(Вольное продолжение рассказа «Майса про то, что в славном граде Тель-Авиве»)
Причина моего вояжа в Израиль была проста и наивна. Первого января 1987 года товарищ Горбачев «отпустил народ мой» и я тут же стал собирать справки в приснопамятный ОВИР. Теща «не отпускала» жену Галю. Мы развелись, и договорились, что я ее «потом вытяну». Расставание на вокзале было мучительным. С помощью медитаций я пытался как-то успокоить нервы, но супруга на вокзале была настолько "простывшая и продрогрошая", жалкой, бедной и несчастной, что... сами понимаете что.
Через два года жизни в славной Стране Колумба накопил немного денег, бросил неплохую, не пыльную работу в офисе, и поехал «назад, в гости». Сны, озвученные Галичем на тему «а когда я вернусь», прилично замучили. Встреча с экс-женой и детьми была просто... сами понимаете. Ведь два года назад, мы думали, что «уже все», расстаемся навсегда. Второй раз расставались на вокзале уже с горькой улыбкой и надеждой на новую встречу.
По моему возвращению в Америку жена засобиралась ко мне в гости, но в посольстве США дали отворот. Наивная, с верой в добро и человечество, как в песне про «Галю молодэньку», разоткровенничалась там на-радостях, и спросила, сможет ли «там» на мне «снова замуж». Для посольской чиновницы это сразу прозвучало, как красная тряпка на быка. Эх, галки, не забывайте сталинскую пролетаршу на плакате «не болтай».
Тогда я решил, что уж в Израиль-то ее пустят на месяцок. Поднакопив на билет, снова бросил работу и поехал в древнюю Отчизну. Разве в 1989 кто-то мог заподозрить то, что экс-жены едут в гости, с коварным планом остаться Израиле, в "резиновом" от наплыва народа? Но когда моя "молодэнька" узнала, куда "мой дорогой" переехал... сами понимаете. Ни письма ни звонка. Позже она призналась, что «Америка еще куда ни шло, но Израиль»... Ведь в газете "Правда" писали, что Израиль - это великий и ужасный авангард мирового империализма, милитаризма и расизма. А разве можно не верить "Правде"?
Много позже "Радио Сарафана" передало, что теща обмолвилась: «я лучше буду дочке цветочки на могилу носить, чем отпущу ее к проклятым сионистам». В конце концов, через 8 лет, на похоронах тещи, цветочки на ее могилку принести пришлось Гале. Как говорится - карма не воробей, не поймаешь и теде. Все получилось в точности наоборот.
Через 17 лет наша дочь сделала гиюр в Израиле. Теперь Галя каждый год ездит туда проведать наших внуков. Вот и пусть говорят после этого, что карма — это опиум для народа, и выдумка «конкурирующей фирмы» Индостана.
В 1990 году Галочку ждал в Израиле еще полгодика и уехал назад в США. В 1992 году ОВИР уже упростил выезд, и бедной и несчастной Гале уже не надо было брать справку от «ближайших родственников», о том, что они «не имеют материальных и иных претензий». Теща осталась "не причем" и обнулилась, кусала локти и писала жалобы в ООН.
Мы снова зажили долго и не очень счастливо... сами понимаете... Америка. Мировой империализм, милитаризм, расизм, язык и дорогой квартирный вопрос Бруклина.
В нашей семье я был не один, которому пришлось ради выезда разводиться и оставлять детей. Тем же путем шел и мой отец и его отец. Глубже не ведаю, но подозреваю... Наверное, это одно из еврейских заклятий из наших Добрых Книг: "... Если не будете соблюдать слова Мои, то рассею вас... и будете вы притчей во-языцех... и теде"
К чести жены — чтобы получить от нее справку о «мат-претензиях», она не просила бакшиш, как это делали очень многие... сами понимаете - а почему бы и нет? А бакшиш мог доходить до 10 тысяч рублей. При плате инженеру или грузчику 80 рэ в месяц... сами понимаете.
