Никогда я не был на ташкентском авиазаводе, рядом с которым живу всю жизнь, и вдруг там - день открытых дверей. Пошёл, конечно. И сразу в музей завода. Столько лет слышал от заводчан про портрет моего отца. Сколько уважения к нему видел от многих. Но никто из них и не догадывался, какую ежедневную борьбу с судьбой он вынужден был вести десятилетиями.
В пятый класс отдали его в город. Для детей домохозяев своих стал на всю жизнь самым дорогим другом, переписывались всю жизнь, за тыщи километров ездили навещать.
Зимой домик засыпало снегом по крышу. С крыши скатывался на лыжах. По утрам лопатой очищал проход от двери к калитке. С двух сторон этого коридора – снежные стены выше его ростом.
Война началась – пошёл работать на вокзал, стучать молоточком по колёсам эшелонов. Получил взрослый паёк, в семье был старшим сыном. А там и военкомат, где за технические способности определили в авиамеханики. Привезли их далеко на юг, в который он влюбился. Ферганская авиашкола. Потом вспоминал, как впервые увидел густо-чёрное августовское небо. И как впервые в жизни ощутил сладостную жару.
Украинский фронт. Между двумя вылетами нужно было залатать все пробоины. И желательно проверить все системы самолёта. Чтобы ничего не отказало в полёте, ведь у истребителя нагрузки на конструкцию предельные: виражи, бочки, петли и чего там ещё…. Это много однообразной нудной работы. Забавно, что помогал ему опыт прислушивания, когда целый год стучал молоточком по колёсам вагонов. Теперь ходил и вдоль самолёта и постукивал по нему, то внутри, то снаружи. Как-то насторожился и занялся углубленной диагностикой. И нашёл скрытую пока что трещинку, союзницу фашистов. Привык к тщательности предельной, когда от твоей работы зависит жизнь человека. Когда его лётчик отзывался в тыл или на повышение, то другие пытались забрать юного механика себе. В его фотоальбоме есть вырезка из газеты Фронта «Механик Толоконников» про 20-тилетнего парня. Там же фотки его лётчиков, все взрослые незаурядные люди, яркие личности. Взрослел, слушая их. И про мудрость жизненную и про приключения.
«Его старлей после нескольких сбитых самолётов поощрён отпуском. Едет по Венгрии в гражданском поезде. Идут по вагону трое военных, увидели среди гражданских его и подсели к нему в купе. Картишки, шуточки. И вдруг он отслеживает, что переглядываются. Игра в дурака того не стоит. Значит, другое. Парень умный был, среди досужей трепотни задал невзначай вопрос, ответ на который в свежем приказе по фронту был. А ему отвечают по-старому. Офицеры фронта не знают приказа для офицеров фронта.
Власовцы! По тылам шныряют и убивают офицеров-одиночек. Добыча – оружие, документы, форма. Кому-то и паёк понравится.
Не помню, почему без пистолета был он. Может, в отпуск не полагался? Парень был решительный, за себя не боялся, лишь вещи пожалел. «Отлично, что вы тут, ребята. Вещи постерегите, пока я в туалет». «А чё одеваешься-то?» «Да хрен их, туалеты, знает, продует ещё».
Заперся и давай окно открывать забитое. Они уже по шуму смекнули, подбежали, и давай выламывать дверцу туалетную. Он тоже выламывать принялся, только окно. Выбил, залез на него и смотрит где прыгнуть. А поезд мчится быстро, столбы мелькают, верная смерть. Но повезло: на мосту дунайском сбавил ход. С боков мелькает частая железная ограда моста, расшибёшься. А на середине моста она редкая, там можно спокойно пролететь меж полос металла.
Но не повезло – выбили дверь, и прыгнул он, закрыв глаза. Но лишь плечо расшиб об ограду, от чего закрутило его в воздухе, и упал плашмя на воду Дуная. Оглушило, на дно потянуло, но что-то крикнул себе изнутри и загрёб. До берега добрался вскоре. А через два месяца в паре с ведомым сбил ещё один Мессер».
