Пилот птицы Феникс Глава 7. Северный континент

Александр Афанасьев 5
Глава 7. Северный континент
На Северном континенте располагались в основном военно-морские базы и мелкие поселки фермеров, занимавшихся выращиванием рыбы и морских млекопитающих. Прямого пассажирского авиарейса туда не было. Поэтому наш путь изобиловал пересадками с одного борта на другой. В конце концов, мы застряли в одном аэропорту на Центральном континенте по причине нелетной погоды. Был конец лета, начало осени – сезон дождей. Над океанами бушевали ураганы. Дожди шли сплошной стеной. Настроение итак было не самым радужным, а такая погода делала его еще хуже.
Лилит от всех дорожных неприятностей захандрила, и Рэ уговорил всех нас не ждать у моря погоды, а отправиться до северного побережья поездом. Там в ближайшем аэропорту мы планировали взять билеты прямо до пункта назначения.
- Если что, то вплавь доберемся, - шутил Кэссций. – Там каких-то жалких триста километров через пролив останется. Хотя благоразумнее было бы остаться здесь и дождаться возобновления полетов.
Но на счет благоразумия Кэссция уже никто не слушал. Поехав поездом, мы испытали самые незабываемые впечатления, из которых следовало, что до этого мы испытывали в аэропортах просто мелкие неприятности по сравнению с правдой жизни человека попавшего по доброй воле в поезд на нашей планете.
Нормальных билетов мы купить не смогли. Их уже раскупили. Что это значит? Это значит, что нам досталось на четверых два билета в вагон класса люкс по цене авиатранспорта и два билета в тот вагон, в котором обычно ездят люди не самого высокого достатка.
- Принц и принцесса поедут в люксе, - пробурчал Кэсс после оформления проездных документов и указал мне на Рэ и Лилит. – А мы с тобой, Сэти, помчимся на север, словно два путешествующих аскета. Смотри в оба за документами, а то сопрут.
В поезде не обошлось без маленьких неприятностей. В нашем вагоне не было перегородок деливших его на купе. Между рядами пластиковых кресел стояли небольшие столики. Около каждого столика было по четыре кресла. Нам с Кэссцием попался глухонемой сосед, который постоянно бегал по поезду в поисках объедков – в основном кусков хлеба. Всю свою добычу он стаскивал на наш стол. Вечером он обычно возвращался с большой кружкой кипятка. Усаживался напротив нас, и начиналась трапеза. Засохшие куски хлеба он размачивал в кипятке и поглощал их с большим аппетитом. При этом смачно чавкал, брызгал слюнями и сморкался во все стороны. Про то, как он поедал другие свои трофеи, я описывать не буду, чтобы вас не стошнило.
На нашем столике постоянно красовалась огромная груда из кусков хлеба. Мы интеллигентно помалкивали. Да и что можно сказать глухонемому? Он ведь все равно ничего не услышит и не поймет или сделает вид, что не понял. К этой самой куче хлебных объедков на столе прилагался еще рюкзак нашего попутчика. Там он видимо хранил самое ценное. Очень сильно его берег и постоянно перепрятывал на полках над нашими головами. От рюкзака исходила жутчайшая вонь. Там явно была какая-то тухлятина, но он ею очень сильно дорожил. Этот сосед был просто ребенком по сравнению с той женщиной, которая стала нашим четвертым попутчиком. Она зашла в вагон в тот момент, когда наш глухонемой бомж рыскал по поезду в поисках добычи. Подойдя к нашему столику, эта дама сразу стала отдавать распоряжения.
- Уберите ваши куски хлеба со стола, – резким тоном потребовала она от Кэссция.
Кэссций конечно не был одет в парадную форму полка лейб-гвардии. Мы оба были одеты в дорожную форму офицеров Конфедерации. Форма была не новая, слегка потрепанная. Но нас нельзя было принять за тех людей, которые собирают объедки по вагону! Это точно! Я видел, как Кэсс мужественно проглатывает прозвучавшее оскорбление в его адрес.
- Вы что!? Оглохли!? – не унималась женщина. – Уберите свои объедки со стола! Я вам, кажется, ясно сказала!
Такое обращение к Кэссцию и такое восприятие Кэссция как человека было для него равносильно пощечине. Я это знал. Кэсс молчал. Я тоже. Уровень культуры у этой женщины был еще ниже, чем у нашего глухонемого соседа.
- Мне это самой всё на помойку выкинуть прикажете?! – возмущалась она на весь вагон.
На нас уже смотрели буквально все пассажиры.
- Это не наши объедки, – спокойно произнес Кэсс.
- А чьи же еще?! – с нескрываемым удивлением произнесла женщина.
Она это произнесла так, словно Кэсс отпирался от очевидного и хорошо установленного факта. В это время в вагон ввалился наш глухонемой сосед и вывалил на стол очередную партию трофеев. Он аккуратно поправил кучу, переложил наверх несколько самых аппетитных с его точки зрения кусочков, пошлепал губами. Постояв немного, он пододвинул кучу ближе к окну. У нашей новой попутчицы лицо слегка перекосило от увиденного. По правилам хорошего тона она в этот момент должна была извиниться перед Кэссцием. Но я давно заметил, что такие люди не извиняются. Они словно бы стесняются произнести слова с извинениями и, как правило, свои реплики оскорбительными не считают.
Кэсс отрешенно смотрел в окно, я тоже. Наша соседка плюхнулась в кресло и вместе с нами стала разглядывать мелькавшие за окном пейзажи. Теперь ей почему-то объедки на столе не мешали. Она больше не возмущалась. Брезгливо косилась на глухонемого, но замечаний ему не делала. А тот с удовольствием чавкал, мычал, брызгал слюнями и чувствовал себя как дома.
По прибытию на северное побережье оказалось, что рейсов на Северный континент нет, и не будет, и нам проще было бы сидеть и ждать восстановления погоды, а не гнать сюда на поезде. Как и предсказывал Кэсс, до другого берега мы добирались вплавь. Нас забрал на своей шхуне один из фермеров. Добрались удачно, правда, вот Лилит слегка укачало.
Кэссция сразу после прибытия назначили командиром звена. У него были очень хорошие рекомендации. В жаловании мы потеряли очень много. Полетов было мало. Как говорил один из наших сослуживцев.
- Для поддержания своего летного мастерства мы делаем как минимум по два вылета в день при наличии летной погоды. А так как летная погода бывает на Северном континенте только один день в году, то и вылетов у нас за год больше двух никогда не набирается.
Про меня шептались по углам, что я опасный дуэлянт, что зарезал троих, что меня сюда отправили в ссылку. Я дуэлянт? Троих зарезал и сразу уже дуэлянт. Они сами виноваты! Всегда это повторял, и буду повторять.
На улице в эту половину года почти всегда шел дождь, если не проливной, то мелкий, словно водяная пыль, висящая в воздухе. В другую половину года почти всегда шел снег. Кругом сырость, плесень и бытовая неустроенность. Жили мы тогда в двухэтажном домике военного поселка рядом с аэродромом. Домик был очень красивый, собран из дерева. Деревянные домики - редкость для нашей планеты. Вместе с нами в этом домике проживало еще пять семей. Туалет один на всех – на улице. Ванны и душа нет. Только рукомойник на кухне. Мылись либо на аэродроме в душевой, либо в рукомойнике на кухне. Повезло, что кухня была у каждой семьи своя.
Нам выделили по отдельной квартире. Но я в свою заглядывал, только чтобы переночевать. Мы все вчетвером постоянно собирались у Кэссция. По вашим земным меркам мы жили в обычном двухэтажном бараке. Кэсс постоянно задерживался на аэродроме. Я приходил пораньше. Заходил к нему в квартиру, чтобы приготовить нам на вечер ужин и сделать что-то для завтрака на утро. Буквально через несколько минут заходили в гости Рэ и Лилит с пакетиками и сумочками наполненными продуктами.
Если честно, то я давно заметил, что Лилит готовить не любит, а то, что Рэ готовить не умеет, это я знал уже очень давно. Рэ усаживался возле окна на кухне и в зависимости от настроения либо болтал без умолку, либо молчал как партизан. Лилит всегда начинала с того, что рассказывала о том, что она хотела бы сейчас приготовить вкусненького. Жестикулировала ручками, моргала наивными глазками и произносила вслух «ценные» советы по готовке. Догадайтесь с одного раза, кто из нас троих все чистил, шинковал и обжаривал? Правильно. Это был я. На завершающем этапе Лилит бросала в кастрюльку специи, отряхивала ручки и накрывала на стол. Приходил Кэсс. Лилит с гордым видом спрашивала: «Каким вы находите сегодня приготовленный мною ужин, товарищ командир?» Кэссций пробовал, смотрел на меня, по его взгляду я понимал, что он уже понял, кто на самом деле готовил этот суп, Кэсс улыбался и искренне хвалил Лилит за приготовленный ужин. Лилит расцветала от удовольствия, получаемого от похвалы. Посуду мыли Рэ и Кэссций. Как выражался Рэ: «Вечные рабы рукомойника и мочалки».
На территории поселка пойти было некуда. Был бар-пивнушка и все. Но это не наш тип развлечений. За территорию поселка выходить было небезопасно - очень много хищников. Здесь на севере мы впервые увидели снег. Белые хлопья, падающие с неба, производили сказочное впечатление. Но первый снег долго не лежал. Таял очень быстро. Два, три часа и все. Наш поселок был очень тихий. Вечером, когда заканчивались полеты, аэродром стихал, если в это время выпадал снег, то среди причудливых домиков поселка создавалось ощущение сказки. Рэ тогда написал стихи.