Один из моих кузенов, со всеми родичами, уехал еще раньше, в 1976-ом, при «брежневском выпуске», а его жена при маленьком сыне не захотела. У них были скандалы, и родич еле добился развода для выезда, с большим трудом и с большим бакшишем. На письма его жена принципиально не отвечала, и вышла замуж второй раз. Кузен очень переживал за сына. Помню, наша бабушка иногда посещала этого правнука, ловя его после школы, и писала о нем "за бугор", кузену. В каждом письме отмечала, что сын тоскует по папе, и хочет поехать к нему при первой возможности, как только получит паспорт. Этот парень, при злом отчиме и матери-истеричке, подрос, и за год до «горбачевского выпуска» 87-го ему было уже 15 лет. Ему не хватило терпения немного! Не дождался. Повесился. Педоцид эммиграции? Кстати, наука о причинах педоцида (педоцидология) - запрещена, как полит некоррект!
Итак, 1990 год. Время «большой алии» из агонизирующего СССР. После известных событий, которые я описал в рассказе о помазании Шимона Переса «на царство Иудейское», (http://www.proza.ru/2012/08/28/264), деваться было особо некуда, и я решил побатрачить - завербовался в мошав. Для этого оказалось две причины: жить было негде, и, после десятидневного поста, организм требовал «эксерсайз», работы, движения.
В отличие от кибуца, «колхоза с человеческим лицом», мошав - немного более индивидуален, похож на кооператив. Фермер имел свое поле, но сбыт и планы посева - плановое. Мой мошав оказался поселком из сорока красивых одноэтажников, где жили фермеры-израильтяне. Несколько домов было выделено для батраков из Англии и Бирмы, которые вербовались на полгода работы. Оплата - 3000 баксов за минимум вербовки на 6 месяцев. 10 часов рабочий день. Вот и считайте: 500 в месяц, 120 в неделю, 20 в день, 2 в час. Один выходной — шаббат.
Батраки из Англии называли хозяев - «фармер», а сами оказались 20ти-30ти летним «хиппованным» молодняком. Отбатрачив полгода и заимев аж 3000 бакс, они планировали далее путешествовать... по Африке и всему остальному миру. Бирманцы мечтали на свои заветные 3000 купить телят, вырастить стадо и стать богачами, куркулями и кулаками. Было еще четыре батрака из Польши. Это были самые работящие парни. В Польше они мечтали купить квартиры после года батраччины.
Поселок был огорожен чахлым забором. На въезде сидел караул из одного изнывающего от скуки и жары солдатика в белой пляжной панаме. Весь его вид говорил: "агапопался! воруйте меня и меняйте на тыщу бандюг, фридом-файтеров"!
Наем англичан объяснялся просто — в этом мошаве было несколько старых иммигрантов из Англии. В соседнем мошаве были фармеры из Франции, соответственно и хиппованные батраки оттуда, "парле франсэ", плюс бедная и несчастная Бирма.
К восьми вечера, явился "Авотия" со своими смешными двумя чемоданами, под два пуда, в английский мошав. И таки да, на счастье, попал на забастовку английских батраков. Они сидели перед поселковым ларьком в знак протеста того, что ларек закрывался до конца рабочего дня, и вечером Британия оставались без пива. Бирманцы сидячую демонстрацию не поддержали. Экономили на пиве для будущих телят. Я быстро просчитал обстановку и понял, что если уйду, англичане меня «за человека не посчитают» и присоединил себя и чемоданы к пивному мятежу, под овации батраков-хиппарей.
Природа там была... сами понимаете. Долина Иордана, всего километр от Той Самой Реки, и десяток кеме от библейского Иерихона, где от звука труб падали стены, во время оно. Ночи теплые, гнуса не было. Вытащил кровать во двор, спал под открытым небом. Луна, звезды, верблюды, ослы, филистимляне, хананеи, Давид, Псалмы, Самсон, ромеи, Массада. Авраам, Исаак, Яков, Рахель, Лея. Иосиф. Романтика.
Утром, в пол-шестого, красноватый шар солнца выплывал, будил, и я минут пять смотрел на оранжевый диск над горами иорданского Моава, лениво вспоминая слова какого-нибудь псалма по данному случаю. "Как прекрасны шатры твои, Израиль". Эти пять минут были, таки да - медитация о которой так много говорят, и так мало испытывает. Этого и пост-постовой энергии хватало на всю батраччину с утра.