Много лет спустя сын писал в школе сочинения по этим отцовским военным рассказам. Каждый из них не раз много лет прокручивал в голове. А в 90-ые в час ночи его нагнал ночной трамвай, мчащийся от загородного Рохата. Оказался пустым, только четвёрка парней на заднем сидении. Вскоре крикнули подойти, а затем один двинулся, достав нож. Пришлось подойти к открытой двери мчащегося трамвая и прыгнуть в черноту. Закрыв глаза, как и папин лётчик. Попал не на травку, а на остановку, пролетев между её столбов. Как не задел их – фантастика! Сгруппировавшись, прокатился по бетонному полу и пяткой впечатался в стену. Даже не больно. В первый момент мелькнуло – жив или как? Потом чихнул от пыли и грязи на лице, поняв, что жив. Стал осторожно ощупывать себя, готовый заорать от болевого шока внезапного. Медленно перебрал всё вплоть до каждого пальца. Но – нет, весь целёхонек! Только потом узнал, что как-то странно задницу оцарапал – сквозь штаны.
Думал долго, за что так повезло, есть ли тут смысл особый. А через месяц тихонько позвали к приезжему ясновидцу. Пошёл из любопытства, а тот вдруг сказал сыну, в чём его предназначение. Оказалось, в том, что он вечерами много лет писал только для себя. Бросил он тогда вести чужие тренинги и стал свою систему развивать.
Всю войну с отцом – трёхтомник Маяковского. Многое наизусть. И сына подсадил на стихи, тот сотню любимых помнил и собрал шкаф лучшей поэзии.
Из Германии приехал с трофеем – футбольный мяч любимому братишке. Отец их на Курской дуге погиб. Братишка стал знаменитым пацаном – обладатель настоящего мяча.
После войны авиаполк перевели в Крым. Вырезка с фоткой «Пятеро лучших авиаторов Черноморского флота». Впервые расслабился. 21 год, на фотках важный качок. По пляжу, выделываясь, передвигался на руках.
Изящные фотки крылечек генеральских коттеджей. Сержант-интеллигент и дочки генералов. Он вылитый Бернес, они – вылитые Серовы или Целиковские. Но как-то не решился. У нас в роду поздно женятся. Уже 150 лет так, а глубже в века не знаю.
8 лет в армии, и её сокращают.
Поехал туда, где нужнее – из Крыма в пустыню Каракум. Сталин приказал соединить Аму-Дарью с Каспием. Обещали со временем создать там авиаотряд. Три года работал посреди пустыни. Растил эрудицию кроссвордами и энциклопедией библиотечной. Сталин умер – канал закрыли.
Поехал в Новосибирск на авиазаводе работать. Пересадка в Ташкенте. Чемодан в камеру хранения, сам по городу. Сидит, любуется на сквер тенистый, который не хуже чем в Крыму. Человек подсел на скамейку, разговорились. Да тут ещё с войны есть авиазавод! Ура, бегом на вокзал – билет сдан, общага и новая жизнь слесаря.
Затем вечерний политех. Ежедневно после полного рабочего дня занятия в институте и через семь лет слесарь стал инженером. С его кропотливостью надёжного фронтового авиамеханика стал замечательным Инженером. Инженер-технолог – спец по процессам. А сын его стал психо-технологом, редчайшая специализация в психологии – берёшь гения, изучаешь лет семь его успешный навык, распиливаешь его на понятные кусочки и легко обучаешь им на тренингах.
Ташкент – столица, филармонии-консерватории. Отец много лет ходил в них. В общаге слушал с пластинок оперы и симфонии, читал брошюры о них.
Влюбился – женился. Она намного моложе. Учительница литературы, родилась в ссылке за Полярным Кругом.
Через год ждали сына. И вдруг он – в больнице, где кололи новейшее лекарство, непроверенное. В итоге – инфаркт и обширная ишемия сердца. Выписали, сказав, что жить ему осталось лет десять.
Бывший атлет в расцвете сил, без квартиры и с беременной женой.
Сестра его в разводе, одна и работала и растила сына. Тот весь день во дворе, где и стал наркоманом, получив семь лет.
Вывод – «в рабочем пригороде ребёнок без отца обречён на это. Как теперь и мой сын».
Значит, сверхзадача – довести сына до максимально возможного возраста.
Программа: Курение бросил моментально, потом удивлялся кучам книг про «как его бросать». Круглый год по утрам дыхание и тихие упражнения на балконе. На работу только пешком, пусть и медленно. Каждый год в санатории. Питание только сурово здоровое. И куча всего прочего.
Через десять лет удивлённые врачи после перепроверок дали ещё лет 10.
