Всем, кто пережил войну, посвящается
Как и со многими детьми Советского Союза, моя бабашка проводила со мной времени больше, чем моя мама. Бабушка не рассказывала мне сказки, а рассказывала о своей жизни. Правда, когда тебе 3 или 5 лет, все, о чем рассказывает бабушка - кажется сказкой. Сейчас очень жалею, что уже подростком, когда бабушка была еще жива, я вместо того, чтобы узнавать как можно больше, запоминать даты и имена, слушать и расспрашивать подробнее, старалась получать хорошие оценки, занималась музыкой и думала о мальчишке из параллельного класса.
Моя бабушка Нина Ануфреевна родилась в 1920 году, но (оказывается тогда делали и так) отец записал ее только в 1921 году, таким образом «помолодив» в документах на год. Судьба моей бабушки интересная и насыщенная событиями, как впрочем, и судьба каждого из нас. Но хочу рассказать об одном эпизоде, который очень мне запомнился из тех детских «сказок-былей».
Войну бабушка встретила незамужней. С мамой. Отца уже не было. Дом наш в деревне в ту пору был одним из самых больших и просторных (прадед был сапожником и деньги, золото и еда в доме при его жизни всегда были). До начала войны во второй половине дома располагался толи сельсовет, толи контора (стол бригадира, два стола бухгалтера и счетовода, чей-то еще плюс кровать и стулья, а еще много цветов в больших самодельных горшках), а бабушка и прабабушка жили в первой половине, где стояла огромная печь, на которой еще и мы с братом порезвиться всласть успели, кровать, большой обеденный стол, две скамейки и табуретка. Когда немцы заняли мой родной город и близлежащие деревни, какая-то их часть «расквартировалась» именно в родной деревне моей бабушки. А так как дом наш был одним из лучших, то «контору» занял немецкий офицер со своим денщиком. Он немного говорил по-русски и мог выразить свои пожелания и признательность. В кладовке разместили немецкие припасы, и офицер предупредил, чтобы без спроса ни бабушка, ни прабабушка ничего не брали. Но, если им что-то нужно, то стоит попросить у офицера либо у повара. Сами понимаете, война, а тут немцы тебе еду предлагают! Никто ничего и не просил. Моя прабабушка умела печь хлеб, что в принципе, не являлось выдающимся талантом славянки того времени. И через какое-то время, офицер попросил (!) у прабабушки разрешения угощаться ее хлебом, в который к муке едва ли не мякина подмешивалась. Но, дети советского союза! кто бывал у бабушки в дерев-не… помните ли вы этот невероятный, восхитительный, сказочный, ароматный, аппетитный, с нотками дыма и живого дерева, незабываемый и невыветриваемый из глубин подсознания запах еды, приготовленной в печке?! Если да, то вы можете понять немца… А тут хлеб… сделанный с душой, любовью, трепетом и благодарностью Богу.
Как никак, а славянская душа всегда славилась гостеприимством и хлебосольностью. И ежели к нам хорошо, то мы – еще лучше. Немецкий офицер попросил, чтобы женщины поддерживали чистоту в его половине. И бабушка как-то вымыла пол и разбросала по еще влажным доскам куски аира. Это такое растение вдоль водоемов. А как раз через наш огород бежал ручеек, что брал начало где-то далеко в лесу и впадал в Западную Двину. Аира было много еще и в моем детстве, хотя ручей уже безнадежно загадили, спустив в него стоки от телятников и птицеферм… Так вот, аир чем-то похож на осоку, но не режет так жестоко руки. Когда его вытягиваешь, а тянуть надо сильно и аккуратно, чтобы страшный грязный корень остался в земле, а вырвались только листья с белым стержнем у основания. Вот это-то самый стержень и пахнет сильнее всего. Это такой аромат!, что пока ты охапку аира несешь до дома, можно сознание от восторга потерять. Детьми мы с братом пытались сделать духи из аира, залив кусочки белого стержня водкой и для чего-то закопав банку возле сарая… Нет, духи у нас не получились.
Мы в детстве бросали аир на чисто вымытый и выскобленный деревянный пол только перед праздником Троицы, и в доме и даже возле дома чувствовался невероятный аромат свежести, чистоты и праздника. Понравился аромат и немецкому офицеру, и он стал просить бабушку при каждой влажной уборке таким образом распространять «благовония» в доме.
Однажды денщик офицера в чем-то провинился. В чем, я уж не помню, а уточнить уже не у кого…
Первая и вторая половина дома отделялись высоким порогом, который мы в детстве могли преодолеть, только усевшись на него и перекинув половину тела по другую сторону. Немецкий офицер заставил молоденького денщика сцепить руки за спиной и прыгать через этот порог. А сам стоял и считал. Очень быстро мальчишка выбился из сил. Моих бабушку, прабабушку, своего повара и еще каких-то солдатиков офицер заставил смотрели на экзекуцию. В назидание. Бабушке Нине было чуть больше 20 лет… может потому и хватило ей одной смелости или безрассудства, сжав худенькую ручонку в кулак, прыгнуть к большому немцу с пистолетом на боку и, грозя этим единственным женским оружием, закричать:
- Что ж ты делаешь, паскуда? Ты зачем издеваешься?!
Опешили все. И даже офицер замер, взирая с высоты своего роста на маленькую смелую славянку. Прабабушка запричитала в голос, прощаясь с единственной дочерью, которую вот сейчас немец застрелит в родной же хате…
Немецкий офицер отпустил денщика, велел всем разойтись, отошел от окаме-невшей девушки и еще долго тихонько повторял:
- Nein, Nina, ist nicht gut. Nicht gut…
Бог уберег мою бабушку и ее маму во время войны. Они благополучно попали в эвакуацию и вернулись из нее. Бабушка вышла замуж, на свет появилась моя мама и очередь докатилась до меня.
Бабушка Нина часто повторяла, что и «на войне были разные немцы и разные русские».