Работа начиналась с 6 до 12. Потом — сиеста, перерыв на жару с 12 до 4 дня. И дальше работа — с 4 до 8. Итого - 10 часов. На моего фармера работало еще пара английских и бирманских батраков. Бирманцы были маленькие и длиннорукие, им было легко нагибаться к земле. Я со своими шестью футами, даже и не пытался особо гнуться, а копался на коленках и понял, что значит, «молиться на коленах», особенно, когда в абсолютной тишине и одиночестве начинаешь различать запахи утренней земли, ботвы, раннего тумана.
Особого рекордного изобилия урожая я не заметил. В поле росли большие арбузы, дыни, кабачки, помидоры и виноград. К грядкам тянулись шланги с знаменитым капельным орошением, которые придумали хитрые сионские мудрецы-фармеры. Вдали, на сотни метров - изгороди винограда. На винограде работать было легче всего - не надо было нагибаться! Ходишь с ножницами и обрезаешь какие-то лишние листочки над гроздьями, а пару листьев для небольшой тени оставляешь. Зачем и для чего - не сказали, но мог догадаться. Это самая "блатная" и желанная работа в поле.
В самом мошаве был и парник. Там росли саженцы персиков под сетками против птиц, цветы, какие-то кустики. Это работа была еще «блатнее», чем на винограде. Как-то я увидел пару новеньких эмигрантов - «русит олим». Молодой парень и его жена попали в мошав, как и я, от бездомности, и просились на работу именно в парнике. Как-то они сразу поняли, что это самая легкая работа. Наверное решили бесплатно пожить немного и по 20 баксов в день зарабатывать.
Во второй половине дня мы уже редко работали в поле, а в основном на сортировке собранных овощей. Брака было не много, но хватало. Я выбирал чуток этого "на выброс", обрезал "неприглядности" и вполне годилось на обед и ужин. С 4 до 8 на сортировку приходила бригада арабских подростков, человек пять, с которыми можно было общаться на «брокен инглиш». В полях утром с 6 до 12 их не было видно. Как-то раз у них обменял несколько моих более-менее приличных, но бракованных дынь, на помидоры из их ящика для брака. Они взяли дыни и стали меня спрашивать, «ар ю рашн муслим»? Я не понял, почему они так решили, хотя с усиками и чистым подбородком меня часто принимали за араба. Позже, гуляя по Ерусалиму, еврейские школьницы в религиозном районе Меа-Шарим от меня шарахались на другую сторону улицы, а мальчики бросали камешки, когда я решил, что стал бездомным, и прилег под закрытой дверью какого-то еврейского центра. Маленькие и совсем не больно. Камешки. Смешно даже... сами понимаете. "Свои своя не приняша".
В полдень начиналась сиеста. В мошаве был великолепный бассейн, местные там почти никогда не купались, но это было любимое место «аглицких» батраков. В полдень я с удовольствием туда сразу нырял после конца первой половины раб-дня, лежал на спине на глади воды с закрытыми глазами минут пять, и полз в тенечек дремать до 16-00. С Америки я притащил с собой кассетник с кучей записей и сквозь дрему слушал любимые вариации Голдберга и прочего Ваню Баха. Со мной в комнате поселили хипповоннаго хилого паренька из гордой Шотландии. Он Баха никогда не чуял ни сном ни духом. Пришлось его знакомить, объяснять и приучать. Приучил. Под конец такой учебы «маклауд» заторчал и воскликнул, что Бах даже лучше, чем "смок" (марихуана).
На «брокен инглиш» я разговорился с мошавской бухгалтершей. Из разговора понял, что без батраков из Бирмы фермеры не смогли бы справиться. Есть наряды на количество приглашенных на вербовку и нельзя превышать лимит. Если бы не лимит, то желающих батраков было бы гораздо больше. Но... «этих» (взгляд в сторону Иерихона) нельзя обижать, а то... ну сами понимаете, дикари-с, бандюги-с. Секирбашкиризм там - национально-религиозный праздник. Итак «эти» ворчат, что «понаехали тут». Нельзя дергать льва за хост.
Думаю, быстро же "наши" забыли богатыря Самсона, который очень любил сдешним львам хвосты накручивать.