Люблю шум снега под ногами
И молчаливый небосвод
Ночной, не скрытый облаками,
Люблю, что кто-то меня ждёт.

Люблю идти, не зная словно,
Куда приду я в этот вечер.
Люблю, что всё вокруг безмолвно.
Люблю я ожиданье встречи.

Из окон свет чужих огней
В пути меня сопровождает,
Мне на душе уже теплей,
Когда я знаю, ожидает…

Тяну мгновения до встречи,
Не тороплюсь в объятья милой,
Ведь поцелуй теплей под вечер,
Когда замёрз с двойною силой.

Для нашего Рэ тот период, когда мы находились на Северном континенте, стал самым плодотворным в его творчестве. Но не переживайте я не буду вас загружать стихами моего брата. Просто я хочу рассказать, как нам удалось выжить в этой дыре, не потерять человеческий облик, не потерять надежду на то, что жизнь всегда может измениться в лучшую сторону.
Кэссций был как всегда в своём репертуаре. Подъем в пять сорок пять. Без стука вваливался ко мне, вытаскивал меня из постели. Я как раб шел за ним на зарядку. Сон Рэ охраняла Лилит. Стучать в их квартиру мы считали нетактичным. Но Рэ сам через какое-то время присоединялся к нам, и мы бегали вокруг поселка по покореженным военной техникой асфальтовым дорожкам.
Соседи по дому были у нас самые разнообразные. Одни жили тихо, словно мыши. Казалось, что они даже ругаются шепотом, а других безмозглых крикунов и хамов было слышно очень хорошо. Таких соседей было больше. На одну такую безмозглую парочку, жившую за стенкой, Рэ сочинил эпиграмму.