Параллельно со своим здоровьем шла работа над сыном – самостоятельность мышления и независимость от чужого мнения. Умение на «слабо тебе?» спокойно отвечать «слабо» и идти дальше своей дорогой.
Всё детство накачивал сына историями о приключениях и великих людях. О делающих своё дело, не оглядываясь на других. В итоге и жизнь вышла такая: выявление секретов великих людей и приключения.
И полный контроль над контактами сына.
Тогда не было никаких психологов-консультантов. Всё продумал сам, чётким умом инженера-технолога.
Недавно обнаружилось расписание на неделю для сына-третьеклассника. Вторник: 19.00 –19.30 – немецкий, дальше полчаса логические задачи, полчаса смотреть живопись, полчаса шахматы,… Хорошо, что до того успевал поиграть с пацанами.
Всё воспитание он разделил на пять задач.
1) Любовь к здоровью. - Зимами вдвоём – лыжные походы за кольцевой дорогой. В другие сезоны долго ездили на велосипедах. Особенно купаться на Чирчик. Иногда сын в роликовых коньках сидел сзади на багажнике и, при наборе отцом максимальной скорости, слезал и мчался, держась за багажник. Как-то колёсико не выдержало скорости и отлетело, но ехали с краю дороги, и кубарем влетел всего лишь на траву. Это был последний раз, тайный, как и все, от мамы.
В выходные просто долго ходили по городу. И говорили.
В первом классе отдали сына на плавание. С тех пор многолетние тренировки трижды в неделю. Спустя годы отец подсчитал по росту результатов сына, на каких именно Олимпийских играх тот возьмёт золото. Но тяжёлый гепатит закончил карьеру титулом «чемпион Ташкента». Да и всё равно – где-то далеко уже тренировался Сальников.
2) Логика и мышление. – Логические задачки целыми сборниками. Всё более сложные дорогие конструкторы. Шахматы и дома и в шахматном кружке. Шашки только дома, но в 20 лет дошёл до чемпионата области. Сорок девятое место из пятидесяти. Это вам не пятидесятое! ;
Язык с его грамматикой – учебник живой логики. Немецкий дома по отличному двухтомному самоучителю, привезённому с войны: «Признайте, что Гитлер – враг вас, немцев!». Готический шрифт. Два тома страшных немецких сказок.
3) Любознательность, когда ценнее узнавать новое, чем слушать убогость разную. – Постоянное расспрашивание малолетнего сына о причинах всего вокруг, наталкивание на правильные ответы. «Почему деревья качаются? Почему собаки не говорят?...» Создание привычки задумываться о причинах. И главное – постоянный приток инфы, с регулярными проверками не проглатывания её, а критического переваривания. Затем – «Наука и жизнь» и библиотеки. Конспекты книг, аннотации. Тысячи книг.
Подарок во втором классе – домашний телескоп. В ночные затмения Луна повисала над домом, невидимая из окон. Отец привязывался к батарее и окну, оставляя в квартире только ноги ниже колен (на них наваливался сын) и горизонтально повисал над третьим этажом, направив трубу кверху. Затем вылезал в окно сын.
На шкафу стояла самодельная металлическая карта звёздного неба. Крутящаяся прорезь на ней показывала, какие созвездия можно увидеть в этом месяце. Потом с этим прибором сын преподавал в универе сенсорную психофизику.
Год в кружке физиологии. Для него сын ловил лягушек. Теперь я не уверен, что нужно это было школьникам.
Инженер был виртуозом чертежа и кропотливо учил сына красивому черчению. Спустя годы пригодилось быстро и чётко писать и рисовать на доске.
Отец собрал сыну лучшие 100 книг по математике, 100 по физике, 100 по химии. Тот читал их с увлечением, хотел стать химиком, делал опыты с реактивами в своей «химической лаборатории» на балконе.
Метровый металлический шкаф для неё сын сделал сам. С красивыми дверцами. Вечерами после работы отец на балконе мастерил для дома, передавая навыки. И класса с четвёртого каждый день час после школы надо было на верстаке работать руками. Стругать, пилить, сверлить, выжигать, делать работающие модели, вырезать из металла,…
К старшим классам это так надоело гуманитарию-книголюбу, что прикрывшись учёбой, прекратил рукодельничать навсегда. Только что в квартирах, где не наточены ножи. Да и то, теперь всегда можно нанять рабочих.
