Скорее всего этого не было на самом деле. Пригрезилось в детстве и запомнилось. Запомнилось не как застывшая картина , а как минута жизни. Хотя…может, и было. Где-то в Европе… ну, а где в Европе, кроме как в Германии могло с ним это случиться? Ему не больше пяти лет. Река, серая и неширокая, течет глубоко внизу, как по дну оборонительного рва, выложенного гладкими каменными плитами. Набережные высоки и строго вертикальны, светлые плиты плотно пригнаны друг к другу, как на египетских пирамидах. Противоположный берег реки – склон высокого, большого холма, заросший кустарником, каким-то тоже серым, колючим, непроницаемым .Гулять там невозможно, но берег смотрится красиво. Не хочется задирать голову вверх, чтобы увидеть вершину холма, верится, что ее там нет, что она недоступна для взора. Кажется редким сочетание дикой растительности берега и аккуратно выложенных каменных плит набережной. Другой берег - окраина небольшого провинциального городка. Вдоль набережной идет узкое шоссе - оно пустое, ваш « BMW», довоенного выпуска, сверкающий черным лаком, припаркованный к тротуару –единственный автомобиль, появившийся здесь за все время, что вы здесь стоите. К шоссе выходят дома, большей частью двухэтажные, как виллы, под черепичными крышами, с гладкими стенами. Ближе всего к вам стоит отель – он повыше остальных зданий, повернут к вам брандмауэром, и увенчан башенкой- шпилем, с круглым циферблатом часов. Небо тоже серое, но теплое и солнечное. Ему больше ничего не нужно сейчас, ни игрушек, ни сладостей, только смотреть на это, только стоять и смотреть. Потом, повзрослев, почти всякий раз, когда он будет слышать М.Дитрих или Э.Пиаф он будет представлять себе это место, наполненное весенними запахами, и ощущением неясного, но невыразимо прекрасного будущего, что наступит вот-вот, как только они опять сядут в машину и поедут куда-то, и узкое шоссе будет прямым и свободным от встречных автомобилей и по обочинам будут расти деревья, у которых белой краской вымазаны стволы до ветвей, и тени от крон будут все время ложиться на дорогу, не сплошь, а пятнами. Рулевое колесо цвета слоновой кости, с частыми выемками для пальцев. Он знает, что родители где-то рядом с ним, точно знает, но он их не видит. Человек за рулем ему незнаком ,но он не боится его. Все его внимание поглощено дорогой. Потом, уже став взрослым, самым главным разочарованием для него станет понимание, что жизнь не может состоять из такого рода картинок, которые никогда не оживут в реальности.
А Вера? Ведь у нее тоже сохранились бы в памяти какие-то картины из детства и, может быть они были бы связанные именно с Монголией, которые потом всплывали бы в ее душе, необъяснимым образом творя ее индивидуальность. И дальше, при всей похожести чувств, испытываемых всеми другими, возникло бы самое индивидуальное – любовь. Такое же уникальное, как отпечаток папиллярных линий.
Он был уверен, что любовь на протяжении веков не меняется в своей основе, в своих главных, определяющих признаках, но каждое время придает ей свое особенное дыхание, необратимо исчезающее в другой эпохе. Эта особенность чувств служит такой же приметой своего времени, как какой-нибудь бытовой прибор, марка автомашины, архитектура или мода. Иногда можно почувствовать это исчезнувшее дыхание , интуитивно догадаться о нем, часто сожалея, что в твоем времени такого уже не будет. Конечно, он не имел в виду примитивное понимание этого постулата: рыцарство, куртуазность, серенады…Для него это было тонкое, неуловимое ощущение, которому очень трудно было найти определение. Эта завистливая ностальгия по не воплотившимся в реальной жизни чувствам чаще всего возникала под влиянием какого-нибудь фильма шестидесятых, как например «Мужчина и женщина», или документальных кинохроник о жизни довоенной Европы. И литература тут проигрывала, в этом смысле и Шекспир, и Толстой, и Ремарк и любой другой писатель так же неспособны передать любовь, как и порнофильмы, так как литература, в отличии от музыки, делает это слишком конкретно и предметно, и уж очень понятно. А вот кино , пожалуй, может претендовать на роль второго языка для выражения чувств, но лишь тогда, когда поднимается до уровня первичного искусства, не паразитируя на литературном сценарии. Первый, а может все-таки и единственный- это , конечно, музыка.