Сосед крикливый как петух, дурак.
Жена его видать шизофреничка.
При встрече с ними думается так -
Их в детстве напугала электричка.
Их дети только вопли понимают,
И эти крики очень часто слышу я,
Но не подумать так, когда шагают
Они по улице – примерная семья.

Из нашей четверки тяжелее всех пришлось в этом поселке Лилит. Тяжелее во всех отношениях. Она не могла общаться со своими подружками-модификантками оставшимися в мегаполисе. Интеллектуальный уровень основной массы женщин в поселке был, конечно, невысоким, но дело было не только в этом. Образованные, умные женщины были, но никто из них в общении с Лилит не делал скидку на ее некоторую наивность и жизненную неопытность.
Здесь женщины не общались так корректно, как в женском клубе полка лейб-гвардии. Лилит чувствовала, что ее все принимают за дурочку. Лилит дурочкой не была. Лилит очень сильно страдала от бытовой неустроенности, от отсутствия элементарных с ее точки зрения вещей - отсутствия душа и ванной в квартире. Но сильнее всего ее раздражал общий туалет во дворе, сколоченный из досок с такой поспешностью и неаккуратностью, словно строители сами спешили по нужде и поэтому старались соорудить его побыстрее.
Лилит почти никуда не выходила. Вся ее территория для передвижения ограничивалась их квартирой. В поселке ей делать было нечего. За территорией поселка - тем более. Вечерами Рэ выводил ее прогуляться по дорожкам небольшого сквера, но с каждым днем настроение Лилит ухудшалось, у нее появились признаки депрессии. Лилит нашей новой жизни долго не вынесла. Она бросила Рэ и сбежала обратно в лабораторию к Асции. Сняла с нашего общего банковского счета все наши сбережения и сбежала.
- Лилит поступила как настоящая женщина, - комментировал случившееся Кэссций. – Она не стала сортировать, какая часть из этих денег принадлежит Рэ, а какая мне и Сэти. Сняла все сразу. Наверное, торопилась очень. - Кэсс к потере денежных средств в этом случае отнесся по-философски.
Я один пришел провожать Лилит на аэродром. Рэ не пришел, потому что они перед этим поссорились. Кэсс сослался на занятость, а я пришел. Лилит не плакала, но хлюпала носиком, и глазки были на мокром месте.
- Я хочу нас всех отсюда вытащить, Сэти, – убеждала она меня. - Это ведь ужасно, что мы сюда попали. Я просто физически не могу здесь жить. Вокруг какая-то пустота, неустроенность. А Рэ, почему-то этого не понимает. Он думает, что я его разлюбила, что я его бросаю, что я предательница. Сэти, передай, пожалуйста, что я его люблю. Я его очень сильно люблю. Это правда. Я обязательно сделаю так, чтобы вас отсюда вытащить. Мы все должны жить в гораздо лучших условиях.
Лилит поцеловала меня в щеку и побежала к самолету. А я подумал тогда, что жизнь Лилит уже изменилась, а в нашей жизни перемены маловероятны. Рэ после бегства Лилит естественно захандрил. Все свободное время проводил у себя в квартире. Либо сидел за столом, тупо уставившись в одну точку, либо лежал на кровати.
Рэ кроме как на аэродроме по службе больше не общался ни с кем. Наш затворник и тихоня очень редко показывался на людях. Кэссций общительным никогда не был, но Кэсс умел слушать. Это значило очень много. Частенько можно было наблюдать картину как кто-нибудь из местных в пьяном или трезвом виде изливает по пути нашему Кэссцию душу. Кэсс был терпелив и предельно корректен в общении – никогда без причины не унижал собеседника. Нашего Кэссция зауважали буквально все в поселке, начиная от командира базы и заканчивая самым последним спившимся работником техслужбы. Из нашей троицы он и здесь стал считаться самым правильным и самым умным. Причем то, что я и Рэ не употребляли спиртное, это считалось нашим недостатком и относилось на счет вредности и неуживчивости наших характеров. А вот трезвый образ жизни Кэссция считался в тоже время правильным! Кэссций не пьет – он молодец, а мы не пьем – мы «пакостники» задумали что-то недоброе. Парадокс!
Рэ из своей квартиры вообще перестал показываться в свободное время. Выходил только на службу. Мы с Кэссцием решили, что ситуацию надо менять в корне. Зашли вечером к нему в гости. Он как обычно лежал на кровати и молчал. На наши вопросы не реагировал. Тогда мы аккуратно подняли кровать за спинки и поволокли из квартиры в коридор вместе с лежащим на ней Рэ. Кэсс шел впереди, я - сзади. Рэ был удивлен происходящим, приподнял голову, стал задавать вопросы.
- Куда вы меня поволокли вместе с койкой?
Мы молчали. Кровать в этот момент застряла в узком дверном проеме. Мы ее дергали с упорством барсуков роющих норы.
- Если вам так нужна моя койка, то я, пожалуй, встану и освобожу ее вам. – Рэ попытался присесть.
- Поднимаем, - тут же скомандовал Кэссций.
Мы резко подняли кровать выше, и Рэ пришлось лечь, чтобы не стукнуться головой о верхнюю перекладину дверного проема. Когда мы его несли по коридору в квартиру Кэссция, то наши соседи жались к стеночке, крутили у своих висков пальцами и, вздыхая, говорили друг другу.
- Модификанты.
- Я, конечно, догадывался, что у моих братцев не всегда бывают все дома. Но я не думал, что это может принимать такие острые формы, – Рэ немного удивленный сидел на своей койке уже в квартире Кэссция и философствовал по поводу случившегося.
- Сейчас мы еще принесем сюда кровать Сэти, - переводя дух, произнес Кэсс, - и после этого у нас постоянно всегда и все будут дома.
Мы действительно все переехали в квартиру Кэссция. Стали жить так, как жили в учебном корпусе – втроем в одной квартире. Рэ понемногу ожил, стал общаться хотя бы с нами.
Скоро наступила настоящая зима. Похолодало очень сильно. Морозы были в среднем от минус двадцати пяти до минус сорока градусов по вашему Цельсию. В нашем доме было очень холодно. Отопление было скверным. Мы спали одетыми. На первом этаже в некоторых квартирах рядом с кухонными рукомойниками жильцы пристроили унитазы, чтобы не бегать зимой на улицу в холодный туалет. Этих людей не смущало то, что унитаз в этом случае стоял прямо на кухне. Про уличный туалет Рэ говорил, что при температуре в минус сорок градусов в анабиоз там впадаешь быстрее, чем успеваешь сделать то, зачем пришел.
По халатности обслуживающего персонала канализация, подведенная к нашему домику, перемерзла, и первый этаж затопило ее содержимым. Это была катастрофа. Вонь стояла жуткая. Нам повезло, что квартира Кэссция была на втором этаже, но от «угарного» запаха это не спасало.
- Хорошо, что Лилит этого не видит, - уныло замечал Рэ.
- Ей бы хватило просто понюхать, - ворчал в ответ Кэссций.
Но это было еще не все, что нам предстояло пережить. Водоснабжение наших квартир осуществлялось самотеком, из большого бака, стоявшего на чердаке нашего барака. В этот бак вода закачивалась насосом из скважины. Как-то ночью мы с братьями проснулись из-за того, что у нас в квартире с потолка шел дождь. Тот работник, который следил за закачкой воды в бак, просто-напросто заснул в насосной и вовремя не выключил насос. Бак переполнился, и вода потекла через край. Труба аварийного слива, которая должна была обеспечить отвод излишков воды, перемерзла еще раньше канализации.
Потоп был во всем доме и на всех этажах. Пока сбегали в насосную. Пока разбудили заснувшего. Пока отключили подачу воды в бак. За это время все этажи пролило насквозь до самого подвала. Вода вместе с птичьим пометом, десятилетиями копившимся на чердаке, черными струями текла по стенам и потолку. Штукатурка с деревянных стен и потолка падала на пол как вражеские авиабомбы, разбрызгивая вокруг себя грязную жижу. В доме не осталось ни одного сухого уголка. И это все случилось зимой при температуре в минус тридцать. Дом для дальнейшего проживания был непригоден.
- Хорошо, что у нас есть Кэссций, - сказал Рэ, уже, будучи на улице.
Именно Кэссций всегда на случай пожара или другого бедствия хранил все наши электронные документы в специальной сумке. Рядом с этой сумкой всегда были наготове еще три с нашими вещами. Спали мы, как я уже говорил одетыми, и поэтому могли сверхбыстро эвакуироваться из здания в любой момент. Так это и произошло. Мы трое почти не пострадали, если не считать потерю всех постельных принадлежностей, мебели и некоторых кухонных мелочей. Но это действительно были мелочи по сравнению с тем, что произошло с вещами наших соседей. Большинство оказалось на морозе почти в исподнем. Все имущество у этих людей было залито водой с птичьим пометом и мгновенно схватилось на морозе ледяным панцирем.
То, что мы пострадали меньше всех, сыграло с нами злую шутку. Всех наших соседей разместили в теплой, старой солдатской казарме, а для нас там места не нашлось. Нам досталась холодная комнатенка в подвале офицерского клуба. Мы к тому времени уже привыкли спать, не снимая верхней одежды предназначенной для улицы.
Офицерский клуб представлял собой большой длинный модуль высотой в два этажа. Предназначен был для проведения торжеств, собраний и просмотра кинокартин, которые доставлялись с Центрального континента. В зале клуба могло разместиться человек триста или четыреста. Я точно не помню.
Просмотр кинофильмов всегда был шумным мероприятием. Звук включался на полную громкость. Иногда сеансы затягивались за полночь. Звукоизоляция была отвратительной. Мы с братьями хронически не высыпались. Хочу рассказать о том, как проходил просмотр кинофильмов. Поверьте, мои хорошие читатели, это достойно вашего внимания.
Во время просмотра кинокартины свет в зале полностью никогда не выключался. Аппаратура была хорошая и позволяла такие вольности. Первые пять или шесть рядов были заняты исключительно женщинами, пришедшими на просмотр. Потом следовала область пустых кресел и ближе к стене противоположной экрану небольшими группками усаживались мужчины. Тем, что происходило на самом экране, мужики не интересовались. Некоторые из них умудрялись даже сидеть спиной к этому экрану.
Мужчины разливали по стаканам спиртное, выпивали, закусывали. При этом во весь голос что-то сосредоточенно обсуждали. По всему кинозалу галопом бегали ребятишки. Они играли в догоняшки, сражались деревянными палочками как на мечах, визжали и кричали при этом невообразимо громко. За развитием сюжета на экране внимательно следили только женщины в первых рядах. Но уследить за сюжетом фильма было очень трудно. Дело в том, что киномеханик никогда не бывал трезвым. Каждый вечер он принимал значительную порцию спиртного. На своих ногах он стоять еще как-то мог, но вот последовательность установки барабанов с кинопленкой путал самым жестоким образом. Поэтому финал картины зрители могли увидеть в самом начале или в середине просмотра. Сам просмотр мог начаться с середины фильма. Иногда некоторые части фильма крутились повторно и по нескольку раз. Просмотр фильма в этом случае затягивался далеко за полночь.
За порядком в этом зале наблюдал полицейский, которого я трезвым не видел ни разу. Даже с утра он был либо уже пьян, либо еще пьян. Обычно страж порядка усаживался с одной из группок мужчин и ему наливали без лишних вопросов. Его китель всегда был расстегнут нараспашку, вместо форменной рубашки под ним красовалось нижнее белье. Полицейский смотрел вокруг осоловевшими глазами, изо рта на штаны капали слюни и, казалось, что он уже давно не понимает, что вокруг него происходит. Вы думаете, что это я сочиняю?! Я это все видел собственными глазами! Это у нас была такая жизнь!
Руководителем клуба, в подвале которого нас поселили, была молодая и очень хорошенькая женщина. Вы только не подумайте, что для меня все женщины подряд хорошенькие. Эта была действительно миловидной и очень приятной в общении - вдова летчика, который пропал без вести во время перегона машин с Центрального континента. Она очень сильно переживала потерю мужа. Конечно, проживая в клубе, мы не могли не познакомиться с этой очаровательной женщиной.