Но дачу потом строили вдвоём, своими руками, изредка нанимая рабочих, два года - все выходные.
Два года в математической школе со всеми Сканави вместе взятыми. Два года еженедельного кружка программирования в Институте кибернетики. Потом было несколько лет высшей математики в универе, два года работы в отделе алгоритмизации Вычислительного центра. И даже разработка полезной программки, которую шеф назвал «Модуль Тол-ва».
А потом всё равно психфак! И всю жизнь работа психотехнолога над выведением из размытой психологии чётких схем и понятных алгоритмов. Тренироваться по которым проще простого.
4) Про работу руками я уже сказал. Она даёт терпение и умение планировать последствия своих действий.
5) Пропитанность мировой культурой и искусством. Она поднимает внутренние критерии и отвращает от дисгармонии.
Деньги уходили на огромную коллекцию пластинок – опера, симфонии, романсы. Они звучали постоянно. В толстые папки вкладывались репродукции из Огонька. Книги по искусству. Став взрослым, сын в гостях у художников удивлялся, что на полках у них меньше книг, чем у него.
Каждое лето семейные поездки, и там ежедневно музеи и экскурсии. В старших классах воскресения до обеда – сын в Музее искусств, на лекциях о художниках. Главная любовь отца – Ленинград. Сам проводил экскурсии жене и сыну. Пётр, Екатерина, Пушкин, блокада. Повзрослев, сын почти во всех странах просился в археологические экспедиции хотя бы на день. Или просто с рюкзаком и фляжкой от одного древнего города к другому. Хорошее знание местной истории в каждой стране вызывало уважение и помогало легче жить.
Карты всех видов с первого класса закрывали стены детской. Постепенно они переместились в голову. Как фотографии. Затем и в малоденежные годы это помогало путешествовать раза в 4 дешевле, чем другие.
При чтении исторических книг обязательно рисовалась подробная многоцветная карта той эпохи и вкладывалась в книгу. Интерес к истории рос и от коллекций – альбомы марок, значков, коробка с нумизматикой.
Главное хобби – фотография, регулярно тёмная комнатка с красным фонарём. Большинство отпечатанных карточек безжалостно уничтожаются даже за малый изъян. Уроки композиции. Очень сыну это пригодилось в работе. Все мои тренинги должны быть красивыми композиционно и изящными по структуре, вызывать необъяснимый трепет красотой движения мысли.
И любимое с детства разглядывание – горы фоток, полная альбомов тумбочка. Затем вторая тумбочка – тысячи фоток сына из заграничных учёб и путешествий: замки, крепости, соборы, красоты.
* * *
Все племянники жены рвались ночевать к нему. Люди рядом с ним старались казаться правильнее и лучше. При нём было стыдно за халтуру или пошлость. Когда многие проживали черновик жизни, он сверхнасыщенно жил свою единственную жизнь набело.
А здоровье? Он так и остался адептом здорового образа жизни. Изучал всё новое. Что помогало жить дольше. Гордился, что больничный за 43 года на заводе брал только два раза.
Сказали ему, что доведёт сына до десяти лет. А он «довёл» до 42-х. Так что, люди, можно быть хозяином своей судьбы. Если очень захотеть. Но мало кто даёт себе «захотеть». Всё больше «хорошо бы…»
Сына стал психологом и его давно знают тысячи человек в разных странах, но самое приятное, что он слышал с гордостью, это уважительные слова «А это сын Толоконникова».
Овдовев, отец и вторую жену выбрал очень хорошего человека. Естественно для него, намного моложе. А затем в 90-ых просто страдая уехал за ней из любимого Ташкента. Коз завёли, каждый день пас их и читал рядом на пенёчке. В 78 лет накосит им полный чердак еды на зиму и – в Ташкент! Приезжал и смотрел изменившийся за год город. А сын к каждой зиме закупал сотню книг про Сталина и прочих. И он читал.
На могильном портрете он не в 80 лет, а в 45 – из детства сына. И такое чувство, что не было этих десятилетий, и сейчас бодро скажет: «ну, чем мы теперь будем заниматься?»
А люди идут мимо и сочувствуют: Какого молодого потеряли!
Да нет, не потеряли, он всегда внутри. И оттуда греет. Или светит. Кто-то же должен быть самым лучшим отцом на свете?
---------------
Фотоальбом к этому тексту смотрите здесь: