толстозадая все норовила схватить его за ухо, но он увертывался и от страха молчал. Ее это еще больше бесило, и она напирала:
-Отдай мне его, военный, я его проучу! Он мне весь товар испортил…заморыш!
- Да, ладно уж, весь товар! Одну конфету… Вон он ее бросил! - не выдержал наконец военный, крепко державший мальца. – Вам бы свалить все на пацана… Ну что, малек, в милицию тебя вести?
- В милицию, в милицию его, - подхватили из толпы.
- Да какая милиция! – зло выдохнула толстозадая. - Они же его отпустят! Отдай мне его! Я его, ворюгу, так отделаю! Век будет помнить! Родители не узнают!
-Да какие родители? –Отец погиб на войне, а у матери их пятеро,- сказал кто-то.
-А мне наср..! – завизжала толстозадая. - Спасу от них нет! Отдай мне его, мужик, по-хорошему, а не то…
- А ну, отодвинься! - вдруг зло и нервно закричал военный. - Что напираешь? И не мужик я тебе, а фронтовик, офицер, между прочим, не раз раненный!
Толпа немного отхлынула.
-Да что же это такое!- вдруг негодующе вскричала светловолосая невысокого роста женщина, местная учительница русского языка, стоявшая вблизи. – Из-за одной конфеты готовы ребенка растерзать!
- А ты молчи, очкастая, когда тебя не спрашивают! – огрызнулась толстозадая, - я тебе твои стеклышки враз выдавлю, чтоб знала как встревать!..
- Нет, не буду молчать, вы же без сердца, вы же нелюди!..
- Правильно, правильно говорит учительница! - возбужденно крикнул
кто-то. - Верно она говорит «нелюди!». Смотрите, малец, какой худенький, жалкий! А эта, толстая, морду - вон себе какую отъела! Из-за одной конфеты готова убить!
Толпа загудела, но настрой ее заметно сменился.
- Да отпустить его надо, что там милиция, вдруг сказала стоявшая поодаль женщина в розовой кофточке. - Он же ничего не видел, бедный, посмотрите на него!
Малец, почувствовав перемену, немного осмелел:
- Да я же, дяденька офицер, не знал…Я не хотел, меня ребята попросили…Я не ел еще шоколад…
- Отпусти его! - загудела толпа. - Отпусти, отпусти!
- Отпустить? - спросил фронтовик.
- Отпустить! Отпустить!
- Ну, хорошо, отпустить, так отпустить. Но, для верности, я его все же провожу. Да, кстати, женщина, почем у вас конфеты? Сто грамм сделайте мальцу, я заплачу, – обратился он к толстозадой и, видя, что она дернулась, чтобы возразить, твердо добавил: - Заплачу, заплачу с компенсацией - тебе говорят!
… Сунув кулечек малышу в руку, он строго, по-отечески, спросил его:
- Как зовут то?
- Колька…Колян.
- Ну, вот что, Коля, ешь свой шоколад, но больше без спросу не таскай…понял?
- Да... понял, дядя…больше не буду, - кивнул головой малыш.
- Ну, раз понял, тогда пошли.
Последние зеваки расступились перед ними, и они покинули рынок. Солнце светило им прямо в глаза. Щурясь, фронтовик обнимал Колю за плечи и сильно прихрамывал.