Рэ в тот момент завершил сочинение одного из своих музыкальных шедевров. Это была опера (можете называть ее мюзиклом, точное определение я все равно дать не смогу). Незамысловатое либретто и большую часть стихов написал Кэссций. Некоторые стихи сочинил я. Музыка была творением исключительно только нашего Рэ. Все это (написание оперы) вам может показаться чем-то вычурным, невероятным, неестественным, напыщенным, но поверьте, я ничуть не преувеличиваю! «Но как же так? - спросите вы. - Люди живущие без элементарных бытовых удобств, по сути, в грязи, без реальной перспективы когда-нибудь в будущем показать свои творения широкой общественности, сочиняют какую-то оперу! Кто это оценит? Для чего это надо?» Для нас это было естественным образом жизни. Мы привыкли наполнять пространство вокруг себя своими произведениями, чтобы убрать из нашей жизни ту духовную пустоту, которая окружала нас. Рэ показал партитуру оперы начальнице клуба. Женщина была в восторге.
- Я хочу это исполнить немедленно! - произнесла она восхищенно и буквально подбежала к фортепиано.
Кроме фортепиано здесь же были и другие музыкальные инструменты. Она с легкостью переключалась с одного музыкального инструмента на другой, словно хотела продемонстрировать нам всем свои профессиональные навыки. Но на самом деле она просто увлеклась произведением Рэ. Я заметил, что эта женщина свободно читает ноты. То есть ей не надо было предварительно проиграть написанное, она читала с листа и музыка уже сразу звучала у нее в голове. Неожиданно для всех я спросил, обращаясь к ней.
- Что вы здесь делаете в этой дыре? У вас очень хорошее музыкальное образование. Вы умница. У вас замечательные способности. Как вы сюда попали?
- А как вы сюда попали? – ответила она вопросом на вопрос.
Я не нашелся, что ответить, а женщина ответила за нас обоих.
- В жизни любого человека очень большую роль играет случай. Каким бы ни был гениальным человек, если он родился «Нигде» и имя ему «Никто», то ему должно очень сильно повезти в жизни, чтобы он стал тем, кем он действительно хочет стать в своих мечтах или совершить то, что наметил совершить. Человек может быть гениальным художником, композитором, поэтом, но если он «Никто» живущий «Нигде», то до такого человека в нашем мире нет никому абсолютно никакого дела. Он со своей гениальностью обществу не нужен. У людей своих проблем хватает. Это не парадокс это правда! Я через это уже прошла. Прошла и сделала простой вывод. Насколько ты удачен в этой жизни зависит не от того, что ты знаешь и умеешь. Твоя удача зависит от того кто о тебе знает и кто хочет тебе помочь. Мои родители умерли очень давно. В этой жизни у меня был только мой муж. А после его смерти у меня остались только мои дети. Вот и все близкие мне люди. Так что в том, что я здесь, нет совершенно ничего удивительного.
Я постарался больше не задавать подобных вопросов – не лезть человеку в душу. Ответ женщины, по-моему, был исчерпывающим. В тот вечер мы договорились не о полноценной постановке оперы. Об этом не могло быть и речи. Мы договорились, что совместными усилиями отрепетируем и представим на сцене клуба несколько песен из этой оперы. Это была хорошая идея.
Опера называлась «Рыцарь». Сюжет оперы был самым простым, впрочем, как и все сюжеты опер или театральных пьес. Возьмите книгу «Айвенго» Вальтера Скотта и будет почти полное совпадение с разницей только в деталях. Рыцарь влюблен в красавицу, но их совместному счастью мешают религиозные верования их предков. Они молятся одному и тому же богу, но те религии, к которым они принадлежат, враждуют между собой. Вскоре красавицу отцы церкви объявляют колдуньей и собираются сжечь на костре, чтобы освободить влюбленного рыцаря от тех чар, которыми, как они считают, она его опутала. Но перед сожжением любой человек по закону может оспорить постановление суда и вступить в поединок с тем рыцарем, которого суд выберет для того, чтобы тот защищал его решение. По злой воле судей защищать их решение назначают именно влюбленного в девушку рыцаря. На ристалище складывают будущий костер, сверху на него устанавливают столб, рядом с кострищем ожидает своей участи приговоренная девушка. Влюбленный рыцарь ждет возможного соперника и понимает, что если он выиграет бой, то любимую девушку сожгут. Его проигрыш в поединке спасет девушку, но это означает, что он должен умереть. Наконец на ристалище появляется поединщик – заступник. Рыцарь жертвует собой ради любимой и погибает. Девушку освобождают. Она подбегает к мертвому любимому человеку и, прощаясь с ним, принимает яд, который ей дала старуха монашка, чтобы девушка приняла его перед сожжением и не мучилась на костре. Вот и вся трагедия.
На премьере был «аншлаг». Пришел весь цвет интеллигенции поселка – все двадцать человек. Зрителями были те сочувствующие постановке, которые не смогли по каким-то причинам принять в ней участие. Я исполнил тогда песню шута. Помню ее даже сейчас по прошествии стольких лет. Шут – очень эмоциональный персонаж. Он влюблен в красавицу также как рыцарь, но его любовь безответна. Когда рыцарь ожидает на ристалище своего поединщика, время, отведенное для ожидания, истекает. Девушку хватает палач и ведет к столбу на кострище, чтобы привязать и сжечь. В это время на ристалище врывается мой влюбленный шут. Он бросается под ноги палачу, останавливает его и поет песню. Но в песне он, произнося слово «палач» обращается не к тому, кто вел красавицу на костер. Его слова брошены в сторону церковного судьи вынесшего такой жестокий приговор для его любимой.