На выходной шаббат я побежал смотреть на знаменитый Иордан. Взял с собой только бутылку воды. Утром не жарко. На краю мошавского поля была грунтовка вдоль чахлого проволочного забора, обозначавшего нерушимую границу с Иорданией и... там - та самая Река! Библейская! Река оказалась ручьем-переплюйкой, шириной шагов в десять, однако.... все-таки история... сами понимаете.
Как только кончилось мошавское поле с привозным черноземом, начался цементно-глиняный «лунный пейзаж» с настоящими кратерами в метр-два. Может быть поэтому Иерехо с ханаанского переводится, как «лунный»? Кое-где были заметны и признаки цивилизации — парашютики с гильзами от осветительных ракет — память пан-арабской агрессии, великого и ужасного имамо-милитаризма и исламо-империализма. Один парашютик и камешек с берега Реки взял как сувенир.
Хотя был апрель, после полудня солнышко уже прилично жарило. Пришлось намотать майку на голову в виде арабской скуфьи великого вождя "фридом-файтеров" Арафата, и периодически намачивать водой. Пить теплую воду было бесполезно и только немного смачивал губы. Нагулявшись и устав, повернул назад, но... сил было уже маловато. Кожа на голой спине без майки припекала. Голова стала побаливать, несмотря на влажную самодельную скуфью. В мозгу зазвенел звоночек, мол — скоро будет «солнечный кирдык». Уже как-то такое случалось, в СССР несколько лет назад, правда на полный желудок.
Тут меня догнали пограничники на джипе. Попытали и выяснили, что я за фрукт такой шляюсь у нерушимой, отвезли в мошав. Если бы не они, то не знаю, как бы и доплелся. «Удар» получил бы точно. Погранцы объяснили, что им позвонил какой-то местный мальчик, который любит в бинокль смотреть за нерушимой границей. И там он заметил какого-то полуголого «мишугинер» (психа), то есть меня, родимого. Спасибо недремлещему юному «карацупе»! Израиль может быть спокоен! Граница на замке! Враги не пройдут! No pasarаn! Ура!
Через две недели жизни «в батраках» мне сообщили, что дают ордер на жилье на севере, в поселке у ливанской границы, где стреляют, пуляют, взрывают, людей воруют и где новые приезжие из СССР (олим) почему-то не хотят селиться ищ-за отсуствия присутствия патриотизма... сами понимаете. И я с облегчением бросил эту работу на земле Фазерленда и Матьчизны праотцов и поехал проявить патриотизм, где пуляют.
Взвалив свои два чемодана на тележку пошел к автобусу. Но немного опоздал и не знал, что в пятницу вечером автобусы уже не ходят. Так, возле автобусной остановки, в кустиках, устроив из двух чемоданов шалашик, переночевал, последнй раз наблюдая чудную "мисячну ничь" в Долине Иордана. Святую субботу провел в тех же кустиках, что-то читая и размышляя о сельском хозяйстве Израиля, о Иордане, о своих приключениях и совершенно не понимая, почему Галя мне не пишет в Израиль ни одного письма.
На следующий день, добрался до мерии того самого поселка у Ливана, где опасно. По дороге фантазировал, что мой путь схож с путем праотца Якова, который бежал в Ливан и встретил там у колодца свою первую и главную любовь Рахель. Может и мне там повезет в поселке у колодца? А Галя уже пусть будет в своем в далеке, если боится империализма и милитаризма.
В поселке, косо глядя и отводя ясны очи в сторонку, печально сообщили, что мой ордер на жильё — это большая ошибка, и надо ехать туда и к тому, кто мне его выдал и стукнуть кулаком по столу, что за безобразие и вообще, как они посмели. Я и поехал. Это было смешно и грустно. Хорошо еще, что удалось пристроить у добрых людей два чемодана.
А дальше — тоже смешная история бродяги по Иерусалиму, которая уже некоим образом была не связана с передовым сельским хозяйством. Там в меня, свои же, и бросали камешками. Тоже был сувенир. Взесил потом. 9 грамм оказалось, как в песне из знаменитой фильмЫ! Но до сих пор не пойму — радоваться моему сердцу или нет. Там я нашел уже другое счастье быть случайно найденным праведником Ицхаком Зильбером... сами понимаете, что это был за человек. Но... ушел пастырь и разошлись овцы... Понимаете?