О противлении злу. Записки сумасшедшего

Владислав Свещинский
Смотрел в окно. Радости мало. Большинство из нас - такие разные. Уже на "из нас" - радости мало. С одной стороны, вроде бы, молодец: не отрываю себя от прочего стада. Самокритичен, то есть. Но, с другой стороны, стадо - оно и есть стадо. Любой самокритичностью пожертвовал бы, лишь не быть в любом, самом распрекрасном стаде.

И все же, не "они", "их", а "нас" и "мы".

Итак, мы.

Мы думаем, что сильно отличаемся от своих друзей, а от врагов – еще больше. Наша непримиримость возникает из-за разности во взглядах, как электрический ток возникает из-за разности потенциалов. Но никто не знает, что такое электрический ток (я вот совсем не знаю, дергает, если оголенных проводов коснусь, и все!) 

Каждый день мы решаем важные задачи. Мы устаем, мы должны думать о множестве неотложных дел. Думать обо всем на свете невозможно. Из-за того мы сами себе разрешили некоторые выпросы решать бессознательно. Как иногда пишут в чертежах (помню еще!): «размер обеспечивается технологически». Размер правильности наших поступков мы рассчитываем обеспечить «технологически», доверяя собственным рефлексам, инстинктам, в конце концов – воспитанию.

Технологический подход бывает оправданным. Хорошо доверяться рефлексу, выходя из квартиры и спускаясь по лестнице: если каждый раз рассчитывать энергию удара при падении с четвертого этажа на асфальт, определять допускаемые для нашего тела напряжения и на основании анализа результатов делать вывод о нецелесообразности выпрыгивания из окна, то мы потеряем много времени. Еще логично «автоматически» предварительно проверять температуру чая вместо того, чтобы залпом выхлебывать все содержимое чашки. Инстинкт самосохранения плюс житейский опыт каждый день помогают нам не искалечиться и не погибнуть.

Уставшие мы возвращаемся домой. Нам нужно отдохнуть. И мы выбираем книгу или  с хорошим концом и, по возможности, про спасение. Подсознательно мы наслаждаемся, видя, как кто-то кого-то спасает. Мы - не совсем пропащие. Добро все еще манит нас не только в интерпретации детской сказки: «жили-поживали, добра наживали». Нам всем, богатым и бедным, хочется еще и невещного добра. Что может сравниться со спасением одной или нескольких человеческих жизней? Врачи и пожарные, должно быть, не страдают от низкой самооценки.

А что сравнится со спасением целого мира?! Традиционный герой, в положительном смысле этого слова, всегда спаситель. Нам всем очень нравится роль спасителя. С маленькой буквы. Это – важно.

Высшая награда для военного человека, если верно помню: крест ордена Святого Георгия. Проще говоря - Георгиевский крест. Совсем по-простому – Георгий. Чтобы получить, нужно совершить подвиг, стать спасителем в острой ситуации. Большая честь быть кавалером Георгиевского креста.

Слишком долго не ставил себе этот детский вопрос: почему именно Святой Георгий? Разве он не противоречит целиком и полностью духу Святого Евангелия? Почему такой орден есть и считался высокой наградой, а ордена Иисуса  в императорской России нет? И в стране без императора ее нет. Символ, вроде бы, есть – нательный крест, он и есть знак принадлежности к Святому Ордену Иисуса . Но мы не заслуживаем его. Мы даем обещания и запросто надеваем на себя крест. Мы не берем крест на себя, мы и одеваем-то его даже не как хомут, не как ярмо. Как украшение. Как бижутерию. Как цацку. Хочешь? На.

Всадник Понтий Пилат сохранился в истории из-за одного эпизода своей жизни. Всадник Георгий, ставший святым, стал олицетворением воинской чести.

А Безоружного и Прощающего всадником вообще назвать невозможно – проехал несколько сот метров на осленке и все. Копьем не размахивал, городов не штурмовал. Ученика, запоздало кинувшегося на защиту, остановил и не похвалил при этом. Про награды земные вообще речь не шла. Никакого героизма.

Так естественно довериться рефлексам и инстинктам и схватить, что под руку попало.

Не всем хватает духу подраться, не беда – можно зарычать, плюнуть в спину, позлословить тайком. Главное, «мне отмщение, и аз воздам». Помним смутно или догадываемся, что это тоже что-то библейское, значит, тем более можно, тем более правильно.

Противиться злу силою или нет, не задумываемся. Ответ уже в вопросе. «Вор должен сидеть в тюрьме!» «Добро должно быть с кулаками!» Естественно, что «добро» - это мы.

Каких только орденов и медалей не придумано. «За мужество», «За отвагу». «За доброту» нет ордена. «За милость к падшим» тоже нет. Максимиллиан Волошин – самый известный юродивый интеллигент ХХ века. Как же нам иначе его воспринимать, если он «не поднимал меча»? Ни меча, ни копья. Ордена Волошина нет и не будет.

Противиться или нет? Мыслители высокого полета тонны бумаги исписали, к одному мнению не пришли. Спрячусь за их спинами – с меня-то какой спрос? Я пока палкой или камнем – не способен я к таким задачам-проблемам, житие мое, ваше благородие…

А вот и часики бьют, хорошие, корейские. Стилизованы под старину. Жизнь наша стилизована под человеческую, а мы все – под человеков. А-ля герои, а-ля христиане или буддисты, или мусульмане, или еще кто-нибудь. Пора таблетки пить, буду а-ля здоровый человек. Скоро. Наверное. Может быть. Кто его знает.