1 куплет:
Эй, палач! Для кого приготовлен костёр?!
Истукан! Не молчи, отвечай!
Над ристалищем вижу я, дьявол простёр
Свои руки! Он ждёт жертву! Дай!

Припев (исполняет мужской хор):
Орден храма - его приговор.
В сердце врывается страх.
Пусть ей душу очистит костёр.
Ветер развеет же прах.

2 куплет:
Рыцарь храма! Зачем же ты веки прикрыл?!
На кого ты боишься взглянуть?
Ждёт костёр ту, что ты так безумно любил.
И к нему ты проложил ей путь!

3 куплет:
О, господь! Для чего же ты создал людей?!
Для того чтоб любить и страдать.
Чтобы дьявол руками твоих палачей!
На костре мог сердца их забрать!!

Мужской хор состоял из Кэссция, Рэ и шести пилотов нашей эскадрильи. Женщины – подруги начальницы клуба уговорили (видимо в приказном порядке) своих мужей спеть. Вместо живого оркестра была компьютерная программа. Акустика зала была ужасная. Но зато аплодисменты у нас после каждой песни были бешенные. Все двадцать человек в зрительном зале были в полном восторге. Такого самодеятельного представления в этом поселке не бывало еще ни разу. Довольны были все и участники и зрители.
Мы с Лилит регулярно общались по видеосвязи.
- Асция была просто в ужасе, что я вас там бросила. Хотела меня уволить. Но я поплакалась, она сжалилась и восстановила меня на должности своего секретаря, - делилась со мной Лилит.
Прошла зима, мы из подвала офицерского клуба перебрались опять на второй этаж нашего многострадального дома в квартиру к Кэссцию. Снег растаял – зарядили дожди. Я познакомился с девушкой. И в один из вечеров собирался на свидание. Девушка была очень одинокая и очень страшненькая. Но молодая и поэтому непропорциональность ее личика и фигуры компенсировалась молодостью ее кожи. Вот только кривизну ее ног никакой юбкой компенсировать было уже невозможно. Если бы у меня были такие кривые ноги, я бы, наверное, ходить не смог – постоянно падал бы. Но не стрелять же из них? Девчонка была с юмором. Мы пару раз поболтали и потом договорились встретиться вечерком - провести вместе время.
Я собирался на свидание, Кэсс работал за своим планшетом, Рэ перебирал струны шеси, напевал что-то тихонько себе под нос.
- Вы куда сегодня собрались товарищ лейтенант? – не глядя на меня, произнес Кэссций.
Я какое-то время собирался с духом, но отваги не хватило, чтобы произнести сразу, что иду на свидание.
- Пойду, прогуляюсь, - сказал я, стараясь произнести это как можно небрежней.
- Прогуляешься? Это хорошо. А букет цветов тебе зачем? От насекомых отмахиваться будешь? – бурчал Кэсс, не отрывая глаз от планшета.
- Какой букет? - попытался я сделать удивленное лицо.
- Тот, что сейчас в шкафу спрятан за моими сапогами. Или это Рэ цветочки туда вместе с вазочкой схоронил?
Рэ и Кэсс постоянно меня воспитывали, чтобы я не бегал за каждой юбкой. А я и не бегал за каждой! Букетик я заныкал только потому, чтобы эти двое не стали мне опять читать мораль: «Сэти, веди себя достойно». Но от Кэссция было совершенно невозможно что-либо спрятать. Отпираться дальше было бессмысленно. Я сознался.
- Да. Я иду на свидание, – сказал и помню, уши у меня в тот момент покраснели.
- На свидание? С кем? – наигранно удивился Кэссций.
- С девушкой! С кем же еще? - я был немного раздражен напускной непонятливостью Кэссция.
- В этом поселке есть девушки? А я думал, одни страшилки кривоногие вокруг бегают, – сказав это, Кэсс удивленно посмотрел на меня.
Рэ уже давно наблюдал за мной и улыбался. Проиграв, небольшое вступление он спел тихонько, вполголоса.

- Собрался наш Сэти на резвом коне
По звёздно-небесным ухабам.
Копытом же конь высекал в вышине:
«По бабам, по бабам, по бабам».

Рэ сочинял подобные насмешливые стишки буквально за несколько секунд. Это меня всегда ужасно раздражало. Началось то, чего я боялся больше всего - эти двое начали надо мной издеваться. Я не стал ждать, пока эти волчата меня загрызут и первым пошел в наступление.
- Мне недавно исполнилось двадцать три года! – я не кричал, я говорил громким шепотом, чтобы соседи за стенкой не услышали. – Я уже давным-давно взрослый человек! Я имею право на личную жизнь. Я чертов модификант, но я хочу познакомиться с девушкой как все нормальные парни. И вы два балбеса не имеете никакого права надо мной сейчас издеваться!
- Прекрати размахивать руками как ветрогенератор, - спокойно произнес Кэссций. - Присядь, и пять минут поговорим спокойно. Ты все равно ведь на свидание с запасом по времени выходить собрался.
Я посмотрел на часы. Кэсс был прав. Я присел за стол. Кэссций продолжал.
- Что ж, я не против твоего свидания. Но вот здесь в планшете у меня есть фотографии почти всех незамужних женщин поселка. За то время, что мы здесь живем, я очень много фотографировал. Ты же знаешь, как я люблю фотографировать. Это своего рода мои фотозарисовки. Пейзажи, портреты. Особенно я люблю портреты. Портрет очень много может рассказать о человеке. Покажи мне, пожалуйста, Сэти, какая из женщин тебе вскружила голову?
Кэссций пододвинул ко мне свой планшет с фотографиями. Кэсс всегда носил с собой маленький фотоаппарат как записную книжку. Мой брат фотографировал направо и налево. Словно делал путевые заметки при помощи фотоаппарата. На фотографиях были запечатлены не только люди. Кэсс сделал забавную подборку домашних животных поселка. Очень много было фотографий с пейзажами. Наконец я открыл раздел, который Кэссций с немалой долей иронии назвал «Красотки нашего поселка». Я был расстроен, разглядывая эти фото. Если среди группы запечатленных женщин попадалась на фотографии красивая или хорошенькая, то она, как правило, была замужем. На фотографиях Кэссция все наши соседки выглядели страшилками, а между тем я замечал среди них довольно миловидных женщин. Это был какой-то парадокс.
- Ты просто не умеешь фотографировать, Кэсс, – сделал я заключение и отодвинул планшет в сторону.
Рэ и Кэссций засмеялись. Рэ желая заступиться за Кэссция, произнес следующее.
- Когда у женщины личико страшненькое, то она иногда готова обнажиться целиком, только чтобы мужчина не заметил недостатков в ее лице, а смотрел только на ее тело. И ты, Сэт, частенько на этом попадаешься. Основной постулат женской красоты для Кэссция, «красивая женщина это, прежде всего красивое лицо». Центром внимания на фотографиях Кэссци всегда являются лица. Поэтому, если тетенька голая, то это не значит, что она красивая. Верить надо фотографиям Кэссция, где изображены лица, а не тем впечатлениям возникающим, когда ты смотришь на участки женского тела намеренно не прикрытые одеждой.
Я и без нравоучений своих братьев видел, что с красивыми женщинами нам здесь не повезло. Если честно, то особого желания идти на свидание у меня в тот вечер не было. Нашел в планшете свою страшилку, к которой собирался на свидание, ткнул в ее фото пальцем. Кэсс улыбнулся. Рэ сказал сначала кратко.
- Жуть, – потом добавил, обращаясь к Кэссцию. - А ты говорил, что моя Лилит страшненькая. По сравнению с девушкой Сэта, моя Лилит просто королева красоты.
Это было последней каплей. Я не психовал. Я просто встал из-за стола взял в руки запасенный букет и засунул его в мусорное ведро.
- Все! – сказал я своим братикам. – Любовное свиданье отменяется. Я никуда не иду. Довольны?
- Цветочки можно было и не выкидывать. Они все-таки денег стоят, – скряга Кэссций был неисправим.
Но на этом наш разговор в тот вечер не закончился. Я ходил из угла в угол обиженный и расстроенный. Бубнил себе под нос.
- У нашего Рэ есть Лилит. У Кэссция есть его призрачная Асция. А у меня никого, - причитал я. – Вот так и помру через две с половиной тысячи лет молодым, красивым и неженатым.
Конечно, я придурялся, произнося такие слова, но мне видимо хотелось как-то отомстить за то, что вышло не так, как я хотел. Хотя бы поныть, покапать на мозги. Братья улыбались, шутили, а я продолжал ныть. Кэссций иногда бросал серьезные фразы. В конце концов, Кэсс не выдержал, встал и прочитал мне самую настоящую мораль.
- Сэти! Дело не в том, что Рэ связан с Лилит, я влюблен в Асцию, а у тебя никого нет. Дело в другом. Рэ пишет музыку. Я стремлюсь попасть в космос. У нас двоих есть не только свои привязанности в виде женщин. У нас у каждого есть свое дело, своя цель в жизни, своя сверхзадача. А что есть у тебя в этой жизни кроме нас, самолетов и непреодолимого желания летать? Представь себе, что случилось чудо, пришел к тебе Бог и спросил: «Сэти, что ты хочешь в этой жизни? Говори, я все исполню». И что ты ему наговоришь? Что ты захочешь получить от него? Красавицу жену? Дом? Машину? Деньги? Уже немало. Он тебе все это даст. Текущие желания исполнились. А следующие желания это, наверное, новая машина, новый дом и ещё больше денег? А дальше что, Сэти?! А дальше только пустота в этой жизни! Потому, что только безмозглые люди не задают себе вопрос, когда все это получают: «А ради чего я так сильно упирался и старался все это получить? Ради чего потрачена жизнь, нервы и здоровье?» Человеку нужно что-то еще кроме всего перечисленного, чтобы ощущать себя человеком, а не скотиной. А что ты хочешь получить кроме самолетов, женщин и материальных благ? Я тебя умоляю, Сэти, захоти чего-нибудь стоящего в этом мире! У тебя должна быть мечта!
- Что плохого в том, что человек хочет жить со своей семьей в хорошем доме, в достатке и без бытовых проблем?! – задал я тогда вопрос. – Что плохого в спокойной жизни?!
Мы во время разговора вышли на балкон. В вечернем воздухе висела мелкая водяная пыль дождя. Рэ на балкон не вышел. Едва высунув нос наружу, он стоял в дверном проеме и слушал наш разговор.
- Ты мечтаешь о спокойной жизни?! – спросил меня тогда Кэсс.
Кэссций рукой оторвал небольшой кусок сгнившей доски от обшивки нашего дома. Под обшивкой копошились короеды.
- Спокойная жизнь?! Смотри, вот она спокойная жизнь! - приговаривал он, указывая на короедов. - В хорошем доме, в достатке и без бытовых проблем. Показать тебе как она заканчивается?
Кэссций схватил за панцирь самого крупного короеда, положил его на перила и прихлопнул сверху рукой. Панцирь короеда хрустнул, наружу вылетели красные ошметки. Кэсс небрежным движением руки смахнул труп насекомого с перил балкона. Короед падал вниз, а я смотрел ему вслед, наблюдая, как мелькают его лапки. Он кувыркался, пока не шлепнулся в лужу под балконом.
- Вот тебе и вся спокойная жизнь, – сказал Кэссций и, показав на меня пальцем, произнес. – Ты не насекомое, Сэти, ты человек, ты модификант и ты мой брат! Ты должен стремиться быть выше всего этого, а не ползать в трухе среди кучи опилок!
- Кэссций! – протяжно выдохнул я. - Мы именно в такой куче опилок сейчас и находимся, если не сказать хуже!
- Мы пойдем на «Крейсере» к другой планете. Это моя мечта. Я в это верю. Нас троих создали именно для этого. У нас для этого есть все данные. А то, что мы сейчас попали сюда, это временно. Мы здесь долго не задержимся. – Кэссций говорил уверенным, твердым голосом.
- Твоя мечта, Кэсс, похожа на сумасшествие, - обреченно вздохнул я.
- Мечта Кэссция теперь и моя тоже, – неожиданно произнес Рэ. – Присоединяйся, Сэти.
Я оглянулся. Рэ смотрел мне прямо в глаза. По его взгляду было видно, что он не лукавит.
Кэссций мыл руки на кухне после короеда, Рэ и я уселись за столом.
- Вы меня с собой в космос возьмете или здесь на планете бросите? – спросил я, стараясь как-то разрядить обстановку.
- Куда ж мы без тебя? – засмеялся Рэ.
Кэсс обернулся в мою сторону, вытирая руки о полотенце. На его лице в это время была добродушная улыбка. На этом все споры в тот вечер закончились.
В нашей жизни скоро все действительно поменялось. Лилит держала слово и упорно искала нам новое место службы. Нашла. Мы с ней как всегда вечером болтали по видеосвязи и вдруг она мне заявляет.
- Сэти, я нашла нам гвардейский авиаполк. Формирование полка только начинается. Набираются в него только летчики из числа модификантов. Полк сразу формируется как гвардейский.
Я не дослушал.
- Рэ, Кэссций, – позвал я своих братьев. – Лилит говорит очень интересные вещи вам надо послушать.
Но эти двое Лилит игнорировали. Сидели на кухне за столом и обсуждали наши полеты за день.
- Все ко мне! – буквально заорал я. – Это приказ!
Такими словечками у нас просто так не бросались. Рэ и Кэсс поняли, что произошло что-то неординарное. Оставив разбор полетов за день на потом, они подошли ко мне.
- Здравствуй, Лилит, - спокойно произнес Кэссций, словно только вчера ее видел.
Рэ поздоровался еле слышно. Стал сбоку от видеокамеры. Лилит рассказала о том, что вновь формируемый гвардейский авиаполк будет оснащаться штурмовиками нового типа. Это тяжелые хорошо бронированные машины.
- Полк будет находиться в составе Военно-морского флота Конфедерации. Вам необходимо только написать прошения о переводе в этот полк. Вас обязательно должны взять. Вы модификанты. Вы служите в Военно-морском флоте. И вы отличные специалисты своего дела.
Пусть не с первой, а только со второй попытки, но наши рапорта о переводе в другую войсковую часть были рассмотрены положительно, и мы были направлены для зачисления в новый полк.
Помню, как я перед отъездом на новое место службы прощался с молодой начальницей клуба.
- Я искренне рада за всю вашу троицу, - сказала она тогда, улыбаясь. – Ваша жизнь теперь изменится к лучшему, - в глазах женщины была грусть.
Она обняла меня за шею и поцеловала. Мне было жаль оставлять здесь этого человека. Мы попрощались навсегда. Наш транспортный самолет уходил в небо, покидая Северный континент. Казалось, я должен радоваться новой перемене места службы. Но видимо такой уж я человек – собираясь в дорогу, я всегда испытываю непонятное мне чувство тревоги. Я смотрел через иллюминатор на кучевые облака, проплывающие внизу над морем, и не мог найти для себя ответа о причине своей тоски. Мы шли курсом на Экваториальный архипелаг Центральной Конфедерации.